Текст книги "Неизведанный Гиндукуш"

Автор книги: Макс Эйзелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Нашей кухне тоже не повредит чистка. Посуда, столовые приборы, сковороды, черпак и примусы вынуждены подчиниться этому порядку. Мыльным порошком и проволочной мочалкой их так драим и чистим, что снова вызываем удивление наших носильщиков. Такие блестящие и чистые алюминий, сталь и пластик давно не были в распоряжении повара.

После захода солнца сразу же становится холодно ― приятная новинка для нашей экспедиции. Впервые вытаскиваем пуховые куртки, теплое белье и радуемся первой ночи на высокогорье. В отличие от долины здесь ветер дует значительно слабее. Это легкий шелест по сравнению с песчаной бурей в долине Амударьи. В горах пургу вообще очень интересно наблюдать, находясь в солидно построенных хижинах SAC. В палатке или, еще того хуже, на крутой ледовой стене ветер самому закаленному альпинисту может отравить жизнь.

Чтобы встретить ночной холод во всеоружии, лошадей накрыли шерстяными одеялами. Взъерошенным ишачкам и якам с их мохнатым «мехом» предоставляется самим позаботиться о тепле. Носильщики исчезают в дымных хижинах, тогда как мы лежим во дворе в теплых спальных мешках на раскладушках и матрацах из пенопласта и снова имеем возможность по-настоящему всмотреться в удивительно чистое звездное небо Центральной Азии.

Мы уже дремлем с закрытыми глазами и в полусне еще долго слушаем выкрики Ханспетера о том, что просто глупо спать во время таких интересных небесных явлений, как падающие звезды и туманные спирали, они стоят того, чтобы их наблюдать. Если следовать советам Ханспетера, то, видимо, пришлось бы отныне путешествовать ночами, а днем спать, а это только он один может себе позволить.

Все-таки мы здесь, в Гиндукуше, имеем шанс скорее, чем в Альпах, развлекаться подобным образом, дрожа от холода на бивуаке.

Утром горное озеро покрыто льдом, это приводит нас в восторг. Как маленькие дети, радующиеся первому снегу зимы, каждый из нас должен своими руками пощупать лед озерка! Приятная неожиданность ― наконец лед, настоящий холодный лед! Скоро такого удовольствия получим с избытком.

Проходит всегда очень много времени, пока караван носильщиков готов к маршу. Поэтому мы хотим проехать вперед и промаркировать легкопроходимый по осыпям путь для вьючных животных. Змарай сегодня замыкает колонну носильщиков. Когда он поднимется в базовый лагерь, у нас будет полная уверенность, что ни один груз не потерялся в пути.

Наши кони, очевидно, окоченели от холода или еще спят. Во всяком случае утром они не желают делать ни шагу. Ничего другого не остается, как одному из погонщиков тянуть несколько метров за повод этих сегодня непослушных животных. Холодная речка, которую мы переходим, выводит их из забытья. С этого момента они снова образцовые животные и слушаются малейших указаний их менее образцовых в верховой езде господ.

Несколько раз нашим четвероногим приходится познакомиться с прохладной водой горной речки. Утром она менее полноводная, нежели в середине дня. Холодная ночь заботится о том, чтобы рацион питания озорной реки был значительно снижен.

На морене только сыпучий щебень и местами сверкающий лед. Как по заказу, в одной мульде среди хаоса камней находим зеленую лужайку. Здесь можно оставить наших лошадей.

К тому времени мы уже поднялись выше четырех тысяч метров над уровнем моря, и наши преданные животные могли бы нас сопровождать и выше. Я вспоминаю милый рассказ об Александре Великом и его заболевшей горной болезнью лошади Буцефале, на которой македонец в четвертом веке до нашей эры ехал к Гиндукушу, чтобы посетить «Вершину богов». Наши кони чувствуют себя лучше, чем их знаменитый коллега Буцефал.

Мы теперь не так удобно чувствуем себя в седле, так как из-за значительной крутизны все прелести верховой езды постепенно теряются.

Дальше мы пойдем по гребню морены. Лошади останутся здесь.

Даже Симон, наш учитель верховой езды, находит, что пеший подъем в горы ― хороший отдых после напряженной верховой езды.

