Текст книги "Славичи"

Автор книги: Людмила Горобенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Славичи

Глава 1

Рассвет только, только коснулся верхушек вековых сосен и елей, горластый кочет едва

умолк, прогнав в глухую лесную чащобу прислужников Чернобога, а длинный обоз,

состоявший из тридцати телег, уже был готов тронуться с места ночевки. Впереди него

как всегда выступал высокий седобородый старец-волхв, позади кузнец со своим

грозным и страшным скарбом.

Два десятка неустрашимых воинов, вооруженных луками и копьями окружали

родичей, охраняя их на долгом пути.

Более двух лет они пробирались на новое место, уходя из неспокойной, вскипавшей

кровавыми битвами родины, чтобы навеки затеряться в непроходимых дремучих лесах,

среди бездонных трясин необъятных болот, за широкими реками и синими озерами

чужой стороны.

Словене никогда не были трусами, их бесстрашие вошло в легенды многих народов.

Нередко выходили они на битву обнаженными по пояс и голыми руками рвали ворога

на части, но были они разрозненными, жили родовыми гнездами-селищами и больше

жизни ценили веру своих пращуров, а потому, не желая смешивать кровь с чужими

предками, никогда не помогали друг другу. Враг же пользовался этим и уводил в

рабство сильных мужчин, стойко переносивших любые невзгоды, да красавиц женщин,

которые за чистоту своих нравов высоко ценились на чужбине.

Вот и уходили потомки Рода из своей исконной земли, чтобы сберечь свободу и

заветы прадедов.

По обжитым местам двигались сторожко, далеко обходя людские поселения,

заставы, разъезды и становища кочевников. Когда пришли к девственным нетронутым

лесам, начались другие трудности: нехоженые неезженые ранее стези приходилось

прокладывать самим.

1

Рядом с обозом двигалось стадо, состоявшее из коров и быков – прямых потомков

тура – священного родового тотема древних словен, а также овец, коз и отощавших от

долгого пути свиней. Особым табуном гнались верховые кони – драгоценное достояние

рода.

– Трогай! – раздалось в предутренней тишине и обоз, отчаянно скрипя колесами,

снова двинулся вперед.

Люди были возбуждены, понимая, что их долгое путешествие подходит к концу. Они

с напряженным вниманием вглядывались в окружавшие их холмы, спрятанные под

густыми лиственными и хвойными лесами. В раздольные заливные луга и светлые

лесные поляны. Присматривались к медленно проплывавшим мимо высоких бортов их

повозок берегам полноводных рек, озер и мелких, заросших ряской и камышом

речушек, стараясь заранее примериться к новому месту обиталища. Тишина и

первозданность чужбинной природы завораживала их, заставляя учащенно биться

сердца: как-то встретят чужаков местные духи – леший-лесовик да омутник-водяной?

Примут ли, позволят ли поселиться среди своих прежде нетронутых людьми владений?

Несколько воев всегда шли впереди обоза, намного опережая его. Они разведывали

путь по незнакомым местам, проводя родичей через непролазные чащобы, за ними

шли мужики с топорами, прорубая просеку там, где нельзя было проехать по берегу

реки или озера, прокладывая хлипкие временные гати через болота.

Женщины с малыми детьми шли рядом с телегами, на ходу выполняя необходимую

для семьи работу – пряли, шили, кухарили. Парубки рыскали по округе в поисках легкой

добычи, девушки на ходу собирали травы, грибы и ягоды. Опытные охотники снабжали

многочисленный род более существенной добычей на протяжении всего пути. Но на

самом дне самой охраняемой телеги хранился в кулях неприкосновенный запас проса,

пшеницы, гречихи и льна – семена для нового поля, которое они раскорчуют и вспашут,

когда Род и Макошь укажут им место для родового селища.

Волхв вел людей вперед по одному ему известному пути, и никто не перечил ему,

только все внимательно следили за тем как он ежевечернее уходил в чащобу, чтобы

вернуться к утру и дать разрешение трогаться дальше. Но сегодня он пришел не один,

вместе с ним несколько воев вынесли из чащи три свежевыструганных столба с ликами

древних чуров – родовых кумиров, охранявших их очаги во все времена.

