Текст книги "Бесшумный фронт"

Автор книги: Люциан Воляновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава восемнадцатая Флажок путешествует по карте

В одном из польских городов на тихой улице стоит дом, всегда охраняемый солдатами. Там наверху по одному из коридоров можно подойти к комнате с широкими несгораемыми дверями, перед которыми всегда стоит часовой. Достаточно пальцев одной руки, чтобы пересчитать людей, имеющих право войти сюда. Здесь всю стену занимает огромная карта Польши, освещенная люминесцентными бестеневыми лампами. На этой карте отмечены все стычки и битвы, разыгрывающиеся на бесшумном фронте. В один из августовских дней 1953 года на этой карте был воткнут маленький флажок с надписью: «Конрад Врукк». Сначала этот флажок появился на территории Поморья, но в течение ближайших дней и недель наблюдались его передвижения по разным городам и поселкам северной части Польши. Иногда флажок на несколько часов остается на какой нибудь узловой железнодорожной станции, в другой раз он упорно торчит несколько дней на одном и том же месте. Потом беспрерывно приходят сообщения, касающиеся человека, который тут, на карте нашей страны, представлен маленьким картонным флажком с именем и фамилией. Дальше всего на восток этот флажок продвигается до Ольштына, дальше всего на запад – до Щецина.

Нетрудно понять, что с момента появления (в форме флажка) на карте страны, по которой он бродит, Конрад Врукк окружен неусыпным вниманием. И все же, несмотря на эту опеку, страх тебя берет, когда видишь, как враг ездит по оживленным городам и селам твоей страны, как появляется в промышленных центрах и портовых городах.

Каким же образом посланец Гелена оказался в орбите внимания, а затем и действий польских органов безопасности?

Наша контрразведка была уверена, что сбежавший в Западную Германию уголовник Врукк обязательно вернется в Польшу. Ведь почти каждый беглец из Польши рано или поздно будет использован враждебной нам разведкой, угнездившейся в Западном Берлине. Всегда одним и тем же способом происходит выжимание из беглецов каких-либо сведений, которые сами по себе (отдельно) могут быть и малоинтересными, но в определенных сопоставлениях дают врагу возможность проникнуть в жизнь страны. Но, кроме всего этого, некоторая часть беглецов после обучения в шпионских школах непременно перебрасывается обратно в Польшу. Поэтому каждый беглец не только может передать определенные сведения, но является также и потенциальным кандидатом на возвращение домой в качестве вышколенного, технически вооруженного и действующего по указанию организации шпиона.

В отношении Врукка польская контрразведка имела все основания утверждать, что он появится снова. Его эсэсовское прошлое, его безупречное здоровье и его бесспорная пронырливость позволяли допускать, что, верный своим идеалам, он пробудет в Германии не дольше, чем это нужно для овладения шпионской наукой.

Известно, что разведка Гелена категорически запрещает своим агентам вербовать людей на собственный риск. Перед заброской на другую сторону агент представляет своим начальникам описок знакомых, разумеется, с соответствующими характеристиками. Список этот становится предметом изучения и обсуждения геленовских экспертов, в результате чего перед самым выездом агент получает четкое задание: кого именно он должен завербовать из данного списка. Естественно, что польская контрразведка составила ввиду этого свой список знакомых Врукка. Были рассмотрены отдельные лица, могущие заинтересовать разведку Гелена, то есть те, которые могли войти в расчет как возможные агенты берлинского центра. Не раз обсуждалось прошлое этих людей и их моральный облик. Контрразведка бдительно следила за Врукком: не появится ли он у тех людей, которых – именно с точки зрения их морального облика – ему предложат завербовать его берлинские хозяева.

Неизмеримо существенной в этом деле, как и во многих других, была помощь общественности. И вот – в соответствии с предположением – Конрад Врукк появился у одной из своих знакомых, уголовное прошлое которой обеспечивало ей почетное место в упомянутом списке, находящемся в руках «ловцов душ» генерала Гелена и… в польской контрразведке. Последняя получила несколько сигналов от разных граждан, которые обращали внимание властей на появление знакомого им бандита. Их сообщения были не только ценным свидетельством бдительности и заботы о наших завоеваниях, они были маленькими кирпичиками той невидимой преграды, которую контрразведка воздвигает между агентом врага и родиной.

