Текст книги "Цветущий бизнес"

Автор книги: Людмила Милевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Как это просто умерла?

– А вот так, умерла и все. Во сне.

– Это в двадцать пять лет?

– Почему бы нет? Может Бог решил сделать мне подарок. За праведное поведение. Я в церковь хожу регулярно. И свечки ставлю, и молюсь…

– Еще регулярней ты ходишь в клуб глазеть на раздетых мальчиков, – сплюнула я. – А о чем ты молишься боюсь даже спрашивать. За это немало народу в аду сгорело.

– Молюсь о душе, чтобы ей было спокойно, – принялась оправдываться Власова.

Я видела, что она несет всякую чушь, но понимала, что и сама не лучше. Честно сказать, я растерялась. Не каждый день приходится общаться со свежими трупами, а решение надо принимать в короткий срок, причем нельзя ошибиться. Как тут поступить? Я воззрилась на Власову.

– Хорошо, что нам делать?

Она приободрилась.

– Пусть все останется как есть, а мы тихонечко выйдем. Бедняжке уже ничем нельзя помочь, а нам только лишние неприятности.

– Что же ты раньше не вышла? – удивилась я.

– Боялась. Соседей боялась. Вдруг увидят меня. Я в этом городе личность известная, а тебя не знает никто. Не страшно, если и заметят.

– Ага, будут потом искать по фотороботу. А если найдут? Что я им объясню? Нет, здесь надо подумать.

– Ну Сонечка, думай быстрей, не ровен час прийдут, – опять взмолилась Власова. – Можешь не сомневаться, Верочку твою живой я так и не увидела. Лежит труп и лежит, холодный уже, а мы тут при чем? Что плохого, если тихонечко уйдем? Подумай сама: вызовем милицию, поднимется вокруг моей семьи шумиха, и тебя и меня по допросам затаскают, а то и возьмут нас под стражу.

– Меня не возьмут, у меня железное алиби.

– А если возьмут одну меня тебе станет легче? Кто тогда тебе поможет искать тот дом?

Последний довод показался мне самым убедительным. “И в самом деле, – подумала я, – надо сматывать удочки. Верочку уже не оживишь, да и Власова вряд ли решилась бы на убийство.”

– Хорошо, – сказала я, – ты здесь оставайся, а я на разведку. Проверю, нет ли на лестнице соседей.

Подъезд был пуст и мы, прикрыв дверь квартиры, быстренько спустились вниз. Власова загрузилась в мою, точнее в Катеринину “Хонду”. Я лишь теперь обратила внимание на то, что во дворе не стоял ее “Бентли”. Мне это показалось подозрительным.

– А что это ты без своей машины? – выезжая со двора, спросила я.

– А ты хотела, чтобы мой “Бентли” мозолил глаза голодранцам-жильцам? Да они все, как один, знают кто любовник их соседки.

– Думаешь, твой муж открыто появляется здесь?

Власова засомневалась.

– Не знаю. Он мог и на дачу ее повезти, но там сейчас его брат.

– Что за брат? – заинтересовалась я. – Женат?

– Родной брат, не женат, живет за границей: то в Лондоне, то в Берлине, то Вашингтоне. В общем, мотается по всему свету. Занимается каким-то научным бизнесом. В Ростов приехал по делам. Муж поселил его на даче. Теперь вряд ли ему удобно ехать туда со своей Верочкой.

– Плохо знаешь мужиков, – с чувством превосходства заметила я.

Власова со мной не согласилась.

– Да нет, не те отношения. Брат младший. Мой Мазик относится к нему как к сыну, до сих пор воспитывает, жизни учит.

– И как? Научил?

– Даже слишком. Такой получился серьезный, лично мне противно. Заумный, нудный и жутко благовоспитанный. Мой Мазик в восторге, а я терпеть его не могу. Тошнит от его нравственности.

Услышав о нравственности, я насторожилась. “Заумный? Нудный? Благовоспитанный?”

Я потеряла к брату Мазика весь интерес и решила отдаться поиску дома. Смерть Верочки, конечно, впечатлила, но мне несчастная не очень близкий человек. Мы и знакомы-то были всего несколько часов, не бросать же свои дела.

