Текст книги "Цветущий бизнес"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Я свернула, зарулила и остановилась.

– Иди, – скомандовала Людмила.

– А ты?

– Буду ждать в машине.

– Хорошенькое дельце, – возмутилась я. – До этого речь шла о кафедре.

– Какая разница? – рявкнула Иванова из чего я сделала вывод, что ей жутко не терпится увидеть своего Моргуна. – Тебе же лучше. Ты не знаешь еще что такое пьяный мужик. Не рассчитывай, что он кинется выполнять все твои прихоти. Дай бог хотя бы вытащить его из подъезда.

Только сейчас я поняла на что иду и задумалась. Заметив мои сомнения, Иванова сообразила, что переборщила поспешила добавить:

– Он смирный, это я так, для общего обзора.

Я нехотя полезла из машины.

– Второй этаж, пятая квартира, – крикнула мне вслед Иванова.

Взлетев на второй этаж я нажала на кнопку звонка и прислушалась. За дверью раздавался детский заливистый плач. Предположить, что эти звуки издает Моргун было крайне сложно, и я усомнилась туда ли попала, не перепутала ли Иванова адрес. Собираясь вернуться к машине, я уже сделала несколько шагов к лестнице, но дверь распахнулась и раздался вопрос:

– Вам кого?

Я растерялась и залепетала:

– Этого… как его… Моргуна Ефима Борисовича могу я увидеть.

На меня смотрело прелестнейшее создание: носик пуговичкой, бровки дужками, глазки чистейшей голубизны, пунцовые губки гузкой и все это в ореоле пепельных кудряшек.

“Точно ошиблась адресом,” – подумала я, но создание с виноватой улыбкой отступило назад, приглашая меня войти.

– Видеть можете, а поговорить вряд ли, – шепотом сообщило оно.

– Почему? – так же шепотом спросила я.

– Он, простите, пьян. Вы с работы?

Я замялась, но тут же нашлась и прошептала:

– В некотором роде да.

Создание протянуло свою маленькую (словно игрушечную) ручку и представилось:

– Вера.

– Очень приятно, – поделилась я впечатлением, осторожно прикасаясь к ее ладошке. – Меня зовут Софья Адамовна, можно просто Соня.

Наше чинное знакомство было прервано. Входная дверь распахнулась и на пороге появилось второе создание. Точная копия Верочки, но сильно расплывшийся и изрядно побитый временем вариант. Я сообразила, что это Зинка, жена Моргуна.

– О, уже пришли? – радостно спросила она, увидев меня. – Идите на кухню.

Я покорно побрела.

– Мама, это с работы отца, – услышала я за своей спиной шепот Верочки.

– Ах вот как, а я думала вы из страховой компании, – разочарованно протянула Зинка, но страшный грохот лишил меня возможности узнать ее мнение на сей счет.

Зинка сломя голову рванула вглубь квартиры и спустя секунду до меня донесся ее истошный вопль:

– Что же ты делаешь, негодяй! Негодяй! Не выводи меня!

Я вопросительно посмотрела на Верочку, покрывшуюся красными пятнами стыда.

– Он бьет ее что ли?

– Нет, что вы, просто хочет выйти на улицу, а она его не пускает.

То, что Моргун рвется на улицу устраивало меня больше всего. Уж Иванова-то сумеет его перехватить и затащить в машину. Главное нейтрализовать Зинку. Узнав у Верочки ее отчество, я завопила:

– Зинаида Леонидовна! Зинаида Леонидовна! Можно вас на минутку?

Раскрасневшаяся и возмущенная она выглянула из комнат, после чего страшный грохот повторился и опухший Моргун вырвался на волю. Он стремительно пересек коридор, распахнул дверь и был таков.

Зинка всплеснула руками.

– Ну вот, – с горечью пожаловалась она, – нет больше сил, – и, глядя на Верочку, добавила: – Ищи его теперь сама, а я на работу опаздываю.

Схватив сумку, она выбежала следом за Моргуном. Я растерялась. Представив как Иванова тащит Моргуна в “Хонду”, а Зинка застает ее за этим неприличным занятием, я даже струхнула. Выходить из квартиры не было никакого желания. Я конвульсивно искала повода остаться, но в это время раздался истеричный плач младенца.

