Текст книги "Рожок зовет Богатыря"

Автор книги: Любовь Воронкова

Соавторы: Константин Воронков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

1

В первый момент, открыв глаза, Светлана подумала, что ей все еще снится сон. Незнакомая комната с белеными стенами, раскрытые настежь небольшие квадратные окна, полные солнца и зелени, глиняный горшок на комоде с толстым букетом крупных желтых лилий...

Но тут же и улыбнулась. Это не сон! Она в доме своей тетки Надежды Любимовны, в оленеводческом совхозе, в тайге... Вчерашний день, полный пестрых впечатлений, на минутку возник перед глазами – дорога, дорога, дорога... Дорога среди сопок, крутые повороты, гудки машины, села… Дядя Виктор, сидящий рядом в кабине. Запах разогревшегося мотора. А потом сумерки, прохлада, звезды, тайга...

В доме было тихо. Только незатейливая песенка какой-то птицы проникала в открытое окно.

Светлана поднялась, нашла ногами тапочки и подбежала к окну. Лес! И в одном окне, и в другом, и в третьем... Большие деревья, облитые солнцем, и большая, выше подоконников, трава!

Светлана быстро оделась, расчесала свою белокурую, почти серебристую косу, аккуратно повязала пионерский галстук, – мама никогда не позволяла ей показываться на людях неприбранной, – и вышла из комнаты.

На терраске тоже никого не было. На столе лежала записка: «Разожги печку во дворе, подогрей чайник и позавтракай. Я приду к обеду. Тетя Надежда».

Светлана вышла на крыльцо. Огромный куст жасмина свесил над самыми ступеньками зеленые ветки и кремовые цветы.

Дом был разделен на две половины. На другой половине было такое же крыльцо с терраской, так же мелкозастекленной, только жасминового куста у соседей не было. Зато у них под самым окном густо цвели какие-то особенно крупные белые левкои.

От домика уходила вниз, к шоссе, каменистая розоватая дорожка. А по сторонам зеленел самый настоящий лес. Недалеко от крыльца, под деревьями, стоял врытый в землю небольшой стол и около него узенькие, тоже врытые в землю скамейки. На столе, накрытом клетчатой клеенкой, был приготовлен завтрак – горшок с топленым молоком, масло, хлеб, яйца в фарфоровой миске. Но чайник был совсем холодный.

«Растопить печку? – Светлана оглянулась. – Эту?..»

Маленькая смешная печка стояла не в доме и даже не под крышей, а прямо под деревьями. Но у этой печки было все – и дверца, и плитка, и даже труба...

Светлана открыла дверцу, – там уже лежали дрова. Взяла коробку спичек, видно приготовленную для нее, чиркнула спичку и бросила ее в печку. Спичка погасла. Светлана чиркнула другую и поднесла ее к полену, но спичка сгорела, а полено только чуть-чуть закоптилось.

Светлана нахмурила тонкие светлые бровки. А как же разжечь эту печку? Светлана походила вокруг нее, подумала, схватила коробку со спичками, зажгла ее сразу всю и сунула в дрова. Спички пропылали жарко и мгновенно. Но дрова не загорелись.

– Ну и не надо, – нисколько не огорчаясь, сказала Светлана. – Как будто без чаю нельзя!..

– Эй, хозяйка, гляди, что на столе-то! – вдруг окликнули ее.

Светлана живо обернулась. На столе, толкая друг друга боками, куры торопливо клевали масло. А на соседском крыльце стояла темноглазая девочка в пестром, с красными цветами, сарафан с бадейкой в руке – она, видно, собралась за водой.

И что же эти куры наделали на столе! Масло растоптали, хлеб расклевали, молоко опрокинули. Хоть бы эта соседская девчонка ушла, не глядела на такое разорение! Но темноглазая девочка поставила свою бадейку, подбежала к столу, закричала на кур, замахала на них руками:

– Кыш! Кыш!

Куры с криком разлетелись.

– Вот противные, что натворили! За ними только гляди... Это ты и есть Светлана?

Девочка с любопытством глядела на нее.

– Да, – ответила Светлана, – я приехала...