Однако из поисков ничего не получилось. Несколько часов мы ездили по окраинам, но Власова была рассеянна, говорила в основном про Верочку, строила всякие предположения, убеждала меня, что нет никакого смысла связываться с милицией. Как будто я когда-нибудь была другого мнения. Работники милиции, это как раз то общество, которого я, как русский человек, всегда сторонилась. Власова же понимать этого не хотела и упорно развивала бессмысленную тему, пока я не взорвалась и не сказала:

– Послушай, Тата, не знаю насколько нуден брат твоего Мазика, но, по-моему, ты уже можешь составить ему конкуренцию. Ну разве не надоело тебе про ментов? Так любой сделает наоборот, из принципа.

– Мне надо выпить. Срочно, – заявила Власова, и мы поехали в “Три кота”.

Глава 11

Наш обед (с намеком на ужин) был великолепен. Тата с горя выпила лишнего и болтала без умолку. Верочка, естественно, снова была гвоздем программы. В конце концов мне стало тошно и тоже захотелось напиться. Я поделилась этим впечатлением с Власовой, и она пришла в восторг.

– Точно! Напьемся! Ах, как мы сейчас напьемся вдвоем! – закричала она так громко, что даже павлины нами заинтересовались.

– Вдвоем не получится, – усомнилась я.

– Почему?

– Ты уже напилась, а я за рулем.

– Черт с ним, с рулем, а мы вот возьмем и напьемся! Пусть нам будет хуже!

Последней мысли я не разделила и сразу же захотела домой. Ну, если не домой, то хотя бы на дачу к Катерине. Вдруг появилась настоятельная необходимость пообщаться с моей фундаментальной Ивановой, заразиться ее оптимизмом и уверенностью.

Торопливо распрощавшись с Власовой, я покинула “Три кота”, которые уже начали меня раздражать, поскольку создавали мне в этой жизни массу неудобств. Во-первых, Власова, где бы она не была, только и думала как бы завернуть в клуб и напиться. Это сильно мешало нашим поискам. Во-вторых, никогда и нигде я не чувствовала себя такой дурой, как в этом клубе. Самой настоящей дурой, хоть и сытой. Ну, а в-третьих, чтобы из этого клуба попасть на дачу Катерины, мне каждый день приходилось пересекать ночной город, в котором я и днем-то ориентировалась с большим трудом, так мало там выдающихся мест, да простят меня ростовчане, которые своим городом очень гордятся. Да и я бы гордилась, когда бы не имела склонности к разнообразию.

Впрочем, отцы города этой склонностью, наверняка, обладают и в полном объеме реализуют ее при постройке собственных особняков, но я не об этом.

К недостаточному количеству ориентиров добавлялось еще одно неудобство: отсутствие прав и доверенности на “Хонду”. Поэтому ехала я по ночному городу в большом напряжении, старательно избегая встречи с работниками ГАИ и пробираясь одними закоулками, освещение которых было на уровне позапрошлого столетия, то есть отсутствовало.

В таких условиях очень не сложно заблудиться, что я и сделала. Какое-то время я петляла, целиком полагаясь только на себя, но уперевшись в “спину” мрачного здания, решила прибегнуть к помощи местного населения. Кстати, с наступлением темноты местное население обнаружить не легко уже в нескольких шагах от центральной улицы, и шансы убывают по мере отдаления от нее. Учитывая это, несложно представить мое ликование при встрече с аборигеном. Он в задумчивости стоял возле роскошного автомобиля и курил сигару. Я с шиком подкатила к нему и с еще большим шиком затормозила, всей душой радуясь, что еще способна на такое мастерство. Выглянула в окно и…

Каково же было мое удивление, когда абориген подпрыгнул, задрал руки вверх и с неуместным восторгом завопил:

– Эт-то что-то!

– Что это? – бестолково вскрикнула я, нервно соображая в чем причина такого странного поведения.

– Сама судьба свела нас! – признался абориген.

От неожиданности я чуть не повернула обратно. Только любопытство удержало меня: “с кем там свела меня судьба? Да еще в такой темени.”

Приглядевшись, я поняла: надо радоваться. Судьба действительно свела. Передо мной стоял тот самый красавец-мужчина с бычьей шеей, встречи с которым я жаждала целых четыре дня. “Вот кто поможет отыскать дом!” – воскликнула моя интуиция и, кстати, не обманула.