С того момента, когда на карте появился флажок с именем Конрада Врукка, сам он оказался в сетях и судьба его была предопределена. Его можно было бы сравнить с прокаженным, заразным человеком: каждый, кто завязывал с ним какие-либо отношения неслучайным образом, немедленно привлекал к себе внимание и вызывал подозрение. В результате это приводило к изъятию из общества всех тех людей, которые сознательно помогали посланцу генерала Гелена в его вражеской работе на территории– страны.

Конрад Врукк обязан был высылать написанные тайными чернилами шпионские рапорты. Однако он скоро пришел к выводу, что распорядители могут оставить его в дураках, если получат все его информации. Врукк полагал, что когда он вернется в Западный Берлин, предварительно выслав туда все добытые шпионские сведения, то Кайзер вообще отопрется и скажет, что сводки до него не дошли. В этом случае он не заплатит Врукку ни пфеннига. И агент счел более благоразумным вместо отсылки писем самому явиться с наиболее ценными материалами и продиктовать свою цену. Тогда Кайзеру ничего больше не останется, как только глубоко засунуть руку в карман, наполненный новенькими долларами. Поэтому-то в четырех своих письмах дальновидный (по его собственному мнению) геленовский агент уведомлял хозяев только о том, что он перешел границу, и предупреждал о своем возвращении в Берлин к 8 октября. Шпионские рапорты он оставил при себе. Что же в них было? Какие сведения раздобыл шпион Врукк?

Разумеется, этого я не знаю, а если бы и знал – не напишу, хотя бы потому, чтобы данная информация, не попавшая в руки Гелена через его агента, не достигла Берлина благодаря… рождению этой книги. Во всяком случае генералу Гелену есть о чем пожалеть, так как польские органы безопасности охарактеризовали некоторые добытые Врукком данные как «довольно ценные и конкретные».

Каждый знает, что не так-то легко запомнить выловленные в течение многочасового разговора отдельные имена, цифры, названия городов или улиц. Очень помогли бы тут записи, но вести их открыто, как вы сами понимаете, шпион не имеет права. Зато он может держать руку в кармане и на предварительно подготовленной коробке от папирос нанести какую-то цифру, бездумно названную едущим в отпуск солдатом. Но дальнейшие манипуляции в том же кармане, если разговор ведется долгий, могут привлечь внимание остальных пассажиров, а также (ведь пишется это вслепую) замазать предыдущую запись. Поэтому у Врукка в каждом кармане брюк и пиджака приготовлены кусочки картона и маленькие огрызки заточенных карандашей. Он перекладывает руку из кармана в карман и без особого труда ведет записи, которые через несколько часов прочтет в уборной вагона и запишет в блокнотик. Тут же он приготавливает себе новые «боеприпасы» для очередной записи.

В Грудзиондзе, пользуясь темной ночью, Врукк копается в мусорном ящике, в который выбрасываются отходы из ближайших казарм. Там он находит обрывки стенной солдатской газеты, и это позволяет ему оперировать в своей грязной работе подлинными именами и даже отдельными фактами.

Однако наиболее ценные сведения Врукк получил от тех людей, которых ему поручила завербовать разведка: ведь он сорок два дня ездил по стране. Его перебросили через границу в районе Дембна в ночь на 16 августа 1953 года, во время бури и проливного дождя, который стер следы и сделал невозможным преследование нарушителя.

Глава девятнадцатая Гглавное – это семейка

Проводя одно из заданий операции «Ловкач», Конрад Врукк не остановился даже перед тем, чтобы втянуть в шпионскую работу свою семейку. Это было нетрудно – родные Врукка ненавидели народную Польшу.

