Текст книги "Не откладывай убийство на завтра"

Автор книги: Людмила Ситникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 3

– Так нужно по сценарию? – спросила Катка у Любомира, но, заметив в глазах актера неподдельный страх, поняла – произошло непоправимое.

Ручкин, вскочив с кресла, подбежал к Карповой, Марина схватилась за голову, Лилиана закричала.

Копейкина бросилась к подруге:

– Что с тобой, Таня? Танюша!..

Константин Вольдемарович преградил ей путь.

– Стой, не приближайся к ней! Никто не подходит, – он наклонился над Карповой, пытаясь нащупать пульс.

Катарина в кровь обкусывала губы.

– Врача… срочно вызовите врача! – заорал режиссер.

– Таня!

– Я сказал – не подходить!

– Боже, Костя, что происходит? – Серебрякова смотрела на Карпову, заламывая руки.

– Она жива? – Любомир обхватил Лилиану за плечи.

Идея Карповна перекрестилась:

– Похоже, нет.

Катарина начала задыхаться, воздуха не хватало, в голове зашумело, в глазах потемнело. Покачнувшись, она упала.

– О боже! – Константин Вольдемарович рухнул на колени.

– А эта почему упала? – крикнул кто-то.

– Обморок, кто-нибудь, принесите нашатырь… ну не стойте же как истуканы! Марина, «Скорую» вызвали?

– Да-да!

– Что здесь происходит? – на площадке появилась Нателла. Увидев лежащую на полу Катарину и Татьяну с застывшей маской ужаса на лице, женщина закричала.

– Нателла, прекрати истерику!

Актриса впала в панику.

– Любомир, объясни, что произошло?

– Похоже… Карпова умерла.

– У-у!..

– А Катарина потеряла сознание…

* * *

Открыв глаза, Катка увидела перед собой белую пелену.

– Слава богу, очухалась, – с облегчением выдохнула Идея Карповна. – Как ты?

– Что… что с Таней?

Марина отошла к окну и закурила.

Катарина попыталась встать, с удивлением обнаружив, что лежит на диване в маленькой комнатушке.

– Не вставай, лежи-лежи, милая.

– Таня… она…

– Татьяна умерла, – отрешенно проговорила Марина, глубоко затягиваясь сигаретой.

– Нет, не могу… не верю… Танюха! – Катка снова погрузилась во мрак.

Кто-то легонько ударил ее по щеке, Копейкина застонала.

– Ты что это нас пугаешь? – старая гримерша поднесла к посиневшим губам Каты стакан воды. – Попей, легче станет.

– У меня кружится голова, и вообще, слабость во всем теле.

– Немудрено.

– Почему умерла Татьяна?

– Не знаю, милая, врач сказал, похоже на отравление этим… как его… цананидом.

– Цианидом?!

– Вот-вот, именно.

– Господи помилуй, как яд мог попасть в кофе?

– Тише-тише, не нервничай, там сейчас милиция, они свою работу знают, разберутся. Ручкин в шоке, бедолага готов последние волосенки на голове повыдирать.

– Зачем приехала милиция?

– А как же иначе, врач, как только взглянул на Карпову, позвонил в органы.

– Зачем?

– Так Танюху-то отравили!

– Отравили?!

– Ты только опять в обморок не грохнись!

Катарина молчала. К горлу подкатил комок, крупные слезы покатились по щекам, размазывая по лицу черную тушь.

– Ой, страсти так страсти, – причитала Идея, – что за жизнь настала, да разве ж в былые времена могли человека ни с того ни с сего отравить? Ужасно! Танечка, девочка, покойся с миром. Да упокой, господи, душу ее грешную!

– Кто мог ее отравить? – сквозь слезы спросила Катарина. – Идея Карповна, кто?

– Откуда ж я знаю, девонька моя, сама пребываю в шоковом состоянии. Чего только не насмотрелась за эти годы на съемочной площадке, но такое… Впервые сталкиваюсь с убийством, – пенсионерка закрестилась.

Катарина встала:

– Мне необходимо пойти туда, мне надо…

– Послушай совета старого человека: сиди здесь тихо, не рыпайся, все равно ничего ты не сможешь изменить, да и тело Карповой уже увезли.

– Что же теперь будет?

– А ничего, жизнь продолжается, идет своим чередом.