– Что же вы бросили тогда меня в мединституте? – спросила я с легкой капризностью, строя глазки и внутренне давая клятвы не расставаться с этим мужчиной в ближайшие несколько часов.

– Когда увидел носилки, – понял: ждать придется долго, а я спешил, – виновато пояснил он.

По опыту я знала, что чувством вины из мужчины можно выудить много чего и вдохновилась.

– Прощаю вас, – с безобидным кокетством ответила я. – Радость ваша искупила вашу вину.

Тут уж бедняга и вовсе смутился, и стало ясно: радость его объясняется не только встречей со мной.

– В самый неподходящий момент заглох автомобиль, – пояснил он, подтверждая мою догадку, – а через тридцать минут мне будут звонить. Очень важный звонок. Вот стою и думаю как поступить. На одной чаше весов очень важный звонок, на другой – автомобиль, который не хочется бросать. Здесь его разберут на запчасти в очень короткие сроки.

– Да, место очень к тому располагает, – согласилась я. – Но что вы мне предлагаете? Посторожить ваш автомобиль? Если так, благодарю за доверие. Не хочу быть свидетелем того, как его разбирают.

– Ни в коем случае. Ни при каких условиях не оставил бы вас одну на этой темной улице. Наоборот, я приглашаю вас в гости.

Быстро оценив ситуацию, я тут же изложила свою точку зрения:

– Вряд ли “Хонда” потянет “Мерседес”.

– Потянет, да здесь и рядом совсем, – с мольбой заверил он, и нервно глянул на часы.

Дом мне по зарез хотелось отыскать, значит нельзя, никак нельзя отказать. Получив мое согласие, мужчина рванул к багажнику, вытащил трос и с завидной ловкостью прицепил его к “Хонде”.

– Вы справитесь с “Мерседесом”? – спросил он.

– Неплохо справляюсь у себя в Москве, – с чувством собственного достоинства ответила я.

– Тогда давайте поменяемся.

Я не знала дороги к его дому и вынуждена была согласиться и на это, о чем незамедлительно пожалела. Мужчина крикнул “поехали”, сел за руль “Хонды” и началась эквилибристика.

Буксировщиком он оказался никаким: для начала этот ненормальный рискованно дернул “Мерседес” (только чудом не вылетела я в лобовое стекло), а потом и вовсе о нас забыл. Я и не подозревала, что способна на то сумасшедшее внимание, с каким уставилась на “хвост” Катерининой “Хонды”. Весь Мир померк и исчез; остался только этот “хвост”. “Хвост” и трос, идущий от “Хонды” к “Мерседесу”.

Этот проклятый трос то провисал, угрожая при следующем рывке оборваться, то вновь вытягивался, как нейлоновая струна. Стоп сигналы “Хонды” время от времени полыхали в такой опасной близости, что дух захватывало и волосы шевелились. Да что там волосы, ногу мою свело от напряжения, поскольку у “Мерседеса” вместе с двигателем отключился и вакуумный усилитель, оставив мне треть тормозов. Я, матерясь не хуже Ивановой, неистово давила на педаль, пытаясь выжать максимум из остатка. Передо мной открылись сразу две перспективы: въехать в зад “Хонды” или оборвать буксирный трос. На первый взгляд не сложная задача. Любой нормальный человек не задумываясь пожертвует тросом, но у меня не всегда был выбор. Несколько раз я ставила на себе крест, думаю не надо пояснять, что происходило это в миллиметрах от Катерининой “Хонды”.

Встреча с незнакомцем уже не казалась мне благом. Я попала в настоящий капкан и ругала себя на чем свет стоит. Больше всего злилась на то, что не могу прекратить весь этот цирк: между мной и мужчиной не было никакой связи, кроме троса, зато трос держал намертво, гораздо крепче, чем мой последний муж, дай бог ему счастья.

Когда “хвост” “Хонды” практически соприкоснулся с “Мерседесом” (их разделяли доли миллиметра), у меня сдали нервы.