Свою сестру – Стефанию Важну, проживающую в Сопоте и работающую в агентстве «Рух», Врукк научил пользоваться тайными чернилами. При ее посредничестве он отправил по почте свое первое шпионское письмо в Берлин. Через сестру же он установил контакт с некой Ядвигой Гельхард, женой его сообщника по бегству из Польши за границу. Эта женщина в свою очередь дала Врукку адрес ее родственника – Виктора К рогуля, живущего в Ольштыне. Своему отцу, Альберту Врукку, «почтительный» сынок дал на сохранение химикалии для тайных чернил и оставил ему часть привезенных из Берлина ручных часов, за которые он собирался в Польше покупать совесть людей. Четыре пары часов старый Врукк послал в посылке с яблоками в Щецин на вымышленную фамилию, указанную сыном.

Организованная Конрадом Врукком шпионская сеть не была, однако, предприятием исключительно семейным, которое велось по принципу «ворон ворону глаз не выклюет»… Упомянутая выше Гельхар, как мы уже говорили, передала Врукку адрес своего дяди Виктора Крогуля. Узнав короткую, но вполне «достойную» автобиографию Крогуля, оборотистый Врукк решил несколько отойти от полученных установок и заинтересовался этим человеком, хотя данная кандидатура и не была согласована с берлинскими экспертами. И вот 23 августа органы безопасности получили краткое сообщение: «Врукк купил билет до станции Ольштын».

Немедленно были поставлены в известность местные органы безопасности. Контрразведка информировала Ольштын, что Врукк выехал туда, а также передала его описание, обратив внимание на фото, сделанное еще в то время, когда Конрад Врукк сидел в тюрьме за кражу, и разосланное по крупным городам страны. Ясно, что отныне Врукк путешествует не один…

В то время, когда пассажирский поезд, везущий аденауэровского агента, идет по равнинам северо-восточной части Польши, по шоссе в том же направлении мчится легковой «ситроен», на котором, кроме шофера, находится еще один человек. Мы не знаем, кто он, но имеем основания предполагать, что он спешит сесть на одной из маленьких станций в поезд, идущий в Ольштын.

Маленькое, но неожиданное происшествие! Лопается камера. Машина недвижимо стоит на шоссе, а вдали уже слышен шум приближающегося поезда. Теперь дорога каждая секунда. Шофер «ситроена» десять лет назад под бомбежкой водил грузовик на фронте под Ленино, в Советском Союзе: такой пустяк, как лопнувшая камера, его мало волнует, однако вдвоем все-таки лучше. Пассажир сбрасывает пиджак и помогает шоферу закручивать гайки на сменяемом колесе. Потом оба поспешно вскакивают в машину. В ярком свете фар все быстрее мелькают белые ограничительные камешки по обеим сторонам дороги. Машина теперь мчится вдоль железнодорожной линии и без особого труда обгоняет пассажирский поезд.

Фары выхватывают из темноты длинный палец шлагбаума. Он преграждает дальнейший путь и опускается так быстро, что шофер с огромным трудом тормозит машину в каких-нибудь десяти метрах от красно-белого столба. Пассажир и водитель в бессильной ярости смотрят, как мимо них плавно проносятся вагоны. Теперь бесконечно тянутся секунды ожидания, пока дежурный по станции приведет в движение механизм и поднимет шлагбаум. Вот перед глазами мелькает красный огонек на площадке последнего вагона…

^{Фары выхватывают из темноты длинный палец шлагбаума}

Машина срывается с места и почти одновременно с поездом подкатывает к зданию станции. Пассажир успевает купить билет и на ходу сесть в медленно трогающийся поезд. Не спеша проходит он по коридорам, осторожно, но зорко заглядывая в каждое купе. Наконец входит в одно и садится прямо напротив Врукка, занятого оживленным разговором с попутчиками. Шпион внимательно осматривает пассажира; тот спокойно выдерживает этот взгляд, а затем достает портсигар, закуривает и углубляется в чтение журнала, который у него в руках. Через минутку Врукк наклоняется к нему и конфиденциально Шепчет» а ухо:

– Какой вы неосторожный!

