355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Люси Монтгомери » Энн в бухте Четырех Ветров » Текст книги (страница 12)
Энн в бухте Четырех Ветров
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 04:43

Текст книги "Энн в бухте Четырех Ветров"


Автор книги: Люси Монтгомери



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава тридцать первая
ИСТИНА ОСВОБОЖДАЕТ

Приняв решение, Лесли с присущей ей твердостью принялась за его осуществление. Но сначала надо было сделать весеннюю уборку. С помощью мисс Корнелии дом был приведен в идеальный порядок. Та, высказав Энн все, что она думает о затее Джильберта, а затем повторив это – разумеется, не стесняясь в выражениях – Джильберту и капитану Джиму, с Лесли на эту тему не разговаривала вовсе. Она смирилась с фактом, что Дику будут делать операцию, иногда обсуждала с Лесли связанные с нею дела, но сама об этом никогда не заговаривала. Лесли тоже ни разу не попыталась обсудить с кем-нибудь предстоящее ей испытание, стала как-то необычайно молчалива и холодна. Она редко навещала Энн, и хотя в разговоре с ней была неизменно вежлива и дружелюбна, сама эта вежливость встала между ней и ее прежними друзьями ледяной стеной. Лесли не реагировала на шутки, никогда не смеялась, в ее отношениях с Энн и Джильбертом совершенно пропала былая легкость. Энн старалась не принимать этого близко к сердцу. Она понимала, что душа Лесли застыла от ужаса и отгородилась от маленьких радостей и веселых минут, которые она знала в домике Блайтов. Когда душу охватывает сильное чувство, все остальное отодвигается на задний план. Лесли не смела даже заглядывать в будущее, где ей виделась лишь бездна отчаяния. Тем не менее она непоколебимо шла по избранному пути, как в былые времена христианские мученики шли на смерть.

Финансовый вопрос разрешился легче, чем опасалась Энн. Лесли взяла у капитана Джима нужную сумму в долг под залог своей фермы. Он отказывался от залога, но Лесли настояла.

– Ну, хоть о деньгах бедняжке не надо больше ломать голову, – вздохнула мисс Корнелия. – И мне тоже. Если Дик поправится и сможет работать, то он постепенно выплатит долг, а если нет, то я уверена, что капитан Джим сумеет как-нибудь устроить, чтобы Лесли не пришлось ничего выплачивать. Он так мне и сказал: «Я стар, Корнелия, и у меня нет ни детей, ни внуков. Лесли отказывается принять подарок от живого человека, но, может быть, не откажется взять у мертвого». Так что с этим, по крайней мере, все в порядке. Если бы так же легко уладилось и все остальное! Дик стал просто невыносим. В него словно бес вселился. Когда мы убирали дом, чего он только не вытворял. Гонял уток по двору так, что они чуть не околели. А нам не хотел помогать ни в чем. Иногда ведь он рад услужить, приносит воду, дрова и все такое. А тут, когда мы послали его за водой, он попытался спуститься в колодец. Я еще подумала: «Свалился бы ты туда вниз головой, и делу конец».

– О, мисс Корнелия!

– А что такого я сказала? Это любому пришло бы в голову. Если монреальские доктора смогут сделать из Дика Мора разумного человека, то они просто чудодеи.

Лесли отвезла Дика в Монреаль в начале мая. Джильберт поехал с ней. Вернувшись, он сообщил, что хирург, который осматривал Дика в Монреале, тоже считает, что операция может ему помочь.

– Вот счастье-то, – иронически отозвалась мисс Корнелия.

Энн только вздохнула. Лесли простилась с ней очень холодно, но обещала писать. Через десять дней после возвращения Джильберта Энн получила от нее письмо. Лесли писала, что операция прошла успешно и что Дик выздоравливает.

– Что значит «успешно»? – спросила Энн Джильберта. – Как это понимать – к Дику, что, вернулась память?

