Текст книги "Огонь в твоих глазах. Трилогия"

Автор книги: Любовь Черникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Староста Опорафий заранее позаботился, чтобы избу Защитника приготовили для нового жильца, но перед этим самолично пришёл к Кире и, стоя у калитки, тихо надоумил сходить и взять в память об отце любую вещь. Оказалось, он давно знал, что охотница никакой не приёмыш, а родная дочка Каррона, но из уважения к Защитнику хранил его тайну свято.

Снаружи на цепи мёл хвостом Волчок, радостно поскуливая. Кира подошла и погладила пса по мохнатой голове.

– Что дружище? – Пёс понуро опустил лобастую голову.

С тех пор как умер Каррон, Волчок то принимался выть, то днями лежал, не двигаясь, и никого к себе не подпускал. Извести его деревенские не решались, чтобы не прогневить дух Защитника, но отпускать побаивались – совсем лютый стал. Кормили его Кира и Микор по очереди, да ещё иногда сам староста Опорафий – старика пёс уважал.

У крыльца Кира помедлила, набираясь смелости. Она не заходила внутрь с тех пор, как обнаружила тело отца. Стоя на пороге вспомнила, как впервые, робея, вошла в эту горницу. Ей тогда было восемь. Отец посадил её на колени и рассказал сказку о далёком Стольном Граде, княжеском дворце и Ордене Защитников, где прошло его детство.

Кира прошла дальше. Провела рукой по вощёному столу. Вдохнула грудью насыщенный знакомыми запахами воздух. Села на лавку и разревелась. Но слёзы быстро высохли, как, впрочем, и всегда. Охотница стала осматриваться, размышляя, чтобы взять такое, что особенно дорого сердцу. На глаза попалась книга, которую по вечерам читал Каррон. Небольшая, но толстая. В потёртой кожаной обложке, подписанной рунами. Она и теперь стояла на полке, на прежнем месте.

Кира подошла, благоговейно взяла книгу в руки и осторожно, с почтением, положила на стол. Расстегнула застёжки кожаного переплёта и открыла где-то посередине. Пожелтевшие страницы были усеяны ровными строчками. Ни одного знака и ни одной закорючки Кира не могла разобрать. Отец учил её драться, охотится, выживать в лесу, примечать важное, грамотно таиться, сливаясь с тенями. Учил и азбуке – у неё дома была целая полка со сказками. Но рассказать про руны, которыми написана эта книга, наотрез отказался.

«Не надобно тебе это знание, – говорил он, – лишь девичий ум смущать».

Охотница закрыла загадочную книгу и, погладив шероховатую обложку, аккуратно поставила обратно. В конце концов, это – книга Защитников. Вдруг неправильно будет забрать её себе? Она обернулась вновь, осматривая горницу.

На стене в ножнах висел охотничий нож. Кира взяла его, подбросила в руке и сделала пару заученных движений. Пожалуй, то что нужно. Резная костяная рукоять, отполированная за годы рукой отца. Добротная сталь. Такого не найти ни у кого в деревне. Нож верой и правдой служил Защитнику, пускай теперь и ей послужит: и как нож, и как добрая память. Она сунула клинок обратно в ножны, приладила к поясу и улыбнулась, представив, как мать в очередной раз закатит глаза, узнав об этой её выходке.

ГЛАВА 2

1.

– Еду-у-т! Едут!

Загодя высланных гонцов опередила стайка вездесущих мальчишек. Они бежали по улице, разнося весть.

Деревенские высыпали из изб, собираясь на площади у старого дуба. Все как один надели лучшие одежды из белёного льна. У девушек на шее разноцветьем играли бусы, а вышивка на сарафанах сверкала бисером. Парни похвалялись удалью, балагурили, шутили и заигрывали с девками. Те хихикали, особенно бойкие острили в ответ. Приезд нового Защитника – чем не повод для праздника?

Но радовались далеко не все. Старшее поколение, всматриваясь в околицу, вполголоса делилось тревожными мыслями.

Наконец, у горизонта заклубилась пыль, а, спустя несколько мгновений, показался маленький отряд.

