Текст книги "Справиться с мечом"
Автор книги: Макарка Гыррр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)
Глава 27. Чей путь лежал сквозь тьму…
Воскресенье – четверг.
К стенам замка мы подошли в среду вечером и остановились лагерем напротив ворот. Лазутчиков за время похода выловили семерых, навстречу с войском нам никто не вышел и остановить не попытался. Я спросил Миха, не кажется ли ему это странным, и не заманивают ли нас в ловушку – он отмолчался. С другой стороны – Мих один войска стОит. Ночью со среды на четверг воины не пили вообще, выставив караул. Мих нервничал. Я впервые видел его в таком состоянии. Мне казалось, он чего-то ждёт.
– Утра, – ответил он, поймав мой вопросительный взгляд. – Света солнца. Не мог я ошибиться.
Утром светило солнце. Неимоверно ярко, отражаясь в каплях росы и звеньях кольчуг. Мы стояли войском напротив замка и ждали. Тёмные стены, закрытые ворота, узкие бойницы. Ворота открылись, из них выехал всадник. Безоружный.
– Глашатай, – меч подался на Сером вперёд, – Виктор, поехали навстречу.
Ему легко. Вон какая реакция. А меня стрелой со стены не снимут?
– Не бойся, – вот уж не думал, что Миха трясти может, – не выстрелят. Если выстрелят – отобью. Поехали. Быстрей.
Лёгкой рысью ехал меч навстречу глашатаю, но казалось мне всё время – дай ему волю, бегом бы побежал.
Мы сошлись посередине поля. Глашатай держал в руке свёрнутый в трубку свиток. Развернул. Мих вежливо улыбнулся. Нервную дрожь он уже полностью подавил.
– Господин Владыка и Повелитель сообщает, что он получил ваше послание, предлагает господам завоевателям сесть за стол переговоров и приглашает их к себе во дворец. Повелитель будет ожидать делегацию в тронном зале, – спокойно и обречённо зачитал с листа глашатай. – В тронный зал могут войти до двенадцати человек охраны, но Владыка предпочёл бы встретиться с Мечом Света и его Повелителем с глазу на глаз. Владыка просит передать господам завоевателям, что хочет мирных переговоров. Возможно, мы просто капитулируем, надо лишь обговорить условия.
– Где сам Владыка? – отрывисто спросил Мих. – Он способен выехать и подтвердить свои слова?
– Да, – ответил глашатай и махнул рукой. – Но никому не позволено приближаться к нему ближе, чем на полдюжины шагов. Он сейчас выедет вам навстречу. Держите дистанцию.
Ворота открылись, показался ещё всадник.
Тёмный владыка остановился метрах в десяти позади глашатая. Невооружённым глазом было видно, что в седле он еле держится, судорожно вцепившись в поводья.
Ловушка? Какую ловушку вообще можно нам подстроить? Накинуться во дворце? Кто там может составить Миху конкуренцию, кроме самого Тёмного Владыки?
Я оглянулся на Миха. Тот, сощурившись, не отрывал взгляда от Гоши Петрова. Лично мне казалось, что Гоша вот-вот свалится с лошади на виду у всего нашего войска. Притворяется слабее, чем есть?
Тёмный не выдержал. Он слез с коня и вцепился в повод. Что-то он ещё держал в руках, что мешало ему как следует взять поводья – я не смог рассмотреть, что. Кастеты, что ли… На земле он стоял явно твёрже, чем сидел в седле, но всё равно чуть пошатывался.
– Отойдите, – отстранил Мих глашатая. – Мы подойдём ближе. На полдюжины шагов. Не волнуйтесь, я и вплотную подойти могу. Но не стану.
Он криво усмехнулся.
Мы спешились и остановились на расстоянии заветных четырёх метров от Гоши. Он смотрел на нас. Не было в его взгляде ни ненависти, ни злобы. Скорее, удивился я, затаённая надежда.
– Я ждал вас, – хрипло произнёс он, – даю вам честное слово что сделаю всё, что в моих силах, чтобы обеспечить безопасность находящихся в замке. Да и кто может угрожать вам там, кроме меня самого? Михаил, я, Георгий, хочу поговорить с тобой. Если хочешь, мы можем встретиться в поле один на один. Но во дворце вам предложат дипломатический обед или ужин. Я, Георгий Петров, хочу поговорить с тобой. Ты понял меня? Я не могу гарантировать вам полную безопасность, но сделаю всё, что в моих силах. Я и здесь поговорить могу, – добавил он тихо, – но мне это будет… тяжело.