– А мы уже все знаем, – засмеялась девочка. – Надежда Любимовна все время про тебя говорила. А я – рядом с тобой живу, тут же... – Она кивнула подбородком в сторону дома. – Меня Катей зовут. Мой отец тоже в совхозе работает. Он кормач – оленей кормит. Тебе у нас нравится?

– Да... тут интересно... – нерешительно ответила Светлана, чувствуя, что готова подружиться с Катей. – А ты поведешь меня в лес, на сопки? Хочется мне все посмотреть!..

– Поведу, – охотно согласилась Катя. – Только не сейчас. Сейчас у меня еще всякие дела есть... А после обеда, если хочешь, пойдем.

– У! После обеда...

– Ничего не поделаешь! – засмеялась Катя. – У меня суп варится. Вот за водой сбегаю. Потом кое-что выстирать надо.

И, схватив бадейку, она побежала вниз по дорожке, напевая какую-то веселую песенку.

Светлана торопливо съела яйца, налила в чашку холодного чаю, выковыряла из горбушки кусок мякиша, не клеванный курами. Так интересно было завтракать одной, под деревьями, и чувствовать, что ты где-то в неизвестном, еще совсем не виданном краю! Светлана ела хлеб, а сама глядела вверх, на кроны деревьев, на длинные ветки, которые переплетались между собой, почти не пропуская солнца.

Вдруг маленький зверек, похожий на белку, с черными полосками на спине и с пушистым хвостом, прыгнул откуда-то снизу и закачался на ветке почти над головой Светланы. Светлана замерла: кто это там прыгнул? Белка, что ли? Нет, не белка...

– Открытым рот держать опасно, может ворона влететь!

Светлана быстро обернулась. По дорожке к соседскому крыльцу шел стройный синеглазый мальчик с темно-русой кудрявой головой. Он был в голубой холстинковой рубашке с короткими рукавами, в коротких штанах, стянутых широким ремнем. Через плечо на ремешке висел у него маленький фотоаппарат.

Пока Светлана думала, что ответить, мальчик уже отвернулся и вошел на крыльцо к соседям.

– Сергей! – крикнул он в открытое окно. – Сергей! Сергей! Сергей!

Из-за угла дома вышел другой мальчик, с заступом в руках.

– Сколько раз крикнуть надо? – спокойно сказал он. – И чего так кричать?

Этот был совсем не похож на своего товарища. Коренастый, широколицый, в старых полосатых штанах – так, совсем обыкновенный неуклюжий парнишка.

– Сергей, ты просто Обломов какой-то! – торопливо заговорил синеглазый мальчик. – Пойдем скорей! Вожатый велел побольше оленей заснять для фотоуголка!

В голосе его слышалось что-то повелительное. Он скорее приказывал, чем просил. Но Сережа, словно не замечая этого, спокойно глядел на товарища.

– А чей аппарат у тебя – Алешин?

– Ага. Свой дал. Алеша мне доверяет – ты же знаешь. Если хочешь, пойдем вместе. Я-то, конечно, сумею и один. Смешно... Но охотнее вдвоем. И потом, ты оленей кормишь, они тебя близко подпускают... Говорят, секретарь райкома приедет... Ну так вот, пионерское задание...

– Сейчас? – спросил Сережа.

– Да, начнем хоть сейчас. Лучше, если прямо сейчас. Но главное – чтобы покрасивее!

Сережа неторопливым движением приставил к стене заступ, который держал в руках, слегка вытер руки, испачканные землей, о свои неказистые полосатые штаны и сказал:

– Думается, вроде как на варку надо сходить. Сушку тоже снять надо.

– А срезку?

– Ну и срезку. Только если срезку, то поскорей бежать надо. Пока утро...

Светлана, задетая тем, что на нее совсем не обращают внимания, решила тоже сделать вид, что она и не видит и не слышит мальчишек. Но она и видела их – правда, краем глаза – и очень хорошо слышала.

О чем они говорят? Какая варка? Какая срезка?

Предчувствие чего-то небыкновенного, чего-то очень интересного, которое вот-вот должно начаться, появилось у Светланы.

Это было похоже на то сладкое чувство, когда ты открываешь толстую, интересную книгу сказок.

Вот сейчас перевернешь страницу – и перед тобой раскроется необыкновенный мир, полный необыкновенных событий...

