Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад

Текст добавлен: 7 октября 2016, 14:35

Текст книги "Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад"

Автор книги: Людмила Петрушевская

Соавторы: Майкл Каннингем,Брайан Эвенсон,Карен Джой Фаулер,Грегори Магвайр,Кейт Бернхаймер,Уильямс Джой,Кэрен Бреннан,Джонатон Китс,Лидия Миллет,Илья Каминский

Жанры:

Классическое фэнтези

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Назад к карточке книги

– Вот так мошня и скажет?

– Вот так она и скажет. Когда понадобится, тогда она это скажет. А тебе знать ничего и не надо.

Солдат поразмыслил. Припомнил, что ему известно о ведьмах из слухов и по опыту.

– Но я ведь все равно не буду знать, что делать, – сказал он. Чем больше глядел, тем пуще ведьма и походила, и не походила на его мать. Не разберешь. Будто превращалась – с одной стороны, все больше в его мать, а с другой – все меньше. Он уж и забыл почти про свои деньги. Пытался цепляться за мысль про деньги, ведь сколько всего они значили для его будущего. Но мысль скользкая была.

– Приложи свой рот к ее устью, – сказала ведьма. – Не зови голосом, а зови умом да языком во тьму. Закрой глаза и почуй ее. Тогда и будешь знать, что делать. Захочешь того, что хочешь, и там оно и станет.

Солдат уж и не пытался ее понять, но смекал, что она потешается над ним и непотребное в нем пробуждает. Он собирался бросить ее тут на встречу с каким-нибудь услужливым зверем лесным, а то и пусть от голода помирает, но вместо этого достал охотничий нож – и пырнул ее разок в живот, и вся кровь и весь воздух тут же вырвались из ведьмы, покуда не остался пустой черный мешок тряпья, привязанный к дереву, как, ну, как много чего сразу, как все помаленьку, однако же не мог он точно сказать, на что.

Он отправился в город. Пошел в бар, там вызвал кого-то сыграть в дротики да и стал кружки пива одну за другой выигрывать. Была там девица, он узнал в ней одноклассницу свою, только она его не признала. Пошли к ней домой. Она постарела сильнее его. Попробовал он увидеть в той, что была, ту, какой она могла стать, но углядел лишь ее. Они поели сыра и крекеров, что нашлись по шкафам, и ей нравилось с ним почти что угодно из того, что можно придумать в сексе, чем они и занимались несколько часов, хоть кожа у нее была плоха, сама она – пьяна и так эмоционально запутана, что он перестал обращать внимание. Утром света натекло достаточно, чтобы увидеть всю грязь. В доме у нее пахло, как внутри тела.

– Ты что же, и позавтракать меня не сводишь? – спросила она.

Он ответил поначалу:

– Свожу-свожу. Куда хочешь свожу. Я тебя в такие места свожу, где ты не была ни разу, – но потом сунул руки в карманы, просто подержаться за наличные, а там – пусто, пригоршня праха, и в сапогах, и в фуражке. И он пошел в коридор, а сердце-то мечется, и уставился на мошню, пожелал, чтоб заговорила та, но уста молчали. Стал их драть мошне, пока не разомкнулись. И тогда приложил он свой рот к ее рту, хоть его и воротило от этого, как ни от чего на свете, – больше даже, чем от девицы и ее изъязвленной кожи, а до нее – от ведьмы, больше, чем от любой войны, какую он знал или о какой слыхал, и даже от всего, что его мать могла сделать или сказать, и неважно, что она вообще сделала или сказала, или от любой мысли, что возникала у него или что пытался он не думать. Не было никогда ничего столь же чудовищного, как приложиться ртом ко рту, а там – ничего. Господи, а собаки, а что же собаки, молчат они, такие синие, такие громадные, с глазами своими и со всем в мире, яростным, осоловелым, непостижимым. Никогда-то не приходят нас они спасать, даже если мы этого не заслуживаем.