К тому времени как солнце вот-вот должно было показаться из-за горизонта, вышли

на высокий берег чистой быстроструйной реки. Волхв вскинул руку и обоз остановился.

2

Высокий старец в белых одеждах, расшитых по древнему обычаю, оглядел с высоты

обрыва открывшийся вид и поднял навстречу солнцу обе руки. Все последовали его

примеру. Никто не проронил ни слова – каждодневное появление Хорса, бога Солнца,

свято.

Как только солнце оторвалось от щетины леса, волхв посмотрел на воев и те под

громкие заклинания седовласого старца опустили чуров в воду, оттолкнули от берега и

застыли в ожидании. Вода лениво подхватила три бревна, отливающие светлыми

ошкуренными боками и, покрутив на месте, потянула за собой.

Люди, следящие за ними и мысленно молящие Даждьбога о милости, облегченно

выдохнули – верно, угадал кудесник: близок конец их долгому пути. Теперь все в руках

божьих: где прибьет чуры, там и жить их роду-племени от века до века.

Никто не ринулся проследить за унесенными кумирами – то дело тайное, не приведи

Род своими помыслами нарушить божественную Судьбу. Завтра с рассветом пойдут по

берегу три пахаря, три охотника и три воина, они и найдут место указанное богами. А

пока обоз медленно двинулся дальше, вдоль берега реки, которой еще и названия-то

не было…

… Двигались до самого заката, пока вечерняя сестрица-зорюшка не подхватила

уставшее солнце под белы рученьки да не увела на ночь в хоросовы хоромы, заслав на

прощание небосвод своим темно-алым платом.

Обоз остановился на высоком заросшем светлым березняком берегу реки плавно

изгибавшей в этом месте бока в широкой излучине. Красивый широкий вид,

посмурневший после захода солнца, открывался взгляду с этого обрыва. Лес темной

стеной стоял чуть поодаль, оставляя довольно широкую открытую полосу по берегу.

Несколько старых берез росли у самого крутояра, но пологий склон, начинавшийся

немного в стороне, позволял безопасно спуститься к самой воде. Лучшего места для

поселения трудно было бы найти. Но как-то распорядятся боги?

Жрец прочел защитные заклинания и дал большаку разрешение на ночевку.

Женщины тот же час начали разводить костер из сохраненных в горшках углей от

священного родового очага, добытого трением в праздник новолетия.

Ребятишки засновали вокруг, собирая хворост для костров. Паробки постарше

снимали с телег клетки с истомившихся в них курами, сгоняли в кучку свиней, коз и

овец, которых вслед за обозом гнали подростки, потом они уведут коней на водопой. А

девушки принялись доить коров и обустраивать их на ночь.

3

Мужчины, во главе с большаком, вкопали в землю родовые столпы с изображением

древних богов: Сварога, Даждьбога и Перуна, а также Макоши и чуть подалее Велеса.

Из камней сложили вокруг временного капища шесть крад – жертвенных костров – в

виде цветка и разожгли в них огонь.

Жрец трижды обошел стан посолонь, замыкая священный круг, чтобы ни один злой

дух не смог пробраться внутрь временного человеческого прибежища.

Вечерять сели, когда свет зари еще не совсем угас, освещая небо и берег бледными

розовыми всполохами. Большуха разложила по мискам кашу из манника с молоком и

выложила запеченных в углях зайцев, добытых охотниками еще днем. Раздала куски

разломленного большаком хлеба, испеченного из семян костреца. Большой дичины

сегодня не промышляли – ждали, когда прибудут на постоянное место.

Прежде чем приступить к трапезе, большуха с поклоном положила в огороженный

камнями костер лапку и голову зайца, ложку каши, плеснула травяного на меду взвара,

прося у предков благословения. Большак первым отхлебнул варева, после этого все

дружно принялись за еду. В походе не делились на семьи, ели все вместе. Мужчины

сидели с правой стороны костра, женщины по его левой стороне, а детишки и

подростки за их спинами. Кузнец с женами и детьми ел общую пищу, но чуть поодаль, у

своего костра.