– Проснулся! – крикнула Верочка, всплеснула руками и бросилась в комнату, я за ней.

На диване лежал полугодовалый ребенок и вопил из последних сил. Верочка схватила его на руки и, беспощадно затрясла.

– Вы не поможете мне? – громко, стараясь перекричать младенца, спросила она.

– Охотно, – воскликнула я, не соображая какой опасности себя подвергаю.

Верочка сунула ребенка в мои руки и, крикнув “я сейчас”, выскочила из квартиры. Младенец завопил, как резаный. Не могу передать свой испуг. Казалось, он вот-вот испустит дух прямо в моих руках. Или у него развяжется пупок. Воображение мое разыгралось не на шутку, и я помчалась за Верочкой.

Когда мы с орущим младенцем вынеслись на улицу, во дворе стояла пустая “Хонда” и не было признаков Зинки и Моргуна. Несколько соседок стояли у подъезда с открытыми ртами.

– В парк, в парк, – замахали они руками, видимо указывая мне направление маршрута участников гонки.

Прижимая ревущего ребенка к груди, я помчалась в парк. Там я увидела трогательную сцену: изрядно помятый Моргун в обществе профессионального алкоголика чинно опохмелялся на цветочной рабатке. На алкоголике был ярко-оранжевый женский свитер, заплатанные на коленях короткие спортивные штаны и туфли на босую ногу. Он опохмелялся стоя. Из кармана штанов торчало горлышко бутылки. Моргун сидел на краю рабатки, аккуратно приподняв край плаща. На расстеленной перед ним газете лежали крупно нарезанная ливерная колбаса, маленький соленый огурчик и стоял пустой стакан.

Ни Иванова, ни Верочка в поле моего зрения не попали. Ребенок внезапно успокоился и заснул, чему я была несказанно рада. Это давало возможность отправиться на контакт с Моргуном. Я уже приготовила приветственную речь и собралась с чувством ее произнести, но кто-то остановил меня, вцепившись в мою руку. Это была Верочка.

– Погодите, – прошептала она, – пускай он допьет бутылку.

Она предлагает мне с ребенком на руках стоять посреди парка, смотреть на алкоголиков и ждать пока они напьются?

– А в чем, собственно, дело? – с некоторым раздражением поинтересовалась я. – Почему нельзя прямо сейчас?

– Сейчас он агрессивен и вряд ли с нами пойдет. Надо подождать.

“О, Боже, какие сложности. Может мне еще самой пойти налить ему в стакан?” – подумала я, осторожно перекладывая ребенка с одной руки на другую.

Но в этот миг откуда ни возьмись вылетела Иванова и, как коршун, набросилась на безмятежного Моргуна, не дожидаясь, пока он допьет бутылку. Моргун спасовал, растерялся, залепетал какую-то чушь, перемежая ее словами “случайно” и “проходил”. Иванова под шумок куда-то его потащила.

– Кто эта мегера? – спросила я, не желая обнаруживать наше знакомство.

– Разве вы не знаете? – удивилась Верочка. – Это же профессор Иванова из Москвы.

– Я с другой кафедры, меня попросили.

– Значит вам доверяют. Да, папу все любят и покрывают как могут, но долго так продолжаться не может. У него есть и враги. Ой, простите, сгоряча я всучила вам своего Дениску. Давайте его сюда.

Я посмотрела на Верочку, такую маленькую, почти девчонку, прикинула расстояние от парка до дома и сказала:

– Не надо, мне не тяжело. Но куда эта Иванова потащила вашего отца?

– Видимо на Садовую.

– Зачем?

– Там легче поймать такси.

“Вот предательница, – с обидой подумала я, – бросила меня с “Хондой” и поволокла Моргуна сама. Как понять эту Иванову? Это же поток сознания.”

– И часто она его так таскает?

Верочка грустно усмехнулась.

– Бывает. Вы кофе хотите? – без всякого перехода спросила она.

– Не откажусь.

* * *

Кто бы мог подумать, что я буду сидеть на кухне у Моргуна, (в логове врагов моей Ивановой) пить кофе и вести приятную беседу с его дочерью. Верочка совершенно очаровала меня. Простота, с которой она делилась своими секретами, подкупала. Такая простота естественна для подростка, но когда девушка двадцати пяти лет открывает душу первой встречной, я делаю вывод: она несчастна.