“Фиг с ним, с домом! Оборву на хрен этот сволочной трос и дело с концом!” – подумала я и все силы бросила на то, чего боялась ближайшие десять минут, но не тут-то было. Трос и не подумал обрываться. Не взирая на все мои ухищрения, он прочно держал меня под хвостом “Хонды”.

С обреченностью покойника проделала я остаток пути. Когда “Хонда” остановилась, как вкопанная, я очнулась, вернулась в жизнь, посмотрела по сторонам и воскликнула:

– Боже мой!

Вот когда мне стала понятна любимая поговорка Ивановой: “пэр аспэра ад астра”. Переведу для тех, у кого есть более интересные занятия, чем латынь: “Через тернии к звездам”. Оказывается “хвост” и трос были как раз те тернии, которые привели меня к моей мечте. Если вы не забыли, последние три дня я только и мечтала, что о доме, в котором пережила худшие минуты своей жизни. Просто бредила им, с маниакальным упорством пыталась его разыскать, замучила Катерину и Власову. Видимо в жизни моей наступил переизбыток благополучия, раз я так настойчиво искала неприятностей. Но как бы там ни было, мечта моя исполнилась, а интуиция меня не подвела. Разыскать дом мне помог как раз тот самый мужчина, на которого я в этом деле больше всего и рассчитывала.

“Не спеши радоваться, – успокаивала я себя, выходя из “Мерседеса”, – эти дома похожи друг на друга, как члены политбюро.”

Однако, когда я вошла в холл, последние сомнения покинули меня. Сердце ухнуло: “Так и есть. Он. И бар этот дурацкий, и лестница на верх, и стол монументальный, под которым сидела в обнимку с мешком долларов, и зеркало такое же, и даже я в нем та же, только чуть-чуть бледнее.”

– Вас не обворовывали в ближайшие дни? – для пущей уверенности поинтересовалась я.

Мужчина посмотрел на меня с безмерным удивлением. Видимо в голосе моей было больше утверждения, чем вопроса.

– Нет, – задумчиво ответил он, – а почему вы спрашиваете?

– Так, просто, – с максимальной беспечностью бросила я, поворачиваясь спиной и делая вид, что изучаю себя в зеркале. – Всех обворовывают на каждом шагу, дай, думаю, спрошу.

Однако, мужчина стоял на своем.

– Нас не обворовывают, – сказал он и упрямо посмотрел на меня.

“Вот что заставляет его врать? Я же точно знаю, что дом был обворован. Даже знаю кем и насколько. Хотя, может он и не врет, а всего лишь занят по самые уши. Ну нет у бедняги свободного времени, чтобы пробежаться по комнатам и заглянуть во все шкафы. Кстати, как там поживает мой шкаф?”

Воспоминания нахлынули, вместе с непреодолимым желанием взглянуть на место моего заточения. Да и если уж быть до конца откровенной, не могла я никак поверить в свою удачу. В тот момент когда даже оптимистка Власова стала предаваться унынию, убеждая меня, что этого чертова дома и нет вовсе, что он плод моей безмерной фантазии, вдруг, случайно, я попадаю сюда, стою посреди холла, а напротив не вор беспардонный, а милый и воспитанный мужчина в дорогом элегантном костюме.

А ведь он мне снился. Не костюм, мужчина. В очень интимной обстановке.

Я вспомнила, что собиралась очаровать его и даже прибегла к кокетству. Зачем? … Как “зачем”? Он подобрал меня практически рядом с домом, а следовательно мог сильно помочь поискам.

Но теперь-то поиски не нужны. Значит и кокетничать не надо. … Как “не надо”? Мужчина и без поисков ценен, он сам по себе “экземпляр”, а женщина я одинокая, так почему же не пококетничать.

В этот момент в глубине комнаты зазвонил телефон и мужчина с радостным криком “Успел!” метнулся в угол. Пока он вел какие-то сложные переговоры, я пребывала в полной растерянности. Впервые в жизни передо мной встали ребром сразу два вопроса: кокетничать? или не кокетничать?

Красота и солидность мужчины призывали к кокетству, но ужасы, которые я испытала в подвале его дома – отталкивали. Он же просто Дракула какой-то, после всего того, что я там увидела. Опасность не только пугала, но и манила. Будь у меня разум, давно бы бежала, но с другой стороны любопытство обрекало на пожизненные мучения.

