Текст книги "Старые-старые сказки"

Автор книги: Людвиг Бехштейн

Соавторы: Анна Ганзен,Братья Гримм
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Золотой лебедь

некотором царстве, не в нашем государстве, жил-был старик; у него было три сына; младшего звали Дурачком, над ним все смеялись и сажали его на самое последнее место. Однажды старший брат отправился в лес колоть дрова, и дала ему с собою мать сладкую сдобную лепешку и бутылку вина. Как вошел он в лес, так увидел старого седого человечка; пожелал тот ему доброго утра и сказал:

– Дай мне кусок лепешки из твоей сумки и глоток вина, мне очень хочется есть и пить.

Умный сын отвечал:

– Если я дам тебе лепешки и вина, то у меня самого мало останется, проходи своей дорогою.

Сказав это, он оставил голодного старичка одного и пошел дальше. Когда же он принялся рубить дерево, он нечаянно попал топором в руку и должен был бежать домой, перевязывать рапу. Так наказал его седой человечек.

Затем пошел в лес второй брат: мать и ему дала на дорогу сладкую сдобную лепешку и бутылку вина. Его также встретил седой человечек и попросил кусок лепешки и глоток вина. Но и второй брат отвечал так же хитро, как и старший брат:

– То, что я дам тебе, уйдет от меня самого, ступай своей дорогой, – повернулся к старичку спиной и пошел дальше.

Наказание и тут не заставило себя долго ждать: не успел юный дровосек ударить несколько раз по дереву, как попал себе по ноге и должен был просить прохожих снесть себя домой.

Тогда сказал отцу Дурачок:

– Отец, пусти меня в лес по дрова.

– Твои братья едва не убили себя; какой ты дровосек? Ты ведь ничего не умеешь.

Но Дурачок так долго упрашивал отца, что тот наконец согласился:

– Ну, ступай, но потом смотри не плачь.

Мать дала ему мучную черную лепешку, испеченную на золе, и бутылку кислого пива.

Как только Дурачок вошел в лес, он встретил того же старого, седого человечка; тот поздоровался с ним и сказал: Дай мне кусочек твоей лепешки и глоток из твоей бутылки, я чувствую голод и жажду.

Дурачок отвечал ему:

– У меня ведь простая лепешка на золе, если тебе не противно, то сядем и позавтракаем вместе.

Уселись они, и когда Дурачок вынул свою лепешку, то она превратилась в сладкий пирог, а кислое пиво – во вкусное вино. Вот они поели и попили, и затем старичок сказал: «В награду за твое доброе сердце, в отплату за угощение я тебя оделю счастьем. Вот стоит старый дуб, сруби ты его, и в корнях ты найдешь нечто». Сказав это, старичок исчез.

Дурачок подошел к указанному дереву и стал его рубить; когда дуб свалился, то в корнях его он увидел лебедя с перьями из чистого золота. Он вынул золотого лебедя, взял его на руки и понес на постоялый двор, где хотел провести ночь.

У трактирщика было три дочери, они увидели лебедя, удивились диковинной птице и захотели добыть по золотому перу. Старшая подумала, что им, верно, представится как-нибудь случай выдернуть перо из крыла. Когда Дурачок вышел за чем-то из комнаты, она схватила лебедя за крыло, но пальцы ее тотчас же приросли к волшебному лебедю. Вскоре пришла вторая; едва дотронулась она до своей сестры, как крепко приросла к ней. Наконец пришла и третья с тем же намерением; старшие начали ей кричать: «Уходи прочь, ради Бога, уходи прочь!», – но она не понимала, зачем ей уходить прочь, и подумала: «Раз старшие сестры там, то и я не лишняя», – подбежала к лебедю и, дотронувшись до сестер, сама приросла к ним. В таком положении они должны были провести всю ночь у лебедя. На другое утро Дурачок взял лебедя под руку и отправился в путь, нимало не заботясь о трех девушках. На улице они встретили старика судью, который, при виде странной группы, остановил их словами:

– Стыдитесь, противные девчонки, что вы бежите за этим молодым пустозвоном. Разве это прилично? – Он взял младшую сестру за руку и хотел ее остановить; но как только он до нее дотронулся, так прирос к ней и должен был бежать за всеми.