Да, Верочка очень несчастна. Из ее рассказа я поняла, что бедняжка любит мерзавца, который обманывает ее. Верочка отдала ему пять лет своей молодости и бог знает сколько отдаст еще. Еще не скоро она поймет кто на самом деле ее принц. От безумной любви она наделила этого подлеца благородными качествами и во всех своих неприятностях винит лишь его жену.

Сердце мое разболелось от жалости, но я точно знала: с пылким презрением Верочка отвергнет мой тяжелый жизненный опыт, скажи я хоть слово против ее принца. И я оставила свое мнение при себе.

За короткий срок мы стали подругами и даже обменялись телефонами и адресами. Минуты откровения лишили меня бдительности, и я без всякой задней мысли чиркнула в записной книжке Верочки свои московские координаты.

Не смогу передать выражения ее лица.

– Так вы тоже из Москвы?

Пришлось во всем признаться. Это ее растрогало чрезвычайно. Она принялась расхваливать Иванову, клялась, что не держит на нее зла, хоть и знает об этом романе с детства.

– Сначала я осуждала и ненавидела ее, – призналась Верочка, – но теперь, когда в такое же положение попала сама, я вижу как много она делает для папы. Теперь я уважаю ее и даже люблю. Если бы не Людмила Петровна, отца давно бы выгнали с работы. Хотя я была бы этому только рада. Зачем отдавать свои мозги в дешевую эксплуатацию, когда за них можно получать бешеные деньги. Но Людмила Петровна и отец – люди других принципов. Им присущи иные ценности.

“Зачем Ивановой понадобилось устраивать целый спектакль с проникновением в дом Моргуна, когда она может спокойно прийти сюда и чуть ли не остаться жить, так здесь ее любят и благодарят,” – подумала я.

Верочка глянула на часы и вскрикнула:

– Ой, пора домой. Мама, как обычно, позвала меня на помощь, и я бросила все свои дела.

– Могу подвезти, – предложила я.

– Буду очень благодарна, только соберу Дениса. Я быстро, – и Верочка бросилась в комнату к спящему ребенку.

Я вспомнила, что Власова ждет моего звонка и крикнула ей вслед:

– Можно от вас позвонить?

– Конечно, телефон в прихожей.

Телефон оказался в очень разобранном состоянии. Не знаю, как удавалось им пользоваться хозяевам квартиры, но у меня ничего не получилось. Об этом я и сообщила Верочке.

– Сейчас помогу, – сказала она, появляясь в коридоре с Денисом на руках. – Какой номер?

Я назвала номер квартиры Власовой и тут же почувствовала, что произнесла нечто неприличное, так изменилась в лице Верочка. Она побледнела и испуганно уставилась на меня.

– Давайте подержу ребенка, – предложила я, чтобы замять неловкость.

– Спасибо, не надо, – отрезала Верочка.

Меня поразила такая перемена.

– Ну что же вы, вам же тяжело, – промямлила я, не зная как вести себя дальше. – И трудно набрать одной рукой номер; телефон немного поломан.

Видимо мой лепет был убедителен, потому что Верочка передала Дениса мне. Она поспешно набрала номер и, протянув трубку, зло сказала:

– Говорите.

Я начала говорить. Тата набросилась на меня с упреками. Ей, видите ли, надоело ждать. Я пообещала, что буду через час и повесила трубку. Верочка смотрела на меня в упор.

– Кому вы звонили? – спросила она, поражая бестактностью.

За короткое время девушка эта зарекомендовала себя совсем с другой стороны, и теперь я гадала откуда такие перемены, но на вопрос ответила:

– Своей школьной подруге.

– Власовой?

“Надо же, оказывается Тата не захотела менять фамилию,” – подумала я и сказала:

– Да, Власовой, но в чем дело?

И тут Верочка меня ошеломила.

– Дело в том, что Власова мой враг! – с патетикой воскликнула она. – И, выходит, я открывала душу как раз тому, от кого должна бы держаться подальше.

Я быстренько вспомнила, что у добрячки-Верочки всех-то врагов: старая грымза жена принца.

“Так значит старая грымза и есть моя Тата, – осенило меня, – а ребеночек, с которым я бегала в парк, – сын ее мужа. Везет мне на открытия!”