Она сложила в кучку грязную посуду, накинула сверху полотенце и, чтобы как-то обратить на себя внимание, тихонько запела. Но ребята говорили о своем, будто Светланы тут совсем и не было, хотя то один, то другой с любопытством поглядывали на нее.

– Так пошли? – спросил Сергей.

– Пошли.

Светлана, увидев, что они уходят, отбросила все церемонии.

– Ребята, – сказала она, – я тоже с вами пойду. Поглядеть.

– Ступай, – охотно ответил Сергей, будто только и ждал, чтобы Светлана обратилась к ним. – Анатолий, ты... пускай идет, а?

Но Толя даже не ответил. Он еще вчера слышал, что в совхоз приехала девчонка из Владивостока, и тут же решил, что девчонка эта обязательно задавака. Как же, городская! Небось воображает, что тут все будут сейчас же перед ней на задних лапках ходить! И Толя заранее решил поставить ее на место.

Светлана минутку поколебалась: идти или не идти, когда тебя так вот не очень-то зовут? Пожалуй, не идти. Но если очень интересно—тогда что?

«Подумаешь!» – Светлана закинула косу за плечо и решительно догнала ребят.

2

Совхоз раскинулся среди сопок, разных долин и невысоких горных хребтов, заросших тайгой. Домики рабочих и служащих, кабинеты научных работников, склады, гараж и всякие хозяйственные постройки собрались в кучку в зеленой долине, недалеко от моря, среди садов и огородов, отвоеванных у тайги.

Далеко по окрестным сопкам раскинулись парки. Парками в совхозе назывались отгороженные участки тайги, где паслись пятнистые олени – главное богатство совхоза. В парках жили дикие олени, пойманные в тайге. А были и такие, что родились и выросли здесь, так и не зная, что живут в неволе, пока не приходила пора срезать их молодые рога – панты.

У оленей рога вырастают каждый год. Весной показываются крутые шишечки на лбу. Потом они становятся ветвистыми, но еще очень нежны, еще покрыты пушком и налиты горячей кровью. К осени рога костенеют – это уже острое и опасное оружие, годное для битвы. А позже, когда глухая зима отнимает у оленя радости тепла, солнца и обильных кормов, рога у него отпадают.

Но оленям, живущим в совхозных парках, никогда не приходится доносить до осени своих рогов. Людям нужны панты. Пантовка в совхозе начинается в мае и заканчивается в августе. Теперь в совхозе особенно горячее время – начался июль. И в оленнике – в большом дощатом дворе – полно пантачей с созревшими для срезки пантами.

Обо всем этом коротко Светлане рассказал по дороге Сережа. Светлана не все понимала, что он рассказывал, ей о многом хотелось расспросить его: а на что нужны панты? А почему олень дается срезать свои рога? Но решилась только на один вопрос:

– А чем же их срезают? Ножиком? Или бритвой?

– Ножницами! – ответил ей Анатолий. И засмеялся.

Светлана больше ни о чем не стала спрашивать. Бывают же на свете такие надменные люди, как этот Анатолий! И откуда такие люди берутся? Если он председатель совета дружины – что видно по его нашивкам на рукаве, – то и нужно так важничать? Нашивки носит, а галстука не надевает. Пионер тоже!

Светлана сердилась на Толю. Ведь она только что приехала из Владивостока – неужели ему даже не интересно узнать, кто она такая? Светлана не хотела глядеть на него – и все-таки видела, какие длинные у него ресницы, какое нежное, чистое у него лицо... «Подумаешь, буду еще ему кланяться!»– твердила она дорогой. И все-таки, разговаривая с Сережей, все время ждала, что Толя заговорит с ней. Но что делать! Светлана для него не существовала.

– Знаешь, ведь Надежда Любимовна – это моя тетя, – начала Светлана, обращаясь к Сереже. – Як ней из Владивостока приехала. Буду тут до первого сентября жить. Здесь климат здоровее – сопки, лес... А во Владивостоке сырости много, туману... Там наш дом на горе стоит, так иногда облако спустится, зацепится за гору и лезет прямо в дом. Мы даже окна закрываем!

– Значит, у тебя отец моряк? – спросил Сережа.

– Нет. Почему это непременно моряк?

– Так ведь там порт. Корабли.

– Ну и что же? А разве одни моряки живут в городе? Мой отец сварщик. На верфи работает. Почему же непременно моряк?

