Текст книги "Неизведанный Гиндукуш"
Автор книги: Макс Эйзелин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
ДРУЗЬЯ РАССКАЗЫВАЮТ
В то самое время, когда наши друзья, наверное, уже спят в своих тесных палатках лагеря I, мы здесь, внизу, долго еще сидим вокруг стола, грызем печенье и пьем мое «новое лекарство», которое мне, к слову сказать, кажется, не вредит.
Змарай довольно долго крутит ручки приемника, пока ему наконец удается поймать станцию, передающую афганскую музыку. Монотонно повторяются одни и те же мотивы. Мы понимаем: Змарай скучает по родному Афганистану. Мы уже потягиваемся в своих спальных мешках, а он все еще слушает песни, доносящиеся из эфира. Я закрываю глаза и вижу перед собой бесконечные просторы этой страны. Караваны верблюдов проходят мимо меня, и мужчины в белоснежных чалмах при звоне гиджака с таинственной грустью в голосе поют свои песни о свободном человеке пустыни.
Нет! Возможно ли это! С раннего утра небо затянуто облаками. Серые, перенасыщенные влагой облака. И это в Гиндукуше! Свежевыпавший снег лежит даже в базовом лагере. Вершина Шах впервые закрылась мрачными густыми облаками. Непостижимо! Можно подумать, что мы находимся в Швейцарских Альпах. Но нужно признаться, что это изменение погоды нам приятно. Все же разнообразие. Синее небо нам уже надоело.
«Им вчера улыбнулось счастье!» ― говорит Ханспетер. И я с ним вполне согласен. Безветренный жаркий день накануне был прямо как по заказу для шеститысячника. Днем раньше или позже ― в обоих случаях не удалось бы взойти на вершину.
Очень рано, еще в первой половине дня, видим наших друзей на спуске. Явственно вырисовываются громадные рюкзаки. Они, наверно, решили лучше сразу все спустить вниз. Резкая перемена погоды была и для них неожиданностью. Видимо, они ожидают еще худшего. Иначе после вчерашнего дня они могли бы себе позволить выспаться как следует. Правда, спускаясь в пургу и туман по этому пути, не получишь удовольствия. Я понимаю их поспешность.
В середине дня мы приветствуем наших друзей в лагере и поздравляем с покорением шеститысячника. Они сияют! И, конечно, рады, что могут наконец сбросить свои исполинские рюкзаки.
До сих пор у нас еще не было настоящего дня отдыха. Поэтому мы вдвойне наслаждаемся второй половиной сегодняшнего дня. Этот отдых мы действительно заслужили. Погода все ухудшается. Следовательно, день отдыха нормально вписывается в наш план. Облака сгущаются, и скоро снова начинается снегопад. Мы сидим в палатке и тратим остаток дня на разговоры, шутки и игру в шахматы. Поднимаем тосты за первую вершину ― для этой цели у нас есть две бутылки красного вина. Во время 9000-километрового автопутешествия их порядочно потрясло, затем им пришлось еще на спинах ишаков подниматься в базовый лагерь, тем не менее вино пришлось нам очень по вкусу. Мы все убеждены, что еще никогда в жизни не пили такого хорошего вина. Только Змарай отдает предпочтение чаю. Как мусульманин, он презирает алкоголь и свинину.
Я в очень хорошем настроении, потому что мой «лангаритис» как будто ветром сдуло. Новое «лекарство» действовало безотказно. И даже наш господин доктор начал лечить с тех пор по моему методу. К вечеру поднявшийся сильный ветер треплет наше жилище. Нам хорошо в палатке, и мы внимательно слушаем наших друзей, рассказывающих о покорении вершины:
«И нам тоже было непонятно, почему все шло так легко. Ведь в предыдущий день ноги были словно свинцовые, а легкие отказывались служить. Вторая ночь в лагере I, тренировка во время перехода и хороший след среди калгаспоров творят чудеса. К тому же в нижней части ледника не нужно останавливаться для съемки. Там, где раньше, измотанные, мы повернули обратно, теперь со свежими силами подняли свои грузы. Такими свежими, что мы сами этому не верили. Мы восторгались, что сейчас так хорошо идем, и это воодушевление поддерживалось до конца восхождения. Прежде всего во многом нам помог проложенный ранее след. Мы шли без остановки, так как не требовалось срубать на каждом шагу ледовые иглы.