Утром никто не двинулся с места. Занимались обычными в походах делами, с

нетерпением и все возрастающим волнением поглядывая вдоль берега реки, ожидая

ушедших разыскивать чуры мужчин.

Женщины потихоньку вздыхали: уж больно хорошо было это место для жилья.

Просторное, высокое, сухое. Да и мужчины со сметкой в прищуренных глазах

осматривались по-хозяйски: здесь можно будет и заимку поставить, и поле распахать,

если боги недалече селище устроят.

Посланники вернулись только к вечеру. По тому, как радостно блестели их глаза, все

поняли: место пращуры выбрали не хуже этого. Но никому разговаривать, а уж тем

более подходить к разыскавшим чуры нельзя: мало ли кого подослали местные духи,

может и обертыши вместо своих-то явились.

Все девять ходоков ночь провели в особо огороженном месте, постясь и ни с кем не

заговаривая. Только на следующее утро, пройдя сквозь огонь и окурившись священным

дымом родового пламени с можжевеловых веточек, да обмывшись в воде у всех на

виду и выпив густого взвара, прияв миску из рук большухи, они смогли рассказать о

своей находке.

4

Погрузились быстро: всех разбирало любопытство и радостное нетерпение.

Отовсюду слышались смех и веселые запевки. Опасное и утомительное путешествие

подошло к концу, так почему бы не воздать хвалу милостивым богам сердечное

песенное восхваление и за то, что до места их племя добралось почти целым – лишь

чуть более пятидесяти человек потеряли они за время похода. И за то, что боги место

нашли не зимой, а летом – смогут еще сеном для животины запастись, да и для людей

лесные подарочки – грибы-ягоды с орехами собрать успеется.

К указанному месту подошли задолго до вечера, оставив на приглянувшемся всем

месте кузнеца с семьей – ему не след со своим тайным ремеслом жить промеж добрых

людей. Остановились в благоговейном молчании перед открывшимся им видом: река,

образовав заливные луга по обе свои стороны, плавно впадала в большое широкое и

изогнутое озеро, блестевшее в лучах солнца радостным сиянием. Посреди озера стоял

крутобокий остров с кудрявой головой из ив и ольхи. Вокруг возвышались холмы,

поросшие сухими сосновыми борами, а по низинам непроходимым ельником-

зеленомошником. Чуть поодаль реки и озера стоял густой лиственный лес, а у самых их

берегов тянулись редкие заросли ивы, ольхи, черемухи. На открытом участке

невысокого взгорка росло несколько яблонь-дичек.

Но больше всего всех изумил и заставил поверить в божественную благосклонность к

их роду вековой дуб, стоявший посреди широкого луга, раскинувшегося по эту сторону

высокого обрывистого берега озера.

Волхв на луг никому выйти не разрешил. С обрядовыми песнями и поклонами

вытащили чуров из реки и, обходя по краю место будущего поселения, установили их по

углам луга заросшего цветистым разнотравьем, обозначая межу. Возле каждого

уложили священный камень, привезенный с покинутой родины. Работали споро под

обрядовую песню, которую пели девушки и молодые женщины, встав в хоровод.

На утро волхв проверит: если окажется, что камни ночью будут сдвинуты, значит не

стоять здесь лесному поселению, тогда придется искать по близости другое место.

Сейчас же кудесник стоял под ветвями дуба: по воле богов здесь будет устроено малое

капище Сварога, Перуна и Даждьбога, а также матери-прародительнице – Макоши. Это

священное место отныне станет сердцем их селища. Велесу, земному богу, хозяину

зверей, будет устроен отдельный храм в глубине леса. Все деревянные кумиры были

новыми, выструганные из местных деревьев, чтобы связать их с новыми поселенцами.

Придет время, будут принесены богам и пращурам полагающиеся требы. Породнятся

родичи с этой землей, и дай Род, заживут люди на новом месте краше прежнего.

5

Поселяне радостно устраивались под сенью раскидистых кленов и дубов, стоявших

на границе леса. Они споро разгружали телеги, выпускали измученных кур из клеток,

рядили шалаши из жердей и лап ельника. Свиньи, удивленные ранней остановкой и, не

веря в такую удачу, принялись дружно рыть носом землю вокруг молодых дубков в

поисках проросших желудей.

