Текст книги "Полюби меня такой. Книга 2"
Автор книги: М. Климова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Глава 8
Марина
После очередной потасовки с Андреем, принимаю однозначное решение. Не хочу так жить! Не хочу, как мама, двадцать лет утешаться только любовью к детям! Хочу жить полной жизнью, получая любовь и внимание второй половинки! Хочу чувствовать себя счастливой! Хочу быть счастливой!
В танце всё встало на нужные места, а увидев Джейка, ещё и утрамбовалось покрепче. Я лежу на полу и жду, когда он накроет меня собой. Секунды кажутся часами. Сгораю под его взглядом. Мечтаю сгореть в его руках. И горю от каждого прикосновения. Извиваюсь от каждого ожога его губ. Никогда не плавилась так в объятиях мужа. Никогда не буду плавиться так в объятиях других мужчин. Бешенный секс на грани истерии. Взрывной оргазм на грани сумасшествия. Его желание обладать мной полностью сносит крышу. Его член, требовательно вбивающийся, разрывает на до и после. Первый анальный опыт выворачивает до боли в груди, от невозможности дышать. Не могу представить другого мужчину там. Только ему готова отдаться полностью. Пусть заберёт. Пусть делает со мной всё что захочет. Я готова кончать только от его желания, от его голодного взгляда. Сошла с ума? Наверное…
Теперь, я готова перелистнуть страницу. Готова исправлять свои ошибки. Готова вернуть матери сына, которого, как оказалось, у меня никогда не было. Андрей всегда был только для себя.
Весь следующий день посвящаю сбору его вещей. К приходу мужа готова морально и физически. Тяжёлый разговор для меня, возможно, и для него. Но он необходим, для того, чтоб идти дальше. Без сожаления, без фальши. Громкое открытие двери, звон брошенных на тумбочку ключей, глухие шлепки от снятых и брошенных в угол кроссовок и дрожь в руках.
– Марин! Кормить собираешься! – крик из коридора. Ничего не меняется. Поест, поругается, хлопнет дверью и к друзьям. А может и не к друзьям вовсе.
– Андрей. Нам надо поговорить, – зову его в гостиную. Сердце бьётся, как пойманная птица. Скулы сводит от напряжения.
– Может сначала накормишь, прежде чем будешь мозги ебать? – недовольно интересуется, заходя в комнату.
– Мозги ебать больше не буду, – сжимаю кулаки, чтобы не повышать голос. – Мы расходимся. Я не хочу так жить и подаю на развод.
– Расходимся? – оторопелое лицо, минутное замешательство. – Если двоих что-то не устаивает, они сначала разговаривают, а потом на развод подают.
– Я разговариваю с тобой последние полтора года, – ещё сохраняю спокойствие. – Но ты меня не слышишь. Мне надоело разговаривать. Я приняла решение. Вещи твои собрала. Тебе лучше уйти сейчас.
– Надоело, значит! И что же тебя не устраивает?! – переходит на крик.
– Тебе не нужна семья! – не сдерживаю эмоций. – Тебя интересуют только друзья! Ты приходишь домой только пожрать и поругаться!
– Ты знала за кого выходишь замуж! – подскакивает ко мне, заставляя смотреть снизу-вверх.
– Я выходила замуж за нежного, заботливого парня, а потом он превратился в эгоистичного ублюдка!
– И этот эгоистичный ублюдок сейчас покажет тебе правду матку!
Удар в лицо ослепляет резкой болью. Отлетаю назад, падая спиной на журнальный столик. В ушах шумит, в глазах муть. Во рту чувствую металлический привкус. От шока и боли не могу пошевелиться. Не укладывается в голове, что муж поднял на меня руку. И этот удар не самое страшное, что меня ожидает. Я не успеваю осмыслить происходящее, когда он за ворот футболки стаскивает меня со стола. Следующий сгусток боли приходиться в солнечное сплетение, перекрывая дыхание, заполняя все внутренности вязким страхом.
– Что сука! Жить тебе со мной надоело! – ещё удар в живот. В глазах темнеет. Не могу даже кричать. Лишь хрип, умоляющий, просящий остановиться. И руки, удерживающие за футболку, сдирающие спортивные штаны.
