Текст книги "Последняя улика"

Автор книги: Любовь Арестова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Ниткин убежал. Николаев из соседнего кабинета позвонил в свой, рассказал прокурору ситуацию, предложил прекратить бесполезный разговор со Степанко. Тот согласился. Действительно, без серьезных доказательств не будет Иосиф сдаваться. Нужно найти землянку Иосифа, там его тайна.

– Ну и семейка, – вздохнул майор.

Вскоре пришел Петухов. Участковый Ярим подтвердил характеристику Степанко, данную односельчанами. Но добавил интересную деталь: по приезде счетовода в Ярино инспектор, знакомясь, прямо предупредил его, что баловаться ничем противозаконным не даст. А тот ответил, что неприятностей от него не будет, он человек верующий и спокойный. О землянке участковый ничего не знал. Говорили ему, что Степанко в тайге самогонку гонит, но он присмотрелся и не поверил – Иосиф непьющий. Для поисков в чащобе Ярин советовал обратиться к охотнику и особенно к деду Семену.

«Что ж, – решил Николаев, – сегодняшний день работаем здесь. Сережа грозится экспертизы приготовить, Вера, возможно, чего-то добьется. Ну, а завтра – снова в путь. Найдем эту землянку – раскроем и тайну Степанко. Сами. Без его помощи».

Кстати, а почему молчит Вера Васильевна, как у нее там дела?

Майор собрался было зайти к следователю, направился к двери, но требовательный телефонный звонок заставил его вернуться. Звонил участковый Гришин из Заозерного.

– Товарищ майор, – кричал он в трубку.

– Да не надрывайся, Гришин, хорошо тебя слышу. Что случилось?

– Я тут новость узнал, думаю, пригодится. Мы транспорт проверяли, а про попа забыли!

– Какого попа? – удивился Николаев.

– Обыкновенного попа, из Одонской церквушки, священника. Он у нас лихой, на машине гоняет. Так вот, первого апреля он ехал после обеда из города в Одон, за Куличковой горой по нужде выскочил в лесок. Лес-то голый, поп далеко убежал. Транспорт свой он не замкнул. Вернулся, а «Жигулей» нет. Священник пехом до Заозерного шагал – ближе деревни нет. На околице нашел свою машину целехонькой и заявлять, обрадовавшись, не стал. Но его попадья поделилась с соседками, – засмеялся инспектор. – Так и до меня дошло. Наверное, Снегова это проделала. Что мне делать-то? – закричал опять Гришин.

– Как что делать? – не понял Николаев. – Работай давай.

– Нет, я про батюшку. Как его допрашивать, не знаю. Может, какие особые правила есть попов допрашивать?

– Нету особых правил, – рассмеялся майор.

Итак, найдено еще одно недостающее звено. Прослежен путь Снеговой от магазина до Заозерного.

Начальник райотдела позвонил Вере Васильевне, рассказал о поповском автомобиле.

– Нажми, Вера, выкладывай все – и про Алика тоже. Пора.

– Пора, – согласилась она.

Вера Васильевна встала из-за стола, подошла к окну. Во дворе снова хозяйничало солнышко – сушило лужи, прогревало тротуар, вытягивало из земли зеленые стрелки молодой травы. Тополя под окнами держали наизготовку коричневые пахучие почки – еще немного, и проклюнутся ярко-зеленые клейкие листочки. По-весеннему громко чирикали воробьи, собираясь кучками.

За ее спиной тихо дышала Тамара Снегова. Вера долго говорила с нею, убеждала, расспрашивала и ясно видела – лжет. Бессовестно лжет задержанная. Ну что ж, пора провести допрос.

Вера Васильевна резко обернулась. Снегова тревожно взглянула на нее, видимо, почувствовав перемену.