– Позволь, Ставр Буриславович, на затон, что давеча проехали, с бредешком сходить?

– поклонился большаку паробок. – Стерлядки на вечерю словим, али еще рыбы какой

водяной даст.

Ставр, большак всего рода, следил за тем, как люди устраиваются на стоянке, здесь

им жить до того времени как будет слажено постоянное жилье, поэтому он только

рукой махнул, отпуская ребят на реку.

Ком, высокий, жилистый и плечистый в свои четырнадцать лет был в походе ребятам,

достигшим одиннадцати-четырнадцати лет, хорошим вожаком. Он сумел сплотить

крепкую ватагу, слушавшуюся его беспрекословно. Его темно-русые волосы свисали на

плечи, перехваченные на лбу тонким ремешком. Он еще не был перепоясан мужским

поясом с висевшим на нем ножом, и его рубаху поддерживал тонкий крученый пояс,

сплетенный матерью из конопли.

Мать Кома, Добрава, услыхав его слова, взглянула на сына – поднялся, возмужал в

походе ее сынок, скоро, если будет угодно Роду, и мужской пояс получит. Тогда по весне

и на Красную горку пойдет, может и жену к очагу приведет – будет ей молодая

помощница.

– Ком, Чур вам в удачу, подите, рыбу наловите и меня старуху накормите, –

прошептала старинный приговор вслед загомонившей радостно ватаге Добрава.

– Спаси бог, матушка, – отозвался Ком, взваливая на плечо бредень, сплетенный из

крапивной кудели.

Вернувшись назад вдоль берега по пройденному обозом пути, ребята вышли на

крутобокий обрыв, мысом нависающий над рекой, ее течение в этом месте было

быстрым, закручивающимся. Несколько длиннокосых ракит стояли внизу у самой воды

и мешали Кому, но он скинул с плеча бредень и продвинулся немного влево, попав как

раз между двух макушек тонкоствольных деревьев. У его ног лежал камень-валун,

выпроставший серый горб из густой травы.

Ком деловито, стараясь не показать волнения, взял протянутый кем-то из ребят

мешок с трепыхавшемся в нем косачом и встал на камень. Развязал ремешок и вынул

6

птицу, крепко держа ее за крылья. Этого тетерева он добыл сам, еще вчера, специально

для того, чтобы принести в жертву водяному.

Черные перья лесного петуха отливали синевой, красный гребень налился кровью.

Он старался вывернуться из рук и клюнуть обидчика, но Ком ловко перехватил его

двумя пальцами за шею. К ногам птицы уже был привязан голыш.

– Батюшка водяной, прими наше подношение и позволь в реке да озере рыбу

беспрепятственно ловить и купаться, – прошептал Ком и, широко размахнувшись,

забросил петуха как можно ближе к стремнине. Петух, стараясь взлететь, бешено

замахал крыльями, но камень стремительно увлек его под воду. А Ком быстро зашептал

ему вслед древний заговор: «Буди моя рыбица неприкослива, неурослива, иди в невод

беспопятно и бесповоротно против быстрые воды, осенние реки, тихие озера. Назад не

оглядывайся и в сторону не отворачивайся, иди в невод ежечасно на утренней заре, и

на ее вечерней сестре. Иди в наши уды железные, рыбица налим большеголовый и

вострица щука, красная рыбица семужка, крупная царь-белорыбица, ее сестрица

стерлядушка. Во всяк день и по всяк утренней заре, и на вечерней заре, в день под

солнцем и в ночь под месяцем, и под частыми звездами, и во всей окружности Родовой.

Тем моим словам ключ и замок. А каки слова я узабыл, узапамятовал, то слово мое

буди в том же кругу вострее вострого ножа, булатного топора, быстрее ключевой воды

именем Рода и детей его Сварога, Даждьбога и Перуна».

Его товарищи предупредительно молчали, понимая важность происходящего. Когда

Ком сошел с камня, молодые паробки степенно, по-взрослому, спустились с обрыва к

затону. Берег здесь тянулся неширокой песчаной косицей, образовывая удобный пляж.