– Не думаю, поскольку она ничего об этом не пишет, – ответил Джильберт. – Видимо, операция прошла «успешно» с точки зрения хирурга – никаких осложнений и так далее. Но пока неизвестно, восстановятся ли умственные способности Дика и в какой степени. Память вряд ли вернется к нему сразу. Это будет происходить постепенно – если вообще произойдет. А больше она ничего не пишет?

– Нет. Вот письмо, почитай. Оно очень коротенькое. Бедняжка, видимо, живет в страшном напряжении. Джильберт, я многое могла бы тебе сказать, только я обещала этого не делать.

– Ничего, все это мне за тебя говорит мисс Корнелия, – с горькой усмешкой ответил Джильберт. – Она снимает с меня стружку при каждой встрече. По ее словам, я едва ли не убийца, и она очень жалеет, что доктор Дэйв передал мне свою практику. Она даже сказала, что методистский доктор и то лучше меня. Худшего от мисс Корнелии услышать невозможно.

– Однако если мисс Корнелия Брайант заболеет, то она пошлет не за доктором Дэйвом и не за методистским доктором, – вмешалась Сьюзен. – Если ей занеможется, она вытащит вас из постели посреди ночи, это уж как пить дать. А потом еще скажет, что вы предъявили ей слишком большой счет. Не обращайте на нее внимания, доктор. Люди всякие бывают.

От Лесли некоторое время не было никаких известий. Под лучами майского солнца берега бухты Четырех Ветров покрылись пестрым цветочным ковром. Как-то в конце мая, вернувшись домой, Джильберт обнаружил, что его у конюшни ждет Сьюзен.

– Миссис доктор чем-то очень расстроена, – таинственным голосом сообщила она Джильберту. – Она получила письмо и с тех пор весь день ходит по саду и разговаривает сама с собой. А вы же знаете, доктор, что ей в ее положении вредно так много ходить. Что в том письме, она мне не говорит. Раз мне не говорят, я не хочу допытываться. Но что-то ее сильно взволновало. А ей вредно волноваться.

Обеспокоенный Джильберт поспешил в сад. Может быть, что-нибудь случилось в Грингейбле? Но у Энн, которую он нашел на скамейке у ручья, вид был отнюдь не расстроенный, хотя и взволнованный. Ее глаза потемнели, а на щеках пылали пятна румянца.

– Что случилось, Энн?

Энн как-то странно засмеялась.

– Боюсь, что ты мне не поверишь, Джильберт. Я сама никак не могу в это поверить. Как на днях выразилась Сьюзен, я себя чувствую как сонная муха, которую согрело солнышко и она вдруг ожила. Это невероятно! Я сто раз перечитала письмо и каждый раз изумляюсь заново. Джильберт, ты был прав, тысячу раз прав! Теперь мне это ясно, и я очень стыжусь своего поведения. Ты сможешь меня когда-нибудь простить?

– Энн, да скажешь же ты наконец вразумительно, что произошло? А еще называется выпускница Редмонда – двух слов связать не может!

– Ты не поверишь… ты просто не поверишь…

– Я пойду вызову дядю Дэйва, – бросил Джильберт, притворяясь, что направляется к дому.

– Сядь, Джильберт. Я попытаюсь тебе сказать. Я получила письмо, и – о Джильберт! – это так поразительно… просто невероятно… нам никому и в голову не приходило… и во сне не снилось…

– Видимо, мне остается только набраться терпения, – обреченно сказал Джильберт, опускаясь на скамью рядом с Энн. – Я сам буду задавать вопросы. От кого письмо?

– От Лесли… О, Джильберт!..

– От Лесли? Наконец-то ты хоть что-то вразумительное выговорила! И что она пишет? Как дела у Дика?

Энн драматическим жестом протянула ему письмо.

– Никакого Дика не существует! Человек, которого мы считали Диком Мором, которого все в Четырех Ветрах двенадцать лет принимали за Дика Мора, на самом Деле его кузен Джордж Мор из Новой Шотландии, который, оказывается, всегда был очень похож на Дика. Дик Мор умер на Кубе от желтой лихорадки тринадцать лет тому назад.

