Текст книги "Звери в отпуске"

Автор книги: Лювиг Керн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Костёр был великолепен. Хворост ярко пылал, озаряя пёструю компанию вокруг. Мне кажется, никогда, ни на какой поляне мира не было и наверняка не будет такого костра, как наш. Пришли, как я думаю, все отдыхающие, во всяком случае все, кто был поблизости. Со многими мы были уже знакомы по пляжу и по утренним встречам. Однако в большинстве это были незнакомые звери. Чтоб долго не распространяться, скажу только: мне всё время казалось, что это обитатели знаменитого Ноева ковчега расселись на корточках вокруг нашего костра. Впрочем, какой там ковчег, там было добрых три ковчега!

– Не затеяли б только они между собой драки,– шепнула мне жена, напуганная пестротой этого сборища.

– Не беспокойся,– ответил я тоже шёпотом.– Не забывай: все они тут в отпуске. А теперь пожелай мне удачи, я начинаю!

Я вышел на средину, откашлялся и самым непринуждённым тоном сказал:

– Рад приветствовать вас на нашем скромном костре. Извините, встреча у нас импровизированная.

Гул одобрения прокатился по рядам.

– У нас, то есть у меня и у моей жены, появилась мысль,– продолжал я,– отметить сегодняшний вечер, увенчавший столь очаровательный день, который мы имели честь провести, причём совершенно неожиданно, в этом прекрасном уголке нашей планеты. Скажу откровенно: даже в самых смелых мечтах не мог я себе представить, что может существовать нечто подобное.

Очередная волна одобрения утвердила меня в мысли, что тон избран правильный и я нахожусь на верном пути.

– Пора нашего отдыха,– продолжал я,– это время безоблачного, абсолютного счастья, пора внутренней просветлённости. Но и у этой поры есть один серьёзный недостаток…

И тут я заметил: все навострили уши, ловя каждое слово. Даже уши моей жены стали как бы длиннее.

– А недостаток заключается в том, что она быстро пролетает.

Все одобрительно заурчали и закивали головами. Значит, попал в десятку.

– Месяц отдыха – это ничтожно мало. Мне думается, ситуацию следует коренным образом изменить и поменять вещи местами. Нужен одиннадцатимесячный отпуск!

Послышался рык одобрения. Я уже успокоился, почувствовав: да, я совладал с аудиторией.

Я покосился на жену и увидел у нее в глазах изумление.

– Высокий класс,– пробурчала она,– высокий. Жми дальше.

Используя настроение, я решил втянуть немедленно всех в игру, чтоб потом никто не заприметил, что конкурс придуман нами для достижения личной цели – найти, похищенные, быть может ради* шутки, и спрятанные в неизвестном месте камеры.

– Для начала мне хочется предложить вам два-три конкурса. Пусть каждый примет участие. Первый конкурс – хождение на двух ногах. В этом конкурсе имеют право участвовать только те, кто ходит на четвереньках. Согласны?

– Согласны!– рявкнули все в один голос

– Следующий конкурс – это будет конкурс хождения на четвереньках, причём к участию допускаются только те, кто передвигается на двух ногах. Все одобряют?

– Не все!– послышался чей-то незнакомый голос.

– А кто против?

– Я, – ответил страус, протискиваясь из задних рядов вперёд.– Я против, и моя жена против, и мои дети против.

– Это отчего же?– осведомился я самым изысканным образом, не желая ни в коем случае рассердить страуса.

– А оттого, что в этих конкурсах мы, страусы, не имеем абсолютно никаких шансов на победу.

– Не понимаю…

– Но ведь всё так просто. Мы ходим на двух ногах и, рассуждая теоретически, могли бы принять участие в конкурсе тех, кто будет соревноваться в ходьбе на четвереньках. Всё было бы прекрасно, но у нас нет дополнительной пары рук или ног. Вот вы, например^ и ваша уважаемая жена можете прогуляться на четвереньках и тем самым принять участие в конкурсе. Ведь вы ходите обычно на двух ногах. А мы – нет. Мы обойдены природой. Нам и в первом конкурсе не участвовать. Мы протестуем.