– Бедная моя подруженька, такая молодая, красивая… а как она мечтала сниматься, стать великой, купаться во всенародной любви и славе! Ой, теперь, наверное, сериал закроют, представляю состояние Константина Вольдемаровича.

Гримерша усмехнулась:

– Сразу видно: человек далек от мира шоу-бизнеса. Закроют, ну ты и сказанула, я же тебе говорила: здесь свои законы, свои правила, никто из-за смерти актрисы не будет закрывать проект.

– Таня играла одну из главных ролей!

– Возможно, мои слова покажутся тебе излишне жестокими, но… незаменимых людей нет.

В комнату несмело зашел Ручкин.

– Как Катарина?

– Константин Вольдемарович, кто отравил Татьяну? – Катка подбежала к режиссеру и схватила мужчину за пухлую ладонь.

– Спроси что-нибудь полегче, – режиссер достал сигарету, повертел в руках и, смяв, отправил ее в корзину. – План летит к чертям собачьим!

– Какой план?

– Съемки! Съемки, будь они прокляты, из-за смерти Карповой придется менять сценарий. Большов в ярости.

– Кто?

– Продюсер, мать его так!

– На ваших глазах отравили человека, а вы говорите о съемках!

– Понимаю, все прекрасно понимаю, но и ты пойми: мы не можем тратить время на сантименты. Мне жаль, мне чертовски жаль Карпову, Танька была хорошей актрисой, но жизнь продолжается, – повторил Ручкин слова, сказанные пять минут тому назад Идеей Карповной. – Мы обязаны двигаться дальше, нельзя тормозить съемку, ох как нельзя!

– Константин Вольдемарович, – в дверях появилась Марина, – с вами хочет поговорить капитан.

– Опять?! Я ему все сказал, за каким дьяволом… – мужчина возвел руки к потолку.

Уже в дверях он обернулся и, обращаясь к Копейкиной, произнес:

– Сегодня можешь отправляться домой, а завтра к девяти изволь приехать на площадку, надо отснять пару эпизодов с твоим участием.

– Но ведь…

– Отказываешься?

Катарина посмотрела на Идею Карповну: женщина сидела в углу, качая головой.

– Нет! – твердо ответила Копейкина. – Я приеду! Приеду, чтобы сняться в вашем хреновом эпизоде.

– Отлично, – режиссер вышел.

– Его заботит исключительно работа, неужели здесь все настолько бесчеловечны? – всхлипнула Ката.

– Я тебя предупреждала, – в который раз повторила гримерша.

– Идея Карповна, я могу остаться одна?

– Конечно-конечно, деточка, уже ухожу. Прими мои самые искренние соболезнования.

– Спасибо…

Как только Идея вышла, Катарина нервно заходила по комнате.

– Средь бела дня, в присутствии огромного количества народа, цианидом отравили человека. Уму непостижимо! Абсурд! Танька… Танечка… Танюшка. – Ката вспомнила предсмертный взгляд подруги. Этот взгляд она не забудет до конца жизни – отчаянный и безнадежный…

Внезапно Копейкину осенило:

– Ее отравил кто-то из присутствующих, тот, кто наблюдал за съемками и ждал, когда Танька сделает глоток смертоносной жидкости! Господи… Танюху убил ее же коллега! Невероятно! Мамочки мои… отравленный кофе… выходит, я собственными руками поставила перед ней чашку, в которую убийца насыпал порошок?!

Хотя существовала и другая версия. С того момента, как отсняли дубль, в котором Катка принесла кофе, и до того момента, как Таня его выпила, прошло больше часа. Лилиана постоянно забывала текст, кофе стоял на столике… и цианистый калий вполне могли подсыпать во время очередного перерыва.

Из оцепенения ее вывел шум открывающейся двери. В комнату влетела белокурая девица, та самая, которая утром обсуждала с подругой прическу Серебряковой.

– Во, блин, попала так попала! – говорила она, роясь в сумочке. – И ты, видать, тоже в ауте?

– Естественно, Таня была моей подругой.

– Да я не об этом, прикинь, мне сказали ехать домой, а у меня первый съемочный день! Я его так ждала, так ждала, Карпова совсем не вовремя окочурилась!