– Да, – ответил Мих резко.– Я понял тебя, Георгий. Мы придём. Жди нас в тронном зале через два часа.
Надеюсь, он знает, что делает.
Мы шли впятером. Как обычно. Никого больше Мих не пустил, заявив, что чем больше народу – тем больше риск, потому как и одного-то непутёвого Владыку защитить сложно. Значит, он собирается меня защищать. Это большой плюс. Но раз собирается защищать, то есть от кого. Это огромный минус. Вот он – вожделенный дворец, к которому я шёл столько времени. Дворец, где должен быть портал домой. Если меч не соврал. А он мог. Ноги у меня подкашивались, когда я проходил коридорами мимо вытянувшихся стражников. Что удивительно – почти вся стража была с дубинками, булавами или палицами. Начищенные доспехи, шикарные расшитые камзолы и – деревянная дубинка на поясе. Ни мечей, ни кинжалов. Изредка – пики. Такое ощущение, что тёмный меч не терпел никакой конкуренции и вышиб из замка всё холодное оружие, стремясь остаться единственным и неповторимым Владыкой в этом роскошном дворце. Замок был как все дворцы и замки, которые я видел в разных странах – оно красиво, позолочено, роскошно, но, увы, однотипно. Анфилады, ответвления, статуи, обитые шёлком и бархатом диваны – когда мы подбирали интерьер к своему дому, такой сразу забраковали – не отдохнёшь и не расслабишься.
Мы шли долго, зала сменялась залой, ноги уже заметно тряслись. Хоть бы не было заметно, что и руки у меня трясутся. Против ожидания, Роксана не глазела на статуи и золото, не вертела задом и не стреляла глазами в стражников. И вообще вела себя очень прилично. Была на ней чёрная кожаная куртка и чёрные штаны, сильно напоминающие наши джинсы. Волосы она скрутила в узел и уложила пучком на затылке. Злат шагал в своей обычной рубахе, а Фима – в столь же будничной мантии. Мы с Михом тоже остались в джинсах и куртках – так решил меч, а я не спорил. Единственное исключение – первый раз я видел меч у Миха на поясе. Никогда он не носил ничего, кроме кинжала. Смотрелся меч с джинсами, прямо скажем, весьма эклектично.
Владыка сидел на троне, отгороженном от нас длинным обеденным столом, заставленным всевозможными яствами. Блюда – золотые, серебряные, фарфоровые. Вазы, вазочки, салатницы, супницы, дымящаяся дичь и всевозможные закуски. Графины, графинчики, кубки, бокалы, чаши – стол был рассчитан человек на двадцать, и скатерти за кушаньями видно не было.
– Не подходите к трону ближе, чем на пять метров! – крикнул Владыка, не успели мы шагнуть за порог. – Выберите места подальше от меня на той стороне и ни в коем случае не приближайтесь!
Мы замерли. Я поднял голову и посмотрел на человека, которого пришёл убить. И пусть его пришёл убить не я, а меч, но мне от этого не легче. Я уже видел его сегодня, и я хотел проверить, не ошибся ли я. И не ошибся ли Мих.
На троне сидел смуглый изможденный парень с давно не бритой щетиной и горячечным блеском в огромных тёмных глазах. В руках он сжимал по деревянной ложке, сам же как можно теснее вжимался в спинку трона. Он боялся и нервничал, ему явно хотелось вцепиться в подлокотники, но вместо этого он пытался распрямить плечи. Он боится не нас, вдруг понял я. Я знаю, кого он боится. Мы с ним попали в одну западню, и оба не видим выхода. Только ему в ней гораздо хуже. Вопрос, насколько тёмный меч успел подчинить его себе.
Парень молчал. Мы стояли по другую сторону стола и тоже молчали. Кто-то же должен заговорить?
– Здравствуй, Георгий, – спокойно произнёс Мих. – Позволь представить тебе – Герефимальд – король эльфов, Златоцвет – охранник, Виктор, Повелитель меча света, я – Мих, собственно Меч Света, Роксана – эээ… просто очень красивая женщина. Ты позволишь нам сесть?