Ком, как старший, достал можжевеловую веточку, давно припасенную им для такого

случая и, чиркнув огнивом, высек на пучок сухой травы искру. Поджег высушенную

ветку и с усердием окурил невод дымом.

Потом первым подошел к самой воде, остальные остались стоять поодаль – а ну как

водяной вздумает жертвой самого Кома взять? Но Ком быстро скинув одежду

безбоязненно вошел в воду, распутывая на ходу бредень. Он не проронил ни слова:

водяной не любит шума да гама. Придя к его владениям, не кричат и не веселятся

понапрасну, да и к тому же каждый сам должен преодолеть свои страхи. Вслед за

Комом, практически след в след, последовал Рагоз – его верный товарищ. А уж за

ними, как будто устыдившись, быстро стаскивая рубахи и порты, последовали

остальные.

Каждый из ребят нес свою жертвенную птицу и, войдя в воду по колено, проговорил

заветные слова деду водяному: «Стану благословясь, пойду, чурам поклоняясь, из ворот

7

в ворота, на священное поле, во том поле стоят три дуба, под теми дубами три кумира:

первый Даждьбог, второй Стрибог, третья Макошь. Макошь, матушка возьми ключи,

отвори тюкачи. По реке плывут три лебедя, три утицы, три гуся; открой мне жертву».

Заручившись заступничеством светлых богов, они были уверены, что водяной и его

жены русалки не причинят им вреда.

Зайдя широким полукругом, парни медленно пошли против течения. Вскоре

подергивание сети показало, что в него попалось немало рыбы. Сердца рыбарей

учащенно забились: принял, принял водяной их подношение и позволил ловить рыбу в

своих угодьях!

Вдруг сильный рывок едва не вырвал из их рук древки невода, в котором вода уже и

так вскипала бурунами. Парубки, изо всех сил стараясь удержать рвущуюся из рук сеть,

тащили ее на берег.

Вот это удача! Вот так отблагодарил их водяной за щедрую жертву. Едва дыша от

напряжения и упираясь ногами в дно, с трудом вытащили сеть на песок. В неводе

билось, блестя чешуей, огромное количество рыбы, но больше всех большая

белорыбица.

Ком со значимым видом отобрал самую мелкую рыбешку, ловко распотрошив,

забросил назад в реку – водяному на угощение. Потом выбрал большую стерлядку и,

поцеловав, с поклоном отпустил в воду – пусть расскажет, что они не ради потехи, но

только ради пропитания охотились они во владениях подводного хозяина.

Самый младший и шустрый Вятко, с позволения Кома, бросился к большаку

рассказать об их удаче.

Вскоре на высоком берегу уже горел костер и над ним висел котел для общей ухи –

первый улов принято есть всем родом.

Ком был горд, он сидел в сторонке и, важничая, поглядывал на возящихся с рыбой

девушек и молодых жен. Шутка ли: ему посчастливилось начать рыбную ловлю всего

рода, и водяной не только принял его жертву, но и весьма щедро ответил ему.

Большак, дородный, богатырского склада мужчина, довольно похмыкивал: хорошее

место выбрали их пращуры для селища. Удобное, высокое, раздольное и на рыбу вот

щедрое. Ежели сладятся с лешим, так и охотники порадуют: не будут зимой голодать его

люди. А с времянками-землянками до зимы как-нибудь уж управятся – и не такое

поднимали. Леса здесь богатые, строевого дерева вокруг много. Сосновый бор,

растущий по холмам, и отсюда видать.

8

Уха была готова. Родичи уселись по издревле заведенному порядку: каждая семья,

включавшая в себя набольших и набольшух, их сыновей с женами и детьми, неженатую

молодежь и детишек, сидела своим полукругом. Ставриха – большуха рода – разлила по

семейным мисам густое жирное варево. Разложила по деревянным плошкам большие

куски белорыбицы и целиком рыбу поменьше. Матери семей приняли их и установили

перед своими мужьями. В роду Славичей было шесть больших семей.