* * *

Я подумала об образе, что с детских чтений сказок помню яснее всего, и он оказался синей собакой с «глазами, как чашки», – это описание вкупе с иллюстрацией из какого-то издания «Огнива», что мои родители держали в домашней библиотеке. Сам сюжет я забыла, но когда вернулась к нему, пришла в восторг от того, насколько полно содержание оригинала соответствует моим интересам – меня взрослой. Конечно же, псы, потому что я люблю больших собак и все, что с ними связано: заемные силы и таинственность; внеэтичность – ну или такую мораль, что ставит под вопрос и усложняет мои собственные представления о ней; (парадоксально) слепая преданность, коей легко злоупотребить. Но кроме этого исходная сказка Андерсена видится мне потрясающе и ужасающе проницательной в том, как люди становятся могущественными и что с ними делает нищета. Мой первый роман посвящен хроникам «психокиллеров»: где и как они присутствуют в мифах и политической истории, не только в поп-культуре, – а тут возник еще один пример. Я решила пересказать эту сказку дважды: один раз – так, чтобы просто подчеркнуть детали, впечатлившие меня в оригинальной истории, а второй – переработав ее в «современном» ключе; в этом случае я сознательно придала герою психологической глубины и ближе к концу сместила сказку из «магического» пространства, в котором все начинается, в повседневную «реальность», отразив общую тенденцию исторического развития сказки, но кроме этого (надеюсь) мне удалось таким образом сделать сам по себе мир банального реализма ужасающим. Параллельное представление текстов должно, по замыслу, почтить историю этой сказки, а также подчеркнуть, что пересказ есть часть восприятия сказки как живого существа, обитающего в нашем мире.

– Л. К.

Перевод с английского Шаши Мартыновой

Илья Каминский
ГОРШОЧЕК
Дания. «Чайник» Ханса Кристиана Андерсена

В нашем городе жила стройная девочка и ее мама, хорошие были люди, но бедные. Есть им было нечего – как и всем в нашем городе. Девочка вечно бродила по лесу. Бродила, надламывая ветки и пугая белок, думая, что бы такое положить в рот. Тут в нашей истории происходит неожиданный поворот: стройная девочка встречает старую каргу. Карга показывает ей ладонь. А на ладони горшочек стоит.

Маленький, откуда взялся – неизвестно.

И говорит карга: Как проголодаешься, скажи «Вари, горшочек, вари» – и получишь от него сладкую кашу. Ну и еще несколько слов сказала. Совсем немного, а потом улыбнулась и исчезла из нашей сказки. Что же касается девочки, она поступила так, как девочки обычно и поступают, – побежала к маме. Они прошептали: «Вари, горшочек, вари», – и наелись сладкой каши. Горшочек варил, они шептали. Хорошая была каша. Но тут в истории происходит новый поворот, вот какой: Они кормят соседского ребенка, совсем уже не маленького. И вот какой: Они делятся кашей с голубем. И вот какой еще: Девочка уходит в школу, и там узнает из учебников про поваренные книги, а из поваренных книг про всякие телосложения.

Уходит, стало быть. А ее мама шепчет: «Вари, горшочек, вари».

Горшочек варил, мама ела, горшочек варил. Мама ела и полнела, и просила горшочек перестать…

Но слов-то, которые останавливали горшочек, она не знала.

Ее стройная дочка знала эти слова. Однако дочка была в школе, изучала теоремы и томаты, и генералов, любивших томаты. А горшочек варил. А мама ела. А каша кипела, переваливаясь через край. Он так и варил – и в следующем абзаце, и в последующем. И вскоре пол кухни покрылся кашей, и столы покрылись кашей, и стулья. Потом кашей покрылась плита, потом спальня, в которой горел свет, да только каша его потушила. В городе стало темно.

А горшочек занимался тем, чем обычно занимаются горшочки.