– Да, – ответил парень, – я ждал вас. Давно. Я получил твое послание. Мих, скажите, какой радиус поражения у этой… штуки? Опытно, – Гоша горько усмехнулся, – я насчитал полтора метра, но… мне кажется, он меня дурит.
– Два с половиной, – ответил Мих,– плюс ещё пара шагов, если ты потеряешь контроль чуть раньше. Но тогда снизится точность попадания. Не бойся – я успею среагировать.
Темный повелитель слегка расслабился. Роксана принюхалась и принялась накладывать себе салат. Злат с Фимой сели на самом дальнем конце стола, повинуясь едва уловимому жесту меча. Лично мне кусок в горло не лез. Кто его знает, Гошу Петрова, отравит ещё… Надеюсь, Миху не придёт в голову здесь наедаться. Миху пришло. Он сел на резной стул, положил себе тушёного мяса и взял вилку. Настоящую серебряную вилку! Четырёхзубую. Может, мне тоже поесть? Вон, Роксану никакие проблемы с ядами и противоядиями не мучают. Так она и не человек. И Мих не человек. А мы с Гошей? Ладно, положу чуть-чуть из вежливости. Гоша есть не стал. Да и не мог – его трон отделяло от стола метров пять чистого незаставленного пространства. Владыка сидел на троне, сжимая в руках ложки, и изучал нас.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он наконец.
А то ты не знаешь, подумал я. Роксана налила себе вина и положила куриную грудку. Ей легче, она может опустить глаза и смотреть на эту бывшую курицу.
– Георгий, – Мих тщательно подбирал слова, – ситуация такова, что выпустить эту тварь отсюда больше нельзя. Скажу честно, я не очень представляю, как это сделать. До сих пор мне это не удавалось, как ты видишь. Поэтому я прошу твоей помощи. Я вообще не понимаю, как ты столько продержался. И я не понимаю, почему он не ушёл. Должен был. Ещё лет десять-двенадцать назад должен был бы уйти.
– Я его не выпустил, – просто ответил Георгий, – его нельзя выпускать, любому дураку понятно. Поэтому я его держу… Скажи, а если я умру… от старости или… насильственно, или покончу самоубийством – оно умрёт вместе со мной?
– Нет, – жёстко ответил Мих, – он найдёт себе другого хозяина. Так что ты правильно сделал.
– Я так и думал, – Гоша опустил глаза, – а иногда так хотелось… Но… я не знал, моё ли это желание. Часто мне казалось, что оно идёт извне. В смысле, изнутри. Я думал – а не способ ли это для него обрести свободу. Мне вообще очень тщательно приходится анализировать все свои желания и мысли. Даже самые светлые. Хотя за все эти годы их и было то… Только этим и занимаюсь. Значит, я был прав. Он телепат?
– Нет, – похоже, насчёт тёмного Мих не врал, а он сам? – И я не телепат. Чтобы знать мысли, телепатия совершенно не нужна – достаточно жизненного опыта. У любого человека мысли и желания всегда отражаются на лице, в запахе, в движениях глаз, еле заметном напряжении мышц. Нужно только научиться читать. Изнутри это сделать проще, чем снаружи, но в любом случае процент ошибок крайне невелик. Зато, находясь внутри, можно внушить чувство или желание, которое вызовет вполне предсказуемую мысль и почти всегда нужную реакцию – всё просто. Вот только в твоём случае с реакцией он ошибся.
– Ошибся, – грустно сказал Гоша. – И я даже не буду тебе сопротивляться. Я на твоей стороне и я готов… помочь. Я ждал тебя.
Буду ковырять салат. Хоть чем-то займу глаза и руки. Я ему верю. Я его почти понимаю. Я сам мог бы оказаться в такой ситуации. Не может тёмный заставить человека настолько хорошо играть. Где-нибудь он бы уже прокололся. Или все-таки может? Кто с нами говорит – Гоша или…
– Угу, – спокойно подтвердил Мих, – знать бы ещё как. Просто взять и убить тебя – не проблема. Проблема в том, что как раз твоя жизнь ничего не решит. Скажи, а как тебе удалось его не выпустить?