– Сергей, ты дело делать вышел или с девчонками болтать? – спросил Толя.

– С девчонками! – оскорбилась Светлана. Она вся кипела. Она бы, кажется, сейчас так и схватилась с этим воображалой Толькой. Может, ей просто повернуться и уйти? И пускай они снимают там какую-то срезку!..

А впрочем, почему же ей сейчас-то уходить? Вот посмотрит, как срезают рога у оленей, и уйдет. Ей еще столько надо увидеть! Мир кругом такой привольный, такой веселый! Сопки, горы кругом, а за горами еще горы зеленые, заросшие лесом... А что в этих лесах? А что в этих распадках? А какие цветы желтеют там под кустами, у ручья?..

Светлана зазевалась и немножко отстала. И очень удивилась и обрадовалась, увидев, что Сергей остановился и поджидает ее:

– Давай. Подтягивайся. Она прибавила шагу.

Ребята подошли к длинному, беленному известью забору, приоткрыли калитку, вошли.

Во дворе толпилось множество оленей. Ярко-рыжие, с белыми пятнышками на спине, со светло-желтыми, словно бархатными рожками и черными тревожными глазами, они показались Светлане очень красивыми.

Едва ребята вошли во двор, олени заволновались. Дикие, пугливые, они резкими прыжками отпрянули от калитки.

Из панторезного сарая вышел высокий, смуглый, с узкими голубыми глазами человек. Он сурово поглядел на ребят:

– Это еще что?

Сережа немножко попятился.

– Директор? – шепотом спросила Светлана.

– Старший объездчик, Серебряков. Толькин отец... – ответил Сережа, заметно робея.

Толя подобрался, наморщил свои тонкие брови и принял деловой вид.

– Папа, – сказал он, – разреши, пожалуйста, мне сделать фотографию, как срезают панты. Пионерское задание, понимаешь! Я обязан выполнить!

– Ну что ж, раз обязан – выполняй, – ответил объездчик. – Но откуда ж снимать будешь? В коридоры мы вас пустить не можем – зверя пугать будете. К станку – тем более. Придется там, у ворот, ждать, когда он уже без рогов к вам выскочит.

– Но, папа, – возразил Толя, – что же тут интересного? Мне же надо – как он в станке будет!

– А если незаметно одну дощечку отодвинуть, – сказал Сережа, – ив щелку снять?

– Ну, не знаю, – нетерпеливо ответил объездчик. – Идите к Илье Назарычу. Если пустит – так снимайте. Только не мешайте работе.

– Пошли!

Толя победоносно оглянулся на Сергея и краем глаза – на Светлану. И первым вошел туда, куда никому из посторонних ходить не разрешалось.

– Илья Назарыч шуганет, пожалуй, – с сомнением сказал Сережа.

– А он кто? – живо спросила Светлана.

– Наш ветврач. Он операцию делает – рога срезает. Сердитый в это время – лучше не подходи!

– Идите за мной и ничего не бойтесь! – возразил Толя. – Я вам говорю – идите за мной!

Светлана по характеру была независимым человеком и слегка даже упряма в своей независимости. Но тут она присмирела.

«Ох, и смелый же Анатолий!»

Ребята прошли через маленький двор – открылок, прошли через выбеленный известкой коридор. Дальше оказалось какое-то помещение с деревянным полом, с крышей. Светлана успела разглядеть умывальник в углу, шкафчик на стене с открытой дверцей. На скамейке у стола сидел кто-то в белом халате, перед ним лежала тетрадь. Несколько человек стояли около узкого выхода из этого помещения, и они все тоже были в белых халатах. Молодой рабочий – тоже в халате – протирал какой-то жидкостью деревянные стенки то ли мостика, то ли станка какого, и по всему помещению разносился острый запах дезинфекции.

Коренастый седой человек с низко нависшими угрюмыми бровями только что кончил мыть руки и сейчас тщательно вытирал их чистым полотенцем. Повесив полотенце, он отдал какое-то распоряжение и тут увидел ребят.

– Это что за явление такое? – сказал он, сердито подняв тяжелые брови.

Светлана отступила за Сережино плечо. А Толя поправил ремешок фотоаппарата и, приподняв подбородок, решительно шагнул вперед.

