Текст книги "Паутина. Том 4. Волки"

Автор книги: Людмила Богодухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Олеся увидела у него в руке пистолет, который все это время лежал у него на коленях.

– Двигайся.

– Можно тебе задать вопрос? – осторожно спросила Олеся, вставая.

– Спрашивай, может, я отвечу.

– Как зовут русского, который нас сюда привез? – Олеся хотела оглянуться, но Махмуд грубо толкнул ее в спину.

– Иди, не останавливайся. Спрашиваешь, как зовут русского. Какого? Их было двое, оба русские, хотя у них слышался странный акцент. Один вас привез, другой должен забрать детей, когда они родятся.

– Если дети нужны были русскому, зачем было везти нас так далеко?

– Тут ты ошибаешься, твой ребенок нужен заказчику, а русский этого ребенка доставит.

– Так как же его зовут или тебе не доверяют и при разговоре отсылают к баранам, чтобы ты ничего не слышал? – съязвила Олеся.

– Ты много говоришь, иди молча! – разозлился Махмуд. – Я знаю много, но это не значит, что ты должна тоже знать то, что мне известно. Вот когда приедет русский, сама спросишь его имя. Но я думаю, ты его знаешь, и спрашивать не захочешь. А теперь молчи, подходим к палатке.

– Еще один вопрос, последний. – и, не дожидаясь разрешения, Олеся спросила. – Ты не боишься умереть? Ты когда-нибудь ловил диких кошек? Они на вид очень безобидные, маленькие животные. Но если почувствуют опасность, вцепятся в горло своему врагу и загрызают до смерти. Некоторые женщины подобны этим кошкам.

– Это вы что ли кошки? – засмеялся парень. – Не смеши. Я уложу вас рядом с Фатимой. А тебе и Фатиме разрежу животы, вытащу детей и привезу их своему хозяину. Так что я не боюсь смерти, рана в руку не смертельная, я ее уже перевязал. А оружие вот оно, у меня в руке. Зулейка! – закричал он, когда они вышли на поляну. – Я привел вашу подругу, выползай из палатки, если не хочешь, чтобы я начал стрелять.

Из палатки вышла Юлька.

– Чего ты разорался, Фатиме плохо! Пусть Олеся зайдет, поможет мне.

– Так я вас всех вместе и оставлю.

– Сядь у входа, чтобы нас всех видеть.

– Ладно, – согласился парень, – сяду, чтобы вас видеть, но только быстрее, пора возвращаться.

Олеся и Юлька вошли в палатку, на кошме лежала Фатима, глаза ее были закрыты, дыхание тяжелое, что-то клокотало и булькало внутри.

– Боже, что с ней? – испугалась Олеся. – Она без сознания?

– Как видишь, этот козел ее подстрелил. И, как видно, попал в легкое. Слышишь, как дышит?

– Чем мы можем ей помочь?

– Ничем. Я в этом совершенно не смыслю. Это ведь не простуда, это ранение.

– Ты ее перевязала? – Олеся встала на колени и откинула с Фатимы простынь.

– Я ее перевязала сразу, но сейчас повязку необходимо сменить и промыть рану, сделать укол.

– Слей мне на руки и поставь на огонь инструменты. Вот, черт, у нас почти ничего нет, ни знаний, ни лекарства. Везти ее нельзя, как ты ее дотащила, ума не приложу.

– Махмуд, разожги костер, нужно вскипятить воду и инструменты! – мимоходом бросила Юлька парню.

– Никакого костра, сейчас отправляемся в обратный путь! – подскочил на ноги парень.

– Никуда мы не идем. Фатима в тяжелом состоянии, ее нельзя трогать с места! – возразила Юлька.

– Нельзя, значит пусть остается, а вы пойдете, а нет, я вас всех пристрелю и оставлю на острове, большая вода смоет.

– Значит, уйдешь без золотого груза. Так ведь вы называете детей, которых продаете? – Юлька смело посмотрела парню в глаза. – Можешь стрелять, но без Фатимы мы не тронемся с места.

– Ладно, я еще не отдохнул, посижу, выпью чай, а вы поторопитесь. – Он снова сел. – А костер разожжешь сама, вам я уже не слуга.

Олеся в спор не ввязывалась. Она обрабатывала рану. Рана была сквозная и почти не кровоточила.

