Текст книги "Орленок"

Автор книги: Людмила Харченко

Неожиданная ссора

Вечерело. От лучей солнца искрился снег, и яркие оранжевые блики ложились на верхушки деревьев. Лохматые лапы веток клонились от тяжести снега. Крепчал мороз. Вдруг в тишину леса ворвался звонкий молодой голос:

– Ми-ша! А-а-у-у!

Эхо передразнило Геннадия, понеслось от дерева к дереву, от поляны к поляне и, ослабев, где-то далеко замерло. Голенев на ходу обхватил ствол ясеня, остановился. Щеки его пылали. Из-под ушанки, сдвинутой на затылок, выглядывала задорная челка.

Миша шел на лыжах, неуверенно опираясь на палки.

Ребята потихоньку направились к городу. Спустились у дачи.

За деревьями увидели несколько десятков машин, возле них возились солдаты.

Двое солдат в шинелях и пилотках приблизились к ребятам. Один из них рявкнул, показывая на лыжи:

– Забралы!

Ребята не понимали, чего от них хочет немец.

Видя, что приказ не собираются выполнять, другой солдат тряхнул Геннадия, с силой рванул палки из его рук. С лыжами пришлось расстаться. Пошли пешком.

– Миша, давай сегодня «проверим» их работу, – со злостью предложил Голенев.

– Конечно, им это так не пройдет! Сейчас понаблюдаем, куда они ходят ночевать. – И сразу спросил – Кто останется первым?

– Я. Ты иди домой, Миша, потом сменишь меня.

Настала ночь. Мальчики проверили, все ли взяли: отвертка, шило, граната – и начали опасный путь от Гениного дома.

Отошли на небольшое расстояние и остановились. Нигде никого. Неслышно подобрались к даче. Несколько минут выглядывали из-за невысокого каменного забора. Где-то внутри двора скрипели шаги. Машины чернели почти рядом. Геня шепнул:

– Ты наблюдай, а я поработаю. Потом переменимся.

Миша в знак согласия кивнул головой. Геня полез.

Миша озирался по сторонам. На белоснежном фоне увидел темную фигуру с автоматом и дал условный сигнал. Патруль дошел до стены, круто повернулся. Миша нервничал: пора сменить товарища, а он не возвращается. И всегда этот Генька так: все сам! До боли в ушах вслушивался Миша в ночные звуки. Час казался вечностью. Миша продрог.

Геннадий вынырнул из темноты неожиданно.

– Идем, – еле слышно сказал он, – я сам все сделал.

Продвигались поодаль друг от друга.

Ольга Ивановна услышала шорох на лестнице, встала, провела рукой по постели сына и убедилась, что она пуста. Тут же дверь открылась, и на пороге появились Геня и Миша. Мальчики молча разделись. Легли вместе.

Ольга Ивановна заботливо подоткнула под них одеяло, накинула на себя халат и стала сметать со ступенек снег – следы ребят.

Постель дяди Коли не разобрана. Последнее время он почти не жил дома.

…Утром Валя Зорина шагала посреди улицы и присматривалась к номерам домов. Вот он высокий, двухэтажный, с деревянной надстройкой под номером девятнадцать. Валя вошла во двор и не успела открыть рот, чтобы спросить о Голеневых, как сам Геннадий вышел ей навстречу.

– Геня, я пришла тебе сказать…

Геннадий предупредил ее жестом: молчи.

– Извини, но я не могу пригласить тебя в квартиру: дома мама и другие. Пойдем на улицу. – Геня открыл настежь калитку.

– Теперь говори, – попросил он, когда убедился, что близко никого нет.

– Знаешь, к нашей соседке пришел сын. Он расспрашивал про ребят, моих друзей, что остались в городе. Ну, я рассказала. А когда назвала тебя, он переспросил почему-то фамилию, и сразу… Валя заметила недовольный взгляд Гени.

– Откуда пришел? Зачем? Ты знаешь? А если он работает на них? – набросился на нее Геннадий. – Сказано, девчонка! С первым встречным разболталась.