– Я тебе покажу, тварь, что значит развод со мной! – перекручивает спиной к себе, наклоняет, заламывая руки. Я знаю, что он задумал, но ничего не могу сделать. Резкое внедрение в меня разрывает плоть, вырывая крик из разбитого рта. Кровь, слёзы душат. Боль и унижение простреливают, расползаясь по кровотоку. Мечтаю оказаться не здесь! Мечтаю, чтобы всё закончилось! Хочу его смерти!
От гула в ушах не слышу удар двери. Какая-то сила сбрасывает его с меня, и я проваливаюсь в пустоту. Там мне хорошо. Нет ни боли, ни унижения, ни разочарования. Здесь можно плыть по течению. Плавно, неспешно, не думая, не разрываясь от мыслей, не подбивая себя под стандарты этого мира. Но здесь нельзя любить.
Глава 9
Джейк
Весь вечер не нахожу себе места. Вернувшись из офиса, надеюсь увидеть свою медведицу, но меня ожидает облом. Дарья возиться с Лёшей, а Рины нигде нет.
– А где законная родительница этого медвежонка, – подхватываю карапуза на руки.
– Дома. Сказала, что у неё важные дела, и попросила посидеть с внуком, – улыбается Дарья. От её улыбки исходит тёплое сияние, растекаясь по всему пространству. Отцу действительно повезло встретить женщину, до краёв наполненную любовью и нежностью. – Проходи на кухню, ужинать будем.
За стол сажусь с карапузом на руках. В ожидании тарелки сидит Алёна, по уши залезшая в телефон. Отец присоединяется в обнимку с Диной, целует жену, что-то шепча ей в волосы. Блеск в глазах и лёгкий румянец на щеках предполагает очередную пошлость, поведанную по секрету Дарье. Кажется, я даже завидую таким отношениям. От тарелок исходит слюнощепательный запах, но что-то меня сильно давит. В груди комок, медленно ползущий к горлу.
– А Рина не придёт на ужин? – не скрываю беспокойство в голосе.
– Она скорее всего созрела для разговора с мужем, – печально отвечает Даша. – Ей сейчас не до ужина.
Страх. Липкий страх, пропитывающий каждую клеточку моего сознания. Страх не за себя. Страх за свою женщину. Вскочив, отдаю Лёшу Альке и несусь по лестнице вниз. В голове пульсирует «успеть! только успеть!». Ворвавшись в квартиру, понимаю, что не успел! Глаза затягивает бешенством! Вижу только, как эта тварь насилует мою малышку, и кровь, сползающую жирными каплями по её ногам! Не контролируемый гнев! Всё что осталось от меня! Отрываю этот кусок дерьма и бью, по лицу, в живот, куда достану! Сдавливаю глотку, продолжая делать из лица месиво! Убить! Убить! Единственная мысль, прорывающая сознание! Убить не дали. Отец заламывает руки, оттаскивая от харкающего кровью тела.
– Джей! Успокойся! Достаточно! – рычит отец, захватывая и сдавливая рукой горло. Кислород перестаёт поступать, погружая в темноту, успокаивая сорвавшееся сердце, пытающееся проломить грудную клетку.
Темнота оказывается не долгой. Мелкие куски воздуха просачиваются в лёгкие, отрезвляя, приводя в чувства. Женский крик на повышенных децибелах разрезает густую тишину, и снова страх, стягивающий когтями сердечную мышцу. В дверях стоит Дарья, с перекошенным от боли лицом, на полу лежит Рина, медленно приходящая в сознание, отец с мертвенной бледностью в глазах прикрывает пледом окровавленные ноги моей малышки, и хрипящий мешок с побитыми органами корчится, вжимаясь в стену.
– Даш! Вызывай скорую и полицию! – пытается достучаться до всех отец. – Джей! Принеси воду, полотенца и аптечку!
– Не надо полиции, – шепчет Рина, цепляясь в плед. – Не хочу, чтоб отец моего сына сидел в тюрьме.
– Даша. Звони Вейнбергу. Пускай пришлёт свои две машины на госпитализацию, – гладит Марину по голове, что-то шепчет, успокаивая. – Сделаем всё тихо.
Потом всё пролетает с дикой скоростью. Бригада, увозящая полу-труп, Дарья, бьющаяся в истерике на руках у мужа, Рина, моя маленькая девочка, уставившаяся куда-то в пространство пустыми глазами с дорожками слёз на щеках, и я, абсолютно не понимающий, как помочь ей, себе.