Постепенно морена становится все более труднопроходимой. Такая морена, к тому же на уровне высоты Финстерааргорна, представляет для вьючных ишаков и яков уже солидную категорию трудности. Дальнейший путь мы маркируем желтыми бумажными флажками. Симон и Визи уходят вперед, чтобы подготовить место для базового лагеря.

Ханспетер ковыляет где-то позади, Виктор со своей камерой находится среди каравана носильщиков. Смотрю по сторонам и ищу удобный проход по морене. Узкий осыпной кулуар. Мне кажется, что дальше вьючные животные не пройдут. Но затем все-таки находится проходимое местечко. Еще несколько сот метров пути, требующего маркировки флажками, ― и путь к базовому лагерю найден. Он не так уж труден.

Я жду караван. Быстрее, чем я ожидал, проходит мимо меня голова колонны. Впереди яки ― очень подвижные животные. Высота 4300 метров совершенно не влияет на этих с виду неуклюжих и упрямых быков. Наоборот, кажется, что здесь, наверху, они чувствуют себя в своей стихии, а их погонщики, теперь скорее подгоняемые, выглядят загнанными.

В начале второй половины дня приходим к месту, выбранному для базового лагеря. Вправо открывается боковое ущелье с острыми скальными вершинами, по которым стекают в долину громадные массы льда и щебня. На стыке обеих морен образовался конус с более или менее ровной поверхностью, являющийся прекрасным наблюдательным пунктом. В полукруге перед нами возвышаются гордые вершины ― непокоренные, неприступные и одновременно манящие.

АГА-ХАН ТОЖЕ ДОЛЖЕН ЖИТЬ

Симон и Виктор предыдущей разведкой проделали большую работу: место для лагеря найдено идеальное, высота 4550 метров ― самая лучшая для акклиматизации. Не слишком высоко и не низко ― как раз то, что надо. Приподнятое положение лагеря на гребне морены облегчает обзор вершин, а главное, в лагерь можно возвращаться и ночью, и в тумане. В каком еще высоко расположенном базовом лагере мира найдешь на гребне морены два маленьких озерка! Из одного мы берем воду для питья, из другого ― для мытья и купания. И это выше уровня Маттерхорна!

Постепенно начинают прибывать носильщики со своим грузом. Двенадцатилетний мальчик, мужественно доставивший к цели коробку пива в железных банках, тоже здесь. В знак благодарности дарю ему рубашку. Он тут же надевает ее на старый свитер, очевидно принадлежавший кому-то из польской экспедиции. Ящики, фибровые барабаны и мешки укладываются в образцовом порядке. Яки, ишаки и старая белая лошадь, у которой все-таки хватило силенки подняться сюда, отдыхают на небольшой каменистой полянке.

Носильщики, сбросив грузы, начали выравнивать площадку для базового лагеря. Причем делают они это с такой энергией, что вокруг ничего не видно из-за пыли и только слышно, как стучат разбрасываемые ими камни. Теперь мы видим, какие практичные люди эти горцы. В миг они подготовили гладкое, как стол, место для нашей большой палатки. А к обоим озеркам и к месту, где сложены принесенные снизу грузы, ведут настоящие тропинки, обложенные большими камнями. Все это они устроили меньше чем за двадцать минут! Затем все садятся и наступает торжественная тишина: они ждут оплаты за труд.

Окидывая нас любопытными, но ни в коей мере не нетерпеливыми взглядами, они наблюдают, как мы готовимся к этому важному для них моменту. Устанавливаем стол и рядом два стула. Симон вытаскивает из рюкзака пузатый полиэтиленовый мешок с пачками банкнот достоинством в сто афгани. Я помогаю ему отсчитывать. Вопрос о том, заслужили ли носильщики обещанную надбавку в двадцать афгани, не требует обсуждения.

Громким голосом Змарай созывает носильщиков. Он держит перед этими хорошими людьми торжественную речь и благодарит их от нашего имени за славную работу: ««Свисс-сахибы» очень счастливы, что имеют возможность быть в этой красивой и гостеприимной стране и восходить на высокие горы. Как вы, таджики, так и «Свисс-сахибы» живут в стране с высокими горами. Это далеко на западе. Еще дальше, чем Кабул и Туркестан. Они пришли в Афганистан, чтобы увидеть и наши горы, Гиндукуш».

