Текст книги "Не откладывай убийство на завтра"

Автор книги: Людмила Ситникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5

Катарина прислонилась к двери. У Лилианы явно проблемы с памятью: когда они проходились по тексту, Серебрякова справлялась с задачей на все сто, но уже через пятнадцать минут актриса вновь впадала в ступор, забывая все до последнего слова.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Прекрасно, давай, бери сценарий, меньше слов, больше дела.

Через пятнадцать минут Марина позвала на площадку.

– Боже, в голове ничего нет… не помню…

– Может, вам лучше импровизировать? – ляпнула Катка.

– Ты что, идиотка, какая, к черту, импровизация? Хочешь, чтобы эта намалеванная потаскуха трубила всем о моем склерозе?

– Так у вас склероз?

– Ну, ты точно больная, не нужно воспринимать мои слова в буквальном смысле.

– Когда у вас начались проблемы с запоминанием?

– Не знаю… не помню.

– Лилиана!!! Сколько можно ждать, все на площадке, мать их!

– Иду-иду, – она постаралась улыбнуться. – Если я сейчас запорю дубль, я наложу на себя руки.

– Лилиана Всеволодовна…

– Пошли!

Начались съемки сцены, в которой героиня Серебряковой устраивает скандал Стальмаковой, а в разгаре их битвы появляется Круглов.

Катарина находилась рядом с Идеей Карповной, когда увидела стоявшего неподалеку Антона. Копейкина приблизилась к парню. Антон, как завороженный, наблюдал за игрой Любомира, а Ката невольно залюбовалась правильными чертами парня.

«Он красив, словно Аполлон».

– Эта трудная сцена, – прошептал Антон.

– Да, а почему? Я в этом ничего не понимаю, мне кажется, здесь вообще все трудно.

Антон улыбнулся.

«Зубы как у фотомодели, рекламирующей зубную пасту».

– Я сначала тоже ничего не понимал, зато теперь здорово поднаторел.

– Ты актер?

– Помощник костюмера.

– Не может быть, у тебя внешность актера.

– Да? А ты откуда знаешь, как должен выглядеть настоящий актер?

– Ну, как…

– Стоп!!! – заорал Ручкин. – Лилиана, твою налево, ты меня убиваешь, какого дьявола несешь чушь про Париж? При чем здесь Париж, у тебя в сценарии ясно написано – Лондон… мать его так-растак!

Идея Карповна подбежала к Серебряковой и принялась за ремонт ее лица. На висках и лбу Лилианы выступили капельки пота, руки тряслись, в глазах стояли слезы.

К ним приблизилась Стальмакова.

– Лилиана, дорогая, постарайся не запороть следующий дубль, иначе в платье из кашемира я изжарюсь.

Серебрякова сжала кулаки.

– Ради тебя, душенька, я постараюсь.

– Надеюсь, – Нателла с презрением посмотрела на соперницу и, отмахнувшись от подошедшего к ней гримера, покинула площадку.

Любомир сидел в кресле, пока ему на лицо накладывали грим.

– Как же сегодня жарко, я весь мокрый, – хрипел актер. – Кондиционеры опять не работают?

Катарина смотрела, как на руки Круглова накладывают слой грима. Очевидно, у него уже появились старческие пятна. Антон суетился рядом, и Копейкина заметила, какими глазами Круглов смотрел на парня.

«Да… дела!»

После короткого перерыва съемки продолжились. Лилиана, к великому сожалению Стальмаковой, не забыла ни одного слова, и когда Константин Вольдемарович закричал: «Снято», Серебрякова с победоносным видом упорхнула в гримерку.

В пять вечера начали снимать постельную сцену Стальмаковой и Круглова. Посреди импровизированной спальни стояла огромная кровать. Нателла разговаривала с Любомиром, пока несколько человек суетились вокруг, бегая туда-сюда и выкрикивая друг другу непонятные Катарине слова.

– Так, – возвестил Ручкин, – актеры готовы?

– Я всегда готова, дорогой, – Стальмакова послала Ручкину воздушный поцелуй.

Катарина опять находилась рядом с Антоном, она видела, что парень сильно нервничает. Он весь сжался, хмуро наблюдая за происходящим.

«Никак ревнует?»

Копейкина заметила Лилиану, стоявшую за декорациями и испепелявшую Стальмакову злобным взглядом.

