Текст книги "Синто. Дневник не героя (СИ)"

Автор книги: Любовь Пушкарёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5

Эксы показались не со стороны парка, а из-за дома, они были чем-то возбуждены. Увидев нас вдвоем в расслабленных позах, они смутились и приостановились, мы собрались.

– Прошу вас, господа, – позвала я.

Те приблизились, Эфенди тем временем, придвинул стулья к столу.

– Присаживайтесь. Воды? Минеральной, лимонной? – как и положено хозяйке, поинтересовалась я.

– Минеральной.

– Лимонной, – вразнобой ответили они, – если можно.

Я вежливо улыбнулась и собралась на кухню, но Эфенди жестом остановил меня и сам пошел за водой. Мы молча подождали его возвращения, он принес поднос с двумя графинами, стаканами и всякой всячиной, вроде орехов и яблочных чипсов. Я разлила воду по стаканам и придвинула к гостям закуски, подождав пока они отопьют, наконец, спросила:

– Так каковы результаты?

Притихшие было эксы опять встрепенулись.

– Леди, он оставил кладку и мы ее обнаружили, – сказал старший с легкой гордостью, – ну и уничтожили, конечно.

Как неприятно, все равно, что узнать, что у тебя под домом лежала бомба.

– А где она была?

– С внешней стороны, но если б они вылупились, поместье было бы в опасности.

Я кивнула, это и так понятно.

– Есть гарантия, что кладка одна?

– То что она одна – вероятность девяносто пять процентов. Мы составили акт и уладили все формальности с вашим управляющим.

Это довольно высокий процент гарантии, и эксы будут нести ответственность, если выяснится, что они пропустили еще одну кладку.

– У вас есть мнение, откуда так близко к поместью взялся нажравшийся крысодлак? – крысодлаки делают кладку, только наевшись свежатины.

Поместье стояло у подножия невысокой горы, а земли арендаторов, шли вверх, превращая склоны в сельхозтеррасы и сады. Между арендаторами и поместьем еще лежала полоса леса, так что, как правило, все крысодлаки, которые приходили с верхних, необработанных территорий, останавливались фермерами. Вопрос, который я задала, был мягко говоря неудобен эксам, ведь кто-то допустил ошибку, и возможно именно они.

– Ваши арендаторы, те новые, похоже, они столкнулись с пришедшим сверху одиночкой и решили справиться с ним своими силами, и им это удалось. Но они не стали искать его кладку и нас не вызвали.

Я нахмурилась.

– Однако. Странные вещи вы говорите.

Отвечал на мои вопросы только старший, младший тем временем тихонько закусывал то чипсами, то орехами, но тут вмешался.

– Он у них собаку загрыз, и они вечером отравили, то что он не доел. Крысодлак пришел на следующий день утром, съел и сдох. Они не думали, что он успел за это время отложить кладку.

– Не думали, почему вас не вызвали подтвердить, то что «не думали»? – спросила я зло.

– Нас вызвать денег стоит – это старый.

– Не надо оправдывать глупость, – сказала я ему спокойней. – Денег то стоит, но я теперь могу разорвать контракт, без выплат, за нарушение закона о крысодлаках, и чего им это будет стоить?

– Когда кладка вылупилась, они кучно пошли, и эти Бромеры успели вызвать нас, так что мы накрыли почти всех, – это молодой уводил разговор в прежнее русло.

– И чью землю вы пожгли? Их или чужую?

Эксы переглянулись.

– Дуайтов. Томатное поле, так что они… – экс не закончил мысль и так ясно, что Дуайты легко отделались, если б там были деревья или многолетние кусты им бы было хуже, но все равно люди пострадали за чужие ошибки.

– Так вы говорите почти всех…

– Да… ваш второй.

– Пока он шел сюда, он мог оставить кладку….

– Мог, мы просчитаем маршрут и будем проверять. Не беспокойтесь, леди, мы свое дело знаем.

Я задумалась.

– Вы их накажете, Бромеров? Разорвете контракт? – это молодой спросил, по тону было ясно, что ему бы этого не хотелось.

– А что вы так печетесь о людях, глупостью своей подвергших опасности соседей и подкинувших вам кучу работы?