Каша начала затекать на мощеные тротуары, на потрескавшиеся лестницы. Скоро сладкой кашей покрылся соседний дом и ближняя улица: ее парикмахерская и портняжная, и пекарня. И соседи сидели на тротуаре, и ели печенья, и хлеб, и вкусные пироги, все покрытые кашей. А пекарь говорил: «Кушайте, кушайте!» Пока его кубышка не наполнилась кашей.

Сладкая была каша.

Она поднялась до ветвей березы, до обледенелых ветвей, и птицы садились на них, и плавали, и купались. И ели. И собаки тоже плавали и ели. И куры, тихо кудахтая. А после стали тонуть. Все умоляли горшочек остановиться, и все ели.

Никто его остановить не смог.

Только один дом и остался не накрытым сладкой кашей по самую его медную крышу. Только один. Все соседи сидели на крыше и ели, свесив ноги в кашу. Ногам приходилось туго. Вытянуть их из каши было трудненько, но соседи вытягивали. В конце концов. И тут девочка возвратилась из школы. Маленькая девочка, плывшая по каше на двух больших книгах. Она как закричит: «Стой, горшочек, стой!» Все горожане посмотрели друг на друга и покачали головами.

Таким я помню мое детство. Сначала мечты об изобилии, да; а потом – потом мне пришлось прогрызаться сквозь время, возвращаясь назад.

Тут начинается вторая история: восемнадцатилетней крестьянки Тальи, и ее мужа, офицера Белой армии, и их малышки-дочери шести месяцев отроду. Они гуляли с коляской по улицам Одессы и ели на Дерибасовской шоколадные плюшки. Он купил ей зонт, она учила французский. На седьмой месяц переменилось правительство. Офицеру Белой армии пришлось бежать, потому что цвет его мундира оказался политически некорректным. А может быть, в нем и что-то еще некорректное было. В общем, бежал он из этой истории. А Талья осталась – с малышкой-дочерью семи месяцев отроду.

На восьмой месяц правительство перекрыло границы. Талья начала шить голубые платья, чтобы было на что купить молоко. Шила день и ночь для оперных певиц, приходила после спектакля за сцену, снимала мерки, рассыпала комплименты, снимала мерки. Они ее любили. Талья шила, опера пела, в горшочке варился суп, малышке-дочери исполнилось девять месяцев.

На десятый месяц правительство прекратило завозить в нашу губернию продукты. Месяц получился нетрудный. Опера еще не закрылась, публика еще посещала ее. Но вскоре публика начала исчезать с наших улиц. Публика думала, что сможет найти еду в соседних деревнях. А еды не было даже в самых отдаленных, однако публика об этом не знала. Вот и умирала по пути. Границы же оставались закрытыми. И на столе еды не было, и самого стола не было, и не было еды даже в горшочке. И в животах у всех заурчало, а после перестало и урчать.

Между тем, малышке пошел одиннадцатый месяц. Оперные певицы уехали. Талья не уехала. Талья ела землю. Вырыла яму, положила в ящик от швейной машинки тельце малышки-дочери, и стала рыть дальше. Яму она вырыла сама. Она все сама делала. Даже выжила непонятно как, но сама. Даже непонятно как замуж вышла. И даже ухитрилась не родить другого ребенка – продержалась до сорока двух лет. Все делала сама – вопреки желаниям своего нового мужа. А когда ей исполнилось сорок, все переменилось. Все. Она усыновила моего отца. И все переменилось. Она рассказала моему отцу сказку про горшочек, когда учила его стряпать, резать овощи, добавлять в горшочек щепотку пряностей. Палец ее, пока она говорила, витал в воздухе. А потом опускался на лоб моего отца. «Обязательно это запомни».

Здесь страница переворачивается. Жил однажды человек, и жил он в империи, помешавшейся на еде. И рассказывают, что открыл он подпольное дело – продажу супов таких вкусных, что стоило правительственным чиновникам попробовать их, как глаза чиновников вспыхивали, и они уносили этот свет в высшие учреждения и в суды, но изображать верность системе, которая правила нами, становилось им не по силам, и все они лишались своих высоких постов. Однако фабрика супов продолжала работать, производя томатные супы, и шпинатные супы, и луковые с рыбой. Человека этого звали Витей. Роста он был среднего, а когда родился я, его второй сын, средними были уже и лета его.

