Текст книги "Собрание сочинений в трех томах (Том 1, Повести и рассказы)"
Автор книги: Любовь Воронкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
– Подожди, подожди! – закричала она. – Чур, я первая вылезу!
Таня и бабушка вылезли. А кот в подполе остался – мышей искать.
– Вот мы и управились. Да, бабушка? – сказала Таня.
Но в это время загремела дверь на крыльце, заскрипели морозные шаги в избу вошла мать.
– Ох, вьюга все глаза залепила! – сказала она отряхиваясь. – Еле дошли из риги!
Снова загремела дверь – пришёл дедушка.
– Ну и ну, погодка! Бабка, давай ужинать – прозяб совсем!
– Накрывай на стол, Таня, – сказала бабушка, – будем ужин собирать.
– Ой, бабушка! – сказала Таня. – А когда же твоим делам конец?
Бабушка улыбнулась и ответила:
– Моим делам конца не бывает!
ПОДРУЖКИ ОТПРАВЛЯЮТСЯ В ПУТЬ
Два дня и две ночи веселился дед-мороз, крутил снег, гудел в трубу. А потом ушёл отдыхать в лес, в овраги...
К полудню стало тихо в деревне. Выглянуло солнце, и сразу на стёклах заблестел разноцветный морозный бисер.
После обеда бабушка сказала Тане:
– Таня, сегодня мать не скоро домой придёт: льну уж очень много насушено, боится – перемять не успеют. Снеси-ка ты ей в ригу киселя – уж очень хорош у меня нынче овсяный кисель вышел.
Она завязала в платок горшок с киселём и дала Тане.
Таня вышла на улицу и даже зажмурилась – так ударило в глаза блеском снега и солнца. Горбатые сугробы, усыпанные искрами, залегли на улице, завалили изгородь у палисадника, заслонили дорогу. Всё бело, всё пышно, лишь чей-то одинокий след синими ямками протянулся через сугроб. Таня огляделась, подобрала шубейку и пошла по следу.
Только выбралась Таня на дорогу, только отряхнулась, как слышит Алёнка кричит:
– Куда собралась?
Алёнка, закутанная в голубой полушалок, стояла на крыльце и боялась сойти: сугроб привалился к самым ступенькам, к самым перильцам.
– В ригу иду, – ответила Таня, – матери кисель несу. Пойдём со мной?
– Пойдём, – сказала Алёнка.
И полезла через сугроб к Тане на дорогу. Как ступит ногой, так кричит:
– Ой, тону! Ой, тону!
Но не утонула, выбралась.
Подруги шли по дороге и разговаривали.
– Гляди-ка, что это с неба сыплется? – сказала Таня. – Сыплется и блестит! Видишь?
– Вижу, – ответила Алёнка. – Это мороз иголочки сорит.
– Такие тоненькие иголочки? А кто ж такими иголочками будет шить?
Деревня расступилась. Отошли в стороны заметённые снегом дворы. Подруги вышли на широкий выгон. Вот сколько снегу! Вот сколько огоньков на снегу!
И вдруг остановились.
– Таня, гляди-ка!
– Ох, Алёнушка!
На выгоне самый большой сугроб поднялся высокой стеной, а на стене зубцы, а между зубцами – окошечки. В окошечки маленькими квадратиками смотрит синее небо.
– Гляди, там кто-то есть!
– Кто-то есть, только прячется!
"Га-га, га-га!" – вдруг заскрипело невдалеке.
Это гуси, переваливаясь, шагали оранжевыми лапами по снежной дороге. Целое стадо гусей шло навстречу девочкам, высоко подняв головы на длинных шеях, и все они кричали и скрипели, как немазаные колёса:
"Га-га! Га-га!"
Дошли до Тани и Алёнки и остановились. Будто два воза встретились на дороге.
– Уклюнут, – прошептала Алёнка.
Таня закричала на гусей:
– Что стали? Сворачивайте с дороги да проходите!
Но гуси подняли такой крик, такой скрип, что и своего голоса не услышишь.
Таня замахнулась было на них варежкой. Но гусак распустил свои огромные крылья, пригнул длинную шею, зашипел, как змея, и двинулся на неё. Таня и Алёнка завизжали и, спасаясь от гусака, бросились через сугроб за ракитовый куст. И тут же споткнулись обо что-то и обе сразу полетели в снег. И горшок с киселём уронили.
Но что же такое случилось? Кто это выскочил из-под куста? Кто закричал на них?
– Вот ещё козявки ходят тут! На разведчиков спотыкаются! Слепые, что ли?