– У меня жена Бромер… Они, в сущности, не такие уж дураки, и уж точно ничего подобного не повторят. Они всего третий год на новой земле… – это он намекал, что с деньгами у них туго.

– Не расторгну. Штраф с отсрочкой до второй прибыли, Дуайтам компенсация с процентами от первой. И пусть знают, что любое подозрение – и они могут сниматься с места и уходить, куда глаза глядят. Официальное решение я им пришлю. Они ведь признали факт нарушения со своей стороны?

– Признали, куда ж деваться, когда стая пошла…

Да… в чужую голову не заглянешь, столь преступная халатность…, но закручивать гайки не с руки – наши земли находятся недалеко от границы терраформирования и фермеры сюда не спешат из-за тех же крысодлаков и множества других проблем связанных с близостью эндемичной флоры и фауны.

Почувствовав, что разговор завершился, эксы встали.

– Леди Викен…

Я покачала головой

– Викен-Синоби, – поправила я, на обоих лицах мелькнуло удивление.

– Викен-Синоби, – продолжил старший, – спасибо, за ответственность и оперативность, – при этом он бросил взгляд на Эфенди, ну да, время донжана слишком дорого, чтобы при нем заниматься хозяйственными делами.

– Вам спасибо, господа, держите моего управляющего в курсе событий, – они молча кивнули.

Когда эксы скрылись за домом, я поинтересовалась у Эфенди.

– Что, меня действительно можно принять за Первую рода?

– Скорее за наследницу, когда ты так серьезна, возраст определить невозможно. Да и такая экономия слов оттачивается с годами, как правило.

– Ты мне льстишь.

– Нет, молодежь сейчас не так взвешивает каждое слово.

Мы опять замолчали, думая каждый о своем. На душе стало тоскливо и нехорошо, больно было отпускать его, дожилась до того, что ревную донжана.

– Будет лучше, если ты улетишь раньше, сейчас… – сказала я, чем дольше мы были рядом, тем хуже мне становилось.

– Да, – и он неслышно ушел в дом, вызывать флаер.

Я сидела и думала, смогу ли я справиться с собой, смогу ли общаться с ним как раньше, в какой момент наши отношения перешли черту, как будет завтра утром… Вопросы пока не имели ответов. Решив, что в такой ситуации лучшее, что можно сделать, это переключиться на что-то другое. Я отправилась к домику Эзры, за которым был ангарчик на один флаер, отправлюсь в торговый центр – на Дезерте мне понадобится куча всяких мелочей, лучше привезти их с собой, чем потом заказывать. Обдумывание необходимых покупок, отодвинуло душевные переживания на второй план.

Когда глубокой ночью уставшая от калейдоскопа магазинов я возвращалась домой, то уже решила что пусть все будет как будет. Если непослушное сердце, или что там ответственно за эмоции, будет отравлять жизнь – придется прекратить видеться с Эфенди, и точка. Оставалось надеяться, что моя решительность не растает завтра утром, с этими мыслями я и уснула.

Проснулась я от вызова голосовой связи – Эфенди.

– Хорошего дня, – веселый голос. – Можно я прихвачу Алекса, я сам за него заплачу, и он нам не помешает… нельзя его здесь оставлять.

Алекс, талантливый музыкант, но увы не хозяин своему таланту и вдохновению, если на него нападала меланхолия, он становился нелюдим и мрачен. Эфенди опекал его, и был ему единственным другом. Что ж, почему нет, если он будет мрачен до невыносимости, то выставлю его в парк, природа его успокаивает, кажется.

– Хорошо.

– Мы будем через час.

– Хорошо.

Через час, я немного волнуясь, возилась на кухне, входную дверь я оставила открытой.

– Это мы, – раздался веселый голос Эфенди, мне полегчало, все вернулось на круги своя.

Эфенди принес еду в свертках и тут же стал ее разворачивать, выкладывать, греть. Алекс зашел следом за ним с акустической гитарой за спиной и букетом белоснежных лилий, которые вручил мне со своей характерной неуверенной улыбкой. Глядя на Алекса, мне всегда вспоминался анахронизм – анемичный. Белая кожа, очень светлые волосы и голубые как ясное небо глаза, всегда грустные и задумчивые. Эфенди нельзя назвать шумным, но Алекс же был просто похож на призрака, незаметно исчезал и появлялся. Пока я ставила цветы в вазу, он уже появился без гитары и примостился так чтоб никому не мешать.

