Текст книги "Досье Сноудена. История самого разыскиваемого человека в мире"
Автор книги: Люк Хардинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Выставляя «тяжеловесов», Белый дом, возможно, посчитал, что тем самым может выставить себя в выгодном свете, а в случае необходимости запугать Guardian и заставить британцев придержать публикацию истории о Verizon. На несколько дней – это уж точно, но, может быть, и вообще ничего не публиковать. Стратегия была вполне рациональной. Но она подразумевала несколько предпосылок. Во-первых, предполагалось, что Белый дом контролирует ситуацию. И возможно, администрация недооценивала Гибсон. «Именно в такие моменты ты и видишь, чего стоят ваши редакторы», – заключает Акерман.
Общей темой официальных заявлений – все они давались, естественно, на фоне происходящего – было то, что история о Verizon отнюдь не беспристрастна. Что она вводит в заблуждение и изобилует неточностями. Но высокопоставленные чиновники администрации выразили желание сесть за стол переговоров и объясниться. Их предложение в основном состояло в том, что Гибсон будет приглашена для беседы в Белый дом.
Такой подход оправдывал себя в прошлом, например с New York Times в 2004 году, когда журналисты этой газеты впервые узнали о существовании программ несанкционированной слежки президента Буша. Предполагалось, что после «беседы» Guardian уже не будет испытывать такого энтузиазма по поводу своей публикации. Подтекст был такой: вы, британцы, толком не разбираетесь в том, что здесь на самом деле происходит, и поэтому зачем пороть горячку? «Наверное, они думали, что смогут как-то повлиять на меня или оказать давление», – говорит Гибсон.
Но у нее были совсем другие планы. С ее точки зрения, подобная встреча должна стать для правительства разумным поводом выразить обеспокоенность по поводу «определенных» проблем в сфере национальной безопасности. Бобу и «компании» она заявила, что, по ее мнению, оглашение этого секретного постановления суда вызовет огромный общественный интерес. Это постановление, пояснила она, носит весьма общий характер, в нем нет оперативных деталей, фактов или результатов. И здесь трудно усмотреть опасность нанесения какого-либо ущерба, то есть наличие достаточно серьезных доказательств для возбуждения дела. При этом Гибсон сказала, что готова внимательно выслушать мнения своих оппонентов.
Эти люди привыкли получать то, что им нужно, и манера поведения Гибсон явно сбила их с толку. Даже в те моменты, когда обстановка сильно накалялась – как сейчас, – редактор Guardian разговаривала с ними очень дружелюбно, чем еще сильнее обезоруживала. На своем предыдущем посту в качестве медиаредактора Guardian Гибсон приходилось сталкиваться со многими людьми, которые пытались на нее надавить. Среди них были шумный телеведущий CNN Пирс Морган и британский премьер-министр Дэвид Кэмерон – в то время всего лишь начальник отдела по связям с общественностью телекомпании Carlton.
По мере того как давление извне нарастало, Гибсон чувствовала, что ее речь все более приобретает характерный для британцев официальный оттенок. «Я заговорила с ними как Мэри Поппинс», – шутит она. Миллар тем временем искал в Google информацию, набирая запросы «Директор Национальной разведки», «Боб Литт», «Крис Инглис», «Шон Джойс». Что собой представляли эти люди? На Акермана, следящего за переговорами из Вашингтона, работа Гибсон производила большое впечатление; он передал ей в чате несколько слов поддержки.
После 20 минут беседы Белый дом был расстроен. Переговоры зашли в тупик. Литт и Инглис отказались выразить какую-либо озабоченность, объясняя это тем, что одно только «обсуждение» по телефону секретного документа, связанного с деятельностью Verizon, представляет собой уголовное преступление. Наконец один из членов правительственной группы не выдержал. Выйдя из себя, в духе звезды полицейского сериала он закричал: «Вы не должны это публиковать! Ни одна серьезная служба новостей не стала бы этого издавать!»
Гибсон напряглась; былое изящество и легкость исчезли. Ледяным голосом она ответила: «При всем уважении решения о том, что издавать, а что нет, принимаем мы».
«Как вы смеете так с нами разговаривать?» – возмущается Миллар. Вспоминая об этом, он добавляет: «Было ясно, что администрация не собиралась предлагать нам что-либо существенное. А мы все равно собирались публиковать эти материалы. Это был сигнал к началу игры».
Группа от Белого дома упирала на то, что тем самым журналисты только усугубляют проблему. Гибсон ответила, что не может связаться с главным редактором, который находится на другой стороне Атлантики. Она сказала: «Окончательные решения здесь принимаю я». Потерявшая терпение группа свернула селекторное совещание: «Кажется, мы зашли в тупик, из которого нет выхода».