Из-под куста выскочили председателев Юрка и его товарищ Витя Бубенцов. Но как только выскочили из-под куста разведчики, за высокой стеной с зубцами вдруг замелькали шапки и треухи, раздались крики и роем взлетели крепкие снежки. Разведчики залегли за куст, стали отстреливаться, а девочки очутились под перекрёстным снеговым огнём.
– Убирайтесь отсюда! – закричал им Юрка. – Боевым действиям мешаете!
– Да подожди ты, – отвечала ему Таня, – тут кисель пролился...
Но оказалось, что киселя пролилось немного, только платок смочило. Подруги обрадовались, что кисель цел, вылезли из сугроба и, пригибаясь, побежали подальше от крепких снежков.
Девочки и не заметили, что выбрались не на ту дорогу, по которой шли. Они выбрались на широкую тропку, которая увела их в другую сторону.
– Алёнка, ты смотри, куда мы идём, – сказала Таня. – Мы не в ригу идём!
Они остановились.
– И правда не в ригу, – сказала Алёнка. – Мы с тобой на реку идём!
ОКНО В РЕЧКУ
Тропка голубой канавкой убегала в овражек и по овражку – к реке. А рядом с овражком падал к реке крутой склон. Снег с него сдуло, и накатанный лёд крепко сверкал под солнцем. Таня засмеялась:
– Шли-шли и на гору пришли!
– На гору пришли, а санок нету! – сказала Алёнка.
– Можно и без санок, – сказала Таня, – можно на соломе.
– А солома где?
– А вон, около сарая!
– А кисель куда?
– На снегу постоит.
Девочки поставили горшок с киселём в снег, а сами подбежали к сенному сараю. Около сарая под большим навесом лежало много соломы, а снаружи соломенный заслон. Край заслона был приоткрыт. Но только они сунулись туда, как в соломе зашумело, и большой заяц выскочил из-под навеса, шарахнулся и бросился бежать в кусты – весь белый, только на ушах чёрные кончики. Убежал и скрылся. Лишь маленькие круглые следы остались на снегу.
– Ах ты косой! – засмеялась Таня. – Приходил мякину воровать!
– Меня даже лапой ударил, – сказала Алёнка. – Чуть с ног не сшиб как бросился!
Подруги вытащили по большому снопу соломы и отправились на гору. Золотые соломинки терялись у них по дороге. Притащили снопы на гору, уселись на них и помчались вниз по ледяному бугру. Лучше, чем на салазках: и весело, и не страшно. Внизу въехали в мягкий сугроб.
– Вот как, почти до реки домчались!
– А давай в прорубь посмотрим?
Девочки уселись на корточки около проруби. Прорубь была словно круглое окно в реку. Но ни жуков, ни рыбок не было в тёмной воде, только мелкие волны шли и шли одна за другой.
– А где же рыбы? – удивилась Алёнка. – Помёрзли?
– Не помёрзли, а спят, – сказала Таня. – Дедушка говорил – они стадом стоят на дне и спят. Только жабрами шевелят.
– Ага! Гляди, гляди! – вдруг крикнула Алёнка. – Видела?
– Видела, – ответила Таня. – Как она хвостом-то! Вырь-бырь – и нет её.
– А ты говоришь – спят!
– А может, это налим? Налим зимой не спит. Он спит летом.
– "Летом спит"! Да летом его, сонного, можно сразу схватить!
– А схвати-ка! Он под коряжину забьётся или под камень – вот и схвати!
– Дедушка говорил?
– Конечно.
Подружки ещё посидели, посмотрели сквозь круглое окно в реку. Но больше ничего не увидели. А потом взяли свои снопы и пошли обратно. Ох и круто же подниматься!
ПРИКЛЮЧЕНИЕ С КИСЕЛЁМ
Вылезли наверх. Запыхались.
– Давай ещё разок скатимся? – сказала Алёнка.
Но Таня вдруг всплеснула руками:
– Ой! А кисель-то где же?
Горшка с киселём не было. Была только ямка в снегу.
– Лучше бы мы не катались! – всхлипнула Таня.
– Это всё гуси виноваты – сбили нас с дороги! – сказала Алёнка. Кабы не сбили, мы бы на гору не пришли...
Упала крупная пушистая снежинка прямо Алёнке на нос. Она подняла голову – никак, снег начинается?
Подняла голову и вдруг засмеялась:
– Таня, погляди наверх!
Таня поглядела. А наверху, на ракитовой ветке, висит их горшок с киселём!
– Кто-нибудь шёл мимо по тропочке и нарочно повесил!
