Текст книги "Привкус горечи"

Автор книги: Магдален Нэб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Итак... – произнес инспектор в безмолвной гостиной.

Что «итак»? Ничего, кроме того чувства, которое охватывает ребенка, когда он остается один дома. Немного пугающее, но в большей степени волнующее чувство. Нет никого, кто бы сказал: «Не трогай», никого, кто бы пожалел и рассеял ужас темных углов. Вокруг было столько возможностей: раскрыть секреты взрослых, распахнуть запертые комоды, прочитать чужие письма. Ни одна чужая земля, ни одна далекая планета не хранит в себе столько секретов, сколько хранит дом, оставленный без присмотра, дом, в котором совершено жестокое убийство. Однако место преступления, где снуют следователи и эксперты, теряет это волшебство. Услышать и понять, что говорит дом, можно только в одиночестве и тишине.

Ставни в гостиной были закрыты. Инспектор включил свет, внимательно осмотрел софу, еще, казалось, хранящую очертания тела Сары Хирш, и уселся на нее с намерением оглядеться вокруг. Ринальди был прав, сказав, что в квартире нет ничего, что соответствовало бы его уровню. Хотя все вещи вполне приличные. В комнате не было ни мебели массового производства, ни представляющей собой произведения искусства. Это не те вещи, что по одной стоят на фоне парчовых драпировок в витрине антикварной лавки на виа Маджо. Инспектор не мог представить, чтобы Сара или ее мать выбирали эту мебель. И расставлены вещи тоже как-то странно. Без сомнения, сейчас он сидел на месте Сары. Справа стоял стол, на нем небольшой серебряный поднос, куда можно положить очки или поставить чашку с кофе, пока... Пока что? Пока читаешь? Светильник над головой со стеклянными каплями и полудюжиной лампочек в виде свечей не давал столько света, чтобы можно было читать, а других в комнате не было. Итак... Пока что? Пока смотришь вперед прямо на дверцы высокого дубового шкафа? Раньше мебель расставляли вокруг камина. Теперь ее чаще расставляют вокруг телевизора. Инспектор подошел к шкафу и открыл дверцы. Внутри оказались большой телевизор и видеомагнитофон. На нижней полке он нашел бутылку коньяка и стеклянную колбу. Еще больше инспектора заинтересовало, чего он не нашел на пустой полке прямо над телевизором. Инспектор закрыл шкаф, решив еще раз побеседовать с Лизой Росси, маленькой девочкой из квартиры этажом выше.

– Вся полка забита... Ну, почти вся. Мы иногда смотрели кассеты, если я заканчивала делать уроки до возвращения мамы. Правда, они мне не особо нравились. Большинство черно-белые, а такие фильмы всегда грустные, да? Потому что там про людей в старые времена. Это связанно с секретом?

– Пока еще не знаю. Может быть.

– А мой секрет, он важный? Я никому не рассказала.

– Очень важный. Ты умеешь рисовать?

– Рисовать? Не очень-то. У меня никогда в школе по рисованию не было пятерок.

– А ты можешь нарисовать вещи из сейфа синьоры Хирш? Подсвечники, например? Попробуй... Вот здесь в моем блокноте.

– Они были вот такие... Плоские и там много свечек, только я не помню сколько. Криво получилось, я же говорила, я не умею рисовать.

– Ничего, нормально. А остальные вещи?

– Это я не могу нарисовать. Там была какая-то одежда с бахромой... мне кажется, это длинная юбка, но она ни разу не разворачивала ее... и маленькая шляпка. Все остальное просто книги. Она показывала мне только фотографии. Про другие вещи она ничего не рассказывала, но я их видела.

Инспектор колебался: ни в коем случае нельзя наводить свидетеля на нужные мысли, намекать ему на то или иное обстоятельство. Но он все же был вынужден подсказать девочке ответы на вопросы. Если все видеокассеты исчезли, значит, на то была причина. Должно быть, они знали, что там лежит кассета, представляющая для них особый интерес, кассета, на которой записан не любимый классический фильм, а нечто совсем другое. Они не стали бы бродить по квартире в поисках нужной вещи, когда у них на руках неожиданно оказался труп. Они сгребли в кучу и утащили все, что попалось на пути, и как раз того, за чем они пришли, в сейфе не оказалось. Нельзя девочке подсказывать... Лиза терпеливо смотрела на него спокойным взглядом серых глаз.