Немного погодя их нагнал трактирщик, отец трех девушек.

– Куда вы бежите, – закричал он, – что случилось? Ах, и вы здесь, господин судья, не ожидал я этого! Здравствуйте! – И, сняв шляпу, трактирщик схватил руку запыхавшегося судьи и крепко ее пожал; но как только он хотел опустить свою руку, он заметил, что она крепко приросла к руке судьи, и волею-неволей вместе с остальными он должен был идти вперед.

Мальчишки, потешаясь над невиданным зрелищем, прыгали и смеялись; прохожие останавливались и показывали на них пальцами. Невольные путники истомились и стали умолять Дурачка отпустить их домой: стыдно было им служить предметом всеобщих насмешек. Сжалился Дурачок над ними, остановился, погладил золотого лебедя по спине и сказал ему: «Лебедь, отпусти!» – и в ту же минуту все пятеро освободились и без оглядки побежали домой.

Устал Дурачок нести лебедя на руках, привязал к его шее тесемку и повел его дальше. Проходил он мимо рабочих, что месили ногами глину; дивились они золотым перьям птицы, и мальчишка, помогавший им при работе, крикнул: «Вот бы мне такое перышко!»

– Выдерни, если хочешь, – предложил любезно Дурачок.

Мальчуган тотчас же схватил лебедя за хвост и прирос к нему рукою; как он ни кричал, как ни прыгал, а освободиться не мог. На крик прибежала прачка с подобранным платьем. Жаль стало ей мальчика, и подала она ему руку, чтобы высвободить его. Но в то же мгновение и она приросла к мальчику.

Через некоторое время навстречу им попадается трубочист; рассмеялся он при виде странной запряжки и спрашивает прачку:

– Ты что тут делаешь?

– Ах, – отвечала она жалобно, – подай мне руку, чтобы я могла оторваться от этого противного мальчишки!

Подал ей трубочист руку и тут же сам прирос к прачке.

Пошли они дальше и пришли в одну деревню, где как раз давала представление труппа странствующих актеров. Паяц в белоснежной одежде показывал зрителям фокусы и разинул рот от удивления при виде золотого лебедя и его спутников.

– Что, ты тоже в шуты записался, черный куманек? – спросил он, смеясь, трубочиста.

– Здесь нечего смеяться, – отвечал сердито трубочист, – освободи меня от этой кумушки, я тебе дам за это на чай!

Быстро схватил паяц протянутую руку и так и остался в конце вереницы.

Тут показался в толпе толстый деревенский староста с сухопарой старостихой. Рассердился он, что в деревне происходят вещи, на которые он не дал своего согласия. В сердцах схватил он паяца за руку и приказал было посадить их всех пятерых под замок, но тут же сам прирос к паяцу и побежал за ним. Увидя это, старостиха затряслась вся от бешенства, схватила мужа за свободную руку и начала тянуть его к себе; но в тот же миг и она не устояла на месте и, подпрыгивая, ругаясь, шипя от злости, грозя Дурачку свободным кулаком, понеслась за золотым лебедем. Никто уж более не решался подать ей руку.

Долго ли, далеко ли, достигли они наконец города, где царствовал мудрый король; у короля была дочь, такая серьезная, строгая, что никто не мог ее развеселить. Поэтому король издал указ, что тот, кто рассмешит королевну, возьмет ее в супруги. Как услышал об этом Дурачок, так и повел он лебедя с его диковинным живым хвостом прямо к королевскому замку. Выглянула королевна из окна и начала смеяться до слез. Увидел это Дурачок и попросил королевну себе в супруги. Но королю такой зять не пришелся по нраву, и начал он отговариваться.

– Пойди, – говорит, – найди мне человека, что сумеет выпить в один день все вино из моих погребов.

Опечалился Дурачок, но вспомнил, к счастью, про серого человечка. Пошел он в тот лес, к тому месту, где вынул из корней золотого лебедя, и увидел: сидит на пне незнакомый старичок с толстым брюшком и горько-прегорько плачет. Спросил Дурачок старичка, кто его обидел.

– Никто, – говорит, – меня не обидел, а хочется мне пить, и не могу ничем утолить своей великой жажды. Простой воды я не пью, а бочку вина хотя я и выпил, да что она для меня? Кончик языка едва замочил.