Староста Опорафий махнул рукой, и вперёд вынесли традиционный каравай. Защитник, входя в свои владения, должен был преломить хлеб, что означало доброго гостя в доме, прибывшего с миром. Позже он должен будет принести клятву, обещая верой и правдой защищать вверенную ему землю и людей. По древнему обычаю клятва эта скреплялась кровью избранной невинной девы – Девы-клятвы.

Каравай на белом, расшитом петухами, рушнике держала в руках Апраксия, мать Глафиры. Сама Глафира, белокожая, ладная, с длинной тёмной косищей толщиной в руку – первая красавица в Золотых Орешках, была бледна и, вопреки обыкновению, не шутила вместе со всеми. Приструнив острый язычок, скромно стояла рядом с матерью, потупив взор. И лишь изредка чёрные очи сверкали, когда она украдкой поглядывала на дорогу из-под белой кисеи, прикрывавшей лицо. Глафира накануне шепнула подружкам, что удостоилась великой чести, и теперь те бросали на счастливицу завистливые взгляды, но ей всё равно было до жути страшно. Защитник – это не в ночь Киаланы-заступницы с любимым миловаться. Мать сказывала, если удастся понести сразу, да родить Защитнику сына, она и вся семья не будут горя знать, а сама она Глашка, возможно, даже переедет в столицу. На столицу взглянуть страсть как хотелось, потому Глафира старательно гнала прочь страхи и дурные мысли.

Наконец, трое всадников на статных породистых лошадях въехали в деревню. Не останавливаясь, во весь опор пролетели Большую улицу и осадили лошадей, обдав пылью Апраксию вместе со злосчастным караваем.

– Ой, не нравится мне это, – прошептала Анасташа, крепче сжав руку Киры. – Не так Каррон в деревню прибыл, совсем не так! Был один. Коня вёл в поводу. Поздоровался с людьми честь по чести, – она покосилась на задрожавшую, как осиновый лист на ветру, Глафиру.

Всадник во главе кавалькады выглядел внушительно, если не сказать больше. Он был наделен той самой мужской красотой, которой отличались Защитники. Высоко поднятая голова, холодный взгляд, в котором безошибочно угадывалась сильная воля и привычка повелевать. Глаза смотрели поверх голов чуть презрительно. Одет был богато. Дорожный кафтан, расшитый бисером и подрубленный собольим мехом, на ногах сапоги тонкой выделки, на поясе – украшенные каменьями ножны. К вычурному седлу, под стать дорогущей сбруе, был приторочен свёрнутый кольцами кнут, кои часто бывают у знатных сартогов. Да и буланый под ним просто загляденье, ушами прядёт и бьёт копытом, будто и не отмахал стольких вёрст.

Сам статен, широкоплеч, да иных -то Защитников и отродясь не водилось. Ещё никто не встречал косого или сутулого. На вид – уже не юн, зим эдак тридцать-тридцать пять. Из-под шапки виднелись короткие, светлые как пшеничный колос, волосы. Ни бороды, ни усов он не носил, но щеки и подбородок покрывала короткая щетина.

Пришелец молча окинул народ холодными глазами и, вздохнув, презрительно скривился.

Вперёд шагнул Опорафий и, низко поклонившись, произнёс:

– Приветствуем тебя в Золотых Орешках, Пасита Защитник.

Пришелец брезгливо хмыкнул и заговорил:

– Черви, не знаете, как следует встречать своего господина?

По толпе прокатился гул. Удивлённо вскинув брови, Опорафий пожевал губами, обернулся, обвёл потяжелевшим взглядом народ. Затем слегка развёл руками, как бы говоря: «Новая метла по-новому метёт» и, по-стариковски крякнув, тяжело опустился на колени, подавая остальным пример.

Кира заметила, как один из сопровождавших Защитника, сунул другому монету.

Народ зароптал, мужики хмурились и переглядывались. Не привык тутошний люд гнуть спину перед пришлыми.

Пасита испустил тяжёлый демонстративный вздох:

– Вижу, вас многому придётся учить.