– Она хранила все фильмы в шкафу на полке над телевизором? Ты не видела видеокассеты еще где-нибудь? – Не подсказывай ей, можешь упомянуть любое место, кроме сейфа. – Может быть, в комоде, Лиза? Иногда люди прячут ценные для них вещи в комоде. Ты когда-нибудь...

– Нет! Нет! Никогда, я никогда не... Позовите маму!

Из глаз девочки брызнули слезы, бледное лицо вспыхнуло огнем. Что он такого сделал? Дверь за его спиной оставалась открытой.

– Синьора!

– Что случилось? Что вы ей сказали? – В комнату вбежала Линда Росси. Громко всхлипывая, девочка кинулась к матери и уткнулась лицом ей в грудь.

– Зачем же вы это сделали? – удивился прокурор, продолжая курить свою короткую сигару и глядя при этом на инспектора без тени раздражения. – В комнате всегда должен присутствовать родитель или хотя бы свидетель. Мы живем в непростое время, инспектор, в такое время, когда уже невозможно ласково погладить ребенка по голове. Теперь девочка может что-нибудь выдумать. Она ничего не сможет доказать, да ей и не нужно этого делать.

– Но с чего вдруг...

– Без сомнения, ей есть что скрывать, что-то до смешного незначительное, на что вы случайно ей указали. И спровоцировали ситуацию, которая может навести ее на мысль обвинить вас в своих слезах вместо того, чтобы рассказать всю правду. Остается ждать, сделает ли она это. Пока вы там были, она сообщила что-нибудь любопытное?

– Ни слова. Она только плакала и плакала. Билась в истерике. Мне никак не следовало туда ходить. О чем я только думал? Вы тот человек... Я должен был сразу позвонить вам, когда заметил, что кассеты пропали. Я занимаюсь не своим делом... Я не следователь...

– По этому делу вы как раз ведете следствие, инспектор, и то, что вы поднялись в квартиру этажом выше, совершенно естественно. Единственное, чего вам не следовало делать, – это разговаривать с ребенком наедине.

– Да. Хотя о том, о чем она говорила мне... об этом секрете Сары Хирш... свою мать она в него не посвящала, так что она бы не стала говорить со мной об этом в ее присутствии.

– Ну, тогда в присутствии карабинера или кого-нибудь из вашего участка... впрочем, теперь уже все равно. Если вы появитесь там вдвоем, бедняжка подумает, что вы пришли ее арестовать за преступление, которое, по ее мнению, она совершила. Мы расследуем убийство, и как бы ни были не связаны с этим ее детские шалости, наши действия могут только ухудшить ее психическое состояние. Так что продолжайте расследование. Я поговорю с синьорой Росси и улажу ситуацию. Положитесь на меня.

Инспектор вернулся к себе в участок. Он положился на прокурора, но был очень подавлен.

Прокурор хороший человек, у него за плечами многолетний опыт работы инспектором по делам несовершеннолетних. Если кто и мог исправить положение, так это он. Больше всего инспектора угнетало то, что на себя он полагаться больше не мог. Конечно, сам он тоже много лет работает с обитателями своего участка, успешно строит взаимоотношения с ними. Для них он был тем человеком, к кому они могли обратиться со своими самыми серьезными и самыми мелкими проблемами. Инспектор никогда не забывал об этом. И постоянно ворчал по поводу того, что в приемной набирается так много людей, которые не станут разговаривать ни с кем, кроме него. Единственного человека, на которого они могли положиться. А теперь его обвинят в том, что он приставал к ребенку? Если такое может произойти, значит, он действительно не заметил, как настали опасные времена, и все продолжает по старой привычке гладить по головам маленьких мальчиков и успокаивать потерявшихся маленьких девочек. Зайдя в приемную, он с ужасом вспомнил, как однажды в этой самой комнате маленькая потерявшаяся девочка в истерике стащила с себя всю одежду, а он – без свидетелей! – успокаивал ее и одевал, как мог. От этой мысли его кинуло в жар. Инспектор закрылся у себя в кабинете, забыв заглянуть по обыкновению в комнату дежурного. Он сел за стол и принялся обдумывать свое положение. Когда он уходил, Лиза все еще громко рыдала. Поток ее слез оказался таким неожиданным, таким внезапным, что он совершенно растерялся. Он не смог правильно отреагировать, не дотронулся до девочки, не попытался ласково погладить ее густые волосы, а сразу же позвал ее мать. Да и слава богу!

