Текст книги "Аня и Долина Радуг"

Автор книги: Люси Монтгомери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 8
Вмешивается мисс Корнелия

На следующий день мисс Корнелия нанесла неожиданный визит в дом священника и учинила допрос Мэри. Эта юная особа, обладая незаурядной проницательностью и умением разбираться в людях, рассказала ей свою историю просто и правдиво, без всяких жалоб или бравады. Мисс Корнелия нашла, что девочка производит более благоприятное впечатление, чем можно было ожидать, однако сочла своим долгом выказать внешнюю суровость.

– Все члены этой семьи, – сказала она строго, – отнеслись к тебе с исключительной добротой. Ты считаешь проявлением благодарности то, что вчера оскорбила одну из их маленьких подруг и преследовала ее?

– Ну да, я поступила отвратительно, – с готовностью признала Мэри. – Не знаю, что на меня накатило. Эта дурацкая рыбина оказалась так чертовски удачно под рукой. Но я потом ужасно об этом жалела… я даже плакала из-за этого прошлой ночью, когда легла спать, – честное слово, плаката. Спросите Уну, если не верите. Я не сказала ей, из-за чего плачу, потому что мне было стыдно, и тогда она тоже заплакала – подумала, что меня кто-то обидел. Да уж я-то совсем не обидчивая. Я больше всего тревожусь из-за того, что миссис Уайли меня не разыскивает. Это на нее не похоже.

Мисс Корнелия тоже нашла, что это довольно странно, но ничего не сказала и, решительно потребовав от Мэри, чтобы та впредь не позволяла себе никаких вольностей с сушеной рыбой священника, отправилась в Инглсайд, чтобы сообщить о результатах своего расследования.

– Если девочка говорит правду, необходимо разобраться в этом деле, – сказала она. – Я кое-что знаю об этой Уайли, поверьте мне. Маршалл был довольно близко знаком с ней, когда жил на той стороне гавани. Прошлым летом я слышала от него о каком-то приютском ребенке, который у нее живет. Вероятно, об этой самой Мэри. Он говорил, что, по словам соседей, она замучила девочку работой до смерти, почти не кормит ее и не одевает. Знаете, Аня, душенька, моим правилом всегда было не иметь никаких дел с теми, кто живет на той стороне гавани. Но я завтра же пошлю туда Маршалла, чтобы он выяснил, если сможет, как в действительности обстоит дело. А после этого я поговорю с мистером Мередитом. Только подумайте, Аня, душенька, его дети нашли эту девочку буквально умирающей от голода в старом сарае Джеймса Тейлора. Она провела там целую ночь, замерзшая, голодная и в полном одиночестве. А мы в это время спали в своих теплых постелях после хорошего ужина.

– Бедняжка, – вздохнула Аня, рисуя в воображении одного из своих собственных любимых детей в подобном положении – замерзшего, голодного, одинокого. – Если с ней плохо обращались, нельзя возвращать ее туда, откуда она убежала. Я сама была когда-то сиротой.

– Нам придется обсудить этот вопрос с руководством приюта в Хоуптауне, – сказала мисс Корнелия. – Но так или иначе, а оставлять ее в доме священника нельзя. Неизвестно, чему она может научить этих несчастных детей. Насколько я понимаю, ей случается даже выругаться. Но подумать только! Она живет у них уже целых две недели, а мистер Мередит до сих пор не заметил этого! Какое право имеет такой человек заводить семью? Ему, Аня, душенька, следовало бы стать монахом.

Два дня спустя мисс Корнелия снова пришла под вечер в Инглсайд.

– Это поистине невероятно! воскликнула она с порога. – Миссис Уайли нашли мертвой в постели в то самое утро, когда Мэри сбежала. Она уже много лет страдала от тяжелого заболевания сердца, и доктор предупреждал ее, что конец может наступить в любую минуту. Своего батрака она рассчитала накануне, так что в доме никого не было. На следующий день ее нашел кто-то из соседей. Они, кажется, сразу же хватились девочки, но предположили, что миссис Уайли отправила ее к своей родственнице, которая живет под Шарлоттауном. Она не раз говорила, что собирается это сделать. На похороны эта родственница не приехала, а потому никто так и не узнал, что Мэри у нее нет. Соседи, с которыми побеседовал Маршалл, рассказали ему кое-что о том, как миссис Уайли обращалась с девочкой, и от услышанного у него вся кровь вскипела. Знаете, Маршалл всегда приходит в ярость, когда слышит, что с ребенком жестоко обращаются. Соседи сказали, что она безжалостно порола девочку за любую маленькую провинность или оплошность. Некоторые уже давно поговаривали, что надо бы написать об этом директрисе приюта, но у семи нянек дитя без глазу, и никто так ничего и не сделал.