– Я? – спокойно отвечает новоприбывший. – Не очень понимаю вас…

– Вы испачкались… Вот тут и тут!

Новоприбывший смотрит на указанные места и видит, что действительно неосторожно прислонился к домкрату во время недавней остановки на шоссе – брюки измазаны маслом. В течение десяти минут шпион и новоприбывший пассажир оживленно спорят на тему о лучшем способе выведения масляных пятен. Пользуясь случаем, шпион с невинным видом спрашивает попутчика, где тот так вымазался? Спрошенный отвечает, что он работает инженером.

– С утра еще оделся в дорогу, но с этим монтажом машин совсем забыл о времени и в самый последний момент прибежал на станцию… Видимо, испачкался смазкой, которой покрыли машины перед отправкой сюда…

Подготовка в Баварии научила Врукка пользоваться любой болтовней людей. Его рассуждения очень просты: «Этот субъект бежал на станцию: значит, завод где-то недалеко. Дальше: он упоминал о монтаже новых машин, следовательно, завод только строится. Измазался возле них, стало быть, там тесно, прибыло много машин, видимо, завод немаленький». Когда поезд приближается к следующей станции, Врукк смотрит в окно и читает название, выписанное на фронтоне здания. Пожалуй, никто из пассажиров не заметил, что Врукк с равнодушным видом засунул руку в карман… Теперь мы знаем, что кто-то это видел. Об этом не подозревал только сам Врукк: он думал сейчас о том, что, может быть, стоит побывать тут и подробнее осмотреть этот завод…

В Ольштыне кончается работа тех сотрудников контрразведки, которые опекали Врукка во время его путешествия. Теперь шпион идет по улицам воеводского города. Он шагает не спеша, держа под мышкой толстый портфель, и с любопытством осматривается кругом. Сотрудники Ольштынских органов безопасности видят не без удивления, что Врукк входит в большое здание из красного кирпича, которое находится на улице Независимости, 44. Тут помещается больница имени Николая Коперника. Кого ищет шпион среди людей, одетых в белое? Кого высмотрел себе посланец провокаторов массового уничтожения среди людей, миссия которых заключается в борьбе за жизнь?

Глава двадцатая Огонь и мотыльки

Контрразведка без труда устанавливает, кто именно гостеприимно устраивает у себя господина Врукка. Человека этого зовут Виктор Крогуль, а по профессии он аптекарь. Работает Крогуль на Должности заместителя завхоза больницы в Ольштыне. Его одиночество разведенного мужчины скрашивает заведующая бельевым складом Леокадия Беренд, бывший муж которой дослужился до офицерского чина в гитлеровском вермахте. Родная ее сестра живет в Западной Германии с «настоящим» американцем.

Оба – Крогуль и Беренд – охотно принимают у себя Генрика Сухановича (как вы помните, эту фамилию Врукк использовал на территории Польши). Ведь их гость является коллегой сбежавшего Гельхарда – старого «камрада» хозяина дома. Генрик Суханович действительно «король жизни»: не проходит ни одного дня, чтобы в доме на улице Независимости, 44 рекой не лилась водка. Не думайте, однако, что эти пирушки происходят в роскошных аппартаментах, устланных коврами и обставленных красивой мебелью, то есть так, как это привыкли описывать в своих «шпионских» повестях разные авторы с буйной фантазией. Журналист, идущий по следам обезвреженного шпиона, находит совершенно иные, реальные места, которые служили подлинным фоном событий 1953 года.