– Это плохо, очень плохо, кровь идет вовнутрь, – негромко говорила сама с собой Олеся. – Я не знаю, что делать, это не живот зашить. Легкое зашивать не умею, и кровь убрать тоже не знаю как. Надо поступать в медицинский, чтобы не быть идиоткой, как сейчас, когда необходима помощь, а ты во всем профан.

В палатку вошла Юлька, принесла стерилизованные инструменты.

– Помоги мне ее забинтовать. – обратилась к ней Олеся. – Такая маленькая дырочка, а мы не знаем, чем помочь и во что все это выльется. Нужно уколоть сердечное и антибиотик, чтобы не началось заражение. Больше я ничего не знаю. Послушай, Юль, как там малыш, живой?

Юлька нагнулась над животом и прислонилась к нему ухом.

– Живой, но слишком активный.

Фатима закашлялась и открыла глаза.

– Спасите! – прохрипела она и на ее губах появилась кровь.

– Все будет хорошо, мы все сделали, лежи спокойно.

– Спасите ребенка! – снова проговорила она, сопровождая свои слова хрипом. – Там трава, чай, пить нужно.

– Тихо, тихо, не говори, мы все поняли, сейчас делаем чай, достанем заварку.

– Юля, она говорит за траву, а не за заварку. Ищи траву в рюкзаке.

Юлька вытряхнула все из рюкзака и поспешно стала перебирать вещи.

– Посмотри в детских вещах, – подсказала Олеся.

– Нашла, вот она, сейчас я быстро.

Она насыпала в кружку травы и, выскочив к костру, налила с чайника в кружку кипятка. Махмуд молча наблюдал за ней. Он, конечно, все слышал, что происходило в палатке, но молчал. Юльке было не до него, она студила заваренный чай, чтобы напоить Фатиму, которая лежала с закрытыми глазами.

– Олеся, я ее подниму чуть, чуть, а ты напои чаем. Возможно, это лечебная трава и ей станет лучше.

Видно было, что женщина пьет с трудом, но пересиливая боль, она выпила всю кружку. Некоторое время она лежала неподвижно, лишь тяжелое дыхание говорило о том, что она еще жива. Смертельная бледность разлилась по ее лицу, губы были бесцветные и сухие. Вдруг она открыла глаза и проговорила совершенно отчетливо:

– Началось, Олеся, береги моего сына, я отдаю тебе его. Там, в детском белье есть бумага, на всякий случай, – запрокинув голову, она судорожно втянула в себя воздух.

И тут же послышался ее жуткий стон, как вой раненой волчицы. Он прерывался на миг, в этот момент, она собирала все свои силы и старалась вытолкнуть из раненного тела своего ребенка, чтобы сохранить ему жизнь. И вновь вой вырывался из палатки, и, казалось, заполнял весь маленький остров.

– Что она так воет? – не выдержал Махмуд, заглядывая в палатку. – Терпенья нет слушать, волос на голове встает дыбом.

– Попробовал бы сам родить, не так бы выл, – огрызнулась Юлька. – Не слушай, отойди подальше, все равно мы никуда не денемся.

– И то верно, пойду, пройдусь к реке, может, там не так слышно, – и он побрел в сторону реки.

– Урод! Хоть бы ты захлебнулся зараза! – зло бросила ему в след Юлька.

– Не отвлекайся, приготавливай все для малыша, он уже скоро родится, роды протекают очень быстро. Эта трава вызывает преждевременные роды.

Фатима притихла и лежала с закрытыми глазами. Олеся заволновалась.

– Фатима, Фатима, очнись, ты не должна спать. Юля скорее чай готовь! – повернулась к Юльке Олеся.

– А, может, не надо, ведь ей еще рано рожать, всего семь месяцев, ребенок родится слабенький, не выживет.

– Семимесячные живут, ты лучше меня знаешь это. А так можем его потерять, воды уже отошли.

Юлька помчалась заваривать чай.

Приподняв голову раненной, девушки осторожно влили ей глоток чая. Фатима открыла глаза и сделала несколько глотков.

– Я умру, ребенок ваш. Не отдавайте его в детский дом! Обещайте мне, что он останется с вами.

– Обещаю! – твердо сказала Олеся. – Но ты должна бороться за свою жизнь и за жизнь своего ребенка. Ему нужна ты, постарайся выжить.

– Нет, я умираю, сейчас мой малыш родится.

И, захлебываясь кровью, собрав последние силы, с криком вытолкнула из себя малыша на руки Олесе и Юльки. Они вдвоем поймали крошечное живое горластое создание. Перевязали и отрезали пуповину, и тут же положили ребенка на грудь Фатимы.