Гибсон пресекала попытки администрации дезориентировать ее, сохраняя спокойствие и в то же время придерживаясь законного пути. Акерман говорит: «Она ни в чем не уступила. Ее ничем нельзя было перешибить. – И добавляет: – Администрации Обамы потребовалось немало времени, чтобы осознать, что не они контролируют ситуацию, а она… Часто ли они взаимодействуют с людьми вне их «клуба»?»
Эта встреча наглядно продемонстрировала различия между газетными культурами по обе стороны Атлантики. В США виртуальной монополией обладают три крупнейшие газеты. Практически не имея конкуренции, они ведут охоту за аудиторией в очень неторопливом, даже джентльменском темпе. Политические культуры тоже различаются, и пресса в массе своей очень почтительно относится к президенту. Если бы кто-нибудь из журналистов на пресс-конференции задал Обаме жесткий или обескураживающий вопрос, то это уже стало бы новостью.
А на так называемой Флит-стрит[19]19
Флит-стрит – улица в Лондоне, где до недавнего времени располагались редакции главных британских газет; центр газетной индустрии страны. Этим собирательным названием именуется вся британская пресса.
[Закрыть] дела обстоят совершенно по-другому. В Лондоне 12 общенациональных газет ведут постоянную утомительную борьбу за существование по дарвиновскому принципу выживания сильнейшего. Тиражи газет уменьшились, а конкуренция выросла. Если у вас есть сенсация, вы ее публикуете. Если это не сделали вы, значит, сделает кто-нибудь еще. Это очень жестокий мир, где, если ты не будешь достаточно расторопен, тебя сожрут с потрохами.
Американские власти теперь попытались оказать давление в самой Великобритании. Из британской службы безопасности МИ-5 позвонили Нику Хопкинсу, редактору отдела безопасности в лондонской штаб-квартире Guardian; сотрудники ФБР, в свою очередь, связались со вторым по значимости сотрудником газеты, заместителем главного редактора Полом Джонсоном. (Заместитель директора ФБР Джойс начал разговор в таком духе: «Здравствуйте, Пол, как поживаете? Мы здесь беседовали с госпожой Гибсон. И у нас нет ощущения, что разговор удался…») Попытки выйти лично на Алана Расбриджера оказались неудачными. Главный редактор был все еще на борту самолета. Предварительно он дал понять, что целиком полагается на Гибсон…
Федеральные чиновники теперь выглядели не сердитыми, а скорее грустными. Но находящийся в Вашингтоне Акерман занервничал. Он спрашивал себя, не явятся ли к нему на Дюпон-Серкл[20]20
Дюпон-Серкл – район в нескольких кварталах от Белого дома в Вашингтоне, известный старинными особняками начала XX века. В 60-х годах был местом проведения студенческих митингов протеста. Известен также как престижный жилой район недалеко от Посольского ряда, а также район многих общенациональных общественных организаций. Назван так в 1882 году в честь героя Гражданской войны адмирала Сэмюэла Ф. Дюпона. В честь победы адмирала под г. Порт-Ройал, штат Северная Каролина, на площади установлен мраморный фонтан с фигурами, символизирующими море, звезды и ветер.
[Закрыть] крепкие ребята с «пушками», готовые забрать его и подвергнуть допросу с пристрастием. Он рассуждал так: «Мы только что провели нелицеприятный разговор по телефону с тремя чрезвычайно властными и чрезвычайно раздосадованными людьми, один из которых является заместителем руководителя ФБР».
А в Гонконге Сноуден и Гринвальд тоже не находили себе места; они сомневались, что у Guardian хватит духу опубликовать этот материал. Гринвальд сообщил, что если Guardian испытывает колебания, то он согласен издать это сам. Уходило драгоценное время. И Сноудена могли раскрыть в любую минуту.
После 19:00 американское отделение Guardian выполнило то, что намеревалось сделать. Материал был опубликован. С любых точек зрения это была сенсация, но – только самая первая. Впереди будут и другие…
В статье за подписью Гринвальда говорилось: «В настоящее время Агентство национальной безопасности собирает данные о телефонных звонках миллионов американских клиентов Verizon, одного из крупнейших телекоммуникационных провайдеров Америки. Это делается в соответствии с сверхсекретным постановлением суда, выпущенным в апреле».
Несмотря на неудачное селекторное совещание, Белый дом, должно быть, до конца не верил в то, что Guardian все-таки осмелится издать секретный приказ. Через несколько минут после публикации Кейтлин Хейден послала Акерману вопрос: «Вы все-таки решились на это, ребята?»