Набольшие разом приподняли миски над расстеленными перед ними скатертями и

все дружно и громко провозгласили: нам на рушнике, а рыбакам на тоне!

Всеобщий заговор почли три раза, потом старшие матери плеснули в огонь

приношение предкам и бросили в огонь по куску рыбы. Отцы-набольшие, опустив в

мису деревянные ложки, начали трапезу. Ели степенно, не торопясь, каждый в свою

очередь, укладывая ложки на скатерть, чтобы предки ели вместе с ними, и лицом вниз

– дабы злые духи не лизали.

Род обосновывался на постоянном месте: соблюдение древних порядков – закон.

***

Стоглазая ночь опустилась на становище. Тонкий молодой месяц выплыл из-за

дальнего холма, от росших на нем сосен похожего на огромного свернувшегося ежа.

Где-то в лесу ухнула сова. Мыши, попискивая, возились в траве.

Воило, высокий кудрявый охотник, неслышно поднялся с брошенной у телеги кошмы

и потянул за собой жену Горицу. Молча провел ее мимо большого шалаша, где спали

малые ребятишки его отца – Жизнобуда; между нарядных березок, мимо молоденькой

елочки, расправившей лапы-оборки колючего сарафана, мимо отвернувшегося при их

появлении воина-стражника.

Они спустились с косогора, и вышли к речному плесу. На его берегу росла старая ива,

устало опустив руки-ветви к самой воде. В ночном шелесте ее листвы и тихом журчании

воды чудился тихий разговор о былом.

Воило провел жену немного дальше. Там, за широкой спиной старой ивы, росла ее

молоденькая дочь. Тонкие ветви дерева ажурным подолом прикрывали ее стройное

девичье тело.

Охотник отвел рукой зеленый занавес, и Горица увидела у ствола брошенную охапку

свежескошенной травы.

Воило нежно провел пальцами по лицу молодой жены, стянул с ее головы повой,

обнажая две туго заплетенные косы.

9

Горица молчала. Ее глаза влажно блестели в неверном свете молодого месяца.

Истосковавшееся по мужней ласке тело отозвалось на прикосновение, полные губы

слегка приоткрылись, обнажая ряд чистых белых зубов.

Тугая невидимая нить, таинственно, но вполне ощутимо протянулась между ними,

связывая воедино и дыхание, и биение сердец, и мысли.

Пальцы Воилы дрогнули, но он смирил нетерпение и, перекинув через плечо косу

Горицы начал медленно ее расплетать. Покончив с одной, принялся за другую. Затем

достал из-за пазухи новый широкий дубовый гребень, стал медленно и осторожно

расчесывать волосы жены.

Древняя магия двоих творилась сейчас между ними, и никто не посмел бы нарушить

это действо.

Горица склонилась к ногам мужа и медленно сняла с него сапоги, обнажая его ступни,

ласково растерла пальцы, подошву, нажимая на особые точки.

…

– Ладо моя, ладушка, – шептал разгоряченный Воило.

– Сокол мой быстрокрылый, – отвечала прерывисто Горица.

…

Они лежали на охапке остро пахнувшей травы. Он ласково перебирал ее пальцы, она

положила голову на его обнаженное плечо.

– Непраздная я, – тихо проговорила на ухо мужу Горица: а то не приведи чур услышат

злые духи.

Воило замер на миг, а потом прижал ее к своему бешено забившемуся сердцу.

– Мальца мне найдешь, ладо моя, – воскликнул вполголоса Воило, – коли первым

будет на этом месте – к праотцам пойдет, в милости и достатке жить будет, коли нет, так

вырастет – лучшим охотником станет!

– А ежели дочка? – усмехнулась Горица.

Ее сердце радостно стучало в груди: вот она магия женщины-матери,

продолжательницы рода, дающей новую жизнь, перед которой и самый сильный

неустрашимый из мужчин склоняет голову.

10

– Выживет – красавицей да лучшей мастерицей-умелицей, как мать, станет, – ответил

Воило, ласково прижимая к себе жену.

Незадолго до рассвета Воило отстегнул от своего пояса бронзовый амулет и, заплетая

волосы жены, вплел древний охранный амулет в ее косы.