– Нателла, ложись в кровать! – крикнул режиссер.

Обведя присутствующих сексуальным взглядом, Стальмакова, абсолютно не стесняясь, медленно, словно получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие, сняла халат, представ перед окружающими в соблазнительном нижнем белье. Актриса явно наслаждалась, прекрасно понимая, что все взгляды прикованы к ее потрясающему телу.

Серебрякова метнулась в темноту декораций, Антон сжался еще больше, на его висках выступил пот.

Стальмакова тем временем ловким движением сняла бюстгальтер, обнажив упругие груди двадцатилетней девушки.

– Ничего себе! – прошептала Копейкина.

Она всегда пыталась представить, как на самом деле снимают постельные сцены. Ей казалось, что актеры должны находиться один на один, а съемка идет скрытой камерой, ну, или что-то в таком духе. А здесь, при скоплении людей… да, что ни говори, а кино – это круто.

– Эта стерва ляжет наконец в кровать или будет трясти своим силиконом? – Антон находился на грани, его лицо приобрело бордовый оттенок.

Стальмакова легла, через секунду под одеяло нырнул Круглов. Мужчина оказался не таким раскрепощенным, как его партнерша, поэтому халат он снял, уже будучи под одеялом.

– Приготовились… тишина на площадке. Начали!

За сценой любви Катка наблюдала с восторгом маленькой девочки, которую впервые привезли из далекой деревни на Красную площадь. Она была настолько поражена актерской игрой Стальмаковой, что вздрогнула, когда услышала хруст. Оказалось, сломался карандаш, яростно сжимаемый Антоном.

– Сука! Сука! – тихо твердил парень. – Зачем она целует его в шею, в сценарии этого не было!

– Наверное, так надо?

– Да что ты понимаешь… а он… почему он гладит ее грудь?

Катарина усмехнулась: однако, какой Антон ревнивец, в конце концов, снимается любовная сцена, а не заседание правительства. Что же, им гладить друг друга по головам?

– Стоп!!! Любомир… Любомир, чувственней, не лежи, как старый паралитик, обними ее крепче, я хочу, чтобы это была сцена страстной любви. Нателла, положи руку ему на бедро…

– Да он спятил, – Антон сделал шаг вперед, – это же не порно!

– Режиссеру видней, как лучше, у него особое видение.

– Плевал я на его видение!

В течение следующего часа Нателла, по мнению Катарины, специально запорола пять дублей. Она извинялась, говорила, что подобного больше не повторится, но… каждый раз, когда Константин Вольдемарович, красный от злости, орал: «Стоп!!! Это никуда не годится!» – Нателла, бросая на Антона взгляды победительницы, облизывала нижнюю губу и улыбалась.

– Старая проститутка, я этого так не оставлю!

Катка только качала головой. Верно говорят, ревность – страшное чувство.

Как только сцена была снята, Стальмакова отправилась в гримерку. Антон последовал за ней.

Катарина решила переговорить с Идеей Карповной, когда услышала голос Лилианы:

– Ну, и как тебе сценка?

– По-моему, неплохо.

– Неплохо… а по мне, отвратительно.

В этот момент мимо пробежала Стальмакова. Лицо актрисы пылало, полные гнева глаза на секунду остановились на Кате.

– Что с тобой, Нателла, дорогая? – крикнула Лилиана.

– Пошла ты!..

– Наверное, какие-нибудь проблемы, это хорошо, день заканчивается прекрасно… для меня, разумеется.

– Лилиана Всеволодовна, вот сценарий на завтра. У вас крупный план, – неизвестно откуда появившаяся Марина протянула актрисе тоненькую черную папку.

– Отлично, значит, сегодня нужно хорошенько выспаться.

Когда пришло время ехать домой, Лилиана протянула:

– Сегодня я тебя долго не задержу, когда у меня крупный план, я ложусь рано, поэтому не вешай нос.

– Да я, в принципе, и не расстраивалась.

– Советую тоже лечь не позже одиннадцати, завтра ты должна приехать на час раньше, и смотри, не опаздывай.

Мысленно прикинув, на какой час придется заводить будильник, Катарина поежилась.

– Ну а теперь можем ехать.

– Одну минуточку, мне надо в дамскую комнату.