– Мне надо срезку сфотографировать, Илья Назарыч! – сказал он. – Пионерское задание.

– Еще новости! Шатаются куда не следует, – закричал Илья Назарыч, – без халатов, без разрешения! Пошли вон отсюда немедленно!

– Илья Назарыч, олень идет, – негромко напомнил его помощник, худощавый молодой рабочий с резиновым жгутом в руках.

Илья Назарыч сверкнул на ребят глазами:

– В сторону! Тихо стоять. Кто снимать будет – вперед. Остальные – к стенке, в угол, чтоб не дышали!

Светлана сразу забилась в угол, туда, где висел на стене шкафчик. Из-за полуоткрытой дверцы неясно блеснули какие-то инструменты и пузырьки. А ребята замешкались.

– Хочешь поснимать? – торопливо спросил Толя.

Сергей покраснел от радости:

– А то нет? Только не испортить бы...

– Не испортишь. – Толя сдернул с плеча фотоаппарат и сунул Сереже: – На.

И поспешно отошел к Светлане.

И было пора – в помещение уже входил олень. Деревянный щит двигался сзади и осторожно подгонял его к станку.

Увидев людей, олень всхрапнул, вскинул голову и метнулся в пролет, к тому мостику, из-за которого виден был солнечный зеленый двор. Олень ринулся между широкими деревянными крыльями мостика... и вдруг эти крылья мгновенно поднялись, зажали оленя, а настил мостика утонул, ушел из-под ног.

В ту же минуту помощник Ильи Назарыча вскочил на спину перепуганному оленю, схватил его за рогатую голову, придержал ее, чтобы олень не повредил себе пантов. Рабочие быстро притянули голову пантача двумя ремнями к станку. Помощник накинул на панты резиновый жгут. Подошел Илья Назарыч, быстро очистил и протер спиртом шейки пантов и тут же отпилил острой пилкой оленю рога – сначала один рог, потом другой.

Кровь тугой струей брызнула вверх и залила шею и пеструю спину оленя.

Светлана охнула, сжала руки... А олень, освободившийся от тисков, одним прыжком выскочил из станка и скрылся во дворе.

Человек, сидевший у стола, принял нежные, светлые, залитые кровью панты, прицепил к ним бирку... Илья Назарыч пошел мыть руки. Рабочий начал снова протирать станок... Все произошло в несколько минут.

Толя подскочил к Сереже:

– Ну как? Снял?

Светлана ошеломленно глядела на всех. Будто ничего не случилось! Будто не бился сейчас в этом противном станке бедный олень! Как он боялся, как у него беспомощно болтались ноги, когда из-под них ушел настил! Светлана видела его глаза – большие, лиловые, полные ужаса и недоумения...

– Не буду! Не хочу! – крикнула она. И, быстро повернувшись, торопливо зашагала прочь от панторезного станка.

– А никто и не приглашал, между прочим... – донеслись ей вслед Толины слова. – Чудачка! Думает, что им больно!

Но Светлана только тряхнула головой, словно отгоняя муху.

– Не хочу, не хочу, не буду! – повторяла она, чуть не плача. – Нашли тоже что фотографировать!.. Нашли тоже! А то разве не больно?

3

Светлана, взволнованная, почти бежала по дорожке. Дорожку пересекал ручей. У самого ручья стоял небольшой низкий сарай. Ворота его были широко открыты, а из этих ворот клубился густой пар. Что там такое? Банька такая маленькая, что ли, стоит здесь, у ручья?

Но тут Светлану обступила высокая трава, по виду очень знакомая, с маленькими листьями и жесткими головками. Неужели это тимофеевка? Да, это тимофеевка, только ростом чуть не в два метра. А это колокольчики, простые полевые колокольчики, только они Светлане выше головы... А под кустами у ручья те самые желтые цветы, которые она видела издали. Да это лилии! Настоящие желтые и оранжевые лилии, которые сажают в садах и выращивают на окнах. А здесь они прямо под кустами растут, в траве, их можно рвать. И как же их много!

И снова Светлану охватило сладкое и взволнованное чувство какой-то сказочной нереальности места, в которое она попала. Она вдруг почувствовала себя совсем маленькой – это потому, что вокруг уж очень высокие поднимались деревья, неправдоподобно большая росла трава, невиданно крупные цвели цветы...