Копейкина с брезгливой жалостью взглянула на девушку. Похоже, ее не волновала смерть коллеги, ей было куда важнее появиться перед камерой в свете софитов и начать кривляться, чтобы потом говорить знакомым: «Смотрите, я тоже снялась в этом сериале!»

Переодевшись, Катка покинула душную комнатушку.

Лилиана красила губы, услышав стук, актриса буркнула:

– Кто?

Копейкина несмело просунула голову.

– Лилиана Всеволодовна, это я, можно пройти?

– Проходи… прими мои соболезнования.

– Спасибо.

– Это ужасно, – начала Серебрякова, – когда Татьяна упала, я подумала, что она валяет дурака, но потом…

– Лилиана Всеволодовна, ваше предложение остается в силе?

– Какое предложение?

– Вы не передумали взять меня на работу?

– Ты согласна? – выщипанные брови актрисы поползли вверх.

– Да, и постараюсь оправдать ваше доверие. Говорите, что мне нужно делать?

– Значит, так, – Лилиана пустилась в объяснения, – сценарий нам дают накануне вечером. Я учу его после съемок, ты должна быть при мне в течение дня, ну и, естественно, вечером тебе придется заезжать ко мне часа на два.

– И все?

– В принципе, да. Съемочный день заканчивается в восемь, естественно, бывают дни, когда приходится задерживаться.

– Это неважно, – апатично ответила Катка. – Вот номер моего сотового и домашний, звоните.

– Ты уезжаешь?

– Ручкин отпустил. Во сколько мне приехать к вам?

– Сегодня можешь отдыхать, приходи в себя после тяжелого дня. Сотрудничество начнем завтра. Сыграешь в эпизоде и полностью переключишься на меня.

Катка кивнула.

Она отъезжала от студии, когда в ее сумочке затрезвонил сотовый. Звонила подруга Рита Щавелева. Услыхав голос Копейкиной, Маргоша зачастила:

– Катка, слава богу, ты на связи! Честное слово, в Кремль легче дозвониться. Я трезвонила раз десять, почему не брала трубку?

– Что случилось, Ритуль?

– Ты где?

– Еду домой.

– Отлично, а где была?

– На съемках.

– На каких?

– Потом расскажу. Ты позвонила, чтобы узнать о моем местонахождении?

– Нет, Катка, нам нужна твоя помощь.

– Излагай.

– Помнишь, я говорила, у нас в квартире намечается грандиозный ремонт?

– И не один раз, если мне не изменяет память, вы хотели его затеять год назад.

– Так вот, он начался! – воскликнула Рита.

– Поздравляю.

– И теперь нам негде жить.

– Как это?

– Ну, понимаешь, ремонт начали с кухни, сейчас шкурят стены, и вообще, квартира напоминает графские развалины. Пыль, грязь, вонь, короче, находиться там невозможно. Не будешь возражать, если мы всем семейством какое-то время поживем у тебя?

Катарина поежилась. В принципе, она была не против, у них с Андреем просторная четырехкомнатная квартира, места полно, тем более супруг в настоящий момент опять отбыл в командировку. Предоставить временный кров можно, но существует одно «но». Семейство Маргариты – это тихий ужас. Чего только стоит ее мамаша Ангелина Дормидонтовна!

– Катка, ты что впала в транс, почему молчишь?

– Твоя мама тоже переедет?

– Естественно, не оставлять же ее на улице. Мы, конечно, могли бы перебраться на дачу, но оттуда тяжело добираться на работу… опять же, Артему надо ездить в школу, Луизке – в институт.

И то верно, дача Щавелевых находилась в Волоколамске, не ближний свет, тогда как в Москве их жилище располагалось в пяти минутах ходьбы от дома Копейкиных.

– И когда должно состояться великое переселение?

– Оно уже состоялось.

– Не поняла?

– Мы сейчас с мамой и детьми стоим у твоего подъезда, причем уже два часа! Если честно, я жутко хочу в туалет, поэтому, пожалуйста, поторопись.