Томатный суп – не просто явление физического мира, во всяком случае – у моего отца. То, что мы вкладываем в наши рты, питает не только наши тела, но и все в них обитающее. Было что-то странное в том нелегальном суповом производстве на улице Советской Милиции, все так говорили, да только никто не мог сказать, что именно.

* * *

Сказку Ханса Кристиана Андерсена «Горшочек» я услышал от моей бабушки, не закончившей даже начальной школы, но в шестьдесят лет освоившей грамоту, чтобы читать сказки мне и моей двоюродной сестре. Когда она заканчивала сказку, палец ее опускался на мой лоб: «Обязательно это запомни».

Годы спустя, в Соединенных Штатах, я увидел «Горшочек» в принадлежавшем моей жене томике Андерсена и поразился, до чего сильно отличается он от сказки, которую помнил я. Разумеется, воображение – это всего лишь то, что мы помним, но помним с изнаночной стороны.

– И. К.

Перевод с английского Сергея Ильина

Продолжение следует…

ОБ АВТОРАХ

Сара Шун-льен Байнумнаписала два романа – «Хроники мисс Хемпел», вышедший в финал премии «ПЕН/Фолкнер» в 2009 году, и «Мадлен спит», ставшего финалистом Национальной книжной премии 2004 года и выигравшего премию Кафки. Она – лауреат писательской премии Уайтинга и стипендиат Национального фонда поддержки искусств, а ее проза печаталась в журналах «Нью-Йоркер», «Жестяной дом», «Ревю Джорджии» и антологии «Лучшие американские рассказы».

Кэрен Бреннан– автор поэтического сборника «Вполне убедительный мир», сборника рассказов «Сад, в котором я гуляю» и книги воспоминаний «Вместе с Рэчел».

Шелли Джексон– автор романа «Полужизнь», сборника рассказов «Меланхолия анатомии», гипертекстового романа «Лоскутная девушка», нескольких книжек для детей, а также «Кожи» – рассказа, опубликованного в татуировках на коже более двух тысяч добровольцев.

Рикки Дюкорне– автор романов «Нефритовая горка», вышедшего в финал премии Национального круг критиков, «Дознание веерщицы» (рус. пер. «Дознание») – «книги года» по версии газеты «Лос-Анджелес Таймс», «Нэцкэ» и др. Стипендиат Лэннана, лауреат литературной премии Лэннана и премии Американской академии искусств и литературы.

Илья Каминскийродился в Одессе (бывш. СССР) и переехал в Соединенные Штаты в 1993 г., когда американское правительство предоставило его семье убежище. Автор «Танцев в Одессе», за которую получил писательскую премию Уайтинга, премию Меткалфа Американской академии искусств и литературы, премию Дорсет; стипендиат Лэннана. Преподает в Университете Сан-Диего. «Горшочек» впервые опубликован в антологии «Братья и звери» под ред. Кейт Бернхаймер, 2007 г.

Майкл Каннингем– автор романа «Часы», получившего Пулитцеровскую премию и премию «ПЕН/Фолкнер», экранизированного под тем же названием и завоевавшего также награду Киноакадемии; кроме того, написал романы «Дом на краю света» (тоже экранизированный), «Избранные дни» и «Плоть и кровь».

Джонатон Китс– писатель и художник. Автор сборника рассказов «Книга неведомого» и двух романов – «Патология лжи» и «Легче тщеты» (рус. пер. «Химеры Хемингуэя»). Художественный критик «Сан-Франциско Мэгэзин».

Люси Корин– автор сборника рассказов «Вся передряга» и романа «Повседневные психоубийцы: история для девочек». Рассказ «Глаза собак» впервые опубликован в «Перекрестках: сетевом форуме инновационного письма», 2008 г.