«Соберу гербарий, – тут же решила Светлана. – В школе скажут: «Это ты в саду нарвала!» А я только засмеюсь. В саду! Тут везде сад. И никто его не сажал, сам собой вырос!»

Светлана хотела нарвать желтых лилий, но вспомнила, что такой букет уже стоит у них на комоде.

Она сбежала к ручью и, пробравшись по берегу, подошла к раскрытым воротам сарая и заглянула внутрь. В сарае не было ни пола, ни потолка – только бревенчатые стены да крыша на стропилах. Посредине стоял огромный котел. Вода дымилась в этом котле, и прозрачный пар широко валил за ворота.

У котла стояли рабочие – тоже в белых халатах. Они окунали в кипяток оленьи рога-панты то одним краем, то другим. Работа эта трудная, требует внимания, сосредоточенности – нельзя передержать панты в кипятке ни секунды и недодержать тоже нельзя. Поэтому люди работали молча, без разговоров, без балагурства.

«Это, значит, и есть варка», – догадалась Светлана.

Поняв, что тут нельзя мешать, она незаметно отступила.

И, снова радуясь, что можно так свободно бегать по сопкам, заросшим цветами, направилась вверх по отлогому склону. Она счастливо жмурилась от солнца, проводя руками по высоким головкам цветов.

Незаметно Светлана вошла в красивую, светлую рощу. Деревья стояли, широко раскинув перистые ветви. Светло-зеленые листья не могли сдержать солнца, солнце обильно проливалось сквозь кроны, бросая на траву легкую трепетную тень.

«Будто праздник какой в этой роще! – подумала Светлана. – Пальмы это, что ли?»

Тут она увидела парнишку. Толстый, в синей фланелевой курточке, этот парнишка рвал траву и совал ее в мешок.

– Мальчик, это пальмы? – спросила Светлана.

Мальчик поднял голову и поглядел на Светлану круглыми голубыми глазами. Белесые волосы его были гладко причесаны на косой пробор, оттопыренные уши просвечивали на солнце и казались совсем розовыми, будто лепестки мака.

– Никакие это не пальмы... – ответил он.

– А ты почем знаешь? – сказала Светлана, помолчав.

– Пфу! – вздохнул парнишка. – Я же... как эта... тут живу. А чего не знать-то? Маньчжурский орех – и все. – Он говорил медленно, словно прислушиваясь к словам, которые произносил. – Их бурундуки едят. Вот один – видишь?

С дерева, сидя на светло-зеленой ветке, на Светлану глядел бурундук. Он быстро работал челюстями, а сам с любопытством разглядывал Светлану.

– Новенькую увидал. Любопытные они очень. Если будешь стоять тихо... то эта...

– А! Я такого уже видела сегодня. Значит, это бурундук? – Светлана стояла тихо и, улыбаясь, глядела прямо в глаза бурундуку. – Они тоже в дупле живут? Как белки? – спросила Светлана.

– Нет, – ответил парнишка. – Они на земле. Так, только скачут по веткам, если не высоко...

Бурундук спрыгнул на другую ветку, пониже, и еще внимательнее принялся разглядывать Светлану.

– Ну что ты так меня разглядываешь? – засмеялась она. – Это же нехорошо быть таким любопытным!

А парнишка, наоборот, был совсем не любопытен. Он рвал траву, пыхтел, отдувался, вытирал пот со лба. Потом вынул что-то из кармана, сунул в рот и принялся жевать.

– Ты разве не завтракал? – спросила Светлана.

– Завтракал, – ответил он, не оборачиваясь,

– А почему жуешь?

– Так... во рту скучно.

Он умял траву в мешке и вскинул его на плечо. Но так неловко вскинул, что мешок перекатился через голову и упал. Парнишка потерял равновесие и тоже упал. Светлана рассмеялась:

– А ты ловкий, кажется!

– Ну и ладно, – ответил он и снова начал поднимать свой мешок.

– Давай я тебе помогу, – сказала Светлана. Но парнишка уже вскинул мешок на плечо.

Пошатнулся, но не упал и, твердо ступая по мягкой траве, пошел из рощи. Светлана направилась за ним.

– Тебя как зовут? – спросила она.

– Меня? – Он посмотрел на нее из-под мешка.

