Текст книги "Привкус горечи"

Автор книги: Магдален Нэб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Глава двенадцатая

Апелляционный суд признал виновными грузчиков Джанфранко Джусти и Пьеро Фаласки, каждый из которых получил по четырнадцать лет. В суде первой инстанции Ринальди был осужден вместе с ними, однако в связи с отсутствием информации о Джейкобе Роте и снимков картины Моне заявление грузчиков о том, что Ринальди был заказчиком преступления, а также все предоставленные улики были признаны неубедительными, и после подачи апелляции приговор был отменен.

– Полагаю, вас это не удивило, – сказал инспектор. Они ехали с прокурором за город, и настроение у него было замечательное.

– Первое правило счастливой жизни, – произнес прокурор. – Как только закончил дело, забудь о нем. Вы сами, наверно, тоже не очень-то удивлены. Нам еще повезло, что его признали виновным хотя бы в первой инстанции. У него был хороший адвокат, а у нас ни черта не было... Самое главное, не было мотива преступления. Думаю, мы оба согласимся с тем, что удовольствие видеть Ринальди за решеткой не идет ни в какое сравнение с радостью от успеха адвоката Умберто д'Анконы. Вы же знаете, его контора постаралась на славу. Я мог бы отклонить апелляцию, но в моих интересах ее принять. Вы видели статью в цветном приложении в прошлую пятницу – «Сезанн вернулся к дочери коллекционера»? Не могу себе представить, чтобы у меня было столько энергии, сколько у д'Анконы, даже если я доживу до его возраста. У меня и сейчас ее столько нет. Уж не знаю, как вам, но мне разглашение грехов Джейкоба Рота не доставило бы столько радости, сколько рассказ милейшего Ринальди о том, что творилось на вилле все эти годы. Хорошенький триумвират! Портеус, Ринальди и этот вкрадчивый молодой адвокат. Каждый из них, как мог, старался пробраться в попечительский совет, чтобы заполучить право управления виллой, да еще и имуществом матери сэра Кристофера.

– Вообще-то, нам мало что известно, – заметил инспектор. – Никто никогда не узнает, сколько пропало картин и скульптур, не занесенных ни в какие каталоги. Одни исчезли после смерти Джейкоба, другие – когда сэра Кристофера переселили на первый этаж, не говоря уже о нашумевшем «большом ограблении». Помню, когда я впервые приехал на виллу, сэр Кристофер рассказывал мне, что верхний этаж напоминает пещеру Аладдина.

– Серьезно? А ведь когда мы с Маэстренжело поднялись туда, помещение отнюдь не производило такого впечатления. Хотя кое-какие следы прошлого можно было заметить. Например, картины не совпадали по размеру с выцветшими пятнами, оставшимися от работ, висевших там раньше. Я еще подумал: какая глупая оплошность.

– Им было все равно. Портеус мог переставлять статуи и перевешивать картины, как ему заблагорассудится. Хотя сотрудники налоговой службы пока еще не отказались от намерений детально изучить коллекцию, и тут помощь молодого садовника просто бесценна.

Джим явился в полицейское управление на Борго-Оньиссанти, как обычно, бодрый и готовый делиться своими соображениями.

– Знаете, я думаю, и старший садовник со мной согласен...

С помощью роскошного альбома, некогда полученного капитаном в подарок, им удалось идентифицировать несколько ваз и статуй, которые не были внесены в каталог, но, несомненно, раньше находились в саду. Фотографии для альбома были сделаны несколько лет назад еще при жизни Джейкоба.

– Конечно, – отметил капитан, – нам неизвестно, что именно Джейкоб и – или – сэр Кристофер продали, а что у них украли те, к кому они были более чем великодушны.

– В оранжерею дважды затаскивали картины, – рассказывал Джим. – А старший садовник говорит, что сэр Кристофер был связан завещанием своего отца, по условиям которого Ринальди получал только лишь узуфрукт, тогда как сэр Кристофер хотел бы оставить ему квартиру и магазин. Поэтому... после того, как сэр Кристофер тронулся умом, его адвокат и секретарь все продали Ринальди за гроши. Корявая подпись под непрочитанным контрактом такая же, как под сфальсифицированным завещанием, и дело в шляпе. Никто ничего не узнает.