Похоже, с тихой размеренной жизнью покончено. Если семейство Щавелевых переступит порог ее дома, начнется полный хаос. Ангелина Дормидонтовна со своими взглядами отъявленной коммунистки способна довести до ручки даже плюшевую игрушку. Дочь Риты, восемнадцатилетняя Луиза, тоже далеко не подарок. Девушка – самая настоящая красавица, а вот с мозгами у нее явные проблемы, если быть откровенным до конца – последние полностью отсутствовали, что, впрочем, не сильно беспокоило красотку. Оставшиеся Щавелевы, а именно супруг Маргоши Павел и восьмилетний сын Артемка – вполне сносные персонажи.

Подъезжая к дому, Катарина постаралась нацепить на лицо приветливую улыбку, которая сползла с него сразу же, как только Катка увидела несметное количество вещей, горой высившихся у подъезда.

– Катка, как ты долго! – закричала Марго, обнимая подругу.

– Маргош, а почему столько вещей, вы переезжаете с мебелью?

– Какая мебель, о чем ты? – Рита с удивлением осмотрела шесть чемоданов и три огромных баула. – Взяли самое необходимое на первое время.

– Луизка взяла три чемодана с одеждой! – крикнул Артем.

Ката кивком поприветствовала мать подруги. Семидесятисемилетняя Ангелина Дормидонтовна выглядела, как Дюймовочка на пенсии, хотя характер у «Дюймовочки» был довольно-таки крут. На первый взгляд полутораметровая старушка казалась самой любезностью, а на второй вы понимали: за хитрыми, искрящимися молодостью глазками скрывается на редкость ехидная особа.

Поправив неизменный седой пучок, Ангелина Дормидонтовна затараторила:

– Катариночка, солнышко, рада тебя видеть! Уж извини, мы как снег тебе на голову упали. Просто они, – неодобрительный взгляд в сторону дочери, – ничего не могут сделать по-человечески. Затеяли этот едроремонт…

– Евроремонт, мама.

– Не придирайся к словам! Послушай ты меня двадцать лет назад и выйди замуж за Игоря Крутова, сейчас бы жили припеваючи, а не шастали по знакомым, как беженцы.

– Мама, ради бога, не начинай!

– Вот так всегда, старухе не дадут и слова сказать! Луизка, – пенсионерка переключилась на внучку, – прекрати дымить сигаретами мне в рожу… тьфу, гадость какая!

– Да ты че, ба, это ж «Собрание», знаешь, сколько они стоят?

Катка перевела взгляд на Луизу. После их последней встречи девушка еще больше похорошела. Русые волосы каскадом спадали на тоненькие точеные плечики, обрамляя правильной формы, загорелое не без помощи солярия лицо. Большие миндалевидные глаза фиалкового цвета и пухлые губки делали Луизу похожей на куклу. К тому же девушка имела рост сто семьдесят три сантиметра, довольно приличную грудь и осиную талию.

– Плевать мне на твои собрания, гадость – она и есть гадость.

– Твоей пенсии не хватит даже на блок…

– Хватит, – остановила Рита разгорающуюся ссору, – предлагаю подняться наверх. Катка, я в туалет хочу!

– Артем, – приказала Луиза, – бери коричневую сумку.

– А почему я? Я понесу свои вещи, шмотки сама тащи.

– Ты че, не врубился, я сказала, бери!

– Мам, пусть отстанет.

– Замолчите, оба! – вмешалась Ангелина Дормидонтовна. – У меня голова от вас раскалывается… поэтому я ничего нести не буду.

– Ба, так нечестно!

– Сделайте скидку на мой возраст.

– Скидки тебе сделают на том свете, давай, бери свои нафталиновые вещи.

– Рита! Ты слышала, нет, ты слышала, как она со мной разговаривает? Хамка, чистой воды хамка! Я старая больная женщина, у меня спина болит, ноги отнимаются, голова кружится!

– А когда неделю назад ты бежала из кухни смотреть сериал, меня чуть с ног не сбила, броненосец «Потемкин».

– Марго! – прогремела мать. – Скажи своей невоспитанной дочери пару ласковых, а не то я скажу! Ты знаешь, я женщина старая, мне терять нечего, таких пендюлей навешаю!

– Прекратите, давайте наконец двигаться.

Катарина попыталась подхватить неподъемный чемодан.

– У вас там камни?!

– Пашкины бумаги.

– Однако, похоже, его бумаги весят целую тонну…

Началось сорокаминутное перемещение, сопровождавшееся постоянными пререканиями Луизы с бабушкой, недовольными возгласами Артема и тихими вздохами Ритки. Но вот вещи оказались в квартире, и встал вопрос: кто, где, а главное, с кем будет обитать?