«Вот тебе и на!– подумал я про себя.– Так хорошо всё началось, и вдруг… Почему я не предвидел этого заранее? Что теперь делать? Что делать?! Надо немедленно что-то предпринять, иначе настроение у зверей испортится, и тогда всё насмарку…»

Две-три секунды я вглядывался в глубину, костра, и, словно перескочив оттуда в мою голову в прозрачной пламенной упаковке, явилась гениальная мысль.

– Ни вы лично,– сказал я,– ни ваша семья не примут участия в наших конкурсах. Но для вас я предусмотрел иную роль. Вы будете судьями.

Последнее слово я процедил медленно-медленно, рассчитывая на максимальный эффект.

– Вы принимаете эту миссию?

– Принимаю, принимаю!– торопливо закричал страус.– Это для меня, знаете ли, честь. Вот чего не ожидал, того не ожидал.

– О, я счастлив,– заметил я,– что вам по сердцу эта задача. Прошу вас,– обратился я к присутствующим,– поприветствуем эту единственную в своём роде семейную судейскую коллегию. Прошу судей занять места в первом ряду.

Под громовые аплодисменты страусы протолкались в первый ряд, а я приступил к осуществлению конкурса хождения на двух ногах, предназначенного исключительно для четвероногих.

От желающих не было отбоя. После отборочных соревнований в финале оказалась тройка соперников: зебра, муравьед и старик бегемот, один из тех картёжников, на которых мы обратили внимание, когда шли утром на пляж.

Трудно было решить, кто из троих лучше ходит на задних ногах. Под сигналы нашего Камилла, которые ритмически подавала моя жена, сидя за баранкой, финалисты совершали круг за кругом вокруг костра, а судейская коллегия всё не могла решить, кому из них следует отдать предпочтение. Наконец слово взял главный судья – страус:

– Если говорить об искусстве хождения на двух ногах,– начал он,– то вся тройка владеет им в совершенстве. Изящество и грация у всех безукоризненны. Но поскольку мы должны объявить победителя, то на семейном совете мы пришли к выводу, что первое место следует присудить бегемоту. Наше решение основано на том, что именно ему, как личности с большим весом, труднее всего ходить на двух задних конечностях.

Решение было встречено бурей аплодисментов и приветственными кликами в честь бегемота. Смущённый триумфом победитель стоял, скромно потупившись, и время от времени приподнимал свой чёрный котелок, который красовался по вечерам на его голове. Так он выражал свое волнение и признательность.

Во втором конкурсе – хождение на четвереньках – победителем оказался… я. Произошло это, вероятно, потому, что я был единственным его участником. Больше желающих не оказалось. То есть был, собственно, ещё один желающий – моя жена, но ей пришлось выбыть из конкурса, так как иначе некому было бы играть на сигнале.

Итак, я стал победителем, и вместе с бегемотом мы совершили круг почёта.

Когда приветственные клики в нашу честь отзвучали, я вновь выступил на средину и, дав жене знак, чтоб она изо всех сил нажала на сигнал, крикнул как можно громче:

– А теперь, уважаемая публика,– гвоздь нашего вечера! Конкурс, каких ещё не бывало! Забава забав! Шутка шуток! Сюрприз сюрпризов! Вершина вершин! Вы ещё не знаете, о чём речь… Даже ещё не представляете… Вам даже не вообразить, что может существовать такое состязание… Итак, мы начинаем! Прошу приготовиться к конкурсу под названием «Надуй камеру»!

– Ооооооо!– вырвалось из десятков уст, так что эхо пошло гулять по округе.

– Кто принёс с собой камеру, шаг вперёд!

На площадку у костра выскочило сразу зверей пятнадцать. Нечто вроде смотра туристов и парада камер, начиная с велосипедной и кончая камерой от тракторного колеса.

– Великолепно!– воскликнул я, молниеносным взглядом оценив всю коллекцию.– А теперь разделимся по категориям. Отдельно те, кто с велосипедными, отдельно, кто с мотоциклетными, отдельно, кто с лично-автомобильными, и отдельно, кто с тракторно-трейлерными.

Участники вели себя безупречно, и все указания выполнялись без разговоров. Не стоит пояснять, что меня словно магнитом тянуло к автомобильным камерам, только они меня и интересовали. Но проявлять любопытство в этот момент было бы опрометчиво. И я решил: буду как можно осторожнее. Во имя пользы дела. Камеры, впрочем, не были ещё наполнены воздухом, а ведь известно, что об их размерах* и форме можно судить только тогда, когда они надуты.