Обрадовался Дурачок:

– Ступай за мною, я тебя угощу досыта.

Привел он его в королевские погреба, и начал старичок пить вино прямо из бочек: выпьет одну, подползет к другой, эту покончит – третью начинает. Не наступил еще вечер, как все вино в королевских погребах было выпито. Поднялся старичок на ноги, погладил брюшко, прищелкнул язычком: «Давненько, – говорит, – так не угощался».

Испугался король; и вина ему жаль, а дочки еще того больше: уж больно не хотелось ему выдавать королевну за незнакомого пришельца, которого всякий встречный называл Дурачком. Зовет он его к себе, задает он ему другую задачу.

– Достань ты мне, – говорит, – человека, которому под силу съесть гору хлеба.

Осерчал Дурачок, да делать нечего; пошел он в лес к тому же самому месту и видит: сидит на пне незнакомый старичок, стягивает себе живот ремешком и горько-прегорько плачет. Спросил Дурачок старичка, кто его обидел.

– Никто, – говорит, – меня не обидел, а хочется мне есть, и не могу ничем утолить своего великого голода; съел я целую печь черного хлеба, да разве мне это довольно: в животе у меня пусто и, чтобы не умереть с голоду, я затягиваюсь ремешком.

Обрадовался Дурачок:

– Ступай за мною, я тебя угощу на славу.

Привел он его во двор замка, а там свезли муку со всего королевства и испекли гору хлеба. Затрясся старичок от радости, подбежал к горе и давай есть; съел полгоры, остановился, распоясался и снова за гору принялся. Как солнце начало за горы садиться, старичок последние крошки с земли подбирал. Испугался король; и муки ему жаль, а дочки еще того больше; опять отказывается он ее за Дурачка выдать, третью задачу задумывает. Рассердился Дурачок, подходит он к королевне и говорит ей:

– Нечего делать, коли не люб я твоему батюшке, так позволь мне, красная девица, в обратный путь-дороженьку идти.

Взял он своего лебедя на руки и поклонился королевне в пояс.

Жаль стало королевне статного молодца и его золотого лебедя. Взяла на прощание да и провела ручкой белою по золотым крыльям лебединым. Провела и ахнула! – не отнять ей руки от лебедя; а Дурачок к выходу повертывается и королевну за собою ведет. Осерчал король пуще прежнего, схватил дочь за руку, от себя не пускает. А рука его к руке дочерней приросла, и идет он сам против воли за лебедем. Побледнел король, испугался, останавливает Дурачка:

– Остановись, добрый молодец, зять мой желанный, бери королевну в супруги, будь моим наследником, только выпусти.

Остановился Дурачок, крикнул: «Лебедь, отпусти!» – и освободил короля и королевну.

Устроил король свадьбу-пир на весь мир; я там был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало.

Иванушка и Аринушка

ил-был в дремучем лесу бедный дровосек с женою и двумя детками, Иванушкой и Аринушкой. Стали уже детки подрастать, как скончалась их матушка; поплакали они, попечалились, и взял себе дровосек другую жену, злую-презлую. Не давала она проходу бедным сиротам, понукала ими, била, наказывала, держала их впроголодь.

Вот настала зима трескучая, с лихими морозами, с бурными ветрами, и говорит поздно вечером дровосек своей жене: «Не знаю, жена, как проживем мы до лета с детками, ничего-то у нас нет!» – «Мой совет, – отвечает мачеха, – взять тебе детей с собою в лес, завести их в самую чащу, развести им костер, дать им по краюшке хлеба и оставить их в лесу».

«Никак не могу я поступить так с моими детьми», – вскричал дровосек. «Ну что же, не хочешь, так не уводи, но тогда вырой нам всем четверым могилу, чтобы было куда лечь, когда мы все четверо с голода помрем».

А дети в то время не могли заснуть от голода. Услыхали они, о чем говорят отец с мачехой, и начала Аринушка плакать, а Иванушка ее утешать: «Не плачь, Аринушка, не дам я тебя в обиду». Подождал он, пока все уснули, выбрался из хижины, набрал в лесу белых камешков, вернулся в хижину и заснул.