Подружки обрадовались, да рано. Нашли свой кисель, а достать не могут – очень высока ветка. Они стали друг друга подсаживать, но только кряхтели да падали в снег. Хотели нагнуть ветку – силы не хватило. Ветка толстая, не гнётся, только иней с неё валится на голову.
– Знаешь что, Таня? – сказала Алёнка. – Пойди в деревню, позови кого-нибудь... Может, Юрку...
– А ты?
– А я отнесу солому и буду здесь стоять. Буду стеречь.
– Будешь стоять?
– Буду.
– А если замёрзнешь?
– Всё равно буду стоять.
Таня приподняла полы своего синего пальтеца и побежала по тропочке в деревню.
А Алёнка отнесла в сарай снопы и вернулась под большой ракитовый куст, на котором висел горшок с киселём.
Небо между тем побелело, потускнело. На сугробах уже не играли острые огоньки, и лёд на горе уже не сверкал так ярко. А снежинки всё гуще падали, всё веселей кружились.
Алёнке стало зябко. Снизу, из овражка, начинало подувать, начинало завихривать. Однако взялась Алёнка стоять, значит, стой!
Но Алёнка ждала недолго. Таня уже шла к ней на выручку, а с ней тётка Марья Бубенцова. Тётка Марья шла за водой на реку. Она нагнула ракитовый куст и сняла горшок с киселём.
– Это скотник дядя Павел повесил, я знаю, – сказала тётка Марья. – Он в сарай за соломой ходил, увидел ваш узелок да и подшутил над вами!
Таня и Алёнка сразу повеселели. Они опять взяли свой узелок: Таня с одной стороны, Алёнка – с другой. И пошли в ригу, понесли Таниной матери овсяный кисель.
Подруги шли, а ветер подгонял их. Он теребил их пальтишки, закидывал на головы концы платков. Снег стал густым, совсем завесил и небо и землю. А тут уж и темнеть начало. Сквозь снег и сумерки едва разглядели ригу.
Под навесом риги, за соломенными заслонами, колхозницы мяли лён.
Мягко и ровно тарахтел трактор, негромко рокотала мялка.
Работа шла спорая. Одна колхозница разбирала большие пуки льна по горстям. Другая подавала эти жёсткие прямые горсти в мялку. Третья принимала их из мялки уже мягкими, мятыми и складывала в кучку. А остальные колхозницы трепали лён, выколачивали из него костру. И костра эта – сухие мелкие обломки жёстких стеблей – летела вокруг, словно белая придорожная пыль.
Около самой стены топорщились жёсткие пуки льна, ещё тёплые, только что вынутые из риги.
– Батюшки мои! – сказала Танина мать, приостанавливая работу. – Это вы откуда взялись? В такую-то непогодь!
– Мы тебе кисель принесли, – сказала Таня. – Полдничай!
Все колхозницы засмеялись: ужинать пора, а они с полдником! И Танина мать засмеялась тоже.
– Какие же полдники – уж вечер на дворе. Что же так поздно вас послали?
– Да нас давно послали... – сказала Таня.
– А где ж вы были?
– Да мы всё шли...
– У вас небось, пока шли, и кисель-то льдом подёрнулся! – сказала соседка Татьяна.
А соседка Катерина сказала:
– Ничего, что льдом подёрнулся. Не дорог кисель – дорога забота!
– Ну, отдохните – видно, далёкий у вас путь был, – сказала мать. – А мы сейчас последний лён домнём и пойдём домой все вместе. А дома тогда уж и кисель съедим.
Часто-часто замелькали в её руках льняные горсти, посыпалась, полетела сухая костра. Таня глядела, как длинные льняные стебли становились всё мягче, всё чище, превращались в серебристое светлое волокно.
Алёнка и Таня пробрались поближе к самой риге, к тёплой бревенчатой стене, к открытой дверце.
В глубине риги было темно. Круглый фонарь, повешенный наверху, слабо освещал длинные частые жерди-колосники. На эти жерди насаживают снопы – и ржаные, и овсяные, и льняные, – когда чей черёд. А внизу, под колосниками, топят большую печь, и снопы сохнут.
Сухую рожь и сухой овёс легче молотить. А сухой лён мять легче.
Из тёмной глубины риги дышало теплом и крепким запахом просохшего льна.
– Слазить бы туда, а? – прошептала Таня.
Но Алёнка даже отодвинулась от дверцы:
– Нет уж! Провалишься, да прямо в печку!
– А всё-таки посмотреть бы, а? Вот как дядя Иван Таланов полезет печку топить, и я с ним попрошусь!
– Много там ещё льну-то? – спросил кто-то. – А то уж темно становится.