У большого ледового склона нам пришлось обходить громадную трещину, затем мы вышли к гребню. Он, кстати, значительно круче, чем казался снизу. Это и логично, потому что склон горы снизу выглядит более пологим, чем на самом деле. У начала гребня мы нашли оставленный рюкзак с кинокамерой Виктора. Несмотря на ночной холод, она действовала безотказно и, довольная, жужжала, как всегда. Склон был такой крутой, что нам пришлось здорово запрокидывать головы, чтобы осматривать дальнейший путь. Скальное ребро, выступающее местами изо льда, к сожалению, нельзя было использовать для подъема ― слишком разрушенная порода. Большие свободно лежащие камни могли свалиться в любой момент. Поэтому мы предпочли подниматься по льду, где могли организовать надежную страховку. Либо мы страховали через ледоруб, загнанный в снег по головку, либо, когда вышли на чистый лед, через ледовые спирали. По возможности мы шли по фирну, избегая ледовые участки и места, покрытые пушистым снегом, в котором проваливались по пояс. Этим и объясняется зигзагообразная линия нашего подъема, которая так игриво идет вдоль и поперек гребня. Отсюда, снизу, кажется, что на гребне только хороший фирн, на самом деле это далеко не так.
Визи вообще не чувствовал усталости. Он шел бессменно во главе нашей связки. Даже вырубание ступеней и организация страховки не нарушали его дыхания.
Очень быстро набрали высоту. Преимущество крутых маршрутов заключается именно в том, что цель быстро достигается и вершина не маячит несколько дней перед носом. Нам казалось, что с каждым шагом из-за горизонта появляются новые картины. Мы видели неизвестные долины и новые вершины. Конечно, мы чувствовали, что воздух стал как бы жиже и в нем уменьшилось содержание кислорода. И чем выше мы поднимались, тем чаще приходилось делать остановки для восстановления дыхания.
После крутого ледового гребня показалась ровная скальная плита, как бы созданная для отдыха. Здесь мы сделали остановку. Симон взял примус, натаял снега, и мы все предвкушали, как утолим жажду ароматным чаем. Затем мы погрызли немного глюкозы, полюбовались видом, который открывался перед нами внизу, в сторону базового лагеря. Какой огромный крутой склон! Почти на четыре тысячи метров ниже можно увидеть реку Оксус. Наконец закипела вода. Симон перелил драгоценную влагу в кружку, но тут он поскользнулся и... прощай наш чай. Белый пар, поднимаясь с синеватого льда к небу, распространял приятный запах мяты.
С сухим горлом мы продолжали подъем. «Это не так уж страшно, ― так же сухо заметил Виктор. ― В конечном счете за время наших многочисленных путешествий по пустыне мы уже должны привыкнуть к «сухой пробке в горле»».
После отдыха особенно трудны первые шаги. Снова надо приучать ноги к работе, дышится тоже довольно тяжело. Каждые пятьдесят метров приходилось останавливаться и восстанавливать дыхание. При этом мы не переставали восхищаться панорамой, становившейся все более суровой.
Чем выше мы поднимались, тем чаще и короче дыхание. Тем не менее мы держим хороший темп. Железная воля вдохновляет нас: «Если мы уже так высоко поднялись, то любой ценой взойдем на вершину».
Только силой воли мы заставляем двигаться наши ставшие ватными ноги. И разреженному воздуху пришлось уступить...