– Поедим на свежем воздухе, – предложил Эфенди, и мы втроем перенесли еду и посуду на веранду.

В отличие от Эфенди, Алекс не ел, а клевал, мне не нравилось в нем ничего: ни внешность, ни манера вести себя, ни эта вечная неизбывная грусть. Но как-то однажды я слышала его игру – незабываемая страсть и буря эмоций, и я до сих пор удивляюсь тому, как этот безжизненный с виду человек способен на такое.

За едой мы с Эфенди непринужденно болтали, как будто и не сбегали вчера друг от друга, Алекс прислушивался к разговору, но молчал. По-моему он вообще ничего не сказал, как пришел. Его браслет был густо-синего цвета это означало, что заказов у него давно не было и что ему грозило исключение из Дома. Эфенди его вытягивал, ведь если Алекса исключат, вряд ли он сможет сам о себе позаботиться.

Завтрак оказался чересчур обильным, и после его завершения мы остались на веранде, млея на солнышке как семейка котов. Эфенди, наверное, почувствовал, что засыпает и попытался взбодриться, массируя точки на руках. Я молча дотянулась до него и остановила, взяв за руку. Алекс также молча за всем этим наблюдал.

– Пойду я… – все-таки произнес Алекс и махнул рукой в сторону парка.

– Оружие в холле… – напомнила я.

Он вскинул брови.

– Зачем, я все равно не умею им пользоваться.

Честно, я подумала, что он шутит, и вопросительно посмотрела на Эфенди, тот только плечами пожал – мол, чему удивляться.

– Интересно, а он бы выжил, если б ты о нем не заботился? – вырвалось у меня. Это было ужасно невежливо с моей стороны, такой вопрос – по сути оскорбление. Эфенди только открыл рот, наверное, чтоб вступиться за друга, но Алекс его опередил.

– Вряд ли, – сказал он спокойно и пошел к деревьям. Эфенди промолчал.

Я всмотрелась в Эфенди – бессонная ночь, давала о себе знать, в сердце кольнуло.

– Иди, поспи несколько часов, – сказала я и отвернулась, чтобы не видеть обиды на его лице. – У меня все равно есть еще срочные дела.

– Может мне уйти, – спросил он, глядя мне в лицо.

– Если хочешь, – я ответила на его взгляд.

– Не хочу.

– Тогда иди спать, я хочу протанцевать с тобой эту ночь, удивляюсь, почему мы раньше этого не сделали.

– Алекс не будет играть, – беседа перешла в другое русло.

– Ничего, у меня есть хорошие записи.

– Может, ты тоже захочешь подремать днем, – говоря это, он взял меня за руку и поцеловал запястье.

– Не исключено, – я попыталась мягко высвободить руку. – Иди.

Разогнав своих дорогих, в прямом и переносном смысле, гостей, я записала письмо Бромерам, и отнесла его Эзре для официальной пересылки, он посчитал, что я слишком мягко обошлась с нарушителями, но вслух этого конечно не сказал. Потом я провозилась больше часа, настраивая некоторые покупки на себя. Сумки, оружие, средства связи – все делается так, чтоб узнавало хозяев. Конечно, стопроцентной защиты это не дает, но для Дезерт сгодится.

Покончив с этим, я призадумалась чем еще себя занять, и решила поискать Алекса. Хоть наш парк и был теперь самым безопасным местом в округе, следовало проверить сохранность столь неприспособленного к жизни гостя. Надо же – не умеет пользоваться оружием. Что там уметь? С такими мыслями я направилась в парк, решила его не окликать так интереснее, и дольше буду искать, все равно делать больше нечего. Нашла я его в укромном уголке под деревом, возле маленького ключика, который превращаясь в ручеек заболотил полянку. Я еще в детстве польстившись на высокую зеленую траву попыталась на ней поваляться, не тут то было, хорошо хоть не сильно порезалась об эту осоку. Я подошла, и села немножко поодаль, там где посуше, какое-то время мы сидели молча, я рассматривала Алекса, а он наблюдал за осокой которую шевелил легкий ветерок.