Валя растерялась на секунду, неожиданно для самой себя передразнила:

– Девчонка! Девчонка! У Елены Павловны сын не может быть плохим! – Валя отстранилась от Геннадия и, став в защитную позу, продолжала – В такое время дружить крепче надо! Понял? А если мы будем друг друга подозревать… – Валя отвернулась. – Он, наверное, по заданию здесь и хотел, чтобы ты пришел. А ты…

– Валя, не сердись, – виновато попросил Геннадий.

– Не сердись? А вот знакомить тебя с Володей я не буду– не стоишь ты этого.

Круто повернувшись, Валя ушла от Геннадия.

«Через три часа они взорвутся»

Шифрованная телеграмма из штаба фронта об отступлении войск привела Шульца в бешенство. Он приказал усилить вокруг города посты на случай налета партизан. Затем созвал всех своих офицеров и приказал немедленно очистить гестапо и тюрьмы: «Мелкую рыбку выпустить, крупную – отправить к праотцам».

В последние дни все чаще открывались ворота гестапо, откуда выезжала крытая машина – «душегубка».

Нина Васильевна дала Вадиму совет – собрать комсомольцев и договориться, как спасать школу: гитлеровцы собирались ее взорвать.

От учительницы Вадим пошел на Советскую улицу. У него были еще и другие планы, о них он учительнице не сказал. Вместе с Мишей пошли к Голеневым. На полпути встретили самого Геннадия.

– Ребята, у меня идея! – И, понизив голос, Вадим поведал ребятам свои планы.

– Немцы драпают. Комендант уже давно лыжи навострил. А мы ему их подмажем – в машину подсунем мину замедленного действия. Как? А?

Геннадий и Михаил замерли от восторга.

– Я ее как-то случайно «позаимствовал», по выражению Генки, у фрицев. Ихним салом и их по мусалам. Ну как идея?

– Спрашиваешь?

Геннадия и Михаила не надо было уговаривать.

– Тогда пойдемте, присмотримся к обстановке.

Медленно прошли мимо открытых ворот дома коменданта и заметили: шоферы делали профилактику машин, на застекленной веранде стояло несколько чемоданов. Все трое пришли к выводу, что комендант «с драпаньем спешит», и действовать надо быстро.

Договорились, что мину лучше укрепить под машиной. Ночевать будут у Вадима.

Под вечер Геннадий отпросился у Ольги Ивановны и ушел. Он надел теплый лыжный костюм, плотнее надвинул на уши шапку.

Мать Вадима ушла в село, там задержалась, и он хозяйничал сам. Вскоре пришел и Миша. О чем они только не говорили до часу ночи!

– Дайте слово, что никому не разболтаете то, что я скажу? – почти шепотом сказал Вадим.

– Мы давно дали такое слово, – с обидой ответил Геня.

– Ну, ладно. Слушайте. 19 января у нас состоится комсомольское собрание. На повестке дня один вопрос – как спасти школу от разрушения. Тебе, Геннадий, обязательно надо прийти на это собрание.

– А куда?

– В парк. К летнему театру.

– Приду, и заявление принесу, в комсомол. Вадим, а у меня Валя была, говорила, что к учительнице, Елене Павловне, сын пришел. О ребятах расспрашивал и обо мне, – Геннадий помолчал. – А я с ней поссорился, обидел. Она и ушла.

– Кто? Учительница?

– Да Валя же!

– Как обидел?

– Да сказал, что с первым встречным разболталась и еще…

– Ну, это ты зря. Валя не то, что с первым встречным, а и со своим не разболтается. Пойдешь к ней и все узнаешь. Ясно?

Геннадий кивнул головой.

…Ночью дворы казались таинственнее. Ребята подошли к лазу.

Вадим пригляделся и опознал машину коменданта. Она стояла между двух «виллисов». Миша и Геня не спускали глаз с товарища. Вот он приподнялся у машины, заглянул внутрь и, когда убедился, что она пуста, махнул товарищам рукой. Геннадий, как самый опытный, залез под машину, взял из рук Миши мину и начал ее укреплять.