– Смотри, Фатима, это твой сын. Он хочет, чтобы ты жила, дай ему свою грудь, он должен вернуть тебя к жизни.

Ребенок лежал на забинтованной груди матери, а Юлька обтерла сосок водкой и сунула в рот малышу. Но он тут же выпустил грудь матери.

– Ну, что ты, дурашка, не сосешь? – ласково уговаривала его Олеся. – Бери, пососи или ты еще не умеешь?

– Олеся! Олеся! – испуганно прошептала Юлька. – Олеся, Фатима умерла!

Олеся вздрогнула и посмотрела в лицо Фатимы. На губах женщины застыла счастливая улыбка, а неподвижные глаза смотрели куда-то. Олеся схватила малыша на руки и положила на приготовленные пеленки.

– Заверни его, – попросила она Юльку, а сама, приблизившись к Фатиме, закрыла ей глаза ладонью. – Я обещаю тебе любить твоего сына. Спи спокойно, он не попадет в руки Керима, даже если мне придется для этого убить его.

Юлька завернула ребенка и держала его на руках.

– Что нам делать? Сейчас вернется Махмуд и погонит нас, как баранов, на бойню.

– Мы никуда не пойдем, а если он захочет в нас стрелять, я убью его! – твердо заявила Олеся. – Он забрал у меня один нож, но у меня есть еще один.

– Возьми мой, – предложила Юлька. – Все равно я не смогу им воспользоваться, у меня руки заняты ребенком.

– Пока молчи, будем собирать вещи, все погрузим на верблюда. Мой конь не далеко отсюда, он его привязал.

– Да, я видела коня, знаю, где стоит. Тогда держи ребенка, а я пойду копать могилу для Фатимы, – и Юлька не выдержала, и горько заплакала.

– Ты не должна плакать! – всхлипывая, проговорила Олеся. – Ты должна крепиться, ведь теперь вся тяжесть ляжет на твои плечи. А я чувствую себя отвратительно, боюсь, и мне приспичит рожать в степи.

Юлька вышла с лопаткой в руках и со слезами наметила под кутом могилу для Фатимы.

– Что ты делаешь? – услышала она грубый голос Махмуда.

Юлька молча глянула на него и ничего не ответила. И он все понял, но не взял из ее рук лопату, а грубо выругался. Затем, помолчав, спросил:

– Кто-нибудь успел родиться?

Юлька опять ничего ему не ответила. Она решила с ним не разговаривать, это ведь его вина, что Фатима так рано ушла из жизни.

– Ты что, оглохла? – заорал Махмуд. – Я тебя спрашиваю, успела она родить?

Юлька молча копала мягкую землю, роняя в яму слезы.

– Будь ты проклят! Если есть Господь на небе, тебе не жить! – сквозь зубы проговорила она.

– Призывай Бога, если тебе от этого легче. А я надеюсь только на себя. Вот и сейчас ты копаешь могилу своей подруге, а не мне.

– А ты будешь болтаться по свету без могилы! – неожиданно для себя, ляпнула Юлька.

– Вот! – подтвердил Махмуд, не поняв Юльку. – Я буду без могилы, мне она не нужна.

– Да будет так! – кивнула головой Юлька. – А сейчас не мешай мне.

Махмуд отошел и присел на корточки, поглядывая то на Юльку, то на палатку, в которой была тишина. И было страшно от этой тишины. Юлька торопилась вырыть могилу, пот градом катился по ее лицу, смешиваясь со слезами. Она смахивала его, размазывая по щекам.

Вот и готово последнее пристанище их подруги. Юлька нерешительно шагнула к палатке. Ей было страшно увидеть и услышать, что вслед за матерью умер младенец, так было тихо в палатке.

Фатима лежала одетая в другое платье, на голове ее был светлый платок, а ноги обуты в туфли. Все это Олеся нашла в ее вещах и переодела, приготовила подругу в последний путь. Завернули ее в простыни, и Юлька вышла, позвала Махмуда.

– Помоги нести Фатиму, я одна не смогу, а Олесе нельзя поднимать тяжелое.

Махмуд молча взялся одной рукой за связанную узлом простынь. Молча опустили тело в яму.

– Прощай! – прошептала Юлька.

– Прощай! Я помню свое обещание и клянусь тебе, выполню его! – негромко проговорила Олеся и кинула горсть земли в могилу.