Однако на самом деле он вовсе не был благодарен Господу за собственную реакцию. Все было неправильно. Это конкретное происшествие может остаться без последствий. Но коли мир вокруг так изменился, то для него там места нет. Если он не может выполнять свою работу так, как считает нужным... А как он считает нужным ее выполнять? Забыть о своем обещании перед Сарой Хирш, пока уже не стало слишком поздно? Так вот как он заботится о жителях своего участка? И если сейчас его обвинят в том, чего он не делал, не поделом ли ему, раз уж никто не обвинил его за то, что он сделал? А он дважды подвел Сару Хирш. Он не смог сохранить ей жизнь и не может найти ее убийц.

Инспектор сидел так какое-то время, перекладывая папки с одного конца стола на другой, открывая и закрывая их, делая вид, что читает. Дышать тяжело. Ему слишком жарко... Он забыл снять пиджак. Инспектор встал, чтобы сделать это, и остановился, забыв, зачем вставал. Несмотря на то что ему было очень жарко, в животе он ощущал что-то тяжелое и холодное, словно проглотил жабу. Вновь накатили воспоминания о следовавших одна за другой неудачах. Эта албанская девушка в больнице? Именно он, и только он, решил не заходить в квартиру. А сэр Кристофер Роутсли? «Значит, я тоже ваш подопечный. Приятно слышать». Напрасно старик радуется. Так уж трудно навестить больного человека! Гениальный сыщик был слишком занят расследованием дела Хирш. А потом было уже поздно. Ему стало так плохо, что не смог его принять.

– Нет-нет-нет... – Людям нет от него абсолютно никакой пользы, и ничего удивительного.

В кабинет заглянул Лоренцини:

– У вас кто-то есть?

– Нет.

– Мне показалось, я слышал, как вы...

– Нет.

– Вы собираетесь уходить?

– Нет.

– О... Здесь пара документов вам на подпись.

– Положи на стол.

Лоренцини оставил бумаги и исчез.

Жаба, поселившаяся в животе у инспектора, раздулась и стала еще холодней. Ему надо двигаться, что-то делать. Он открыл дверь и позвал карабинера из комнаты дежурного. Он решил съездить в больницу, посмотреть, как там эта девочка, сообщить им ее имя, сделать что-то полезное...

У него за спиной послышался голос Лоренцини:

– Понятия не имею. Он сказал, что никуда не собирается.

Глава седьмая

По дороге в больницу было много пробок. Инспектор смотрел на проезжающие машины, не замечая их. Он слышал, как карабинер за рулем постоянно комментировал происходящее. В ответ он лишь заставил себя промычать:

– Хм...

Только осознав наконец, что они припарковались и молодой человек настойчиво повторяет какую-то фразу, он переспросил:

– Что?

– Мне остаться здесь или вы хотите, чтобы я пошел с вами?

– Идите со мной. – Он велел ему отнести на сестринский пост адрес и имя девушки. – Потом ждите меня в машине.

Инспектор шел по коридору, заглядывая в каждую палату, к нему вышла молодая медсестра и попыталась его остановить, говоря что-то о часах посещения.

– Да... Спасибо... – он прошел мимо нее и замер в дверях палаты.

Голова пациентки была полностью забинтована, но он знал, что это она. В кровати она казалась совсем ребенком. Маленькое тело сплошь опутано трубками, глаза закрыты. Инспектор зашел в палату. В кровати напротив сидела еще одна пациентка и пристально вглядывалась в ручное зеркальце. Она была одета в яркий халат с вышитыми китайскими драконами. Инспектор с ужасом уставился на женщину. Его испугали не расшитые драконы. Наоборот, он не сводил с них взгляда, чтобы не видеть ее головы.

