Текст книги "Старые-старые сказки"

Автор книги: Людвиг Бехштейн

СТАРЫЕ-СТАРЫЕ СКАЗКИ

Дед-Всевед

 
За горами, за долами,
За широкими морями,
Стар, как стар сам белый свет,
Проживает Дед-Всевед.
Хороши его палаты,
Чудесами тароваты:
Потолок, что неба свод, —
Солнце, месяц, хоровод
Ясных звезд на нем гуляют
И палаты освещают.
В них четыре есть окна,
Вся земля из них видна:
Север с льдистыми морями,
Запад с чудо-городами,
Юг, где пышет зной с небес,
И восток, страна чудес.
Стены тоже не простые:
Три из них все расписные,
И с одной – чудесный вид
Всё прошедшее глядит;
Всё же, что творится ныне,
На другой стене-картине,
А на третьей то, что ждет
В близком будущем наш род;
Над четвертой же стеною
Тьма нависла пеленою,
И не знает Дед-Всевед,
Что там есть, чего там нет.
Остальное все он знает,
Вещим оком прозревает —
Звездам в небе счет ведет,
Видит в почке скрытый плод,
В сердце скрытое желанье,
Внемлет неба содроганье,
Прозябанье корней, трав,
Понимает шум дубрав,
Разумеет песни моря,
Тихий стон немого горя,
Затаенный сердца стон, —
Дед-Всевед недаром он!
Счастлив сердцем кроткий, чистый,
На кого свой взор лучистый
Дед с любовью обратит
И кого он посетит
Наяву иль в сновиденье
Хоть на краткое мгновенье;
Не забудет век свой тот
Песен чудных, что споет,
Сказок дивных, что расскажет,
И чудес, что Дед покажет.
Стоит этот миг один
Многих сереньких годин!
У кого ж бывает чаще
Дед-Всевед – и спит тот слаще,
И несет свой труд дневной
Со спокойною душой.
У кого же есть желанье,
Сам, пожалуй, в подражанье
Деду песни запоет,
Сказки сказывать начнет.
 

 
Это все еще не сказка,
А пока одна присказка.
Сказки ж будут впереди!
 

Анна Ганзен

Спящая царевна

или-были царь с царицей; жили они в довольстве и согласии, одно лишь горе было у них: не давал им Господь деток. Но вот, наконец, родилась у царицы дочь. Обрадовались отец с матерью и справили крестины на славу, задали пир на весь мир. В крестные матери пригласил царь двенадцать волшебниц, которые жили в его стране и пользовались большим почетом. Царь знал, что каждая из них наделит царевну дорогим подарком, и потому приказал принять их с честью, подать им кушанье на золотых блюдах. Знал царь, что живет в стране еще тринадцатая волшебница, да никак он не мог ее пригласить: золотых блюд было у него всего двенадцать. Сильно рассердилась на царя тринадцатая волшебница, как узнала, что не пригласили ее на крестины.

Сели гости за стол в великолепных палатах дворцовых, двенадцать волшебниц рядом с царем и царицей. Едва начала прислуга подавать первые блюда, как вдруг вошла в залу тринадцатая волшебница. Испугался царь, стал перед нею извиняться, усадил ее рядом с другими волшебницами и велел подать ей яства на лучших блюдах, какие только могли найти во дворце. Как заметила волшебница, что ее блюдо не золотое, так решила отомстить царю.

Когда после стола одиннадцать волшебниц подошли к колыбели царевны и одарили ее кто умом, кто красотой, кто богатством, кто добротой, тогда оскорбленная тринадцатая волшебница, не выжидая своей очереди, подошла к младенцу, коснулась его своей волшебной палочкой и сказала: «На семнадцатом году царевна уколет свой палец о веретено и умрет». Замерли все от ужаса, зарыдали царь с царицей. Одиннадцать остальных волшебниц не могли освободить царевну от чар злой своей подруги, так как каждая из них могла всего один раз пожелать что-либо царевне. К счастью, двенадцатая волшебница не успела еще объявить своего подарка, быстро подошла она к колыбельке и воскликнула: «Нет, царевна не умрет, а погрузится лишь в глубокий столетний сон, и разбудит ее прекрасный царевич».