Махмуд ничего не сказал, он отошел от могилы и наблюдал за женщинами. Олеся стояла с ребенком на руках. Юлька закидала могилу и пошла собирать вещи.

– Он живой? Почему молчит?

– Спит, – успокоила Юльку Олеся. – Малыша нужно накормить, но чем? Он такой маленький, даже держать на руках страшно. – Вглядывалась Олеся в лицо ребенка. – Такое чувство, будто это мой ребенок, один родился, а другой в животе.

– Если бы не такой страшный случай, а то не скоро острота притупится. Мне, кажется, я буду помнить всю жизнь, как умирала его мать. – Вздохнула Юлька.

– Я не это имела ввиду. Я говорила о том, что ребенок мне, как родной.

– Я все поняла. Он и мне кажется родным, потому что мы его взяли на руки первыми. Если ты будешь ему мамой, то я буду крестной матерью. А если ты по, каким-то причинам не сможешь его усыновить, то я буду его мамой, а ты крестной. – Юлька опять тяжело вздохнула. – Напоим его сладким чаем, как проснется. Что будем делать с Махмудом?

– Пока ничего не будем делать. Вернее, будем переправляться на тот берег, а потом пойдем каждый свое дорогой. – Олеся посмотрела в сторону парня. – Даже не шевельнется, чтобы помочь собраться.

– Да, пусть отдыхает, ему предстоит длинная дорога! – выпалила Юлька в сердцах.

– Дорога куда? – не поняла Олеся.

Юлька пожала плечами.

– Я просто так сказала.

Переправились через речку благополучно. Глубина, которую вырыли, оказалась не такой уж глубокой. Конь и верблюд прошли этот участок реки спокойно. Олеся сидела в седле коня, настояла на этом Юлька. Она убедила Махмуда, что для Олеси холодная вода в данный момент вредна для здоровья. Юлька же разделась, не обращая внимания на парня, и перешла речку вброд, держа коня под уздцы. Когда все оказались на другом берегу, Юлька оделась, забрала у Олеси ребенка. Малыш спал в гамаке, который соорудили женщины из простыни, и в нее положили свернутые вещи матрасиком. Этот гамак вешался на шею, и ребенку было в нем удобно и безопасно.

– Оделись? Пора двигаться, нам без коней идти долго, – поторапливал девушек Махмуд.

– Здесь наши с тобой пути расходятся, – спокойно возразила ему Олеся. – Мы идем в одну сторону, а ты идешь в другую. Но если хочешь, можешь идти с нами, если надоело ходить в прислугах.

– Это мое дело, кем мне быть, а вы пойдете со мной. Я верну вас, чего бы мне это ни стоило! – зло сверкнул черными глазами Махмуд.

– Убери пистолет, может нечаянно выстелить. Не стоит рисковать своей и нашей жизнью. Мы не пойдем с тобой. Ты убил нашу подругу, не увеличивай свой грех. – Тихо уговаривала его Олеся. – Ты же видишь, мы без оружия, и все равно не пойдем с тобой, даже под дулом пистолета.

– Не пойдешь, значит, останешься здесь, и шакалы растащат твои кости и кости твоего выродка. Ты думаешь, я не знаю кто ты? Знаю, не даром твой муж продал тебя, ему нужен только ребенок, потому что он наследник. Ты богачка, но твои деньги убивают тебя. Я все знаю, этот русский со своей матерью однажды были в нашем городе. Они привозили детей, таких же, как у тебя. Я знаю, что случилось потом, вы виноваты в смерти его родителей. И ты думаешь, он будет горевать, что я убью вас? Нет, он сам мечтал насладиться местью. Он будет горевать, что не своими руками убил вас.

– Не слушай его, Олеся, он сумасшедший. То, что он говорит, не может быть правдой, это слишком чудовищно.

Махмуд усмехнулся:

– А ты говоришь, я чудовище. Вот когда заберут твоего ребенка, ты обо мне будешь другого мнения. Тогда ты увидишь, кто главный в этом деле. Хотя, это уже не будет для тебя играть какой-либо роли.

– Ты хочешь сказать, нас убьют? – ужаснулась Юлька.

– Ну, зачем так жестоко? Есть и другие методы, другие места, в крайнем случае, заведения. Но все это будет если сейчас кто-либо из вас не получит пулю.