Они верили ему, но как все это доказать?

По крайней мере, прокурор, да и капитан тоже, до некоторой степени удовлетворили свое любопытство.

– Как это ни странно, но он ведь тогда улыбнулся, – продолжил прокурор беседу с инспектором в машине, – не сразу, а потом... Так, вот здесь я постоянно сворачиваю не туда, куда нужно... Надо быть повнимательней... Правильно свернул? Да... Вы видели, как он был доволен? Мне кажется, он даже гладил раму пальцем. Помните?

– Ну, – проворчал инспектор, нащупывая в кармане темные очки. Свежий весенний ветер разогнал дождевые тучи, и на небе выглянуло солнце, – не каждый день увидишь работу Леонардо в частной коллекции.

– Это точно, – согласился прокурор. – Рассматривая картины в галерее Уффици, испытываешь совсем другие чувства, правда? Не знаю, почему... Во всяком случае, эту вещь они уж точно не смогли бы украсть. Она зарегистрирована в министерстве, и ее пропажа привлекла бы слишком много внимания. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что бы было с Руфь и с детьми, если бы Джейкоб направил свою энергию и маниакальную решимость на то, чтобы стать художником?

– Им было бы ничуть не лучше, – твердо ответил инспектор. – Руфь все равно занимала бы второе место в его сердце, только не после Розы, а после живописи. Она точно так же принесла бы Сару в жертву прихотям Джейкоба, а сэр Кристофер так и был бы третьесортным художником-любителем. Зря, конечно, он пытался привлечь к себе внимание при помощи своих богатеньких именитых друзей. Лучше бы опирался на репутацию своего отца.

Прокурор поднял руку, сдаваясь:

– Забудьте, что я тут наговорил.

Сам же инспектор был вполне удовлетворен. Теперь он имел некоторое представление о повседневных проблемах богатых людей. В первую очередь – это денежные заботы. Поначалу все грандиозные идеи Джейкоба прекрасно воплощались в жизнь. Он купил эту виллу за гроши в те послевоенные годы, когда флорентийская аристократия начала распродавать свою недвижимость, боясь введения нового налогового законодательства и конфискации неиспользуемых земель. Он заключил выгодный брак и с помощью огромного приданого жены еще увеличил свой капитал. Правда, к моменту его смерти деньги уже закончились, и в последние годы, чтобы соответствовать уровню своих знаменитых гостей, сэру Кристоферу приходилось тратить состояние своей матери. Тяжелая болезнь была единственной альтернативой полному разорению. Триумвират, так называемое «правление трех», захватило власть во владениях Цезаря, где денег хватало лишь на скромное существование, и не было ни единой лишней монетки на серьезную реставрацию, необходимую после стольких лет небрежения. По закону они обязаны проводить реставрационные работы, поскольку вилла является зарегистрированным архитектурным памятником. В течение долгого времени ситуация была безнадежна. Им надо было продать все, что только было можно, в том числе квартиры над магазином Ринальди на Сдруччоло-де-Питти. Портеус и его люди старались заполучить все, что сэру Кристоферу досталось в наследство от матери, включая Моне. В такой ситуации меньше всего им нужна была неожиданно появившаяся дочь, заявляющая о своих правах на собственность. Прокурор сказал, что такие бессовестные люди обязательно нашли бы выход из ситуации, и оказался прав, поскольку теперь они избавились от необходимости обманывать сэра Кристофера и запугивать Сару Хирш. По условию попечительского фонда Джейкоба после смерти сэра Кристофера виллу должны использовать в качестве образовательного учреждения. Это условие можно трактовать абсолютно по-разному, поэтому было с легкостью решено организовать дорогостоящие курсы с проживанием, где прославленные знаменитости преподавали бы таким же богатым и ленивым наследникам огромных состояний, как те, что раньше приезжали сюда и праздно проводили время. Что касается упомянутого условия об обучении талантливых еврейских мальчиков, в частности, изобразительным искусствам, д'Анкону, единственного еврея в попечительском совете, в правление не избрали, и условие было забыто. Не мешало бы вспомнить о Джиме, который уцелел в этой истории, если можно так выразиться, и, конечно, о старшем садовнике, который все еще ухаживал за садом Розы, пропалывая его после дождя. Она любила свой сад и, несмотря на то что ей пришлось здесь выстрадать, она оставила его в надежных руках.