Платная клиника с тёплыми, светлыми стенами, длинный коридор с мягкими диванами, холод ожидания, пронизывающий до костей. Это не в России холодно. Это в душе лёд сковывает, сжимает. Дышать больно от мороза в лёгких. Я чувствую всю боль, исходящую от Рины. Я чувствую, как её ломает от осознания произошедшего. И ничего! Ничего не могу сделать! Просто жду!
– Два сломанных ребра, ушиб грудной клетки, несколько внутренних разрывов влагалища, – звучит монотонный голос осматривающего врача. – Марине повезло. Вы вовремя успели. Сегодня оставим здесь. Завтра с ней психолог поработает. Всё будет хорошо, Максим Валерьевич. Она молодая, сильная. Справится.
– Что с … другим пациентом? – выдавливает отец.
– Там всё хуже. Множественные переломы. Сейчас просветим, посмотрим, что внутри…
– В сознании? – прерывает отец.
– Пока да, – испуганный ответ.
Ничего больше не говоря, отец проходит в палату. Оттуда торопливо выбегает персонал, плотно закрыв за собой дверь. Через несколько минут отец выходит с посеревшим лицом и сжатыми кулаками.
– Он больше не приблизиться к Марине и Лёше. Документы на развод и отказ от ребёнка подпишет, и исчезнет. Заявление в полицию на тебя писать не будет. Я домой, успокаивать жену и детей, – устало потирает виски́.
– Па. Я останусь здесь.
Он внимательно смотрит на меня, кивает, похлопав по плечу, и молча уходит. Этот вечер всем надо переварить, осмыслить и жить дальше.
В палату к Рине захожу с замиранием сердца. Она такая маленькая, худенькая, потерянная в пространстве кровати. От руки тянется капельница, от монитора куча проводов. Рассечённая губа с наливающейся фиолетовым гематомой на пол-лица, опухший нос с не отмывшейся до конца кровью под ним, перетянутая бинтами грудь.
Говорят, мужчины не плачут. Плачут. По крайней мере я сижу рядом с кроватью и заливаю больничную палату слезами. Я не справился. Я не уберёг свою женщину от этого кошмара. Сквозь мокрую пелену смотрю на бледное личико, ловя малейшее движение бровями, ресницами. Она спит, накаченная успокоительными и анальгетиками. У меня же в глазах та жуткая картина. И до сих пор хочется чувствовать руками кровь и треск костей.
Глава 10
Марина
Выплываю из забытья на пикающий, противный звук. Тело ноет, как после перемолки в комбайне. Каждый вздох отдаёт резкой болью в груди, тянущая тяжесть внизу живота, голова раскалывается, то ли от писка, то ли от запаха лекарств. Открываю глаза и встречаюсь взглядом с любимой Доминиканой. В них столько нежности и сожаления. Чёрные круги под глазами, тёмная щетина, оккупировавшая лицо моего мужчины, ссутулившиеся плечи. Но он всё равно самый родной и красивый.
– Джей… Спасибо что успел… – слова даются с трудом. Шепчу пересохшими губами и не могу оторвать от него взгляда. – Спасибо что спас…
– Я не успел, – качает головой, и в глазах появляется тоска. – Я не смог тебя спасти от этой мрази. Но я всё сделаю, чтобы больше никогда тебе не было больно. Ни на шаг не отпущу.
– Мой американский герой, – пытаюсь улыбнуться разбитой губой. – Не отпускай. Только дай попить.
Небольшой глоток воды раздирает горло. Боль в теле накрывает очередной волной усталости. Засыпаю от лёгкого поглаживания руки, такого успокаивающего, обещающего, что теперь всё будет хорошо.
Следующий, всплыв с глубины сознания сопровождается только болью в груди. Низ живота слабо даёт о себе знать, а в голове, кроме тумана ничего не осталась. Думать и пережёвывать о случившемся никаких сил нет. Жалею, что вышла за Андрея замуж? Нет! Он подарил мне Алёшку! Жалею, что не рассмотрела его гнилую душонку? Да! Если бы знала, давно развелась и привлекла бы к процессу Максима! А всё, что случилось – плата за ошибку. Большая плата, но в сравнение с мировым уровнем незначительная. Поэтому основная задача забыть и не омрачать этим дальнейшую жизнь. В спокойном смирении я пошла в мать. Она всю жизнь всех прощает и высасывает счастье из любой хрени. Мать её всю жизнь ремнём воспитывала – ей было тяжело справится с большим количеством детей, брат бухал и руки распускал – плохая генетика, муж гулял и не уважал – недостаточно любви и ласки со стороны жены. А так, все вокруг белые и пушистые. Просто обстоятельства мешают проявиться пушистым качествам. И я такая же дура. Но так легче оберегать душу от окружающего дерьма.