– Я услышала ваши шаги и подумала, что это мой муж. Иногда он тайком приходит в неурочное время. Знаете, как это бывает: у него свой ресторан, и часы посещений как раз приходятся на самый наплыв посетителей.

– Да... – Инспектор принялся еще внимательней рассматривать драконов.

Внезапно его осенило: она может подумать, что он разглядывает ее фигуру. Молодая стройная женщина. Он медленно перевел взгляд на ее лицо. Симпатичная. Много макияжа, губы такие же ярко-красные, как платье. Он быстро отвернулся и посмотрел на албанскую девушку. Энкеледа. Женщина за его спиной продолжала болтать. Казалось, она совсем забыла, что по какой-то причине ей отпилили макушку ее бритого черепа – словно сняли верхушку с вареного яйца, – а потом пришили обратно большими безобразными черными стежками. Сразу на ум приходит Франкенштейн. Вдобавок ко всему на самой макушке была дыра, из которой тянулась прозрачная трубка, и желтая жидкость сочилась в пластиковый контейнер, прикрепленный к голове пластырем. Скорее это сооружение, чем черные швы на красной ране, заставило инспектора отвернуться. По всей видимости, женщину это не задело. Ясно, что пришел он к Энкеледе, как ясно и то, что она не сможет с ним поговорить. Поэтому женщина продолжила свою болтовню:

– Когда вы вошли, я выщипывала брови, и я не могу бросить на половине, правда ведь? Надеюсь, вы не будете возражать, если я продолжу?

Как она может это делать? У инспектора свело живот при мысли о такой болезненной процедуре. Да к тому же брови располагаются так близко к поврежденному участку головы.

– Мой врач говорит, если пациентка начинает заботиться о своей внешности, это хороший знак. Сегодня утром, когда он делал обход, я как раз красила ногти. Ну, может быть, он прав, но я и так должна следить за собой, поскольку у меня свой бизнес, – я парикмахер! Как вам это? Вот уж не повезло так не повезло, правда? О, я знаю, конечно же они снова отрастут, но сколько для этого потребуется времени? Вот что я хотела бы выяснить. То есть я никак не могу появиться в салоне без волос, так ведь?

– Так.

– Как вы думаете, может, мне купить парик?

– Вряд ли...

– Знаете, более или менее приличные стоят целое состояние.

– Наверно.

– Но скоро я смогу вернуться на работу, так что, может, оно того и стоит. Что бы вы делали на моем месте?

Он не мог сказать ей того, о чем думал: он вопил бы от ужаса, если бы у него на макушке была дырка, из которой торчит трубка с желтой жидкостью. Кстати, а что это желтое?

– Конечно, говорят, чем чаще стрижешься, тем быстрее отрастают волосы, и я думаю, теперь они у меня будут более густые. Я так прикидываю, сейчас они длиной примерно в полсантиметра. Как вам кажется?

– О да, наверняка так оно и есть, да.

– Вы даже не смотрите. Ну, давайте, скажите мне правду.

Инспектор обернулся, стараясь не смотреть на нее.

– Полсантиметра, да, без сомнения. – Он снова повернулся к безмолвной фигурке в бинтах. На боковой перекладине кровати висел катетер.

– Бедная малышка пока не подает никаких признаков жизни. Я с ней много разговариваю и включаю ей радио. Говорят, это помогает.

– Да. – Больше бы помогло, черт побери, если бы он еще в квартире вытащил ее из лап тех мужиков.

– Вы бы сказали ей что-нибудь. Возьмите ее за руку, дайте ей знать, что вы здесь. Говорят, у нее никого нет... Албанка, да?

– Да.

– Даже если придет в себя, ей не на что особо рассчитывать. Мне медсестры все рассказали. Ее выкинули из машины, правильно? Еще несколько таких же случаев показывали в новостях. Вам нехорошо? Вы выглядите больным. Я думала, вы на своей работе уже привыкли к таким вещам. Аварии, убийства и все такое.

– Это... Вы тоже попали в аварию?

– Я? Нет. Опухоль головного мозга.

– Опухоль головного мозга? Но вы так хорошо выглядите, такая энергичная...

– Ну, во-первых, мне ее уже удалили. И теперь меня больше всего волнуют мои волосы. Вы только подумайте – лысый парикмахер! Нет, посмотрите на меня!