Постепенно нам стало ясно, что можем обойтись без бивака, и у подножия предвершинного склона мы оставляем бивачное снаряжение и продукты питания. А так как казалось, что наш дальнейший путь проходит по ледово-снежному гребню, то мы здесь оставили и скальные крючья, и всю «слесарню». Так мы почти налегке прошли оставшийся в несколько веревок путь, который, однако, нам стоил большого труда. Ледовый гребень становился все уже и уже. На конце его возвышался черный скальный обелиск, словно нарочно созданный для вершины. «По всей вероятности, мы еще не скоро будем на вершине», ― так думали мы. Мы гадали, сколько раз увидим еще такие «вершины». Каждому альпинисту знакома такая картина! Когда достигаешь такой вершины, оказывается, что настоящая высшая точка находится еще дальше, выше, и вполне возможно, что и это тоже одна из многих предвершин.
Левее нашего ледового склона громадный обрыв ― это двух-тысячеметровая восточная стена. Справа виден западный гребень.
Медленно поднимаемся к видимой высшей точке и желаем, чтобы это была наконец вершина, а не только башня на гребне. Во всяком случае нам кажется, что мы чувствуем вершинный ветер. Визи все еще идет первым, подходит к многообещающей скале, где можно остановиться и осмотреться. Он смеется и просит подойти к нему, чтобы всем вместе подняться на скалу. Задыхаясь, мы следуем за ним и тут наконец видим, что дальше за скалой гребень не поднимается, а уходит круто вниз. Мы на вершине.
Ликуя, пожимаем друг другу руки, радуясь нашей первой вершине в Гиндукуше. Симон достает из брючного кармана маленький швейцарский вымпел, и впервые наш белый крест на красном фоне реет над второй по высоте горной системой мира. Мы чувствуем себя превосходно, наконец-то можно спокойно сесть и расслабиться. Не надо делать ни шагу вверх. О спуске мы не беспокоимся. Виктор садится отдыхать только после того, как снял на пленку круговую панораму. Шесть тысяч пятьсот метров были для нас троих абсолютным рекордом. Еще никогда в нашей жизни мы не поднимались на такую высокую вершину.
Медленно доходит до нашего сознания и то, что мы первые, которым дозволено любоваться грандиозной панорамой с этой вершины. На юг склон круто спускается в Пакистан. Немного восточнее, далеко впереди, море облаков покрывает мир восьмитысячников Гималаев. На севере ― горная система Памир, с характерным пиком Карла Маркса и многими нам неизвестными вершинами. На западе отчетливо вырисовываются остальные гиганты Гиндукуша, шести― и семитысячники Тирич-Мир, Нушак, Надир-шах и Кохи-Кишм-хан. Цепь за цепью. Там в это время тоже действовали альпинисты ― поляки и австрийцы. Далеко под нами, на две тысячи метров, наш базовый лагерь.
С вершины мы любуемся семитысячником, ледовым замком Арганди-Бала. Мощно и стремительно поднимается в голубое небо эта единственная в своем роде пирамида. Мы рады победе над нашей вершиной. И все же наши мысли уже принадлежат будущему, нашей следующей цели ― семитысячнику Арганди-Бала».
ГОЛОВОМОЙКА ИЗ ЭФИРА
Ночью нам не давала спать снежная пурга. Шквальный ветер с необычайной силой гнал перед собой снег. Впечатление такое, будто из ада вырвался гималайский муссон и «вечно хорошая погода» Гиндукуша окончательно испортилась.
Но после ночного переполоха ― сияющее безветренное утро. Обычная погода Центральной Азии. Кругом ни облачка.
Для человека, привыкшего рано вставать, все вокруг кажется присыпанным сахаром. Почти десять сантиметров снега лежит на палатке. Проходит два часа ― и белое великолепие исчезает! Даже не видно талой воды. Предельно сухой воздух и интенсивное солнечное облучение все видоизменили. Все выглядит так, будто приложил руку волшебник. Волшебник-природа!