– Ритунь, у вас с Пашкой большая комната, остаются еще две, сами разбирайтесь, кому какая.

– Я предупреждаю сразу: буду жить в комнате одна, – сказала Луиза.

– А я, – заныл Артем, – мам, я что, должен жить в комнате с бабушкой?

– Нет, мы поступим следующим образом: бабушка поселится с Луизой…

– Мама!

– Не «мамкай», мы в гостях, ведите себя соответственно, это и тебя касается, мама.

– А почему сразу я? – надула губы Ангелина Дормидонтовна. – Эх, на старости лет приходится скитаться по чужим квартирам! Вот при Сталине-то мы хоть и жили небогато, зато всегда…

– Ба, кончай базар про Сталина, уши вянут.

– Хамье!

– Коммунистка!

– Да, я коммунистка, мать твою, и горжусь этим, а ты-то кто? В сорок седьмом году…

– Начинается, – Луиза махнула рукой и быстро прошмыгнула в ванную.

– Я сорок лет сердечница! – негодовала старушка.

– Тридцать, – выпалил Артем.

– Что?

– Вчера ты говорила – тридцать лет.

– Вы из меня всю кровь выпили!

– Папа сказал, у тебя столько крови – Дракула захлебнулся бы.

– Ах ты, маленький паразит, весь в отца, буржуазия!

– Мама!

Катарина прошла к себе.

«Добро пожаловать, веселенькая жизнь!».

Примерно два часа Щавелевы занимались распаковкой вещей, при этом их действия сопровождались недовольными криками Луизы и ворчанием Ангелины Дормидонтовны.

В восемь с работы приехал Павел.

– Уже устроились?

– Только закончили.

– Кат, мы тебе так благодарны, не представляешь, как выручила нас.

– Да ладно, давай проходи, мой руки и садись ужинать.

Павел Щавелев, сорокалетний лысеющий шатен, ростом под два метра и весом более центнера, походил на борца сумо.

– Он столько жрет, что его легче пристрелить, – часто говорила Ангелина.

«Симпатия» у зятька с тещей была взаимной, Ангелина не упускала возможности уколоть зятя, впрочем… Пашка в долгу не оставался.

Вот и сейчас, стоило мужику зайти в кухню, как старуха язвительно проскрипела:

– Что-то вы сегодня рановато, Павел Николаевич, обычно раньше десяти не заваливаетесь.

– У меня для всех сюрприз, – улыбнулся Щавелев, проигнорировав высказывание тещи. На столе появилась бутылка дорогого шампанского.

– Ого! – протянула Луизка. – По какому поводу бухать будем?

– Луиза!

– Предлагаю выпить за наш начавшийся ремонт, чтобы он поскорее закончился.

– Как же, ждите, закончится он быстро, да вы рабочих-то видели? – Ангелина Дормидонтовна презрительно хмыкнула. – Они ж чистой воды алконавты, будут возиться до скончания века.

– Это солидная фирма, мама, не переживайте.

– Он будет мне рассказывать! К тому моменту как они сделают ремонт, я буду на кладбище лежать.

– Ну что ж, нам будет вас не хватать.

– Знаете, Павел Николаевич, поберегите свой юмор для другого случая, я смотрю, вы сегодня разошлись.

– Мне можно капельку шампанского? – подал голос Артем.

– Если только капельку.

– Здрасьте, приехали, – Ангелина показала внуку фигу, – еще не хватало – ребенка спаивать.

– Ничего не спаивать, – пробурчал Артем, – Сережке Абдулову родители разрешают выпить немного шампанского.

– Я тебе сколько раз говорила, не водись с ним! Он плохой мальчик, и отец у него дурак.

– Ба…

– Что – ба, дружи лучше со Стасиком Пучковым, очень… очень положительный паренек.

Поймав удивленный взгляд дочери, Ангелина Дормидонтовна невозмутимо продолжила:

– Ну и что, если Стасик ходит в школу для дураков? Зато какой вежливый, всегда вам – здрасьте, до свидания и улыбается постоянно.

– Он, кроме этих слов, ничего не знает.

– Умные, я погляжу, очень собрались. Ну и пейте тогда за свой ремонт, а я отказываюсь.