Рассудила моя мудрость. “Конечно кокетничать, – подсказала она. – Кокетство никогда не повредит.” И я начала кокетничать.

Мужчина к тому времени оставил в покое свой телефон и смотрел на мое кокетство благосклонно, даже с удовольствием. Он распахнул бар и пытался напоить меня (если верить этикетке) великолепным коньяком, но я запротестовала, сообщив, что пью лишь ореховый ликер.

– Но бывают же исключения, когда нет орехового ликера? – спросил он, многообещающе глядя в мои глаза.

– Бывают, – согласилась я.

– Что же вы пьете тогда?

– Ореховый ликер.

– Но когда нет орехового ликера?

– Тогда я не пью вовсе.

– Но если нет орехового ликера, а выпить хочется или необходимо, что вы пьете тогда? – в его голосе послышалось легкое раздражение.

– Тогда налейте “Колы”.

По лицу было видно, что “Кола” его не устраивает. Он явно собирался меня напоить. После длительных уговоров я согласилась на яично-сливочный ликер, себе же он налил “Martell Cordon Bleu”.

– Ну, – воскликнул он, влюбленно глядя на меня и высоко поднимая бокал, – за знакомство!

Встречаются же такие мужчины которые любят тебя и даже имени не спрашивают, но не до такой же степени. Он же в дорогом костюме и с правильным русским, а я в его доме, свежа и прекрасна, (хоть и задергана тросом) почему же ведет себя как в пивной. В конце концов это обидно.

Я удивленно вскинула брови и спросила:

– Простите, за какое знакомство?

– За наше, конечно, – с энтузиазмом начал он и осекся, хлопнул себя по лбу, виновато улыбнулся: – Простите, ради бога простите. Я болван. Меня зовут Владимир.

– Приятно познакомиться. Меня Софья, – буркнула я и глотнула ликера, не могу сказать, что он был лучше орехового.

Владимир залпом выпил свой “Гордон” и принялся оправдываться:

– Все спешка, спешка виновата. Тут как у Кэрролла: чтобы оставаться на месте, приходится бежать в три раза быстрей. Сработала дурная привычка обмениваться визитками. В деловых кругах акт знакомства практически упразднен. Беглое рукопожатие, сухое бормотание и визитки друг другу. Вот и все знакомство.

“Где это он нашел такие круги?” – изумилась я и с издевкой спросила:

– Что же вы меня обделили визиткой?

– Никогда не протягиваю первым свою. Железное правило.

“Да, – с тоской подумала я, – он еще тот фрукт, с правилами. Такого придется сначала поить, а потом “колоть”. Напоить русского мужчину и не напиться самой – непросто, но я справлюсь. Побольше кокетства и задушевности… Не уйду из этого дома, пока все хорошенько не разузнаю,” – торжественно поклялась себе я и принялась за дело.

Я применила все, известные мне методы, и с гордостью могу сказать: небезуспешно. Очень скоро Владимир стал мягче пластилина. Одно лишь настораживало: он очень мало пил и совсем не пьянел, чего нельзя было сказать обо мне. Несмотря на все ограничения, голова моя катастрофически теряла присущую ей сообразительность. Правда, был здесь и положительный нюанс: это очень способствовало кокетству.

Когда концентрация моего кокетства достигла опасного предела и мы перешли на “ты”, Владимир приблизился ко мне вплотную (до этого мы сидели на приличном расстоянии) и прошептал:

– Ты не хочешь осмотреть дом?

– Только об этом и мечтаю, – не солгала я.

– Тогда пошли?

– Пошли.

И мы пошли.

Поднимаясь по лестнице, по которой не так давно вор сопровождал меня оскорбительными пинками, я вновь попала в плен воспоминаний. Увидев дверь, которую открывала лбом, я не выдержала и рванула туда. Владимир отнесся к моей причуде снисходительно, но когда я на его глазах полезла в шкаф, он несколько изумился. По его лицу было видно, что у гостьи нестандартное поведение. Однако, это не остановило меня. В надежде, что он все спишет на мою нетрезвость, я тщательно обследовала шкаф и убедившись, что это именно тот, в котором я сидела, отправилась на поиски тайника. Тайник стал пределом моих мечтаний. Теперь я говорила только о нем.