– Жаль, что эта Уайли уже умерла, – с горячностью заявила Сюзан. – Я с удовольствием сходила бы на ту сторону гавани и сказала ей все, что о ней думаю. Морить голодом и бить ребенка, миссис докторша, дорогая! Как вы знаете, я за то, чтобы отшлепать, если для этого есть основания, но дальше такого наказания никогда не пойду. А что теперь будет с этой бедной девочкой, миссис Эллиот?

– Я полагаю, ее надо отправить обратно в Хоуптаун, – сказала мисс Корнелия. – Все семьи в округе, которые хотели взять приютского ребенка, уже это сделали. Завтра я схожу к мистеру Мередиту и выскажу ему свое мнение обо всей этой истории.

– И она, без сомнения, это сделает, миссис докторша, дорогая, – покачала головой Сюзан после ухода мисс Корнелии. – Она любое дело доведет до конца – даже крышу на церкви покроет заново, если уж решила. Но для меня непостижимо, как кто-то – пусть это даже Корнелия Брайант – может разговаривать со священником подобным образом. Можно подумать, он самый обыкновенный человек.

Когда мисс Корнелия удалилась, Нэн Блайт тихонько вылезла из гамака, в котором до этого, свернувшись калачиком, прилежно учила урок, и бегом бросилась в Долину Радуг. Остальные уже были там. Джем и Джерри метали кольца в цель: кольцами служили одолженные у деревенского кузнеца старые лошадиные подковы, и надо было суметь с расстояния в несколько метров набросить подкову на воткнутый в землю колышек. Карл выслеживал муравьев на одном из солнечных пригорков. Мэри, Ди, Фейт и Уна слушали Уолтера, который, лежа на животе среди папоротников, читал им вслух удивительную книгу – сборник мифов, содержавший увлекательные рассказы о Пресвитере Иоанне[13]13
  Пресвитер Иоанн – христианский патриарх и король христианского государства, которое, согласно средневековой легенде, существовало и процветало на Востоке, во враждебном окружении мусульманских и языческих стран.


[Закрыть], о Вечном Жиде, о волшебной лозе[14]14
  Волшебная лоза – согласно различным преданиям, веточка, обладающая способностью указывать место, где находятся вода, сокровище и т. п.


[Закрыть], о хвостатых людях, о черве, способном пробиваться через скалы, открывая путь к скрытым в недрах земли сокровищам, и об Островах Блаженства[15]15
  Острова Блаженства – в древнегреческой мифологии, место, куда прибывали после смерти герои и праведники.


[Закрыть], и о девах-лебедях. Выяснилось, что истории о Вильгельме Телле и Гелерте тоже были всего лишь мифами, и это оказалось для Уолтера настоящим потрясением, а рассказу о епископе Хатто[16]16
  Немецкая легенда рассказывает о епископе Хатто, который отказался дать хлеба голодающим людям и, сравнив их с голодными крысами, загнал в свой амбар и сжег там. Божественной карой за жестокость стало нашествие на его замок полчищ крыс, которые съели все, что там было, а также и самого епископа.


[Закрыть] предстояло не дать ему уснуть в следующую ночь. Но больше всего ему понравились истории о Крысолове[17]17
  Крысолов – герой средневековой легенды, согласно которой жители немецкого городка, подвергшиеся нападению крыс, призвали на помощь Крысолова. Играя на дудочке, он заманил крыс в реку. Жители городка отказались вознаградить Крысолова, и тогда он, играя на дудочке, увел из городка всех детей в горную пещеру, где они погибли (в другом варианте этой легенды говорится, что дети вернулись после того, как Крысолов получил плату, и рассказывали об увиденных в пещере чудесах).


[Закрыть] и Святом Граале. Он читал их с трепетом, а над его головой на летнем ветерке позванивали подвешенные на Влюбленных Деревьях бубенчики, и прохлада вечерних теней незаметно подкрадывалась все ближе через долину.

– Вранье, а интересно, правда? – сказала Мэри с восхищением, когда Уолтер закрыл книгу.

– Это не вранье! – рассерженно возразила Ди.