Она указала на свой череп, а инспектор сделал вид, что смотрит. С кровати за его спиной послышался тихий веселый смех. Они оба уставились на Энкеледу. Широко распахнутые темно-карие глаза девушки искрились весельем, она внимательно разглядывала сооружение на лысой макушке своей соседки.

– Вот молодец, милая, у тебя хороший смех. Я выгляжу как идиотка, правда? Идиотка! – повторила женщина, показывая на себя и улыбаясь.

– Идиотка! – хихикнув пару раз, невнятно, но вполне различимо ответила девушка.

Инспектор встал и нажал на кнопку вызова у изголовья кровати.

– Надо, чтобы ее сейчас же осмотрел врач.

– Медсестры займутся этим. Давайте послушаем, что она скажет, прежде чем они начнут с ней суетиться. – Женщина подошла к кровати и наклонилась: – Как тебя зовут, милая? Скажи нам свое имя. Меня зовут Марилена, – она указала на себя, – Марилена. А ты кто? Кто?

– Эн-ке-ле-да.

– Энкеледа. Очень хорошо. Посмотрите, она может двигать рукой.

Рука дрожала, и кисть обмякла, но не было никаких сомнений, куда указывала девочка.

– Идиотка. – Она снова засмеялась, в ее темных глазах светились искорки счастья. Внезапно она уронила руку, выражение ее лица изменилось, взгляд стал блуждать по комнате. – Ма-ма? Ма-ма!

– Она хочет к маме, вот оно что. Должно быть, она моложе, чем они думают. Не переживай, милая. Медсестры присмотрят за тобой, и инспектор здесь, он найдет твою маму и скажет ей, чтобы она пришла к тебе. Нет-нет, не плачь. Не надо!

Темные глаза девочки наполнились слезами, которые покатились по щекам.

– Ма-ма! Ма-ма! – отчаянно крикнула она слабым голосом. Нахмурившись, дрожащей рукой она потянулась к капельнице, словно голодный котенок, ищущий что-то.

– Больно? Это просто иголка... не трогай трубку, милая. Бедняжка. Больно?

– Больно! – Слабыми, трясущимися руками она пыталась сорвать с себя трубки. – Не надо больно! Не надо больно! Ма-ма! – Девочка расплакалась, слабые отчаянные рыдания сотрясали все ее тело.

Пробежав мимо медсестры, которая кричала ему что-то вслед, инспектор выскочил из палаты...

– Где мальчики?

– У себя в комнате, они уже поели.

– Наверняка играют в свой дурацкий компьютер. – Это было утверждение, а не вопрос, поскольку раздражающий шум, доносившийся из детской, не позволял ошибиться.

– Салва, ради всего святого! У них каникулы. А к тому времени когда они вернутся в школу, все эти компьютерные игры им уже надоедят.

– Я лишь хотел бы ужинать вместе, как одна семья, а не сидеть здесь вдвоем и слушать эти вопли.

– Ты хотя бы имеешь представление, который сейчас час?

– Нет, не имею.

– Понятно, сейчас без двадцати десять.

– Правда?

– Господи! Я с таким же успехом могу разговаривать со стеной. Твоя мать была права. Когда ты в таком настроении, с тобой бессмысленно спорить. Хочешь еще хлеба? Я думаю, ты вполне бы мог...

Инспектор машинально ел, впитывая в себя звук ее голоса, который не давал шевелиться поселившейся у него в животе жабе.