– Я надел на него кандалы, – усмехнулся парень, – мысленно. И он никуда не делся, хотя очень рвался. И сейчас рвётся, но кандалы крепкие. И ещё я держу его за руки, когда он беснуется. Но иногда мне кажется, что рано или поздно я не справлюсь. И тогда мне становится очень страшно.
– А ложки зачем держишь? – Роксана наконец оторвалась от курицы и подняла глаза на Гошу. На меня она так никогда не смотрела. И на Миха она так никогда не смотрела. – С ними легче?
– Легче, – легко согласился Гоша, присматриваясь к красавице, – когда в руках деревянный предмет, клинок не выскакивает, я проверял. Но на всякий случай я ни к кому ближе, чем на пять метров не подхожу. Я обычно кисть и палитру держу, а ночью браслеты деревянные на ладони, – он даже улыбнулся, глядя, как Роксана превращает полумесяцы своих глаз в маленькие луны, – смешно, да? Я думал, булаву какую для вас взять, для торжественности, но ложки за обеденным столом уместнее и прикольнее, правда? Да и привычнее, я только деревянными ем. Ну её, булаву, выронишь ещё. Самое главное, в момент смены предмета руку не освободить, сначала новый взять, потом старый положить. Я как-то кисти менял и выронил, так эта гнида изрезал мне весь холст на мелкие лоскутки, хорошо, до других дотянуться не успел. Я теперь в мастерской только один холст держу. Если у вас есть… – он мучительно запнулся, – немного времени, я бы написал ваш портрет, нет, позировать не надо, это ж опасно, по памяти… Вы такая красивая! Вам бы пошло много-много косичек и полупрозрачные шаровары и блузка. И ещё цепочки. Золотые, серебряные, витые и с подвесками, чтобы казалось, что они вот-вот зазвенят при ходьбе. И сандалии на ноги, плетёные… А вот коса за плечами вам не идёт… Извините… – смутился Гоша, поняв, что слишком разболтался.
– Да? – профессионально заинтересовался Мих, отрываясь от еды, – если в руках деревянный предмет, то клинок не выскакивает? Интересно… Как бы это проверить? Витёк, может, попробуем?
Он воззрился на меня с исследовательским азартом. Я отшатнулся. Роксана засмеялась, Гоша сочувственно и болезненно сморщился. Мих ухмыльнулся и произнёс:
– Витёк, я шучу. Как-нибудь в другой раз. Ешь, не отравлено.
На всякий случай пищу я себе положил из тех же блюд, что и Мих. Будем надеяться, что яд он может определить по вкусу или запаху, как и приворотное, и не заинтересован отделаться от меня на последнем шаге.
Не могу сказать, что мы ели. Скорее, присматривались друг к другу.
– Скажите, – снова спросил Гоша, чувствовалось, что он давно ни с кем не общался, да и у кого ему было спрашивать такие вещи, – а во сне, он может выходить во сне? Я почти не сплю и не ем. Когда я не ем, мне легче его держать, а спать я просто боюсь. Так, дремлю сидя… Я боюсь, что засну, а он… сбежит и… убьёт меня напоследок. Но он же не сбежал пока? А спать я всё равно боюсь… И почему он не зарезал меня самого, когда я кисти выронил? Что это существо вообще… может?
– Он не может зарезать тебя, пока сам внутри, – жёстко ответил Мих, – это равносильно его собственному самоубийству, и такой исход меня бы очень порадовал. Но, если ты покончишь с собой, он будет свободен. Чувствуешь разницу? Он может причинить тебе боль, но она будет обоюдна, и отдача такова, что, поверь, это удовольствие только для отъявленных мазохистов, поэтому часто особых страданий Повелителю таким способом доставить не удастся – сам скорее загнёшься. Если бы он мог выйти наружу – то убил бы тебя запросто, а самого его при этом выкинуло бы в другой мир. Голод действительно ослабляет влияние меча на человека, сложнее вызывать желания и влечения, а вот выйти во сне он не сможет – не ранее, чем ты полностью придёшь в себя. Но расслабляться тебе я всё же не советую. Покинуть можно только человека в полном сознании, хотя, если он сумасшедший, но не спит, это возможно. И спящего можно разбудить. Можно договориться и уйти на ночь или на время, а вот вернуться можно не обязательно в бодрствующего повелителя, поскольку его согласия для этого уже не потребуется. Оно даётся только один раз и не отменяется. И всегда есть риск, что повелителя прибьют, пока ты где-то шляешься, а тебя в самый интересный момент выкинет отсюда. Можно ещё полностью сломать личность и свести с ума – тогда, фактически, остаётся только тело, которым управляешь как марионеткой. В большинстве случаев он именно так и поступал.