– Хватит кормить нас сказками, – сказала Вера. Голос ее был жестким, она говорила уверенно. – Тебе нужны были деньги. Родители отказали, и ты решила их украсть. В материной шубе первого апреля приехала в город. Топор взяла у Щекиных. Выследила в «Тканях» Сенкову, у которой был ключ от магазина. Выманила обманом. Обманом же избавилась от девчат-продавщиц. В магазине закрыла дверь. Сенкову зарубила, взяла выручку из сейфа – 112 рублей. Спрятанное найти не успела – застучали в дверь. Открыла крючок, встала за дверь и убежала, когда вошли покупатели. Через пустырь выбралась на Луговую, остановила машину. Доехала до Сини. Рискуя провалиться под лед, прошла за Куличкову гору, угнала машину, дома спрятала боты и деньги в стайке под деревянный настил. Мы их обнаружили.

По мере того, как следователь рисовала картину преступления, менялось лицо Барковой-Снеговой. Вначале оно выразило наигранное любопытство, которое сменила растерянность, затем испуг, и по этому испугу Вера догадалась: да, все они установили правильно, все до мелочей. Это-то и ужаснуло Тамару. Не думала она, что можно так восстановить события. Надеялась, что все сошло ей с рук – ан нет, узнали о каждом шаге.

Она закрыла лицо руками, послышались глухие рыдания. «Опять плачет», – рассердилась было Вера. Но приглядевшись, поняла – это настоящее. И не стала мешать. Пусть плачет. Если это слезы раскаяния, значит, первое условие исправления уже есть.

– Где шуба? – строго спросила Вера, внимательно наблюдавшая за Снеговой и уловившая спад эмоционального взрыва.

– У отчима, – выдавила та. – Он увез к себе.

«Но при обыске шубу не нашли, – подумала Вера Васильевна, – значит, или спрятал, или уничтожил. Вернемся потом к этому».

И снова спросила:

– Откуда узнала про спрятанные деньги?

Снегова отняла от лица руки. Распухшее от слез лицо стало некрасивым, покрылось красными пятнами.

– Я не знала, предполагала только, что есть. Накануне там очередь была – мы с Таней видели. Мать всегда, как план выполнит, остальные деньги припрятывала и меня так учила, когда я в котлопункте работала. Я спрячу, а потом и трачу, не удержусь, – она замолчала, опустив голову, но Вера Васильевна не давала ей опомниться.

– Как решились на такое?

– Не хотела я, – она безнадежно махнула рукой, затем устало сказала: – Не хотела, можете поверить. Деньги мне были нужны, – она замолчала.

Вера Васильевна строго сказала:

– Дальше!

Снегова продолжала:

– Вышла в центр города, ходила по торговым точкам, приглядывалась. Дошла до «Высокого крыльца», вспомнила про очередь накануне. Подумала, что здесь есть деньги, но обманом не возьмешь, надо напугать чем-то. А чем? Я пошла к Щекиным и в стайке нашла небольшой топорик, спрятала под шубу.

Чем ближе рассказ к трагической развязке, тем труднее было говорить Тамаре. Она мучительно вздыхала, замолкала надолго. Следователь терпеливо ждала, не перебивала.

– Сумку надела на левую руку, топорик под шубой держу.

Она запнулась. – Дальше вы знаете.

– Рассказывай.

Звучит голос Снеговой, а Вера так ясно все себе представляет, как будто это происходит перед ее глазами. Так ясно, что хочется схватить убийцу, предотвратить трагедию.

…Вот она закрыла дверь, накинула крючок. Вытащила топор.

– Где деньги? – кричит изумленной, но не испугавшейся продавщице.

– Ах, ты!.. – Сенкова же была на фронте. Без страха пошла она навстречу угрозе, как бывало в годы войны. И погибла.

Вера Васильевна стряхнула оцепенение. Все подтвердилось. Но откуда, откуда в этой молодой женщине такая бездна жестокости и изворотливости?! Пьянство и садизм отца, лживость и безволие матери, ханжество и цинизм отчима – вот чьи плоды мы пожинаем.

– Теперь поговорим о Степанко, – сказала следователь.

Глаза Снеговой блеснули.