– Девчонки, есть там лён на колосниках? – крикнула бригадирша тётка Дарья. – Видно вам или нет?
– Видно! – ответила Таня. – Все колосники видно, а льна – ни одного снопа нету!
– Ну тогда давайте поживей, – сказала тётка Дарья. – Давайте поживей, да и домой. Теперь немного осталось.
Ещё чаще застучала мялка, ещё гуще, полетела костра, ещё веселей замелькали длинные льняные горсти.
Колхозницы домяли лён и пошли домой. И Таня с Алёнкой пошли с ними.
Снежный ветер летел им навстречу и сбивал с дороги. Тогда мать распахнула своё широкое пальто и накрыла одной полой Таню, а другой Алёнку. Идти втроём было тесно, но зато тепло и весело. Таня кричала:
– Ку-ку!
Алёнка откликалась ей, а мать смеялась:
– Я с вами, как наседка с цыплятами. Цыплята, как озябнут, – сейчас к курице под крылья. Так и вы у меня!
В ГОСТЯХ НА СКОТНОМ
На другой день в сумерки Таня и Алёнка возвращались с горы и волочили свои большие салазки.
– У меня в валенках снегу полно, – сказала Алёнка.
– А ты вытряхни, – посоветовала Таня.
– Да как я вытряхну? Он там растаял, вода хлюпает.
Они шли мимо скотного двора. В сторожке на скотном светился огонёк и над крышей поднимался дым.
– Ваш дедушка печку топит, – сказала Алёнка, – вон дым из трубы идёт.
– Пойдём к дедушке, – сказала Таня. – Твои валенки посушим.
Подружки подошли к окну и постучались. Дедушка отворил дверь.
– Ах, батюшки! – сказал он. – Да ко мне, никак, гости пришли!
Дедушка ночевал в сторожке на скотном дворе – он сторожил по ночам скотину. Глядел, чтобы какой-нибудь бык с привязи не сорвался. Или коровы не забодали бы друг друга. Или не вздумал бы забрести волк из лесу в глухую зимнюю ночь.
Дедушка топил в сторожке печку, чтобы не холодно было ночевать. Алёнка как вошла, так сразу сняла валенки и поставила их к огню сушиться. А потом все трое – дедушка, Таня и Алёнка – уселись перед огоньком на лавочке.
– Дедушка, – сказала Таня, – а ты не боишься ночевать один?
– А я разве один? – сказал дедушка. – У меня здесь скотины полон двор.
– Ну, всё-таки это не люди же!
– Ну, положим, не люди. Только чего ж мне бояться?
– А если волк? – сказала Таня.
Дедушка кивнул в угол:
– А ружьё на что?
– А если медведь? – робко спросила Алёнка.
Дедушка усмехнулся:
– Ну и что ж? Пусть приходит. Поможет мне за скотиной смотреть... Да вот, слышно, кто-то уже бродит под окнами.
Алёнка живо подобрала ноги на лавку. А Таня вскочила и подбежала к окну.
– Где медведь?
За окном и правда мелькнула чья-то тень, и кто-то толкнулся в дверь. Алёнка вскочила на лавку:
– Ой, дедушка, не открывай!
А Таня, вглядевшись в темноту, сказала:
– И правда медведь! Ох, страшный! Чёрный какой!
Она говорила, а сама поглядывала на Алёнку и тихонько посмеивалась.
Дедушка открыл дверь и сказал:
– Кто здесь?
Знакомый голос ответил:
– Это я!
И в избушку вошёл Дёмушка.
– У, Дёмка-Ерёмка! – крикнула на него Алёнка. – Ходит по ночам, только всех пугает!
Но дедушка сказал:
– Ну, полно, полно! Что ты на него кричишь? Сами себе медведя придумали, а парень виноват.
Все снова уселись против печки. Грелись, разговаривали. Таня сняла пальто, сбросила платок. Алёнка развязала свой голубой полушалок, положила его на плечи. Дёмушка тоже снял треух и распахнул шубёнку. Щёки у всех раскраснелись от огня. А валенки Алёнкины сохли так, что даже пар от них шёл.
– Дедушка, а ты настоящего медведя видал? – спросила Таня.
– Медведя-то я никогда не видал, у нас они не водятся, – сказал дедушка, – а вот огненного змея видел.
Таня быстро поглядела на дедушку:
– Дедушка, правда?
Алёнка опять подтянула ноги на лавку, а Дёмушка так и уставился на деда любопытными глазами.
– Правда, видел, – сказал дедушка.