Он спрыгнул с коня, бросив поводья одному из слуг, и направился к толпе, оттолкнув в сторону оказавшуюся на пути Апраксию, отчего та едва не уронила каравай. Следом цепными псами верхом двинулись хмурые сопроводители. По виду – чистые разбойники. Под колючим взглядом нового Защитника жители медленно опускались на колени, пачкая праздничные одежды в пыли. С лиц сбежали улыбки, и на площади воцарилась гробовая тишина.

– Ох, быть беде! – Прошептала Анасташа, усердно потянув Киру вниз.

Охотница, нехотя, поддалась, исподтишка зыркнув на Микора. Упрямец продолжал стоять, гордо вздёрнув подбородок – теперь уже один из всех. Пасита осмотрел склонившую головы толпу. Заметил бунтаря:

– А я смотрю, в деревне и дурачок имеется? – Он тихо засмеялся и обернулся к своей свите, те поддержали его, дружно осклабившись. Посерьёзнев, Защитник спросил: – Парень, ты глухой?

– Я – Микор. С рождения свободный человек и не перед кем шею не гну. Разве что Светлому Князю готов кланяться.

– Значит, всё-таки дурачок, – протянул Пасита, – а какой с убогих спрос? – Он картинно обернулся к прихвостням. – Но вот в чём дело – я в своих владениях дураков не терплю!

Улыбка вмиг сошла с его лица. Без замаха он ударил Микора в челюсть. От неожиданности парень не устоял на ногах и упал, но тут же начал подниматься, вытирая бегущую из рассаженной губы юшку. Чёрные глаза метали молнии.

– Микор, не надо! – Кира схватила друга за штанину, но тот зло стряхнул её руку и встал, глядя прямо в глаза Защитнику.

– Я смотрю, ты, парень, непонятливый? – Голос Защитника звучал по-прежнему тихо и ровно.

Тяжело вздохнув, могучим ударом в подвздошье он разом вышиб из Микора весь дух. Отходя от корчащегося на земле парня, развёл руками.

– Придётся начать первый день правления с порки. И, да. Я жду извинений.

Микор поднял голову. Ноздри раздувались, желваки ходили ходуном. Сжав зубы, он смотрел на мучителя и молчал. Пасита, вернулся к жеребцу и ласково потрепал по шее. Обернувшись через плечо, продолжил:

– Кстати, я разве не сказал? Чтобы наука была крепче, а взаимоотношения честней, у меня есть правило, от которого я редко отступаю: за непокорность расплачивается тот, кто рядом. Тот – кто дорог. Взять девчонку! – Он небрежно махнул рукой в сторону Киры, безошибочно определив, что Микор к ней неровно дышит.

– Да что же это такое делается, люди добрые?! – прошептала Анасташа.

Бугаи вальяжно спешились и, не торопясь, направились к Кире.

Она же вскочила на ноги, оттесняя мать в сторону.

«Проклятый сарафан!» – Вспомнилось, как ещё утром она радовалась вышитому матерью узору.

Микор, затравленно оглянувшись, прочитал на лице избранницы отчаянную решимость. Кира недобро смотрела исподлобья, готовясь дать отпор. Едва заметно мотнув головой, Микор повернулся к обидчику. Слова не шли, застревая в глотке, и он еле смог выдавить:

– Прости меня, Пасита Защитник.

Тот замер и вопросительно приподнял бровь. Микор мешком упал на колени, буравя взглядом землю перед собой. Кажется, было слышно, как скрежещут от злости зубы.

Пасита подошёл и ласково, почти по-отечески положил руку парню на голову. Так постоял некоторое время, в раздумьях глядя куда-то вдаль. Сжатые губы слегка шевелились, будто стараясь сдержать улыбку. На миг деревенским даже показалось, что все не так уж плохо.

– Пожалуй, мне придётся сменить гнев на милость. – Защитник сделал жест рукой, отзывая наступающих на пятящуюся охотницу прихвостней. – Ты сам расплатишься за свою дерзость.

Неуловимым движением он опрокинул Микора навзничь. Толпа ахнула. Кира ринулась было к другу, но мать поймала её за подол.