Светлана пожала плечами:

– Ну, а кого же? Ведь тут, кроме тебя, никого нет. Что же я, у бурундука, что ли, спрашиваю?

– Ну, если меня, то я... эта... Антон Теленкин. Мой отец кладовщик в совхозе. Вот мы тут и живем.

Они молча прошли шагов десять. Светлана сорвала ветку ломоноса, длинную, гибкую, усаженную мелкими белыми цветами, и, свернув ее венком, надела на голову.

– Ну и цветов здесь! – сказала она. – Такой гербарий привезу – вся школа ахнет! Антон остановился:

– А ты, значит... ты и есть эта... которая?..

– Ну да, это я и есть Светлана, которая приехала из Владивостока к своей тете Надежде Любимовне на каникулы и буду у вас жить все лето... А теперь скажи: ты для чего травы нарвал?

– А как же? Этим надо... телятам маленьким.

– Каким телятам?

– Ну, оленьим телятам. Олененкам...

– А почему ты таскаешь? Пускай рабочие.

– Ага, рабочие! Это же мы взялись оленят выхаживать. Юннаты. А ведь я... юннат же!

Так они шли и разговаривали. И Светлана с разговором не заметила, как они вышли на широкую совхозную улицу. Антон со вздохом достал из кармана куртки обломок печенья.

– Опять рот соскучился? – усмехнулась Светлана.

Антон в ответ только пропыхтел что-то.

Светлана пренебрежительно отвернулась: и что это за человек, который все время жует?

Небольшие домики совхозных построек весело поглядывали на улицу промытыми окошками. Всюду на подоконниках цвели красные и розовые герани, на крылечках завивался дикий виноград. Огромные липы, кедры и березы, словно заблудившись, забрели сюда из леса и остановились среди улицы – у конторы, у склада, у гаража... Со старых еловых лап свисала свежая зелень вьющейся лианы – актинидии, у крыльца директорского домика кустилась ежевика и, пробираясь к самому шоссе, прорастали колючие побеги аралии – чертова дерева. Казалось тайга, окружавшая совхоз, хотела незаметно захватить и утопить в своей непроходимой зелени жилища людей, поселившихся здесь.

У длинного, высокого сарая Светлана остановилась. Ее заинтересовало это строение. Почему оно такое высокое, а без окон? Почему у него сквозные стены?

– А здесь панты сушат, – сказал Антон, равнодушно продолжая свой путь. – Сначала в печку, потом сюда.

Светлана вцепилась в набитый травой мешок, стащила его с Антонова плеча на землю и села на этот мешок.

– Чего ты? – в изумлении спросил Антон.

– А того! – ответила Светлана. – Идет и идет! И ничего рассказать не хочет. Только жует и никого не угощает. Мне хочется посмотреть, как панты сушат. Пойдем посмотрим, а?

– Пойди и эта... посмотри, – спокойно продолжал Антон, – ворота открыты.

– И ты со мной пойди.

Антон отрицательно закачал головой:

– Мне надо траву нести. Катя ругаться будет.

Но Светлана схватила его за руку:

– Ничего, Антон! Ну, на минуточку!

Антон и Светлана, оставив мешок на дорожке, подошли к раскрытым воротам высокого сарая. В сарае от самой крыши и донизу были положены тонкие, ровные жерди. И на этих жердях висели связанные парами молодые рога – панты. Они были покрыты нежным светлым пушком и казались бархатными. Половина сарая была увешана этими рогами, они сушились здесь на ветру, гуляющем между сквозными ребристыми стенами.

– Ух, сколько рогов! – удивилась Светлана. – Куда их столько?

Один из приемщиков, взвешивающий на весах большую бархатную пару рогов, взглянул на Светлану.

– Ну, найдется куда! – Приемщик весело подмигнул. – За эти штучки другие государства нам чистым золотом платят. А уж золото найдем куда девать! А?

– Да разве дело только в золоте? – отозвался другой приемщик, поднимая глаза от большой конторской книги, куда он вписывал вес принимаемых рогов. – Медицина их много требует.

– Я пошел. – Антон повернулся и побрел к мешку.

Светлана догнала его.

– А почему это медицина их требует? – спросила она. – Антон, почему?