– Постой, Махмуд, убери пистолет. Мы ведь говорим спокойно, не размахивай оружием. – Олеся судорожно перевела дух. – Ты ведь не маньяк какой– то. Зачем тебе это нужно?

– Я слуга, я получаю за это деньги. Каждая моя услуга оплачивается.

– Тогда служи нам, я тебе оплачу твою преданность по-царски. Ты откроешь свое дело, будешь жить честно.

– Нет, Алейхан, поздно говорить об этом. На мне кровь Фатимы, и я знаю, вы мне ее не простите. Не нужно со мной хитрить, да и не хочу я другой жизни. Мне нравится степь, мне нравится моя работа. Все хватит болтать, я устал. Поворачивайте верблюда, не то я буду стрелять.

– Ну что ж, стреляй, но с тобой мы не пойдем. Мы не бараны, чтобы нас можно было гнать на убой.

– Вот как! Посмотрим, кто вы и что можете.

И он выстрелил Олесе в ногу. Она закричала и упала на колени.

– Ты урод, жестокий человеческий выродок! Ты не человек! – пошла на него Юлька.

– Юля, стой! Отойди от него, а то он пристрелит и тебя, и ребенка.

– Все верно! – захохотал Махмуд. – Вот ты и стала умней. Теперь садись на верблюда и не будем задерживаться. Зулейка дойдет пешком, а нет, ее встретят. Живо! Не смотри на меня, как кобра.

– Хорошо! – кивнула головой Олеся и стала подниматься с колен. И в то же мгновение раздался второй выстрел. Олеся взмахнула руками и повалилась на спину.

– Олеся! Олеся, сестренка! – закричала Юлька, кидаясь к девушке, которая лежала на спине. А на груди под распахнутой курткой, на белой мужской рубашке расплывалось огромное красное пятно. – Убийца! Убийца! Ты убил ее! – кричала Юлька.

От крика проснулся ребенок и тоже закричал тонко и пронзительно. А за их спиной Махмуд, странно качаясь, ловил руками воздух. Он сделал один шаг, потом другой, оступился и полетел с крутого берега в воду. Лишь на миг на солнце сверкнула стальная рукоять кинжала, который торчал у него в горле. Но Юлька этого не видела. Она задыхалась от крика, отчаянье повалило ее на землю. Она сидела, раскачиваясь возле Олеси и выла, страшно и тоскливо. И вдруг в этот вой вплелся тихий Олесин голос:

– Не дашь умереть спокойно. Хватит выть, помоги мне.

У Юльки сразу оборвался крик.

– Жива! О Боже, жива!

Она стянула с Олеси курточку и рубашку. Грудь ее была в крови, кровь была на руке. Трясущимися руками Юлька сняла с себя ребенка и уложила рядом с Олесей.

– Я сейчас, сейчас, быстро достану лекарство, спирт, все что нужно, – бормотала она, стягивая с верблюда рюкзак.

Вытряхнула из него все на простынь. Достала бутылку с водкой, бинты, вату. Все делала быстро, спешила, боялась, что Олеся вновь потеряет сознание. Когда стала обтирать кровь, выяснилось, что грудь только поцарапана. На царапина достаточно глубокая, поэтому обильно кровоточила. А в руке пуля прошла насквозь, не задев кость.

– Нога, посмотри мою ногу.

– Олеся, тебе крупно повезло. Пуля каким– то образом скользнула по твоей груди! – удивлялась и радовалась Юлька.

– Это мой кинжал. Вот этот, который висит у меня на шее. В него попала пуля и рикошетом отскочила в руку, порезав грудь. Хорошо, не оторвало мне ее, она еще мне понадобится. – Кривясь от боли, шутила Олеся.

– Урод, убийца! – повернулась Юлька к Махмуду, но его рядом не было. – Ушел куда-то, урод! Он чуть тебя не убил.

– Теперь уже не убьет. Теперь ему ничто, и никто не нужен.

Юлька непонимающим взглядом смотрела на Олесю.

– Что ты имеешь ввиду?

– Я его убила. Он где-то лежит. Не хотела я, ох как не хотела никого убивать. Но он уже раздумал везти нас живыми, он для себя все решил. Ему нужны были лишь дети, а мы были лишним грузом. Ему не нужны были свидетели. – Олеся судорожно вздохнула и поднялась, с помощью Юльки, на ноги.

– Я его не вижу. Может ты промахнулась? – засомневалась Юлька.