– Ты хочешь сказать, что все это правда? – с недоверием уточнила Мэри.

– Нет… не совсем. Эти истории – как те твои рассказы о привидениях. Они не были настоящей правдой… но ты и не ожидала, что мы в них поверим, так что считать их ложью тоже нельзя.

– Во всяком случае, та история о волшебной лозе не ложь, – убежденно сказала Мэри. – Старый Джейк Крофорд с той стороны гавани умеет проделывать такие штуки. За ним отовсюду посылают, когда хотят выкопать колодец. И я уверена, что знаю Вечного Жида.

– О! Мэри! – воскликнула Уна с благоговейным трепетом.

– Знаю… сущая правда! Прошлой осенью к миссис Уайли заходил один старик. С виду он был невероятно старый. Она спросила его про кедровые подпорки: как он думает, долго ли они простоят. А он сказал: «Долго ли простоят? Да они тыщу лет простоят! Я знаю, у меня такие два раза стояли». Так вот, если ему две тысячи лет, кто же он, как не Вечный Жид?

– Я не верю, что Вечный Жид стал бы общаться с такой особой, как миссис Уайли, – решительно возразила Фейт. – Он ведь раскаялся.

– А мне нравится история про Крысолова, – сказала Ди, – и маме тоже. Мне ужасно жаль бедного хромого мальчика, который не мог догнать остальных и не попал с ними в пещеру. Ему, наверное, было очень грустно. И всю оставшуюся жизнь он думал о тех чудесах, которые мог бы увидеть в пещере, и жалел, что не попал туда вместе с остальными.

– Но как, должно быть, радовалась его мама, – отозвалась негромко Уна. – Я думаю, прежде она очень огорчалась из-за того, что он хромой. Может быть, даже плакала. Но потом она уже больше никогда не горевала – никогда. Она радовалась, что он хромой, потому что именно по этой причине не потеряла его.

– Когда-нибудь, – мечтательно сказал Уолтер, глядя в вышину неба, – из-за того холма появится Крысолов и спустится в Долину Радуг, весело и мелодично играя на своей дудочке. И я последую за ним… последую за ним на берег… к самому морю… и уплыву далеко от всех вас. Думаю, у меня не будет желания идти… а вот Джему очень захочется… ведь это будет настоящее приключение… но у меня такого желания не будет. Но мне придется пойти… музыка будет звать, и звать, и звать, пока я не почувствую, что должен следовать за ней.

– Мы все пойдем! – воскликнула Ди, воодушевляясь.

Пламя фантазии Уолтера зажгло огонь и в ее сердце, и она была почти уверена, что видит удаляющуюся фигуру таинственного насмешливого Крысолова в дальнем сумрачном конце долины.

– Нет. Вы будете сидеть здесь и ждать, – сказал Уолтер; взгляд его больших, прекрасных глаз был странным, завораживающим. – Вы будете ждать нашего возвращения. А мы, возможно, не вернемся… так как мы не сможем вернуться, пока Крысолов играет. Может быть, он заставит нас пройти следом за ним и его дудочкой вокруг света. А вы по-прежнему будете сидеть здесь и ждать… и ждать.

– Хватит тебе молоть, Уолтер! – сказала Мэри, содрогнувшись. – И не смотри ты так! У меня от твоих слов мурашки по коже. Хочешь, чтобы я завопила от страха? Я прямо так и вижу, как этот противный старый Крысолов уходит, и все вы, мальчики, за ним, а мы, девочки, сидим здесь совсем одни и ждем. Не знаю, почему это… я никогда не была плаксой… но как только ты начинаешь рассказывать свои басни, мне всегда хочется зареветь.

Уолтер торжествующе улыбнулся. Ему нравилось проверять силу своего воображения на собеседниках… играть на их чувствах, пробуждать их страхи, вызывать трепет в их душах. Этим он удовлетворял свое врожденное влечение ко всему драматическому. Но вместе с ощущением торжества присутствовал странный холодок какого-то таинственного ужаса. Крысолов показался ему вдруг необыкновенно реальным – словно трепещущая тонкая завеса, что скрывает от наших глаз будущее, на миг была отнесена в сторону ветром времен и в вечернем сумраке Долины Радуг, освещаемой лишь светом звезд, ему было даровано смутное, мимолетное видение событий грядущих лет.

Карл, подбежавший к ним с отчетом о событиях в стране муравьев, вернул их всех к реальности.