Один из двух представителей деревенской власти спрашивает, действительно ли мы довольны работой носильщиков. Ясно, он хочет нашу похвалу послушать вторично. Змарай оказывает ему эту любезность и, в свою очередь, спрашивает у них, довольны ли они, мужчины из Арганда, нами.

«Что наши гости, «Свисс-сахибы», нами довольны, это для нас самая большая награда. И потому и мы счастливы», ― отвечает он.

Змарай начинает перекличку и вызывает носильщиков по фамилии к столу, и каждый, будь это мальчик или старик, получает из рук Симона банкноту в 100 афгани с портретом Его Величества Мухаммада Захира, проверяет купюру глазом знатока и возвращает ее, если уголок немного помят или надорван, и благодарит крепким рукопожатием за точный расчет.

Каким почетом должен пользоваться наш врач у сыновей Афганистана, если он наряду со своими уже известными медицинскими чудесами раскладывает перед ними на столе такое несметное богатство! Но в хадисах написано: «Если аллах поощряет человека богатством, то он любит, чтобы следы его были видны на нём».

Мы можем себя считать счастливыми, что горцы из Вахана, подозрительно рассматривающие бумажные деньги, все-таки столь прогрессивны, что принимают банкноты как средство оплаты. В отдаленных долинах Азии это не так уж само собой разумеется. Так, в свое время в Гималаях четыре носильщика несли мешки с монетами для расплаты с носильщиками на подходах.

«Через одиннадцать дней приходите снова, ― информируем наших носильщиков, ― но не более сорока человек и без вьючных животных». Дело в том, что 1 сентября мы хотим перенести базовый лагерь к подножию расположенного напротив нас семитысячника, путь к которому идет через ледник, непроходимый для вьючных животных, и нужны будут только носильщики.

Мы уверены, что десяти дней вполне достаточно для акклиматизации. С этой целью мы хотим штурмовать великолепный шеститысячник. Если даже потерпим неудачу на этой гордой вершине, то попытка восхождения будет способствовать нашей высотной акклиматизации. Кроме того, у нас под боком еще есть пятитысячник. Таким образом, прямо перед нашей палаткой три замечательные цели для стоящих первовосхождений: пяти-, шести― и семитысячник.

В Центральном и Западном Гиндукуше многие вершины уже «окрещены» первовосходителями. Это, конечно, в порядке вещей, когда покоренная безымянная вершина получает название, но «крещение» должно осуществляться только в том случае, если гора ни на карте, ни у местного населения еще не имеет названия. При «крещении» нужно принимать во внимание местные традиции. К сожалению, это не всегда учитывается. Есть вершины, пики, башни и массивы, имеющие только европейские названия. Их назвали альпинисты в честь городов или сел, откуда они родом, или, чтобы еще более упростить это дело, покоренная вершина получает название просто по фамилии первовосходителя. Это относится не только к Гиндукушу, а и ко многим другим горным системам. Высочайшая вершина земли Монт-Эверест является, видимо, самым ярким примером вышесказанного. У местного населения эта вершина называется совершенно иначе, к тому же красивее и прежде всего осмысленнее. Что сказали бы мы, швейцарцы, если бы в мире наш Маттерхорн называли «Монт-Уимпер»!

К счастью, у горных великанов Вахана свои собственные имена в отличие от четырех― и пятитысячников других районов Гиндукуша.

Если уж не на карте, то у местного населения этот величественный шеститысячник называют не только Шах, но еще и «Сырти-Арганди-Паян», что означает «снежная вершина нижнего ущелья Арганд», а полное название семитысячника Арганд ― «Сырти-Арганди-Бала» ― «снежная вершина верхнего ущелья Арганд». Скальную вершину нашего пятитысячника, обозначенного на польском рисунке «Черни», местные жители называют «Кохи-Уруп», то есть «гора Уруп».

Шумно и весело покидают носильщики наш лагерь. По трое садятся они на терпеливых яков, сидят на конях и ишаках, и скоро жизнерадостный обоз исчезает за ближайшим скальным выступом. Сказочно богата стала теперь деревушка Арганд. Так много наличных денег одновременно в ее стенах, видимо, еще не собиралось.