– Нет, я успела увидеть, куда попал мой нож прежде, чем потерять сознание. Вот, смотри! Он здесь сорвался с берега в реку. – Показала Олеся обваленный берег со свежей глиной.

– Точно, я помню, что-то плюхнулось в воду, но мне было не до того, чтобы смотреть, что это было. Я видела лишь тебя и красное пятно на твоей груди. Значит, его понесла река с ножом в горле. Это страшная смерть, но он ее заслужил.

Олеся покачала головой.

– Не знаю, не знаю, но хоть я и защищалась, однако, это так тяжело отнимать жизнь у тебе подобных.

– Не думай об этом. Успокойся, знай, он нас не пощадил бы. Он хотел тебя убить. И, если бы не нож на груди, который каким-то образом качнулся под пулю, я бы оплакивала тебя и твоего ребенка.

– Я не должна была умереть. Мне дед сказал, что Фатима умрет, а за тебя и меня разговора не было. Еще он сказал, чтобы мы сберегли наших детей. Давай поторопимся, он указал нам путь.

– Когда ты успела с ним переговорить? – засомневалась Юлька.

– Я под деревом задремала, и он мне приснился.

– Тогда все понятно. Можно уходить с этого места, оно дурно пахнет. Садись на коня, а я пойду пешком. На верблюда не могу сесть, я их боюсь. – Юлька подвела коня к Олесе.

– Давай сядем на него вместе. Все быстрей, чем пешком, а верблюд пойдет рядом.

– Хорошо, – кивнула Юлька.

Она помогла Олесе усесться в седло и села сзади нее.

– Ну, вот все. Прощай Фатима, теперь ты сама разберешься с Махмудом, если есть что-то на том свете.

– Ничего мы здесь не забыли?

– Нет, Олеся, наше все с нами. Главное ребенок с нами и его нужно кормить. Сладкий чай, не еда, поторопимся.

И они пустили в галоп коня. Верблюд рысцой, переваливаясь с ноги на ногу, не отставал от них. Потом перешли на шаг, а когда конь отдохнул, снова пустили его в галоп. Уже солнце перевалило далеко за полдень. Ребенок давно не спал и требовал есть. Сделали привал. Собрали сухую палочку для костра и поставили чайник.

– Послушай, Олеся, а что если нам подоить верблюдицу? Ты не знаешь, верблюжье молоко пьют?

Олеся в недоумении посмотрела на Юльку.

– А я откуда могу знать это? И как ее доить? Ты уверена, что она разрешит нам дотрагиваться до ее вымени? Может, у нее нет молока. Я слышала, молоко бывает, если есть маленький верблюжонок. Конечно, если ее доили раньше, то она должна быть молочной. Но съедобное ли молоко? Вот в чем вопрос.

– А я рискну, попробую ее подоить. Верблюдица вроде смирная. – Юлька схватила кружку и подошла к верблюдице.

Та лежала на сухой траве, видно, тоже заморилась.

– Ну, что, ты дашь мне дотронуться к твоему вымени? Вон у тебя какие соски большие. Не спросили у Фатимы молочная ты или нет, но можно проверить. – Юлька гладила животное. – Фу, ты источник ужасного запаха, но это не главное. – И Юлька осторожно дотронулась до вымени.

Животное покосило глазом на Юльку, как бы пытаясь понять, что ей нужно.

– Мне нужно молоко, если оно у тебя есть, поделись.

В кружку брызнула густая струя молока. Верблюдица тяжело вздохнула и стала вставать.

– Ты бы лежала, мне так удобней, а главное, не очень страшно. Ну, то ж раз ты встала, разреши еще раз дотронуться к твоему вымени.

И вторая струя молока брызнула в кружку. Верблюдица, томно вздыхая, косила глазом на Юльку, но терпела ее робкие попытки доения.

– Теперь вскипятить это молоко и разбавить кипяченой водой, и можно напоить малыша, – довольная собой, вернулась Юлька к костру.

– Ты вначале сама попробуй молоко, а потом давай ребенку, – посоветовала Олеся.

– А что, попробую, – хлебнула Юлька из кружки. – Молоко, как молоко, правда, приторное, наверно, жирное и своеобразный привкус. Первое кормление дадим чуть-чуть, сделаем сладкий чай с молоком. А потом постепенно будем молока прибавлять. Главное корова под боком.

Солнце уже село, когда подъехали к каналу, который круто уходил в сторону от реки. Канал был широкий и, как видно, очень глубокий. По бокам его была насыпь, густо поросшая степной травой.