Шпионское гнездо помещается в маленьком двухэтажном домике, притулившемся к другим хозяйственным постройкам ольштынской больницы. Эту опустевшую квартирку сейчас занимает один из больничных врачей. Вот здесь – окошко на первом этаже! Из этого окна, выходящего на запад, шпион видел покрытые зеленью ближайшие холмы, наблюдал спокойное движение на больничном дворе. Другие обитатели дома даже не подозревали, что собой представляет статный молодой гость «семейства» Крогуль. Когда эти жильцы – санитарка, уборщица и кладовщик – работали и добывали себе средства к жизни, их сосед Виктор Крогуль стал открывать для себя совсем иные жизненные перспективы. «Что такое серенькое существование больничного служащего по сравнению с карьерой аденауэровского агента? – думал Крогуль. – Конечно, ничто». Разумеется, вербовка Крогуля произошла не сразу. Сначала обе стороны – вербующий и вербуемый – должны были найти «общий язык».

Генек – как вскоре стала звать гостя Леокадия Беренд – для начала сказал, что ему нужна чистая рубашка. Сердобольная вдова посылает сыночка за покупкой. Когда гость переодевается, женщина замечает у него подмышкой кусок приклеенного пластыря. С состраданием Леокадия Беренд спрашивает о происхождении раны. Генек сразу вырастает в ее глазах, когда она узнает, что он был солдатом личной гвардии самого «фюрера» и что не раз пытался снять «памятную» татуировку.

С этого дня Врукк перестает стесняться своих гостеприимных хозяев. Он отправляется вместе с ними на прогулку в окрестности Ольштына, где как раз в это время проходят осенние маневры войск. Там Врукк уже не забавляется слепой возней в карманах, а вытаскивает на свет божий свои картонные квадратики и чертит схемы без всякого стеснения. Когда все трое идут через лес, на их пути оказывается большой летний лагерь. Часовой приказывает им отойти, и «мирно» прогуливающиеся граждане поворачивают обратно. Но па следующий день Врукк снова приходит сюда, чтобы… собирать грибы. По возвращении в Ольштын агент садится на кухне и, пока дородная пани Леокадия готовит ужин, тайнописью пишет свои рапорты, приправляя их для вкуса (господина Кайзера) интересными, но надуманными подробностями…

За передачу Генеку нескольких информации разведывательного характера, а также за далеко идущее «гостеприимство» (как мы это увидим Дальше) Леокадия Беренд получила от Врукка три пары часов и триста злотых деньгами. Ее сожитель тоже не был обижен – Врукк передал ему две тысячи злотых, часы и кое-что из своего гардероба. Крогуль исполнял роль проводника Врукка по Ольштыну и окрестностям. Наиболее важными (для шпиона) пунктами Крогуль признал военные объекты. Генек согласился. Он нетолько воспользовался гостеприимством Крогуля но и довольно подробно изложил ему цель своего приезда в Польшу. Между прочим, он должен раздобыть настоящие документы, которые всегда нужны берлинским «специалистам» для производства фальшивых копий.

Завхоз больницы принял к сердцу это пожелание гостя и скоро принес ему паспорта, забытые пациентами больницы Станиславом Жабкой и Ришардом Вуйциком. Этой небольшой дружеской услугой он окончательно привлек к себе Врукка. Теперь им уже нечего скрывать друг от друга. Врукк хвалится своему другу принадлежностью к СС. Это очень импонирует хозяину дома, так как он принадлежал только к СА, попасть куда было значительно легче, чем в отборную СС.

Случай для дальнейших услуг представился очень скоро. Было это 31 августа, в день рождения Леокадии Беренд. Справили этот день отлично. Генек всегда отличался щедростью, но на этот раз он превзошел самого себя. Сначала еще одним их собеседником был сосед. Когда он, наконец, ушел домой, атмосфера в квартире стала подлинно интимной. Под винными парами бывший член СА Виктор Крогуль видит себя уже резидентом разведки, распоряжающимся большими суммами. Леокадии Беренд мерещится Западный Берлин, куда Генек торжественно обещал взять ее. Эсэсовец же видел только… Леокадию Беренд. Я сожалею, что вынужден представить и эту жанровую сценку, которая разыгралась во время пирушки. Врукк прямо предложил Крогулю… одолжить ему Леокадию! Молодой сутенер, который прежде за десяток марок «одалживал» своих девушек американцам, решил теперь тут, в Ольштыне, сам стать американцем!