– Чтоб выровнять шансы,– воскликнул я,– мы разыграем конкурс в разных категориях! Прошу сунуть в рот ниппель и по моему знаку начать надувание. Раз, два… О, извините, пожалуйста,– обратился я к леопарду,– вы совершили фальстарт. Начали дуть, прежде чем я произнёс «три». Так не полагается. Прошу немедленно выпустить воздух из камеры. В противном случае я буду вынужден вас дисквалифицировать.

Леопард зарделся от стыда и тут же стал выдавливать из камеры свой выдох, который он уже впустил в ниппель, прежде чем я подал команду.

– Начинаем ещё раз!– воскликнул я.– Все готовы? Отлично. Итак, раз, два, три!

Все принялись дуть, как сумасшедшие. Набирали как можно больше воздуха в лёгкие, надували щёки и изо всех сил вдували этот воздух в камеру. Некоторые побагровели от натуги и, казалось, вот-вот лопнут.

С самого начала было ясно, что всего быстрей будут надуты велосипедные камеры, но мне и не снилось, что это произойдёт мгновенно. Едва началось соревнование, как прогремел чей-то бас:

– Готово!

– Кто сказал «готово»?– осведомился я.

– Я, – прогудел бас.

Я глянул туда, откуда доносился голос, и всё сразу стало ясно. Бас принадлежал огромному респектабельного вида слону. Если ко всему прочему принять во внимание, что он надувал велосипедную камеру, то ничего удивительного, что он оказался первым. Чтоб надутая камера стала твёрже кремня, ему хватило вздоха, какое там, всего четверти вздоха оказалось достаточно.

Сработано было чисто. Не оставалось ничего другого, как только сказать:

– Поздравляю. Вы победитель в классе велосипедных камер.

Остальные меж тем дули и дули напропалую. В тишине, которая воцарилась над поляной, слышалось лишь шипение вдуваемого в ниппели^ воздуха. Камеры увеличивались в размерах, медленно, но неуклонно разбухая.

Моя жена, чтоб не создавать помех участникам соревнования, перестала нажимать на сигнал. Она подошла ко мне и спросила:

– Слышишь, какой пронзительный свист?

– Слышу,– ответил я.– Ну и что?

– Наверно, кто-то из соревнующихся.

– Да, но кто?

– Хорошо бы выяснить.

– Попробуй.

Она прошлась вдоль шеренги участников и вскоре вернулась.

– Один такой зверь, не очень большой. Приехал сюда с гор. Суслик. Говорят, фамилия у него Свистун.

– Да, да, знакомая фамилия,– отозвался я.– У тех, которые так свищут, глотка на уровне. Может и победить.

– Сомневаюсь,– покачала головой жена.– У него, по-моему, самая большая камера, то ли от экскаватора, то ли от чего-то еще. Он такую и в две недели не надует.

– Мы не виноваты, что он себе такую выбрал. Во всяком случае, Свистуна со счетов сбрасываем.

– В каком смысле сбрасываем?

– А в том смысле, что камера, в которую он дует, наверняка не от нашего Камилла.

– Ни малейшего сомнения,– согласилась со мной жена.

Над автомобильными камерами предстояло еще потрудиться, зато мотоциклетные были, я бы сказал, на подходе. «Еще небольшое усилие,– подумал я, -и мы получим победителя в очередном классе». Участники финишировали, если можно так выразиться, на последнем издыхании. Наконец послышался ликующий голос:

– У меня всё!

Этим счастливчиком оказался тигр.

– Браво!– воскликнул я.– Вы победитель в классе мотоциклетных камер. Может, желаете поделиться с нами какими-нибудь соображениями?

– С удовольствием,– отозвался тигр, щеря в улыбке свои великолепные зубы.

– Не расскажете ли нам, давно ли вы стали обладателем этой мотоциклетной камеры?

– С позавчерашнего дня. Она досталась мне по чистой случайности.

– Наверняка сожрал мотоциклиста,– шепнула мне жена, которая, надо сказать, отличается порой излишней мнительностью.

По телу у меня невольно прошла дрожь, но, не подав вида, я громко крикнул:

– Привет нашему второму победителю!