– Куда, глупая?! Хочешь, чтобы ему сильнее досталось?

«Фьють!» – просвистела плеть, в очередной раз опускаясь на окровавленную спину.

Наблюдая за происходящим широко открытыми глазами, Кира не могла поверить, что все на самом деле:

Вот бугаи Паситы приближаются, и Микор вскакивает на ноги. Вот он дерётся, с лёгкостью раскидывая их в стороны – наука Каррона не прошла даром. Свистит длинный кнут и обвивается вокруг шеи. Микор падает, и на него горой наваливаются разозлённые негаданным отпором прихвостни Защитничка.

Мужики было хотели вступиться, не выдержав подобного управства, но тут Защитник показал свою мощь. Похолодел воздух, зазвенев морозом. Заставив легко одетых по случаю тёплой весенней погоды сельчан поёжиться. Совсем побелели холодные глаза, и вдруг с неба упали острые как ножи, осколки льда. Те, кто находился ближе, вскрикнули и отскочили с покрасневшими руками и лицами. Но и на этом не остановился Защитник. Мороз сменился жаром, и на ладонях вспыхнуло пламя. С дрожью Кира проводила взглядом огненный шар, который упал и разлетелся снопом искр почти у самых её ног, опалив подол праздничного сарафана, только накануне вышитого матерью. Жители, как один, рухнули ниц, хором умоляя о пощаде, но под тяжёлым взглядом постепенно смолкли.

В повисшей над площадью тишине взбешённый собачий лай ударил по ушам. Волчок даже не лаял – низко булькал, брызгая слюной. Скалил по-волчьи длинные клыки. Тяжёлая цепь звенела, будка сотрясалась от мощных рывков.

– Усмирите тварь! – Рявкнул Пасита, и один из его прислужников направился к собаке, на ходу вытягивая из ножен широкий палаш.

– Волчок! – Дёрнулась было Кира, но Анасташа стальной хваткой ухватила за запястье.

Пёс замолчал и прыгнул.

Свистнула сталь.

Короткий взвизг, и тяжёлое тело глухо упало на землю. Вокруг медленно расплывалась лужа крови.

Солнце клонилось к горизонту, когда избитого Микора растянули за руки между двух столбов. Их только что вкопали смурные мужики, понукаемые бойцами Паситы тут же – на площади – прямо перед домом Защитника. Остальным был наказ: оставаться и смотреть.

Кира, глядя на небывалое, рыдала в кулак под свист гуляющей по спине друга плети.

«Фьють!» – последний удар разрезал воздух. Наконец, все закончилось.

Пасита покосился на труп собаки и процедил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Убрать падаль! – Развернувшись, взошёл на крыльцо. Брезгливо окинув взглядом избу, отворил дверь и заглянул внутрь.

Приказ Защитника можно было понимать двояко. И мужики, робея и косясь на разбойничьего вида прислужников, бочком-бочком подобрались к столбам. Осмелев, срезали ремни, удерживающие руки Микора. Парень застонал, когда его уложили лицом вниз на припасённое покрывало. Прикрыв кровящую спину чистой тряпицей, бабка Матрёна, сокрушаясь, засеменила рядом. Убедившись, что никто их останавливать не собирается, бедолагу потащили к знахарке в избу.

Кира было направилась следом, но Анасташа снова придержала её за руку, незаметно увлекая в сторонку, так чтобы спины деревенских прикрыли их от масляных взглядов, которые пришлые, покончив с заботами, принялись бросать на местных девок.

– И куда собралась? – Ругалась она вполголоса. – Матрёна и без тебя сдюжит. Нечего вокруг толчею создавать, мелькать лишний раз! Да идём же, глупая! Видишь, как по сторонам-то зыркают? – Тащила она одуревшею дочь, перед глазами которой снова и снова свистела плеть, затмив в памяти даже взрыв огненного шара. – Идём, встретили ужо Защитничка! – Она не сдержалась и сплюнула на землю. – Чует моя душа, это только начало…

Истошный визг раздался, когда Анасташа с Кирой уже сворачивали за угол избы, что на перекрёстке двух улиц. Обернувшись, охотница увидела, как сопроводители Защитника подхватили под руки яростно сопротивляющуюся Глафиру и, приподняв над землёй, с гоготом потащили в избу. Та сучила ногами и пыталась вырваться, но её жалкие попытки вызывали у мучителей только смех. Отец девушки, дядька Прохан, не то обнимал, не то не позволял рыдающей в голос Апраксиии броситься следом. Отсюда было видно лишь его напряжённую спину.