Наутро подала мачеха обоим детям по краюхе хлеба и говорит: «Больше ничего сегодня не получите, берегите на вечер». Понесла Аринушка хлеб, Иванушка камешки, а отец топор, и пошли все в лес; а мачеха закрыла за ними дверь и понесла кувшин с водою. Как отошли все от хижины, отстал немного Иванушка и стал бросать на дорогу камешки: бросит, пройдет шагов десять и опять бросит, покамест не пришли до средины леса в самую глухую чащу. Развел отец костер, и говорит мачеха детям: «Устали вы, деточки, лягте к костру и сосните, а мы пойдем, нарубим дров, а когда кончим, зайдем за вами».

Задремали детки; проснулись они в полдень, огонь в костре потух, захотелось им есть, и съели они свою краюшку хлеба. Стали поджидать родителей, ждали-пождали и снова легли спать. Проснулись они на этот раз поздно вечером; смотрят, стемнело в дремучем лесу, ни единой живой души не видно в чаще лесной, и зарыдала горько Аринушка.

«Не плачь, сестрица, не печалься, я с тобою. Вот взойдет луна, осветит нам путь-дорожку, и проведу я тебя по белым камешкам обратно к родимому батюшке».

Не долго пришлось дожидать Аринушке; вскоре взошла луна, и стало в лесу светло. Взял Иванушка сестрицу за руку и пошел по тропинке из лесу; сослужили ему белые камешки службу добрую, вывели его с Аринушкой прямо к отцовской хижине. Как открыла мачеха им рано поутру дверь, так и всплеснула она руками, не знает, радоваться ей или печалиться. Вынул Иванушка из-за пазухи свои белые камешки, выложил их на стол и рассказал, как удалось ему найти из лесу дорогу. Насупила брови мачеха, а отец-то обрадовался, стал он деток целовать и обнимать на радостях.

Прошло с месяц времени, и снова настала нужда безысходная в ветхой хижине дровосека. Однажды опять говорит мачеха мужу, что все-таки нужно будет свести детей в лес, по крайней мере, двумя ртами меньше будет. Не хотел слушать злую бабу дровосек, не поведет он, мол, детей в лес на смерть верную! Не отставала мачеха, бранилась-ругалась, и согласился наконец муж бросить детей в лесу. И на этот раз не спали детки, все слышали, и как уснули все в хижине, пополз было Иванушка к двери, да увидел, что она на ключ заперта. Вернулся он обратно к своей кроватке и думает: «Господь Бог нас с Аринушкой не оставит».

Утром проснулись все до свету и собрались в лес по дрова. Дала мачеха деткам по краюшке хлеба, и вышли все из дому. Запрятал Иванушка свою краюшечку за пазуху, стал отламывать от нее по крошечкам и бросать их за собою по дорожке вместо белых камешков. «Как ночью с Аринушкою пойдем назад, так по крошкам хлебным легко дорогу распознаем», – думал Иванушка. Пришли в самую середину леса, развели костер, пошли отец с матерью рубить дрова, а дети легли спать.

Проснулись они в полдень, разделили Аринушкину краюшечку поровну, ждали-пождали и снова спать легли. Разбудил Иванушка Аринушку поздно вечером и пошел с нею из лесу. Идет, а сам на землю поглядывает, свои вчерашние крошки поискивает и не может найти ни одной. Птички лесные все их склевали до единой.

Испугались сиротки, поплакали и пошли куда глаза глядят по лесу. Шли они до полуночи, устали и легли спать на мягкую муравку. Проснулись утром, утолили свой голод лесными ягодками и пошли дальше. Откуда ни возьмись, прилетела к ним птичка с белоснежными крылышками, стала вокруг деток попархивать и громко чирикать, звать их за собою. Пошли Иванушка и Аринушка за птичкой, и привела их птичка к лесной избушке на куриных ножках, а избушка та была не простая, вся из медовых пряников сложена, миндальными коврижками покрыта, сахаром посыпана.

Побежали дети к избушке, стали со стен пряники отламывать и лакомиться. Вдруг открылась дверь, и на порог избушки вышла Баба-Яга – костяная нога, спина горбом, нос крючком; сама идет, головой трясет, палкой о землю постукивает. «Здравствуйте, деточки-ребятушки! Чего испугались? Кушайте на здоровье; покушаете, в домик зайдите, отдохните, не бойтесь!»