– Муравьи вправду жутко интересные, – воскликнула Мэри – она была рада ускользнуть из плена, в который их всех взял таинственный Крысолов. – Мы с Карлом всю субботу наблюдали за муравейником на кладбище. Я никогда не думала, что у букашек такая сложная жизнь. До чего они склочные ребята – некоторые, насколько мы поняли, готовы затеять драку без всякого повода. А есть среди них просто трусы. До того пугаются, что просто сворачиваются в клубочек и позволяют себя дубасить. Ни за что не хотят ввязываться в драку. А есть лентяи – не хотят трудиться. Мы видели, как они отлынивали от работы. А еще там был один муравей, который умер от горя, потому что другого муравья убили, – не хотел работать, не хотел есть, просто умер… ей-бо… честное слово.

Воцарилось испуганное молчание. Каждый понял, что Мэри не договорила слово, которое хотела сказать. Фейт и Ди обменялись взглядами, достойными самой мисс Корнелии. Уолтер и Карл явно чувствовали себя неловко, а губы Уны дрожали.

Мэри смущенно поежилась.

– Так уж это слово у меня вырвалось… я просто подумать не успела… само вырвалось, честное слово… я не хотела… и проглотила его вторую половину. Вы тут все, похоже, очень уж чувствительные на этот счет. Слышали бы вы, какие слова кричали Уайли, когда между собой ругались.

– Настоящие леди не произносят таких слов, – сказала Фейт с несвойственной ей чопорностью.

– Это нехорошие слова, – прошептала Уна.

– Я не леди, – возразила Мэри. – У меня хоть когда-нибудь была возможность стать леди? Но я постараюсь больше никогда не говорить это слово. Я вам обещаю.

– Кроме того, Мэри, – сказала Уна, – ты не сможешь надеяться, что Бог ответит на твои молитвы, если будешь упоминать Его имя всуе.

– Да я и так не жду, что Он на них ответит, – заявила скептичная Мэри. – Я целую неделю просила Его разобраться в этом деле с Уайли, а Он ничегошеньки не сделал. Я, пожалуй, брошу молиться.

В этот момент перед ней появилась запыхавшаяся Нэн.

– О, Мэри, у меня для тебя новость! Мистер Эллиот ходил сегодня на ту сторону гавани – как ты думаешь, что выяснилось? Миссис Уайли умерла! Ее нашли мертвой в постели в то утро, когда ты убежала. Так что тебе не придется возвращаться к ней!

– Умерла! – ошеломленно пробормотала Мэри и вздрогнула.

– Ты думаешь, это случилось из-за моих молитв? – воскликнула она, умоляюще глядя на Уну. – Если это так, никогда в жизни не буду молиться! Да ее призрак теперь наверняка будет преследовать меня.

– Нет, нет, Мэри, – воскликнула Уна, пытаясь успокоить ее, – это произошло не из-за твоих молитв. Ведь миссис Уайли умерла задолго до того, как ты вообще начала просить Божьей помощи в этом деле.

– Это правда, – сказала Мэри, постепенно оправляясь от панического страха. – Но говорю тебе, я прямо вся задрожала. Не хотела бы я довести кого-нибудь до смерти своими молитвами. И я никогда не просила в молитвах, чтобы она умерла. Да и непохоже было, будто она из таких, что умирают. А миссис Эллиот сказала что-нибудь обо мне?

– Она сказала, что тебе, наверное, придется вернуться в приют.

– Я так и думала, – кивнула Мэри с мрачным видом. – А они меня опять отдадут… кому-нибудь вроде миссис Уайли. Ну что ж, думаю, я это вынесу. Я жилистая.

– Я буду молиться, чтобы тебе не пришлось возвращаться в приют, – прошептала Уна, шагая рядом с Мэри, когда они возвращались домой.

– Как хочешь, – сказала Мэри сурово, – но я зарекаюсь молиться. Меня эта история с молитвами жуть до чего перепугала. Сама видишь, что из этого выходит. Если бы миссис Уайли умерла уже после того, как я начала молиться, это было бы моих рук дело.

– О нет, не было бы, – сказала Уна. – Жаль, что я не могу тебе это получше объяснить… вот папа, я знаю, смог бы, если бы ты, Мэри, с ним поговорила.

– Ну уж уволь! Не понимаю я твоего отца – вот и все. Ходит мимо и в упор меня не видит. Я не гордая… но вытирать о себя ноги не позволю!