Защитник Пасита, расслабленно опершись на перила, наблюдал за происходящим с довольной улыбкой.

«Да как же так можно?!» – возмутилась Кира, внезапно ощутив, как, вытесняя прочие чувства, к горлу подступает гнев.

И тут же, будто что-то почувствовав, Защитник поднял голову. Принялся рыскать по толпе глазами. На мгновение охотнице показалось, что он смотрит прямо в её сторону. К счастью, Паситу отвлёк прихвостень. Народ тем временем стал потихоньку разбредаться по домам, и две беглянки, ускорив шаг, больше ничем не отличались от прочих.

Труп Волчка мужики убрали, присыпав кровь свежей землёй. Вскоре только ветер сиротливо трепал края белой, расшитой узорами по краю скатерти на длинном столе, на крытом у дома Защитника. Похоже, праздник закончился тризной.

2.

Пасита тин Хорвейг открыл глаза и сладко потянулся. Но настроение тут же испортилось.

«Золотые орешки…» – захотелось сплюнуть.

В эту дыру он загремел по собственной глупости, а теперь вынужден киснуть неизвестно сколько. Вчера с порога пришлось наводить порядки. Хотя он, конечно, знал, что народ на границе своеобразный и к дисциплине не приученный. Чем дальше от столицы, тем больше воли.

«Или своеволия, – Защитник припомнил вчерашнего паренька: – И чего дураку стоило просто сделать, как велят? Хм… Гордость?»

Мордан и Харила накануне поспорили на золотой, удастся ли ему заставить целую деревню преклонить колени. Сам он в успехе не сомневался. Небольшая демонстрация силы и готово. Ну а парнишке пришлось всыпать для порядка. Дабы неповадно впредь было. Не ему, ни кому-то другому, не то повадятся гонором щеголять.

«Ничего с ним не случится, в Ордене ещё и не так секут. Отлежится, как новый будет. Может, даже мозгов поприбавится».

Спустив ноги на дощатый пол, Пасита как был нагой проследовал к окошку. Снаружи пахнуло травами и навозом. Светлое небо обещало погожий солнечный денёк. Вдоль дороги, квохча, бродили во множестве куры, что-то клевали, разгребая лапами землю. Среди них, горделиво задрав гребень, князем выступал зеленохвостый красавец-петух.

Пасита, улыбнувшись, изменившим ход, мыслям хмыкнул: «А ничего тут девки оказались».

Вчера он успел рассмотреть в толпе деревенщин с десяток ладных фигурок, которые не могли скрыть их нелепые одёжки.

Пасита обернулся. Одна из них боязливо таращила на него глаза с постели.

«Дева-клятва, – хмыкнул Защитник. – Как там её зовут? Глафира?»

Девчонка оказалась на редкость бойкой. Поначалу все твердила, дескать, нельзя без клятвы. Дура. Отбивалась, что есть мочи, руками и ногами. Тем интереснее было её сломать. Когда та, перестав кричать и драться, застыла безвольной куклой, глядя в потолок и терпеливо снося ласки, о которых ей никто даже не рассказывал, Пасита едва не испытал разочарование. А ведь так славно все начиналось. Он прямо ощутил себя Защитником древности, когда увидел это чудо в белом. Надо сказать, это раззадорило. Да и девчонка была хороша. Зачем отказываться, когда предлагают? Но вдруг она неожиданно достигла вершины. Его весьма позабавило искреннее удивление, отразившееся в странных чёрных глазах. Вернуло осмысленность взору. Позже, дёргаясь в такт жёстким ударам, глупая, не понимала, что творится с её телом.