Из больницы он вернулся к себе в участок и один просидел в кабинете до сих пор. Он смутно помнил, как подписал несколько документов, которые Лоренцини оставил у него на столе, как отодвинул в сторону записку с просьбой кому-то позвонить, но он едва мог вспомнить, что он делал все остальное время. Вполне возможно, что он открывал и закрывал папки, перекладывал их с места на место, пролистывал их содержимое, словно искал что-то. Инспектор действительно что-то искал. В бумагах, которые он не глядя просматривал, этого не было, и бессмысленность процесса раздражала его, однако перекладывать папки ему было необходимо. Словно он артист пантомимы. Время шло. Ненужные бумаги, заплаканная Лиза Росси, дрожащая рука, пытающаяся вытащить из вены капельницу, по очереди проплывали у него перед глазами. Инспектор не мог никуда от этого деться. Нельзя закрыть глаза, чтобы не всплывали эти воспоминания. Он продолжал упрямо перекладывать бумаги. Росси... Записка Лоренцини. Он снова отложил ее в сторону, чтобы не испытывать тех мучений, которые она вызывает, но из рук не выпустил. О чем она говорила? Нет-нет... Не она, а бакалейщик. «Не нужно таскать тяжести...» Так вроде? Или это сказал Ринальди? Что сказал? «Должно быть, вы уже были у нее в квартире...» Нет-нет, это сказала Росси... Он придвинул записку к себе, не обращая внимания на ее содержание. Она сказала что-то про мебель. Голос Линды Росси отчетливо прозвучал у него в голове: «В здании очень мало движения, только синьор Ринальди вечно перетаскивает свою мебель из магазина в квартиру этажом выше и обратно». Инспектор свалил все папки в выдвижной ящик стола, с грохотом задвинул его и, откинувшись в кресле, уставился на карту Флоренции, висевшую на стене напротив. Он глубоко вздохнул, почти застонал, встал, подошел ближе и сердито посмотрел на Сдруччоло-де-Питти, несколько раз постучав по карте указательным пальцем.

– Не нужно таскать тяжести... – повторил он вслух слова бакалейщика. Вообще не нужно рисковать.

После он пошел домой. Без двадцати десять. Тереза смотрела последние новости, а он сидел рядом, бессмысленно глядя в телевизор. Добравшись до постели, инспектор заснул в тот же момент и за завтраком был так же молчалив, как и за ужином. Уже в участке, заглянув в комнату дежурного, он объявил:

– Я ухожу.

– Вы видели мою записку? Вам надо позвонить...

– Потом. Когда вернусь.

Лоренцини пристально посмотрел на него и спросил:

– Вам нужна машина?

– Нет. Я пройдусь пешком. Мне только через дорогу перейти, но я могу задержаться.

В этот день было еще жарче, хотя небо затянули облака, освещение было хмурым, но каким-то резким.

– Доброе утро, инспектор!

– О инспектор! Зайдете выпить чашку кофе?

Свет обжигал даже сквозь темные очки. Опустив очки в верхний карман, он промокнул глаза сложенным носовым платком, затем толкнул дверь антикварного магазина. Дверь оказалась запертой. Сквозь витрину он вгляделся в темноту магазина.

Лампа на маленьком столе горела, но комната была пуста. Наверняка кто-то находился в задней комнате.

Он постучал по стеклу, подождал, потом позвонил в дверь. Возможно, сзади во дворе были реставрационная мастерская и туалет. Однако, если Ринальди сейчас там, почему он запер дверь? Интуитивно он всегда чувствовал, когда дверные звонки и телефоны заливались в пустом помещении. Инспектор оглянулся на припаркованный грузовой мотоцикл, занимавший почти половину тротуара, и записал его номера. Затем он снова повернулся к табличке с именами возле дверных звонков. Его палец задержался над именем «Ринальди» на втором этаже и постепенно поднялся к имени «Росси». При удачном стечении обстоятельств он попросил бы Линду Росси открыть ему дверь подъезда и тем самым не дать Ринальди возможности подготовиться к его приходу. Уверенный в том, что Ринальди не было в задних комнатах магазина, инспектор был в равной степени убежден, что найдет его наверху в квартире. Но обстоятельства сложились неудачно. Дверь открылась, и из подъезда вышла Линда Росси с пластмассовым мусорным ведром.

– О инспектор, я так рада, что вы пришли. Вы не перезвонили мне вчера вечером, и я подумала... Я пыталась вам дозвониться, но мне сказали, что вы уже ушли. Надеюсь, вы не сердитесь на Лизу. Она всего лишь ребенок, и ее очень напугала смерть синьоры Хирш.

– Да. Да, конечно, она напугана.

– И конечно, ничего тут такого не было, хотя что-то, может, и было...

– Не было и было...

– Детская глупость... Простите. Вы хотите подняться к нам?

– Мне надо поговорить с Ринальди... – Инспектор зашел в подъезд.