Упокоились Иванушка и Аринушка и вошли в медовую избушку. Накрыла Баба-Яга стол чистой скатертью, наставила сладких кушаньев, пирогов медовых, наливок сладких. Накушались Иванушка и Аринушка вдоволь и легли спать на постельки пуховые, покрылись одеяльцами стегаными.

А Баба-Яга только с виду ласковой показалась; часто зазывала она заблудившихся ребят в свою избушку медовую, откармливала их, а потом съедала. Рано утром схватила она Иванушку и снесла его в клеть; потом растолкала Аринушку и говорит ей: «Вставай, лентяйка, разводи огонь, надо Иванушку откармливать, чтобы было мне чем полакомиться!»

Заплакала Аринушка, жаль ей стало Иванушки, да делать нечего, приходилось Бабы-Яги слушаться. Начала она с того дня варить кушанья и носить их в клеть к Иванушке, исполняла в хижине медовой всю работу черную. А ведьма тем временем каждое утро подходила к клети и приказывала Иванушке сквозь решетку свой пальчик просовывать; а тот изловчился и просовывал ей вместо своего пальца куриную косточку. Пощупает Баба-Яга косточку, покачает головой: «Не откормлен еще, малыш», – думает. Уж прошел месяц целый, все пальчик остается твердым как камень; надоело Бабе-Яге дожидаться, и велела она Аринушке растопить большую печь. Догадалась Аринушка, что приходит конец братцу, задрожала и пошла исполнять приказание. Истопилась печь докрасна, и говорит Баба-Яга Аринушке: «Погляди, девушка, жарко ли в печке, не нужно ли дров прибавить?» – а сама думает: «Как только она голову в печь сунет, так я ее туда и впихну; сперва сестрицу, а потом и братца зажарю!» Хотела было Аринушка подойти к печке, как вдруг влетела птичка с белоснежными крылышками и начала вокруг печи попархивать и громко, жалобно чирикать. Поняла девочка, что грозит ей напасть великая, и говорит Бабе-Яге – костяной ноге: «Не знаю я, бабушка, как к печи подойти, малая больно».

«Пустое ты говоришь! – рассердилась ведьма. – Гляди, я тебе покажу». Подошла она к печи, открыла заслонку и сунула голову в печь, да спотыкнулась нечаянно, упала прямо в огонь и сгорела.

Обрадовалась Аринушка, побежала к братцу и выпустила его из клети. А Иванушка пополнел от хорошей еды, в клети сидя, стал красавцем хоть куда. Обнял он Аринушку и говорит ей: «Пойдем, сестрица, в медовую избушку, пообедаем, а потом и домой пойдем». Обернулись детки, а избушки на куриных ножках и след простыл, лишь на самом том месте целое гнездо поганых грибов выросло. А на деревьях вокруг зачирикали птички лесные, и каждая из них спорхнула с ветки и сбросила Аринушке в передничек по драгоценному камню. Не прошло и минуты, как передник наполнился до краев изумрудами, рубинами, жемчугом и яхонтами.

«Вот добрые птички! – вскрикнул Иванушка. – Они благодарят нас за то, что мы их тогда крошками накормили!» Завернули детки свои богатства в узелок и пошли из лесу, а птичка с белоснежными крылышками указывала им дорогу.

К вечеру довела их птичка до отцовской хижины, чирикнула и скрылась.

Подошли дети к окошку, постучались. Открылась дверь, и на пороге показался их батюшка, грустный и худой: не имел он с тех пор ни минуты покойной, все о своих дорогих детках вспоминал, себя винил в том, что злой жены послушался, а она-то сама за несколько дней перед тем умерла; говорили добрые люди, что наказал ее Господь за ее злое сердце. Увидел дровосек своих деток желанных, заплакал, начал их целовать, миловать, о судьбе их расспрашивать. Показали Иванушка и Аринушка отцу узелок с драгоценными камнями и рассказали, что с ними приключилось.

Зажили они все втроем в счастье и в довольстве, и не может дровосек на милых деток своих наглядеться, все ими похваляется; на том и наша сказка кончается.