И рассказал такую историю:
– Это случилось давно. Жаркое в тот год лето стояло, засушливое. Всё попалило. Надо пахать, а земля – как камень, плуг не врежешь. Тогда мужики придумали: будем пахать ночью. Ночь была светлая, всё видно. А пахал я недалеко от болота – вон там, за поляной. Вот пашу я, пашу. Вдруг лошадь у меня остановилась. Я говорю: "Ты что, Серый?" А Серый храпит, ушами прядает – испугался чего-то. А чего испугался, и понять не могу. Но тут я гляжу – всё поле осветилось. Поднял глаза – а он и летит...
– Ой! – прошептала Алёнка и обхватила Дёмушку за плечи.
А Таня спросила:
– А какой он? С крыльями?
– Нет, не с крыльями, – сказал дедушка, – а так, летит по небу огненная змейка, летит, извивается. Пролетела и скрылась за лесом. Ну, тут и я заодно с конём испугался, поворачиваю Серого – и домой!
Дедушка помолчал, покурил. А потом сказал:
– А уж после-то я сам над собой посмеялся. Это, оказывается, такая молния была... Говорят, такие молнии в жару над болотом бывают. А я тогда ещё молодой, мальчишка был и ничего этого не знал, вот и убежал с поля.
Таня перевела дух, и Алёнка спустила ноги со скамьи.
– Значит, это не змей был? – спросил Дёмушка.
Таня сказала:
– Ну и хорошо, что не змей. А то чего им, змеям, по небу летать!
Пока дедушка рассказывал, Алёнкины валенки высохли. Алёнка надела их – и сразу тепло ногам стало! На улице совсем стемнело. Дедушка взял фонарь:
– Пойти скотину поглядеть.
Дедушка шёл с фонарём между стойлами. А ребятишки – за ним.
На скотном было тихо и дремотно. Коровы – рыжие и пёстрые – лежали в своих стойлах, жевали жвачку, вздыхали в полусне, шуршали соломой. Дедушка подошёл к большому быку, посветил на него:
– Спишь, Рыжик?
Бык сонно посмотрел на дедушку. Голова у него была лобастая, с белой звёздочкой, прямые рога торчали в стороны. Он добродушно засопел и тихонько промычал в ответ.
– Ну спи, – сказал ему дедушка, – а мы ужинать пойдём.
Дедушка зашёл в сторожку, поставил фонарь на окошечко, загрёб в печке угли, закрыл её заслонкой. А потом они вышли все вместе на улицу, взяли салазки и пошли ужинать.
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ У ЖИТНИЦЫ
Утром Таня только вышла на улицу, а уж Алёнка ей навстречу:
– Что такое всё трещит и трещит около житницы? – спросила она. Веялка, что ли?
– А пойдём посмотрим, – сказала Таня.
Они пришли к житнице. А там уже все ребятишки собрались. И Дёмушка тут, впереди всех стоит и смотрит.
Около житницы и в самом деле стояла машина – новенькая голубая веялка-сортировка. Колхозники сортировали овёс. Кладовщик и председатель взвешивали овёс на больших весах и засыпали в сортировку. А сортировку вертел Серёжа Таланов. Как завертит ручку, так сортировка сразу затрещит, как трещотка, – чётко, весело, по всей деревне слышно. Лёгким дымком взлетала над сортировкой пыль, а внутри, под голубой деревянной обшивкой, ровно шуршали овсяные зёрна.
Таня подошла ближе:
– Серёжа, дай покрутить, а?
– Покрути, – сказал Серёжа.
Таня взялась за гладкую ручку, подёргала, а ручка не крутится.
– Очень туго, – сказала Таня.
– Дай я помогу, – сказала Алёнка.
Они вдвоём взялись за ручку и еле-еле повернули. Сортировка затрещала, только медленно, лениво. Зашатались внутри решётки и сита, посыпался, зашелестел овёс.
– Сортирует! – обрадовался Дёмушка. – Работает! Дайте я тоже поверну!
И полез к сортировке. Но Алёнка закричала:
– Отойди! От горшка – два вершка, а тоже к машине лезет!
Тогда за Дёмушку заступились все его товарищи – и Юрка Грачёв, и Егорка, и Ваня Берёзкин. Они тоже полезли к сортировке.
– Всё вы будете вертеть! А нам когда же?
– Что, ваш, что ли, овёс?
– А ваш?
– Наш!
– А может, наш!
Серёжа уж и не рад был, что пустил ребятишек к сортировке:
– Уходите отсюда, вертельщики! Вот, налетели, как воробьи, да ещё и дерутся!