– Вы меня презираете? – он застал меня врасплох этим вопросом.

– Нет, я слышала, как вы играете, Алекс. Тот кто это слышал, не может вас презирать – только удивляться.

– Удивляться? Чему? – он развернулся ко мне.

– Откуда эта сила в вас берется и куда уходит.

Он понимающе кивнул и посмотрел на меня, как обычно смотрят при знакомстве, пытаясь определить, что за человек перед тобой, похоже, что только сейчас он увидел меня.

– И что думаете вы? – поинтересовался он.

– Я думаю, вы боитесь управлять этой силой, боитесь, что подчинившись вам, она уменьшится, и уже не будет так ранить и завоевывать. Вы больше всего боитесь, что ваш талант превратится в обыденность.

– Как странно встретить человека, который тебя понимает… – сказал он сам себе.

– Я вас понимаю, Алекс, но не одобряю. Вы, тем, что вы почти не играете, подрезаете крылья таланту, вы душите музыку, не даете ей света признания.

– Мне не перед кем играть – сказал он оскорблено.

– Вот как… – теперь оскорбилась я, да что он о себе думает, кандидат в пациенты психлечебницы.

– Не обижайтесь, я не имел в виду вас, я говорю о гостях Дома…

Я б могла ему высказать, что не в его силах меня обидеть, но вместо этого сказала.

– Вы хотите сказать, что среди стольких людей не находится никого, кто бы понимал музыку и мог сопереживать? Мне не верится.

– Может и находится, – он опять вскинулся, – но я не могу играть, только потому, что этого от меня ждут. Я не музшкатулка с кнопкой. Я не могу подстраиваться под чьи-то прихоти как… – он осекся, поняв, что наговорил лишнего.

– Как кто? Как Эфенди? – я разозлилась. Уж кто бы попрекал донжана его профессией, но только не неудачник-музыкант, живущий за его счет. Я встала, развернулась и молча пошла к дому, надеюсь, этому уроду и моральному и физическому хватит ума не попадаться мне на глаза.

Когда я зашла в дом, то услышала голос Эфенди, он о чем-то договаривался, войдя в комнату, я засмотрелась на него. Черные брюки из м-замши, не липнут к коже но обрисовывают все что надо, все синто такие носят они очень удобные, я сама в таких, только светлых и более облегающих. Белая свободная рубашка с широким воротником – дань моде на восемнадцатый век дополетной эпохи – и широкий темно-зеленый шелковый пояс, подчеркивали его стройность, а высокий рост не давал широким плечам утяжелить фигуру. Мужчина, от вида которого у меня улучшается настроение, и скорей всего, не только у меня.

– Я вспомнил, что бронировал лошадь на сегодня, – пока я медитировала глядя на него, он успел закончить разговор.

– Давай, попробуй… Не получится – ничего страшного, – добавил он лукаво.

Я улыбнулась на его подначку. Психолог дипломированный: мне нужны сильные впечатления чтобы вытеснить мысли о прошлой ночи, а сидя дома я их не получу. Что ж не спорю нужны.

– Когда?

– Прямо сейчас…Только Алекса надо предупредить.

– Не волнуйся, я попрошу Эзру, чтоб он о нем позаботился.

Эфенди накинул длинный жилет из той же черной м-замши, а я переставила цвет армкамзола на темно-зеленый, как его пояс.

На семейном флаере мы добрались до ипподрома за полчаса, и я действительно получила массу впечатлений, причем сразу. Увидев прекрасных лошадей – тонконогих и нервных, будто что-то вырывалось из них, не давая находиться в покое, мне подумалось, что Эфенди с его габаритами на них явно не будет смотреться. Когда привели нашего коня я не могла глаз ответсти, он оказался огромным, огромным но не тяжеловесным. Черный со светлой гривой, широкой грудью, длинными ногами и очень умными глазами.

– Вороной, – заворковал, иного слова не подберу Эфенди, – хороший, заждался? – продолжал он, гладя ему морду. – А вот познакомься, это Ара-Лин, покатаешь ее, она еще не умеет ездить.