– Что ты, Мэри, просто у папы такая манера. Он и нас почти никогда не замечает. Он глубоко погружен в свои мысли, вот и все. А я собираюсь молиться, чтобы Бог оставил тебя в Четырех Ветрах… потому что ты нравишься мне, Мэри.

– Ладно. Только чтобы я больше не слышала, что кто-то от этого умер, – сказала Мэри. – Я сама ужасно хотела бы остаться в Четырех Ветрах. Мне тут нравится… и гавань нравится, и маяк… и вы, и Блайты. Вы единственные мои друзья – прежде у меня никогда друзей не было, – и ужасно не хочется вас покидать.

ГЛАВА 9
Вмешивается Уна

Мисс Корнелия, как и собиралась, побеседовала с мистером Мередитом, и сказанное ею оказалась в известной мере потрясением для рассеянного священника. Она указала ему – не слишком почтительно – на его безответственность: он позволил бездомной девочке поселиться в доме и жить бок о бок с его детьми, сам при этом ничего не зная о ней и даже не пытаясь узнать.

– Не могу сказать, конечно, что кто-либо от этого особенно пострадал, – сказала она в заключение. – В конечном счете, эту Мэри нельзя назвать испорченной. Я расспрашивала ваших детей и детей Блайтов, и, насколько я могу судить, ничего плохого о девочке сказать нельзя – если не считать того, что она употребляет жаргонные слова и выражается не слишком изысканно. Но подумайте, что могло бы случиться, если бы она оказалась похожей на кое-кого из тех приютских детей, о которых нам известно. Вы сами знаете, чему это несчастное маленькое существо, которое взял в свой дом Джим Флэгг, научило его детей.

Мистер Мередит знал и был искренне потрясен собственной беспечностью.

– Но что же теперь делать, миссис Эллиот? – спросил он беспомощно. – Мы не можем выгнать бедного ребенка из дома. О ней необходимо позаботиться.

– Разумеется. Лучше всего немедленно связаться с руководством приюта в Хоуптауне. Пока же, я полагаю, она вполне могла бы оставаться здесь еще несколько дней – до того момента, когда мы получим ответ. Однако смотрите в оба, мистер Мередит.

Сюзан умерла бы от ужаса, если бы слышала, что мисс Корнелия подобным образом выговаривает священнику. Но мисс Корнелия удалилась с приятным сознанием исполненного долга, а мистер Мередит в тот же вечер пригласил Мэри к себе в кабинет. Мэри повиновалась, мертвенно-бледная от страха. Но ее ожидал сюрприз, какого никогда еще не было в ее тяжелой, несчастной жизни. Этот человек, прежде внушавший ей нечто вроде суеверного страха, оказался самым добрым и ласковым из всех людей, каких ей только доводилось встречать. Еще не успев сообразить, что происходит, Мэри обнаружила, что рассказывает ему обо всех своих горестях и встречает такое сочувствие и нежное понимание, какого не могла даже вообразить. Она покинула кабинет с умиротворенным выражением лица и кротким взглядом, так что Уна почти не узнала ее.

– Твой отец – человек что надо, когда проснется, – сказала она, фыркнув, но звук был слишком похож на всхлип. – Жаль, что он не просыпается почаще. Он сказал, что я совсем не виновата в смерти миссис Уайли, но должна стараться думать в первую очередь о ее положительных качествах, а не о плохих. Не знаю, какие у нее были хорошие качества… разве вот только, что она держала дом в чистоте и сбивала отличное масло. Зато знаю, что я почти стерла в кровь руки, начищая пол из сучковатых досок в ее кухне. Но теперь любое слово твоего отца – закон для меня.

Мэри, впрочем, оказалась довольно скучной собеседницей в следующие дни. Она призналась Уне, что чем больше думает о возвращении в приют, тем неприятнее для нее сама эта мысль. Уна отчаянно ломала голову, пытаясь придумать, как можно предотвратить такое развитие событий, однако не она, а Нэн Блайт выступила со спасительной идеей, поначалу показавшейся довольно неожиданной.

– Миссис Эллиот сама могла бы взять Мэри. У нее большущий дом, и мистер Эллиот очень хочет, чтобы она наняла прислугу. Это было бы отличное место для Мэри. Только ей пришлось бы хорошо себя вести.

– О, Нэн, ты думаешь, миссис Эллиот захочет взять ее?