Катка прошла в туалет и подошла к кабинке. Открыла дверцу, и ее внимание привлек мужской ботинок, валявшийся у окна. Катарина подошла ближе… нагнулась.

«Странно, как он здесь оказался?»

Внезапно Копейкина почувствовала холодок.

– Здесь есть кто-нибудь?

Ответа не последовало.

Поддавшись внутреннему порыву, Катка взялась за ручку крайней кабинки и потянула ее на себя.

В тот же момент она поднесла руки к горлу и бросилась к раковине. К сожалению, добежать она не успела. Весь нехитрый завтрак и вафли, которыми Копейкину угощала Идея Карповна, оказались на кафельном полу. Катарина прижалась спиной к стенке, чувствуя исходящий от нее холод.

В кабинке, полусидя на унитазе, был Антон. Правая нога парня была вытянута, голова запрокинута вверх, глаза открыты. Белоснежная футболка, которая еще несколько часов тому назад так соблазнительно облегала его накачанное тело, походила на красную тряпку. На животе виднелись глубокие ножевые раны. Катарина попыталась закричать, но голос пропал. Не в силах оторвать взгляд от Антона, она медленно двигалась к двери. И, лишь оказавшись в коридоре, Катка издала пронзительный крик, после чего сразу отключилась.

Первой, кого она увидела, придя в себя, была Марина.

– Что с тобой, почему опять в обморок грохнулась?

Не в силах отлепить присохший к небу язык, Катарина ткнула пальцем в сторону туалета.

– Ты здорова?

– Т-там… в т-туалете…

– Кто там?

– Антон!

– И что?

– Он… умер!..

Марина вскочила, метнувшись к двери с табличкой «М».

– Нет… он в женском!

Дальнейшие события Копейкина помнила с трудом. Она продолжала сидеть на полу, когда услышала крик Марины, потом та выбежала и понеслась по коридору. Затем люди… много людей, они кричали, всхлипывали, хватались за головы.

Лилиана помогала Копейкиной подняться, в этот момент в коридоре появился Круглов. Белый, как полотно, Любомир намеревался зайти в туалет, но Ручкин вовремя схватил актера за руку.

– Любомир, лучше не ходи туда.

– Отойди с дороги, – процедил Круглов.

Спустя десять минут Любомир, опираясь на руку Константина Вольдемаровича, подошел к стене.

– Господи милосердный, что же такое делается, что тут творится, Костя?!

– Любомир, держись!

– Антон… – Круглов не слышал слов режиссера. – Антон, – твердил он, подобно старой испорченной пластинке.

Любомир медленно опустился на корточки, закрыв лицо руками. Серебрякова положила руку на плечо коллеги.

– Дорогой… мне жаль, очень жаль, не знаю, что еще можно сказать.

– Ничего говорить не надо, слова бессмысленны, они не помогут.

– Крепись, – Лилиана вернулась к Катарине. – Как все произошло?

– Я зашла в туалет и увидела его туфлю, потом открыла дверь, а он… он там…

– Это проклятая черная полоса невезения! Нас преследуют неудачи, словно группу действительно кто-то проклял. – Ручкин ходил по коридору, дымя сигаретой. – Опять милиция, опять они приедут… Кошмар! Катастрофа!

Круглов встал и нетвердой походкой подошел к режиссеру.

– Старик, я не смогу завтра присутствовать на съемках, понимаешь…

– Только не это! Любомир, одумайся, мы и так выбиваемся из плана, это невозможно!!!

– Ты понимаешь мои чувства?

– Отлично понимаю, но могу лишь посочувствовать, это страшный удар, но ставить под удар картину нельзя! У тебя завтра ответственная сцена, не может быть и речи о том, чтобы ее отменить.

– Ты можешь снимать?.. После такого?

– Друг мой, ты должен присутствовать на площадке… в девять ноль-ноль, и ни минутой позже.

– А если я не приду? – актер с вызовом смотрел на Ручкина.

Константин Вольдемарович опустил глаза.

– Пойми, не я решаю, я режиссер, а есть еще продюсер. Боюсь, если ты позволишь себе тормозить съемку, тебя уберут. Мне ли говорить, как это делается: твой герой внезапно заболеет или попадет в автокатастрофу… да, в конце концов, покончит жизнь самоубийством. И все – ты выпадешь из обоймы. Кроме сериала, ты нигде не занят, он – твоя работа, не советую рисковать. Подумай о будущем, – Ручкин отошел в сторону.