Покидая иву, Горица с благодарностью погладила ее шершавый ствол и повесила на

ее по-девичьи тонкую руку-веточку яркую нить, выдернутую из сорочки.

Глава 2

Большак рода не был самовластным правителем. Он не распоряжался жизнью

родичей, а распределял работу, следил за соблюдением древних обычаев и разрешал

конфликты. При этом он сам был первым работником и в любом деле являлся

примером.

Наиболее трудные и важнейшие вопросы решались на общем родовом собрании –

этот совет и был высшей властью рода. На совете и мужчины, и женщины имели равные

права, и весомость каждого голоса определялась лишь личным авторитетом среди

сородичей.

Ставр был избран большаком еще до решения рода переселиться из своих исконных

мест. Трудное время переезда он руководил родичами твердой рукой и с железной

выдержкой. В походе это не раз спасало им жизнь.

И по давней традиции сегодня он после всеобщей молитвы у векового дуба и уже

вкопанными под его ветвями кумирами богов, не стал распределять работу, а отпустив

молодежь, остальных задержал на совет.

Он стоял перед родичами, могучий, рослый, с пробивавшейся сединой в темно-русых

кудрях, перехваченных на лбу ремешком. Родичи знали, по какому поводу был созван

совет: пращуры указали им место, но необходимо было выбрать тех, которые осветят

своей жизнью новое поселение на долгое и счастливое жительство.

Пока не будут принесены жертвы богам, лесу, реке, земле – нельзя считать эти места

родными, назвать их родиной. Только породнившись через кровь, можно стать своим и

лесу, и реке, и земле. Только тогда те будут оберегать и кормить пришлый род своими

плодами, как кровных родичей.

11

Поэтому древний обычай предков требовал не только животной, но и человеческой

жертвы. Новое поселение заложить – дело не шутейное, не каждодневное, тут одой

звериной кровью не обойдешься.

Никто из стоявших перед грозными ликами богов не содрогнулся от этой мысли.

Наоборот, каждая старшАя мать и ее муж-старшой с надеждой в сердце вознесли

мысленную молитву богам о милости их детям: быть посланниками к богам великая

честь. Каждая невинная девушка или паробок с радостью согласится выполнить такой

наказ, заступиться за род, не дать ему изойти голодной и лютой смертушкой. Родовая

жертва от того и считается священной и самой значимой, что идут на нее добровольно.

Тот, кому выпадет жребий навсегда останется в сердцах людей, никогда сородичи не

забудут его имени.

В военных же походах была другая жертва: убиение пленных врагов – услада для

богов. Был и третий вид жертвоприношения: детьми и стариками, но ему, как и

военному, сейчас было не место и не время.

Волхв в суровом молчании стоял промеж кумиров. Он не вмешивался до поры до

времени – его дело древний обычай делом завершить, требу кровавую богам

сотворить.

– Жребий дело решит, цё уж тут думать! – воскликнул Честимир, хмурый коренастый

пахарь.

– Верно говорит Честимир, – отозвался старый вой Борислав. – Жребий! Пусть боги

сами требу по душе выберут.

– Да, да пусть будет по совести, как наши деды в старину делали …

– Ну, что, Славичи, все так думают? – сурово спросил Ставр.

– Все, вящий, – хором отозвались родичи.

– Дык только прошедших-то посвящение ярения и лельника у нас и нету, – встрял в

разговор шустрый рыбак Воротил. – Два года, почитай, в беззаконии жили! Кого же

посылать-то?! Девки, посвященные уже замужние все, паробки тоже не холостякуют.

– А ведь верно, Ставр, говорит Воротил, – зашумели родичи. – Кого же в круг

поставим?

– А тех и поставим, – ответил Ставр, – кто подпоясывание и закосычивание прошел.

Невинные-то легче к предкам дорогу найдут.

12

***

Между тем, пока боги выбирали тех, кому суждено отправиться в мир предков, жизнь

шла своим чередом. Мужики рыли временные землянки, спешно заготавливали сено.