Несмотря на это, король все-таки хотел оградить дочь от несчастья, он отдал по всему своему царству приказ собрать все веретена и сжечь их; под страхом смерти запретил он жителям своей страны держать их у себя дома.

На юной царевне между тем начали проявляться те дары, которыми одарили ее крестные матери: она становилась умной, красивой, доброй и всеми любимой. Минуло ей уже шестнадцать лет, и царь с царицей начали понемногу успокаиваться и надеяться, что отныне опасность для их дочери миновала. Однажды взбрела на ум царевне мысль прогуляться по отдаленным покоям замка, и подошла она нечаянно к маленькой каморке дворцовой башни. Дверь была заперта, но ключ торчал в замочной скважине. Царевна вошла в комнату и увидела седую старушку, сидевшую за прялкой. «Что ты делаешь здесь, бабушка?» – спросила царевна. «Пряду пряжу», – отвечала старушка. «Ах! – воскликнула царевна, – мне очень хочется научиться прясть, научи меня!» При этом она взяла веретено в руку, но уколола палец об его острие, упала и погрузилась в глубокий сон. С диким возгласом поднялась старуха со своего места и вылетела в окно; это была та самая злая волшебница. На крик прибежали царь царица и вся дворня, но никто не мог пробудить спящую царевну.

Ее подняли с пола и отнесли в главную залу замка, уложили на роскошную постель из бархата и атласа, шитую золотом и серебром. Едва уложили царевну, как все живущее в замке также погрузилось в глубокий непробудный сон. Царь и царица, придворные дамы и кавалеры, сторожа, лакеи, повара, поваренки, пажи и горничные – все были околдованы теми же чарами, как и царевна. Каждый погрузился в сон в том положении, в котором застало его очарование волшебницы. Виночерпий заснул, наливая вино; вино также застыло и перестало течь; струя как бы окаменела и висела в воздухе в виде красной ленты. Повар заснул в то мгновение, как хотел ударить поваренка, рука его так и осталась поднятой. Кони спали в конюшне, собаки на дворе, петухи стояли с раскрытым клювом, как бы собираясь запеть, но не издавали ни звука, голуби спали на крыше, даже паук и тот заснул как раз в то мгновение, как хотел схватить муху, попавшуюся в паутину. Кушанья, приготовлявшиеся на кухне, огонь в очаге, одним словом, все, все погрузилось во внезапный сон. Вокруг самого замка вырос в одно мгновение густой и высокий кустарник; растения так сплелись между собою, что ни человек, ни зверь не могли проложить себе дорогу сквозь чащу. Не прошло четверти часа, как от всего царского замка не виднелось ничего, кроме верхушек башен, выглядывавших над высоким лесом.

Проходили с тех пор года за годами, и по всему свету распространилась молва об очарованном замке и спящей красавице-царевне; цари, царевичи, рыцари пытались пройти сквозь чащу околдованного леса, но все старания их оставались тщетными.

Однажды, ровно через сто лет, один именитый царевич охотился вблизи очарованного замка и спросил своих провожатых, кому принадлежит этот пустынный замок, но никто не мог ответить ему. Тогда подошел к нему прохожий старичок и рассказал, что лет шестьдесят тому назад он слыхивал от своего отца, что в этом замке лежит прекрасная царевна, погруженная в глубокий столетний сон, от которого ее освободит царевич.

Юный царевич с изумлением выслушал рассказ старика и подумал, не суждено ли ему быть тем царевичем, которого сто лет ждет спящая царевна, и тут же решился отправиться в замок.