Глава 9

Мне удалось убедить Верочку, что Власова не столь мне близка, чтобы я жила ее болью. После этого Верочка позволила себя подвезти.

– Мы вообще не виделись двадцать лет и лишь вчера повстречались, – пояснила я, открывая дверцу “Хонды и пропуская ее с ребенком. – А что касается нашей дружбы, то это сильно сказано. Я всегда, еще со школы, недолюбливала Власову за неискренность и подхалимаж.

– Такой же подхалимкой она осталась и сейчас, – обиженно поджимая губки сказала Верочка. – Видели бы вы как она вьется вокруг мужа, мед и патоку источает, а сама его ненавидит.

Порядочность мне не чужда и потом, в мои планы вовсе не входило обсуждать Власову, да еще с ее соперницей, но было очевидно, что скатилась я именно к этому. К дому Верочки я подъехала с легким чувством вины перед Татой.

– Вы поможете мне поднять вещи? – спросила Верочка, вытаскивая сумку с детской одеждой.

– Да, конечно, – согласилась я, ловя себя на ощущении вины и перед ней.

Трудно было справиться с возникшей, вдруг, потребностью сделать этой девушке что-нибудь приятное.

– Вы любите цветы? – спросила я, вспомнив про Масючкины герани.

Верочка улыбнулась.

– Очень.

– Тогда смотрите, – и я открыла багажник.

Несколько коробок были раскрыты, и Верочка охнула от удовольствия.

– Какая прелесть, – сказала она, – особенно те, белые, да и красные очень хороши, и розовые.

– Я подарю вам всех цветов: и белых, и розовых, и красных, и малиновых, и даже абрикосовых.

– Ой, спасибо. Поставлю их в своей спальне. А как же мы все унесем?

– В несколько заходов, – рассмеялась я, радуясь своей доброте.

Скромная двухкомнатная квартирка Верочки поражала уютом. Мы занесли герани в спальную и расставили их на подоконнике. Получилась целая клумба.

– Вы долго будете в Ростове? – спросила она.

– Не знаю, но в ближайшие дни уезжать не собираюсь, – ответила я, подумав о таинственном доме.

– Заходите ко мне. Я почти всегда дома. Телефон и адрес вы уже знаете.

Я поняла, что этой взрослой девочке очень не хватает тепла и любви.

– Конечно зайду, обязательно зайду.

* * *

Власова была сильно не в духе. Она сердито отчитала меня, и я сразу сообразила, почему она не хочет жить в Москве. Там она абсолютно незначительная фигура, в то время как здесь ей все подвластны и многое доступно.

– Знаешь что, Власова, – грозно сказала я, – прекрати орать, тебя тут никто не боится. Я только что видела любовницу твоего мужа и должна сказать: тебе до нее далеко. Она молода, красива и очень мила.

Тата буквально окаменела. Застыла на всем скаку своей ярости, открыв рот, вздернув брови и выпучив бесцветные глаза.

– Единственное качество мешает ее счастью, – не без чувства удовлетворения продолжила я. – Даже два качества: доброта и исключительная порядочность. Не будь этих качеств, ты бы не разъезжала сейчас в “Бентли”, а не знала бы чем прикрыть свой тощий зад. И была бы ты человеком самым несчастным, потому что тот глист, который в тебе сидит, привык очень хорошо питаться.

– Ты видела ЕЕ? – спросила Тата не приходя в себя.

– И даже с ней подружилась. В ее спальне теперь клумба из гераней, подаренных мной. Кстати, ты любишь герани?

Чем бросать их на остановке, я решила пристроить цветочки в хорошие руки, но Тата разочаровала меня.

– Терпеть не могу комнатные цветы, – с гримасой отвращения сказала она и пояснила: – Их постоянно надо поливать.

– Вот видишь, тебе не хочется тратить себя даже на цветы, о каком же муже тогда идет речь? Его тоже постоянно надо “поливать”.

– Поливаю.

– Чем? Помоями? Небось из подлецов и мерзавцев не выходит. Сбежит он от тебя, обязательно сбежит, причем в самое короткое время. Я видела его сына и даже держала его на руках. Прелестный малыш.