Мой крик тотчас подхватили, а тигр принялся раскланиваться во все стороны.

– Он с трудом сгибается,– стояла на своем моя жена.– Посмотри, посмотри… Наверняка там в желудке мотоциклист.

– Это уж ты слишком… Кто станет питаться в отпуске мотоциклистами? В отпуске едят клубнику, мороженое, черничные вареники, но никак не мотоциклистов. Мотоциклиста трудно переварить, особенно в наши дни из-за этих шлемов…

Но времени на разговоры было в обрез, так как близился финиш автомобильных камер, а они-то, как вы знаете, интересовали меня в первую очередь.

Тишины уже не существовало. Под оглушительные крики публики состязание близилось к концу. Казалось, взять приз предстояло носорогу, но перед последним, решающим выдохом, который должен был принести ему победу, он так неловко коснулся камеры своим рогом, что располосовал её чуть ли не надвое, и из пробоины вышел мгновенно весь воздух, с такими усилиями туда вдутый. Происшествия на финише в спорте не редкость. Ничего не поделаешь.

При случае я бросил внимательный взгляд на камеру. Не наша.

Трагедия носорога облегчила победу бобру. Поздравив его с успехом, я убедился, что бобёр дул в нашу камеру. Разумеется, это польстило моему самолюбию, но вместе с тем в груди шевельнулось нехорошее чувство.

– Камера у вас изумительная,– сказал я бобру.

– Нет, правда?– обрадовался победитель. Я вижу, вы в этом деле знаток.

– Да, пожалуй…– улыбнулся я двусмысленной улыбкой и одновременно кивнул жене, подзывая её поближе.– Любопытно, где вы её раздобыли? – спросшг я у бобра.

– В море…

– Вот не знал, что в море есть склад с автомобильными камерами…

– Какой там склад! Она просто плавала на волнах. Я обнаружил её сегодня во время вечернего купания,– невозмутимо пояснил бобёр.– Впрочем, она была не одна, она плавала в обществе подруги. Точно такой же камеры.

– И где же теперь эта её подруга? – спросил я, волнуясь всё больше и больше,

– Жена выловила её и забрала с собой. Вон сидит на ней. Боится простыть.

– А третьей камеры вам не попадалось?

Но ответа так и не последовало. Раздался оглушительный грохот, и ослепительная молния озарила поляну таким светом, словно вспыхнули миллионы бенгальских огней. В ту же секунду хлынул ливень. Все мгновенно разбежались. Костёр, зашипев, погас, а мы с женой бросились рысью к палатке.

У самого входа спал Тютюра. Мы впихнули его как можно глубже в угол, чтоб он не притянул своими иглами, как громоотводом, какую-нибудь случайную молнию.

После этой первой столь потрясающей и никем не ожидаемой молнии на поляне воцарился мрак. Фары Камилла уже во время второго конкурса начали понемногу тускнеть, а теперь и вовсе погасли.

– Почему они не горят? – с беспокойством спросила моя жена.– Не ударила ли в Камилла случайно молния?

– Чепуха,– ответил я,– молнии никогда не бьют в автомобили. Не могу объяснить, чем, собственно, это вызвано, но суть, вероятно, в каком-то законе физики. Машина молний не притягивает.

– Я знаю,– ответила жена.– Знаю. Такой закон существует, но действует, по-моему, только тогда, когда на колёса надеты покрышки. Ведь резина – это изолятор, не так ли?

Скажу откровенно, здорово она это изложила. Можно сказать, посрамила меня. Я глянул на жену с изумлением.

– В самом деле,– подтвердил я,– не исключено, что ты права. Может, именно из-за покрышек автомобиль защищен от молний. Но это значит, что Камилл сейчас беззащитен. Хотя скажу: не от молнии погасли фары Камилла, Да и молния ударила далековато.

– Почему же так темно? Почему не горят фары?

– Это из-за тебя, моя дорогая, из-за тебя.

– Из-за меня? – поразилась жена.

– Да, да, из-за этого твоего музицирования.

– Какого музицирования?

– А кто без конца жал на сигнал, кто веселил всех? Кто выдумал этот «Костёр при сигнале»?