Дальнейшее помню плохо. Частями и нечетко. Я бродила по дому, Владимир нес за мной бокал и бутылку ликера, я отказывалась пить, ссылаясь на то, что за рулем, но каким-то чудесным образом пьянела. Пела песни и даже плясала. Владимир восторженно аплодировал, но присоединяться ко мне не желал, ссылаясь на полное отсутствие талантов. Из меня же в тот вечер таланты перли со страшной силой, и я пользовалась ими как могла.

– Ты прелесть, – поощрял меня Владимир.

Время от времени я вспоминала о своей миссии, хватала его за грудки и пыталась объяснить, что где-то здесь, в одной из комнат, есть скрытый ход в подземелье. Владимир смущался, мягко разлепливал мои руки, улыбался, соглашался и не верил, а я, несмотря на полнейшую дезориентацию в пространстве, понимала, что он не врет, но зачем-то с угрозой трясла пальцем и говорила:

– Я вас всех выведу на чистую воду!

Он смеялся и настойчиво звал меня в душ. Там я пыталась раздеться, а он уверял меня, что это ни к чему хорошему не приведет, я же убеждала, что приведет и намекала на свою отличную фигуру, а потом снова завела шарманку про скрытый ход, темный туннель и подземелье. Он слушал, кивал и прикладывал к моему лбу мокрую повязку. Это почему-то меня страшно разозлило. Я схватила с полки бутылку одеколона и запустила ее в висящее над раковиной зеркало. Звон бьющегося стекла – последнее, что я помню.

Глава 12

Очнулась я на даче Катерины. Заботливые руки Ивановой щупали мой злополучный лоб.

– Жива? – с укором спросила она, увидев, что я открыла глаза.

– Временно и условно.

– Ну ты, мать, даешь!

По неподдельному восхищению Ивановой я поняла, что выкинула нечто из ряда вон, покопалась в тайниках своей памяти и пришла в ужас. Мне стало жарко, а минуту спустя холодно. Я затряслась вместе с кроватью.

– Ерунда, – успокоила Иванова. – Синдром абстиненции. Опохмелишься – пройдет, – и в ее руках бог знает откуда появилась бутылка.

– Водка?!!

Меня тут же вырвало.

– И это неплохо, – заверила Иванова и принялась меня ругать.

Мол как я могла пропасть до утра, да еще с Катерининой “Хондой”, да еще так напиться…

– Людмила, это все ерунда, – преисполняясь оптимизмом, заявила я. – Главное, что я нашла дом!

– Какой дом? – изумилась Иванова.

– Ну тот, с подвалом, где мужика порешили. Столько дней искала и вот, нашла.

– Ты же обещала не искать.

– Обещала, но не сдержалась и нашла. И теперь даже знаю кто в нем живет.

– И кто в нем живет?

– Как кто? Владимир, отчества и фамилии не знаю, да это и не важно. Кстати, а как я попала сюда? Хоть убей – не помню.

Иванова с укоризной покачала головой.

– “Как попала”, – передразнила она. – Нет у тебя ни стыда ни совести. К тяжелому дню решила добавить мне бессонную ночь. Сначала Катька пытала своей “Хондой”, а потом позвонила ты и потребовала срочной встречи. На все вопросы отвечала так невразумительно, что я чуть с ума не сошла от страха.

– Какого страха? – возмутилась я. – Иванова, побойся бога, откуда мог взяться страх у тебя?

– Откуда? Ну ты, мать, даешь! Ты такое молола, я и не знала, что думать. Хорошо еще твой Владимир взял трубку да успокоил, сказал, что ты в порядке, лишь слегка пьяна. Ну, мать, я подивилась его снисходительности, когда увидела безжизненный мешок, валяющийся на заднем сиденье “Хонды”. Слышала бы ты, как этот мешок матерился.

– Матерился? Он же безжизненный.

– Безжизненный в смысле остального. Отказало все, кроме речевого аппарата, но зато как работал аппарат, когда ты безуспешно пыталась оторвать от сиденья голову. Более изощренного мата я не слышала даже от китайцев.

Я расстроилась.

– И Владимир слышал?