Мы с Гошей синхронно вздрогнули и с ужасом уставились на Миха. Впрочем, чего нам теперь вздрагивать и ужасаться, у Гоши всё в прошлом. А у меня? Надеюсь, не впереди.
– Да, – как-то очень спокойно согласился Мих,– и я так делал, ты абсолютно прав. Но, судя по твоему примеру, это не всегда возможно.
Чем же он тогда отличается от… впрочем, я никогда и не обольщался на его счёт. Или всё-таки обольщался?
– А если бы он отказался, – спросил я, – тогда вышло бы как… ну… так же?
– Вряд ли, – Мих ненадолго задумался, – самостоятельный повелитель, в которого нельзя вселиться, крайне уязвим, а это значит, что, либо придётся с ним нянчиться и непрерывно защищать, либо его пришибут в первой же драке, а тебя, естественно, выкинет обратно. Проще найти того, кто заведомо согласится. Или чуток подождать здесь, пока какой-нибудь разбойник или вампир благополучно не избавит тебя от отдельного владыки. Впрочем, твой случай – первый. До сих пор никто не отказывался. По крайней мере, у меня. Как никто до сих пор не смог удержать меч, желающий уйти. Ещё вопросы?
Гоша разглядывал ложки. Казалось, он вот-вот начнёт выстукивать ими мелодию.
– И как часто вам доводилось, – вот и меня тот же вопрос мучает, -…ломать личность?
– Доводилось, – пожал плечами Мих. – Этих скотов только в таком виде и можно было держать на троне.
Воцарилось молчание. Только Роксана спокойно накладывала себе какие-то кушанья. Георгий изредка украдкой на неё поглядывал.
– Я вас помню, – обратился он вдруг к Миху, – мы… вы… они? тогда сутки не могли выяснить отношения. Я думал – всё. Тогда я еще хотел жить и драться. Пьян был от вседозволенности – казалось, никто передо мной устоять не может. Оно так и было – минута, полминуты – и всё решено. А тут – сутки. И руки трясутся. А сейчас не знаю, может лучше бы ты убил меня тогда. Я ведь правильно понял, что ты бой фактически сдал? Этот – не понял, говорит, выиграл. Но я читал летописи – ни разу тёмному власть отстоять не удалось. И захватить удалось меньше, чем в четверти случаев. И во всех этих случаях правление белых было… на излёте. Я же чувствовал – не справляюсь, и подпитка извне не помогала… Так вот почему вы тогда проиграли…
– Не только тёмные Владыки сходят с ума,– на парня Мих не смотрел, – рано или поздно непобедимость развращает почти любого Светлого. Я могу придержать, могу ускорить этот процесс – но остановить его мне ни разу не удалось. Срывались все – кто раньше, кто позже. Согласись, держать человека в непрерывном запое, чтобы он не рвался резать всех, кто на него не так посмотрел – не лучший выход. Был только один Владыка, который очень долго полностью сохранял себя и ушёл в почти здравом уме и твёрдой памяти. Но всё равно – почти.
Мы ещё поели. И ещё помолчали. Роксана подняла взгляд на Гошу и улыбнулась. Парень смутился и опустил глаза.
– Скажите, Георгий, – спросил вдруг Мих, – а ваши картины, они ведь здесь во дворце?
– А вы откуда знаете? – удивился Владыка. – Вы собирали обо мне информацию?
– Естественно, – ответил меч. – Я обо всех Тёмных её собирал. Но про тебя я знаю и то, что девушка, у которой со стены ты снял эту тварь, погибла. Такого никогда раньше не случалось.
– Я догадывался, – обречённо ответил Гоша. – Я помню, как взял его, а потом очутился здесь… Но я не мог вспомнить, как ушёл оттуда… Я его ненавижу, но не знаю, как убить. Поэтому я ждал вас.