– Здесь поворачиваем, это оросительный канал, значит, скоро увидим людей, – Олеся остановила коня, всматриваясь вдаль. – Ничего не видно, но нас это не должно волновать. Правда? – повернулась она к Юльке. – Малыш уснул, и мы можем ехать еще часа четыре, до следующего кормления. У нас теперь есть в семье главнокомандующий, он распоряжается нашим временем.

Сумерки опустились на степь. И вечернюю тишину нарушали тысячи звонких кузнечиков, писк каких-то зверьков и перекличка ночных пичуг. Но стук копыт заглушал ночные звуки. И лишь свежий ветер бил в лицо и терпко пахло пылью и еще чем-то, как пахнет скошенной травой при сенокосе. Степь, за день разогретая солнцем, теперь отдавала свои запахи особенно остро. На небе постепенно появлялись звезды.

– Всегда удивляюсь, какие здесь холодные ночи, а утром ледяная роса. Поэтому, наверно, легко переносится дневная жара. Смотри! – Олеся махнула рукой. – Это огни, если я не ошибаюсь.

– Верно, огни, значит, мы добрались до людей.

– Не спеши радоваться, мы не знаем, что нас ожидает, какие это люди. Я стала бояться людей, а здесь особенно, – задумчиво говорила Олеся. – Если нас ищут, то здесь тоже будут искать. И все зависит от того, к каким людям мы сейчас попадем. Но у нас в данный момент нет выхода, придется рисковать. Я всю дорогу думаю о том, что сказал Махмуд. Что если это правда? Вот ведь с тобой случилось то, что ты совершенно не могла предвидеть. Марк оказался не тем, каким ты его знала. Да еще и близнец у него появился. Пойди, разберись, кто есть, кто. Сколько времени прошло, а мы так и не знаем, что произошло там, в Италии. Все лишь поверхностно и предположительно. Мне трудно говорить, но вдруг Роман действительно мстит. Почему я ему сразу поверила? Поистине, любовь слепа.

– Ты заранее ничего не решай. Ведь верить Махмуду очень рискованно, он мог переиначить суть дела. Но то, что он что-то знал, это верно. Сам он был сплошное зло и наслаждался тем, какой результат получил, говоря тебе все то, что сказал. Конечно, страшно думать, что во всем этом, что происходит с нами, замешан близкий человек, любимый человек. Вот мы и приехали. Сейчас на нас накинется свора собак, приготовься к этому. Я терпеть не могу собачью стаю, вернее, я их боюсь. Кошарские собаки равносильны диким волкам. – Юлька замолчала, всматриваясь в высокий каменный забор с железными воротами. – Я ошиблась, собаки находятся за забором, а как туда достучаться понятия не имею.

– Что это? На жилой дом не похоже, слишком большой и мрачный, да еще забор высоченный, не хватает колючей проволоки, и было бы похоже на тюрьму. – Олеся вздрогнула. – Но нужно проситься на ночь. Ребенок мокрый, а ноги холодные, не разбивать же здесь палатку.

– Мне такая перспектива больше по душе, чем прятаться за этим забором. Ладно, буду стучать я, но только постучу и опять на коня. Боюсь собак, от них трудно отбиться.

Она опустилась на землю, подошла к воротам и сильно застучала в них ногой. Затем вернулась к коню, готовая в любую минуту вскочить на его круп. Неожиданно ворота приоткрылись, и к ним вышел низенький, полный мужчина средних лет. Он внимательно всматривался в путников.

– Можно к вам попроситься на ночь? – отчего-то волнуясь, спросила Юлька.

– Проходите! – приоткрыл одну дверцу ворот мужчина.

– Собаки не тронут?

– Собак у нас нет, волки загрызли.

– Волки! – в один голос воскликнули женщины.

– Не волнуйтесь, они сюда не заходят. Это собаки погнались за ними и не пришли на ночь. Степь без волков не бывает.

«Хорошо, что не остались ночевать в степи», – мелькнула одна и та же мысль у Юльки и у Олеси.

«Махмуд утонул вместе с ружьем и пистолетом, – с досадой подумала Олеся. – И ножей не осталось, один у Юльки, один у меня. Вот и все оружие, от волков не отбиться».

Они уже зашли в ярко освещенный двор. С одной стороны двора стояло большое каменное здание. А с другой стороны небольшой домик с крылечком и с узенькими оконцами. Видно было, что в доме горел свет.