– Ну вот, как ее... – лениво ответил Антон. Ему уже надоело объяснять все эти простые вещи девчонке из Владивостока. – Ну, из них какое-то там лекарство делают... И почему ты ничего не знаешь?

– Вот поживу здесь и все узнаю! – Светлана отбросила со лба влажную светло-серебристую прядку волос. – И еще побольше твоего узнаю!.. Куда ты?

– А в загон же... к телятам.

– А... Значит, здесь этот загон?.. Я тоже пойду.

– Посторонним нельзя.

– А я – посторонняя?.. Возьму и тоже в юннатский кружок запишусь!

Она упрямо сжала губы, качнула головой, как это делают своенравные жеребята, и пошла следом за Антоном.

Телята паслись на зеленом склоне под большими липами. Изгородь отделяла их от тайги, но они, наверно, и не знали об этом. Тайга была и здесь. Кругом, поднимаясь на сопки, зеленели деревья. Между сопками в низинке бежал прохладный ручей – из него можно было пить. Под тенью берез, в траве, усыпанной солнечными зайчиками, можно было прятаться. Кто учил этому оленят? Откуда они знали, что у них на спинах проглядывали маленькие белые пятнышки, похожие на солнечные зайчики, упавшие сквозь листву?

Оленята паслись, не обращая ни на кого внимания. Лишь один поднял голову и посмотрел на Светлану большими черными глазами. Смотрел, а сам жевал какую-то длинную травину.

Антон шел дальше. Светлана улыбнулась олененку с травиной, почмокала губами. Но только поросята прибегают, когда человек чмокает губами. А олененок отвернулся от нее, показал свой кургузый хвостик и ушел в кусты.

– А что это у него на ушке? – спросила Светлана. – Серьга, что ли?

Антон фыркнул:

– «Серьга»! Это не серьга, а... как ее... бирка.

– А что такое бирка?

– Ну, эта... ну, бирка, и все. Номер. Имя. Показалась еще одна изгородь. Антон открыл дверцу и вошел. Это был славный, чисто подметенный солнечный дворик. Среди двора толпились оленятки на тонких, высоких ножках.

Здесь Светлана увидела Катю. Катя стояла в своем пестром с красными цветами сарафанчике среди маленького рыжего стада и поила молоком из бутылки с соской самого слабенького олененка. Светлана обрадовалась, что Катя уже здесь. И Катя обрадовалась ей.

– А, пришла! – улыбнулась Катя. – А я тебя искала. Куда ты девалась сразу? – И, заметив, что Антон вытряхнул всю траву в одну кучу, закричала: – Ты что же, не знаешь, что надо разнести по кормушкам? Дежурный тоже, Антошка-картошка!

– А отдохнуть... как, по-твоему, не надо? – ответил Антон, не спеша усаживаясь на лавочку около навеса. – Все будет в свое время или... как ее... несколько позже.

– Ага! – Катя скривила губы. – Это уже у Тольки подхватил – «несколько позже»! Что Толька скажет, то и он как попугай.

Но Антон равнодушно отвернулся, шумно вздохнул и полез в карман. Светлана насмешливо покосилась на него:

– Опять рот соскучился!

Катя протянула ей бутылку с молоком:

– Хочешь попоить?

Светлана вспыхнула от удовольствия. Даже уши у нее порозовели. Она неуверенно взяла бутылку:

– А я сумею?

– Конечно, сумеешь. Чего тут уметь-то?

Оленята окружили Светлану. Они тянулись коричневыми мордочками к бутылке. Один, попроворней, ухватил соску и стал сосать. Светлана чуть не выпустила бутылку из рук – так он дергал и толкал ее.

– Повыше, повыше держи, – сказала Катя, – будто он матку сосет. Ведь когда они матку сосут, то голову кверху подымают.

Когда в бутылке осталось совсем немножко молока, Катя взяла у Светланы бутылку и снова подошла к самому маленькому олененку.

– На, допей, – сказала она ему, будто он был маленький человек и все понимал. – Тебе надо побольше пить. Ты у нас вырастешь большой, как наш Богатырь, и у тебя тоже будут золотые рога... Мы его выходили и тебя выходим. А он-то был раненый, умирал совсем, да и то выходили. А ты здоровенький, только что маленький.

– Ты ему рассказываешь сказку? – улыбнулась Светлана.