Не шучу, конь покосился на него с видом «кого ты мне тут подсовываешь», Эфенди продолжил ворковать, уговаривая его. По каким-то ему видимым признакам, он определил, что этот Вороной готов принять меня в седло. Только я не была уверена, что хочу туда, но отступать – стыдно. Когда я садилась, мы с Вороным насторожено косились друг на друга.

– Да, легковата ты для него… Но ничего, он очень умный и спокойный, так даже лучше чем на спринтере…

Глава 6

Потом мне рассказали, как привставать, куда придавить, на что опираться, что такое поводья и зачем они нужны и прочее. И только-только я начала приходить в себя и обвыкаться, как Вороной пустился галопом. Я не свалилась, все-таки я воспитывалась не где-нибудь, а у Синоби, и чтоб я упала, нужно что-то посерьезнее бегущего коня. Проскакав по ровной местности и не слыша криков на спине, зверюга решил, что надо усложнить задачу и направился к препятствиям, мои попытки им управлять он игнорировал. К первому препятствию, которое было почти с меня ростом, он подошел размерено и четко я поняла, что он будет его брать, бросила поводья, рассудив что только помешаю ему и вцепилась в гриву. Когда мы взлетели, я инстинктивно подалась в нужную сторону, и приземлились мы благополучно, но обрадоваться мне не дали. Вороной уже направился к следующему, о поводьях я даже не вспоминала. Не помню сколько мы взяли препятствий, но уже на четвертом меня охватила эйфория, хотелось взлетать и падать вместе с конем, свалиться с него я уже не боялась. Когда мы подъехали к Эфенди у меня рот, наверное, был до ушей. Эфенди же был рассержен, на Вороного, он его вычитывал как балованного ребенка. Я не выдержала.

– Эфенди, ты ему еще пригрози не дать свою фамилию, тогда он точно поймет, что не надо малознакомых девушек носить по препятствиям, – тот смутился.

– Ну, он же умный, ты же видишь, – я рассмеялась и спрыгнула с седла.

– Да, очень умный, – я ласково погладила хитрющую морду. – Я теперь понимаю, что значит «отпустить вожжи»…Мне очень понравилось, спасибо тебе, вам обоим, огромное. Покажите теперь, на что вы способны.

Эти двое только этого и ждали. Эфенди действительно был хорошим наездником, они были единым целым. Я была счастлива, счастлива сидеть на оградке из двух жердей и смотреть на самое прекрасное в мире зрелище – у влюбленности есть свои плюсы.

Круг с препятствиями завершился, и Эфенди и Вороной не спеша, гордясь собой, приближались ко мне. Они поравнялись с тремя, молодыми людьми, на спринтерах, и до меня донеслось:

– Хорошо устроился, донжан…, кататься на лошади пока маленькая дурочка тратит на тебя деньги, – прозвучало с презрением и похабно.

Мир потерял краски, стал очень резким и контрастным – таково для меня состояние боевого транса. Я нажала запись на «душе» и спрыгнула с заборчика. Я подходила, Эфенди молча смотрел на того, кто это сказал. Правильно, ему нечего ответить. Я подходила, Эфенди на своем высоком коне, просто вынул из седла этого, сказавшего, тот что-то хотел ему ответить или сделать, но я уже подошла, я стою в шаге от него.

– Маленькая дурочка… – увы, я должна дать ему возможность рассмотреть мою «душу» и извиниться, на нем «души» нет. Его конь отходит, его отводят, правильно, незачем биться под ногами у животных. Черноглазый брюнет на рыжем коне, обеспокоено смотрит на мою «душу». Этот смотрит мне в лицо и ухмыляясь говорит.

– Да уж не большая… – переносит вес тела на одну ногу… Вот… Он лежит лицом в землю рука заломлена, раздается хруст следом за ним крик. Чего кричать… не позвоночник же сломала. Я ухожу, за спиной раздается сдавленное.

– Ах ты…

– Заткнись, – как удар хлыста, это черноглазый, и тот перестает даже дышать, от удивления, наверное.

Прохожу мимо Эфенди, лицо у него спокойно, руки сжимают поводья.