Джей по-прежнему сидит у моей кровати, поглаживая руку и прожигая щенячьим взглядом. Капельницу и провода убрали, пищащий звук перестал простреливать тишину палаты.
– Сколько я спала? – хриплю наждачным горлом.
– Часов двадцать. Выспалась поди? – шутит мой американский подарочек. – Пить?
– Да, – с удовольствием поглощаю прозрачную жидкость из трубочки. – Как мой малыш?
– Скучает. Но Даша с Алёнкой его развлекают. По крайней мере отец так сказал.
– Ты всё время сидел здесь? – приподнимаю руку, дотрагиваясь до колючей щеки.
– Я же сказал ни на шаг не отпущу, – отшучивается Джейк. – С собой носить пока нельзя, приходится сидеть.
– Я счастлива, что ты здесь, со мной, любимый, – тепло затопляет грудь, и хочется сказать всё, что накопилось внутри.
– Я счастлив, что я здесь с тобой, любимая, – прижимается губами к ладошке. И нежный, голубой взгляд с вкраплениями бирюзы, обволакивающий меня. Моя Доминикана.
– Марина Денисовна, как вы себя чувствуете? – прерывает наши голубые нежности Борис Евгеньевич, главный врач сего царства.
– Всё хорошо, Борис Евгеньевич. Дышать только больно, и слабость к кровати прижимает, – пытаюсь отвечать бодро.
– Ничего, ничего. Рёбра срастутся и болеть перестанет, – улыбается он. – Сейчас психолога к Вам отправлю.
– Зачем мне психолог? – недоумеваю я.
– Как зачем? Вы, Марина Денисовна, стали жертвой бытового насилия. В таких случаях беседы с психологом очень помогают, – просвещает мой недалёкий мозг.
– Я стала жертвой не бытового насилия, а совершённой глупости, – пытаюсь спокойно донести свою точку зрения. – И в этом случае мне помогут в моей семье. Кстати. Я очень хочу, как можно быстрее попасть в свою семью. Когда меня выпишут?
– Через час осмотр у гинеколога и, если он не против, можете отправляться на выписку, – на этих словах Борис Евгеньевич покидает палату, недовольно качая головой.
– Рин. Ты уверена, что тебе не нужен психолог? – осторожно интересуется Джейк.
– Уверена, – твёрдо стою на своём. – Любовь и нежность близких всё поправят.
Гинеколог порадовал отсутствием серьёзных повреждений и сохранением всех детородных функций. Хорошо, что мой герой успел вовремя и не дал Андрею поработать своим агрегатом в полную силу. Отделалась несколькими разрывами, которые очень быстро затягиваются. Так что, через два часа на руках у Джейка я отправляюсь домой, тискать своего сынулю и вытирать слёзы с соплями маме с сестрой.
Дома встречают, как вернувшуюся с войны. Не хватает баяна и балалайки. Джейк зарывает меня в подушки на диване и аккуратно располагает мои ноги у себя на коленях. Чета Орловых замирает на этом действии.
– Я же говорю, два косолапых придурка, – первой отмирает мама. – Вы ж на ногах хреново держитесь, а когда падаете, хватаете что ни попадя. А дальше по драконьей схеме. Что схватил, то и утащил.
– Мы же не мусор хватаем, а лучшее что есть в России, – встаёт на защиту отпрыска Макс.
– Орлов! Чтоб больше никаких родственников со слабостью в ногах и крепостью в руках рядом с моими детьми не было! Ноги переломаю! – возмущается маман, а мне так нравятся их перепалки.
– Да ладно, любимая. Не заводись, – обнимает со спины, целуя в висок. – У меня только племянница восемнадцатилетняя осталась. А лет через семь можно крестника на новогодние каникулы позвать. Ну а пока пускай руки укрепляет.
На это мама только вздыхает, а я смотрю на своего американского, то ли придурка со слабыми ногами, то ли дракона с крепкими руками, и счастье распирает грудь, или сломанные рёбра. Хрен его знает. Алёнка с малышом на руках вплывает в комнату и отдаёт свою ношу моему дракону.