– Заходите в дом, а я занесу вещи, – проговорил мужчина.

Юля помогла Олесе спуститься с седла, и все равно та нечаянно стала на больную ногу, и, застонав, опустилась на землю.

– В чем дело, вы больны? – подошел к ним хозяин дома.

– Она упала с коня и повредила руку и ногу. – поспешила объяснить ему Юлька. – Не беспокойтесь, я помогу ей. – и, обратившись к Олесе, тихо сказала. – Терпи, поднимайся и обопрись о мое плечо здоровой рукой.

Они медленно пошли к дому. Мужчина проводил их внимательным взглядом, а потом взял под уздцы коня и повел его в сарай. Затем снял груз с верблюдицы и понес в дом.

– Неудобно как-то заходить в дом без хозяина, – остановилась у порога дом Юлька.

– Бабушка говорила мне: «никогда не заходи в незнакомый дом, если там нет хозяина».

– А почему ты решила, что там нет хозяйки? – удивилась Олеся.

– Еще не поздно, но кроме мужчины никто не вышел, не поинтересовался, кто же пожаловал к ним в гости.

– Ну, это не аргумент, – разочарованно протянула Олеся. – Хозяйка, возможно, спит или занята. Но в любом случае, лучше подождать хозяина, кстати, он уже идет.

– Почему не проходите в дом?

– Без хозяина нам там нечего делать, – пояснила Юлька.

Он ничего не ответил, лишь жестом пригласил их в открытую им дверь. Олеся, повиснув на Юльке, переступила порог, и обе зажмурились от яркого света. Они уже успели отвыкнуть от электричества.

– Ох, как приятно почувствовать цивилизацию! – тихо прошептала Олеся, оглядывая комнату, в которой они очутились.

Комната была большой, даже очень большой. В ней стояла современная мебель: светлый диван и такие мягкие, с высокими спинками, два кресла. Между креслами длинный журнальный столик с резными ножками. Возле другой стенки стояло пианино, над которым висел большой портрет красивой молодой женщины в черной рамке. Возле этой же стенки стоял книжный шкаф, наполненный книгами. За его стеклом был небольшой портрет той же женщины и девочки лет шести, они обе улыбались. На окнах висели тяжелые ночные шторы. Из этой комнаты две двери, как видно, вели в другие комнаты.

«А снаружи дом показался маленький», – мелькнула у Юльки удивленная мысль, и она переглянулась с Олесей.

Между тем, хозяин дома молча накрывал на стол, стоявший возле окна. Он выходил еще в одну дверь, которую не сразу заметили девушки, и заносил молоко, сыр, овощи, фрукты, жареное мясо. И, казалось, у него раскрывается скатерть-самобранка, на которой прибавлялись и прибавлялись всякие вкусные, пахучие яства. Все это делалось молча, а девушки стояли, не смея пройти или сесть. И вдруг эту напряженную тишину несмело нарушил детский писк. Это проснулся у Юльки на груди ребенок. Мужчина вздрогнул и выронил из рук очередную тарелку, которую нес, наполненную вареной картошкой, и она разлетелась по комнате.

– О, простите! – смутился хозяин дома. – Я не ожидал, не подумал, проходите и располагайтесь на диване, ребенка можете развернуть. Я так невнимателен, ваш визит выбил меня из привычной колеи. Вам, я вижу трудно держаться на ногах, да еще в вашем положении, – обратился он к Олесе.

И тут из соседней комнаты раздался детский голос:

– Папа, кто у нас?

– Извините, я сейчас, – и он ушел в другую комнату.

Слышен был не громкий разговор, но о чем говорили, не было слышно.

– Олеся давай я тебе помогу подойти к дивану, – тихо проговорила Юлька.

– Нет, я лучше буду стоять. Если я сяду, то уже не встану, а мне хочется есть, да так сильно, что, кажется, я потеряю сознание. Такого изобилия на столе мы не видели лет сто.

– Не прошло и полгода, а мы уже забыли, что такое хороший стол, – усмехнулась Юлька. – И что очень странно, мне совсем не хочется есть. – Юлька уложила малыша на диван, и стала его разворачивать. – Вот кого необходимо накормить, а то он изойдется в крике. И мне совсем не нравится, что он такой слабый. Олеся, как мы его назовем? А то спросит этот. – Юлька кивнула на двери, где в другой комнате слышались голоса.