Сегодня все остаемся в базовом лагере. Но отдыхать мы не будем. Совсем наоборот. Через четыре дня придут носильщики, а с упаковкой вещей нам еще много работы. Лучше начать ее сейчас. Кто не занимается ящиками и барабанами, фотографирует, дописывает дневник, чистит обувь или зашивает порванные брюки.
Сухой воздух сейчас никак не радует нас. Губы трескаются, несмотря на тщательный уход, глубокие трещины на руках и кончиках пальцев болезненны даже на легких работах. Я, например, чувствую сильную колющую боль, когда нажимаю на спуск фотоаппарата, хотя это никак нельзя считать тяжелой работой. После еды никто не хочет мыть посуду. Нос, нёбо кровоточат из-за высохшей слизистой оболочки. А фотографирование! Пленки стали до того хрупкими, что при малейшей неаккуратности ломаются. У кого аппарат со скоростным переводом пленки, нужно очень нежно и медленно перематывать, иначе пленка в аппарате распадется на кусочки.
В разгар упаковочных работ к нам приходит гость. Это местный житель, сторож наших машин. Он размахивает листком бумаги, исписанным на языке фарси.
«Гром и молния. Надеемся, что ничего не случилось с обеими машинами», ― ворчит Визи. Все взгляды направлены на Змарая, который изучает записку.
Оснований для волнения нет. Записка ― любезное письмо губернатора района Вахана, чья резиденция расположена в деревне Хандуд. Он получил наше письмо и выполнит наше желание, то есть обеспечит нас бензином, «если к 6 сентября вообще придет автотранспорт из Файзабада».
Ради такой незначащей мелочи наш сторож поднимался к нам! Змарай пишет ответ губернатору. Мы благодарим его за любезные хлопоты и сообщаем, что на обратном пути засвидетельствуем ему почтение своим посещением. Затем сторож наших автомашин отправляется в обратный путь в долину, забрав с собой все накопившиеся у нас пустые консервные банки.
Своеобразное беспокойство охватило Ханспетера, смесь радости и нервного напряжения. Сразу после ужина он берется за приемник. И правильно! Ведь сегодня вечером мы снова услышим родину. Долго ищем нужную волну, наконец слышим швейцарскую музыку. Затем снова прерывает пронизывающий до мозга костей свист, после чего слышим русскую речь и опять Би-Би-Си из Лондона.
О небо, если это будет так продолжаться...
Но вот опять слышится бернская немецкая речь: говорят о дождливом лете в Швейцарии и в остальной Европе. Это действует успокаивающе ― значит, мы ничего не упустили в Альпах.
Нам везет, мы без помех принимаем предназначенные для нас сообщения. Считать ли это удачей? Ибо мы могли с таким же успехом обойтись без той головомойки, которую приходится нам выслушивать из эфира. Комментатор сообщает, что посланные домой фотографии не блещут качеством, письменные сообщения о ходе экспедиции прямо-таки никудышные и ими пользоваться нельзя, кинокамера Виктора нуждается в чистке и т.д. и т.п. А в конечном итоге говорят, чтобы я поторопился домой... Тут ничего не остается другого, как от всего сердца посмеяться над европейской «цейтнот паникой». Тирада упреков почти заняла выделенные для нас три минуты. Только для Симона есть еще скудные приветы, мы же остаемся опять с носом. И даже Ханспетер находится сегодня среди «пострадавших». Ни единого слова из Савойи. С грустью опускает он голову.
Смех Симона заразителен. И мы снова смеемся, вспоминая европейский образ жизни. Мы хотим сейчас все принимать по-азиатски, с улыбкой встречать любую судьбу и не поддаваться гипертонической болезни.
ЗМАРАЙ-«ЛЕВ» ШТУРМУЕТ ВЕРШИНУ
Новый день начинается хорошей погодой, по-гиндукушски. Мы разделяемся на две группы. В то время как Ханспетер и Виктор остаются в лагере, Визи и Симон отправляются на разведку пути и одновременно хотят подыскать удобное место у подножия Арганда для нового базового лагеря. Затем они хотят немного подняться и разведать путь на семитысячник.