– Еще круг? – интересуюсь я. Он молча кивает и они с Вороным уносятся, я возвращаюсь на заборчик. Всё.

Всё постепенно окрашивается в цвета, звуки не столь громки и четки. Я слежу глазами за Эфенди, но на самом деле боковым зрением наблюдаю за тройкой.

Черноглазый направился ко мне.

– Прошу прощения за этот инцидент, леди, – голос вежлив и почтителен.

Я перевала на него взгляд и теперь увидела его лицо целиком, красивое породистое лицо аристократа, посмотрела на его «душу» – черная оправа, как и у меня, означает первый ранг, оправа, ощетинившаяся как злая звезда – род военных. А вот камень, опять же как мой, половинчатый, половина прозрачна половина нет, военная разведка что ли, в довершение, две полосы на ленте – наследник рода.

Я кивнула, без особых эмоций давая понять, что извинения приняты, он вернулся к своим. Этот, пострадавший, оказался светловолосым с открытым, располагающим лицом, лицам давно верить нельзя, неприятная внешность сейчас редкость, все подправляется за умеренную плату.

– Ты… ты что извинился?

Да уж, деградируем мы, как и предсказывали, если среди наших аристократов уже попадаются такие.

– Да что с тобой? Ты оскорбил незнакомку, и не извинился когда увидел ее «душу» или ты первый ранг различить не можешь? Она подаст на тебя жалобу – и выплачивать тебе десятину, – зло говорил черноглазый, правильно злитесь, уважаемый, о человеке судят по его друзьям, а ваши не поддаются критике, дураков – не критикуют. Надо же десятина – значит этот «пострадавший» тоже первого ранга – точно вырождаемся. За этим разговором следил третий – иностранец, их всегда можно узнать по прилипшему к лицу удивлению, он то смотрел на своих друзей, то всматривался в меня. Когда ж вы уйдете, словно услышав мои мысли, показалась медицинская грави-повозка.

– Наш друг упал с лошади, – сказал черноглазый с нажимом врачу, его друзья не стали с ним спорить, врач и подавно, только бросил на меня быстрый взгляд. Я тем временем являла собой картину «Девушка засмотрелась в даль». У черноглазого было право соврать, приняв его извинения, я отказалась от дальнейшего преследования за это оскорбление. Наконец-то они все скрылись с глаз долой и я могла спокойно досмотреть проход Вороного и Эфенди через препятствия.

Когда мы уходили с ипподрома, опять встретили черноглазого и иностранца. Они оба смотрели на меня так, будто у меня две головы выросло, Эфенди видя их странный интерес и чувствуя закипающее во мне бешенство, подхватил меня на руки со словами

– Позвольте мне донести вас до флаера, леди коската.

Игра на публику подействовала.

– Чего они на меня так таращились? – спросила я у Эфенди, когда мы уже были в кабине, что-то у меня входит в привычку с ним советоваться.

– А знаешь ли ты, как это все смотрелось со стороны? Ты как-то пошатнулась, и он упал, и ты тут же выломала руку. Кстати, а ты ее вывихнула или сломала?

– Сломала, – сказала я мрачно.

– Тогда чему ты удивляешься? Маленькая девочка с излишней жестокостью мстит за оскорбление.

– То наследница, то маленькая девочка – определись.

– Ну сегодня ты действительно выглядишь младше своих лет…

– Почему он не извинился?

Эфенди посерьезнел.

– Прости меня, я не ожидал что все так выйдет… Этот светловолосый и тот военный часто задирали меня, но никогда такого, как сегодня, не было.

– Это ничего не объясняет. Ты их достал – ладно, но не извиниться?

– Да он просто дурак, от каких уважающий себя род должен по-тихому избавляться.

– Хочу есть, – хватит о грустном. – У нас дома что-то осталось?

– Осталось, – ответил Эфенди с улыбкой.

Дом встретил нас горящими окнами и вкусными запахами, Эзра приготовил для нас рыбу с овощами, о чем рапортовал у входа, но в дом с нами не зашел. А на кухне нас поджидал Алекс, за всеми этими событиями я совсем о нем забыла, увидев его, я не сдержала секундной гримасы. Эфенди напрягся.