– Не вижу никакой связи,

– А я вижу. Дело в аккумуляторе. Аккумулятор Камилла и так был не в блестящем состоянии, а теперь эта игра на сигнале и полный свет на фарах его прикончили. Аккумулятора у нас уже нету,

– Как же нам завтра ехать?

– Представления не имею. Нет аккумулятора, нет камер, нет ещё многого другого, но проверить уже невозможно, потому что, во-первых, дождь как из ведра, а, во-вторых, никакого освещения у нас нету.

– Фонарика тоже нет?

– Нет. Я оставил его где-то у костра.

– Славная история.

Мы сидели, скрючившись, на матрасах и слушали в страхе, как потоки воды с шумом обрушиваются над нашими головами на полотняный верх палатки и со стремительностью Ниагары стекают на землю. Ситуация казалась безнадёжной.

И вдруг в палатке стало светло как днём. Это ещё одна молния разрезала небеса, озарив всё вокруг. Потом вновь наступила темнота, но в ту долю секунды, пока сиял свет, моя жена заметила лежащую сбоку на матрасе бумажку. Кто-то, несомненно, её подбросил, потому что в тот момент, когда мы уходили, записки там не было.

– Любопытно, что это за бумажка? – сказала жена.

– Возьми её в руку, держи и не выпускай.

– А что при этом изменится? Мне её в темноте всё равно не прочесть.

– Неважно. Держи перед глазами. Как только сверкнёт следующая молния, что-нибудь да прочтёшь.

Создалось нелепое положение. Мы с надеждой ждали очередной молнии. А ведь обычно бывает не так – люди боятся, как правило, грозы.

– Что за порядочки,– заворчал я.– Безобразие! Так долго никакой молнии! Что у них там в небесах стряслось? Две молнии и всё? И это называется гроза? Надо будет написать в газету.

Едва я это сказал, как тут же сверкнуло, загремело со страшной силой, и мы затаили дыхание.

– Скорей читай! – крикнул я.

– «Ува-жа-емые гра-жда-не…» – забормотала жена.

– Да ты скорее, скорее… Вот тебе и на! Молния кончилась.

В самом деле, молния, хоть и сияла на этот раз долго, закончила своё существование столь же внезапно, как её предшественница, и вновь стало темно, будто в подземелье.

– Тебе кажется, что всё просто,– стала оправдываться жена. – А записка нацарапана каракулями, словно писал малограмотный. И вспышка всего секунду. Не рассчитаешься…

Трудно было не согласиться.

– В таком случае сиди наготове. В любой момент может сверкнуть следующая.

Гроза, к счастью, шла прямо на нас, и молнии над нашими головами сверкали всё чаще, заливая своим золотистым сиянием внутренность палатки. Моя жена показала себя с наилучшей стороны. Она прочитывала теперь таинственную записку, можно сказать, с опережением по графику. Каждая вспышка – и ещё несколько слов, вырванных, не побоюсь этого выражения, из бездны мрака.

– «При-ди-те, по-жа-луй-ста…» – разбирала по складам жена.

– Ну вот. Куда прийти, во сколько? – я дрожал как в лихорадке.

– Я не успела.

Молния уже кончилась. Но в тучах вспыхнула следующая.

– «В двадцать…» – прочитала при её свете моя жена.

– Так-так, значит, в восемь часов вечера.

– Не уверена, там дальше есть, кажется, что-то ещё. Ну да,– продолжала она, когда вновь вспыхнула молния.– «В двадцать один час…».

– Так-так… В девять.

– «Бу-ду ждать в ка-фе на мо-ле».

– Какая тебе ещё моль? – Меня это не на шутку рассердило.– Моли в отпускное время сидят в городе, у них там по шкафам полно работы.

– Да тут речь вовсе не о моли, а о моле. Такое сооружение, которое вдаётся в море. Где-то там должен быть ресторан. «В ва-ших собствен-ных…»

– Что в ваших собственных?

– Ещё не знаю. Придется ждать следующей молнии. Ага, есть. «Ин-те-ре-сах. Де-ло се-се…»

– Дело се! Дело се! – заговорил я сердито, потому что молния опять погасла.

– «Се-рьёз-ное,– закончила жена при еледующей вспышке.– В бу-то-ньер-ке у ме-ня будет под-сол-неч-ник».

– И это всё? – спросил я.

– Кажется, да,– ответила жена.– Вроде, есть ещё подпись. Потерпи капельку, проверю при следующей молнии.