Тин Хорвейг невольно улыбнулся. Девка зарделась и сильнее натянула одеяло на нос. Он медленно приблизился, чувствуя, как восстаёт плоть. Вырвал из рук и бросил на пол мнимую преграду. Оставляя синяки на белых икрах, деловито за ноги подтащил к себе, разворачивая задом. На миг залюбовался открывшейся картиной. Намотав на кулак растрёпанные волосы, что попались в руку, потянул, заставив девчонку с тихим всхлипом прогнуться.

Через четверть часа, натянув штаны и рубаху, отворил дверь в сени.

– Дуй отсюда! – Девчонка затряслась всем телом, захлюпала носом, глотая слёзы. Заозиралась в поисках одежды. – Живее! – Рявкнул он, и та как ужаленная, сорвалась и выскочила наружу. Как была – нагишом. Защитник, не спеша, направился следом. Отчего-то не хотелось, чтобы по пути её прижали тин Шнобберы.

Во дворе, притулив голову промеж обглоданных костей и чарок с недопитой медовухой, громко храпел Харила. Следом обнаружился и Мордан. Он вышел из нужника, завязывая тесёмки на штанах, и лёгким кивком поздоровался.

– Уроды, – едва слышно прошипел Пасита сквозь зубы.

Эх, если бы у него был выбор. Двоюродные братья тин Шнобберы единственные, кто согласился отправиться с ним в эту ссылку. Остальные дружки, охочие до золота, да выпивки за чужой счёт, отказались от сомнительной чести. Предпочли разгульную жизнь в столице, а не последовали за опальным Защитником в дыру на край света. Их нельзя было в этом винить. Он и сам поступил бы так же.

«А у этих, просто недостало мозгов сообразить, что они направляются не на очередную увеселительную прогулку».

Тин Хорвейг подошёл к накрытому столу.

«Надо срочно обзавестись прислугой», – подумал он, недовольно морщась.

Сграбастав с дальнего края более-менее прилично выглядящее блюдо с пирогами, до которого не смог дотянуться своими грязными ручищами Харила, и, верно чудом, не успели разорить птицы и кошки, вернулся в избу. Опустив блюдо на стол, взял один пирог, повертел в руках, принюхался. Пахло вкусно, и желудок тут же отозвался голодным спазмом. Откусив сразу половину, принялся неспешно жевать.

Когда дядя Затолан отправлял его сюда, то обещал, что это ненадолго. Со стороны Ордена небывалая роскошь послать представителя рода тин Хорвейг в такое захолустье. Это только тин Даррены шлют своих налево и направо.

«Книга. Где-то здесь должна быть та самая книга Излома, которую так жаждет заполучить дядя. Надеюсь, этому идиоту Каррону недостало ума спрятать её вне избы?»

Пасита осмотрелся. На полке у окна рядом с резной статуэткой Керуна-воина стоял один-единственный пухлый том в потрепанном кожаном переплёте с застёжкой.

– Сартог меня дери! Не может быть! – Воскликнул радостно Защитник и закашлялся поперхнувшись.

Пару раз стукнул себя кулаком в грудь, пытаясь пропихнуть кусок дальше. Если он не ошибся. Если только недолгие поиски увенчались успехом, ему не придётся киснуть в этой дыре вечность.

Поддавшись глупому суеверию, вчера Пасита даже в шутку не стал произносить слова древней клятвы. Он точно не собирался оставаться в Золотых Орешках. Не мечтал служить верой и правдой толпе лапотников, защищая от надуманных невзгод. Для этого существуют безродные Защитники.

«Или тин Даррены».

Усмехнувшись, тин Хорвейг вытер руки о занавеску – какие уж тут могут быть хорошие манеры? Схватив с полки книгу, вернулся к столу. Положил, с каким-то внутренним трепетом глядя на легенду. Осмотрел простой кожаный переплёт – никакого золочёного или украшенного драгоценностями оклада, кроме стёршегося тиснения, изображающего переплетённые руны богов: Керун и Киалана.

«Книга Излома. А с виду и не скажешь».