– Леди, Эфенди… позвольте попросить у вас прощения, я на самом деле так не думаю… – выпалил Алекс с раскаянием на лице. Эфенди переводил взгляд с него на меня.

– Тебе надо просить прощение только у своего друга, – ответила я нейтрально.

– Я ничего не понимаю, что между вами произошло? – обеспокоено спросил Эфенди. Я мстительно подумала, давай Алекс скажи ему в глаза то, что мне сказал.

– Прости Эфенди, ты знаешь, иногда меня заносит, и я могу быть редкостным гадом…

Это уж точно. Выкрутился – и повинился и по существу ничего не сказал.

– Давайте оставим прошлое, в прошлом. Нас ждет вкусная еда, – ответил Эфенди.

Миротворец, что ж он простил, и я прощу. Нам сегодня итак достаточно попортили настроение, лимит исчерпан. Еда прошла в спокойной, веселой атмосфере, мы с Эфенди делились впечатлениями об ипподроме. После ужина, мы проводили утомленное солнце на веранде, и Эфенди пошел подготавливать гостиную для танцев, убрать мебель, разместить камеры и динамики. Я лишь расслаблено проводила его взглядом, эдак рядом с ним разленюсь совсем. Когда я почувствовала что ужин улегся и мешать не будет, то пошла переодеваться – эта ночь моя, и я буду блистать. После душа я надела белое, длинное платье с облегающим лифом и клешеной юбкой, простое, но украшением служили кружевные свободные рукава, заплела и заколола волосы, нанесла макияж. Осмотрела себя в напольном зеркале – я была похожа на венецианскую куртизанку, они славятся тем, что ради них рушатся корпорации и развеиваются состояния. Я чувствовала в себе силу, ту самую, которая зажигает глаза, делает легкой походку, а голос бархатным.

Когда я спустилась, то все уже было готово, и Эфенди, весь в черном, ждал меня возле лестницы. Неподдельное восхищение отразилась на его лице, я ответила победной улыбкой. Зазвучал медленный вальс, мы закружились. После вальса вдруг зазвучала гитара – румба. Танцевать под живую музыку, особенно когда музыкант чувствует танец, когда он его ведет – это просто неописуемо. Мелодии сменялись, мы останавливались на мгновения, чтоб глотнуть воды и перевести дух, нас звало это наслаждение, эта радость от гармонии и красоты происходящего. То что я маленькая и легкая, позволяло Эфенди делать сумасшедшие поддержки, я без страха вверила себя ему, упиваясь красотой и силой наших тел. Времени не существовало, но все же пришел момент, когда начала ощущаться усталость. Мы в счастливом молчании упали на диван и я спрятала лицо на груди Эфенди, камеры и так засняли достаточно, и это совершенно сумасшедшее счастье я хотела от них скрыть. Молчание нарушил Алекс.

– Спасибо…Я давно не был так счастлив.

– Тебе спасибо… – тихо отозвалась я.

Взяв за руку Эфенди я увела его наверх, увела как в сказках ведьмы уводили зачарованных рыцарей, не спускающих с них глаз. Оставшись вдвоем, я прошептала.

– Хочу чтоб мы поменялись местами…

Эфенди взял в ладони мое лицо и посмотрел в глаза, долго, пытаясь что-то понять, а потом молча согласился.

Оказывается, что воплощать мечты любимого, ни чем не хуже чем свои собственные. Держать все в своих руках, быть ответственной за наслаждение, чувствовать свою власть над ним, это особое, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Утром Эфенди не глядя в глаза, шепотом спросил.

– Ты не жалеешь?

Нет, все-таки мужчины иногда такие дураки.

– Глупый – рассмеялась я. Он тоже облегченно улыбнулся и зарылся лицом мне в волосы. Мы лежали вместе и, похоже, оба понимали, что лучше нам сейчас расстаться на этом эмоциональном пике, чем все потом сводить в рутину, но сил оторваться друг от друга не было.

Когда мы все же спустились, Алекс с воспаленными глазами, но очень радостный, доложил.

– Я смонтировал записи, леди Лин, – и показал на кристаллы, – и я выбрал свою музыку, вы ведь не против.

– Нет, конечно, она твоя – распоряжайся. Спасибо за записи, надеюсь, вышло неплохо.