Подойдя к волшебному лесу, он заметил, что деревья и кустарник раздвигаются перед ним и дают ему дорогу; но никто из его провожатых не мог следовать за ним, так как, пропустив царевича, деревья и кусты снова сдвигались и сплетались. Царевич не обращал на это внимания и продолжал идти вперед. Достигнув замка, он вошел во двор, и то, что он увидел, могло бы испугать самого смелого человека. Дворня и все живые существа лежали и стояли на земле в глубоком сне. По лестнице царевич поднялся в покой, где находилась дворцовая стража: с алебардами на плечах, воины стояли, прислонившись друг к другу. Затем шли комнаты, в которых находились дамы и кавалеры; они сидели за столами или стояли у окон.

Наконец, достиг он палаты, стены которой были украшены с царской роскошью; посредине стояло ложе под роскошным балдахином. На этом ложе покоилась девушка, такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Изумленный царевич неслышными шагами подошел к спящей красавице, пораженный ее красотою, и опустился перед нею на колено.

В то же мгновение чары злой волшебницы потеряли силу. Пробудившаяся царевна поднялась со своего ложа и, увидя перед собою царственного юношу, спросила: «Ты ли это, мой царевич желанный? Долго же ты заставил себя ждать».

И вместе с царевной все в замке проснулось; спавшие раскрыли глаза, потягивались, зевали и начинали разговаривать друг с другом. Виночерпий долил свой стакан, повар дал поваренку оплеуху, к которой приготовился сто лет тому назад; петухи запели, голуби заворковали, муха освободилась из сети паука, огонь на кухне снова загорелся, и на вертеле зажарилось мясо. Дамы и кавалеры проснулись, принялись каждый за свое дело; но так как около них не было, как около царевны, прекрасного царевича, то им прежде всего захотелось есть; шутка ли сказать: целые сто лет у них не было куска во рту. К обеду вышли и царь с царицей; с радостью обняли они свою дочь, поздоровались с царевичем и задали потом свадебный пир на весь мир; и я там был, мед, пиво пил, по бороде текло, во рту не было.

Чернавка

ил-был богатый человек, была у него единственная дочка. Вот однажды заболела его жена и видит, что приходит ее конец. Позвала она к себе свою дочку и говорит ей: «Милая моя дочка, скоро я умру и оставлю тебя сироткою на белом свете; будь же всегда доброй и прилежной, и Бог тебя не оставит». Вскоре после этого мать умерла.

Год спустя женился богач на вдове, у которой было две взрослых дочки; в них она души не чаяла, падчерицу же свою терпеть не могла и обходилась с ней, как со служанкой. Стоило только бедной девушке заглянуть в комнату, как злая мачеха кричала ей: «Убирайся вон! Твое место в кухне! Там для тебя найдется работа! Любишь поесть, люби и поработать».

Своих собственных дочерей мачеха одевала в шелк и бархат, бедная падчерица должна была ходить в простом холщовом платье, исполнять самые грязные работы и прислуживать двум мачехиным дочерям. К довершению всего, обе сестры издевались над ней, мучили ее и не минуты не давали ей покою. В то время как обе сестры спали на мягких атласных постелях, бедная сиротка должна была ложиться на пол. Возясь на кухне, пачкаясь в саже, сиротка часто хаживала в загрязненных платьях, поэтому злые сестры и прозвали ее Чернавкой.

Однажды собрался отец на ярмарку. «Что мне вам привезти?» – спросил он трех девушек. Две злых сестры пожелали себе нарядов, жемчугу и драгоценных камней. Чернавка же сказала: «Привези мне, батюшка, отросточек орешника, я посажу его на могилку моей матушки, а то нет на ней ни кустика, ни травки».