Притаившись за колесами, Вадим и Миша следили за двором. Обоим казалось, что Геня страшно долго возится.

Со ступенек веранды, разговаривая, спустились гитлеровцы. Закурили.

Что делать? До лаза не добраться, заметят.

– Геня, вылезай, идут, – требовательно прошептал Вадим.

– Скорее, скорее! – заторопил Миша.

На сей раз Геннадий был очень послушным. Все трое поползли к мусорному ящику, спрятались за ним.

Фашисты несли чемоданы. Комендант не дождался утра, удирал ночью. Вскоре зафырчали машины. Шофер швырнул пустую банку из-под консервов в мусорный ящик, захлопнул дверцу, и машина плавно покатила к открытым настежь воротам.

Только тогда полной грудью вздохнули ребята, когда шум машины замер вдали.

– Факир был растяпа, и номер не удался? – с досадой спросил Вадим.

– Почему? Через три часа они взорвутся, – уверенно ответил Геннадий.

Ликованию друзей не было предела! Новые сложные планы обдумывали втроем почти всю ночь.

Достать пулемет

Нескончаемой вереницей тянулись машины с орудиями, пулеметами, солдатами: гитлеровцы отступали.

Зимний колючий ветер пронизывал насквозь.

Пять человек во главе с Николаем Ивановичем терпеливо ждали двух часов ночи. Взяв противотанковые мины, они начали пробираться по лесу. Поднявшись на кручу и отдышавшись, осмотрели местность. Вот автомобильная дорога. Черным силуэтом возвышается гора. «Приступаем», – тихо сказал Голубев. Залегли, прислушались. Тишина.

– Помните свои места?

Голубеву ответили. Тогда он перелез на противоположный край дороги и заработал саперной лопаткой. Заминировав дорогу, группа снова спустилась в крутой, почти отвесный овраг.

Светало. На землю медленно спускался густой молочный туман. В предутреннюю тишину ворвался скрежещущий грохот танков, вначале далеко, а потом все ближе и ближе.

Взрыв, снова взрыв, от которого содрогнулась земля. Еще взрыв.

– Задание выполнено, – прошептал один из подпольщиков.

– Да, задание выполнено, – как эхо, повторил Николай Иванович. – Володя, – позвал он одного из группы, – ты со мной. Остальным потихоньку рассеяться.

В комнате Николай Иванович подвел пришедшего с ним Володю к окну.

– Видишь дорогу?

– Вижу.

Неслышно вошел Геннадий, дежуривший на улице по заданию Голубева.

– По ней будут отступать остатки фашистской сволочи. Вот сюда бы один-два пулемета нам с тобой, Кахнов, побольше патронов, и эти вояки недосчитались бы нескольких сотен человек.

Кахнов! Геннадий сразу вспомнил эту фамилию. А он-то обидел Валю! Надо достать пулемет! Чего бы это ни стоило! Геннадий выбежал из комнаты. Николай Иванович догнал его у водопроводной колонки.

– Ты куда?

– Я достану пулемет! Достану!

– Я приказываю тебе не делать этого. Слышишь? – Николай Иванович впервые так строго смотрел на Геннадия.

Геннадий спокойно ответил:

– Слышу.

Голубев растерялся: он понял – этого мальчишку не удержишь теперь никаким приказанием. И, все еще надеясь на что-то, повторил:

– Брось ребячество, Геннадий!

А Геннадий, кажется, никогда в жизни не испытывал такого горячего желания помочь старшим товарищам!

Роковая граната

Запыхавшись, Геннадий влетел в Мишину квартиру.

– Миша, идем… дело есть!

Выскочили во двор.

– Нужны ручные пулеметы, ты сегодня займись проверкой машин, а завтра мы кое-кого обеспечим оружием, – не переводя дыхания сказал Геннадий. – Кое-что и сейчас проверим. У кинотеатра машин полно!

После разведки Геня и Миша долго шептались в сыром коридоре подвального этажа.

– В средней машине, вон той, – Миша протянул руку, – накрытой брезентом, – гранаты.