К моему огромному удивлению Тата смотрела на меня вовсе не как на врага, хоть и имела к тому все основания. Она оправилась от шока первых впечатлений и была готова получать информацию. Я не стала скрытничать и выложила все, что знала, опустив лишь то, что Верочка несчастна, а ее любовник – подлец. Тата слушала, кусая губу и сузив глаза.

– Думаешь, он рискнет меня бросить? – спросила она, когда я иссякла.

– Уверена, что рискнет.

– Посмотрим, – с затаенной злобой произнесла Тата, явно на что-то решившись.

– Только не делай глупостей.

– Можешь не волноваться. Если я правильно поняла, ты знаешь адрес этой шлюхи.

– Нельзя оскорблять человека лишь на основании того, что он моложе и красивей.

– А узы брака в нашем обществе уже ничего не значат? Виват свободная любовь?

Слова Таты произвели должное впечатление. Совесть вгрызлась в меня, требуя справедливости.

“Неужели опять подвела чувствительность? – расстроилась я. – Неужели ввязалась в неправое дело? И что я за образец супружеского счастья, что учу эту горемычную как надо “поливать” мужей. Будто Богу не видно, как и чем я “поливала” своих. Да и Верочка, как она ни несчастна, позарилась на чужое, а стареющая Тата – жертва.”

Я внимательно посмотрела на свирепую жертву и мигом переменила мнение.

“Эта Тата еще даст копоти своим обидчикам. Боюсь, не забудет и про меня.”

Должна сказать, что беседа эта протекала во время поисков злополучного дома и сильно поискам этим мешала. Я начала нервничать. Симпатии симпатиями, но и о своих интересах забывать не стоит. Хотя, все мои интересы можно было охарактеризовать одним словом – любопытство.

– Слушай, Тата, я дам тебе адрес Верочки, но при условии, что ты бросишь все силы на поиски моего дома, – сказала я.

– Клянусь! – обрадовалась Тата. – Все силы брошу! Давай.

И я дала. Ну что тут поделаешь, уж такой я нехороший человек. Бываю иногда. Но справиться с собой никак не могу. Страсть как люблю сводить женщин в скандалы. Меня оправдывает лишь то, что не интригую и не ищу случая, а лишь удачно использую подвернувшийся момент. Не устояла перед соблазном и на этот раз, но как сильно наказал меня Бог. Знай я на какие страдания обрекаю себя, умерла бы, но адреса не дала б. Тогда же я думала лишь об одном: как бы посильней прищучить задаваку Татку. В том, что Верочка найдет для нее нужные слова, я не сомневалась.

Получив адрес, Власова приободрилась и бросила все свои силы на поиски. Она даже за руль села, чтобы отбиваться от гаишников, которые дружно высыпали на трассу. Ребятам очень хотелось заработать на конфеты детушкам, и они имели для этого все основания, поскольку ездила я без доверенности, но Власова совала им какое-то удостоверение, от которого бедолаги шарахались, как черти от ладана.

К пяти вечера стало смеркаться. Все поиски оказались бесплодными и на этот раз. Жутко голодные мы поехали в “Три кота”. Тата долго уговаривала меня остаться в клубе и дождаться мужского стриптиза, но я, обремененная чувством долга перед Ивановой и Масючкой, была неумолима.

– Тогда и я не останусь, – сказала она. – Сегодня поеду домой.

– Будешь готовить поучительную речь для любовницы своего мужа? Или ты всегда готова? – съязвила я, ни на секунду не сомневаясь, что рано утром Власова уже будет там.

Она и сегодня отправилась бы на расправу с Верочкой, но вечером слишком велика опасность застать ее в объятиях собственного мужа.

Обнаруживать измену мужа действительно слишком опасно, если, конечно, не хочешь его потерять. Умные женщины так не поступают, а Тата никогда не была дурой.

– Мой муж в командировке, – с достоинством ответила она.

– Нормальное мужское состояние. Осталось выяснить в каком месте проходит эта командировка, – не удержалась от сарказма я. – Не удивлюсь, если в объятиях все той же Верочки.

Зря я так зло шутила, зря подливала масла в огонь. Опасно унижать униженного. Позже пришлось мне об этом жалеть, тогда же я думала по-другому и допекла-таки Тату до того, что она, не дожидаясь конца ужина, вызвала свой “Бентли”, и мы распрощались.