Прошла минута, вновь сверкнуло, и она добавила:

– В самом деле, подпись.

– Какая?

– «Ка-мер-ный».

– Камерный?

– Да, Камерный.

– Любопытно. Что это, простое совпадение обстоятельств или же таинственное приглашение, связанное с пропажей наших камер?

– Не знаю, может, и так.

– Тогда надо пойти на встречу. Который час? Я взглянул на часы. Светящиеся стрелки показывали полдевятого.

– Осталось полчаса,– заметил я.– Гроза пошла, похоже, на убыль.

В это время года грозы столь же внезапно начинаются, сколь внезапно стихают. Так произошло и с этой грозой. Дождь прекратился, молнии сверкали всё реже, гром урчал глуше и, наконец, утих где-то вдали.

Я надел резиновые сапоги и отправился искать фонарик. К счастью, он тут же нашёлся, я нажал на выключатель и – о чудо! – лампочка вспыхнула. Вода не попала вовнутрь и не повредила батарейки. Я направил луч света на костер. Он уже угас, и над ним вился голубоватый дымок. Я обошёл вокруг костра и, к своему удивлению, обнаружил, что всюду валяются камеры, все надутые, одни немного, другие – почти полностью. Я без труда отыскал камеру бобра, а потом и её подругу – ту самую, на которой сидела бобриха. Но третьей камеры, столь необходимой, нигде не было.

Неудержимо ползущие вперёд стрелки часов побуждали нас к действию.

– Пошли на мол,– сказал я.

– Пошли,– отозвалась жена.– Вот только где он находится?

– Да уж, наверное, в море.

– Без сомнения. Но в какую сторону идти?

– Видишь, вон там как бы зарево. Не пойти ли нам в ту сторону?

– Попробуем. Что мы при этом теряем?

Мы пересекли лес, дошли до пляжа, а потом направились берегом в сторону огней.

Так мы очутились у мола, в ярко освещенном центре необыкновенного курорта. Время приближалось к девяти. На широких улицах, в кафе и в тенистых аллейках – всюду полно отдыхающих, однако лишь мы двое были людьми. Время от времени нас приветствовали знакомые – и по пляжу, и по костру. Да, мы не ощущали здесь себя чужаками.

У самого мола мы обнаружили построенный в современном стиле ресторан.

– Наверное, здесь,– предположил я.

– Наверное,– подтвердила моя жена. Мы переступили порог.

Оркестр наигрывал какую-то весёлую мелодию, и на паркете было множество пар, оригинально составленных. Я умирал от смеха, глядя на танцевальные конвульсии дородного медведя рядом с убранной в свой серебристый мех ламой, наблюдая за отчаянием тапира, когда идущая с ним в паре кенгуриха бросала его, чтоб удивить мир своим австралийским подскоком. Увы, нам не дано было насладиться этим зрелищем. Мы пришли сюда с совсем иной целью.

– Ищи подсолнечник,– шепнул я жене.

– Я сама смотрю во все глаза,– отозвалась жена,– но пока ничего не вижу.

– Придётся пройтись вдоль столиков,– пробормотал я.

– Слушай, а что, если он пришёл намного раньше нас, а?

– Какое это может иметь значение?

– А вот какое,– втолковывала мне жена.– Представь себе, он пришёл задолго до нас с этим своим подсолнечником и, не зная, как убить время, стал со скуки выковыривать и лузгать семечки…

– Ну и фантазии у тебя,– не удержался я.

– А что, вполне обоснованные. Розу или, скажем, гвоздику жевать не станешь, ну а подсолнечник? А раз он его подрастрепал, он уже не оставит обгрызанный подсолнечник в бутоньерке. Ты бы, например, оставил?

– Я без бутоньерки,– ответил я.– Я в спортивной рубашке, а у спортивных рубашек бутоньерок не бывает.

– Неважно,– прервала жена.– Ищем.

– Ищем.

Мы ходили от столика к столику, рассматривая в особенности тех, кто сидел к нам спиной. Но подсолнечника как не бывало.

– Я думаю, рост у него должен быть приличный,– сказала жена.

– Почему ты так считаешь?

– Будь он маленького роста, он не стал бы вставлять в бутоньерку подсолнечник. Можешь ты себе, например, представить хомяка с подсолнечником в бутоньерке?