Волк и семеро козлят

ила-была старая коза, и было у нее семеро козлят; любила она их, души в них не чаяла. Собралась она однажды в лес за травою и говорит своим деткам: «Милые детки, иду я в лес за травою, а вы будьте осторожны, не впускайте в избушку волка, как станет он стучаться, не отворяйте двери. Узнаете вы его по хриплому голосу и черным лапам».

Ушла старая коза, и вот, немного погодя после ее ухода, слышат козлята, стучит кто-то в дверь: «Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отомкнитеся! Я – ваша мать – пришла, травы вам принесла». Услышали козлятушки хриплый голос волка и не отворили ему двери.

Побежал волк к лавочнику и говорит ему: «Дай мне кусок мела, не то я тебя съем». Испугался лавочник, дал волку кусок мела; съел серый волк мел, и сделался у него голос тонким-претонким. Вернулся он к избушке старой козы, стукнул в дверь и говорит: «Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отомкнитеся! Я – ваша мать – пришла, травы вам принесла». Отвечают ему козлятушки: «Слышим по голосу, что ты точно мать наша; продень свою ножку в щель». Продел волк свою лапу в щель, увидели козлятушки черную его лапу и говорят: «У нашей матушки нога белая, а у тебя черная. Не мать ты наша, а волчище – серое хвостище».

Рассердился волк, видит, что не удалось ему обмануть козлятушек, и побежал он к пекарю, протянул он ему свою лапу и говорит: «Обмажь мне лапу тестом, не то я тебя съем». Испугался пекарь, обмазал волку лапу тестом, и побежал волк к мельнику; протянул он ему лапу в тесте и говорит: «Посыпь мне, мельник, на лапу муки, не то я тебя съем». Испугался мельник, обсыпал волчью лапу мукою, и побежал волк опять к избушке старой козы. Прибежал к избушке, постучался в дверь и говорит: «Козлятушки, ребятушки! Отопритеся, отомкнитеся! Я – ваша мать – пришла, травы вам принесла». Услышали козлятушки тоненький голосок волка и говорят ему: «Просунь в щель свою ножку, тогда мы тебе и поверим». Увидели козлятушки белую лапу, поверили волку и открыли дверь в свою избушку. Ворвался волк к козлятушкам и проглотил их всех целиком с жадностью, лишь самому маленькому козленочку удалось избегнуть волчьих зубов; бросился он со всех ног в сторону и спрятался в большом горшке из-под опары. Проглотил волк козлятушек, вышел из избушки, прилег у дороги и заснул крепким сном.

Вернулась старая коза домой, видит, открыты настежь двери; вошла она в избушку, стала искать детушек и не нашла их ни единого; вдруг, откуда ни возьмись, слышит она голос своего младшего детеныша: «Я здесь, матушка, в горшке из-под опары». Вынула коза козленочка из горшка, и рассказал ей козленочек, как обманул серый волк братьев его и как съел он их до единого. Зарыдала бедная коза, заплакала, стало жаль ей милых детушек; вышла она из избушки, идет по дороге, горькие слезы проливает; вдруг видит она, лежит в стороне от дороги волк-разбойник, лежит, после сытного обеда громко похрапывает. Подошла к нему коза, смотрит, а у него в животе что-то пошевеливается: «Уж не детки ли мои малые?» – подумала она и послала своего козленочка домой за ножом, иглой и ниткою. Распорола коза волку живот, а он и не чувствует, лежит и похрапывает; вынула из волчьего живота одного козленочка за другим, невредимых, целехоньких; велела козлятушкам натаскать живей больших камней, всунула их волку в живот и зашила его крепко-накрепко; спряталась она с козлятушками под куст и ждет-дожидается.

Вот проснулся серый волк, потянулся и говорит: «Ох, хорошо же я полакомился, да только тяжело мне в животе, как будто не козлятушки, а тяжелые камни в нем лежат; пойду-ка я к колодцу испить водицы». Пошел серый волк к колодцу, идет, еле-еле поворачивается; подошел к колодцу, пригнулся к воде и стал пить; потянули его тяжелые камни в животе книзу, и упал он в глубокий колодец; там и смерть ему была.

А коза-то с козлятушками подбежали к колодцу и радуются; стали прыгать они и плясать, приговаривая: «Потонул волчище, серое хвостище, не будет уж больше разбойничать!»