Линда Росси продолжала смущенно лепетать:

– Не буду больше отнимать у вас время. Просто детская глупость, я уже сказала. Синьора Хирш ходила за продуктами, а Лиза лазила у нее по шкафам, примеряла какие-то украшения, заглядывала везде, искала секреты. Думаю, из-за того что в квартире был сейф, она вообразила себе всякие сигнализации, скрытые камеры, бог знает что еще. В общем, она решила, что вы все знаете, и очень испугалась, да еще и эта смерть... Понимаете, когда вы спросили ее, заглядывала ли она в шкафы, она решила, что совершила преступление. Я никак не могу переубедить ее. Она не успокоится, пока вы...

– Я поговорю с ней, после того как встречусь с Ринальди.

– Мне нужно сбегать кое-что купить на рынке на Санто-Спирито. Я там буду не более получаса, но в любом случае просто позвоните в дверь. Она дома. Я буду вам очень благодарна.

– Не волнуйтесь. – Он шагнул вперед, взглянув наверх. – Я поговорю с ней.

Инспектор стал подниматься по лестнице. Добравшись до площадки, он различил голоса, раздававшиеся из-за закрытой двери. Инспектор замер, не торопясь перебивать разговор. Ему даже не пришлось напрягать слух. Не потому, что разговор шел на повышенных тонах, а просто причина ссоры была ему совершенно ясна, и не было никакой надобности вслушиваться в брань, чтобы понять, в чем дело. Голоса приблизились к двери.

– Ни лиры больше!

– Ты не в том положении, чтобы диктовать условия!

– Нет уж, я в том положении! И я могу диктовать условия!

– Мы сделали то, что ты велел. Теперь гони бабки.

– За что? За что я должен вам платить?

– Мы не виноваты! Мы все делали так, как ты велел.

– Разве я велел вам ее убить?

– Может, и нет, но это тебя вполне устраивает, ведь так?

– Ты что, совсем идиот? Меня устраивает то, что у меня на голове расследуют убийство? Это вы должны мне заплатить. За всю эту чертову кутерьму, что вы здесь устроили понапрасну.

– А все это старье, которое мы вытащили? Как насчет этого?

– Какое такое старье? И где все это? Чем докажете? Мой вам совет: берите этот конверт и исчезните, пока вас еще никто не ищет!

Теперь послышался третий голос, не такой громкий и не такой самоуверенный:

– Если нас повяжут, мы потащим тебя за собой.

– Нет, не потащите. И я абсолютно в этом уверен, и я буду безгранично счастлив сдать вас моему другу прокурору.

Наверно, с этими словами он поднял телефонную трубку. Скорей всего так и было. Началась драка, раздался крик:

– Говнюк!

Дверь распахнулась.

– Доброе утро, – сказал инспектор. – Я как раз собирался позвонить. Не возражаете, если я зайду?

На мгновение в глазах Ринальди мелькнул страх, но инспектор взглянул на него с такой скукой и безразличием, что он мгновенно овладел собой.

– А, инспектор. Чем могу быть полезен? Прошу извинить моих носильщиков, они как раз собирались уходить.

Двое громил, такие же красные, как в тот день, когда тащили ящик с мраморной статуей, шагнули было вперед и остановились. Инспектор стоял в дверях, по очереди пронизывая их взглядом своих больших глаз. Он занял весь дверной проем и не торопился уступать дорогу. Он ждал. Носильщики переглянулись, но больше уже не предпринимали попыток обойти его. Они смотрели на него, словно боялись, что он вцепится в них зубами при малейшем движении. Им нечего опасаться. Ему нужен был Ринальди.

– Не уходите из-за меня, – попросил он миролюбиво. – Напротив, я бы хотел, чтобы вы остались... О, всего на минуту. Я навожу некоторые справки касательно синьора Ринальди, и как его... так сказать, сотрудники, вы могли бы мне кое в чем помочь. Это не срочно, как вы понимаете. Просто оставьте мне свои имена и адреса.

Затем, когда инспектор сказал, что они свободны и могут идти, грузчики замешкались, совершенно сбитые с толку. Его взгляд был мягким и одновременно пустым. Грузчики посмотрели на Ринальди, и тот практически вытолкал их из квартиры и захлопнул за ними дверь, прежде чем взглянуть инспектору в лицо.