– Мне повезло больше, чем тебе, Мишук! Пулемет в машине! А гранатки и сейчас не помешают. – Геннадий пошел к двери.

– Да ты что? Днем, на виду у всех! – Михаил подскочил к другу. – Знаешь, это уж слишком.

Геннадий остановился раздумывая.

– Да они все заняты драпаньем! Нужен я им! В случае чего свистнешь.

– Послушай ты меня, хоть раз в жизни! – умолял Миша.

– Ты не веришь мне? Сейчас убедишься, что фашистам нет никакого дела до нас. – И, заложив руки в карманы отцовской тужурки, Геннадий насвистывая пошел к цели.

Миша видел, как он по-хозяйски, спокойно влез в машину. Через несколько секунд уже шел к Михаилу с растопыренным карманом, поглядывая на окна двухэтажного дома.

Из подъезда вышел офицер, направился в сторону Геннадия.

Геннадий вздрогнул, бросился к воротам и тут столкнулся с двумя солдатами.

Миша рванулся к другу, но солдат замахнулся на него автоматом.

Роковая граната погубила все. Геню били чем попало по лицу, по голове и все спрашивали, спрашивали, спрашивали…

А он молчал. И только когда немецкий офицер, выкручивая ему руку, потребовал ответить, связан ли он с партизанами, Геннадий поднял голову: «Не скажу! Ничего не скажу!» Офицер приказал солдатам оттащить Геннадия к зданию кинотеатра.

– Не скажу! Ничего не скажу! – донеслось до Михаила.

Треск автоматной очереди. И тишина. Только языки пламени и клубы дыма поднимались высоко к небу от подожженного гитлеровцами склада.

Огонь и кровь…

Миша метнулся туда, откуда только что раздавался голос его друга. Фашисты уже ушли. И Миша стал на колени возле мертвого Гены.

– Говорил же я тебе! Говорил! – Михаил кулаками вытирал слезы.

…Наступила ночь. Ольга Ивановна, Миша со своей матерью пробрались к Геннадию, завернули его тело и понесли.

Геннадия положили в сарае, в том сарае, где он прятал оружие и приемник. Оставшись одна, мать припала к лицу своего орленка…

Темнота сменялась морозным ясным утром. В город входила стрелковая дивизия. В твердой поступи советских войск мать видела победу. Она шагнула навстречу бойцам.

– Сын мой… Геннадий… как он ждал вас! – слезы не давали ей говорить. – Отомстите за него!

Имени Геннадия Голенева

Учительница Нина Васильевна собиралась в школу. Вспомнила, как в первый год своего учительства она всякий раз волновалась, прежде чем переступить порог класса. Волновалась она и сейчас. Надев строгое шерстяное платье с белым воротничком, Нина Васильевна глянула в зеркало. Все в порядке: седые волосы аккуратно причесаны…

Во дворе школы собрались ученики.

– Вадим, здравствуй! – мальчики и девочки окружили Шевцова.

– Ребята, спросите, как он спас школу!

– Расскажи, расскажи! – попросили ученики.

– Ребята, что вы! Да ничего особенного не было. Просто несколько комсомольцев последние два дня тайно дежурили у школы. Кто? Борис, Виктор… ну еще я. Ну, пришли гитлеровцы, расставили ящики, зажгли шнуры, закурили и ушли. Мы сразу кинулись к подъезду, выдернули шнуры и опять спрятались: думали, что они вернутся. Ночевали в школе, а утром увидели нашу Армию. Вот и все. А вот Генька… – Вадим опустил голову. – Парень-то какой был!

Ребята молчали: каждый из них уже знал о трагической гибели их товарища, каждый уже пережил это по-своему.

В калитке показалась Нина Васильевна. Сумрачные лица ребят встревожили старую учительницу. Что-то случилось!

– Что произошло, ребята?

– Фашисты убили Геннадия.

– Кто сказал? Кто видел?

– Я, – отозвался кто-то сзади.

Все обернулись. В стороне стоял коренастый паренек.