– Ура! – закричала Луиза. – Бабке не наливать, нам больше достанется.

Увидев перекошенное лицо матери после заявления внучки, Рита быстро спросила:

– Слушай, Катка, ты сказала, что была на съемках, расскажи, на каких?

– Вау, на съемках? Кат, где снимаешься, надеюсь, не на Тверской?

– Луизка!

– Шутка.

– За такие шутки при Сталине тебя бы расстреляли.

– Ба, отдохни.

– Понимаете, ну… в общем, я снялась в малюсеньком эпизоде в сериале.

– Круто, – Луиза закатила глаза, – всегда мечтала стать актрисой!

– Едрит меня в Мавзолей! – У Ангелины отвисла челюсть. – В сериале? Это что ж, решила заделаться актрисой? Так сказать, новоявленная Звезда Иванна?

– Мама, помолчи, Катуш, а как тебе удалось попасть на съемку?

– Таня Карпова… – Копейкина осеклась: перед ее глазами возникла утренняя сцена на площадке.

– И какой сериал? – с интересом спросила Ангелина, считающая себя спецом по теленовеллам.

– «Святые грешники».

– Еперный театр, век мне Ленина не видать! Это ж мой любимый сериал, ни одной серии не пропустила. Ты, значит, и Серебрякову видела? – оживилась старуха.

– Видела.

– И Любомира?

– Ага.

– Мать моя, Надежда Крупская! Каточка, какая же ты счастливая, видно, в рубашке родилась. Живо рассказывай в мельчайших подробностях, как там дела на съемочной площадке?

– Ничего особенного: суета, крики, беготня.

– Я сейчас закричу! Разок бы взглянуть на них живьем, а потом и помереть не жалко.

Павел усмехнулся:

– Ангелина Дормидонтовна, так в чем проблема, это можно устроить, ради такого случая я лично могу отвезти вас на съемку.

– Я с хамами не разговариваю.

– Кат, а правду говорят, что Серебрякова делала пластическую операцию? – спросила Марго.

Не успела Копейкина открыть рот, как Ангелина проревела:

– Все брехня! Ничего она не делала! Это люди из зависти придумали, она и так красива, как розочка майская, картиночка!

– Да ты че, ба, ты ее без грима видела? Она страшна, как смертный грех.

– Неправда!

– Я сама видела фотку в журнале.

– Ты сама лучше заткнись! На тебя саму утром смотреть страшно. Каточка, у меня маленький вопросик.

– Задавайте.

– Не могла бы ты узнать у них насчет билетов?

Рита закрыла глаза руками, Луизка хихикнула.

– Билеты?

– Понимаешь, в двадцать седьмой серии застрелился Антон Евдокимович, помнишь его? Он играл мерзавца Смирнова, чем-то на нашего Павла Николаевича похож.

– И?

– Перед самоубийством мужик купил билет на Каралы…

– Канары.

– Неважно! Когда мерзавец понял, что его разоблачили и вот-вот должны арестовать, он застрелился. Представляешь, прямо на персидском ковре, мать его так! Не мог два шага в сторону сделать, урод! Когда я эту серию смотрела, пузырек сердечных капель выпила.

– Настолько сильно вам нравился мерзавец Смирнов?

– Бог с тобой, он же негодяй, каких свет не видывал. Переживала по поводу ковра, это ж каким бездарем надо быть, чтоб такой ковер дорогой испачкать.

– А при чем здесь билеты?

– Так денег бешеных стоят, поэтому ты узнай, успели их обратно сдать или пропали денежки?

Копейкина попыталась скрыть улыбку.

– Ба, ты ваще, не въезжаешь, какие билеты – это кино!

– В кино все как в жизни! – стояла на своем Ангелина.

– Хорошо, я узнаю.

– Эх, хорошо сидим, жаль, шампанское закончилось.

– Вам бы, Павел Николаевич, только и пить, постесняйтесь людей, а еще строите из себя умного.

– Строю, не строю, а до вас, мама, мне далеко: ковер… билеты… это вы у нас в семье самая умная.

– Риточка, я не поняла, он опять издевается?

Марго промолчала.

– Кат, а можно мне завтра поехать с тобой? – У Луизы горели глаза.