– Итак? Чем могу быть полезен? – Вся его показная любезность исчезла. Кроме того, он больше не пытался изображать из себя «друга прокурора». При всей своей самоуверенности Ринальди был отнюдь не глуп.

– Окажите мне маленькую услугу, – ответил инспектор. – Позвольте воспользоваться вашим телефоном.

– Конечно. Вот он как раз здесь. Я оставлю вас, чтобы вы могли спокойно поговорить.

– Нет-нет. Не уходите. – Глядя на погашенный окурок сигары в серебряной пепельнице возле телефона, инспектор набрал номер. Он продиктовал Лоренцини номерные знаки мотоцикла и отдал соответствующие распоряжения.

– Нет, просто проследи за ними. Там два человека, да. Остальное скажу, когда будешь в дороге. – Он повесил трубку.

Ринальди пока еще держал себя в руках.

– Я не знаю, что сделали эти двое, но хочу обратить ваше внимание, это не мои рабочие, поэтому...

– Нет. Сомневаюсь, что мы найдем хоть одну квитанцию на товар, который они вам доставляли, но ничего страшного. Я уверен, они все нам расскажут. К тому же, как я уже сказал, меня интересуете именно вы.

– Не понимаю почему.

– К сожалению, – признался инспектор, – я сам этого не понимаю. Я знаю, что вы совершили, но не знаю зачем. Однако я арестую вас именно за поступок, а не за его причину.

– Вы не можете меня арестовать. – Ринальди искренне не поверил его словам. – У вас нет ордера.

– Нет, – снова признался инспектор, – ордера у меня нет. Мне опять придется просить разрешения воспользоваться вашим телефоном, чтобы позвонить вашему другу прокурору и попросить у него ордер на ваш арест. Вполне возможно, он откажет мне, но, если он согласится, вероятно, вы сперва должны позвонить своему адвокату. К тому же нам все равно нужно ждать сообщений о ваших двух носильщиках, а я не знаю, куда они поехали. – Нахмурившись, инспектор взглянул на их адреса. – Полагаю, они отправились сюда. Хорошее место за городом, и не очень далеко...

– Чушь какая-то!

Инспектор пристально посмотрел на Ринальди, который изо всех сил старался сохранить присутствие духа, но ему это не особо удавалось.

– Думаю, вам лучше присесть. Нам даже лучше обоим присесть, вы только сперва позвоните своему адвокату. Вся эта морока потребует времени.

На это ушел чуть ли не весь день. Ринальди отвезли в отделение на Борго-Оньиссанти, и инспектор смог выехать вслед за своими людьми, преследовавшими в оперативной машине мотоцикл носильщиков. Когда инспектор догнал машину, она была припаркована на проселочной дороге, где каменистая тропинка, ведущая в долину, сворачивала направо.

– Здесь тупик, – произнес Лоренцини, указывая на знак, прибитый к дереву. – И я не думаю, что они проехали дальше вон того поворота, где заканчивается виноградник. Мы слышали отсюда, как они остановились. Патрульная машина уже сюда едет.

– Мы должны обследовать всю территорию, пока не найдем то, что нужно. – Инспектор отправил Лоренцини с молодым карабинером, который вел машину, на виллу через дорогу. – Спросите, есть ли здесь свалка или место, где люди незаконно сбрасывают мусор. Это сэкономило бы нам немного времени. Ты сказал, чтобы патрульная машина подъехала тихо? – обернулся он к Лоренцини.

– Да.

– Хорошо.

В иных ситуациях необходимо прибыть на место с включенными фарами, вращающимися огнями, завывающей сиреной и чтобы из-под колес во все стороны летел гравий. А бывают ситуации, когда нужно подъехать тихо и незаметно. Когда патрульная машина добралась до места и встала рядом с ними, закрыв въезд на узкую дорогу, инспектор и Лоренцини, забравшись в оперативную машину, медленно двинулись вдоль виноградника. Начался дождь. В боковое стекло машины было видно, как качаются под ударами дождевых капель большие виноградные листья. Пока они объехали поворот и оказались перед фермерским домом, дождь закончился. Выйдя из машины, они почувствовали запах дождя, который прибил дорожную пыль. Неподалеку послышались раскаты грома.