Глава тридцать вторая
РЕАКЦИЯ МИСС КОРНЕЛИИ

– Неужели это правда, Энн, милочка, что Дик Мор оказался вовсе не Диком Мором, а совсем другим человеком? Вроде вы так сказали мне по телефону?

– Да, мисс Корнелия. Поразительно, верно?

– Одно… одно слово – мужчина! – беспомощно выговорила мисс Корнелия, снимая трясущимися руками шляпку. Впервые в жизни она не знала, что сказать.

– До меня никак не дойдет, Энн, – спросила она. – Я слышу ваши слова… и верю вам… но до меня это не доходит. Значит, Дик Мор умер Бог знает когда… и Лесли свободна?

– Да. Истина освободила ее. Джильберт был прав, когда процитировал мне эти слова из Библии.

– Расскажите мне все по порядку, Энн, милочка. С тех пор как вы позвонили мне по телефону, у меня в голове сплошная каша. Никогда еще Корнелия Брайант не впадала в такую одурь.

– Да рассказывать-то особенно нечего. Письмо Лесли очень коротенькое. К этому человеку – Джорджу Мору – вернулась память, и он знает, кто он такой. Он говорит, что Дик заболел на Кубе желтой лихорадкой и шхуна ушла без него. Джордж остался, чтобы за ним ухаживать, но Дик вскоре умер. Джордж не стал писать об этом Лесли, потому что надеялся скоро вернуться домой и все ей рассказать.

– И почему же он этого не сделал?

– Наверно, потому, что его так зверски избили. Джильберт говорит, что Джордж Мор наверняка не помнит, как и почему это произошло, и никогда не вспомнит. Видимо, это случилось вскоре после смерти Дика. Может быть, Лесли скоро пришлет более подробное письмо.

– А она пишет, что собирается теперь делать? Когда она вернется?

– Она пишет, что побудет с Джорджем, пока он не выпишется из больницы. Она написала его родным в Новую Шотландию. Собственно, у Джорджа только одна родственница – замужняя старшая сестра. Когда Джордж уходил на «Четырех сестрах», она была жива и здорова, но кто знает, что произошло с тех пор. Вы когда-нибудь видели Джорджа Мора, мисс Корнелия?

– Видела. Теперь я все припоминаю. Он приезжал в гости к дяде Абнеру восемнадцать лет тому назад, когда Дику было лет семнадцать. Они кузены. Их отцы были братьями, а их матери – сестрами-двойняшками. Джордж и Дик были действительно страшно похожи. То есть не настолько похожи, чтобы близкие не могли отличить их друг от друга. Вблизи их распознать ничего не стоило. Другое дело, если тебе встречался один из них или ты видел обоих на расстоянии. А эти два балбеса обожали морочить людям голову и страшно веселились, когда их путали. Джордж был немного выше Дика и поплотнее – хотя оба они были скорей худощавыми. У Дика был румянец во всю щеку и волосы посветлее. Но они были очень похожи, и у обоих были разные глаза – один голубой, а другой карий. Но Джордж был очень славный парень, хотя и большая шкода. И о нем даже тогда говорили, что он закладывает за воротник. Но все равно всем нравился гораздо больше Дика. Он прожил здесь около месяца. Лесли его никогда в глаза не видела. Ей было тогда лет восемь-девять, да к тому же, как я припоминаю, она провела ту зиму у бабушки на другом берегу бухты. Капитана Джима здесь тоже не было – он потерпел кораблекрушение в заливе Святого Лаврентия и зимовал на одном из островов. Ни он, ни Лесли, наверно, даже не слышали, что у Дика в Новой Шотландии есть кузен, похожий на него как две капли воды. Когда капитан Джим привез Дика – то есть Джорджа – домой, никто об этом и не вспомнил. Конечно, мы все удивились, что Дик так растолстел, но приписали перемену его болезни. Да так оно, наверно, и было – ведь Джордж тоже не был таким уж толстым. А как еще мы могли догадаться – ведь он был совсем слабоумный. Так что неудивительно, что мы приняли его за Дика. Но подумать только, что лучшие годы своей жизни Лесли нянчилась с совершенно чужим ей человеком! Черт бы побрал всех мужчин! Обязательно как-нибудь напакостят! С ума от них можно сойти!