– Владимир? Слышал весь близлежащий квартал, разбуженный тобой. Многие твой мат записывали прямо на магнитофоны.

Я расстроилась окончательно.

– Вот, Иванова, твое пагубное влияние. Сказывается в самый неподходящий момент, но при чем здесь кварталы? И откуда взялись магнитофоны? Там и народу-то нет. Пусто. Никто не живет.

– Где там?

– Да в доме том, где меня споили. Кстати, на чем ты добиралась?

– На попутке.

– Почему? Разве в доме мало машин?

– Катерина и Виктор наотрез отказались принимать участие. Им некогда, у них рушится семейная жизнь. Пришлось ночью бежать на трассу и ловить попутку. Намучилась я, мать, с тобой.

– Ты запомнила дорогу? – деловито осведомилась я, стараясь не замечать последней фразы.

– Зачем мне дорога? Адрес запомнила: Таганрогская сто четырнадцать, кафе “Загородное”.

Я опешила.

– Что за вздор ты несешь? При чем здесь “Загородное”? При чем здесь кафе, в котором я завтракала вчера утром?

Эти вопросы я задала Ивановой в очень эмоциональной форме.

– По твоему я должна была всю ночь колесить по городу? – возмутилась она. – “Загородное” стоит прямо на трассе, на окраине, там сложно потеряться. И я и твой Владимир хорошо знаем это кафе, там и решили встретиться. И скажи спасибо Владимиру за то, что он любезно согласился доставить туда твое безжизненное тело. В противном случае и по сию пору искала бы тебя в ростовских трущобах. Ты не забыла? Мы не в Москве. Здесь одни бандиты.

– Если верить телевидению, все бандиты как раз живут в Москве. Лучше скажи где находится тот дом, откуда ты меня забрала.

– Да я забрала тебя, заполошную, возле кафе “Загородное”. Там я получила твое тело, отрезвеешь ты когда-нибудь или нет!

Как только я осознала, что Иванова понятия не имеет где находится тот чертов дом, – пала духом. Горю моему не было предела.

– Неужели все так глупо получилось, – растерянно бормотала я. – Так бездарно использовала фантастическое везение. И как угораздило меня напиться? Я же трезвенница…

Скептический взгляд Ивановой придал мне сил. Ну и вредная же она баба. Все время лезет на рожон.

– Это все ты! Ты виновата! – напустилась я на нее. – Как могла ты подложить мне такую свинью?

Надо было видеть ее изумление.

– Какую свинью? – встряхивая головой и подпирая свои тощие бока возмутилась Иванова. – Что по-твоему я должна была делать? Бросить тебя неведомо где и лечь спать?

– Меня это значительно больше устроило бы.

– В следующий раз так и поступлю: брошу тебя где попало, но еще лучше будет, если ты прекратишь надоедать мне, напившись до смерти. Ты так редко это делаешь, что тут же хочешь всем похвастать.

– Ни о чем так не жалею, как об этом. Во всяком случае я проснулась бы не здесь, а там, и точно знала бы дорогу к дому. А что мне делать теперь?

Иванова посмотрела на меня с каким-то настораживающим интересом, профессиональным даже, сказала бы я.

– Ты где пила? – спросила она, потирая руки и цепким взглядом исследуя мои зрачки.

– В доме том, а что?

– А перед этим где пила?

– Перед этим я была трезвой, как стеклышко. Не забывай, Иванова, я за рулем.

– Слушай, мать, интересный случай, – продолжая потирать руки, задумчиво сказала она. – Надо показать тебя профессору Салтыкову.

– Зачем это? – насторожилась я.

– Пусть выяснит как далеко зашла твоя амнезия. Я, конечно, специалист другого профиля, но и мне понятно, что не может считаться нормальным человек, забывающий события, происходящие и до пьянки, и после нее. К Салтыкову, завтра же.

– Все, что было до пьянки, я помню прекрасно, – с понятной гордостью сообщила я.

– Что же помешало тебе запомнить дорогу к дому? – с пошлой язвительностью спросила Иванова.

– Трос. И хвост. Я вынуждена была смотреть только на них. Разве Владимир не благодарил меня за помощь? Он должен был объяснить как я попала в его дом и при каких обстоятельствах напилась.