И неизвестно, кто победил бы – Таня с Алёнкой, Дёмушка со своими товарищами или Серёжа прогнал бы их всех, – но тут случилось вот что: со скотного двора вдруг выскочил бык Рыжик и с рёвом побежал по деревне. Быку надоело стоять в стойле, он бегал и рыл снег то рогом, то копытами.
Лишь только бык выскочил на улицу, ребятишек от сортировки будто ветром сдуло: все забились под житницу. Сидят там и смотрят, как рыжий бык веселится на улице.
Потом пришёл скотник дядя Павел, взял Рыжика за верёвку и повёл обратно во двор. Тогда и ребятишки один за другим выползли из-под житницы.
– Ну что, трусы, попрятались? – сказал Серёжа. – Другие взяли бы хворостину да стали бы своё добро защищать, а то: "Овёс наш! Овёс наш!", а сами все под житницу залезли!
Таня с Алёнкой переглянулись и отошли от житницы. И больше не стали просить покрутить ручку у сортировки... А жалко! Очень интересно она рокочет, когда вертишь ручку, а овёс внутри сыплется, пересыпается и шуршит потихоньку...
ХИТРЫЙ СНЕГОВИК
Ребята-школьники сложили на выгоне огромного снеговика. Колхозницы ходили на колодец и смеялись:
– Вот какой дядя стоит! Ночью испугаешься!
– Давай мы тоже снеговика сделаем? – сказала Таня.
Алёнка согласилась:
– Давай. Только не страшного.
Они сделали маленького снеговика. А снеговик вышел кривой. Постоял-постоял, наклонился набок да и упал.
Таня попросила бабушку:
– Бабушка, слепи нам снеговика!
Но бабушка сказала:
– Вот только у меня и заботы – вам снеговиков лепить!
– Ну давай этого приподнимем, – сказала Алёнка.
Они стали поднимать своего снеговика, а он и совсем на куски развалился. У Тани даже слёзы брызнули.
Дедушка вышел во двор колоть дрова.
– Вы чего насупились? – спросил он.
– Снеговик не выходит, – сказала Таня, – разваливается!
– Вот это беда так беда! – сказал дедушка. – Придётся вам помочь.
Они все втроём – Таня, Алёнка и дедушка – скатали ком, большущий-пребольшущий!
Потом скатали ком поменьше. Потом совсем маленький.
Дедушка на большой ком положил ком поменьше, а наверх – самый маленький. Вот и получился снеговик.
– А теперь вы нарядите его, – сказал дедушка, – шапку ему наденьте, глаза ему сделайте! А я пойду дрова колоть.
Таня и Алёнка до самых сумерек наряжали и прихорашивали своего снеговика. Сделали ему глаза из угольков, вместо носа воткнули еловый сучок, на голову надели дырявое решето. И очень ему радовались.
Таня пришла домой, когда уже совсем стемнело. Она так устала, что даже забыла положить свои варежки в печурку. А варежки были совсем мокрые.
За ужином Таня всё рассказывала про снеговика. А потом легла спать в свою тёплую постель, сунула ноги к тёплой печке, подложила руку под щеку и закрыла глаза.
Тихо-тихо было в горнице. Тихо-тихо было на улице. Вдруг Таня слышит – скрипят по снегу чьи-то неуклюжие шаги.
Она поглядела в окно – на улице светит чистый месяц. А мимо окна идёт её снеговик; решето сдвинул на ухо, палкой подпирается и шагает скрип-скрип... хруп-хруп...
"Куда пошёл! – закричала Таня. – Зачем уходишь? Что ж, нам теперь другого лепить?"
А снеговик идёт да идёт. И даже не оглядывается. Так и ушёл куда-то по светлой снежной дороге...
Утром Таня, как только проснулась, так сразу и вспомнила, что случилось.
– Ты что это сегодня ночью кричала? – спросила у неё мать. – Сон, что ли, страшный приснился?
– Не сон, – насупясь, сказала Таня. – У нас снеговик со двора ушёл...
– Снеговик ушёл? – удивилась мать и засмеялась. – Ну и выдумала ты, дочка! Вон он стоит, твой снеговик. Куда он денется?
Таня подбежала к окну, а окно совсем заморожено, и ничего сквозь него не видно. Тогда она живо оделась и выскочила во двор. Снеговик стоял на том же самом месте, где и вчера!
Таня обрадовалась.
– А, вернулся! – сказала она. – Ну и хорошо. А ты всё-таки скажи: зачем ты ночью уходил?
Но снеговик задумчиво глядел куда-то своими угольками и ничего не отвечал Тане.