– Прости, – Мих действительно извинялся, – я знаю из какой пропасти тебе пришлось выбираться. Я пришёл бы раньше, но боялся его спугнуть… И мне тоже до сих пор не понятно, как убить эту тварь. Так где твои картины?
– Есть в частных собраниях, – ответил Гоша, – но большинство во дворце, их очень много, я же, считай, почти все пятнадцать лет только и рисовал… Пришлось четыре зала оборудовать под галерею, ещё и достраивать пришлось. Обидно, здесь их мало кто увидит, боятся сюда приходить, но иногда всё же попадаются желающие посмотреть и купить. Но продавать надо всё же ценителям, а не подхалимам, хотя… Некоторые я продаю и подхалимам, всё-таки хочется, чтобы твою работу кто-то увидел. А что?
– Вы не могли бы показать их нам?
Странно, не замечал за Михом тяги к искусству. Впрочем, если вспомнить картину в доме Зинзивириэля. К чему клонит?
– Прямо сейчас? – удивился Тёмный Владыка, – Я сам хотел вас пригласить, но думал завтра…
– Очень бы хотелось, – вежливо настаивал Мих, – Георгий, я очень вас прошу. Сейчас светло, всё должно очень хорошо смотреться.
– Хорошо, – спокойно согласился Гоша, – пойдёмте, только держитесь всё-таки от меня дальше, чем на четыре метра, мало ли что…
Мы шли по роскошным анфиладам мимо стражников с дубинками, мимо вышитых ковров и горящих факелов там, где в коридорах не было ни одного окна, первым Георгий, за ним, буквально след в след, Мих, и мы – в четырёх метрах позади. Роксана с Фимой меня опережали, и создавалось чёткое ощущение, что они закрывают меня своими телами от возможного удара. Галерея открылась внезапно – огромный зал со стеклянными окнами, прекрасно пропускающими солнечный свет и создающими удивительное тёплое освещение. Все стены были увешаны картинами – большими и маленькими, абстрактными и вполне реалистическими. Чувствовалось, что и зал, и размещение полотен тщательно продуманы и выполнены с огромной любовью.
– Великолепно, – восхитился Мих, – а дизайн тоже вы разрабатывали?
– Да,– ответил Гоша, и его голос эхом отдался в пустом помещении, – у меня была масса свободного времени.
Залов оказалось четыре. Мы обходили их один за другим, Мих и Гоша по-прежнему впереди, мы в отдалении. Злат шумно восхищался, пока Мих не приложил палец к губам. Фима молчал, но глаза его светились восторгом. Не могу сказать, что я тонкий ценитель живописи, но некоторые вещи были абсолютно гениальны. Что-то светилось мягкой душевной теплотой, от каких-то холстов веяло безысходным мраком, но факт – он создавали совершенно чёткое настроение. Пару картин я бы купил для интерьера своего дома – спокойные ровные пейзажи средней полосы, удивительно диссонирующие с большинством полотен – Гоша предпочитал абстракции, хотя попадались и портреты, и натюрморты. Мы шли медленно, Мих задерживался то у одного, то у другого полотна, а Гоша кратко излагал ему историю его создания. Миновав четвёртый зал, они развернулись и пошли обратно. Я даже по Третьяковке обычно бегаю галопом, а Мих чуть ли не по нескольку минут у каждой картины останавливается, разглядывает, еще и расспрашивает. Когда из первого зала он пошёл ещё на один заход, я чуть не взвыл.
– Скажите, Георгий, я правильно понимаю, что мотив вот этой жёлтой линии начинается здесь, теряется, выныривает, переплетается с голубой, а потом продолжается вот здесь?
Охренеть, мотив жёлтой линии в абстракции! Зато Фима как застыл у этого мотива с открытым ртом, так на следующий заход и не пошёл.
– Гениально, – выдохнул он, – так точно передать неуловимость плетения заклинаний! Переход одной составляющей в другую, взаимосвязь вербального и невербального, трансформацию пространства…
Пошли на третий круг.
–Георгий, а вот эта вещь, насколько она ранняя?
Ценитель хренов! Чего он добивается?
Фима все изучает мотив жёлтой линии. В полнейшем одурении. В глазах – восторг и вдохновение.
На четвёртый. Даже такой дурак как я уже может сообразить, что он не просто так ходит.
– Что вы говорите! С натуры или по памяти?