– Эй. Медвежонок. К маме медведице пока нельзя, – Джей сажает его нам на ноги и вытирает сопли. Я в ауте! Золотой мальчик вытирает моему сыну сопли? Если в Америки все отпрыски богатых семей такие – милости просим в Россию. У нас ещё столько малышей с соплями бегает, на всю родину бургеров хватит.
– Аль. Как ты тут без меня со всеми справлялась? – улыбаюсь сестре, перехватываю у неё чашку кофе.
– Как, как. Строила этих истеричных придурков, – вздыхает, размещаясь в кресле.
– Конечно. Ты у нас одна с железными яйцами между ног, – смеётся Вадька. – Не завидую твоему будущему мужу. Макс. Надеюсь у твоего крестника не только крепкие руки, но и нервы?
Дружный гогот заполняет стены гостиной, а Джейк недоумённо переводит взгляд с одного на другого. Мучать долго его не стали, рассказали, как мама рожать начала.
– Представляешь? Макс на костылях бегает в растерянности по квартире, хватает какую-то хрень, мама стоит посреди комнаты с выпученными глазами, и входит спокойная как танк Алёнка. И как гаркнет: «Чего носитесь, как придурки?! Быстро оделись, воду с тапками в зубы, и в клинику! Наталье Михайловне сейчас позвоню!», – Вадька в красках с мимикой расписывает весь процесс сборов.
Теперь к всеобщему ржанию присоединяется Джейк и с уважением посматривает на Альку.
– Нет пап. Плохая новость. Твой крестник Алёнку не потянет, – вытирает слёзы, пытаясь отдышаться от продолжительного смеха. – Но есть и хорошая. У тебя есть семь лет для поиска косолапого придурка.
Потом ужин, вечерние посиделки, куча воспоминаний и смеха, до коликов в животе. О случившемся не говорим. Об Андрее тоже. Я не спрашиваю, что с ним стало. Уверена, Макс сделал всё правильно. Так как должно быть. Он всегда будет делать как надо. Всегда будет той стеной, за которой спокойно всем.
Лёша засыпает у Джейка на руках. Он тянется к нему, получая в ответ внимание, отсутствующее у отца. Мне нравится смотреть на них. Джейк переносит его в детскую к Дине и укладывает на кровать. Осторожно подхватывает меня на руки и направляется на выход.
– Спокойной ночи, пап. Спокойной ночи, мам. Спокойной ночи всем, – не поворачиваясь, отвешивает опешившим родственничкам. – Я от вас съезжаю.
Вот так мы и стали жить вместе.
– Джей. Ты зачем маму шокируешь? У неё молоко из-за тебя пропадёт, – отчитываю американского засранца, спускаясь на руках в лифте.
– Лучше сразу всем объявить, что ты моя женщина, и мы будем жить вместе.
– Ага. И свалить по-быстрому, чтобы люлей не огрести, – укладываю голову на крепкое плечо.
– И это тоже, – соглашается со мной. – Мне кажется, твоя мама страшна в гневе. Так что пусть её отец успокаивает.
Дома Джейк перематывает мой бандаж плёнкой, аккуратно моет под душем, несёт на кровать, обкладывает подушками, и обняв, полночи шепчет разные нежности, переходя с русского на английский, поглаживая руку и целуя в висок.
Глава 11
Джейк
Родители смерились с нашими отношениями и моим переездом. Алёшку временно переселили в детскую Ди, так что мы пока приходящие родители. Привязываюсь к нему всё сильнее, как и он ко мне. Не слезает с рук, когда мы поднимаемся к ним. Поездки в офис приходится отложить, и заниматься всю неделю обеспечением комфорта Рины. Все передвижения только на моих руках. Одну стараюсь не оставлять.
Состояние, практически здоровая, или претворяется. Мы ни разу не говорили о том, что произошло. Марина наотрез отказывается поднимать эту тему, но иногда, оставшись в одиночестве, остекленевшим взглядом смотрит в себя. Очень беспокоит меня этот взгляд. Молчит, улыбается, а что на душе – не разберёшь.
Застал её за этим, вернувшись из ванной, где задержался для процедуры по поддержанию здоровья. В общем дрочил, как подросток. А что остаётся делать, когда круглые сутки тискаешь любимую женщину, а член приходится завязывать узлом. Яйца от воздержания опухли и скоро станут размером с шары для боулинга. Но я же мужик. Держусь. Моей постоянной униформой стали широкие домашние штаны. И прятать проще, и не жмёт.