Вместе со Змараем я ухожу в направлении Кохи-Урупа, чтобы установить возможность восхождения на эту красивую скальную иглу. Змарай теперь, кажется, понял, что и «только» пятитысячник для него является достижением, по крайней мере как первая вершина в его жизни. После этого штурмуется уже семитысячник, и ему не придется возиться с другими более низкими горами. Его портрет как самого «высокого» афганца будет украшать «Кабул таймс», и весь окружающий мир будет знать простого сына Афганистана, поднявшегося, по желанию аллаха, «выше, чем летает орел».
Целый час идем по большой морене, мимо громадных образований «льда кающегося». Сразу за окончанием морены склон уходит круто вверх. Поднимаемся по осыпному кулуару, соскальзывая на каждом шагу, и выходим на ребро, состоящее из больших скальных глыб.
Наконец я чувствую себя по-настоящему в хорошей форме. Болезнь, которая мне стоила шеститысячника, к счастью, прошла. Змараю трудно: ведь он за всю свою жизнь не поднимался так высоко. Он старается не отставать. Как я, так и он можем поправить здесь свои дела, по крайней мере доказать свое умение на вершине Урупа.
Совсем около нас по зеленому, переливающемуся, почти отвесному ледовому желобу «мчится» глыба размером с многоквартирный дом, с невероятным грохотом ударяется на дне ущелья в «лед. кающийся» и разлетается на тысячи мелких кусков. Осколки скал и льда летят во все стороны. Поднимается облако пыли, чувствуется запах серы и сожженной земли.
По скальному ребру удобно и быстро набираем высоту. Наклоненные осыпные полки и плиты уходят влево. Под нашими ногами все живое, все скользит, нужно быть очень внимательным. Мы попадаем под обстрел свистящих маленьких твердых кусков льда, чертовски близко летящих мимо нас. Горячие лучи солнца делают свою работу, тем более что скоро середина дня.
Правее вершины есть характерная зазубрина, указывающая, видимо, на перевальный проход в ущелье Лангар. Эту точку я, безусловно, хочу достичь, несмотря на ледовый обстрел и «живые» камни. Оттуда, вероятно, можно хорошо разведать и просмотреть дальнейший подъем на Кохи-Уруп.
Склон становится все круче. Мы держимся как можно выше, непосредственно под отвесной скальной стеной, где лучше всего защищены от ледяного обстрела. Временами пересекаем крутые желоба. В них мы чувствуем себя напряженно. Надо вовремя успеть уклониться от возможного ледяного снаряда. С набором высоты разрушенность породы, однако, не уменьшается. Напротив, под ногами она все больше крошится. Это глинистый сланец. Счастье, что эту породу не приходится встречать в Альпах. О технике скалолазания здесь, собственно, нельзя и говорить. Это больше похоже на ползание вверх по неустойчивой массе, постоянно уходящей из-под ног. Если же и попадаются камни величиной с кулак, впрессованные в песок, то держаться за них я не решаюсь, они вываливаются из-под рук и ног и могут ранить Змарая. «Жди меня лучше там, под скальным карнизом», ― кричу ему. Хочу найти хорошее место и страховать его веревкой при подъеме.
Еще несколько метров по этой массе, подобной муке, и я оказываюсь в зазубрине. Быстрее, чем думал. Прежде чем бросить Змараю веревку, восхищаюсь грандиозной панорамой и спешу отдышаться. Значительно менее крутой осыпной желоб уходит в другую сторону, вниз, в ущелье Лангар. Да, там, внизу, я стоял меньше чем две недели назад, когда мы разведывали это ущелье. Кохи-Уруп ― это, должно быть, та вершина, которую поляки под названием «Чарни» (черный) нанесли на свой эскиз, «примерно 5600 метров» ― так определив ее высоту. Высотомер показывает здесь, в зазубрине, где я сейчас нахожусь, 5390 метров, а до вершины, наверно, еще 200 или 300 метров.