– Гад он, арестуйте его. Это он виноват во всем. Когда денег не дал, я спросила: «Что же мне теперь – воровать?» Он и ответил: «Конечно. Что в этом особенного?» Только прикидывается, – голос Тамары от злобы окреп, – верующим, святым, а сам ни в бога, ни в черта не верит – за гроши душу продаст. Я ему про убийство сказала, он и научил – молчи, ври, не сознавайся, не докажут. Все, говорит, они скоро погибнут, плюнь и не жалей, себя спасай.

– Верующий? – заинтересовалась Вера Васильевна.

– Да-а, верующий, – с иронией ответила девушка. – Иеговист он. Братья и сестры, что к нему приезжали, думаете, родня ему? Черта с два! Сектанты, как и он.

«Здорово живешь! – ахнула про себя Вера. – Вот от чьей руки Алик пострадал! Может быть, Тамара и про землянку знает?»

– Снегова, – строго сказала она, – признание должно быть полным. Степанко едва не убил нашего сотрудника в тайге по пути к землянке. Где она?

– Ах, изверг! – Та грязно выругалась, ничуть не смутившись. – Есть у него землянка в тайге, туда ходил с «братьями» и «сестрами» своими, молиться, говорил. Но так я им и поверила! Прячут там они что-то, прячут. В схороне я не была, но примерно знаю, где это. Он нас с мамой несколько раз брал с собой, так, для отвода глаз. Пройдем до родничка, он нас оставит, обернется минут за тридцать-сорок. Вот там и ищите. – И совсем устало добавила: – Пусть за все ответит, пакость…

Закончен допрос. Поднялась из-за стола следователь, встала и Снегова. Они стояли рядом, но были бесконечно далеки. И вдруг лицо молодой женщины исказилось, она до боли вцепилась в руку Веры и вся затряслась от рыданий, уронив, голову ей на плечо. «Вот ведь как, – печально думала Вера, – жертвой убийства стала не только Сенкова. Преступление – это горе, и на моем плече плачет тоже настоящее горе. Загубленная молодость, любовь, несостоявшееся материнство, несмываемое позорное пятно…»

Поразила эта неожиданно простая мысль: мы сражаемся с горем…

«Как красит все-таки его эта застенчивая улыбка, как располагает к нему», – думала Вера, следя за Николаевым. Юношески стройный, в ладно сидевшем мундире, майор ходил по кабинету, изредка взъерошивая свои русые волнистые волосы.

«А седины-то, господи! Рано как», – заметила она. Иван Александрович не скрывал своей радости.

– Преступление раскрыто, – говорил он. – Ниткин принес данные последних экспертиз. Ель, которой прикрыт был раненый Богданов, могла быть срублена топором, найденным в рюкзаке Степанко. Если наличие почвы на сапогах он мог объяснить, – Николаев скривил губы, вспомнив унылую физиономию «святого Иосифа», – то тут уж никуда не денется. Однако же есть «но», – Николаев остановился, энергично взмахнул сжатой в кулак рукой. – Землянка. Мы должны найти ее во что бы то ни стало. Мы еще не обнаружили шубу Снеговой. Не там ли она?

– Надо, значит надо, – сказал Петухов, думая о том, что наверняка в третий раз ему придется трястись до Ярино по весенней дрянной дороге. Анатолий угадал. Майор продолжал свою короткую речь:

– Едут Петухов, Сенькин. Я тоже, – он смущенно улыбнулся. – Как-никак тоже те места знаю, бывал. Вера Васильевна, – Николаев с притворной строгостью глянул на нее, – едет в Одон. Допрос Богданова и все такое, – в серых его глазах прыгал смех, – закончите и догуливайте отпуск. Прокурор согласен.

Протасевич с улыбкой кивнул.

«Ах, душа-человек, – благодарно подумала она, – знает ведь, что Сергей Алика не оставит. Господи, счастье какое! Целых три дня! И весна, и рядом муж!»

– Всем домой – собираться, – распорядился начальник райотдела, – экипировка таежная – сапоги и все прочее. Выезжаем в ночь.

Оглядев оперуполномоченных, майор подошел к ним, дружески обнял за плечи:

– Ладно, ребята, отдохнем потом. Молодые же мы, силушка есть!