Вадим взял отпуск и помогает Дарье с детьми, а Алька задвинула кружки́, секции и постигает азы поварского искусства. Всё возвращается к размеренной, спокойной жизни. До сегодняшнего вечера.
– Даш! Даша! Кажется, Тыква рожает! – истерично орёт отец.
– Ну посиди с ней, погладь! У меня котлеты на сковородке! – перекрикивается Дарья с кухни.
– Даш! Она решила делать это на твоём любимом диване! – всё ещё пытается выудить с кухни жену. – Пиздец тебе, Тыковка. Мама так любит этот диван.
Тыква – жуткая, злая собака породы алабай. Когда я здесь поселился, ходила за мной по пятам и рычала каждый раз, как я приближался к продуктам. Через два дня я стал её лучшим другом. Правда пришлось угостить, втихаря от всех, здоровенным стейком. Теперь, каждый раз, как я иду есть, она садиться рядом и подмигивает в надежде на повторение. Так что путь к сердцу Тыквы идёт через желудок.
– Ничего. Купишь новый, – Дарья влетает как ураган с тазиком с воды, полотенцами и каким-то лекарством в шприцах. – Аля! Застели вольер! Вадим, отдай Дину Максу и иди помогай!
Пять часов мы принимали роды. Вернее, принимала Даша, обтирала водой щенков, похожих на морских свинок, и передавала Вадьке в сухое полотенце. Рине достались шприцы, которые она вгоняла в холку каждому щенку. Алёнке досталась самая ответственная роль, перенести в вольер и уложить их на грелки. После родов тыква доверила мне перенести свою измученную, шестидесятикилограммовую тушу к щенкам.
– Да, Тыква, – задумчиво глажу её по морде, пока Аля подкладывает щенков к соскам. – Как же в тебя влезло столько медвежат? Двенадцать! Охренеть!
– Бедненькая, устала, – вытирая руки, подходит Даша. – Аль, принеси миску с водой. Вадь, убери всё, и давайте спать расходиться. Час ночи.
Хватаю свою медведицу на руки и спускаюсь к нам домой. В ду́ше намыливаю гелем стройное тело, прижимаюсь к спине, делаю поступательное движение бёдрами. Хотя бы потереться.
– Когда заживёт губа, трахну тебя в ротик, – прохожусь мыльной рукой между ног, раздвигая складочки. – Тогда ты будешь полностью моей.
– Когда у меня заживут рёбра, трахну тебя в зад, – нагло улыбаясь, поворачивается ко мне и проходит пальцами между ягодиц, заставляя напрячься. – Тогда ты будешь полностью моим.
– И чем ты собираешься это делать? – с трудом сглатываю.
– Пальчиками, – надавливает на тугое колечко, вынуждая напрячься ещё сильнее.
– Я зверски хочу тебя, любимая, – рычу ей в волосы. – Готов на любые твои фантазии. Лишь бы всунуть тебе.
– Могу помочь руками, – обхватывает член ладошкой, медленно проходя по всей длине.
– Я люблю тебя, – стону ей в губы, поддавая бёдрами на встречу ласке.
Прошло, наверное, всего пару минут, и я выстреливаю сперму ей на живот. Ополаскиваемся, вытаскиваю Рину из душевой, вытираю полотенцем и несу на кровать. Бережно кладу на спину, раздвигаю ноги и прохожусь по всей киске языком. Как я мечтал снова ощутить её вкус, довести до оргазма и заставить стонать. И я заставляю. Всасываю клитор и слышу громкий стон с рокочущими нотками. Прикусываю его и стон переходит в горловой крик. Просовываю язык в щёлочку, и в волосы вцепляются ногти, вдавливая сильнее в себя. Моя страстная малышка тоже соскучилась. Первый раз кончила, как только я прикусил горошину, второй после нескольких фрикций языком внутри.
– Пойдём на третий круг? – поднимаю голову, рассматривая довольное лицо.
– Нет, – мотает головой. – На сегодня хватит, а то не удержусь и оседлаю тебя.
– Через неделю оседлаешь, – поднимаюсь выше, укладываясь на подушку. – И только после того, как я тебя заезжу.
Засыпаю с улыбкой на лице, обнимая своё сокровище.