Что девушки пожелали, то отец им и привез. Нарядились две злых сестры в свои дорогие наряды, украсились драгоценными камнями и пошли гулять. Чернавка же взяла свой отросточек и посадила его на могилку матери, положила на нее веночек, припала к могилке головкою и начала молиться. Слезы ее оросили землю, отросток пустил корни, зазеленел, начал расти и стал высоким деревом; птички свили себе на нем гнезда и стали напевать веселые песенки. Что бы ни пожелала Чернавка, все приносили птички и сбрасывали ей с дерева.

Жил-был в той стране царь, и был у него один-разъединый сын. Вырос царевич красавцем писаным, и приказал ему царь выбрать невесту по сердцу. Устроил он пир на весь мир и созвал всех девиц со всего царства. Из них царевич должен был избрать ту, которая ему более всех понравится, и жениться на ней.

Стали и две злых сестры в царский замок собираться; каждая из них думала, что она самая красивая, что ее выберет царевич. Бедной Чернавке приказали они одевать себя, заплетать косы, надевать на себя драгоценности и украшать себя цветами. Все исполняла Чернавка, а сама плакала: уж очень и ей хотелось поехать. Собралась она с духом и попросила мачеху взять ее с собою. Рассердилась та: «Уж не в своем ли грязном платье хочешь ты ехать в замок? Да у тебя и башмаков-то нет, и плясать ты не умеешь! Что подумает царевич, когда увидит тебя, замарашку?»

Чернавка же снова начала просить. Рассердилась тогда мачеха пуще прежнего, схватила большой горшок с чечевицей, высыпала ее в золу под очагом и сказала: «Ну, хорошо же, я тебя возьму с собою, но прежде отбери ты мне все хорошие зерна до единого от дурных. Если ты не будешь через два часа готова, то останешься дома!»

Не испугалась Чернавка, побежала к могилке матери и созвала всех птичек с орешника; тотчас же слетелись голуби и другие птички и начали выбирать из золы зерна и откладывать хорошие направо, дурные налево. Не прошел час, как работа была окончена.

Не ожидала этого мачеха, она думала, что Чернавка за работой всю ночь провозится. Поэтому не сдержала она своего слова, высыпала два горшка с чечевицей в золу и сказала: «Если ты отберешь хорошие зерна от дурных в один час, то поедешь с нами».

Как ни испугалась Чернавка, все-таки не растерялась и позвала снова своих друзей. И вот прилетели со всех сторон птички, куда больше, чем прежде, и бросились выбирать чечевицу из золы. Чернавка села около них и, улыбаясь, следила за их работою. Не прошло и полчаса, как работа была окончена.

Как увидела злая мачеха, что зерна отобраны, не знала она, что бы еще приказать Чернавке, лишь бы не брать ее с собою. Подумала и говорит: «Нет, мы тебя не возьмем в замок, нам стыдно с тобою». Оставила мачеха Чернавку дома, а сама со своими дочками поехала в царский замок.

Сидит бедная сиротка одна-одинешенька в кухне, горько плачет, и вспомнила она свою покойную матушку. «Пойду-ка я к ней, – подумала она, – расскажу ей, как меня обижают». Побежала Чернавка на могилку матери; орешник стал к тому времени большим деревом, и птички отдыхали в его ветвях; ясный месяц светил на небе и освещал плачущую девушку своими серебристыми лучами. Услышали птички жалобы Чернавки и сбросили ей с дерева прекрасный наряд, обшитый золотыми кружевами, отделанный шелком и усыпанный серебряными звездочками. Быстро оделась Чернавка и побежала прямо в царский замок.

Между тем в замке давно уж танцевали приглашенные гости, залы были ярко освещены и гремела веселая музыка. Как вошла Чернавка в залу, так все взоры и устремились на нее, и со всех сторон раздались возгласы: «Что за красавица писаная!»

Увидала злая мачеха вошедшую незнакомку и говорит дочкам: «Верно, это какая-нибудь чужестранная королевна». Не могла она и подумать, что вошедшая красавица была их Чернавка. Как заметил ее царевич, так пошел к ней навстречу, начал с нею танцевать, лишь с ней одною разговаривал и до самой полуночи не отходил от нее. Зависть взяла всех других девушек при виде почета, который оказывал царевич знатной незнакомке; поняли они, кого выберет он себе в супруги.