Катарина смотрела на Круглова, и сердце ее разрывалось от жалости. Она понимала его… ох, как она его понимала! Любомир – в трауре, в обычных ситуациях людей в такие моменты окружают заботой и пониманием, а Круглов натолкнулся на стену отчуждения. Никто не хотел его понимать и мириться с его переживаниями, мир шоу-бизнеса жесток и коварен! Катарина в который раз в этом убедилась.

В течение следующего часа Копейкина давала показания сотрудникам правоохранительных органов. Когда она закончила рассказ, майор, низенький плотный мужчина средних лет, сказал, что ей придется проехать с ними.

– Это еще зачем? – испугалась Катка.

– Необходимо, чтобы вы еще раз рассказали то, о чем поведали сейчас, мы составим протокол.

– Но я же все рассказала, почему вы сразу не записали?

– Таковы правила.

Катарина нашла Серебрякову.

– Лилиана Всеволодовна, мне жаль, но, думаю, сегодня не смогу поехать к вам, майор сказал…

– Я понимаю, сама справлюсь, только убедительная просьба: не опаздывай завтра. Помнишь, в семь часов?

– Конечно, до свидания.

В отделении Копейкину продержали больше часа, и, когда она наконец оказалась на улице, часы показывали половину двенадцатого.

Катарина села в машину, уставилась на руль. Перед ее глазами постоянно возникал Антон. Она видела его образ настолько отчетливо, что пришлось сильно зажмуриться, дабы видение исчезло.

– Ну и как мы поступим дальше, госпожа Копейкина? – спросила она у отражения в зеркальце.

Смерть, вернее, убийство Антона Катка связывала со смертью Татьяны.

– Идея Карповна сказала, что она общалась с Леной Мишуковой, значит, с Леной и надо поговорить.

Катка находилась недалеко от главной панели города, то бишь Тверской, и в ее голове возник план.

– Конечно, вероятность маленькая, но попробовать стоит.

Копейкина не сомневалась, что проституток с именем Лена на Тверской пруд пруди, но все же решила попытать счастья. О том, как снимать ночных бабочек, Ката знала лишь по фильмам, проще говоря, она ничего не знала. В кино все выглядело очень просто: подъезжаешь, сажаешь девицу в машину, и дуй куда хочешь.

Заметив издали жриц любви, Копейкина, нацепив на лицо нахальную улыбку, притормозила. Она решила вести себя дерзко, во всяком случае, в кино парни, снимающие проституток, ведут себя именно так.

Две девицы, от силы лет двадцати от роду, со скучающим видом посмотрели на тачку Копейкиной.

Катарина приспустила стекло и властным голосом крикнула:

– Эй ты, а ну, иди сюда!

«Интересно, нужно было добавить «мать твою» или нет?»

Девица подняла нарисованные брови и, выплюнув изо рта жвачку, не менее дерзко спросила:

– Это ты мне?

– Тебе, тебе… уши, что ли, заложило, мать твою!

«Ну вот и сказала, молодец».

– Видала? – путана повернулась к коллеге.

– Борзая телка.

– Ну… мне долго ждать?

Девушка медленно подошла к «Фиату».

– У тебя проблемы, тетя?

– Ты кого тетей называешь?

– Че разоралась, по башке захотела огрести?

– Да как вы разговариваете? – вспыхнула Катка.

– Не нравится, можешь оставить запись в книге жалоб и предложений, – путана заржала.

– А ну… где тут у вас главный? – Катарина знала, опять же, из фильмов: у проституток есть так называемые «мамки», именно с ней Копейкина и хотела побеседовать.

– Главный? Слышь, Надюх, эта лохня, наверное, только сегодня из леса приехала, – ночная бабочка закурила, выпустила струю дыма в лицо Копейкиной и не спеша потопала обратно. – Вали отсюда, пока не нарвалась.

Вот когда пожалеешь, что рядом нет Розалии Станиславовны, уж кто-кто, а свекровь умеет разговаривать с хамами.

Решив сменить тактику, Ката вышла из машины, приблизившись к размалеванным красавицам.