Для большинства мужчин это вообще единственные наличные деньги за весь год. Вероятно, для их жизни хватает того, что они сами производят. Их богатство ― домашние животные и скудные пашни. Благодаря им и собственному трудолюбию они имеют молоко, масло, кефир и лепешки. Мясо, рис и чай бывают значительно реже. Только некоторые сорта фруктов созревают в суровом климате. Овцы дают шерсть и кожу для одежды и обуви. Если изготовленного из грубой шерсти сукна окажется больше, чем им потребуется, они доставляют его в Файзабад на базар и обменивают на другие драгоценные вещи, как керосин, спички или сахар. Нюхательный табак и сабза ― тоже желанные предметы роскоши, а курение опиума ― широко распространенный порок.

Радость наших носильщиков от заработанных денег вполне понятна. За 100 афгани (9 швейцарских франков) каждый может купить молодую козу или выплатить три четверти стоимости откормленного курдючного барана ― истинное богатство жителя гор. Правда, от них уходят десять процентов заработка. Это, если так выразиться, церковный налог, а точнее говоря, он идет в карманы Ага-хана, который в конечном итоге тоже хочет жить. Таджики Вахана принадлежат к шиитской секте исмаилитов и почитают своего имама Ага-хана, который в их глазах безгрешен и лишен ошибок, ― представления, чуждые другим исламским течениям. Но вместе с тем они отрицают свою принадлежность к шиитам-исмаилитам и утверждают, что веруют в сунну, как большинство мусульман Афганистана. Они исповедуют свой шиизм как своего рода тайный союз. У них, наверно, на это есть основательные причины.

БАЗОВЫЙ ЛАГЕРЬ ― НАША КРЕПОСТЬ

Базовый лагерь для нас ― это и надёжное убежище, и приятный приют после непрерывной гонки во время бесконечного автопутешествия. Здесь мы наконец чувствуем себя как дома. Спокойный уют после недельного пути без отдыха.

Устанавливая большую палатку, мы чувствуем, что находимся почти на высоте Монте-Роза. Когда закрепляем растяжки палатки большими камнями и носим воду из недалеко расположенного озера, то «пыхтим», как старый паровой локомобиль. Скоро все должно войти в норму. Наши легкие еще не привыкли к высоте, и это вопрос нескольких дней.

Мы хотим превратить наш базовый лагерь в прочно укрепленную крепость, которая может сопротивляться любой непогоде. Из плоских каменных плит Виктор строит солидный кухонный очаг. Визи и Симон сооружают личный особняк для хранения своего снаряжения. Затаенные у каждого в глубине таланты архитектора сейчас выступают на поверхность!

Отсюда хорошо виден наш шеститысячник Шах. При помощи бинокля можно осмотреть его величественную северную стену. Очень сурово выглядит эта вершина Сырти-Арганди-Паян, как она еще называется: ледовые сбросы, громадные, готовые упасть ледовые башни и висячие ледники с большим количеством светящихся синим цветом трещин, дико разорванных, как бы разрубленных гигантским ножом вдоль и поперек. Настоящий хаос переливающихся всеми цветами радуги причудливых ледяных созданий.

А в середине этого хаоса вздымается в небо узкий крутой гребень, защищенный от ледопадов. Этот гребень, созданный природой из белого фирна и скал, покрытых льдом, изящной линией ведет прямо к вершине. Крутой, с обрывами, он не совсем безопасен, но на риск можно пойти.

Путь подъема по гребню абсолютно понятен, и мы этот вопрос уже не обсуждаем. Но подход к нему пока еще не совсем ясен. Крутая скальная стена находится между гребнем и нашим лагерем. Каким-либо образом ее наверняка можно преодолеть. Проще обойти ее, хотя это опасно, потому что пришлось бы сотню метров проходить под грозящими срывом ледовыми башнями. Следовательно, здесь мы будем зависеть от случайностей. Как перезрелые гроздья, висят ледовые глыбы, и, глядя на них, я вспоминаю ставшие классическими слова старого альпиниста из Триеста: «Смерть в горах ― далеко не всегда проявление героизма, наоборот, часто она является следствием большой глупости». Жестокие слова, но правильные.