Охотники кормили общину. Женщины обустраивали жилье, защищая его своей особой

магией – временное не постоянное, здесь и домой вряд ли поможет. Вот и творили

женщины обережные ритуалы – старшие катались вокруг землянок нагишом по

полуночным петухам; девки чесали волосы на все четыре стороны; младшие матери

заклинали тараканов, мышей да мух, чтобы перенести на них чары злых духов.

Совершали, одним словом, только им известную магию, издревле передаваемую в

женских ритуалах старшими младшим.

Первой идти заступницей рода выпал жребий Веселке – двенадцатилетней девушке,

дочери пахаря Будилы. Русая, с заметной рыжинкой в длинной косе, Веселка была

душой девичьих забав. Хохотушка и первая певица в общине, она и работницей была не

последней.

В то утро пошла Веселка на реку, да и оступилась, упала на ровном месте, намочила

подол неподпоясанной рубахи. Так и осталась сидеть, с замиранием прижав руки к

сердцу: быть ей женой водяного, вечно молодой и красивой русалкой. Печься о том,

чтобы неводы ее соплеменников всегда были полны рыбы. Чтобы никто из речных

жителей не забирал понапрасну жизни сородичей; чтобы заступное слово молвить за

них перед водным владыкой. Велика честь, да сможет ли она? Справится ли?

Домой пришла сама не своя, потерянная и отрешенная – видимо водяной ждал уже

свою суженную, да отпустил с отцом-матерью попрощаться.

Свадебный пир удался на славу: готовились родичи заранее, знали, что не миновать

его в самое ближайшее время.

Обряжали молодушку по старинным обычаям с припевками, да страданиями. С

прощальными обрядами выводили из дому, да с девичьей песней-плачем по родимым

батюшке с матушкой. Потом пили-ели на высоком берегу, песнями да плясками

провожали избранницу водяного. Пьяна, весела была невестушка, опившись медовухи с

маком. Не помнила, как и привязали к белым ноженькам камень и как кинули с кручи в

озеро. Только круги и пошли по его глади. С тех пор и стала называться круча

Веселкиной.

Второй невестой стала Марушка, дочь охотника Говена. Пошли девушки по грибы-

ягоды, да там, в лесу и сгинула девица красная. Не пришла домой ни на тот день, ни на

следующий. Как ни искали ее, так и не нашли. Но через три дня сама явилася, косы

13

расплетены, рубаха порвана. Слова сказать не может, молчит, плачет да оглядывается.

Словно уж и чужой совсем в родительской-то землянке стала. Тоска ее гложет по

новому дому, по мужу – лешему, хозяину лесному.

Сыграли и ей свадебку, отвели в глухомань лесную с веселыми песнями да

залихватскими плясками и привязали к дереву крепко накрепко.

Теперь пришел черед отдать дань земле-матушке. Зорко следили за дочерьми

матери и отцы. Кто из них пойдет заступницей родичей?

Жребий пал на Дарьюшку, дочь крепкого хозяина, охотника, трудолюбивого и

добытного Далибора.

Довольны были селяне: хороший выбор сделали боги. Уж и красавицей, и умелицей

была Дарьюшка, не осрамит родовой чести, не опозорится.

Обрядили девицу, как полагается, и водили посолонь вокруг селища, по кромке поля

да леса ближнего, вдоль реки да озера. Обойти будущие поля и пастбища, речные и

лесные урочища босыми ножками должна заступница, чтобы не забыть о родной

сторонушке в горних чертогах богини Макоши.

Расчесали милой косы длинные, надели веночек из ярких полевых цветов, да и

закопали живехонькой посреди поля чистого вместе с коровой, козой и овцой. Были

положены рядом с девушкой в ритуальную яму, как встарь делали, и миска с сыром, и

пшенички горсть, и стрела – перунов знак.

Отныне родной стала переселенцам эта сторонушка. Теперь и к главному действию

можно было приступить – богам положенную честь отдать: отправить в мир Прави –

туда, где живут лишь боги и души самых лучших и храбрейших из их предков – своих

посланников.

На рассвете вышел волхв из лесу и бросил посередь лесного поселка руны древние.

По рунам выпало Добромиле к богам идти. А вот с парнем не заладилось: выпал