– Вреда не будет, если ты ее об этом спросишь, – сказала Нэн.

Сначала Уна подумала, что не сможет последовать этому совету. Попросить кого-либо об одолжении было для нее, такой застенчивой, мучительно тяжело. К тому же она испытывала благоговейный страх перед миссис Эллиот, такой деловой и энергичной. Уне очень нравилась миссис Эллиот, и она всегда с удовольствием посещала ее дом, но пойти и попросить взять на воспитание Мэри Ванс казалось таким верхом наглости, что робкая Уна пала духом.

Однако вскоре мистеру Мередиту пришел ответ от руководства приюта с просьбой немедленно отправить Мэри в Хоуптаун, и та весь вечер проплакала на чердаке, прежде чем уснуть. Тогда отчаяние придало Уне смелости. На следующий вечер она тихонько выскользнула из дома на прибрежную дорогу. Далеко в Долине Радуг слышался веселый смех, но ее путь лежал не туда. Она была ужасно бледна и ужасно сосредоточена – настолько, что почти не замечала встречных… так что старая миссис Флэгг почувствовала себя оскорбленной и заявила, что Уна Мередит, когда вырастет, будет такой же рассеянной, как ее отец.

Мисс Корнелия жила на полпути между Гленом и мысом Четырех Ветров в доме некогда ослепительного изумрудного цвета, который за прошедшие годы успел выцвести до приятного зеленовато-серого. Маршалл Эллиот посадил вокруг него деревья, разбил розарий и устроил живую изгородь из молодых елочек. Так что теперь жилище мисс Корнелии выглядело совсем не так, как прежде. Дети священника и дети доктора любили бывать у нее. Прогулка по живописной прибрежной дороге доставляла им удовольствие, а в конце пути их всегда ждала большая банка с печеньем.

Внизу, в отдалении, окутанное дымкой море с нежным плеском набегало на песок. Три большие лодки, похожие на больших белых чаек, скользили по волнам к выходу из гавани. В пролив входила шхуна. Маленький мир Четырех Ветров был полон сверкающих красок, нежной музыки и необычного очарования, и каждый в нем должен был бы чувствовать себя счастливым. Но когда Уна вошла в ворота дома мисс Корнелии, ноги почти не повиновались ей.

Мисс Корнелия сидела одна на крыльце. Уна надеялась, что застанет дома и мистера Эллиота. Он был такой большой, сердечный, улыбчивый, что его присутствие могло бы ее ободрить. Уна села на маленький табурет и попыталась съесть предложенный мисс Корнелией пончик. Пончик не шел ей в горло, но она мужественно проглотила его, чтобы не обидеть мисс Корнелию. Она не могла говорить и по-прежнему была бледна, а ее большие темно-голубые глаза смотрели так жалостно, что мисс Корнелия сделала вывод: с ребенком что-то стряслось.

– Что тебя мучает, душенька? – спросила она. – Что-то у тебя на уме; это очевидно.

Уна судорожно проглотила последний кусок пончика.

– Миссис Эллиот, пожалуйста, возьмите к себе Мэри Ванс, – произнесла она умоляюще.

Мисс Корнелия озадаченно уставилась на нее.

– Я? Взять Мэри Ванс! Ты хочешь сказать… насовсем?

– Да… насовсем… на воспитание, – сказала Уна горячо, обретая мужество, после того как первый, самый трудный шаг был сделан. – О, миссис Эллиот! Пожалуйста! Она не хочет возвращаться в приют… она каждую ночь плачет из-за этого. Она так боится, что ее пошлют еще куда-нибудь, где ей будет тяжело. А она такая умелая… она с любой работой справится. Я знаю, вы не пожалеете, если возьмете ее.

– Я никогда об этом не думала. – Вид у мисс Корнелии был довольно растерянный.

– Пожалуйста, подумайте, – умоляла Уна.

– Но, душенька, мне не нужна помощница. Я вполне в состоянии самостоятельно делать всю работу по дому. И даже если бы помощница мне все же потребовалась, я вряд ли взяла бы приютскую девочку – мне такая мысль никогда в голову не приходила.

Свет надежды погас в глазах Уны. Ее губы задрожали. Она снова опустилась на табурет – трогательная маленькая фигурка, воплощение разочарования и заплакала.

– Не плачь… душенька… не плачь! – воскликнула глубоко расстроенная мисс Корнелия. Для нее было невыносимо огорчить ребенка. – Я не говорю, что отказываюсь взять ее… но эта мысль оказалась настолько неожиданной, что совершенно меня ошеломила. Я должна подумать.