– Послушайте, девушки… – сказала она своим обычным голосом.

– Девушек здесь нет, девушки спят давным-давно.

– Точно, – засмеялась вторая.

– Я неправильно начала разговор, извините, что наорала. Мне нужно поговорить с вашей смотрящей… вернее, с «мамкой».

Надюха осмотрела Катарину с головы до ног.

– Ты кто такая?

– Катарина.

– Да ты че, сама Катарина, ну, класс!

– Я серьезно.

– Нам по фигу, как тебя зовут, чего ты здесь вынюхиваешь?

– Нужна информация.

– Позвони в ноль-девять, – веселились путаны.

– Пять баллов, Надюх!

– Среди вас есть актрисы? – Катарина чувствовала себя полнейшей идиоткой.

– Да среди нас вообще одни актрисы, – проговорила блондинка.

Надя отошла в сторону и достала мобильный.

– А Лену Мишукову знаешь?

– Я тебе не справочное бюро, за каким хреном привязалась?

Надежда подошла к подруге и, мерзко ухмыляясь, известила:

– Сейчас тебе все разъяснят.

Не успела Копейкина ответить, как за ее спиной, словно из ниоткуда, вырос здоровенный мужик.

– Проблемы?

Катка пошатнулась.

– Вы кто?

– Ты чего мешаешь девчонкам работать?

– Я… мне…

– Если хочешь снять для себя бабу, так и скажи, а нет… попутного ветра в горбатую спину.

– Никого я снимать не хочу, а вы… – Кату осенило, – их «мамка»?

– Чего?

– Ой… я хотела сказать, «папка»… ну, в смысле, сутенер?

– Коль, да она больная на голову!

Мужик сплюнул на асфальт и вытащил руки из карманов джинсов.

– Я все поняла! – Ката попятилась к машине. – Спокойно… уже уезжаю, приятной вам ночи, девочки, всех благ, трудовых, так сказать, успехов.

Запрыгнув в салон, Катка завела мотор и надавила на газ.

– Ну и идиотка, – выговаривала она себе, – просто клиническая дура, за каким хреном я приперлась на Тверскую? Наверняка у Мишуковой имеется квартира, можно узнать адрес и нанести визит, так нет, чуть проблем не нажила на свою бестолковую голову.

У подъезда, подняв голову, Ката увидела свет в своей кухне.

«Интересно, кто из них еще не спит?»

Полуночником, а вернее, полуночницами оказались Рита и Ангелина Дормидонтовна.

– Ничего себе ты домой возвращаешься, – буркнула старуха.

– Тяжелый день выдался, устала, как собака.

– Ужинать будешь?

– Не откажусь.

Ангелина Дормидонтовна потерла руки.

– Принесла?

– Что?

– Автограф Лилианочки Серебряковой?

– Ой… Ангелина Дормидонтовна, я забыла, простите, завтра обязательно.

Старуха скорчила гримасу.

– Забыла… лучше скажи, не захотела.

– Нет, правда, забыла.

– Мама, прекрати дуться из-за пустяков, иди спать.

– Ну уж нет, я хочу дождаться этого негодяя и посмотреть в его наглые, в его бесстыжие глаза.

– Вы о чем?

– Павел звонил, сказал, что задержится на работе, – ответила Маргоша.

– А эта дурочка из переулочка уши развесила и верит каждому слову! Говорю тебе, баба у него, попомни мое слово, баба, на какой работе можно сидеть до ночи?

– Мама, не начинай!

– Вот всегда так, мать – дура, ничего не понимает, вы одни умные. То-то я погляжу, ты всю зиму без головного убора проходила, видать, рога мешали шапку надеть.

– Мама!

– Говорила я тебе, выходи замуж за Фиму Засранцева, так нет, ей фамилия не понравилась. А он сейчас живет припеваючи в собственном особняке в Мадриду.

– Мама, во-первых, не в Мадриду, а в Мадриде, во-вторых, фамилия Фимы не Засранцев, а Заранцев и, в-третьих… живет он в Ленинском районе, в двухкомнатной квартире.

– Да плевать мне на его квартиру, главное, человек хороший, а твой…

В прихожке щелкнул замок.

– Это Паша.

– Нагулялся, котяра бессовестный.

– О… я смотрю, никто спать не собирается? – Павел поставил на стол коробку «Птичьего молока».