– Михаил! – бросился к нему Вадим. – Как это случилось? Расскажи подробнее.

И Михаил рассказал ребятам о последних минутах жизни Геннадия Голенева.

– Если бы не граната… они бы его не убили… Вот, – Миша подал Вадиму листок бумаги. – Я принес заявление Гени.

«А придет время, прошу вас, товарищи мои, назвать и меня членом великого Ленинского комсомола», – прочитал Вадим, и перед его глазами как живой встал Голенев: жизнерадостный, смелый, верный.

– Я сегодня же пойду в горком и спрошу, как быть. А где оно было, Миша?

– Геня на чердаке его спрятал. Мне показывал, где, я и знал.

– Можешь быть спокоен, Миша. Просьбу Геннадия Голенева мы выполним. Он жил и умер, как комсомолец.

…На другой день ребята оборудовали классы, стаскивали парты.

Вадим сел на принесенную парту отдохнуть. Поднял крышку и замер.

– Что ты, Вадик?

– Смотрите!

Вадим показал чуть видимую отметинку, когда-то сделанную Геннадием.

– Парта нашего Геньки, – сказал кто-то чуть слышно.

– Мы ее никому не отладим, – решил Вадим.

Ребята поставили эту парту в первом ряду и подозвали Нину Васильевну.

– Парта Голенева!

– На ней будут сидеть отличники. Согласны? – Нина Васильевна посмотрела на ребят.

– На парте Голенева будут сидеть отличники! – решили ребята.

* * *

Минуло много лет.

В один из жарких августовских дней у памятника Геннадию Голеневу стояли два молодых человека с обнаженными головами, стояли в скорбном молчании. Первым торжественную тишину нарушил офицер Советской Армии Андрей Матушкин:

– Дарик, найдем его мать и поблагодарим за сына.

Дарик, студент московского института, бережно положил на могилу венок и ответил:

– Пойдем, поблагодарим, Андрейка.

* * *

Жаль, что рано ушли эти двое. Часом позже у памятника появилась группа ребят. Они принесли с собой букеты живых цветов. Увидели совсем-совсем свежий венок, поправили его и положили на могилу свои цветы.

Потом сели под развесистой акацией. Говорили о Геннадии Голеневе. Они вспоминали, как готовились к дружинному сбору, как собирали фотографии, рассказывающие о жизни Голенева, перепечатывали их, а потом у стенда горячо спорили, куда какую определить. Стенд с лучшим рисованным портретом Гени (в школе был объявлен конкурс на лучший рисунок) был установлен на самом видном месте.

А фотоальбом какой! Там не только фотографии, но и письма из Читы, из Москвы.

«Горячо одобряю ваше решение – бороться за честь присвоения нашей дружине имени Геннадия Голенева, замечательного нашего земляка, – писал из Москвы товарищ Геннадия. – …В детстве мы жили с Теней в одном дворе, играли в одни игры, читали книги… Он был честным по отношению к товарищу… Любил свой город и не хотел, чтобы по его улицам ходили фашисты.»

– Ребята, я запомнил стихотворение «Памяти друга», которое он прислал нам, – сказал курносый, с симпатичными веснушками на лице, мальчик. – Хотите, я продекламирую?

– Только с выражением!

– Читай! Читай! – послышалось со всех сторон.

И мальчуган начал звонким голосом.

 
Ломая надоевший старый тон,
Как будто для великого парада,
Проспекты наряжаются в бетон,
И в скверах молодых царит порядок.
Гудят комбайны в поле на заре,
Пшеница бронзовеет в пирамиде…
Ты сердцем наше будущее видел,
В январский день сгорая на костре…
Ты умер, чтобы жить в сердцах людей,
Чтоб имя вспыхнуло твое везде —
На полосе газетной и журнальной,
На камне, на доске мемориальной…
 

Голос юного чтеца звенел над могилой погибшего старшего товарища:

 
Ты всюду, где бушует наша жизнь,
В передовом стальном ее отряде,
И в будущее наше – в коммунизм,
Войдем мы вместе, Голенев Геннадий.