– Да, трудновато. Обойдётся маргариткой или незабудкой.

И вдруг жена схватила меня за руку.

– Видишь, там, в углу?

Я глянул в указанном направлении и увидел нечто рыжее, такое рыжее, что в глазах у меня зарябило. В бутоньерке у рыжего субъекта красовался огромных размеров подсолнечник.

Мы подошли к столу.

Завидев нас, рыжий сорвался с места, зашаркал ногами, как офицер австрийской кавалерии, запрыгал и, кланяясь, произнёс:

– Рад вас приветствовать! Я был уверен – вы придёте! Разрешите представиться: Камерный,

Едва мы уселись, как наш новый знакомец, подкрутив рыжий ус, спросил:

– Что прикажете заказать?

Мы взглянули друг на друга и в ту же секунду поняли, как здорово мы проголодались. С самого завтрака во рту – ни крошки. Да, случается, что во время отпуска, наслаждаясь летом и радостями погоды, вы забываете о пище. Но рано или поздно аппетит берёт своё.

– Мы с удовольствием перекусим,– отозвался я.

Камерный протянул моей жене меню. Пробежав его глазами, она сказала:

– Мне бы хотелось цыплёнка табака, а тебе? Я не такой уж поклонник этого блюда, но, чтоб

не создавать повару трудностей, я ответил:

– Ладно, и мне цыплёнка.

Щёлкнув пальцами, Камерный подозвал официанта. Переваливаясь с боку на бок, к нашему столику характерной походочкой подкатился официант. Это был рослый пожилой пингвин. В своём вечернем чёрно-белом туалете он выглядел импозантно.

– Слушаю,– сказал он, склонив набок голову и с любопытством на нас поглядывая.

– Пожалуйста, три цыплёнка табака,– сказал Камерный.– Только чтоб были как следует ощипаны!

– Можете не беспокоиться. У нас ощиплют что надо.

Официант исчез, а Камерный, понизив голос, заметил:

– Я полагаю, вы уже догадались, с какой именно целью я назначил вам здесь свидание.

Мы оба закивали головами.

– Лично я ни за что не хотел бы оказаться на вашем месте. Что может быть хуже непригодной к употреблению машины?

– Верно,– согласился я с нашим новым знакомцем,;– тем более что речь идёт всего лишь о какой-то дурацкой камере.

– Ну не такая уж она дурацкая,– возразил Камерный. – Без этой камеры вы далеко не уедете.

Наступило тягостное молчание, которое прервал в конце концов наш новый знакомый:

– Не будем тратить попусту времени. Я изложу суть дела. Мне известно, где находится эта камера.

– Где?– воскликнули мы с женой.

– О, совсем близко. Она в целости и сохранности, можете быть спокойны.

– Прошу вас, скажите где, мы пойдём и возьмём её,– загорячилась жена.

– О, это не так просто!– отозвался наш рыжий приятель.

– Вас, вероятно, интересует вознаграждение?– поинтересовался я не слишком любезно.

– Вы угадали.

– Сколько?– спросил я резко.

– О, дело не в деньгах.

– Тогда в чём же?

– Речь идёт об услуге.

– Мы можем оказать вам какую-то услугу?

– Вот именно. Вы мне услугу, и я вам тоже. Услуга за услугу.

– Что ж это за услуга?

– Так, ерунда, пустячок…

– Ну а конкретно?– стал настаивать я.

– Конкретно… конкретно…– забормотал наш собеседник.– Конкретно это… Как бы это сказать… Речь идёт об автостопе.

– Забрать вас автостопом?

– Вот именно.

– Куда?

– О, это безразлично. Лишь бы покинуть это место.

– Вам здесь наскучило?

– Ещё бы! Торчу здесь уже почти полгода.

– Отчего же не уезжаете?

– Не пускают. Я тут выдающаяся личность. Чуть приезжает новая смена, начинают требовать, чтоб я их развлекал. Скажу по секрету, моя фамилия вовсе не Камерный. Я написал так только для того, чтоб вы скорее сюда явились. Я иллюзионист и совершаю трюки, которые здешняя публика обожает. Потому-то за мной и следят, но я не могу больше видеть этого моря, этого леса, этого мола, ресторана…

– Здесь так очаровательно!– не утерпела моя жена.