На пятом заходе посреди второго зала Мих вдруг остановился, стащил с себя куртку, отшвырнул к стене третьего зала и сказал:
– Георгий, ты помнишь, что я пришёл просить тебя о помощи? Помоги мне, здесь и сейчас, прошу тебя.
Они стояли слишком далеко, но я видел, как отступил на шаг Гоша.
– Прямо сейчас? – спросил он севшим голосом. – Я думал, у меня есть ещё хотя бы день…
– Прямо сейчас, – ответил Мих, – завтра дня может не быть.
Гоша молчал. Он долго молчал, опустив голову.
– Хорошо, – спокойно сказал он наконец, – я думал, может, этой ночью мне удастся написать портрет вашей спутницы. С огромным количеством косичек, – мне показалось, что ему даже удалось улыбнуться. – Хотя бы набросок. Но нет времени, так нет. Что я должен сделать?
– Георгий, – голос Миха звучал совершенно спокойно, – до тебя ещё никому не удалось связать его на столько лет, и не выпустить. Я говорю тебе совершенно ответственно, и я знаю, о чём говорю – выбросить его из тела куда проще. Только ты должен именно выгнать его, а не позволить ему уйти, иначе он убьёт тебя на выходе и опять скроется. Идеально будет, если ты вышвырнешь его прямо в кандалах, или заляпав краской, или ещё как-то, чтобы он хоть на мгновение потерял ориентацию. Когда ты это сделаешь – беги к западному выходу, в третий зал, Злат, Виктор и Роксана прямо сейчас отходите к восточному выходу, в первый. Фима, встань у западного выхода, возможно тебе придётся оказывать медицинскую помощь.
Мих оглянулся. Фима оторвался от абстракции и занял позицию напротив нас.
– Можете остановиться в дверях и посмотреть, это уже не опасно. Виктор, ещё отдались, Роксана, встань за Злата, а то у мужиков хватит ума кинуться закрывать тебя собой.
Роксана деловито кивнула.
Всё это время Мих очень медленно поворачивался, взяв Гошу за рукав, оказываясь ко мне то боком, то лицом, он рассматривал поле будущего сражения, ведя Георгия за собой. Они описали два полных круга, и замерли в исходной позиции. За спиной у меча маячил один из пейзажей, над которым я как раз раздумывал, подошёл бы мне такой или нет, – лес, поле, речка, избушка, церквушка, – солнечный и немного наивный, куда менее мастерский, чем все остальные Гошины картины, но очень умиротворяющий. В доме он никогда не приестся и не создаст дисгармонии, но с другой стороны, у Георгия были и куда более достойные картины, не менее солнечные, но гораздо более зрелые, которыми и похвастаться не стыдно, а этот гостям не особо и продемонстрируешь.
– Георгий, – совершенно спокойно сказал Мих, остановившись спиной к картине, – я отойду на полшага, а ты скрути его в последний раз и выкини. Только не забудь – выкини в цепях. Лучше вверх, можешь и на меня, куда тебе удобно. Теперь это не опасно – я тут, и я его жду. И сразу беги, хотя, если ты его прогонишь, не думаю, что его вышвырнет отсюда в момент твоей смерти. Фима, подстрахуй на всякий случай.
Он усмехнулся. Так, что у меня перехватило дыхание.
– Фактически, окажется, что ты с ним уже не связан. Я так думаю, – подытожил Мих, – но лучше не рисковать.
Он сделал обещанные полшага назад и резко закончил:
– Давай, Георгий, пора.
Секунду, две, три, пять ничего не происходило. Гоша молчал, глядя в пол.
– Шхарик, – засмеялся Мих, доставая из воздуха два меча, – не упирайся, куда ты денешься, ты же всё равно по рукам и ногам скован, а так у тебя ещё есть шанс со мной потягаться. Запомни, пока ты дерёшься – ты ещё жив, а я соскучился, у меня за столько тысяч лет ни одного нормального противника не было, так что я может, ещё и поиграть с тобой пожелаю, всё подольше протянешь. Что такое, тебе, никак, уходить не хочется? Так приятно на цепи сидеть, как сторожевому кобелю? Ну ты мазохист! Или Гоша такие кандалы красивые на тебя надел? О, да ты здесь творчеством столько лет наслаждался, и теперь расстаться с красками не можешь? Обалдеть, какие метаморфозы! Рисовать научился, кистью махать понравилось куда больше, чем клинком? Наслаждение получаешь, когда пишешь? Творишь с Гошей за компанию? Нравится никак? Что там – холст, темпера, масло? Ё, я сейчас разрыдаюсь от умиления – мой ученик ударился в живопись и пишет картины, – вот такие, да?