– Мэри такая умелая, – повторила Уна.

– Хм! Это я слышала. Я также слышала, что она употребляет ругательства. Это правда?

– Я никогда не слышала, чтобы она по-настоящему ругалась, – неуверенно сказала Уна, чувствуя себя неловко. – Но боюсь, она может выругаться.

– Охотно верю! Она всегда говорит правду?

– Думаю, что да; она лжет, только когда боится, что ее выпорют.

– И тем не менее ты хочешь, чтобы я взяла ее!

– Но ведь кому-то придется взять ее, – всхлипнула Уна. – Кто-то должен позаботиться о ней, миссис Эллиот.

– Это правда. Возможно, сделать это – мой долг, – сказала мисс Корнелия со вздохом. – Что ж, мне придется обсудить это с мужем. Так что пока никому ничего не говори об этом. Возьми еще пончик, душенька.

Уна взяла и съела – на этот раз с большим аппетитом.

– Я очень люблю пончики, – призналась она. – Тетушка Марта никогда их не делает. Зато мисс Сюзан в Инглсайде делает их часто и разрешает нам иногда взять целое блюдо с собой в Долину Радуг. А знаете, миссис Эллиот, что я делаю, когда мне хочется пончик, а взять его негде?

– Понятия не имею, душенька. Что же ты делаешь?

– Я достаю мамину старую поваренную книгу и читаю рецепт пончиков… и другие рецепты тоже. Они так вкусно звучат. Я всегда так поступаю, когда голодна… особенно если мы ели «то же самое» на обед. Тогда я читаю рецепт жареной курицы и фаршированного гуся. Мама умела готовить все эти вкусные блюда.

– Эти дети в конце концов умрут с голоду, если мистер Мередит не женится, – возмущенно сказала мисс Корнелия мужу, когда Уна ушла. – А он не женится… и что тут сделаешь? Ну, так возьмем мы эту Мэри, Маршалл?

– Да, возьми ее, – лаконично ответил Маршалл.

– Чего же еще ждать от мужчины? – воскликнула его жена тоном, в котором звучала безнадежность. – «Возьми ее»… как будто дело только в этом! Тут сотню соображений надо принять во внимание, поверь мне.

– Возьми ее, Корнелия… а все соображения мы примем во внимание потом, – сказал муж.

В конце концов мисс Корнелия решила взять Мэри и отправилась в Инглсайд, чтобы его обитатели первыми узнали эту новость.

– Замечательно! – пришла в восторг Аня. – Я очень надеялась, мисс Корнелия, что вы именно так поступите. Я очень хочу, чтобы у этой бедной девочки появился настоящий родной дом. Когда-то я сама была точно такой бездомной маленькой сиротой.

– Не думаю, что эта Мэри очень уж похожа – или когда-нибудь будет похожа – на вас, – возразила мисс Корнелия мрачно. – Тут совсем другой коленкор. Но она человеческое существо с бессмертной душой, которая должна быть спасена. У меня есть краткий катехизис и частый гребень, и я намерена выполнить мой долг по отношению к ней, раз уж берусь за дело, поверьте мне.

Мэри приняла новость с умеренной радостью.

– Это лучше, чем я ожидала, – сказала она.

– В доме миссис Эллиот тебе придется особо следить за своими манерами, – предупредила ее Нэн.

– Ну, это я запросто! – заявила Мэри, вспыхнув. – У меня, когда захочу, манеры ничуть не хуже твоих, Нэн Блайт!

– Ты же знаешь, Мэри, тебе нельзя будет произносить там никаких плохих слов, – встревоженно сказала Уна.

– Я думаю, она умерла бы от ужаса, если бы услышала некоторые из моих словечек, – усмехнулась Мэри; при этой мысли ее белые глаза зажглись озорным весельем. – Но можешь не беспокоиться, Уна. Я теперь сделаюсь тихоней. И говорить буду жеманно.

– И только правду, – добавила Фейт.

– Даже если грозит порка? – взмолилась Мэри.

– Миссис Эллиот никогда не будет пороть тебя… никогда! – воскликнула Ди.

– Неужто не будет? – Мэри взглянула на нее скептически. – Если я когда-нибудь попаду в такое место, где меня не станут пороть, буду считать, что это настоящий рай. Зачем мне тогда врать? Мне и самой это не нравится… я бы предпочла всегда говорить правду, коли уж на то пошло.