– Джильберт и капитан Джим – тоже мужчины, но это с их помощью мы наконец узнали правду, – возразила Энн.

– Это верно, – неохотно признала мисс Корнелия. – И я жалею, что так ругала доктора. Впервые в жизни я пожалела, что отругала мужчину. Впрочем, вряд ли я ему в этом признаюсь. Пусть сам догадается. Одно могу сказать, Энн: какое счастье, что Господь не исполняет все наши молитвы. Я изо всех сил молилась, чтобы операция не помогла Дику. То есть прямо я так не говорила, но не сомневаюсь, что Господь знал, что я имела в виду.

– Но ведь по сути дела вы просили Его, чтобы жизнь Лесли не стала еще труднее. И эту просьбу Господь выполнил. Боюсь, в глубине души я тоже надеялась, что операция не даст результатов. И очень этого стыжусь.

– А какое настроение у Лесли?

– Она совершенно ошеломлена. До нее, как и до нас, видимо, еще не дошло, как изменится ее жизнь. Она пишет: «Мне все это кажется удивительным сном, Энн». Больше она о себе не пишет ничего.

– Бедная девочка! Наверно, когда с заключенного снимают цепи, ему тоже какое-то время странно, что их больше нет. Энн, милочка, знаете, о чем я все время думаю? Как насчет Оуэна Форда? Мы обе знаем, что Лесли его полюбила. А вам не приходило в голову, что он ее тоже полюбил?

– Да, мне так показалось, – признала Энн, чувствуя, что может выдать доверенную ей тайну.

– О его чувствах я ничего не знала, но мне казалось, что он не мог ее не полюбить. Так вот, Энн, милочка, Бог свидетель, что я никогда не занималась сватовством и презираю это занятие. Но если вы будете писать Форду, не стоит ли рассказать ему, как бы между прочим, о том, что произошло с Диком? Я бы обязательно так сделала.

– Конечно, расскажу, когда буду ему писать, – сдержанно отозвалась Энн. Она не могла обсуждать чувства Оуэна с мисс Корнелией. Но не могла и отрицать, что с тех пор как она узнала про освобождение Лесли, у нее в голове поселилась та же мысль. Однако вслух об этом она говорить не хотела.

– Вообще-то спешить некуда, милочка. Но Дик Мор уже двенадцать лет как умер, и Лесли угробила на него достаточно времени. Посмотрим, что получится теперь. А что до этого Джорджа Мора, который взял и воскрес, когда все считали его мертвым, так мне его даже жалко. Непонятно, что он теперь будет делать.

– Ему не так уж много лет, и если он полностью выздоровеет, – а похоже, что так и будет, – он найдет себе место в жизни. Как ему, бедняге, все, наверно, странно. Тринадцать лет просто выпали из его жизни.

Глава тридцать третья
ЛЕСЛИ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ

Через две недели Лесли вернулась в свой старый дом, где она провела столько горьких лет. Ранним июньским вечером она прошла через поля к дому Энн и вдруг, как призрак, возникла в ее благоухающем саду.

– Лесли! – изумленно воскликнула Энн. – Откуда ты взялась? Мы и не знали, что ты возвращаешься. Почему ты нам не написала? Мы бы тебя встретили.

– Я почему-то не могла писать, Энн. Мне казалось, что бесполезно пытаться выразить мои чувства на бумаге. И я хотела вернуться так, чтобы меня никто не заметил.

Энн обняла Лесли и поцеловала ее. Лесли тоже горячо ее поцеловала. Она была бледна и выглядела устало, и со вздохом опустилась на траву рядом с большой клумбой нарциссов, которые золотыми звездами светились в серебристых сумерках.