Когда наступила полночь и стали гости разъезжаться, тогда и Чернавка собралась домой; хотел было проводить ее королевич и узнать, откуда она приехала; да испугалась Чернавка и никем не замеченная выбежала из дворца.

Сердитая вернулась домой и мачеха с двумя дочками. Заглянула она в кухню и увидела Чернавку спящею на полу; свой богатый наряд она отдала птичкам на дереве.

Царский пир продолжался три дня. На другой день Чернавка снова отправилась во дворец, на этот раз еще в лучшем наряде, который также получила от добрых птичек. Опять танцевал царевич лишь с нею одной и опять хотел ее проводить, и опять удалось Чернавке незамеченной вернуться домой.

На третий вечер Чернавка явилась во дворец в таком волшебном наряде, которого никто до тех пор нигде не видал. Он весь был усыпан жемчугом и драгоценными камнями, а на голове Чернавки красовалась золотая корона из ярких брильянтов; обута была Чернавка в маленькие башмачки из чистого червонного золота.

Как увидел ее царевич, так и решил объявить ее в тот же вечер своею невестою. Опять танцевал он с ней одной целый вечер, опять хотел он ее проводить домой, и опять удалось Чернавке убежать незамеченной. Но на этот раз изловчился царевич и заблаговременно приказал намазать нижнюю ступеньку лестницы смолою. Золотой башмачок Чернавки пристал к смоле, и принесли его слуги к царевичу. Залюбовался царевич, увидя богатый башмачок, удивился тому, что у его избранной невесты такая крохотная ножка, и дал себе слово по этому башмачку найти красавицу незнакомку.

На другой день послал царевич гонцов по всему царству и приказал им объявлять, что та девушка, которой золотой башмачок придется по ноге, выйдет за царевича замуж. Вместе с гонцами отправился и он сам, ходил из дому в дом, из города в город и примерял золотой башмачок всем девушкам. Как ни старался бедный царевич, не находил он ни одной ножки, которой пришелся бы впору Чернавкин башмачок. Все ножки были слишком велики. Наконец пришел царевич и к дому злой мачехи, которая слышала о золотом башмачке и обрадовалась, что царевич зашел и к ней. «Одной из моих дочек, – думала она. – башмачок наверное подойдет, у них ведь такие маленькие ножки». Радовались со своей стороны и обе девушки: каждая из них надеялась сделаться царицей.

Старшая дочка первая решила попробовать свое счастье и пошла в соседнюю комнату примерять башмачок. Но – о ужас! – он оказался для нее слишком узким! Все бы хорошо, если бы не большой палец, который никак не мог войти в башмачок. Увидела это мачеха и говорит дочке: «Знаешь что? Возьми кухонный нож и отруби большой палец. Когда ты сделаешься царицей, то тебе большой палец не будет нужен. Пешком ты больше не будешь ходить, а станешь ездить в богатых экипажах». Послушалась старшая дочка, схватила нож и, несмотря на великую боль, отрубила большой палец, с трудом втиснула изувеченную ногу в золотой башмачок и вышла к царевичу. Заметил царевич кровь на башмачке и прогнал от себя старшую дочку.

Взяла вторая дочка башмачок и пошла в соседнюю комнату. Пальцы ее все вошли, только пятка оказалась слишком великою. «Возьми нож и отруби пятку. На что тебе, царице, пятка? Тебя будут возить в дорогих каретах». Послушалась вторая дочка, и отрубила себе ножом полпятки, и вышла к царевичу. Заметил царевич кровь на чулке, прогнал и вторую мачехину дочку от себя с позором.