Высшие должностные лица скептически относились к подобной головокружительной скорости публикации. В АНБ, должно быть, взялись за поиски утечки, но не осознавали, что в распоряжении Guardian не один сверхсекретный документ, а тысячи. Гибсон говорит: «Мы действовали стремительно. Мы понимали, что у нас действительно крайне мало времени, чтобы предать эти истории огласке, прежде чем начнутся преследования».
Сноуден утверждал, что разоблачения, связанные с Verizon, спровоцируют общественную бурю. Гибсон и Миллар не были в этом так убеждены; история была хорошая, это уж точно, но какой она вызовет резонанс? Выполнив все, что было намечено на день, Акерман пригласил свою жену Мэнди на обед в корейский ресторан, где первым делом заказал большую порцию пива. Недавно опубликованный материал по Verizon он перекачал к себе на iPhone. Он показал его Мэнди. «Боже мой!» – воскликнула она. Акерман заглянул к себе на Twitter: новости о публикации Guardian распространялись стремительно. Он с опаской огляделся. А вдруг те двое за соседним столиком – агенты ФБР?
Подобная паранойя была вполне понятна. С этого времени Guardian стала объектом интенсивного преследования со стороны АНБ. Внезапно мир изменился. Все занервничали. Было не совсем ясно, на каком юридическом основании АНБ шпионит за журналистами, выполняющими свою работу и защищенными первой поправкой конституции. Но становилось очевидно, что былой неприкосновенности их электронной «приватности» пришел конец. В 19:50 Миллар вышел из офиса, сел в метро и вернулся к себе домой в Бруклин; сегодня у его близняшек был пятый день рождения, и он хотел успеть поглядеть на них перед сном. (Миллар сказал дочери: «Я не хотел пропустить твой день рождения, любимая». А она в ответ: «Но ты все-таки его пропустил, папа».)
Через какие-нибудь 20 минут Миллар уже мчался обратно на работу и с удивлением обнаружил, что по адресу Бродвей, 536 уже вовсю ведутся какие-то земляные работы. Прямо перед офисом Guardian начали вскрывать тротуар, и для вечера среды активность коммунальщиков вызывала удивление. Старый асфальт очень быстро заменили новым. Еще одна бригада землекопов почему-то затеяла работы у дома Гибсон в Бруклине. У офиса вашингтонского бюро Guardian также трудились строительно-ремонтные бригады. Вскоре каждый человек, который участвовал в публикации утечек Сноудена, мог отметить для себя ряд необычных совпадений: это были «таксисты», которые не знали дорогу или забывали потребовать с клиента оплату, «мойщики окон», которые все время задерживались рядом с кабинетом редактора.
В последующие несколько дней ноутбуки Guardian неоднократно испытывали сбои в работе. Особенно не повезло Гибсон. Одно ее присутствие катастрофически сказывалось на работе техники. Ее зашифрованные чаты с Гринвальдом и другими журналистами прерывались, и возникали подозрения, что их все-таки подслушивают. На одном из подозрительных компьютеров она приклеила листок с надписью: «У нас гости! Не использовать». Даже если бегло взглянуть на документы Сноудена, становится ясно, что АНБ может «посредничать» где угодно, – иными словами, незаметно подключаться в сеанс связи между двумя сторонами и скачивать сугубо частную информацию. Все «игроки», вовлеченные в историю Сноудена, прошли путь от новичков в области кодирования данных до знатоков. «Нам нужно было как можно скорее овладеть шпионским ремеслом», – рассказывает Гибсон.
В тот вечер уставшие после напряженной работы журналисты принялись готовить к публикации следующий эксклюзив: о программе PRISM. В полночь в офис пришли Расбриджер и Боргер; находясь еще на борту самолета, Расбриджер штудировал разделы американского законодательства, и в частности закон о шпионаже. Сев утром в метро в направлении станции «Спринг-стрит», ближайшей к нью-йоркскому офису Guardian, они случайно проехали свою остановку. Перебежав на другую сторону платформы, зашли в поезд, следующий в противоположном направлении. «Зато оторвемся, это собьет их с толку», – пошутил Расбриджер, подразумевая, что за ними может быть хвост. После того как он пролистал черновой вариант следующей истории, о PRISM, настроение у него было ликующее…
Материал был отличный. АНБ утверждало, что у него есть секретный прямой доступ к системам Google, Facebook, Apple и других американских интернет-гигантов. В соответствии с данной программой, о которой раньше никто не знал, аналитики АНБ могли собирать контент электронных сообщений, историю поисковых запросов, информацию о лайв-чатах и переданных файлах. В распоряжении Guardian имелась соответствующая презентация PowerPoint в объеме 41 слайда, помеченная грифом «Строго секретно» и запрещенная для демонстрации даже иностранным союзникам. Очевидно, она использовалась для обучения аналитиков. В документе говорилось о «сборе непосредственно с серверов» крупнейших американских провайдеров услуг. Можно было предположить, что Кремниевая долина будет от этого всячески открещиваться…
Когда группа снова собралась утром на совещание, предстояло вынести непростые редакционные решения. Сколько этих слайдов может опубликовать Guardian? И нужно ли вообще это делать? На некоторых из них сообщались детали ранее неизвестных разведывательных операций за границей. Предавать их огласке особого смысла не было. Было также важно – с юридической точки зрения и в интересах справедливости – попытаться выяснить реакцию американских технологических компаний. Это задание получил Доминик Раш, бизнес-репортер Guardian.