– Звони, – крикнула она мне вслед. – Завтра продолжим поиски, я же обещала.

– Когда звонить? – спросила я.

– Когда захочешь. Мобильник всегда со мной.

Глава 10

Я поспешила на дачу. Не терпелось поделиться впечатлениями с Ивановой. Всю дорогу сочиняла сценарий нашей сокровенной беседы, но на даче меня ждал сюрприз. Иванова в обществе Моргуна и Катерины сидела за правильно накрытым столом и горланила песню своей юности. Катерина старательно подпевала дискантом. Текст они выбрали тот, который был ближе их сердцам. Моргун, сидя рядом, изгонял печаль стаканом и, потирая ручки, приговаривал: “Очень хорошо, очень хорошо,” – явно подражая Ивановой.

Завидев меня, компания выразила бурную радость и жестами, не прекращая орать, пригласила меня присоединиться.

– Надо только выучиться жрать! Надо быть спокойным и упря-ямым, – басом выводила Иванова.

– Что б, порой, от жизни получать все свои законные стогра-аммы! – звонко надсаживалась Катерина, кивая на стол.

– Надежда! Мой компас земной! – тут уж примкнул и Моргун, да грянул так, что уши заложило. – А бутылка – награда за сме-елость! А песни довольно одной, что б только о водке в ней пе-елось!

Да, хороши, нечего сказать.

Руки мои сами уперлись в бока, глаза заметали и молнии и стрелы. Да и как тут не разгневаться, когда эта спасительница Иванова сидела на стуле еще более косо, чем спасаемый Моргун. А песня? Что за пошлость! Слышали бы их студенты.

– Значит курс лечения в полном разгаре, а пациент в двух шагах от выздоровления? – спросила я у Ивановой, кивая на “больного”. – Если так и дальше пойдет, лечить придется двоих. – Но взглянув на Катерину, я вынуждена была добавить: – Нет, троих.

– А в чем, собственно, дело? – нечетко выговаривая буквы, поинтересовалась Иванова. – Мы и тебе нальем. Борисыч!

– Нет уж, увольте, – отказалась я и под мат Ивановой удалилась в свою комнату.

Всю ночь Иванова, Моргун и Катерина без устали драли горло. Я выслушала весь блатной ростовский репертуар и засыпала под “ударили Сеню кастетом по умной его голове”, а утром не получила своего утреннего кофе. Это было так удивительно, что я пролежала в постели лишние полчаса, в надежде, что Иванова очнется и исправит ошибку.

Иванова не очнулась, и я отправилась в ее комнату. Ох, лучше бы я этого не делала.

Фу! Более развратной картины не видала я в своей жизни. Иванова и Моргун лежали на кровати прямо в одежде, как два голубка, обнявшись и соединившись лбами.

Профессора, пожилые заслуженные люди, Моргун так и вовсе женат, старик, и внука имеет, а до чего допился.

Стыдно стало за них, и я ушла к Катерине, но и там меня ждали неприятности. Вчерашняя попойка не прошла бесследно. Если для Моргуна и Ивановой попойка завершилась идиллией, то счастливая семейная жизнь Катерины явно шла под откос. В столовой, где я собиралась сытно позавтракать и выпить, наконец, чашечку кофе, разразился настоящий скандал.

Виктор метался из угла в угол и в живописной форме выражал свое отношение к пьянству жены. Еще не совсем трезвая Катерина, сидя в замызганном халате, с распущенной грудью и с перевязанной головой, вяло оправдывалась. Она стонала, охала, закатывала глаза и была совершенно непригодна для приготовления сытного завтрака. Чтобы не мешать Виктору в его праведном гневе, я на цыпочках вышла из дома, выкатила из гаража “Хонду” и отправилась в Ростов.

По дороге остановилась в кафе, слегка позавтракала, выпила кофе, наконец, и позвонила Власовой. Мне сразу не понравился ее голос: была в нем какая-то сумасшедшая растерянность. Раз десять она переспросила я это или не я.

“Значит разговор с Верочкой уже состоялся, – не без злорадства подумала я. – Видимо неплохо она задала нашей Таточке жара.”

– Ты уже была у счастливой соперницы? – поинтересовалась я.

– Да была, – дрожащим голосом ответила Власова, шмыгая носом.