– Разве я спорю?– заметил Камерный.– Но и очарование может приесться.

Этот важный разговор был прерван официантом-пингвином, который явился с заказанными цыплятами.

Выглядели они великолепно: с золотистой корочкой, подрумяненные, а потрясающий запах сам собой проникал в ваше нутро.

Перед каждым из нас пингвин поставил тарелку с жареным цыплёнком. Гарниром служил картофель во фритюре и тёмно-красная салатная капуста, искусно разложенная вдоль поджаристого крылышка.

Не теряя ни секунды, мы схватились за ножи и вилки.

Ещё мгновение, и лезвия вонзились бы в аппетитную корочку этого лакомого блюда, как вдруг у нас на глазах цыплята стали молниеносно обрастать перьями. Едва они обросли перьями, как появились головы, гребни, шпоры, когти. Они ожили, зашевелились и, весело кудахтая, принялись копаться каждый в своей тарелке.

Мы с женой онемели от ужаса. Взглянули на нашего соседа. А у того плясали в глазах искорки смеха.

– Я люблю их больше именно в таком виде,– заметил он.– Этим ещё повезло, что я не голодный. Не то я б их всех съел.

И, обратясь к официанту, добавил:

– И это вы называете хорошо ощипанными цыплятами? Прошу немедленно отослать их повару.

Официант-пингвин стоял поодаль и только качал головой.

– Ох, дорогой лис, уж если вы отмочите какую шутку…

Когда пингвин с кудахтающими и трепыхающимися цыплятами исчез на кухне, лис, улыбаясь от удовольствия, поднялся со стула и сказал:

– Извините, я только на минуту. Пойду и позвоню. Распоряжусь, чтоб камеру прислали мне телефонным способом…

– Телефонным?– удивился я.– Разве можно прислать что-то телефонным способом?

– Можно. Если не верите, прошу со мной,– предложил мне лис

– Что же,– откликнулся я.– Схожу с удовольствием.

По дороге в гардероб, где находился телефон, я внимательно разглядывал иллюзиониста. Надо же, как это я клюнул на этого Камерного? А ведь с первого взгляда видно: лиса лисой.

Да и потом вся эта его не поддающаяся сомнению рыжина.

Лис снял трубку, набрал номер и минуту спустя сказал:

– Китя? Это Фуня. Возьми в кармашке моего старого жилетика ключ от буфета. Там, на третьей полке справа, найдёшь ключ от письменного стола. Открой стол и в левом тайнике обнаружишь ключик на розовой ленточке. Открой им копилку, там несколько монеток и ключ от висячего замка в подвале. Спустись вниз, отопри подвал и в углу под картошкой ты нащупаешь ключ от сейфа, который стоит у тебя в комнате под портретом твоего дедушки-песца. Открой сейф, на верхней полке – автомобильная камера. Возьми и немедленно пришли телефонным способом. Я буду у аппарата.

Всё услышанное меня ошеломило. Думаю, впрочем, на кого угодно это произвело бы сильнейшее впечатление. Какая бестия, как он всё устроил!

А лис стоял у стены и, равнодушно уставясь на телефон, погрузился в ожидание.

– У вас здесь квартира?– осведомился я.

– Откуда!– возразил он.– Я живу у сестры.

– У сестры Кити?

– Да.

– Отчего же не в гостинице или не в пансионате?

– Не люблю. Домашняя атмосфера мне ближе. Что может быть лучше семейной норы?

– Здорово вы потрудились, пока прятали эту камеру.

– Я не имел права рисковать. Вся моя надежда, вы понимаете…

Тут он замолк и стал прислушиваться.

– Ты готова? Отлично. Начинай передачу.

Он жестом извинился и прервал наш разговор, а я, не веря собственным глазам, стал наблюдать, как из телефонной трубки понемногу что-то вылезает. Не было никаких сомнений: оттуда с величайшим трудом вытискивается моя автомобильная камера.

Передача отняла много времени. До сих пор для меня остаётся загадкой, на каком принципе основывалась эта операция, но факт остаётся фактом: примерно через четверть часа вся камера вылезла из телефонной трубки.

Лис тут же мне её вручил со словами:

– Будьте любезны. Теперь у вас комплект.