Сделка состоялась довольно быстро, но получение «закупленного товара» произошло не без трудностей. Леокадия оказала сопротивление. Неизвестно – то ли женщину стесняло присутствие сожителя, то ли она рассердилась на Генека, что он «завоевывает» ее таким необычайным путем, но так или иначе она не подчинилась приказу Крогуля. Однако «честь» бывшего члена СА не может подвергаться осмеянию! Слово дано, сказано, и приятель не должен иметь препятствий… Общими усилиями обоих выкормышей гитлеровского «рейха» Леокадия Беренд «призвана к порядку» – ее вспотевшее, пропитанное винными испарениями тело достается в награду эсэсовцу…

Глава двадцать первая Темный тип в светлых блонях

Вскоре после этой пирушки в стиле «Новой Европы» Врукк покидает гостеприимный дом Виктора и Леокадии с глубоким убеждением, что не только он сам, но и другой направленный им шпион всегда может рассчитывать здесь на верный приют, на помощь в сборе информации и на Другие, более личного характера услуги натурой.

Врукк покидает Ольштын и едет на запад, в Щецин. Дата его выезда отнюдь не случайна: он прочел в газетах, что именно в Щецине состоится всепольский праздник урожая – «дожинки». В печати было объявлено о сотнях специальных поездов со всей страны и о большом стечении крестьян из всех воеводств. «Ну, в этой огромной толпе, – рассуждает агент, – легче раствориться, меньше обращает на себя внимания любой чужеземец. Кроме того, можно будет потянуть за язык кое-кого из этих польских мужичков и узнать что-нибудь интересное».

Контрразведка, которая не спускает глаз с вражеского агента, еще теснее смыкает круг, изолируя страну от возможных покушений аденауэровского посланца. Это понятно: флажок на карте, обозначающий путь Врукка, теперь довольно опасно приближается к западной границе! Шпион едет в толпе веселых, поющих крестьян к большому портовому городу. Разве можно быть уверенным, что шпик не попытается организовать акт саботажа? Может быть, он задумал вредить и подложит мину в одно из промышленных предприятий молодого государства, где работают сейчас десятки тысяч людей?

* * *

Огромное поле переливается всеми цветами радуги. Ловичские пояски, черные шляпы силезцев, голубые платья опольцев, белые с красным одежды крестьян из южной Польши – все это разливается по Светлым Блоням, как краски на палитре художника. Среди десятков тысяч крестьян, внешне не привлекая ничьего внимания, ходит человек с портфелем. Он снял с себя плащ и повесил его на плечо. Довольный приездом на дожинки, он чувствует себя в безопасности среди неисчислимой толпы и считает, что именно благодаря этому он растает без следа в портовом городе. Шпион и не знает, что флажок с надписью «Конрад Врукк» уже воткнут в самый центр Щецина. А кругом гремит веселая мелодия дожинковой песни…

В 10 часов на трибуну поднимается Первый Секретарь ЦК Польской Объединенной Рабочей Партии Болеслав Берут. Начинаются торжества, открываемые шествием крестьян. Впереди идет капелла гуралей[18]18
  Жители польских Карпат (польск.).


[Закрыть]. Эхо играемой ими мелодии разносится по Светлым Блоням. Затем происходит церемония вручения «хозяину праздника» огромного венка и снопа. В рупорах звучат слова Берута.

Вы только посмотрите, какой ненавистью горят глаза высокого мужчины, который несет в портфеле часы и оружие, а в сердце – презрение к окружающим его людям, чувство бессильной злобы против доносящихся до него слов:

«… – гитлеровские недобитки, которые снова собираются под крылышком американских опекунов в Западной Германии, задыхаются от ненависти к Польше и под предводительством Аденауэра хотели бы снова завладеть нашей землей, заковать поляков в кандалы американо-гитлеровского рабства. Эти сеятели войны и раскольники единства Германии делают вид, что забыли о позорных поражениях, которые только недавно обрушились на гитлеровские грабительские орды. Но капиталисты, помещики, гитлеровские юнкеры, американские банкиры мало заботятся об этом, так как, торгуя чужой кровью и превращая миллионы людей в пушечное мясо, они извлекают из этих преступлений миллионные прибыли.