БАНЯ
Таня и Алёнка играли в жохи. Жохи им сделал дедушка. Он взял гладкую ольховую палочку, разрезал на ровные кусочки, а потом каждый кусочек расколол пополам.
Вот и получились жохи.
А играют в них так. Возьмут в горсть и бросят на стол. Одна палочка ляжет на плоскую сторону – это жох. Другая ляжет на горбатую – это ничка. И нужно щелчками выбивать: жохом в жох, а ничкой в ничку. И при этом ни одной другой не задеть и не пошевелить.
От усердия подружки взгромоздились на табуретки с ногами. А иногда, чтобы ловчее бить, совсем ложились на стол. Алёнка била потихоньку, жохи у неё ходили вяло и останавливались на полпути. А у Тани жохи даже со стола летели и вместо одного сразу пять жохов сбивали. И кон тянулся долго, потому что обе проигрывали.
Девочки и не заметили, как засинело в окнах. Мать пришла с работы.
– Со льном разделались, – сказала она, – весь обтрепали. А пыли-то сколько!
Она сняла полушалок и вытрясла его в сенях. Таня поглядела на неё:
– А у тебя и на волосах пыль! И на бровях тоже!
– Ступай-ка в баню, – сказала матери бабушка, – сегодня с утра баню топят. И Татьяну с собой возьми.
– Нет, не пойду я! – закричала Таня. – На мне пыли нету! И мне некогда – я в жохи играю!
– Да ведь сегодня суббота, всё равно надо в баню идти, – сказала мать.
– Я потом пойду, с бабушкой!
– А бабушка поздно пойдёт, после всех.
– И я после всех.
– Ну, иди с бабушкой, – сказала мать.
И ушла в баню.
Совсем синими стали окна, только морозные серебринки светились на стёклах. Подружки доиграли кон, оделись и убежали на улицу.
– Куда это, на ночь глядя! – закричала им вслед бабушка. – Смотрите, недолго!
Но Таня ничего не ответила, будто не слыхала.
Девочки побежали на пруд, покатались с маленькими ребятишками с ледяного бугра, поиграли в снежки. Потом сбегали к Алёнке домой посмотреть новый календарь с картинками, который недавно привезли из города.
И, когда уже совсем стемнело и затихло на улице, а в окошках засветились огоньки, Таня пошла домой.
Уж теперь-то ей бани опасаться нечего: бабушка, наверное, пождала-пождала да и ушла одна.
Но не успела Таня порог переступить, а бабушка ей навстречу:
– А! Как раз вовремя! Пойдём скорей, банька нас с тобой заждалась совсем.
– Куда идти? Уж ночь наступила, спать надо! И зачем только эти бани строят!
Но бабушка взяла её за руку и повела. И разговаривать не стала.
Колхозная баня была новая, большая. Она стояла среди сугробов, у самой речки. Узкая глубокая дорожка вела к ней, а недалеко от крыльца чернела прорубь, чтобы поближе в баню воду таскать.
В бане уже никого не было – Таня с бабушкой пришли позже всех.
Лавочки в бане были белые-белые, начисто промытые. От печки так и несло жаром, над большим котлом поднимался пар к потолку, а на потолке собирались крупные капли и падали вниз сквозь пар прямо на Таню. И Таня каждый раз кричала:
– Ой, бабушка! С потолка дождь идёт!
Таня мылась и плескалась в деревянной шайке и не боялась проливать воду на пол, потому что пол и так был залит водой.
– Бабушка, а можно я на полок влезу? – спросила Таня.
– Ну что ты! – сказала бабушка. – Там жарко, угоришь.
Но Таня всё-таки полезла. А на лесенке остановилась. На полке в жарких сумерках что-то чернело, притаившись в углу.
– Бабушка, – сказала Таня шёпотом, – а на полке у нас кто-то есть... Вроде барсук...
– Ну, какой там барсук! – сказала бабушка. – Все барсуки теперь в лесу, в норках спят!
– А может, он из норы-то выскочил – да сюда, погреться?
Таня поднялась на одну ступеньку. Потом на другую. И вдруг засмеялась.
– Бабушка, а это веник! – закричала она. – Это просто веник там у стенки притаился! А я думала – может, барсук...
Таня стащила с полка мокрый, распаренный веник. Бабушка покачала головой:
– Вот какой у тебя барсук-то лохматый! Дай-ка его сюда, я тебя попарю.
Бабушка вымыла Таню и сказала:
– Ну, одевайся, домой пойдём.
Но Тане уже не хотелось уходить:
– Подожди, бабушка, дай мне ещё помыться!