Нил ЛаБьют– писатель, кинорежиссер и драматург. Его первый фильм «В мужском обществе» дебютировал на кинофестивале «Сандэнс» в 1997 г.; за ним последовали «Твои друзья и соседи», «Сестричка Бетти», «Одержимость» и др. для театра ЛаБьют писал пьесы, которые ставят во всем мире, включая «Очертания грядущего», «Свинка-толстушка», «Некоторые девушки» и номинированную на премию Тони «Причины быть милашкой». Кроме того, он автор сборника рассказов «Секунды наслажденья».

Джойэлль Максуини– автор романов «Найлунд», «Саркограф» и «Флет», а также поэтических книг «Красная птица» и «Коммандрина и другие стихи». Соучредитель и соредактор издательства «Книги действия» и сетевого ежеквартальника «Действие, Да».

Сабрина Ора Марк– автор поэтических сборников «Малютки» и «Цим Цум» и брошюры «Необычайный кузен Уолтера Б. наносит визит, и другие сказки». Стипендиат Рабочего центра изящных искусств Провинстауна, фонда Гленна Шэффера и Национального фонда поддержки искусств.

Майкл Мехиа– автор романа «Забывчивость». Стипендиат Национального фонда поддержки искусств по литературе и грантополучатель Фонда Людвига Фогельстайна. «Койот везет нас домой» впервые опубликован в «Обозрении Нотр-Дам», лето-осень 2008 г.

Лидия Миллет– автор множества художественных произведения, среди которых «О чистое сияющее сердце» (вошла в короткий список премии Артура Ч. Кларка), «Как мертвые видят сны», «Моя счастливая жизнь» (лауреат премии ПЕН США за художественную литературу), «Джордж Буш: Темный князь любви» и «Любовь у новорожденных мартышат».

Людмила Петрушевская– лауреат множества премий и автор более пятнадцати прозаических книг, включая «Жила-была женщина, которая пыталась убить ребенка своей соседки: Страшные сказки». Родоначальница движения женской прозы в современной русской литературе, а также драматург, чьи пьесы ставятся ведущими театрами всего мира. Живет в Москве. Рассказ взят из авторского сборника Л. Петрушевской «Жила-была женщина, которая хотела убить соседского ребенка». М., Астрель, 2012. Публикация согласована с литературным агентством «Banke, Goumen &Smirnova»

Фрэнсин Проуз– автор более чем двадцати книг. Ее эссеистика включает книги «Анна Франк: Книга, жизнь и посмертие», «Сицилийская одиссея», «Жизни муз: Девять женщин и художники, которых они вдохновили», «Обжорство» и «Караваджо: Художник чудес». Среди ее романов – «Голубой ангел», ставший финалистом Национальной книжной премии, «Златая роща» и «Совсем другой человек». Рассказ «Хансель и Гретель» впервые опубликован в сборнике «Мирные царства», 1993 г. Издание публикуется с разрешения Denise Shannon literary Agency. Все права защищены.

Джой Уильямз– автор множества книг, включая «Быстрые и мертвые», ставшую финалистом Пулитцеровской премии, «Подменыш», вышедшую в финал Национальной книжной премии, «Почетный гость» и «Забота».

Кэрен Джой Фаулер– автор нескольких романов, включая «Сестру Полдень» и «В тупике» (рус. пер. «Ледяной город»). Лауреат премий «Туманность» (рус. пер. «Небьюла»), «Всемирная фантазия», медали Содружества, финалист премии «ПЕН/Фолкнер». Ее роман «Книжный клуб Джейн Остен» вошел в список бестселлеров газеты «Нью-Йорк Таймз».

Тимоти Шэффертнаписал романы «Фантомные конечности сестер Роллоу», «Поющие и пляшущие дщери божьи», «Бесы в сахарной лавке» и «Гробы слабой надежды». Редактор сетевой версии «Шхуны прерий», приглашенный редактор «Сказочного обозрения» и директор литературного фестиваля Омахи (в центре города) и Летней писательской конференции в Небраске.