– Ты вернулась одна, Лесли?

– Да. Сестра Джорджа Мора приехала в Монреаль и забрала его к себе домой. Бедняга чуть не плакал, расставаясь со мной, хотя, когда к нему вернулась память, он меня не узнал. Но все эти первые дни, когда он пытался привыкнуть к мысли, что Дик умер не вчера, а тринадцать лет тому назад, он цеплялся за меня как за единственную опору. Ему было очень трудно, и я как могла старалась ему помочь. Когда приехала сестра, ему стало легче, потому что ему казалось, что он расстался с ней совсем недавно. К счастью, она мало изменилась, и это тоже ему помогло.

– Как это все удивительно, Лесли! Мы сами еще никак не привыкнем к этой мысли.

– И я не могу привыкнуть. Когда я час назад вошла в свой дом, мне показалась, что все это был сон и что я сейчас опять увижу Дика с его детской улыбкой. Энн, я будто бы сплю наяву. Я не испытываю ни радости, ни горечи – ничего! Из моей жизни словно вырвали кусок, и осталась зияющая дыра. Мне кажется, что это уже не я, а кто-то другой, кого я совсем не знаю. Мне как-то одиноко и не по себе. Но я рада тебя видеть, Энн: ты как якорь для моей оторвавшейся от причала души. До чего же я боюсь всех этих разговоров, и расспросов, и сплетен! При мысли о них я жалею, что вернулась. Когда я сошла с поезда, то встретила на станции доктора Дэйва – он и привез меня домой. Бедный старик страшно расстроен, что тогда сказал мне, будто Дик неизлечим. «Я искренне так думал, Лесли, – сказал он. – Но мне надо было посоветовать тебе проконсультироваться у специалиста. Если бы ты это сделала, тебе не пришлось бы мучиться столько лет, а у бедняги Джорджа Мора не пропало бы полжизни впустую. Я страшно себя виню, Лесли». Я сказала ему, чтобы он не казнил себя – ведь он поступил по совести. Он всегда был ко мне очень добр, и мне было невыносимо глядеть, как он мучается.

– А как Дик… то есть Джордж? К нему полностью вернулась память?

– Можно сказать, что да. Конечно, многих подробностей он не может восстановить, но с каждым днем вспоминает все больше. В тот день, когда он похоронил Дика, он вечером пошел пройтись. У него в карманах были деньги Дика и его часы – он собирался привезти их мне вместе с письмом. Джордж помнит, что зашел в матросский кабачок, помнит, что пил там – и больше ничего. Энн, я никогда не забуду минуту, когда он вспомнил свое имя. Я вдруг заметила, что он смотрит на меня осмысленным, но удивленным взглядом. «Ты меня узнаешь, Дик?» – спросила я. А он ответил: «Я никогда в жизни вас не видел. Кто вы? И меня зовут вовсе не Дик. Я Джордж Мор, а Дик вчера умер от желтой лихорадки. Где я? Что со мной случилось?» Энн, я упала в обморок. И с тех пор живу как во сне.

– Ничего, скоро ты привыкнешь к новому положению вещей, Лесли. Ты еще молода, у тебя вся жизнь впереди.

