Текст книги "Ниоле: Обнаженная натура"

Автор книги: Людмила Белякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Ух ты и натопил, брателло, – сказал Леша, вваливаясь в студию.

– Разве? А я и не заметил.

Они сидели и пили чай, когда заблямкал домофон.

– На улице рецидив зимы, – сказала Ниоле, входя и складывая зонтик.

– Да, но когда я утром выходил, – говорил Сергей, помогая Ниоле снять куртку, – у меня такое злорадное чувство было – ух!.. Погода-то ноябрьская, но все равно март, март, март!

– Чего орешь, как мартовский кот? – спросил Леша, появляясь в прихожей. – Привет, Ниоле.

– А я и есть мартовский, только не кот. И о котах при мне не надо! Ниоле, забыл спросить, а когда у тебя день рождения?

– В июле.

– Ракушка, что ли?.. Давай иди причесывайся, а я тут повоюю один.

Сергею пришлось давать почти полный свет, потому что быстро стемнело.

– Ну и чего? – спросил он у взъерошенного Леши.

– Мадам переодеваются к выходу, – ответил он глубокомысленно.

Ниоле явилась в светло-голубом атласном платье на тонких бретельках. Ее волосы были уложены в трехэтажную прическу, похожую на закрученную морскую раковину. На веках поблескивали голубые тени в тон платью, губы, перламутрово-оранжевые, повторяли цвет волос.

«Немного вульгарно, но для рекламного фото в самый раз», – подумал Сергей и сказал:

– А-ля потряс пирамидон. Прическа на сколько рассчитана?

– На века, – сказал Леша.

– Я столько не выдержу, – жалостливо произнесла Ниоле, неуверенно шагая на высоченных каблуках. – Леша мне так волосы перетянул…

– Серега, у меня дела. Я тебе еще нужен?

«Никто мне здесь теперь не нужен!» – чуть не закричал Сергей, но, пожав плечами, лениво произнес:

– Нет, в принципе… А ты хочешь слинять?

– Да… Три-четыре плана на мою долю сделаешь?

«За твое своевременное бегство – хоть дюжину!!!»

– А кто этот вавилон разбирать станет? – возмутилась Ниоле, тыча пальчиком в прическу.

– Ножовка в хозяйстве найдется, Серега? – подкалывая начавшую беспокоиться Ниоле, поинтересовался Алеша.

– Да найдется, – принимая игру, утешил его Сергей. – Ну там долото, стамеска… Найдем. Ты главное, Леша, не волнуйся. Твое дело – возвести… А я уж тут… сам. Стенобитное орудие подгоним на крайний случай…

Леша, согласно кивая, вышел из студии.

– Нет, молодые люди…

Сергей перехватил Ниоле, которая нацелилась ловить собиравшегося на выход Алешу.

– Ну вы, ребята, и шутите… Эй!

– Да сам я все сделаю! – забавляясь ее неподдельным возмущением, сказал Сергей. – Леш, дверь захлопни!

– А! – догадалась Ниоле, останавливаясь на полпути к прихожей. – Мне ж девчонки говорили – фотографы специально их злят, чтобы глаза заблестели! Ну вы и фрукты-овощи!

– Сядь, пожалуйста, на стульчик. Сделаем крупешников для Алексея. Ему зачеты сдавать надо. Он хороший, правда?

Ниоле не ответила, еще кипя, но на барный стул взобралась и послушно выполнила все, что требовал Сергей.

– Чудненько!.. Отдохни. Десять минут на возжигание огня, и мы повторим предыдущий опыт.

Сергей вложил в слова вполне определенный смысл и оглянулся на Ниоле.

«Ведь пришла же ты опять? Ведь пришла?»

– В части фотографирования, – едва размыкая губы, произнесла она.

– Как скажешь, дорогая, – легко ответил Сергей.

Некормленный два дня огонь жадно набросился на сухое дерево, а Сергей взялся за камеру.

– Ниоле, с ногами на диванчик заберись, поуютней так – как твоя Пуся… Вот! А бретелечку с плечика спусти? Ох, клевенько! Мадам Рекамье, да и только.

– Она в эпоху ампира жила, недотепа.

Ниоле уже расслабилась, принялась позировать, то игриво склоняя голову к плечу, то закидывая ее назад, демонстрируя длинную шею.

«Переигрывать начала… А может, это к лучшему? Истомим девушку комплиментами, да и возьмем тепленькой…»

– Не устала? – спросил Сергей, меняя ракурс.

– Нет, так, немного… Жарко что-то у тебя сегодня.

– Ветер не в нашу сторону.

– Что у нас еще на сегодня? – спросила она, потягиваясь.

«Да повестка дня-то у нас не сказать чтоб богатая… Но мне и этого довольно».

– Сейчас придумаем, – сказал Сергей, отключая общий свет. – Давай перекусим?

– …Я все вспоминаю тот абзац о театральных представлениях с раздеванием, – как бы невзначай начал разводку Сергей. Они уже сидели в креслах у круглого столика на ножке и ужинали. При свечах.

– А что? – откликнулась она. – Это исторический факт.

– Как бы нам постановочный кадр сделать на эту тему?

– Делай. Я мебель пока не забираю.

Сергей принес две чашки кофе.

– Ой, теперь с коньяком? – отняла чашку от губ Ниоле.

– Угу, капнул чуть-чуть.

«Не только с коньяком… Пей, девочка, пей!»

– Здорово у тебя кофе получается.

– Ну, – пожал плечами Сергей, – пролечу как фотохудожник, пойду в бармены.

– Ну что ты! – вытаращила глаза Ниоле. – Все у тебя получится.

– Допила?

– Да, а что?

– Сядь у камина на шкурку и гляди на огонь. Я тебя в контражур…

– …щелбахну, – рассмеялась она.

Сергей сделал небольшой заполняющий свет. Ниоле села на шкуру напротив камина.

– Ручку чуть отставь и ножки вытяни. Бедрышко чуть повыше, не надо вперед заваливаться.

Сергей лежал на животе на полу и командовал:

– Теперь в профиль повернись… И сядь боком, обхватив колени… Ну, прэлэстно, прэлэстно… Все, снято.

– Голова болит, – жалобно призналась Ниоле. – Тащи свой инструмент, садист… Еще десять минут, и я даже на бензопилу «Дружба» буду согласна.

– Зачем же такие страсти? – пробурчал себе под нос Сергей, перебираясь к ней поближе.

Он поискал хитрый веревочный узелок на вершине прически и, растянув его, разрушил Лешино творение.

– У-ух, – с облегчением вздохнула Ниоле, опуская голову ему на плечо.

«Так, девушка созрела».

Сергей ласково расправил скрученные пряди и вытащил шпильки. Попутно он спустил с плеча Ниоле вторую бретельку и прикоснулся губами к шее.

– Ты не разденешься? – совсем тихо, словно кто-то мог их услышать, спросил он. – Я могу помочь.

– Зачем?! – отстраняясь от него, спросила Ниоле так, будто ей предложили слетать на Плутон.

– Хочу сфотографировать тебя обнаженной, – просто и без прикрас объяснил Сергей.

– Нет! – решительно воскликнула Ниоле, порываясь подняться.

– Да отчего же нет, бельчонок? – силой удержал ее Сергей.

Она подняла на место обе бретельки и прикрыла грудь скрещенными руками, словно уже была голой.

«Эх, маловато я ей накапал!» – с досадой подумал Сергей.

– Это же так естественно – когда художник хочет увековечить красоту своей возлюбленной. Разве нет?

Ниоле молчала, так же прикрываясь и глядя в сторону.

– Все художники так делали… Вы же знаете, госпожа искусствовед. И Рембрандт, и Пуссен, и Дали… Почему я не могу? Всего только со спины и в контражур. Почти как и в платье.

– Тогда зачем? – мельком взглянув на него, прошептала Ниоле.

– Затем, что это мое художественное решение, и я хочу сравнить его с предыдущим.

– Я не хочу, чтобы эти снимки где-то существовали, куда-то могли попасть… Мне будет… неуютно.

– Вот уж не проблема, – сказал Сергей чуть погромче и подчеркнуто деловито. – Время-то детское, отсюда поедем ко мне, это близко. Просмотрим сегодняшний материал, и ты сама сотрешь в компьютере все, что захочешь.

– Правда?

– Конечно. Зачем мне с тобой ссориться? Я не знаю, как у нас с тобой сложится в личном плане…

«Фу, как гнусно звучит!»

– …но я слишком большие надежды возлагаю на этот альбом, чтобы ссориться с деловым партнером.

Сергей осторожно приподнял ее голову и чмокнул в упрямо сжатые губки.

– И у меня, знаешь ли, нет желания делиться с кем-то красотой своей возлюбленной. Это хоть понятно?

– Проявление собственнического инстинкта мне понятно.

– Ну, хоть на том спасибо. Так что?

– Отвернись, пока я…

Она не стала продолжать, просто потрясла головой – что ж это я такое делаю?!

– Хорошо, я пока раскочегарю камин.

Сергей несколько минут сидел на корточках перед огнем, подкидывая дровишки. Позади было совсем тихо, словно он был в студии один. Сергей встал и, не поглядев в сторону сидевший на шкуре Ниоле, – а она там была? – пошел к камере.

Ниоле сидела на шкуре, опираясь на одну руку, вторую положив на бедро. Выглядело это очень красиво и совершенно не возбуждающе – плавная линия «плечо – талия – бедро – нога». Так, вероятно, и выглядела невинная ветхозаветная нагота.

– Не холодно тебе? – спросил Сергей, дабы заполнить паузу.

– Шутишь? – ответила она, чуть поворачивая голову. – Я тут спекусь.

– Вот так и сиди, а волосы закинь на спину.

Она подняла руку, чтобы выполнить его просьбу, а он успел сделать несколько снимков – человек выглядит естественнее, если не думает, что его фотографируют.

– Умница. Сядь теперь «русалочкой» – прямо перед огнем. Не горишь еще?

– Не горю, но тлею.

«Во-во, оно самое! У меня найдется чем потушить… Но это позже».

– Снято! – решительно сказал он. – Все свободны.

– И это все? – произнесла она, чуть оборачиваясь.

«Есть ли на свете слова, более оскорбительные для мужчины?!!»

– Да, а что же? – стараясь, чтобы голос его звучал возможно более сдержанно и печально, ответил он. – Снимков восемь – десять. Достаточно. Зачем больше, если они перестанут существовать еще до полуночи?

Ответа он, как и ожидал, не получил.

– Пойду поставлю чайник.

Сергей вышел на кухню, давая Ниоле возможность одеться и прийти в себя. Или наоборот.

Она появилась в кухоньке минут через пятнадцать. Сергей сосредоточенно мутузил джезвами песок в мангале.

– Кофе будешь?

– А чаю можно?

Он наконец поглядел на нее. Ниоле была одета в свитер, макияж был чуть стерт, волосы тщательно расчесаны.

– Да сколько хочешь.

Сергей отставил джезвы и принялся заваривать чай. Ниоле молчала, глядя на него. Он упорно держал паузу.

– А что у нас потом?

– Ну, как и решили… Поедем ко мне, поработаем за компьютером. Сроки же существуют… Кое-что решим на будущую неделю. Подходит?

– Подходит, – явно разочарованно согласилась она.

– Садись, чай готов.

Они оба мешали ложками в своих чашках и молчали.

– Я… что-то не так сделала? – наконец заговорила Ниоле.

«Ага, главное заставить ее почувствовать себя виноватой…»

– Ну что ты! – Сергей якобы через силу улыбнулся. – Просто я почему-то очень устаю от съемок. Сегодня-то еще ничего… А когда вокруг крутится человек десять! Пока их соберешь и расставишь… Ты ж сама руководишь людьми, знаешь. Тем более у меня каждый раз – новый, несработанный коллектив.

– Да, это сложно.

«Вот, рыжик, так держать… К концу вечера ты будешь считать себя источником всех моих несчастий и постараешься загладить вину».

– Ты попила?

– Да… Можно идти?

Они собрались и вышли. Снегодождь прекратился, развиднелось и приморозило. После душной мастерской оба с удовольствием вдохнули свежего воздуха.

– Ух, хорош морозец! – бодренько воскликнул Сергей. – Скоро Новый год…

– Покусаю, вредина! Я на море хочу!

Они проехали в полупустом метро и вышли наружу.

– Здесь недалеко. Но если хочешь, возьмем тачку.

– Ну что ты…

– Не торопишься? – поинтересовался Сергей.

– Да нет… Родители уехали, меня никто не контролирует.

«Ох, девочка, как ты вовремя проговорилась! А это не намек?! Ладно, посмотрим…»

Они зашли в его квартирку.

– Что-то это не похоже на холостяцкое жилище, – хитро прищурилась Ниоле, окинув взглядом прихожую, увешанную картиночками из ракушек и вышивками крестиком.

– Это бабулина квартира.

– А где бабуля?

– Я за нее. А она у мамы живет. Так удобнее. Но я это не убираю – мало ли что… Выгонит. Придется жить в студии. Ты проходи.

Сергей включил компьютер.

– А что мы сейчас делаем?

– Скачаем сегодняшний материал с карты на жесткий диск, после чего с ним можно будет работать.

Компьютер тужился, перемещая снимки, и наконец выдал меню.

– Сейчас выберешь сама, что своему любимому подарить.

– Какому любимому? – озадачилась Ниоле, уловив подвох.

– Лешеньке, какому ж еще.

– A-а, ладно. Дай я сама.

Сначала шли фотографии в прическе и гриме. Ниоле долго выбирала, щелкала «мышкой», прикусывала губы, что-то бормотала. Сергей терпеливо ждал, зная, что время работает на него. Ниоле выбрала четыре снимка, и они вывели их на печать. Приближался как логическое завершение отсмотр «нюшек».

Сергей открыл первую. Силуэт обнаженной Ниоле рисовался отблеском огня по контуру тела. Спину и круглую попку можно было только угадать. Волосы светились ореолом медного оттенка.

– Ну и чего ты боялась? – чуть насмешливо обернулся к ней Сергей. – Все очень скромненько. Никакая инквизиция не придралась бы.

Ниоле глядела на экран даже чуть разочарованно.

– Ни за что бы себя не узнала.

Он вывел следующие снимки, где Ниоле, подняв руку, поправляла волосы. На некоторых оранжевым треугольничком слегка вырисовывалась ее грудь.

– Вот и всех дел-то. Сейчас на подиуме девчонки через раз топлесс ходят, и никого это не смущает.

– Да, ничего особенного. Красиво, да. Но не грязно… Ты мастер.

– Я тебе говорил. Стоило кукситься…

Она что-то еще хотела сказать, но Сергей специально не стал поощрять ее. Он, ловко бегая пальцами по клавишам, перегнал все ее снимки на дискету, вынул, написал на этикетке «Ниоле-2» и положил на стол.

– Вот, вся твоя голая правда.

– Почему «Ниоле-2». А где «1»?

– А это первые, темные совсем. Наш первый…

Он сделал паузу, словно подыскивая слова.

– …эксперимент. Я тебе говорил… Но, если хочешь, я тоже могу отдать.

Сергей нашел в держателе дискету и положил туда же.

– Теперь стирай… Как условились.

– Сделай сам. Я тебе доверяю.

– Я этого делать не буду.

– Почему это?

– Рука не поднимается… Как я могу стереть свою музу?!! Ты хоть понимаешь?!

– Нет, не понимаю, – повела она плечами, отводя глаза.

Сергей с тайным, немного пакостным удовольствием улавливал, как она польщена таким трепетным отношением к своей персоне.

– Я даже присутствовать при этом не желаю. Как при экзекуции.

Он встал и пошел на кухню.

– Чаю попьем? – спросил он, вернувшись.

Ниоле сидела у компьютера в той же позе.

«Проняло девушку… Жестокий я – мучаю, бедную, как хочу».

– Наверное, мне домой пора, – неуверенно сказала она.

– Так ты же свободна. Надо еще кое-что обсудить.

– Например?

– Надо ли нам включать в альбом раздел, посвященный стриптизу. Или нудизму-натуризму с дедушкой Лениным, например. Или с императорской семьей.

В эссе Ниоле упоминала, что эти непримиримые политические оппоненты, оба с немецкими корнями, были в равной степени любителями «понудить». Эта мысль очень забавляла Сергея – хороший коллажик мог бы получиться…

– Сам решай, – сказала она.

– Ну уж нет – ты у нас за концепцию ответственная. Так будем или не будем?

– Тогда давай о стриптизе сделаем. О политике – как получится. Собственно, эта моя работа и выросла из заметок о российском стриптизе.

– «Эти танцы неглиже – вовсе не стриптиз уже?» – рассмеялся он.

– Запомнил? – тоже улыбнулась она.

– Как такую рифму забудешь!

– А такое – «От стыда совсем не млея, для вас танцует Орхидея».

– Класс! А это что?

– Да так, сейчас в голову пришло, – откровенно засмеялась Ниоле. – У них там такие псевдонимы!

– Да, я читал. А нормальные стихи ты пишешь?

– Редко… Времени нет.

– Жаль. Я б твои вирши поиллюстрировал. Уж парадный портрет-то для форзаца сделал бы.

Они замолчали, глядя друг другу в глаза. В кухне отчаянно засвистел чайник.

– У, подлый! Пошли, а то ведь не отстанет.

Ни ей, ни ему чаю совсем не хотелось. Ниоле просто сидела над кружкой, а Сергей смотрел на Ниоле.

– Останешься? – наконец спросил он севшим голосом.

Ниоле едва заметно кивнула, не отрываясь от созерцания остывающего чая.

– Какая-нибудь футболочка найдется? – спросила она как бы между прочим.

– Да найдем… Мама мне их каждый раз дарит, когда я приезжаю…

– Мама? – искоса взглянула она.

– А кто же еще? Девушки мне парфюм дико дорогой дарят, помнится.

Сергей сидел за компьютером, от нечего делать сортируя снимки для альбома. Ниоле вернулась из душа одетая в темно-синюю футболку, которая на ней смотрелась как туника. Он повернулся и с интересом уставился на бледно-розовые ноги Ниоле, видные почти целиком.

– «Раздеваемся в быту, не скрывая красоту» – я точно цитирую?

Ниоле хихикнула, умильно на него глядя, но промолчала, подойдя вплотную.

– Почему уродливая мужская одежда порой так дивно украшает женщин, а? – спросил он, обнимая ее за талию.

– Наверное, по контрасту.

Одной рукой плотно гладя ее по упругому заду, Сергей, с трудом попадая стрелкой в нужные окошки, выключил компьютер. В комнате стало совсем тихо.

– Подождешь немного? – спросил Сергей с надеждой, словно Ниоле могла уйти немедленно и прямо в его майке. – Я сейчас.

Вернувшись, он нашел Ниоле в предусмотрительно разобранной им постели. Она оставила горящей одну лампочку в изголовье.

– Ох, бельчонок!.. – застонал Сергей, откидывая одеяло и обнимая Ниоле.

Ее ручки нетерпеливо растянули на нем пояс банного халата и скользнули по груди и дальше на плечи, скидывая с него одежду. Сергей довершил собственное обнажение, выкинув халат куда-то себе за спину.

– А это снять нельзя было? – недовольно пробурчал он, сдирая с нее футболку и трусики.

Он всем телом приник к ее мягкой, нежной плоти, и Ниоле ответила ему глубоким, чуть жалобный вздохом.

– Кошечка, я ждать не могу, извини, – простонал он и, отделавшись от прелюдии поспешным поцелуем, сразу вошел в нее.

Кажется, она была не против, расслабившись, обнимая его чуть неловко и поэтому ужасно трогательно и волнующе.

«Так вот чем отличается «дать» от «отдаваться»…» – смутно промелькнуло в его голове.

Ниоле именно ему отдавалась, а не… как девочки-модельки. Он только сейчас это понял.

Сергей очень старался показать себя умелым любовником, не оставив на теле Ниоле ни одного необласканного места, и решил закончить, только почувствовав соленую влагу на ее лице.

– …Сережа, это для меня… слишком, – прошептала она, когда в ней чуть улеглась поднятая им буря и она сама ослабила объятия. – Не надо так, а?

– Родная, как я могу контролировать свои чувства, – проговорил Сергей, отстраняясь, чтобы посмотреть на нее. – Я ведь не знаю – может, ты со мной в последний раз? Завтра я тебе надоем, и прости-прощай, бедный художник!

– Ну что ты… Зачем ты так говоришь?

Сергей лег рядом, а Ниоле положила голову ему на плечо.

– Я буду с тобой, пока ты сам этого захочешь…

– Это ответ настоящей музы!

– Выключи свет, а? У меня глаза устали.

Сергей протянул руку и щелкнул выключателем. Электронные часы на столике рядом показывали без двадцати одиннадцать.

«Успеем и отдохнуть, и утомиться, и не один раз, рыжик», – умиротворенно подумал Сергей, тоже прикрывая глаза.

Утром они позавтракали вместе, и Ниоле уехала к себе, попросив не провожать ее. Дискету со своими «нюшками» она увезла с собой. Это был своеобразный тест, который Ниоле пока не прошла.

«Она не доверяет мне полностью… – с легкой горечью подумал Сергей. – Ну что ж, значит, в вечном поединке страсти с разумом пока ведет разум».

Сергей еще раз проглядел отснятый материал – мало, мало… На одну треть от того, что надо. И что же дальше?.. Он открыл файл с Ниолиными изысками.

«Ох, вот конфетку можно сделать!» – затрепетал Сергей, наскочив на один небольшой абзац.

«Публичная нагота используется и как весьма сильное средство выражения социального протеста. Впервые такая тактика была применена в начале XX века. В бурные 60-е она распространилась на Западе повсеместно как живая иллюстрация к лозунгам вроде «Раздевание во имя разоружения», «Нагота, а не ядерные ракеты».

«Тут можно на старые газетные снимки наложить постановочные фото – конфетка получится… И остренько, и умненько! Леннона с Йоко Оно процитировать, как те голые фотографировались… Хотя их-то снимки пострашней вьетнамской войны».

Таких снимков – с некрасивыми, ледащими протестантами обоего пола – нашлась в Сети чертова куча, и с ними надо было разбираться специально. Скачав их в отдельную папку, Сергей принялся визуализировать другой пассаж.

«Почти каждый крупный показ меховых изделий сопровождается появлением защитников животных, как правило, минимально одетых. «Лучше ходить голыми, чем носить мех!» Если учесть, что эти демонстрации проходят, как правило, в холодное время года, то самоотверженность участников невольно вызывает уважение».

Вот эту страницу Сергей заполнил бы только своими работами.

«Добро пожаловать в Оймякон! Очаровательные девушки, чуть прикрытые треугольничками из соболя, шлепают по сугробам… И вокруг тунгусы с метеоритами! Чего-то я расшалился… Надо позвонить худруку».

– Але? – произнес голосок в трубке.

– Привет, ты как?

– Я нормально.

– Может, встретимся после обеда или вечерком? Мне кое-что обсудить с тобой надо.

– Можно и по телефону обсудить, – безнадежно проговорил голосок.

– Ну, давай по телефону. Я тему протестного нудизма хочу оживить своими фотками. У тебя найдется пара человек, пусть не первой молодости и не с суперданными, чтобы попозировали на улице с плакатами?

– Так холодно же.

– Я не настаиваю на завтра-послезавтра… Пока суд да дело…

«А то придется на Тверской искать…»

– Ладно, я подумаю.

– Вот-вот… Ты точно не хочешь куда-нибудь пойти сегодня?

– Нет, я отдохну лучше. Рабочая неделя впереди.

Они обменялись еще несколькими фразами и распрощались. На сколько времени уехали ее родители, Сергей спросить не решился.

«Еще отходит от вчерашнего, – самодовольно подумал Сергей. – Но это поправимо. Вопрос в том, готова ли она мне позировать… Как любовника она меня не стесняется… А вот моей камеры явно боится. А почему? Не та обстановка?.. Что там говорит теория?»

«Размундириваться в обществе незнакомца (незнакомки) одноименного пола более приемлемо, нежели перед таковым (вой) противоположного, например, на купании, в общих раздевалках в бане. Но в некоторых культурах нагота в присутствии посторонних даже одноименного пола считается неприемлемой и постыдной».

«Да, человек удивительно изобретателен в возведении крепостей и казематов для заточения своих естественных порывов».

«В некоторых европейских странах, например в Германии, Финляндии и Нидерландах, существует тенденция дозволять представителям обоих полов мыться и купаться вместе голышом (в Финляндии это принято в пределах одной семьи). Старинные германские бани построены по признаку разделения полов во время купания. Для Японии актуально диаметрально противоположное: старые бани, особенно сельские, – смешанные, а более новые разделены на женскую и мужскую. В обоих случаях плещутся самураи голышом».

«И почему я не старинный сельский самурай?»

Тут внимание Сергея привлек прелестный параграф, на который он как-то не обращал внимания. Озаглавлен он был многообещающе:

«Девкам стало жарко в бане,

Этот жар идет от Вани…

Наш северный климат, в принципе, к раздеванию не слишком располагает. Однако исторические корни у русской национальной наготы есть, и идут они… в баню. В баню обычно ходили в послеобеденное время. В нагретой парилке русские люди вдосталь охаживались вениками; зимой после этого они еще и катались в снегу. Особенных приличий мужчины и женщины, плескавшиеся за щелястой деревянной перегородкой, не соблюдали. Сталкиваясь в предбаннике, они только прикрывались руками или веником. Таким образом, русские неприкрытостью своего тела не тяготились, тем более что обнажение оправдывали конкретные обстоятельства».

«Ну, для этого и снимать-то ничего не придется, – разморенно-благодушно подумал Сергей. – Процитируем Кустодиева, Самохина, дополним документальными Маргошиными телесами – не разворот выйдет, а экскурсия на кондитерскую фабрику!»

После бурно проведенной ночи он все еще пребывал в состоянии того самого голодного мальчика, вдосталь наевшегося сластей.

«Может, и лучше, что Ниоле мне на сегодня отлуп дала… А то еще какой-нибудь любовный диабет заработаю».

Но следующий абзац, повергший его в некоторое смятение, убедил его в том, что не все пирожные им съедены и даже понадкусаны.

«Существовала на Руси каста «потворенных баб» – профессиональных сводниц, знавших, как и где можно увидеться с замужними женщинами, чтобы свести их потом с потенциальными возлюбленными. Потворенные бабы внедрялись в богатые дома, прикидываясь богомолками, знахарками. Вот тут-то оно и начиналось…

За особую плату потворенная баба могла устроить и пикантного толка шоу – провести денежного клиента в баню, где мылись дебелые русские красавицы, а он мог незамеченным, в специальный глазок, понаблюдать за процессом. Надо ли вам говорить, что о такой практике часто знали и сами женщины…»

«Ой как волнующе! Вопрос, как это изобразить… И как убедить читателя, что банный созерцатель держал руки по швам?.. Хороший абзац, но без непристойности проиллюстрировать его невозможно. А жаль».

Сергей снова принялся листать эссе в поисках того, к чему можно было без натяжки привлечь Ниоле в качестве обнаженной модели. Один абзац его сильно огорчил.

«Русский стриптиз еще раз подтверждает аксиому о неизбывном целомудрии русских женщин. Как правило, московские стриптизерки даже при полном отсутствии одежды, что составляет последнюю четверть номера, выглядят одетыми и невероятно невинными».

«Уж что есть, то есть».

Сергей еще полистал заветный файл. Ему казалось, что он знает его уже наизусть, но каждый раз он находил что-то новое. Прочтя пассаж, посвященный леди Годиве, Сергей чуть не подскочил на стуле – вот что надо! И чистенько, и необычно… Ниоле это не насторожит…

«Британский Ковентри знаменит любопытной легендой. В XI веке на его территории находилось небольшое государство Мерсия, где правил алчный герцог Леофрик, женатый на белокурой красавице леди Годиве. Насколько жители не любили герцога, настолько обожали его супругу. Как-то раз Годива попросила Леофрика уменьшить налоги. Тот согласился, поставив странное для хорошего мужа условие: она должна обнаженной проехать верхом на лошади через весь город. Годива, к его удивлению, согласилась принять унижение ради блага подданных. В назначенный день она выехала из замка именно так, как требовал Леофрик. Жители закрыли окна домов ставнями, чтобы не смущать молодую женщину, поступившуюся ради них своей честью. Один молодой человек нарушил условие, и Бог покарал нечестивца слепотой.

Согласно другому варианту этой легенды, леди Годива не была такой уж простушкой. Обладая редкой длины и густоты волосами, она просто распустила их, и они прикрыли ее наготу, как плащом. Хотя по нравственным меркам того времени оказаться простоволосой на людях тоже было не ахти как хорошо.

…С тех пор мерцающий призрак леди Годивы многократно встречался жителям и гостям Ковентри. А ее имя стало почетным титулом для обладательниц роскошных, особенно белокурых, волос».

«Хорошо же, девочка, – ужасаясь собственному коварству, размышлял Сергей, – если тебя, с твоей чересчур резонной натурой, нельзя выманить на полную обнаженку ни моим трепетным отношением, ни даже твоими собственными чувствами, выманим тебя именно резоном. Ты у меня – только для проб, как образец… Кому же такое не лестно? Вот и изобрази мне благодетельную леди с эталонными волосами на белой лошади… Надо попробовать, надо… Назначить фото-сессию на дневное время, чтобы исключить – якобы – сексуальный подтекст… Чистое искусство!»

За этими подловатыми размышлениями день пролетел очень быстро. Труднее всего будет выдержать паузу в один день – а пусть Ниоле подумает, отчего это он не звонит и не приходит.

Ниоле позвонила ему на мобильник в среду днем.

– Ох, бельчонок, извини… Пытаюсь осмыслить материал, прежде чем двинуться дальше…

– Голос у тебя какой-то…

«Утомленный, да».

– Ниоле, а ты не сможешь уделить мне часа два-три днем, ну завтра, послезавтра… В субботу? Но обязательно днем.

«Пусть знает, что секс тут ни при чем…»

– Ну, наверное, можно было бы…

«Озадачилась, почему днем».

– Мне важно, чтобы было естественное дневное освещение. Мы попробуем мое одно решение, а потом ты сама подберешь мне моделей.

– А завтра – хочешь, я приеду?

«Нравится девушкам руководить мужиками…»

Они договорились, что Ниоле приедет после двух часов. Сергей ясно уловил ее недоумение – а что будет в ходе этого свидания, или фото-сессии, или еще чего-то?

Сергей подготовился к этому последнему и решительному рывку. Ниоле будет позировать ему как леди Годива – одета только в свои волосы, или… Или он бросит все и уедет в тайгу заготавливать женьшень…

Ниоле приехала пять минут третьего. Она прямо из прихожей попыталась заглянуть в студию – а что там такого, ради чего она сюда примчалась, бросив фирму? Но там была только тренога с камерой перед дежурным ногастым стулом. Не было даже той шкурки на полу – Сергей ее предусмотрительно убрал.

– Кофе попьешь? Бутерброд? – сумрачно осведомился он, целуя Ниоле в ушко.

– Кофе – да, а вообще я пообедала.

Она присела за столик.

– А что… у нас на сегодня?

– Хочу прорепетировать на тебе…

– Как на кошке.

– Угу, как на Пусе. Знаешь, длинноволосые модели дико дорого стоят, поскольку их мало…

– Девочки питаются плохо. Волосы и не растут.

– Вот, а мне хочется воплотить твои измышления по поводу леди Годивы. Попозируешь? Для экономии?

Тут он слегка улыбнулся, хотя в целом был так же меланхоличен и отрешен. Никакого обольщения. Ни единой чувственной нотки.

– Нагота как элемент самопожертвования и добродетели, – пробурчал Сергей вроде как для себя.

– Конечно. Для экономии – святое дело. И ради добродетели. Вдвойне священно, – заговорщицки улыбнулась она.

– Как дивно мы друг друга понимаем. Там тепло, так что иди готовься.

– Леши, как я понимаю, не будет?

Она промокнула салфеткой губы.

– Нет, никакой особенный грим нам сегодня не нужен. И ты прекрасна своей естественностью. Так, чуть реснички, немного розового на губки… Ты это и сама можешь. Волосы распусти, ладно?

– Все? Тогда я пошла.

Он поймал ее за талию, когда она выходила из кухни, и чуть прижал к себе: вот видишь, я изо всех сил сдерживаю любовные порывы, но не всегда могу с собой совладать… Ниоле ответила ему, сжав его предплечье: да, я все понимаю, бедный ты, несчастный!

Сергей стоял за камерой, проверяя ее в последний раз, когда услышал за собой шлепающие шажки. Ниоле, одетая в снежно-белый махровый халат и тапки без задников, прошла мимо него и встала рядом со стулом.

– Чего делать надо? – спросила она совершено спокойно.

– Забирайся на стул – как на лошадку, верхом. Побудь леди Годивой. Пострадай за твоих подданных.

– Как скажешь.

И тут произошло то, чего Сергей так долго ждал и никак не ожидал получить так просто: Ниоле легко, даже без его просьб, скинула халат, под которым оказалась абсолютно голой, если не считать крошечных трусиков-танга бледно-розового, в цвет ее кожи, оттенка. Когда она села верхом на стул, тесемочка на бедре вообще стала незаметна. Ниоле поправила волосы и спросила, не оборачиваясь:

– Так нормально?

Сергей почувствовал, что в горле у него сразу высохло и он не может вымолвить ни слова.

– А? – повторила Ниоле, чуть оборачиваясь.