Наши нынешние дожинки в древнем польском Пястовском Щецине, подведение итогов нашим Достижениям – вот достойный ответ империалистам из-за океана, их аденауэровско-гитлеровским союзникам, а также капиталистическо-помещичьим изгнанникам – изменникам нашего народа. Польский трудовой люд не забывал и никогда не забудет уроков, проистекающих из тяжелых освободительных боев, из всей своей истории…» Врукка пугает эта человеческая масса, среди которой его глаз не может отыскать ни одного лица, дающего хотя бы тень надежды на сближение. Он украдкой сворачивает в сторону и быстро идет по улицам города, оставляя за собой празднично настроенных крестьян.

^{Врукка пугает эта человеческая масса}

Врукк останавливается перед витриной столовой. Внимательно читает меню, приклеенное к стеклу. В это время до него доносятся отчетливые звуки немецкой речи. Ошибки быть не может – это радиопередача из Германии! Надо послушать… Он входит в зал и садится за столик, над которым висит репродуктор. Да, теперь Врукк отчетливо слышит:

«…Несколько дней назад исполнилась годовщина проклятого дня, когда наш народ, обманутый злейшими врагами человечества – фашистами, напал на вашу страну, вызвал огромные страдания и нанес огромный ущерб вашему народу. Мы осознаем великую вину, которую несет наш народ. Сегодня отношения между нашими странами существенно изменились благодаря освобождению нас Советской Армией от фашистского рабства. Миллионы простых людей Германии сегодня являются вашими друзьями и братьями. Эти миллионы простых людей Германии и Германская Демократическая Республика противостоят каждой враждебной силе, которая попыталась бы когда-либо нарушить границу мира на Одере и Нейсе…»

Человек за столиком тяжело кладет голову на руки. Усталость это или желание заткнуть уши, чтобы не слышать слов, которые ранят его, которые вызывают у него чувство одиночества и бессилия?

«…В то время, когда Германская Демократическая Республика – оплот сил мира во всей Германии, всемерно трудится над мирным развитием, американский империализм пытается превратить Западную Германию в исходный пункт для новой' агрессии против свободолюбивых народов. Америк капский империализм, который пошел по стопам Гитлера и стремится установить свою власть над миром, возрождает в Германии те силы, которые в течение последних 50 лет дважды толкнули наш народ на кровавую мировую войну. Силы эти – смертельный враг свободолюбивого человечества. Но их победит пламенная ненависть всех честных людей, особенно поляков и немцев…»

Нет, не уйти вам от правды, господин Врукк! Вы можете потерять власть над собой и даже выбежать отсюда, можете еше плотнее заткнуть себе уши, но правда все равно дойдет до вас и вам подобных, если даже все вы будете выдавать себя за слепых и глухих!

…Конрад Врукк подзывает официантку и заказывает обед. При этом он утвердительно кивает какому-то гражданину, который просит у него разрешения занять место за этим же столом, так как зал быстро заполняется возвращающимися с праздника людьми. Врукк внимательно слушает конец речи на немецком языке и объявление польского диктора:

«Говорит Щецин! Сейчас мы будем передавать перевод приветствия, оглашенного вчера на Всепольском съезде крестьян-передовиков Зигфридом Венцелем, руководителем делегации германских крестьян…»

После обеда Врукк уже не желает идти на дальнейшие дожинковые торжества, не желает смотреть на четыре тысячи людей, выступающих в смотре художественных самодеятельных коллективов. Он устал и изнервничался. Он хочет сейчас залезть в какую-нибудь укромную нору, немного отдохнуть и двинуться к Берлину, где его ждут пачки долларов, почет и торжественное обещание легкой жизни. Ему не надо искать такого места – он направляется прямо на квартиру, где нашел приют год назад, когда остановился в Щецине непосредственно перед своим бегством в Берлин.