Обратился царевич к мачехе и спрашивает: «Нет ли у тебя еще дочки?» А та отвечает: «Есть у меня дочка не родная, от мужниной первой жены, мне падчерица, да только она такая замарашка, что мы ее не пускаем к себе в комнаты. Живет она у нас на кухне, и зовем мы ее Чернавкой. Не к лицу ей вовсе быть царскою невестой!»

– Все равно, позови и ее сюда, – сказал царевич.

Посмеялась было мачеха втихомолку, но велела позвать Чернавку. Вымыла Чернавка руки и лицо, причесала свои длинные русые волосы и вышла к царевичу. Подал ей царевич башмачок и велел его примерить. Села девушка на скамью и надела башмачок без труда, как свой собственный. Обрадовался царевич, обнял Чернавку и назвал ее своей желанной невестушкой. Остолбенела мачеха, позеленели от злобы и зависти ее дочки.

Подвели статного коня, вскочил царевич на него, посадил с собою Чернавку и поехал к отцу в замок. Проезжали они путем-дорожкою, мимо могилки Чернавкиной матушки, и говорит ему девушка:

– Погоди, царевич, я сойду с коня. – Сошла Чернавка с коня, подошла к могилке, опустилась на колени и помолилась над нею; и слетели с дерева две белых голубицы и сели Чернавке на оба плеча.

Приехали жених с невестой в замок, поздоровались с царем – батюшкой и стали готовиться к пиру. Съехались гости со всех стран света, приехала также мачеха с дочками; разоделись, разукрасились нарядницы, только смотрят гости царские, каждая на правую ногу прихрамывает. Видят сестры, что надо задобрить Чернавку, что можно им от будущей царицы для себя милостей ожидать, подошли они к ней, стали ее целовать, обнимать, милою сестрицею называть. Ласкают ее, а у самих на сердце зависть и злоба. Людям не видно, а голубкам на Чернавкиных плечах все ведомо. Вспорхнули они на злых сестер и выклевали им завистливые глаза. Только все ахнуть успели!

Счастливо зажил царевич со своей красавицей-женою, вдоволь на нее не насмотрится, перед всеми ею похваляется; на том и наша сказка кончается.

Мальчик-с-пальчик

одного дровосека было семеро сыновей; старшему было двенадцать лет, младшему шесть. Не наделил Господь младшего сына большим ростом, и прозвали его в шутку Мальчиком-с-пальчик; умом же он выдался куда лучше своих братьев и был умнее их всех.

Вот отправился однажды дровосек с женою и с детками в лес по дрова; набрал Мальчик-с-пальчик мелких камешков и начал их кидать за собою, чтобы легче обратный путь найти. Вошли они в самую дремучую чащу, и начали отец с матерью рубить дрова, а семеро братьев пошли собирать ягоды; нашли они ягод великое множество и забыли, что пора домой идти. Ждали, поджидали их родители, да и подумали: «Верно, дети без нас домой пошли», сложили дрова в вязанку и пошли из лесу. Немного погодя вернулись братья и видят, что ушли отец с матерью, оставили их одних в дремучем лесу; стали старшие братья плакать-убиваться, а меньшой и говорит им: «Что раскричались, глупые? Ступайте за мною!» Взял он их за руку и вывел по светлым камешкам из лесу. Вернулись братья домой, и стали отец с матерью радоваться, меньшого сына похваливать.

Вот второй раз пошли родители с детьми в лес по дрова; забыл Мальчик-с-пальчик захватить с собою камешков, опять заблудился с братьями в лесу, хотел было найти дорогу, да не нашел ее. Заплакали братья, страшно стало им в лесу темном, и говорят они Мальчику-с-пальчик: «Что будет с нами в темном лесу? Съедят нас лютые звери!» – «Не плачьте, не печальтесь, глупые, – отвечает им Мальчик-с-пальчик, – авось что-нибудь и придумаем». Влез он на высокое дерево и видит вдалеке огонек; спустился к братьям и говорит им: «Ступайте за мною».