И теперь еще Белый дом… PRISM представляла собой еще большую тайну, чем история с Verizon. Сколько раз нужно предупредить Белый дом, прежде чем начать публикацию?
Гибсон сняла трубку: предстоял еще один непростой разговор. На другом конце линии был Боб Литт и пресс-секретарь Управления национальной разведки Шон Тернер; другие службы безопасности тоже были проинформированы. Гибсон объяснила, что Белый дом получает еще один шанс выразить озабоченность по поводу определенных проблем в сфере национальной безопасности. Ее спросили, причем в довольно шутливом тоне: «А вы могли бы направить нам копию своей истории, чтобы мы могли взглянуть?» Но Гибсон ответила: «Мы не собираемся этого делать».
Многие из слайдов вызывали вопросы. Проблема заключалась еще и в том, что плагины для просмотра слайдов в Белом доме и в Guardian не совпадали; отсюда возникали различия в некоторых цветах. Однажды Гибсон сказала: «Искренне сожалею. Забавно, когда вы говорите о фиолетовом поле». Со стороны Guardian – смех, со стороны Белого дома – смущение. Это был один из моментов «межкультурной» путаницы.
Естественно, АНБ было против публикации любого из слайдов; неважная для ведомства неделя превращалась в настоящее бедствие. Гибсон, однако, настаивала на том, что Guardian должна раскрыть даты, когда Microsoft, Yahoo и прочие технологические гиганты поставили свои подписи под агрессивной программой PRISM; этот слайд имел ключевое значение. «Нам нужно это издать. Для меня это главное, – сказала она, подчеркивая: – Все оперативные данные мы оттуда убрали».
Администрация Обамы, очевидно, еще не полностью осознала, что фактически утратила контроль над огромной порцией сверхсекретных материалов АНБ. Гибсон скептически относилась к тому несуществующему «рычагу», доступному американским официальным властям. В Guardian, следуя консервативному подходу, решили опубликовать лишь три из 41 слайда. Белый дом был проинформирован о том, что публикация состоится в 18:00. А несколькими минутами ранее Washington Post, в распоряжении которой тоже имелся подобный материал, опубликовала собственную версию о программе PRISM. Сразу возникло подозрение, что кто-то в администрации заранее предупредил руководство этой газеты. Однако статье в Washington Post недоставало главного: ошеломляющих опровержений со стороны Facebook и других о том, что они были замешаны в массовой слежке АНБ.
В полдень Гибсон, Расбриджер и другие сотрудники Guardian собрались в большом конференц-зале. Это место в шутку называли «Кронатом», подразумевая штаб-квартиру GCHQ в Англии, имеющую форму пончика, и повальную страсть сотрудников SoHo к кронатам (нечто среднее между круассаном и пончиком). Несколько молодых практикантов как раз уплетали кронаты за соседним столом. «Кронат», возможно, был не лучшим каламбуром. Но в те лихорадочные времена это прозвище как-то закрепилось.
Все были в приподнятом настроении: опубликованы две мощные разоблачительные статьи, Сноуден до сих пор находился в игре плюс напряженное противостояние с Белым домом. После череды долгих утомительных дней, перетекающих в душные ночи, рабочая обстановка напоминала неопрятную комнату в студенческом общежитии. На столах – картонные коробки из-под пиццы; стаканы из-под сока или кофе, взятые навынос в соседних ресторанчиках, и прочий мусор. Кто-то пролил капучино. Расбриджер схватил ближайшую газету на столе и принялся демонстративно вытирать, заявив: «Мы в буквальном смысле вытираем полы газетой New York Times».