Если скальная стена окажется непроходимой, нам придется делать обход далеко вправо, на северо-западный гребень. Путь к вершине этим удлиняется на два дня, зато становится безопаснее. Для выхода на крутой гребень есть различные варианты, имеющие свои положительные и отрицательные стороны. Разгораются горячие дискуссии, мы сейчас все очень раздражительны ― типичные признаки острого недостатка кислорода. Это пройдет через несколько дней, когда наши бедные легкие и нервы смирятся с уменьшением содержания кислорода в воздухе...

К вечеру здесь, в базовом лагере, еще холоднее, чем внизу на пастбище. Поэтому мы с удовольствием влезаем в наши палатки. Впервые за время экспедиции в моем распоряжении просторная, удобная палатка. Как это хорошо, когда весь состав экспедиции размещается в одном просторном помещении, и как это неприятно, если участники ютятся в маленьких двухместных палатках. Только теперь я замечаю еще одно преимущество месторасположения нашего лагеря. Впервые нахожусь в базовом лагере, установленном на моренной осыпи, а не на снегу и льду. Куда ни ступишь, везде сухой, чистый камень. Просто роскошь, если подумать, что раньше целые месяцы мне приходилось проводить в высотных лагерях, где снег назойливо проникал в палатку. Уже через несколько часов чувствуем заметное облегчение в груди. Дышится значительно легче. Мы медленно входим в норму. Сейчас мы находимся на уровне высочайших альпийских вершин. «Точно на пять метров выше вершины Дом», ― сообщает Ханспетер, и с этими приятными воспоминаниями о прекрасной вершине района Валлиса (высочайший горный массив в Швейцарии) пробуем уснуть. Но, к сожалению, это не получается. Снова и снова мы просыпаемся; нам снится всякая ерунда, крутимся с боку на бок, пробуем глубоко вздохнуть и снова уснуть.

Я, видимо, так сильно болтал ногами в спальном мешке, что раскладушка с треском завалилась, и я оказался на полу. Вытираю пот с лица. Что за чепуха, такой сон: я сижу в машине и еду с адской скоростью от морены к морене; моя машина, как танк, проходит по осыпи, льду и щебню; вдруг машина останавливается, а надо мной ледник с нависающими ледовыми башнями, готовыми рухнуть...

Мне лень устанавливать раскладушку. И я убеждаю себя, что на полу не так уж неудобно. Ханспетер просыпается от шума и начинает жаловаться на свои ожоги. Его положению приходится меньше всего завидовать.

Первая ночь была всем чем угодно, только не отдыхом. Больше разбитыми, чем отдохнувшими, пьем утром какао. Тем не менее мы все в хорошем настроении и решаем сегодня же выступить в направлении Шаха, чтобы вблизи рассмотреть скальную стену, закрывающую нам доступ к ледовому гребню. Такой переход нашей акклиматизации не повредит. Возможно, после этого спать будем лучше.

Змарай, наш переводчик, хочет стать самым «высоким» афганцем. И среди состава экспедиции он хочет первым подняться на вершину, хотя еще никогда не бывал в горах и не имеет представления о горовосхождении. И, видимо, не знает, как труден и изнурителен путь к конечной точке вершины, а также и обратный, вниз. Нас радует, что он не только хорошо переводит, но и находит удовольствие в горах. Желаем только, чтобы эта радость продолжалась до конца экспедиции. Мы снабжаем его высокогорными ботинками, кошками, защитными очками, теплыми вещами и выходим в направлении ледника.

В лагере оставляем Ханспетера. Грустным взглядом провожает он нас. Ожоги все еще его беспокоят. Даже ходьба по лагерю для него мучительное дело, о восхождении пока и думать нечего.

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ГОРОЙ

Почти бегом мы спускаемся по морене и выходим к краю ледника. Перед нами чистый лед с открытыми трещинами. Сразу попадаем в их лабиринт. Обход громадных разрывов, в которых можно разместить целые жилые корпуса, отнимает много времени, зато узкие, глубокие трещины перепрыгиваем с ходу. На более плоских участках ледника озера воды. Иногда мы слышим в его глубине грохот трескающихся ледовых масс. Ледник живой! Всеми цветами радуги блестит лед. Слепящая белизна чередуется со всеми оттенками голубого и зеленого, в зависимости от того, проходим по освещенной солнцем поверхности или среди нагромождений и трещин. Игра света и тени тончайшей градации. Уже в первые полчаса мы безнадежно заблудились. Гора дает нам первый урок: ледники Гиндукуша совсем иного свойства, чем их альпийские коллеги. Мы находимся в лабиринте трещин, в царстве голубых и зеленых теней. Окружающие нас горы видим только изредка между ледовыми башнями.

Виктор, поднимаясь на громадный ледовый выступ, вгрызается зубами кошек и айсбайлем в лед, вырубает две, три ступеньки и стоит теперь выше нас на ледниковом плато в ореоле света. Наконец-то ледопад остается позади.

Здесь гора дает нам второй урок. Она показывает нам, что такое «снега кающиеся», которые с острыми, как нож, углами абсолютно не имеют ничего общего с настоящим снегом. В связи с этим мы отныне, возможно, немного самовольно, но безусловно метко, называем лед, по которому сейчас идем, «лед кающийся». Между прочим с таким льдом очень много хлопот. Вследствие сильного излучения стоящего почти в зените солнца и быстрого испарения лед, вытаивая, образует самые причудливые наклоненные фигуры. Погода в Центральной Азии месяцами стоит устойчивая и жаркая, вследствие чего солнечное излучение становится еще интенсивнее. Ледовые образования достигают полуметра высоты и создают настоящие труднопроходимые джунгли. Местами можно проскользнуть между фантастическими фигурами, но чаще нам приходится их сбивать ледорубами и носками ботинок, и они, падая, уступают нам дорогу.

При этом мы страшно уродуем свою обувь, которая от острых краев ледяных заструг приобретает жалкий вид. Несмотря на все трудности, этот отвратительный «лед кающийся» доставляет нам и много радости. Нежные, тончайшие, всегда острые, как лезвие ножа, ледяные иглы сверкают и переливаются на солнце всеми цветами радуги. Игра солнечных лучей создала сфинксов, медведей, оленей, орлов и цветы. Истинный сад радости природы, отнимающий много сил у альпинистов, вызывающий восхищение и одновременно проклятия!

Мы подошли к концу плоского ледникового плато. Круто вверх взмывает перед нами лед. Не привыкший к горам Змарай устал, его мучает жажда, теперь он начинает понимать, что альпинизм состоит не только из созерцания вершин. Он беспрерывно пьет воду из каждой булькающей дыры и сосет кусочки льда. Наши поучения он не принимает во внимание, он упрям и знает все лучше нас. Визи и Виктор уже исчезли за крутым ледовым взлетом, Симон висит на передних зубьях кошек вертикально над нашими головами и вырубает клювом ледоруба удобные зацепки для рук. Чудесный воздушный путь, создаваемый искусной резной работой из голубого льда. Я показываю Змараю, как лучше и увереннее лазать на кошках по вырубленным ступенькам. В ходьбе по льду он, кажется, более усердный ученик, нежели до этого, и у него получается неплохо.

Восхождение становится все труднее. Соскользнуть с крутого склона значило бы исчезнуть в одной из темных трещин. Пока идем еще не связанными. Мы, как альпинисты, можем себе это позволить, но только не Змарай. Симон несет веревку в своем рюкзаке, и я кричу изо всех сил, чтобы он, ради бога, не убегал вперед и бросил нам конец веревки. Привязываемся втроем, Змарай в середине. И после преодоления ледового взлета мы остаемся в связке, ибо ледник местами покрыт снегом. Ледник обманчив, его трещины спрятаны под белым покровом, и никогда не знаешь... Мы идем по следам Визи и Виктора, давно исчезнувших с глаз и, наверное, уже где-то прилепившихся к сомнительной скальной стене, чтобы прощупать ее слабые места.

Почти на высоте пять тысяч метров над уровнем моря достигаем ледового перегиба и можем впервые свободно осмотреть местность. Рядом с нами круто взмывает в небо скальный заградительный пояс, и через некоторое время обнаруживаем на нем две маленькие цветные точки: Виктор и Визи. Они уже достигли половины стены и, кажется, нашли удобный проход. Медленно поднимаемся. Скалы чередуются со льдом. Ледорубы сверкают на солнце, а беспрестанно падающие сверху камни указывают, что порода здесь ломкая.

Мы изрядно устали, подъем сразу на пять тысяч метров в первый день неплохое достижение. С удовольствием садимся на наши рюкзаки, вытягиваем ноги и жаримся на солнце. При этом можем смотреть за нашими товарищами на скальной стене с удобных мест, как в цирке за работой акробатов на трапеции. Они хорошо поднимаются. Видимо, они вышли на несложный маршрут, потому что расходятся и продолжают подъем по двум различным маршрутам. Визи траверсирует влево на скальный гребень, Виктор остается верен кошкам и пробивается прямо вверх по блестящему голубому натечному льду. Иногда он вырубает айсбайлем ступеньки, и падающие куски льда сверкают в солнечных лучах. Вскоре они снова соединяются на верху скального ребра. Преодолено ключевое место нашего шеститысячника. Мы можем быть вполне довольными результатами сегодняшнего дня.

Вообще мы трое хотели разведать северо-западный гребень. Но после того как собственными глазами увидели, что скальный пояс, выводящий непосредственно к северному гребню, проходим, этой работы можно не делать. Рядом с несколькими зияющими трещинами переходим на край ледника к началу кулуара, по которому только что поднимались Виктор и Визи. Часом позже мимо нас с грохотом летят куски льда и камни, а затем слышим ликующие крики наших товарищей, спускающихся по скальному гребню, пройденному Визн.

Визи и Виктор восхищены предстоящим маршрутом по гребню. Мы тоже радуемся тому, что одолели подход к гребню и дальнейший путь совершенно ясен. Наши товарищи уже оборудовали на верху скального ребра склад. Фотоаппараты, небольшой запас продовольствия, одна веревка и куча штопорных ледовых крючьев остались там. Мы же оставляем на том месте, где стоим, все то, что нам не потребуется для спуска. Жаль таскать без дела в горах каждый лишний грамм.

При спуске по леднику выбираем новый маршрут и придерживаемся ближе к западному краю. Так нам удается избежать оба крутых сброса, зато приходится прорубать новую дорогу сквозь «лед кающийся», который мне напоминает джунгли в Западном Непале. «Лед кающийся» ― это ледяной кустарник, ледоруб работает, как кукри (кукри ― кривой нож у непальских солдат-гуркхов). Чуть отвлекшись, я шагаю вперед, забыв, что у меня на ногах кошки, и, зацепившись за ледовую иглу, падаю спиной на лед. Да, «лед кающийся» оставляет следы на моих руках. Даю себе слово быть внимательным с этими коварными, изумительно красивыми ледовыми образованиями. Значительно выше выходим к морене и по ней, как по наклонному гребню, спускаемся в базовый лагерь. Моренный гребень, словно мост, ведет нас через хаос скальных глыб, мимо озера с ледниковой водой темно-зеленого цвета. Моренный гребень упирается в громадный камень, заставляющий нас перелезать через него. Камень лежит на льду, который в его тени не так быстро тает, и на протяжении нескольких метров образует острый гребень.

Визи и Симон уже пришли в лагерь, когда мы трое еще раз останавливаемся на отдых. Скоро зайдет солнце. Становится холодно. Окружающие вершины светятся в желтом вечернем свете. Я устал. Сегодняшний день был очень напряженным. Ночью мы уже чувствуем плоды акклиматизации, которым прежде всего способствовал наш подъем до пяти тысячи метров. Нам не нужно так бороться за воздух, и кошмары больше не снятся. Только мне не везет, я все время кручусь. Меня бросает то в жар, то в холод. Подцепленный несколько дней назад «лангаритис» все еще не хочет выпустить меня из своих когтей. Горькая злоба охватывает меня при мысли, что, возможно, придется остаться в базовом лагере. Как бы я хотел освободиться от этой отвратительной заразы!

Утром снова сияющее небо и, как всегда, ни облачка на синем небосводе. Типичная гиндукушская погода. Змарай жалуется на головную боль и хочет остаться с Ханспетером в базовом лагере. Они могут и здесь быть полезными тем, что наведут порядок в запасах продовольствия. Вообще и я с большим удовольствием остался бы отдохнуть от вчерашнего дня и последней ночи. Но я боюсь, что назойливый «лангаритис» здесь еще скорее даст себя почувствовать, нежели когда я, не замечая его, поднимаюсь в горы. Поэтому я лучше вместе с Симоном, Виктором и Визи доставлю первую партию материалов в высотный лагерь I, а там будет видно.