Накануне того дня, когда Мэри предстояло покинуть дом священника, в Долине Радуг был устроен пикник в ее честь, а вечером каждый из Мередитов подарил ей на память кое-что из своего скудного запаса сокровищ. Карл отдал ей свой игрушечный Ноев ковчег, а Джерри – один из своих лучших варганов. Подарком Фейт стала маленькая щетка для волос с зеркальцем на обратной стороне, которую Мэри всегда считала удивительно красивой. Уна никак не могла решить, что подарить – старый бисерный кошелечек или яркую картинку, изображающую Даниила во рву со львами[18]18
  Библия, Книга пророка Даниила, гл. 6.


[Закрыть], – и в конце концов предложила Мэри самой сделать выбор. На самом деле Мэри хотелось получить кошелечек, но она знала, что он очень дорог Уне, и потому сказала:

– Подари мне Даниила. Я лучше возьму картинку – уж очень люблю львов. Жаль только, что они не съели Даниила. Это было бы интереснее.

Когда пришло время отправляться в постель, Мэри уговорила Уну лечь с ней на чердаке.

– Это моя последняя ночь здесь, – сказала она, – и дождь идет, а мне ужасно неприятно спать одной на чердаке, когда идет дождь… из-за того, что кладбище рядом. В ясные ночи я о нем не думаю, но в такие, как эта, мне кажется, я не вижу ничего, кроме дождя, поливающего старые могильные камни, а ветер за окнами завывает так, будто это мертвецы пытаются войти сюда и плачут, потому что их не пускают.

– Мне нравятся дождливые ночи, – сказала Уна, когда они улеглись вместе в чердачной каморке. – И Нэн, и Ди их тоже любят.

– Да и я ничего против не имею, когда поблизости нет кладбища, – сказала Мэри. – Но если бы ты ко мне сегодня не пришла, я все глаза выплакала бы – мне было бы так одиноко. Ужасно тяжело, что приходится вас всех покидать.

– Я уверена, что миссис Эллиот будет часто отпускать тебя в Долину Радуг, чтобы ты могла поиграть с нами, – сказала Уна. – А ты, Мэри, пожалуйста, веди себя как следует, хорошо?

– Постараюсь, – вздохнула Мэри. – Но мне не так легко быть хорошей, как тебе… внутренне, я хочу сказать, так же, как и внешне… У тебя в родне не было таких негодяев, как у меня.

– Но у твоих родных наверняка были не только дурные качества, но и хорошие, – возразила Уна. – В хорошем ты должна им подражать, а на плохое не обращать внимания.

– Не верю, что в них было хоть что-нибудь положительное, – мрачно пробормотала Мэри. – Мне про их хорошие качества слышать не доводилось. Правда, у моего деда водились деньжата, но говорят, он был мошенник. Нет, мне придется рассчитывать только на собственные силы и очень стараться.

– И Бог поможет тебе, Мэри, если ты попросишь Его.

– Насчет этого ничего сказать не могу.

– О, Мэри! Ты же знаешь, мы просили Бога найти хороший дом для тебя, и Он нашел.

– Не понимаю, какое Он имел к этому отношение, – возразила Мэри. – Это ты попросила миссис Эллиот взять меня. Вот эта мысль у нее в голове и засела.

– Но желание взять тебя вложил в ее сердце Бог. Если бы Он этого не сделал, никакая мысль, поданная мной, не принесла бы пользы.

– Ну, пожалуй, в этом что-то есть, – признала Мэри. – Пойми, Уна, я ничего против Бога не имею. Я согласна дать Ему шанс. Но, если честно, я думаю, Он ужасно похож на твоего отца – такой же рассеянный и большую часть времени не обращает внимания на человека, но иногда вдруг просыпается и тогда бывает ужасно хороший, добрый и разумный.

– Что ты, Мэри! Нет, нет! – воскликнула Уна в ужасе. – Бог совсем не такой, как папа… то есть… я хочу сказать, Он в тысячу раз лучше и добрее.

– Если Он такой же хороший, как твой отец, меня Он устроит, – сказала Мэри. – Когда твой отец говорил со мной, у меня было такое чувство, что я никогда больше не смогу сделать ничего дурного.

– Я хотела бы, чтобы ты поговорила о Боге с папой, – вздохнула Уна. – Он сможет объяснить все гораздо лучше чем я.