– Может быть, через некоторое время я тоже смогу так думать, Энн. А сейчас я чувствую только усталость и какое-то безразличие. Я… я так одинока, Энн. Мне не хватает Дика. Правда, странно? Знаешь, я действительно привязалась к бедному Дику, то есть Джорджу, как могла бы привязаться к беспомощному ребенку, который полностью от меня зависит. Я бы никогда в этом не призналась, я этого даже стыдилась, потому что ненавидела и презирала Дика до его отъезда. Когда я услышала, что капитан Джим везет его домой, то предполагала, что он опять будет вызывать у меня отвращение. Но этого не случилось. Я продолжала ненавидеть прежнего Дика, но к новому я испытывала только жалость. У меня прямо сердце разрывалось от жалости. Я думала, что жалею мужа за его беспомощность, но теперь я понимаю, что это просто был совсем другой человек. Карло это понял с первой секунды, Энн. Меня всегда удивляло, что Карло не признал Дика. Собаки ведь сохраняют преданность хозяевам, что бы с ними ни случилось. Но Карло понял, что этот человек вовсе не его хозяин. А мы все этого не знали. Я ведь никогда раньше не видела Джорджа Мора. Теперь я вспоминаю, что Дик как-то мельком помянул, что у него есть в Новой Шотландии кузен, с которым они похожи как близнецы. Но я не придала его словам никакого значения и тут же их забыла. Мне и в голову не пришло усомниться, что капитан Джим привез Дика. Если он и был другой, я приписывала это болезни. Никогда не забуду тот вечер, когда Джильберт сказал мне, что Дика можно вылечить. Я помнила Дика как злобного тюремщика, который запер меня в клетку и непрерывно надо мной издевался. Потом дверь клетки словно приоткрыли, и я смогла из нее выйти. Я все еще была прикована к ней, но уже не была в ней заперта. И вот в тот вечер я почувствовала, как безжалостная рука тянет меня обратно в клетку, где меня ждут еще более страшные издевательства, чем раньше. Я ни в чем не винила Джильберта, даже считала, что он прав. Он сказал, что, если я откажусь от операции из-за того, что у меня не хватит на нее денег, или потому, что он не гарантирует благополучного исхода, он нисколько не будет меня винить. Но я знала, какое решение мне следует принять, и мне было страшно об этом думать. Всю ночь я металась взад и вперед по комнате как бесноватая, стараясь заставить себя смириться со страшной необходимостью. Но не могла. Энн, я просто не могла себя на это обречь. И к утру решила, что никакой операции делать Дику не стану. Пусть все будет как было. Я знала, что поступаю нехорошо. Если бы я не переменила решения, то была бы наказана по заслугам. Но я выдержала только один день. После обеда я поехала в Глен за покупками. Дик в тот день вел себя спокойно и все больше дремал, так что я решилась оставить его одного. Меня не было довольно долго, и он по мне соскучился. Когда я вернулась, он побежал мне навстречу с такой радостной улыбкой – прямо как ребенок. И в эту минуту я сдалась, Энн. Эта улыбка на его бессмысленном лице меня доконала. У меня возникло чувство, что я лишаю ребенка шанса вырасти и стать мужчиной. Я поняла, что должна дать ему этот шанс, чего бы мне это ни стоило. Тогда я пришла к вам и сказала Джильберту, что согласна на операцию. О, Энн, ты, наверно, думала, что я груба с тобой. Но я просто не могла ни о чем думать, кроме того, что мне предстоит, а вокруг была тьма, в которой мелькали какие-то тени.

– Я это понимала, Лесли. Но все позади – твоя Цепь разорвана, и клетки больше нет.

– Клетки больше нет, – рассеянно повторила Лесли, обрывая травинки вокруг клумбы. – Но ведь и ничего другого нет, Энн. Помнишь тот вечер на косе, когда я рассказала тебе про свое глупое увлечение? Оказывается, от глупого увлечения не так-то легко избавиться. видно, некоторые остаются дураками на всю жизнь. А быть дурой в этом смысле – это немногим лучше, чем быть прикованной цепью.

– Тебе все предстанет в ином свете, когда ты отдохнешь и придешь в себя. – Энн была убеждена, что страдания Лесли скоро кончатся – ведь она любила и была любима, хотя еще и не подозревала об этом.

Лесли положила золотистую голову к Энн на колени.

– Во всяком случае, у меня есть ты, – сказала она. – Когда есть такой друг, жизнь не может быть совершенно пустой. Погладь меня по голове, Энн, как маленькую девочку, приласкай меня, а я тебе расскажу, раз уж у меня немного развязался мой упрямый язык, как много для меня значила твоя дружба и как изменилась моя жизнь с того вечера, когда я встретила тебя на берегу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю