Текст книги "Ниоле: Обнаженная натура"
Автор книги: Людмила Белякова
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Сессия обещала быть простой и приятной. Три девушки, очень хорошенькие, но обычных модельных параметров, прибыли к часу дня, когда в мастерской уже было и тепло – горел камин, и светло. Материал они отсняли быстро, а потом в домофоне послышался пролетарский голос – привезли заменить мебель.
Открывая дверь, Сергей удивился – теперь рабочих было человек семь. Заходили они в студию робко, рыская, однако, по углам жадными, пакостными взглядами. Девушки сидели на поддельном рококо и потихоньку щебетали о своем, о модельном.
– Девчонки, вы в гримерку не перейдете? – попросил Сергей.
Девушки дружно встали и, провожаемые разочарованными взглядами, ушли. Мужики, подавив вздох, вытащили на площадку диванчики и креслица и, заменив их на комплект мебели времен мастера Гамбса, скорбно, как с похорон, удалились.
«Стулья из дворца, одинаковы с лица… Точно! Заразился».
– Все, можно выходить, – скомандовал девушкам Сергей.
Эта часть сессии прошла быстро, потому что отключили электричество.
– У-у, – разочарованно протянули в один голос красотки.
– А ничего – материала достаточно.
– Нам оплату за шесть часов обещали, – обиженно пояснила одна.
– Так и будет как за шесть. Я своих не сдаю.
– Правда? – обрадовались девушки и поспешили одеваться.
Студия опустела. Сергей передохнул, просмотрел газетку и сделал самую любимую часть работы – вытер пол от грязных разводов. Тут раздался стук в дверь.
– Пустишь? – услышал он, к великому удивлению, голос Ниоле.
– Как не пустить, – ответил он, подумав: а что это она без предупреждения?..
– Что это у вас ничего не работает? – спросила Ниоле, раздеваясь во тьме прихожей. – Ни домофон, ни лифт.
– Кратковременный энергетический кризис. Сейчас свечи зажжем.
За окном уже смеркалось.
– А съемка? – огорчилась она. – Эти ребята послезавтра уезжают.
– Все в порядке, успели проскользнуть до обвала.
– А девочки мои? Я им деньги привезла.
– Ушли минут за двадцать до тебя, – как и обещал, соврал Сергей.
– У, а чего я тогда раздеваюсь?
– Ну, у камина посидишь, еще чего-нибудь… Проходи.
– А красиво! – сказала Ниоле, увидев скомпонованную вокруг камина мебелишку.
– Сейчас еще красивее будет, – сказал Сергей. – Ты располагайся. Сейчас я огонь реанимирую.
Сергей принес два бокала и открытую, выпускающую белесый шлейф бутылку шампанского.
– А это в связи с чем? – уставилась Ниоле на натюрморт.
– Так вроде ж у меня день варенья был, – меланхолично произнес он, наполняя бокалы. – Ты давай придвигайся к очагу.
– Да? А когда именно?
Сергей знал, какую реакцию вызывает дата его рождения, и попытался скрыть улыбку в сумерках мастерской.
– Ну… восьмого марта.
– О-хо-хо! – рассмеялась Ниоле. – Ну ты и сюрприз к женскому дню!
Она взяла бокал.
– А что? Разве не подарок?
– Подарок, подарок! Поздравляю…
Они чокнулись, и Ниоле отпила пару глотков.
– А за меня нельзя было до дна?
– На пустой желудок опасаюсь.
– Намек понял. Пойдем.
Сергей отвел Ниоле на кухоньку и запалил простенькую, без затей, свечку.
– Вы извините, гражданка муза… Раз уж вы запорхнули сюда на ваших радужных крыльях, похозяйничайте чуток… Я хлеба нарежу, а вы на тарелочки это все разложите.
– Ну, не может мужчина видеть женщину не при кухне, не может, – тихонько ворчала Ниоле, раскладывая по тарелкам нарезку.
– Дело мужчины добыть, а дело женщины – распорядиться добычей. Что вас не устраивает, дорогая муза? Еще во времена Троянской войны бессмертные богини сходили с Олимпа в холщовые палатки усталых героев, дабы врачевать их раны и утешать в горестях. Так что ничего вы в вашем олимпийском достоинстве не теряете.
– А ведь какую историческую базу подвел, мерзавец! – так же, вроде себе под нос, пробормотала Ниоле, унося тарелки в студию.
За те полтора года, что Сергей работал в этой мастерской, всякого инвентаря накопилось немерено, и подсвечники тоже нашлись. Два маленьких он поставил на камин, четырехрожковый – на стол.
Получилось совсем неплохо. Желто-оранжевые сполохи распугивали сгущавшийся мрак.
– Угощайтесь, гостья дорогая, – сказал Сергей.
– В первый раз ужинаю при свечах, – заметила Ниоле, аккуратно, как домашняя кошечка, жуя прозрачный кусочек сервелата.
– Уж свечи я всегда могу организовать. Не проблема. Давай еще шампанского?
Они потихоньку ели, Сергей открыл и следующую бутылку, думая, как бы не включили электричество.
– Я закрою окна? – сказал он, вставая. – Угнетают меня эти провалы в никуда.
«Чтоб не увидела, что в окнах загорелся свет. Может встрепенуться и засобираться домой».
– А твоя техника, Сергей, извини за дилетантский вопрос, при свечах снимать может?
– Может-то может, но все равно небольшой заполняющий свет нужен. А то тени будут резковатые… Хочешь, чтобы я тебя сфотографировал?
– Нет, нет, – немного более активно, чем следует, запротестовала Ниоле. – Просто на будущее.
Сергей, не прожевав толком, встал, поспешно вытирая руки салфеткой.
– А чего на будущее? Сделаю пару снимков – для чисто технической пробы. Мне самому интересно.
Ниоле что-то протестующе лепетала вслед, но Сергей решительно двинулся в гримерку, ощупью нашел кофр и принес камеру.
«Да хочешь ты, хочешь… Дело мужчины, кроме добычи мамонтов, привести женщину к верному решению относительно того, чего она действительно хочет».
Сергей в тусклых отблесках пещерного пламени навострил камеру. Ниоле уже наверняка успела попудрить носик и восстановить помаду на губах – сейчас она приглаживала волосы.
– Головку назад чуть откинь и сядь попрямее… Ох, здорово твои волосы на фоне огня смотрятся. Хорошо б, если бы получилось!..
Сергею показалось, что Ниоле самодовольно улыбнулась. Он сделал несколько снимков с разных точек.
«Для альбома ты снималась… уже снимаешься для себя… Скоро будешь сниматься и для меня».
– Ну вот, для эксперимента достаточно, – удовлетворенно произнес Сергей. – Сейчас вернусь, продолжим празднество.
В гримерке он положил камеру и взял пакет со шкурой.
– А это что? – вяло поинтересовалась заскучавшая Ниоле.
– Когда я в первый раз огонь раскочегарил, то решил, что шкура перед камином – это то, что надо! Нет?
– Не знаю…
Сергей расстелил шкуру и бросил пару таких же полосатых подушек.
– Как, госпожа искусствовед? – спросил он, не поднимаясь с корточек.
– Ну, неплохо…
– Давай сюда, к огню поближе, а то нагреватель не работает.
Видя, что Ниоле не собирается вставать с кресла, Сергей взял со стола ее и свой бокал, бутылку, в которой еще что-то оставалось, перенес на шкуру, а потом взял Ниоле за руку, лежавшую у нее на коленях, и потянул.
– Ну, пойдем – смотри, как здорово. Твоя кошурка оценила бы.
Будто нехотя, Ниоле подчинилась и села на колени вполоборота к нему и к огню.
– Третью бутылку открывать будем?
– Да ну что ты! – дернула она плечиком. – Я и так уже пьяная.
– Ну, это допить все-таки надо…
Он разлил остатки шампанского, уже почти выдохшегося.
– За что?
– Наверное, за твои творческие успехи, – сказала она, поднимая бокал.
Тут Сергей увидел ее глаза, смотрящие прямо на него. В них был немой, но однозначный вопрос: «И как ты намерен воспользоваться ситуацией?»
Он решил не отвечать сразу. Просто звякнул бокалом о ее бокал и, закрыв глаза, проглотил его тепловатое содержимое.
– Кофе и печенье. А?
– Ты, можно подумать, кого-то ждал, но… этот человек не пришел, и я у тебя вроде как со скамейки запасных.
– Господи, что за чушь начинают нести девушки после двух ломтиков красной рыбы! – досадливо произнес Сергей, собирая посуду. – Сиди здесь, не вставай. Я оперативно.
Кофе в остывшем мангале всходил неохотно. На пороге кухни, чуть освещаемой отблесками углей, появилась Ниоле.
– Соскучилась?
Она не ответила, а встала, насколько он мог различить, опираясь на косяк двери.
– Нет, а правда, – кого ты ждал?
«Уже ревнует?»
– Тебя, кого ж еще.
– Ты не мог знать, что я приду.
«Еще бы – явилась без приглашения и без предупреждения. Хотела проверить, не подвергаются ли твои работницы грязным домогательствам с моей стороны?»
– Ниоле, куколка, когда я собирался к маме и бабушке на праздники, я не смог заехать сюда – опаздывал на электричку. И купил еще один комплект продуктов по дороге… Наверное, в этом был божий промысел. Ничего не совершается просто так.
– Ты думаешь?
«Похоже, поверила».
– А как ты объяснишь историю нашего с тобой знакомства?
Кофе в джезвах запенился и стал поспешно выбираться наружу.
– Вот, возьми печенье и пошли назад. Кстати, какое право ты имела оставить очаг без присмотра, пока я охотился?
Огонь действительно задремал, по остаткам дров бегали оранжевые щупальца. Сергей подложил дров и вернулся к праздничной шкуре.
– Можно, я сапоги сниму? – сказала Ниоле, вставая. – Ноги за день устают дико.
– Давно бы сняла.
Ниоле присела рядом и поднесла чашку к губам.
– С корицей?
– Угу, – ответил он.
Это была часть его плана.
– Вкусс-на-а-а, – разомлело произнесла она.
– Моя воля, я б всех производителей растворимого кофе на медные рудники сослал. Такое пойло делать из благородного сырья!
– А почему на медные?
– Там с ума сходят быстро.
– Какая изощренная месть! – потрясла Ниоле рыжими кудряшками.
– Еще хочешь? Там осталось. Разогреть не проблема. Даже лучше будет.
– Нет, ты что… Я ж ночью спать не буду.
Она поставила чашку на блюдце.
– И не надо, – решительно сказал Сергей, беря у нее из рук блюдце с чашкой.
Отставив его подальше, он, мучительно стараясь не выказывать робости, запустил руку в ее пушистую копну и, не обращая внимания на протестующее попискивание, привлек к себе.
«Вот почему мужикам нравятся длинные волосы… Ухватил за них – и к себе в пещерку!»
Он не сразу нашел в темноте маленькие губки Ниоле, а когда добрался до них, вложил в поцелуй весь свой жар – ведь корица действует и на мужчин тоже. Хотя не так сильно, как на женщин.
– Ой, ну что ты делаешь? – прошептала Ниоле, когда он оторвался от ее губ и принялся исследовать шею, спрятанную под толстым, высоким воротником трикотажного платья.
– А что ты хотела, дорогая? Припархиваешь к одинокому художнику эдакой музой и думаешь, что он вот так будет сидеть сложа руки и благоговейно любоваться на твою небесную красоту?
– Ну, я рассчитывала на уважительное отношение.
Сергей подтянул ее, довольно решительно упирающуюся, к себе и тут почувствовал, что она сама обнимает его за шею. Он ощупью нашел подушку и опустил на нее томно вздыхавшую Ниоле.
– Ты это все подстроил, – с упреком прошептала она, тем не менее чуть приподнимаясь, чтобы ему было удобнее стаскивать с нее платье.
– Работа такая, – обреченно сознался он, откидывая платье подальше. – Все время что-то подстраиваешь…
На Ниоле остались беленький кружевной лифчик и толстые темные колготки. Вопреки собственному утверждению Сергей замер, приподнявшись над ней на локте.
– Ты что? – чуть слышно прошептала она.
– Решил все-таки полюбоваться… Ты не представляешь, какая ты красивая.
Пользуясь паузой, он не слишком хорошо слушавшимися руками расстегнул и снял с себя рубашку. Ниолины ручки скользнули по его груди к плечам и дальше. Он почувствовал, как тонкие пальцы забрались ему в волосы на затылке, и с удовольствием принялся за освоение долины между двумя симпатичными мягкими холмиками.
«Нет, так я много здесь не нарою», – подумал Сергей и, чуть приподняв Ниоле, дрожащим пальцами стал искать застежку на лифчике.
«Крючки придумали злобные старые девы!»
Наконец застежка поддалась, и ревнивый кружевной скупец, как мотылек, полетел вслед за платьем. Сергей помедлил, мучая самого себя, прежде чем положил руку на обнаружившийся куполок, увенчанный розовой ягодкой. Ниоле чуть жалобно вскрикнула.
– Тебе неприятно? – тихо спросил Сергей.
– Нет, что ты… – ответила она так же тихо.
«А раз нет, продолжим дегустацию, – подумал он, пробуя на вкус ягоду, произраставшую на соседнем холмике. – Хорошая штучка. Но, наверное, в этих краях есть вещи и получше… Я даже уверен, что есть! Искать, надо искать!»
Он, не переставая окучивать уже освоенные угодья, принялся исследовать мяконький Ниолин живот, но встретил досадное препятствие в виде тугой резинки на колготках. Потом на его пути встала рука Ниоле, перехватившая его собственную.
– Не надо, – жалобно попросила она.
– Ну почему ж не надо, Ниоле, бельчонок? Я от тебя без ума, я просто умру, если мы не проделаем все до конца. Неужели ты желаешь гибели бедному художнику? Это не по-олимпийски…
– Делай что хочешь, – как-то безнадежно выдохнула она.
– Вот ответ настоящей музы, – охотно согласился Сергей, стягивая с Ниоле ненавистные тряпки, разом все вместе, чувствуя, что ее ладошки одобрительно гладят его плечи.
«Ох, боги, древние и новые, ведь я-то еще одет! Еще неделя на раздевание уйдет!»
Однако время за этим полезным занятием прошло довольно быстро, и Сергей упал в объятия своей музы, с удивлением слыша свой сдавленный хищный рык. Ниоле его рычание почему-то не испугало, напротив, она сильно и нежно обняла его за спину, и он почувствовал, как она прижалась внутренней стороной своей ножки, мягкой и упругой одновременно, к его бедру.
«Все, больше я этими детскими шалостями заниматься не могу. Будем вести себя как большие мальчик и девочка!»
Он приподнялся на руках и увидел Ниоле почти всю или, вернее, угадал ее в неверном свете опять прикорнувшего пламени камина и оплывших свечей. Глаза ее были прикрыты, головка с растрепанными медными кудряшками запрокинута. Она судорожно дышала, и Сергей почувствовал, как по ее телу, сверху до самого низа, пробежала дрожь, невероятно его взволновавшая.
«Она меня хочет, да! Она ждет меня!»
Сергей постарался чуть унять сбивавшееся дыхание и овладеть своей музой возможно деликатнее, хотя в его состоянии для этого потребовалось все его самообладание. На их сближение Ниоле ответила легким вздохом, расслабилась, и он ощутил ее руки на своей талии – она сама хотела быть как можно ближе к нему.
«Какая ты чудная девочка! – восхитился Сергей, решив, что может быть и немного поактивнее. – Да, вот чего она хочет…»
Ниоле отвечала на его движения своими, нежными и сильными. В благодарность он успевал еще и целовать шею, которую она охотно подставляла его губам, и грудь, сосочки на которой, похоже, совсем созрели.
Ниоле оказалась не из «крикуний», чего Сергей не особенно любил, она просто слегка стонала в такт его движениям, и он с удивлением ощутил на ее лице соленую влагу.
«Она что – плачет?» – удивился он, но обдумывать это обстоятельство было некогда, потому что неожиданно для самого себя он взлетел на вершину блаженства и рухнул вниз вместе со своей музой, крепко сжав ее в объятиях. Ниоле в ответ все-таки довольно громко вскрикнула, стиснув коленями его бедра. Несколько секунд они сходили с ума, не в силах оторваться друг от друга, и он почувствовал, что лицо у Ниоле действительно совсем мокрое. Она ослабила объятия, и Сергей чуть приподнялся, чтобы посмотреть на нее.
– Ты что, плачешь? Тебе было… плохо?
«Если она скажет, что плохо, я брошусь с пятого этажа – прямо сейчас и голышом».
– Ах нет, нет, ну что ты, – прошептала она, проводя пальцами по его лицу и потом отирая свои слезы. – Мне было очень хорошо… Ведь от счастья и радости тоже плачут… Отпусти меня.
– Не-а, – ответил он, снова зарываясь лицом в ее шею. – Ни за что.
Она погладила его по затылку.
– Отпусти, я замерзла.
– Неправда. Я же тебя грею.
– Камин погас.
– Ладно, я принесу одеяло и зажгу огонь.
– Только свет не включай.
– Почему?
– Ну… я не хочу.
– Ладно, как скажешь.
Сергей крепко поцеловал Ниоле в губы, чего она, кажется, не ожидала, и поднялся. Он увидел, что через тонкую портьеру светятся окна вечерней Москвы – починилось электричество. Прыгая на одной ноге, Сергей натянул джинсы на голое тело и пошел за одеялами, которые давал девушкам, если те приходили на сессии без халатиков.
Вернувшись, Сергей обнаружил, что Ниоле надела платье и сидит в позе копенгагенской русалочки, глядя на тлеющие угли. Сергей положил поодаль одеяла и, сев рядом, заглянул Ниоле в лицо.
– Хочешь чего-нибудь?
– Чего, например? – ответила она почти враждебно.
– Ну, кофе, бутерброд…
– Я домой хочу.
Она сделала движение подняться. Сергей перехватил ее, взяв за талию, и посадил назад.
– Неужели я так старался из-за одного братского поцелуя?
– Ничего себе братский поцелуй!.. – По голосу он понял, что она улыбается.
– Только половина десятого… Позвони домой, что ночуешь у подруги, а?.. И останься… Разве нам плохо вдвоем?
Он почувствовал, что скатывается на какое-то жалкое клянченье, но ничего не мог с собой поделать.
– Это исключено, Сереженька, милый… Родители знают, что у меня нет подруг, у которых я могу заночевать.
– Ну, хоть до двенадцати, а? Жестоко позволить голодному ребенку лизнуть пирожное и не дать наесться досыта.
– О, как мы образно выражаемся… – Ниоле наконец поглядела на него, кокетливо улыбаясь.
– Как-никак творческий вуз окончили.
– Какой?
– Потом скажу.
Сергей встал и принес два стакана сока.
– Извини, что безо льда.
– Да куда сейчас лед…
– Понял. Действую.
Сергей отдал оба бокала Ниоле и пошел подкинуть голодающему очагу дровишек. По оставшимся дровишкам поползли задорные язычки, и Сергей вернулся на шкуру. Ниоле протянула ему бокал.
– Так что ты оканчивал?
– ВГИК, художник-постановщик.
– О, фирма солидная. А что же?…
– Бельчонок, давай о другом, а? Теперь, когда я обзавелся собственной музой, я все преграды снесу. Выйдет, даст Бог, наш альбом, тогда появятся перспективы. Только никуда не девайся, ладно?
Он залпом допил сок и стал расстилать одеяла.
– А это что за гуманитарная помощь? – спесиво осведомилась Ниоле, отодвигаясь от него.
– Это помощь моделям, которые ждут своей очереди.
– Убери. Мне неприятно. – Она отодвинулась на край тигра.
– На них никто никогда не спал и ничем плохим не занимался. Они совсем новые и чистые. Пару раз девчонки прикрывались в ожидании очереди на съемку. У меня же всегда прохладно… Те, кто приходит на обнаженку, приносят с собой халаты. Не знала этого?
«Ведь это почти правда!»
– Все равно, – дернула она головой.
– Ниоле, девочка, не надо… так обо мне думать. Ты самое лучшее, что было в моей жизни за последние двадцать семь лет и десять дней. Ну, не будь вредной, не мучай своего преданного жреца…
Он все-таки расстелил одеяла и потом, чуть выждав, стал поднимать на ней платье. Сначала Ниоле было отстранилась еще больше, но потом, сделав над собой усилие и подчиняясь его напору, встала на колени и позволила его с себя снять. Ее грудь оказалась прямо перед его лицом, и он, с трудом отклеив ладони от гнусно липкого трикотажа, обеими руками взялся за эти мягкие комочки и зарылся в них лицом. Ниоле положила голову ему на плечо и обхватила его за шею, словно это он собирался вырваться. Но это было очень далеко от того, чего он действительно желал.
Сергей, очень нехотя, оторвался от Ниолиных грудок, подсек ее за талию и положил на шкурку.
«Тьфу ты, дьявол, и зачем я джинсы надевал!.. Столько удовольствия упустил! – запоздало пожалел он. – Все, принимаю ортодоксальный нудизм!»
Он попытался укрыться одеялом, но тут же ему стало жарко, он сбросил его, и вдруг в свете неровных всполохов пламени увидел себя входящим в тело Ниоле. Это было ужасно неприлично, но и очень красиво, поэтому будоражило до сумасшествия. К счастью, Ниоле ничего этого видеть не могла и, скорей всего, не поняла, отчего он опять почти зарычал. Она, просто обхватив его за торс, сама придвинулась к нему, прошептав что-то непонятное.
Любовницей Ниоле была неопытной – так, вероятно, пара школьно-студенческих романов. Но инстинкт и желание восполняли этот пробел. Перешагнув определенную границу, она предавалась любви полностью, отвечала на его ласки охотно, не сдерживаясь, что-то шептала, хотя Сергей не мог расслышать, что – из-за собственного шумного дыхания.
«Она совсем моя, моя!» – гадко-самолюбиво клевало его в самое сердце мужское тщеславие, и от этого он совсем лишался рассудка, желая только одного – никогда ее не отпускать.
Но что прекрасно в плотской любви, так это то, что, не в пример другим вечным ценностям, кончается лучше, чем начинается. Сергей, щедро отдав Ниоле лучшее, что у него имелось на тот момент, прижал ее сильнее, чем следовало, и она жалобно хныкнула:
– Сережа, ты меня задушишь…
– Никогда, – прохрипел он, ослабляя объятия.
Он вытер лихорадочный пот углом одеяла и чуть отстранился, пытаясь разглядеть выражение ее лица – как он себя проявил?..
– Отпусти меня, а? – попросила Ниоле.
– Погоди, ну, пожалуйста! Еще пять минут, а потом можешь хоть съесть меня, как паучиха.
– Я не похожа на паучиху, – полуобиделась Ниоле.
– Да, совсем не похожа, поэтому я и надеюсь выжить. А?
– Ну ладно… Только не надо меня… так сильно…
– Все будет, как ты хочешь…
Потом они отдыхали лежа, обнявшись. Кажется, Сергей даже задремал, но очнулся, когда Ниоле начала выбираться из одеяльного кокона.
– Хочешь уйти? – безнадежно спросил он.
– Да, пора. А то дома начнут беспокоиться. Ванна тут есть?
– Погоди, я там включу и крикну тебе.
Было без двадцати одиннадцать.
«Да, ловко мы это проделали», – как о чужих людях, подумал Сергей о них с Ниоле.
Она промелькнула в ванную, накрывшись одеялом и с комком одежды в руках. На него даже не взглянула. Сергей, какой-то разомлевший, чуть злой и приятно усталый, поставил чайник и стал ждать ее возвращения.
– Ты обещал меня проводить, – бесцветно сказала она, появляясь в дверях кухни.
– Чаю-то выпей на дорожку.
Она наконец поглядела ему в глаза:
– Нам не надо было этого делать.
Сергей встал, подошел и попытался ее обнять. Она сделала предупреждающий жест – не надо! Сергей опустил руки.
– Ну почему же, ласточка! Что плохого мы сделали? Кого мы обидели?
– Ну, так… – пожала она плечами.
– Я от тебя в восторге…
Она досадливо покачала головой.
– Ниоле, милая, как только мы закончим этот альбом – сейчас я просто не могу думать о чем-то серьезном, – я приеду к твоим родителям во фраке и белом жилете и буду просить у них твоей руки.
Она кинула на него взгляд, означавший: это ты из вежливости? Ну, спасибо!
– Если ты, конечно, не погнушаешься малоизвестным художником с неустойчивым доходом.
– Вот уж что меня не интересует в людях, так это их доход! – фыркнула она.
– Ну ты же бизнесвумен. Это было бы естественно.
– Но не… в этом случае.
Сергей подумал, что нежный, в меру глубокий поцелуй – это как раз то, что нужно. И опять угадал.
– Ох, как же мне с тобой хорошо, – пробормотал он, прижимая ее к себе.
– Фотки мне завтра перешлешь? – спросила она, легонько царапая его ноготком по плечу.
– Я и сам могу заехать.
– Заезжай…
Наверное, это была первая мартовская ночь, когда в преддверии равноденствия вечером не замерзли лужи. На небе, у горизонта, там, где его не закрывали каменные джунгли, еще виднелась светлая полоска, чуть зеленоватая. Воздух, даже подпорченный выхлопами тысяч автомобилей, был округлым от весеннего томления, влажно-кучевым и многообещающим.
– Ты меня только до метро проводи, ладно?
– Ну нет, поздно одной гулять. Я тебя до дверей сопровожу.
– Не надо. Мне пять минут от метро и по светлой улице. Правда.
– Ну, смотри… Позвони на мобильный, как придешь.
Они расстались на «Кольцевой». Сергей, еще не доехав к себе, получил эсэмэску: «Я дома. Целую. Ниоле».
Спал он в эту ночь хорошо, не как после обычной съемки. Но и во сне он смутно и томительно переживал события предыдущего вечера, беззащитную Ниолину плоть, заполнявшую его пригоршни, прижимавшийся к нему животик, влажные, горячие руки, беспорядочно скользившие по его груди и спине. Рано утром, не открывая глаз, Сергей стал размышлять о том, как ему строить отношения с рыжей пиарщицей.
Да, он был многогрешен в одноразовых сексуальных приключениях с девчонками-манекенками. Не то чтобы он не принимал всерьез эти поспешные соития в неприспособленных помещениях. Он их вообще никак не принимал – как и они сами. Доставили друг другу чуточку удовольствия, потренировались и разбежались. Они держали его про запас на тот случай, когда надо будет срочно дополнить свои портфолио, или для того, чтобы он вспомнил о них, когда будет хороший заказ. Да ради бога! Он никогда никого ни к чему не принуждал, ничего не обещал и никого не обманывал. Никогда не признавался в пламенных чувствах, чтобы получить приглашение поехать к девушке домой. И поэтому у него с ними, коллегами по цеху, были прекрасные – деловые – отношения.
А Ниоле? Вот ею он хочет завладеть целиком. Что-то говорило ему, что заполучить ее в качестве обнаженной натурщицы будет даже сложнее, чем распластать по синтетическому тигру. Там-то хоть удовольствие было обоюдным… Но почему бы и ей не получать удовольствие, позируя своему любовнику?
Сергей обнаружил, что он уже встал, привел себя в порядок, только что галстук не завязал. Надо было проглядеть вчерашние фото. Не только же совращением деловых партнеров он вчера занимался…
Фотографии девочек получились хоть и стандартные, но вполне отвечающие рекламным целям. Ниоле в свете камина была едва узнаваема, света, конечно, не хватало, но настроение в этих снимках было этакое мрачновато-обреченное.
«Ей понравится. Вот и еще один шажочек к тому, чтобы приучить ее к мысли, что раздеться перед моей камерой ей все-таки придется».
Сергей открыл знакомый файл и стал искать, за что бы ухватиться на следующей сессии.
«Художественная нагота более терпима обществом, нежели нагота реальная. Скульптуры обнаженных персонажей открыто демонстрируются в тех местах, где ходить голышом не разрешается. Однако обычно они все-таки прикрыты минимумом одежды. Последнее было редкостью в европейском искусстве примерно до второй половины 1800-х годов. До этого любое произведение, изображающее обнаженную женщину, обычно называлось «Венера» или именем другой, наугад выбранной античной богини, дабы оправдать наготу».
«Ах вот что, гражданки!.. – злорадно ухмыльнулся Сергей. – Все вы не отказались бы попозировать голышом, похвалиться своей красотой и сохранить ее для последующих поколений… Просто ваше так называемое «целомудрие» и «порядочность» не дают вам сделать это прямо и открыто. Вам оправдание подавай! Я-де просто изображаю Венеру! Ох, Ниоле, что ты за бомбу своим подругам подкладываешь, а?! И ты сама… В виде королевы-девственницы ты сниматься готова, а ради себя а-ля натурель – как? Слабо теоретикам практический класс показать?!»
Сергей пробежал глазами по исследованию чуть дальше.
«Наряд уже сошел на нет…
И тут некстати гаснет свет.
К шестидесятым годам XIX века канкан стал казаться пресным. Публике требовались новые впечатления, и она их получила. Театр-варьете предлагает спектакли, в которых постепенное раздевание стало частью действия. К примеру, героиня возвращается вечером домой и, естественно, снимает одежду, готовясь лечь спать. Свет гас в самый неподходящий момент… Не для героини – для публики.
Потом разоблачение актрисы делается самоценным, и все действие крутится вокруг него, подготавливая зрителя к тому, что он вот-вот увидит нечто пикантное. Представление подобного рода со смаком описано в романе Золя «Нана». Там героиня, изображая Венеру в пьесе на мифологический сюжет, предстает перед взволнованной аудиторией прикрытая лишь прозрачной вуалью».
«Вот тут-то ты и попадешься, поэтесса…»
Сергей набрал номер офиса Ниоле. Ему ответили, что директор занята.
– Передайте, что Сергей подъедет в течение часа.
В помещение фирмы он входил осторожно, думая, как встретится глазами с той, кого накануне опоил и соблазнил. Но двери кабинета были закрыты. Он расположился в холле и стал ждать. Минут через десять дверь приоткрылась, Сергей услышал голосок Ниоле, говорившей что-то вроде «да-да, сделаем…». Потом из кабинета вышли какие-то люди, за ними мелькнула рыжая головка.
– Госпожа директор, могу я рассчитывать на ваше внимание? – поднялся Сергей с кресла.
– Да-да, сейчас я вас приму, – поспешно ответила она, мазнула по его лицу взглядом и отвела глаза.
Она проводила клиентов и сказала ему, так же не глядя:
– Проходите, пожалуйста.
– Значит, примешь меня? – плотоядно произнес Сергей, прикрывая за собой дверь.
Он поймал Ниоле, что было нетрудно в небольшой комнате, и прижал к себе.
– Ой, не надо, – тихо запротестовала она, но после недолгого сопротивления позволила себя обнять.
– Это почему ж не надо?.. Чай, не чужие… Ты почту не смотрела?
Они сели. Она за свой стол, он напротив, как посетитель.
– Не успела. Сейчас взгляну.
– Эти ребята, мебельщики, не уехали?
– Уехали.
– А мебель чего не забрали?
– Потом я сама заберу. Я ее купила у них. Не захотели тратиться на обратный транспорт. Пусть пока постоит, ладно?
Он кивнул. Ниоле пощелкала «мышкой», ища что-то в файлах.
– Нашла… Хорошо, да. А я где здесь?
– А тебя там нет.
Фотографии Ниоле были у него с собой на дискете.
– Не получилось? – огорченно выпятила она губку.
И тут Сергею пришла в голову чуть запоздалая, но гениальная мысль.
– Да, чернота ужасная! – стал сокрушаться он. – Что-то можно различить, но я даже не стал пересылать. Ну, хоть чуть больше света!.. Давай переснимем, а? Тем более что Гамбс этот пока у меня.
– Это имитация Вудсворда.
– То, что нужно… Хочешь – завтра же суббота, – я Лешика вызову? Он тебе прическу сделает шикарную. Платье у тебя вечернее найдется?
– Я не знаю, – отвернулась она.
Сергей одним махом пересел на диванчик рядом с креслом и снял с «мышки» руку Ниоле. На экране перед ней была одна из девушек в интерьере.
– Смотри, как здорово. Ты б не хуже смотрелась… У тебя редкий тип. Не упрямься, бельчонок! Давай переснимем?
Он поднес ее руку к губам.
– Ну ладно… Леше я с удовольствием попозирую.
– Хоть Леше – раз я для тебя ничего не значу.
– Ну зачем ты так…
Она, наконец, открыто и с нескрываемой нежностью посмотрела ему в глаза.
– Я тут кое-что тебе припасла.
– По случаю?
– День рождения же праздновали.
«День рождения у меня удался!»
Она открыла ящик стола и достала небольшой пакет. Это был парфюмерный набор от известного дизайнера.
– Желаю тебе приобрести такое же громкое имя.
Сергей привстал, чтобы поцеловать Ниоле в щеку.
– Ты знаешь, что художник не преуспеет без музы.
Они помолчали, просто глядя друг на друга.
– А… – осторожно начал Сергей, – что у тебя сегодня вечером?
«А вдруг получится?!»
– Ой, – махнула она рукой, – в семь подъедут клиенты. Так что я допоздна. А ты?
– Да и у меня на компьютере работы навалом… Материал-то подкапливается.
– Значит, до завтра.
Она подставила ему губы, но он не стал баловать ее особо страстным поцелуем – просто чмокнул, почти по-родственному.
…Леша обещал быть часа в три. За окнами был первый весенний, но редкостно противный дождь. Временами он переходил в мокрый снег, и тяжелые снежины летели как пули, и от них хотелось спрятаться в блиндаже.