– Я так понимаю, Павел Николаевич, вы замаливаете грехи? – съехидничала старуха.

– Не понял.

– Ну, торт купили, да еще мой любимый.

– Это ваш любимый?

– Да.

– Надо же… я не знал, был бы в курсе, купил другой.

Ангелина Дормидонтовна встала.

– Может, Засранцев и живет в Ленинском районе, но он не такой хам.

– Вы о чем, какой Засранцев?

– Мама, ради бога, иди спать!

– Я должна принять ванну, – и старуха вышла.

Катарина налила всем чаю и разрезала торт.

– «Артиллеристы, Сталин дал приказ…» – донеслось из ванной.

Павел вздохнул:

– Нет, когда-нибудь я сдам эту коммунистку в дом престарелых, честное слово!

Глава 6

Лилиана села на стул перед трельяжем, устремив взор печальных глаз на свое отражение. Волна непреодолимой тоски охватила актрису: лицо в зеркале являло собой жалкое зрелище. Серебрякова в буквальном смысле слова чувствовала, что она стареет, чувствовала каждой клеточкой, каждым нервом, и от бессилия что-либо изменить впадала в глубокую депрессию. С неимоверной скоростью ее кожа теряла эластичность, в некоторых местах она заметно обвисла и была – о ужас! – дряблой. Некогда упругие груди постепенно приобретали плачевный вид. Но главным для Серебряковой, конечно же, являлось лицо. Лицо, которое она старалась холить и лелеять, ухаживая за ним, подобно матери, ухаживающей за новорожденным ребенком. Лицо – главный козырь актрисы. Если оно покроется глубокими морщинами, карьере Серебряковой придет конец. Есть актрисы, для которых внешность – не главное, первостепенное значение имеет их богатый внутренний мир и способность на время перевоплощений забывать собственное «я», погружаясь в вымышленный, таинственно манящий образ персонажа. К сожалению, Лилиана не причисляла себя к столь отважным, в ее понимании, служительницам Мельпомены. Ее бросало в дрожь от одной мысли, что придется играть бабушек, тетушек и вообще женщин, чей возраст зашкаливает за отметку «шестьдесят».

– А в скором времени меня эта участь постигнет, – процедила она, пристально разглядывая свой лоб.

Месяц тому назад Серебряковой предложили роль женщины, имеющей по сценарию трое внуков, старшему из которых исполнилось двадцать. Ох, как она бушевала, какой скандал закатила – страшно представить. Ее, великую, несравненную Серебрякову, хотят списать со счетов. Нет! Этого нельзя допустить, необходимо всеми силами поддерживать красоту… красоту и молодость лица.

Лилиана швырнула белокурый парик на кровать, затем привычным жестом отклеила накладные ресницы. Следующим этапом было снятие контактных линз.

Когда линзы уже покоились в специальных контейнерах с раствором, Серебрякова снова окинула взглядом свое лицо. Без этих на первый взгляд малозначительных деталей оно выглядело на порядок хуже.

Смочив ватный тампон косметическим молочком, Серебрякова начала снимать грим. По мере того как лицо ее освобождалось от боевой раскраски, Лилиана впадала в уныние. Вот уже отчетливо видны мелкие складочки под глазами, заметна сеточка морщин на щеках и над верхней губой. Сконцентрировав взгляд на губе, Лилиана пришла к мысли о сокращении количества дневной нормы сигарет.

Лучики счастья, как их называют в народе, раздражали Лилиану больше всего. Она не могла понять, кому в голову пришла столь безумная идея назвать морщины вокруг глаз «лучиками счастья»? Может, для кого-нибудь из племени мумбо-юмбо морщины и являлись счастливым признаком, но для актрисы подобные мимические проявления считались смерти подобными. В последнее время Серебрякова по возможности старалась почти не использовать мимику, предпочитая, чтобы лицо ее не выражало никаких эмоций, но коварный возраст брал свое.

Грим был снят. Теперь на Лилиану смотрела пожилая женщина, в глазах которой читались неприкрытая усталость и отчаяние. Усталость от жизни, в которой каждый день приходилось бороться с неумолимым временем.

Подавив вздох, Серебрякова положила указательные пальцы на виски, слегка приподняв кожу.

– Наверное, пора обратиться за помощью к специалисту.