– Если бы я была твоей родительницей, возможно он так бы и поступил, но я тебя не удочеряла.

– А я тебя не уматеряла.

– После этой ночи трудно такое утверждать, – разозлилась Иванова. – В любом случае твой Владимир объяснил мне совсем другое.

– Что именно? – встревожилась я.

– Почему был вынужден сдать тебя мне из рук в руки. Ты была неукротима в своем желании разгромить его дом и все время рвалась в какой-то подвал.

– Вроде не знаешь в какой. Мне обидно, Иванова, но не буду радовать тебя. Лучше скажи, что ты ответила этому благодетелю.

– Поблагодарила и спросила сколько ему должна. Он заверил, что пустяки, поскольку ты ограничилась зеркалом и французским одеколоном. “Остальное осталось целым,” – сказал он и уехал на той попутке, которую я поймала на трассе.

Не могу передать своего отчаяния.

– И все? И это все? – с горечью завопила я.

– Ну да, а чего бы ты хотела?

– Разве приличные люди так расстаются? А договориться о встрече?

– Ты вела себя так странно, что вряд ли он мечтает о новой встрече. Несомненно, он приличный человек и не создает впечатления любителя пьяных баб.

От таких слов я вскочила с кровати.

– Нет, кто это мне говорит! Великая трезвенница мне это говорит? Просто возмутительно! Иванова, ты несносна. Я тоже приличный человек, раз в жизни перебрала лишку и уж точно не создаю впечатления любителя буксировать чужие машины. Подлец! Он же так спешил, я буквально его спасла. Мог бы хоть из благодарности оставить свой адрес. На худой конец номер телефона.

Иванова рассмеялась мне прямо в лицо. Своим скрипучим смехом. Как же это выходит у нее противно! Словно медленно открывается дверь, которую лет двести никто не открывал.

– Перебрала лишку, – выразительно закатывая глаза сказала Иванова. – Мы с Виктором и Катериной заносили тебя в дом без единого признака жизни. Ты даже материться уже не могла. Кто же такой трезвеннице оставит свой адрес?

Я всегда удивлялась черствости своей подруги. Временами она являет такое непростительное бездушие, что все последующие благородные поступки, на которые, впрочем, она тоже мастерица, просто не хочется принимать. Неужели она не видит, что мне тяжело? Зачем усугублять своими впечатлениями? Я очень расстроилась, но еще не могла проститься с надеждой.

– Иванова, раз я звонила тебе, значит он мог запомнить номер твоего мобильника, а следовательно в ближайшее время сам разыщет меня.

– Сомневаюсь.

– В чем?

– И в том, что запомнил, и в том, что разыщет, но больше всего в том, что захочет это делать вообще. Повторяю, ты была безобразна.

Я гордая женщина, а потому сникла. Даже пустила слезу. К тому же вчерашний ликер давал о себе знать. Самочувствие было… Точнее не было никакого самочувствия. Боюсь, там был не только ликер. В глазах Ивановой появилась жалость.

– Ну что такое? – сострадательно спросила она. – Так хочется найти тот дом?

– Теперь это дело чести, – отрезала я.

– Тогда давай обратимся к логике. Ты запомнила номер его машины?

– Иванова, я не идиотка. Если б это было так, о каких переживаниях шла бы речь?

– Ну марку-то ты знаешь?

– Говорю же, это шестисотый “Мерс”.

– Цвет?

– Темный. Прекрасно запомнила салон. Выполнен в серых тонах. Великолепные кресла.

– Салон. Кому нужен салон, если нет даже цвета. Как ты могла не запомнить цвет?

– Иванова, это возмутительно! Какой цвет, когда оба раза мы встречались в полной темноте. Губернатору плевать, что делается в закоулках.

– А какой черт носил тебя по закоулкам?

– У меня нет доверенности; я пряталась от гаишников и заблудилась. Там и встретила Владимира.

Иванова вдохновилась.

– Так надо вернуться к закоулку, где вы встретились и попытаться восстановить в памяти путь к дому.

– Какая ты умная, просто некуда деться. А кто мне найдет тот закоулок. Говорю же тебе, я заблудилась. Уперлась в стену. Прикажешь искать стену?

Иванова развела руками.

– Ну, мать, не знаю как и быть.