– Волшебно, вы дадите фору профессиональным танцовщицам… – было видно, что его восхищение искреннее.

Танцы это моя страсть и мое хобби, я собираю танцы разных народов, как другие собирают картины, почти все танцы родом с Земли-изначальной, с дополетной эпохи. Доставать новые ранее не известные записи, и по ним разучивать что-то новое, это меня действительно увлекает. Если бы я не была Викен, то была бы профессиональной танцовщицей, это уж точно.

Мы позавтракали, Эфенди был непривычно тих, а Алекс еще более непривычно оживлен и радостен.

– Хорошо, что так вышло, теперь можно какое-то время не волноваться за него – будет жить, продав права на записи, – сказал Эфенди, когда они уже уходили.

Он хотел добавить еще что-то, но понял, что слова не нужны. Мы поцеловались на прощание, и я закрыла дверь опустевшего дома.

Дезерт. Знакомство.

Остались позади визиты вежливости и переговоры с отцом о досрочном прилете, и странный, оценивающий взгляд Первого Синоби, мы столкнулись с ним в домике дедушки Синоби, куда я притащила кофр с легальными инфокрисами. Остался позади веселый день, проведенный в Доме Красоты Ланы Алани, она уговорила меня станцевать перед ученицами и, естественно, одним танцем все не ограничилось, мы протанцевали до вечера, до полного изнеможения, думаю, этот день запомнится девочкам надолго. Осталось позади радостное удивление от того, что мне выделяют в ответственное пользование переоборудованную космояхту с хорошим арсеналом. Остались позади переговоры с капитаном грузовика с Эбанденс, доставившего зерно, и возвращавшегося почти пустым – медикаменты занимали только одну флай-секцию из четырех, о том что он изменит курс на более «вратный» и высадит мою яхту в зоне Дезерт. Капитану не хотелось переживать лишнее количествопереходов, но все же деньги, пусть и небольшие и обещание защиты в случае чего, сделали свое дело. Я могла бы долететь и на яхте, но в таком случае для обратной дороги с Дезерт, мне потребовалась бы дозаправка топливом и лайфстафом, может у меня взращенная военным воспитанием паранойя, но я хочу быть уверенной, что смогу сбежать в любой момент из незнакомого места.

И вот все позади, а передо мной огромный красный шар, без приветливых или грозных облаков, нежилой. Не хочу я туда, не хочу. Стоп. Так дело не пойдет. Я ведь имею высший уровень псимобильности – как скажу себе, так и будет, и никому не вывести меня из того состояния, в которое я себя погружу, никому кроме меня самой. Захочу, и буду с восхищением взирать на этокрасное чудо природы и его мужественных обитателей. Только вот не любила я такого с собой делать без особой нужды, да и чревато это все-таки, особенно если установка уж очень чужда, как сейчас. Что же делать? С «не хочу» соваться нечего, может пока эмоции отключить? Тоже не пряник, и больше чем часов на восемь, этого делать нельзя, но это все же лучше, чем выйти к этим, вот такой расклеенной, это же те же звери, стадные хищники – худший вариант, почуют слабость и разорвут. Надо предъявить им хищника еще более страшного, чем они сами. Решено. Надеюсь, от меня не потребуется каких-то особых интеллектуальных усилий, логика итак не моя сильная сторона, а в агрессивно-бесчувственном состоянии вообще рискую отупеть.

Я закрыла глаза, техника абсолютно несложная, для меня, по крайней мере. Я называю ее «поставить крысодлака», производная от «поставить зеркало». Поставить зеркало – убрать эмоции, поставить крысодлака – убрать эмоции и добавить агрессии, готовности бить в любую секунду. Когда я открыла глаза снова, я посмотрела на планету, как крысодлаки смотрят на всех в ком течет кровь – ты большой, но я тебя убью и съем.

Среди встречающих отца не было, что-то царапнуло на самой грани восприятия, потом, потом сейчас эмоций нет. Встречали меня какие-то бравые молодцы в разнообразной форме и кислородных масках. Я сбежала по трапу, и не снижая скорости пронеслась мимо них, все что они успели заметить – маленький рост, русая коса и белая кожа над маской.