Я изумилась, потому что уверена была: Власова даже истерику мужу закатывает красиво, она все делает красиво, а тут, вдруг, шмыгает носом.

“Что за манеры? – подумала я. – На нее это не похоже. Или плачет она? Или вовсе чокнулась? Да, здорово ее вышибло из равновесия. Ай да Верочка! Браво! Вот она, наша молодежь!”

– И как поживает твоя соперница? – скрывая радость, спросила я, и в шутку добавила: – Надеюсь, она еще жива.

– В том-то и дело, что нет, – простонала Власова.

Где мое хваленое чутье, где эта легендарная интуиция? В то время, когда все признаки говорили о случившейся беде, я как ни в чем не бывало развивала светскую беседу и вопрос задала таким беззаботным тоном, что до сих пор стыдно.

– Что ты имеешь ввиду? – беспечно поинтересовалась я, однако Власова повела себя странно.

– Соня! Соня! Срочно приезжай! Ты одна можешь меня спасти! – завопила она и вот тут-то во мне проснулась интуиция.

Сложно передать чувства, охватившие меня. И страх, и тревога, и вина, – все перемешалось.

– Ты где? – закричала я, забыв, что сижу в кафе и привлекаю к себе внимание.

– У Моргун.

“Моргун? Какой Моргун? При чем здесь Моргун? Он же милуется с Ивановой. Боже! Да это же Верочка! Верочка Моргун, его дочь.”

– Что с ней? – падая духом спросила я.

– Она мертва, – всхлипнула Власова. – Соня, миленькая, приезжай.

* * *

Во дворе Верочкиного дома было пусто, как и в прошлый раз. Власовой не было и следа. Я не стала разыскивать эту истеричку, а сразу помчалась в квартиру Верочки. Как сумасшедшая давила на звонок; не хотелось верить, что хозяйка мертва.

– Власова, открой! – завопила я, когда звонить надоело.

“Куда она делась? Во дворе ее нет, значит здесь,” – и я принялась молотить в дверь ногой.

От третьего удара дверь распахнулась. Я испугалась и шарахнулась в сторону, но потом медленно приблизилась к порогу, постояла, с опаской крикнула в глубь квартиры:

– Эй, есть кто живой?

Вопрос, конечно, идиотский, учитывая сообщение Власовой. Но мне ответили, только не из квартиры, а с лестничной площадки.

– Вы к Верочке? – спросила приятная на вид старушка с ридикюлем в руках.

От ее вопроса я подпрыгнула и завизжала, так велико было напряжение, но найдя старушку симпатичной и безобидной, тут же взяла себя в руки и с милейшей улыбкой ответила:

– Да, к Верочке, но дверь почему-то открыта, а хозяйки нет, даже страшно входить.

Старушка участливо качнула антикварной шляпкой с фиалками и обласкала меня прелестной старушечьей улыбкой. “Боже, как она мила, – подумала я. – Еще милей Верочки. В этом доме, наверное, специально собрали всех миляг.”

– Вы заходите, не бойтесь. Собаки у Верочки нет, а сама она мусор во двор понесла. Наш дом без мусоропровода.

“Ну и сволочь этот муж Власовой, – внутренне возмутилась я. – Не мог уже купить любовнице квартиру с мусоропроводом.”

– Ах, – вздохнула старушка, – корю Верочку корю, а она все равно дверь не закрывает. В нашем подъезде живут очень хорошие, а потому бедные люди, но надо поставить домофон. Времена сейчас неспокойные. Так выскочит с мусором на улицу, а в квартиру-то вор и шмыг. – Старушка оживила свою симпатичную улыбочку и, словно спохватившись, махнула рукой, качнула шляпкой и спросила: – А который теперь час?

– Без десяти одиннадцать, – ответила я.

– Эээ, деточка, это я заболталась. Побегу, а то опоздаю. А вы проходите, не стесняйтесь, Верочка сейчас прийдет.

И она, прижимая ридикюль к груди, засеменила по ступенькам вниз. Ободренная старушкой, я вошла в квартиру, пересекла коридор, заглянула в зал, вошла в спальную… и обмерла.