Горы ущелья Лангар закрыты скальной пирамидой Кохи-Уруп, но правее видны семитысячники Кохи-Кишм-хан и Надир-шах и совсем на западе ― массив Нушак. За ними просматривается высочайшая вершина Гиндукуша Тирич-Мир высотой 7700 метров.
На востоке господствует Арганд ― «наш семитысячник». Будет ли он действительно нашим? От сегодняшнего дня многое зависит. Надеюсь, что Симон и Визи найдут хороший подход к нему. Насколько нам известно, поляки хотели из верхнего ущелья Арганд взойти на вершину Арганди-Бала. А наши итальянские друзья, которых мы встретили, тоже «заигрывали» с этой вершиной, но не сделали попытки восхождения.
Ну, теперь пора поднимать со страховкой доброго Змарая!
Я наслаждаюсь панорамой гор и на время забываю о Змарае, заставляя его страдать под карнизом.
Хороша альпинистская дружба! Быстро бросаю конец веревки вниз и, страхуя, принимаю товарища. Это быстрее сказать, чем сделать. Ибо Змарай давно уже забыл, как надо привязываться к веревке. Первую и единственную лекцию об альпинистских узлах он прослушал много дней назад на первом леднике, к тому же он тогда был усталым и страдал горной болезнью. Беседа на расстоянии не приносит желаемого результата. С каким-то невероятным узлом на веревке Змарай выходит из-под карниза. Нет, при всем желании так дело пе пойдет. Змарай возвращается ощупью под карниз и каким-то образом завязывает подходящий узел. Как правило, афганцы ― практичные люди. Затем он несколько раз болтает ногами, делает движения руками, напоминающие плавательные, и в следующий момент стоит рядом со мной, покрытый весь землей и песком, но счастливый. А лавина камней, вызванная им, скатывается вниз.
К сожалению, отсюда не просматривается весь дальнейший путь на вершину. Крутая ледовая подушка предвершинного склона частично закрывает обзор. Нам ее не преодолеть, так как ледорубы и кошки мы оставили в базовом лагере. Мы только разведываем путь. Все же надеемся, что сможем осуществить восхождение на эту привлекательную скальную пирамиду, украшенную с нашей стороны толстым ледовым панцирем.
Упорным трудом Змарай смастерил в базовом лагере из остатков материи и кусков кожи афганский национальный флаг трех цветов ― черного, красного и зеленого. Флаг предназначен для вершины. Тем не менее Змарай укрепляет его на туре, который мы соорудили на нашей зазубрине. Может быть, он уже сомневается, сможет ли вообще водрузить флаг еще на какой-либо вершине. Так если не на вершине, то хотя бы на перевале! Он не первый, кто стал в горах маленьким и скромным.
Спуск с зазубрины ― дело простое. Вверху страхуемся веревкой, а затем бежим по крутой осыпи, поднимая облака пыли. Это приятное соскальзывание невольно напоминает мне крутые спуски на лыжах в пушистом снегу.
Прогресс Змарая в овладении техникой альпинизма очевиден. Он уже не сосет лед и не глотает снег.
Симон и Визи уже вернулись из разведывательного похода в базовый лагерь. «На Арганд невозможно взойти», ― хотел меня напугать Симон невыразимо грустным выражением лица. Но ему не удается сохранить серьезную мину, и он вынужден признать, какой чудесный маршрут они нашли. И прежде всего новый базовый лагерь! Наша палатка будет установлена на берегу прекрасного горного озера, да еще к тому же на высоте 4650 метров, на шестнадцать метров выше Монте-Розы. Он рисует нашу будущую жизнь у подножия Арганда в самых радужных тонах и никак не может окончить.