Пошли братья за Мальчиком-с-пальчик, и довел он их до лесной избушки; постучались братья, и отворила им дверь старуха огромного роста и спрашивает: «Зачем пришли, дети?» Рассказал ей Мальчик-с-пальчик, как заблудились они, и попросил ее дозволить им переночевать в ее избушке. Покачала головой великанша и говорит: «В недоброе место попали вы, детки, мой муж – страшный людоед, он поедает всех детей, которые попадают ему в руки. Бегите и вы скорее отсюда, чтобы не съел он и вас». – «Не съест он нас, – говорит ей Мальчик-с-пальчик, – я его упрошу, очень мы устали, пусти нас переночевать».

Согласилась великанша, пустила деток в избушку и говорит им: «Подлезайте живее под кровать, сейчас придет людоед!» Спрятались дети под большую кровать, притаились. Раздался сильный шум, и в избушку вошел людоед, повел своим большим носом и спрашивает жену: «Что здесь духом человеческим пахнет?» Заглянул он под кровать и вытащил оттуда семерых братьев. Заплакали братья, и говорит людоеду Мальчик-с-пальчик: «Не ешь ты нас, людоед, смотри, какие мы маленькие, и есть-то тебе будет нечего». Стала и жена людоеда упрашивать; смилостивился тот и говорит братьям: «Ну, будь по-вашему, оставайтесь у нас ночевать, а утром ступайте домой к своим родителям, да смотрите, вперед в лесу не оставайтесь!»

Лег людоед спать, и повела жена его семерых братьев в другую комнату, а в этой комнате стояли две кровати, в одной спали семь дочерей людоеда, а в другую положила великанша семерых братьев. Стали братья засыпать, а Мальчик-с-пальчик поднялся с постели, снял с людоедовых дочек золотые коронки с головы и надел их на головы своих братьев и на свою, а на головы девушек надел братнины колпачки.

Вот проснулся ночью людоед, жалко стало ему, что не съел он семерых братьев, взял острый нож и пошел в соседнюю комнату. Подошел он к кроватке, где спали мальчики, схватил одного из них, хотел отрезать ему голову, да почувствовал в темноте, что на голове у мальчика коронка. «Смотри-ка, – подумал он, – чуть-чуть дочь свою родную не зарезал». Подошел он к кроватке, на которой спали его дочки, ощупал у них на головах колпачки, отрезал им всем семерым головы и пошел к себе спать.

А Мальчик-с-пальчик не спал, все это видел; разбудил он своих братьев и убежал с ними в лес.

Проснулся утром людоед и говорит своей жене: «Ступай туда, в комнату, зарезал я сегодня ночью семерых мальчишек, принеси их сюда, я их съем». Пошла великанша в комнату, к кровати, на которой спали мальчики, а их и след простыл; обернулась она к кровати своих дочек и ахнула – лежат они все семеро с отрезанными головами, а на головах у них вместо коронок колпачки.

«Это Мальчика-с-пальчик проделка!» – крикнул людоед, натянул сапоги-скороходы и полетел в погоню; что ни шаг, то на семь верст подвигается. Видит Мальчик-с-пальчик, что настигает их людоед, и говорит братьям: «Полезайте в дупло, не то пропадем!» Влезли братья в дупло, сидят, притаились. Подбегает людоед к дереву, остановился отдохнуть, прилег на траву и заснул. Вылез из дупла меньшой брат, подполз к людоеду, снял с него сапоги-скороходы, надел их себе на ноги, подал братьям руку и полетел с ними вихрем домой по воздуху.

Не успели они оглянуться, как прилетели к своей избушке; удивился отец с матерью, как увидели деток своих потерянных; стали они их целовать-миловать, золотыми коронками любоваться, своим младшим сыном перед всеми похваляться.

Тут и сказка вся, а дальше сказывать нельзя.