Лилиана дважды делала круговую подтяжку, впервые прибегнув к помощи хирургов в сорокалетнем возрасте. Тогда результат превзошел все ее ожидания: Серебрякова выглядела как двадцативосьмилетняя женщина, поражая окружающих упругостью и эластичностью кожи. Но, как известно, ничто не вечно, и спустя семь лет Серебрякова опять лежала на столе пластического хирурга.

На этот раз Лилиане показалось, что простой подтяжкой не обойтись, помимо дряблой кожи, Серебрякову не устраивала форма носа, да и губы с возрастом становились тоньше.

Серебрякова посмотрела на руки: еще один повод для расстройства. Кожа на них была тонкой и морщинистой, вдобавок с недавних пор Лилиана стала замечать, что на руках уже появляются пигментные пятна.

Актриса прошествовала в кухню. Налив себе кофе, она с чашкой в руках вернулась в спальню и достала сценарий. Нужно пробежаться по нему глазами, хотя, положа руку на сердце, ни сил, ни желания на это у нее не имелось. Лилиана очень устала, в последнее время она чувствовала себя, как рыба, выброшенная прибоем на раскаленный песок. На съемках актриса быстро утомлялась, часто забывала текст, появилась раздражительность, беспокоили сильные головные боли.

Серебрякова читала сценарий, а в голове абсолютно ничего не задерживалось, она забывала прочитанное уже через минуту. Липкий пот покрыл спину, страх сковал ее по рукам и ногам, Лилиана боялась даже подумать, что будет, если она начнет терять память.

– Господи, только не это, прошу тебя, все, что угодно, только сохрани мне память… и внешность!

Она просидела перед зеркалом битый час, пытаясь запомнить хоть слово. Тщетно!

– Черт! Черт! Не могу… не могу запомнить!

Крупные слезы быстро покатились по щекам. Обхватив руками голову, Лилиана разрыдалась: жизнь казалась темной и беспросветной.

Рыдания прекратились спустя сорок минут. Серебрякова прошла в кухню, открыла холодильник, и сразу же при виде еды в желудке характерно забурчало. Постояв пару минут в раздумьях, Лилиана принялась выкладывать на стол сыр, ветчину, икру и прочие яства, которые прежде никогда не позволяла себе отведать на ночь. В последнее время Лилиана ловила себя на мысли, что она слишком много ест. Раньше Серебрякова держала себя в узде, прекрасно понимая – камера никогда не лжет, более того, коварная аппаратура прибавляет пять-семь килограммов, и зачастую в жизни худенькая актриса выглядит пышечкой на экране. Но теперь даже столь веский аргумент не мог остановить Лилиану от поглощения высококалорийных продуктов. Серебрякова поглощала их в больших количествах, а сразу же после обильных пиршеств мчалась в туалет, искусственно вызывая рвоту. Лилиана ела и бежала в санузел, потом снова ела – и опять рвота, так повторялось изо дня в день на протяжении двух последних месяцев.

Выходя из туалета, актриса почувствовала, что у нее закружилась голова. Лилиана сделала шаг по направлению к спальне и упала.

* * *

Нателла вышла из ванной комнаты и встала перед зеркалом. На лице ее заиграла довольная улыбка. Стальмакова дотронулась до упругих грудей, мысленно поблагодарив Карена Вахтанговича за его поистине золотые руки.

Денис полулежал на кровати, с неподдельным интересом наблюдая, как Стальмакова поглаживает бедра.

– Иди сюда, – проговорил он осипшим голосом.

– Не сейчас, мне надо привести себя в порядок.

– Брось, ты выглядишь великолепно, может, сегодня обойдешься без своих прибамбасов?

Нателла погрозила молодому любовнику наманикюренным пальчиком.

– Даже если начнется пожар или землетрясение, я с места не сдвинусь, пока не закончу свои процедуры.

Хмыкнув, Денис лениво потянулся за журналом.

– Как знаешь.

Нателла уселась перед зеркалом, открыв розовую баночку ночного крема. Ловкими движениями она начала наносить крем на лицо, изредка бросая взгляды на парня.