Верочка лежала на кровати. Она спала и в своем сне была похожа на ребенка, на маленькую девочку. Я залюбовалась. В обрамлении кружевных подушек и с цветущими геранями за головой она была прекрасна. Глупо было будит и просить закрыть за мной дверь. Я развернулась на каблуках и собралась уходить…

Легкий скрип насторожил меня. Резко обернувшись, я нос к носу столкнулась с крадущейся Власовой и поняла: мой визг на лестничной площадке был лишь легкой разминкой. Он не шел ни в какое сравнение с тем, что я воспроизвела на этот раз. Власова не стала мешкать. Мой ужас передался ей, и она с большой охотой присоединилась, не уступая мне ни в чем: ни в высоте ни в силе голоса.

Мы визжали настолько искренне, что и мертвый бы ожил, но Верочка не шевельнулась. Когда я осознала этот факт, так и застыла с открытым ртом. Застыла и замолчала, чтобы не заглушать работу мозгов. Власова тоже замолчала и тоже застыла с открытым ртом.

– Видела? – она кивнула на постель.

– Да-а, а что с ней? – прошептала я.

– Не знаю, но она еле теплая.

Я мигом пришла в себя.

– Как еле теплая?

– Еле теплая и все. Потрогай, узнаешь сама, – сказала Власова, противно шмыгая носом.

Я потрогала. Верочка действительно была значительно холодней, чем это принято у живых.

– Татьяна, признавайся, ты убила ее? – зашипела я.

– Почему обязательно “убила”?

– Потому что до встречи с тобой она здравствовала все двадцать пять лет, еще вчера цвела и умирать уж никак не собиралась. А теперь лежит безжизненная и холодная, и после этого ты станешь убеждать меня, что не имеешь к этому отношения? Признавайся, ты убила? – Я грозно топнула ногой.

Власова попятилась и, хаотично крестясь, плаксиво запричитала:

– Сонечка, миленькая, клянусь не я, клянусь не я. Я, как и ты, точно как и ты.

– Что как и я?

– Вошла и увидела. Потрогала – труп. Невообразимо испугалась, а тут звонок, мобильник-то всегда со мной, я тебя и позвала. До твоего приезда из квартиры не выходила. Забилась в чулан и помирала от страха. О-ооо! Что теперь буде-еет?!

Мне и самой хотелось знать: что будет, но еще больше, – что тут было.

– В милицию уже звонила? – спросила я, кивая на Верочку.

– Она? – бестолково хлопая ресницами, спросила Власова.

– Да не она, а ты, – разозлилась я.

Власова пришла в ужас.

– В какую милицию! В какую милицию! Я не для этого тебя вызывала!

– А для чего ты меня вызывала?

– Чтобы выйти из квартиры. Не могу выйти из квартиры. Меня заметят.

– Конечно заметят. Здесь живут люди, мы не в лесу. По лестнице бродят милые старушки.

Власова бухнулась на колени.

– Сонечка! Родная! Умоляю! Не губи! Помоги выбраться! У меня муж и положение!

Пришлось подивиться ее способностям. Даже на колени может, если надо. Высший пилотаж. Такая запросто убьет кого угодно.

– На твоего мужа мне плевать так же, как и на твое положение, – со всей присущей мне откровенностью заявила я. – Положение твое не завидное, а муж твой сволочь и жмот. Не мог сквалыга купить любовнице приличную квартиру, а еще лучше коттедж с отдельным выходом. Не пришлось бы тебе сейчас прятаться от соседей. И потом, что значит “помоги выбраться”, когда ты первая подозреваемая? – возмутилась я. – Не хочу быть соучастницей этого жуткого преступления.

– Какой соучастницей? Ты здесь не при чем.

– Спасибо, что сообщила, а то я уж и себя подозревать стала. Лучше скажи, как ты попала в квартиру, когда хозяйка убита?

Власова залилась слезами.

– Попала как и ты, через открытую дверь, – рыдала она. – А убита эта подлая или нет, не нам решать. Пусть разбирается милиция.

– Я не против.

– Только без нас. Не собираюсь разрушать свою жизнь из-за этой подлой.

Речи Власовой возмутили меня.

– Во-первых, не называй Верочку подлой, – закричала я. – О покойниках плохо не говорят, а во-вторых ты хорошенько осмотрела ее? Вдруг она еще жива?

– Она же холодная!

– Но нет никаких следов насилия.

– Правильно, может она просто умерла, – почему-то обрадовалась Власова.