– Я не знаю, пустят ли тебя…

– Что значит – поехать, а в институт кто пойдет?

– Я не иду на первую пару.

– С какой стати?

– У нас культурология.

– И что дальше?

– Да ну, даже говорить не хочется. Там препод – полный дебил, я ваще не врубаюсь, как его допускают учить студентов? Ну, даун стопроцентный. Прикиньте, вызывает меня к доске и спрашивает – кто такой Гомер?

– Ну?

– Я ему отвечаю: Гомер – это придурок один, по телику каждый день его показывают. А он в крик: «Как вы смеете, да вы знаете…» Ну, не урод?

– Круто! – оживился Артем. – Вы что, в институте про Симпсонов проходите?

– Да я сама в шоке, вроде серьезный предмет, а спрашивает всякую муть, он бы еще про Бивиса и Бадхеда спросил.

– Луизка, ты так и ляпнула – про Гомера?

– Да, а че?

– Он не про того Гомера спрашивал, – Марго смотрела на дочь, не понимая, в кого та пошла «умом».

– Не въезжаю, че, еще один мультик начался?

– Луиза, поздравляю, – засмеялся Павел, – ты вся в бабушку… два сапога пара!

– Павел Николаевич, закройте свою буржуазную хлеборезку, – Ангелина Дормидонтовна встала и вышла из кухни.

– Ничего себе бабка выдала!

Марго начала убирать со стола.

В десять часов Катарину разморило, с трудом добравшись до кровати, она уронила голову на подушку и мгновенно погрузилась в забытье. Из объятий сладкого сна ее вывел тихий голос Луизы.

– Кат… Кат, ты уже спишь?

– А… что… Луиза, в чем дело?

– Ты спала?

– А ты как думаешь?

– Извини, я что, собственно, пришла, хотела спросить… правда, что Круглов… голубой?

Копейкина так и застыла.

– Луиз, ты лаком для ногтей надышалась?

– Но ведь в газетах пишут, и женат он ни разу не был.

Катарина вспомнила утреннюю сцену в гримерке, невольной свидетельницей которой она стала. Судя по тому, как страстно Круглов целовал Татьяну, его сексуальная ориентация была в полном порядке.

– Я тут недавно читала в одной газете…

Из ванной послышался голос Ангелины Дормидонтовны:

– «Артиллеристы, Сталин дал приказ…»

– Что с ней?!

– Обычное дело, – Луиза махнула рукой, – бабка всегда, когда моется, поет подобные песни, если честно, уже заколебала, хоть на стенку лезь.

– «Артиллеристы!..» – неслось из ванной.

– Это еще цветочки, ты посмотрела бы, как она ночью вскакивает каждый час с криками: «За Родину, за Сталина, за мою корову Зорьку, оторвем фашистам бошки».

– И долго она обычно моется?

– Ну… минут сорок – час.

– И всегда поет?

– Точняк.

Катарина зевнула.

– Луиза, я хочу спать, завтра поговорим.

– Так как насчет Круглова?

– Не говори ерунду!

– Но газеты…

– Ты больше верь газетам, лучше книги хорошие почитай.

Фыркнув, Луиза покинула спальню.

Натянув одеяло до подбородка, Катка закрыла глаза. Надо ж такое придумать: Круглов – голубой! СМИ в своем репертуаре. Ката лишний раз убедилась, как нелегко живется актерам: любой норовит обвалять в грязи, найти темные пятна в биографии, оклеветать, вытащить наружу старое белье. Очевидно, от процесса создания вранья некоторые получают ни с чем не сравнимое удовольствие.

Взять ту же Серебрякову: только ленивый не очернил Лилиану. Пресса в подробностях расписывает ее порочную жизнь и несносный характер, а на поверку актриса оказалась обычной женщиной, которой абсолютно не подходит ярлык «сука», навешенный на нее журналистами.

Благодаря бесцеремонному приходу Луизки сон улетучился. Таращась в потолок, Катка с грустью констатировала, что с завтрашнего дня у нее начнется другая жизнь. Она непременно должна выяснить – почему, а главное, кто отправил на тот свет Танюшу Карпову? Первый шаг сделан: находясь при Лилиане, Копейкина сможет ближе познакомиться с людьми, среди которых долго вращалась ее, уже покойная, подруга.