Шаг в сторону, и Гоша оказывается перед наивным и милым пейзажем. "Одна из самых первых работ здесь", – сказал он о нём, застенчиво улыбаясь.
– Прелесть, правда? ГОША, ДАВАЙ!
Тёмная скрученная тень взвивается над головой Тёмного владыки, разворачивается, и в какой-то неуловимый момент – совсем неуловимый – делает рывок одновременно и к Гоше и к картине, пытаясь достать клинками сразу обоих. Демон замешкался буквально на долю мгновения, отвлёкшись на пейзаж. Этой доли секунды Миху хватило, чтобы одной рукой отшвырнуть Гошу метров на десять в сторону выхода, а другой мечом подправить траекторию полёта демона, так что клинок врезался в угол холста, начисто снеся верхушку сосны. Мгновение – тень развернулась и рванула за Гошей. Мощный удар с левой отшвырнул тварь обратно к пейзажу. Еще мгновение, и тень бросается в мою сторону – удар с правой, картину перекашивает. Тень взвивается, расправляя сложенные за спиной когтистые крылья. От запредельного воя закладывает уши и лопаются стёкла.
– Шхарик, неужели ты хотел доставить мне сомнительное удовольствие убить тебя в спину, пока ты будешь кромсать холст?
Выпад, удар, отскок. На полу остаются осколки каменной крошки.
– Или думал, я побрезгую? Да ни в жисть, я тебя сегодня пришью хоть в спину, хоть как, и не поморщусь.
Тень кидается вперёд, Мих парирует удар, опять отшвыривая демона к стене.
– Можешь повернуться и попытаться порезать холст напоследок, если успеешь.
Удар в спину развернувшейся тени, тварь парирует его крылом, но картину достать не успела.
– Или ты думал, я не вижу, что Гошины полотна ты едва ли не больше его самого ненавидишь?
Вой на пределе восприятия.
– Неужели ты думал, что успеешь?
Рывок в сторону, сверкающее лезвие опять сносит демона под пейзаж.
–Или ты думаешь, я не догоню тебя, когда ты за повелителем погонишься? Попробуем?
Рывок в сторону Гоши, удар с левой, вой. Рывок в мою, удар с правой, вой. Можно успокоиться – ни меня, ни Гошу демон точно не достанет.
Демон выгнул гибкую шею и забил крыльями. Крутанувшись, Мих зацепил ему крыло, разворачивая мордой к холсту.
– Тривиально, – прокомментировал Мих. – И скучно. Ты драться будешь, или тебя так убить?
Тварь зашипела, выпуская смрадный дым в залу. Крылья попытались сомкнуться на мече и разлетелись дымящимися полосками. Демон явно уступал мечу.
Тёмный клацнул зубами, превращаясь в стройного гибкого юношу. Светловолосый и голубоглазый, с трогательными ямочками на щеках и припухлыми детскими губами. Короткая белая туника и золотистые сандалии. Обруч с красным рубином на лбу. Очаровательный юный принц – мечта романтичной и целомудренной девушки. Юноша выхватил два меча и пошёл на сближение, тряхнув длинными золотыми кудрями.
Они с Михом кружили друг против друга, изредка высекая искры, рассыпавшиеся по полу бенгальским огнём. Мих совершенно чётко держал юного красавца всё время лицом к пейзажу, пресекая какие-либо попытки рвануть в мою или Гошину сторону. При каждом взгляде на картину Темный вздрагивал и по его лицу пробегала отвратительная волна. Стоило же ему отвести взгляд, как он начинал застенчиво и трогательно улыбаться, то отражая удары, то осторожно пробуя защиту соперника.
– Шхарик, – спросил Мих, – а для кого ты таким красавчиком вырядился? Если для меня – так уж лучше под девицу коси, у меня ориентация нормальная. Давай, может на девицу у меня рука не поднимется, в отличие от кое-чего другого…