– Вы чувствуете в машине запах сигар? А вот моя жена уверена, что я бросил курить... Мы уже почти приехали. Должен заметить, вы не очень-то расстроились из-за того, что эта подлая троица вышла сухой из воды. Все-таки вы выполнили всю тяжелую работу.

– Я? Нет-нет... К тому же не все коту масленица.

– Что? Вы знаете что-то, чего не знаю я?

– О, нет. Ничего особенного. До меня время от времени доходят разные слухи. Я слышал, они снова за жалкие гроши наняли несколько бездомных мальчишек. Я так понимаю, что они выбирают мальчиков по внешним данным, не обращая внимания на то, есть ли у них приводы или судимости. По всей видимости, там опять начались ссоры. Если погода останется хорошей, они скоро начнут передвигать кадки с лимонами...

– Кадки с лимо... А, я понял. Думаете, наша помощь им не понадобится.

– Они не должны были выгонять этого мальчишку из Косова. Это золото, а не парень.

– Вы знаете, куда он уехал?

– Нет, не знаю. Мне лишь известно, что он очень расстроился из-за того, что ему не разрешили присутствовать на похоронах.

Проехав деревню, они свернули на узкую дорогу, спускающуюся в долину, затем по бездорожью стали подниматься в горы.

– К этому времени самые маленькие уже наверняка пообедали.

Так и оказалось. Ухоженные малыши с визгом подбежали к машине, размахивая руками и тыча пальцами одновременно в шести направлениях, показывая новую собаку, маленьких крольчат, наседку, школьный дневник, новый телевизор. Новички с осторожностью и в то же время с интересом наблюдали за происходящим.

Прокурор поприветствовал своего старого друга, «отца» этой большой семьи, и спросил:

– Где Николино? – Он рассказал инспектору об этом семилетнем мальчугане, пока машина поднималась в горы. Его изнасиловал отчим, который потом убил его мать. Толпа ребят расступилась, Николино вышел вперед и спросил:

– Ты кто?

Прокурор объяснил:

– Я слышал, тебя вчера привезли сюда, и решил приехать посмотреть, как ты тут устроился. Это инспектор Гварначча.

– Я теперь буду жить здесь. – Увидев форму, мальчик спрятался за «отца», который положил руку ему на плечо. – А это теперь мой папа.

– Очень хорошо. Мы бы еще хотели повидать Энкеледу.

– Я знаю, где она. Если хотите, я отведу вас.

– Спасибо.

Он повел их по тропинке, потом вниз по заросшему травой берегу, деловито объясняя, что это самый короткий путь и предлагая руку помощи обоим. Перед их глазами на мили вокруг расстилалась долина, где на ветру качались головки нарциссов. Чуть ниже на тропинке Николино остановился и зашептал:

– Она убирает у кроликов. Ей не понравится, если вы будете шуметь, там маленькие крольчата.

– Не волнуйся, мы не будем шуметь, – прошептал в ответ прокурор.

Впереди с левой стороны длинной вереницей растянулись кроличьи клетки. Дальше инспектор и прокурор пошли гуськом. Сначала они ее не заметили. Энкеледа в темной одежде неподвижно сидела на корточках. Прокурор остановился и, обернувшись, подождал, пока инспектор его догонит.

– Взгляните на нее.