Сенькин сказал серьезным тоном:

– Только, товарищ начальник, попрошу справочку оформить. Так, мол, и так, сотрудник такой-то не ночует дома по причине важной операции. С круглой печатью и лично вашей подписью. Теща моя только вас признает и меня всегда вами пугает. Вы мне иногда по ночам снитесь, как карающий меч закона!

Организовать поиск землянки помог директор леспромхоза Скоробогатов – рыжий носатый мужчина с трубным голосом. Выделил людей, дал карту участка, расположенного у родничка, о котором говорила Снегова. Хотели поговорить с Клавдией Степанко, но не стали тревожить – горе свалило женщину, сердечные приступы следовали один за другим. «Обойдемся», – сказал Николаев.

Определили примерный район поисков, разбили его на квадраты. Семен Ярин, серьезно и внимательно выслушав все предложения, заявил тоном, не допускающим возражений:

– Вы не забывайте, однако, что весна. Шибко в лесу не шумите, ходите легонько. У каждой зверюшки место свое есть, что их лишать дома?

С дедом Семеном все охотно согласились.

Родничок отыскали быстро, от него растянулись в прямую линию, пошли с палками в руках, вороша завалы, бугры, прощупывая весеннюю талую землю.

Землянку обнаружили под старой раскидистой вербой. Нежные, пушистые, белые с желтыми кончиками цветы, склоняясь на тонких ветках, прикрывали деревянный настил, покрытый хорошо прижившимся дерном.

– Така красотища срамоту прикрыват! Тьфу, – сплюнул Ярин. Землянка почти не возвышалась – так, небольшой бугорок. Взломали глубоко сидящую в земле дверь. Пол настлан неоструганными досками, стены выложены гладкими стволами лесин, бревенчатый же потолок подпирали кедровые стояки.

– Крепко сработана, – крякнул директор, не упустивший случая поучаствовать в операции.

…В землянке остались Николаев, эксперт Ниткин и Петухов. Внимательно осмотрелись. На грубо сколоченный топчан эксперт поставил свой чемодан, раскрыл его, готовясь к осмотру.

Вдоль стен сколочены стеллажи, левый был пуст, а справа лежали аккуратные небольшие брезентовые мешки, рядом зеленый рюкзак, набитый чем-то.

Чувство нереальности происходящего охватило вдруг майора. Там, наверху, буйствовала проснувшаяся верба, светило весеннее солнце, отважно вылезали подснежники, там стояли свои, милые сердцу люди – в кирзовых и резиновых сапогах, телогрейках. А здесь, в землянке – темное царство, совсем другой мир, непонятный, чужой. Открыли рюкзак. Ниткин вытряхнул коричневую измятую шубу. Нижняя пуговица оторвана, на остальных четко просматривается цифра «63».

– Вот она, – торжественно изрек эксперт, и опять у него нашелся подходящий целлофановый мешок.

Брезентовые мешки были тщательно зашиты. Распороли шов – журналы для сектантов.

– Что это? – удивленно обратился эксперт к Николаеву…

Майор осторожно взял в руки журнал.

– Эге, да это товар издалека! – изумился Иван Александрович. – Гляди, еще не успокоились! Здесь, Ниткин, дело серьезнее, чем мы думали, – задумчиво произнес он, – давай-ка разбираться дальше.

В одном мешке были деньги, в других лежали какие-то листки. Взяв один из них, Николаев начал читать, не выдержав, сплюнул:

– Сектанты проклятые.

Ясно теперь, почему напал Иосиф Степанко на Богданова. Боялся за тайник. Решил спрятать окровавленную шубу и обнаружил погоню. На убийство пошел «святой Иосиф», вот какая у его веры мораль! «Что же, делом Степанко займутся другие, – подумал Николаев, – а у нас, похоже, финал».

Финал? Он улыбнулся, внезапно вспомнив свой недавний сон. Бежали по зеленому лугу кони, развевая гривы, звенели гулкие ботала на их гордо изогнутых шеях. «Да это телефон звонил тогда», – только сейчас понял он…