– Вот ведь ты какая у нас поперешная, – сказала бабушка, – в баню зовут – не идёшь, из бани зовут – тоже не идёшь!
Бабушка закутала Таню в большую шаль. Они шли по узкой тропочке, снег хрустел, и большие морозные звёзды мерцали сквозь кусты.
Когда Таня и бабушка вошли в избу, дед сказал:
– Ну, вот и наши из бани идут. С лёгким паром вас!
ТАНЯ ВЫБИРАЕТ ЁЛКУ
Один за другим проходили зимние дни – то вьюжные, то снежные, то морозные и румяные. И с каждым днём всё ближе да ближе подходил Новый год.
Как-то раз Таня пришла с улицы с громким плачем.
– Ты что? – спросила бабушка. – Руки отморозила?
– Я не отморозила руки! – прорыдала Таня.
– Ну, тогда что же? Мальчишки отколотили?
– Нет, не отколотили!
– А тогда что же стряслось?
– В школе ёлку будут делать... А нас не возьмут... Говорят – до школы далеко, маленькие замёрзнут... А мы и не замёрзнем даже ни капельки!..
– И правда, – сказала бабушка, – куда вы такую-то даль по морозу потащитесь!
– Да-а! "По морозу"! А там ёлка будет вся наряженная!
– Эва беда какая! А мы возьмём да свою нарядим!
– А где она у нас?
– Вот дед поедет за хворостом да и срубит.
– А чем наряжать?
– Найдём чем.
– И Алёнку позовём?
– Конечно, позовём.
Таня вытерла слёзы и сразу повеселела. После обеда дедушка стал запрягать лошадь.
Бабушка сказала ему:
– Дед, не забудь, сруби нам ёлочку. Да получше выбери.
– Какая встретится, ту и выберу, – сказал дедушка.
Но Таня закричала:
– Ой, дедушка, ты не такую выберешь! Надо пушистенькую. И чтобы прямая была. И чтобы густая. Дедушка, давай я сама с тобой поеду, а то ты не такую привезёшь!
– Поедем, – сказал дедушка. – А замёрзнешь – не реветь.
– Не буду реветь, – сказала Таня.
И тут же забралась в розвальни.
Лошадь бежала рысью по гладкой дороге.
В лесу было тихо, деревья стояли совсем неподвижно. Они словно увязли в снегу да и заснули.
Села какая-то птица на ветку и стряхнула сверху снежок прямо Тане на голову.
– Дедушка, а ведь холодно деревьям в лесу стоять, – сказала Таня.
– Конечно, холодно, – сказал дедушка, – и вьюжно и морозно.
– А как же они терпят?
– Так вот, терпят и молчат – переживают тяжёлое время. Как и человек всё равно.
– Человек-то не молчит, – подумав, сказала Таня, – человек-то возьмёт да заплачет.
– Ну, кто заплачет, тот человек не настоящий. Настоящий человек беду молча выносит.
Таня вспомнила, как она утром плакала, и примолкла.
В лесу, около самой дороги, лежала куча хворосту. Дедушка её ещё с осени приготовил.
– Я буду хворост на сани складывать, – сказал дедушка, – а ты пока что ёлку себе выбирай.
Таня пошла по лесной дороге.
Вот хорошая ёлочка, только ветки не донизу... Вот другая, тоже хорошая, только велика очень, в избу не войдёт... Вот и третья, рядом с берёзкой, – маленькая, пушистая, прямая, как раз такая, какую Тане хотелось!
– Я вот эту выбрала, – сказала Таня.
Дедушка срубил ёлочку и положил на воз. И Таню на воз посадил. Бодро пошла лошадка, запели полозья по накатанной дороге. Таня сидела на возу и крепко держала свою ёлочку.
КАК ЁЛКУ НАРЯЖАЛИ
Танина ёлочка стояла в горнице, расправив густые ветки. Она словно проснулась от лесного зимнего сна. По всей избе пахло свежей хвоей.
К Тане пришли Алёнка и Дёмушка наряжать ёлку. Алёнка принесла два пряника, розовый и белый. Дёмушка принёс только один пряник, белый, а розовый он не утерпел – съел по дороге.
Тане бабушка дала целую пригоршню конфет в пёстрых бумажках. Таня и Алёнка продевали нитки и в пряники и в конфеты и вешали их на ёлку.
А когда всё повесили, пришла мать с работы, поглядела:
– Эх, что-то у вас, ребятишки, на ёлке жидко!
– Давайте баранок навешаем, – сказала бабушка. – Я их на праздник целую связку припасла.
Бабушка достала связку, и вскоре все до одной баранки висели на ветках.