С Денисом она познакомилась год тому назад, когда парню дали небольшую роль шофера в сериале. Нателла положила на него глаз в первый же день съемок. Высокий, широкоплечий двадцативосьмилетний красавец оказался в ее постели спустя неделю. Она осознавала: разница в тридцать лет вызовет много слухов, но ей было наплевать на сплетни и злопыхания недоброжелателей. Жизнь одна, и прожить ее надо так, чтобы потом, находясь на смертном одре, не пришлось жалеть, что из-за предрассудков она упустила возможность насладиться всеми прелестями жизни.

О любовных похождениях Стальмаковой ходили легенды, ей приписывали романы почти с каждым партнером по съемкам. С возрастом актрису потянуло на молоденьких мальчиков, которых Нателла меняла со скоростью экспресса.

Злые языки окрестили ее любовников «месячными», так как ни один из фаворитов не задерживался в постели актрисы больше чем на тридцать дней. А вот Денису повезло, он ублажал Стальмакову год, и, судя по всему, Нателла не собиралась в ближайшее время искать ему замену, что не могло не радовать парня. Как только у парочки завязались отношения, Нателла настояла, чтобы по сценарию Дениса сделали ее любовником. В конечном счете, после многочисленных скандалов руководство пошло на уступку. С Денисом она чувствовала себя легко и непринужденно.

Нателла втирала крем в подбородок, когда парень встал с кровати.

– Ты еще долго?

– А что?

– Мне надоело лежать без дела.

– Иди посмотри телевизор.

– Я не хочу смотреть телевизор, я хочу тебя.

Нателла улыбнулась:

– Подожди.

Денис положил руку ей на грудь.

– Нет, не надо, не трогай!

– Перестань.

– Только не грудь, ты знаешь, это табу!

– Для чего ты ее сделала, если не позволяешь дотрагиваться?

Стальмакова положила крем на трельяж и, схватив Дениса за руку, прошипела:

– Я тебя неоднократно предупреждала: не смей так говорить о моей груди! Она настоящая, скальпель пластического хирурга ее не касался.

Денис хмыкнул.

Нателла, наверное, его за дурака держит, если считает, что он не может отличить настоящую грудь от силиконовой. К тому же он прекрасно видел едва заметные шрамы под мышками.

– Своему мужу ты тоже не позволяла трогать грудь? – спросил он, садясь на край кровати.

– Представь себе. – Нателла потянулась за баночкой с зеленой жидкостью.

– Только не это! – взмолился Денис.

Не обращая внимания на его протесты, актриса смочила в жидкости ватный тампон и начала протирать грудь. По комнате распространился запах лука. Денис со злостью смотрел на любовницу.

– Я не переношу этот запаха, за каким чертом ты мажешь грудь всяким дерьмом? В конце концов, могла бы заняться этим после того, как я тебя трахну.

Нателла засмеялась, продолжая водить тампоном по груди.

– Сегодня я не расположена к сексуальным играм, придется тебе перетерпеть. У меня завтра крупный план, необходимо выспаться.

Денис вскочил.

– Я тебе покажу перетерпеть! – он схватил Нателлу за плечи.

– Отпусти, что ты делаешь, мне больно!

Парень усилил хватку.

– Черт тебя дери, высокомерная сука! Сейчас покажу, что я с тобой сделаю, – он подхватил Нателлу на руки и понес в ванную комнату.

– Не смей! Слышишь, ты, ублюдок, немедленно отпусти меня!

Денис впихнул Стальмакову в душевую кабинку и включил воду.

– Сукин сын! Знаешь, сколько стоит эта настойка, идиот, я тебя…

Денис не дал ей договорить, он попытался поцеловать Нателлу, но та ногтями впилась ему в щеку.

– Сука!

– Ублюдок! – Нателла ударила Дениса по щеке и в ту же секунду ощутила, как его крепкие руки сжимают ей шею.

– Ты, что ты… – хрипела она.

– Я научу тебя, как правильно обращаться с ублюдками! Маленькая шлюшка, ты будешь на цыпочках передо мной ходить, – Денис убрал руки с ее покрасневшей шеи и сжал грудь Стальмаковой.

Нателла пыталась вырываться, струи воды били ее по лицу.

– Сволочь! – она схватила любовника за волосы и сразу получила пощечину.

Не успела Стальмакова опомниться, как Денис впился губами в ее губы.

Почувствовав привкус крови, Нателла обвила руками шею парня и ответила на поцелуй.