Разоблачения Эдварда Сноудена становились настоящей бурей. В пятницу утром Guardian опубликовала президентскую директиву, датированную октябрем 2012 года, которую Сноуден передал Лауре Пойтрас. Из этого 18-страничного документа следовало, что, согласно приказу Барака Обамы, чиновники должны были составить список потенциальных объектов за рубежом для проведения американских кибер-атак. Как и у других сверхсекретных программ, у этой тоже имелось собственное название: «Наступательные кибероперации» (Offensive Cyber Effects Operations – OCEO). Директива предусматривала «уникальные и нетрадиционные возможности для продвижения американских национальных интересов во всем мире с предварительным предупреждением противника или объекта либо без такового». Применение таких возможностей, как утверждалось в директиве, должно в потенциале привести к «незначительным» или «серьезным» повреждениям.
Эта история вызвала в Белом доме серьезное замешательство. Во-первых, США постоянно жаловались на агрессивные и разрушительные кибератаки из Пекина, направленные на американскую военную инфраструктуру, Пентагон и другие цели. Эти жалобы теперь выглядели явно лицемерными; США делали абсолютно то же самое. И во-вторых, что куда более неприятно, Обама должен был в тот день встретиться со своим китайским коллегой Си Цзиньпином. Встреча на высшем уровне была запланирована в Калифорнии. Пекин уже отверг нападки официальных американских лиц. Высшие должностные лица КНР утверждали, что у них есть горы свидетельств американских кибератак и они не менее серьезны, чем те, которые якобы ведут против них необузданные китайские хакеры.
С каждым часом становилось ясно, что на утечки обратил внимание и сам президент США. Программы АНБ помогали защищать Америку от террористических атак, заявил Барак Обама. Он добавил, что невозможно обеспечить 100-процентную безопасность и 100-процентную приватность: «Мы в этом смысле достигли нужного баланса».
Расбриджер и Гибсон смотрели выступление Обамы по телевизору: все потихоньку начали осознавать всю серьезность и масштабы шумихи, которую спровоцировала Guardian. Гибсон вспоминала: «Неожиданно он заговорил о нас. И мы почувствовали: «О боже! Пути назад уже не будет».
Гибсон снова набрала номер Кейтлин Хейден и предупредила ее, что к публикации готовится очередная история разоблачений, на этот раз о программе BOUNDLESS INFORMANT («БЕЗГРАНИЧНЫЙ ИНФОРМАТОР»). Эта сверхсекретная программа дает АНБ возможность выкачивать в любой стране огромные массивы информации из компьютеров и телефонных сетей. Используя собственные метаданные АНБ, этот инструментарий может показать, где именно сосредоточены вездесущие шпионские усилия агентства, – в основном это Иран, Пакистан и Иордания. Все это было передано Сноуденом в виде «глобальной тепловой карты». Оказывается, в марте 2013 года агентство собрало из компьютерных сетей во всем мире ошеломляющие 97 миллиардов информационных точек!
Гибсон снова обратилась в Белый дом, приглашая озвучить официальную реакцию администрации. «Я просто собираюсь выразить свое мнение», – сообщила она Хейден. Та ответила: «Пожалуйста, не делайте этого». В АНБ, наверное, скрепя сердце все-таки признавали тот факт, что Guardian ведет себя весьма ответственно. И с подчеркнутой любезностью. Вечером того же дня позвонил сам Инглис. Темой разговора стала, естественно, программа BOUNDLESS INFORMANT. Заместитель руководителя АНБ решил прочитать Гибсон получасовую лекцию о том, как устроен и работает Интернет; он, видимо, считал, что она в этом ничего не смыслит. Однако Гибсон отмечает: «Они отчаянно искали пути наладить с нами контакт».
Как и большинство файлов Сноудена, документы по BOUNDLESS INFORMANT носили узкоспециализированный характер, в них было непросто разобраться. В Guardian планировали опубликовать их несколько позднее. Собрав вокруг себя коллег-журналистов, Расбриджер вслух, построчно, зачитал черновой вариант статьи, намеченной к публикации. Несколько раз он замолкал.
«Лично я не все понял», – сказал Миллар.
Очень быстро выяснилось, что предстоит еще больше работы. В Гонконге Гринвальд попытался отыскать новые документы на эту тему. Кое-что он нашел, тогда историю переписали, и на следующее утро она была опубликована. Сотрудникам, которые не были посвящены в отношения с Эдвардом Сноуденом и не знали о его существовании, Гибсон сказала, что на выходные они свободны и могут это время располагать собой как кому заблагорассудится. Но журналисты все равно пришли на работу. Они хотели посмотреть, чем же закончится эта сумасшедшая неделя.
Кроме того, стало известно о том, что Эдвард Сноуден заявил о своем твердом намерении объявить о себе всему миру…