Заменившая ходунки трость с квадратной опорой стояла у первой клетки, сама же Энкеледа сидела далеко впереди. Ее темные волосы отросли и мягкими детскими кудряшками красиво свисали на воротник. Склонившись, девушка с любопытством разглядывала крохотного коричневого с белым крольчонка, дрожащего у нее в руке, и крепко прижимала его к груди. Через секунду, почувствовав присутствие посторонних, она обернулась и увидела их. Оборачиваясь, она слегка пошатнулась. Инспектор, испугавшись, что она сейчас упадет, протянул ей руку. Она не поняла его и тоже протянула ему руку, чтобы он взглянул на ее маленькое сокровище. Осторожно, стараясь не уронить кролика, Энкеледа с улыбкой шагнула к инспектору.

Пока то да се, инспектор вернулся к себе в участок только в начале шестого. Он открыл дверь и с ключами в руках в удивлении замер в приемной.

– Да, это я. Давно не виделись. Узнаешь меня?

Разве можно не узнать Дори с ее роскошными белокурыми волосами и соблазнительными красными губами, даже несмотря на то что ее удивительно длинные и красивые ноги спрятаны под джинсами.

– Конечно узнал, но что ты здесь делаешь? Давай зайдем ко мне в кабинет.

Она молча сидела перед ним за столом. Инспектор спросил:

– Как твой малыш? Мальчик или девочка?

– Не знаю. Выкидыш на пятом месяце. Целую вечность не могла очухаться. Больше никогда.

– Мне очень жаль... Но не говори «никогда больше». Все пройдет, вот увидишь.

– Нет, не пройдет. Я больше не могу иметь детей, и тем лучше. Слушай... Закурить можно?

Он дал ей пепельницу. Дори зажгла сигарету и взглянула на инспектора с осторожностью и в то же время с уважением.

– Ты единственный человек, кто ко мне хорошо относился... Поэтому я хотела сама тебе все рассказать, иначе кто-нибудь другой скажет. Ты должен знать. Я возвращаюсь на панель.

– Что? Куда ты возвращаешься? А как же Марио?

– О, Марио... Господи... Представь себе, каждое утро без четверти восемь он несется на работу, а я должна убирать за ним и драить полы, а потом он является домой, и я должна готовить ему пасту, а он постоянно чем-то недоволен... У меня нет чистых рубашек, ты видела пыль под кроватью?.. А где второй носок? Ты опять забыла купить молоко... Нет-нет, я не могла вынести эту скуку. Так что я распрощалась и ушла.

– Обратно к Илиру?

– Почему бы и нет? Его сейчас выпустили, и он не прочь взять меня обратно в дело. Никто не приносил ему такой большой доход, как я, и он всегда хорошо меня одевал. Мы ели в ресторане каждый вечер. Я люблю весело проводить время, и он дает мне клиентов, с которыми я хорошо провожу время, понимаешь, о чем я? Я люблю шампанское и подарки. Я не собираюсь тратить свою молодую жизнь, надраивая пол в убогой тесной кухне для занудного прыщавого клерка, который думает, что заслужил право всю жизнь иметь чистые носки, потому что он был достаточно добр и вытащил меня из уличной грязи.

– Но что будет, когда ты состаришься?

– Ну, тогда все закончится, правда ведь? Я всегда говорю: живи, пока молодой. Я просто... Я хотела сама тебе сказать об этом. Я тебе очень благодарна. Я знаю, ты хотел как лучше. Ты злишься на меня? Злишься ведь, да?

– Нет, нет...

– Имеешь на это полное право. Я лучше пойду. Мне очень жаль. То есть я хочу сказать, мне неудобно перед тобой, а не перед этим придурком Марио. Только перед тобой. Я знаю, что ты делал все, что мог.

Напишите это на моей могиле, подумал инспектор, глядя ей вслед сквозь клубы сигаретного дыма.

Он бы хотел, чтобы Джорджо пришел к нему вместо того, чтобы исчезнуть. Его настоящее имя Дьёрдь. Больше инспектор ничего о нем не слышал, но он никогда о нем не забывал. Почему-то одна его фраза так и осталась у инспектора в памяти. «Они надели на него голубую пижаму. Она ему не нравилась».

Может, он вернулся домой в Косово? Там все еще продолжаются военные действия. Где бы он ни был, инспектор хотел, чтобы у него все сложилось хорошо.