Текст книги "Лис пустыни. Генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель"

Автор книги: Лутц Кох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Глава 9. ЗАГОВОР ФЕЛЬДМАРШАЛОВ

КРУЖОК ДРУЗЕЙ ФЕЛЬДМАРШАЛА РОММЕЛЯ

В конце июня 1943 года отдохнувший и подлечившийся генерал-фельдмаршал Роммель снова был в строю и приступил к созданию так называемого «рабочего штаба Роммеля». Штаб находился в личном ведении Адольфа Гитлера и занимался исключительно вопросами Средиземноморья. Во исполнение специальных задач офицеры накапливали необходимую документацию, заполняли карты и анализировали поступающую по разведывательным каналам оперативную информацию по Средиземноморью и прилегающим территориям о концентрации и передислокации германских и союзнических войск.

Не нужно было быть провидцем, чтобы предсказать ход дальнейшей военной карьеры маршала: не имевший опыта боевых действий в России Роммель рано или поздно должен был получить назначение в Южную Европу. Однако Гитлер не торопился, и только через пять месяцев, уже после свержения Муссолини, Роммель был назначен командующим группой армий. За эти месяцы вынужденного бездействия у него было достаточно времени, чтобы еще раз обдумать свою африканскую эпопею и наметившееся расхождение с фюрером.

«Рабочий штаб» стал средоточием старых проверенных в горниле африканских битв кадров. Генерал Гаузе снова возглавил штаб, а его 1-«а»[21]21
  (см. приложение).


[Закрыть] как и прежде был оберст фон Бонин (см. приложение). Только на должность 1-«с» пришел новичок – оберстлейтенант Молль, вюртембергский земляк маршала, испивший до дна горькую чашу поражения и оставивший за своими плечами «Африканский Сталинград». Этот узкий круг единомышленников на себе вынес всю тяжесть ливийской и тунисской кампаний. Вместе с другими немецкими солдатами они стали жертвами дилетантизма и поверхностного оптимизма властей предержащих. Им еще повезло – они уцелели, а многие навечно остались в песках Африки или попали в плен к союзникам. Они все еще продолжали оставаться исполнительными военнослужащими, но уже начали сомневаться в праве диктатора отдавать им безумные приказы. За недели, проведенные в непосредственной близости от Ставки, еще больше окрепла их внутренняя убежденность в том, что Гитлер в принципе не имеет права вмешиваться в вопросы военного строительства. Изо дня в день они становились свидетелями того, как, вместо сдерживания и «усмирения», ближайшее окружение подстегивает воинствующее донкихотство самодовольного диктатора.

«Рабочий штаб» собирался в полном составе по вечерам в гостиной Главного штаба вермахта. Пустующее здание, расположенное непосредственно у границы внешнего кольца оцепления штаб-квартиры фюрера, было временно предоставлено в их полное распоряжение. По свидетельству оберстлейтенанта Молля здесь бывали генерал-фельдмаршал Манштейн и начальник генштаба Цайцлер, хотя преобладающее большинство высшего военного руководства с предубеждением и подозрением относилось к «клике Роммеля», как они их называли. Под председательством маршала Роммеля в открытой и нелицеприятной дискуссии обсуждались животрепещущие проблемы рейха, но главной темой оставалась возможность дальнейшего продолжения войны. Они спорили, соглашались и не соглашались друг с другом, но уже в то время были единодушны в главном: эту войну уже невозможно выиграть с помощью сугубо военных средств. Все они относились к Гитлеру как к не лишенному богатой фантазии политику, но абсолютно бездарному полководцу. Умело манипулируя общественным сознанием, он узурпировал власть и не желал с ней расставаться, действуя из ложного понимания престижа и авторитета и вопреки здравому смыслу. Члены «кружка фельдмаршала» сходились во мнении, что большинство руководителей самого высокого уровня, назначенных на свои посты и должности личным распоряжением Адольфа Гитлера, ни по личностным, ни по деловым качествам не соответствуют сложности поставленных перед страной задач. Кейтель как глава ОКВ был по единодушной оценке «абсолютным нулем без палочки», а слывущий крупным военспецом Йодль, возможно, и смог бы командовать дивизией, но никак не соответствовал занимаемой должности. Это был великолепный образчик честолюбивого генштабиста, дорвавшегося до власти, любящего и умело пользующегося этой практически ничем не ограниченной властью советника фюрера по военным вопросам. Отношения между Роммелем и Йодлем всегда были напряженными, можно даже сказать, что Йодль был ярко выраженным недоброжелателем маршала. А больше всего его бесил тот факт, что в обход рутинной процедуры Роммель мог напрямую обращаться к фюреру с докладом. Йодль категорически возражал против того, чтобы Гитлер получал информацию из других источников, кроме его. Более того, он ревностно стремился к тому, чтобы в ежедневных сводках любое сообщение с театров военных действий доводилось до сведения диктатора только после преломления через призму восприятия его советника и в зависящей от ситуации дозировке. Йодль прекрасно знал аналитические возможности Роммеля, и его предубеждение к нему росло год от года по мере того, как сбывались большинство долгосрочных прогнозов маршала. Во время визитов Роммеля в Ставку Йодль всегда встречал его с подчеркнутым неприятием и демонстративной враждебностью. Он мог заставить Роммеля часами высиживать в приемной то ли из уязвленного самолюбия, то ли из расчетливого цинизма и жестокости. Впрочем, маршал платил ему той же монетой, а позднее с нескрываемой ненавистью относился к человеку, чьи панибратство и угодливость стали «притчей во языцех» и вызывали у всех едва ли не большее презрение, чем жуткие манеры и лизоблюдство Кейтеля, метко прозванного в армии «Лакейтелем»!

После вынужденного ухода с позиций под Эль-Аламейном Роммель стал для Йодля «отработанным материалом и опасным пораженцем», который должен был руководить армией «совершенно иначе». В результате кропотливой и целенаправленной работы ему удалось возвести стену недоверия между Гитлером и фельдмаршалом даже там, где непреклонный в своей воле диктатор в общем-то изначально был готов последовать мудрым советам Роммеля или согласиться с его оценкой ситуации.

Разговор между адъютантом Йодля, оберстом Вайценеггером, и 1-«а» штаба Роммеля, фон Бонином, был весьма характерным для отношений двух непримиримых противников. Оберст пригласил к себе штабиста и предложил ему «искренне и невзирая на лица» высказать все, что он думает о фельдмаршале. Вайценеггеру было хорошо известно, что раньше этот офицер относился к Роммелю с предубеждением (собственно по этой причине его и «внедрили» в штаб!), поэтому он даже не сомневался, что штабс-офицер начнет «петь». Каково же было его удивление, когда выяснилось, что за месяцы совместной работы фон Бонин ближе узнал великого солдата и полностью переменился в своем отношении к нему. Вайценеггер был искренне поражен, услышав восхищенный отзыв о ненавистном его шефу Роммеле. Впрочем, он быстро пришел в себя и, повторяя интонации Йодля, стал распространяться, что дескать «Роммель законченный пессимист, он принимает неправильные решения и отдает ошибочные указания; он бежит, начиная с Ала-мейна, и никак не может остановиться». После слов о том, что «фельдмаршалом движет животный страх перед противником», оберст фон Бонин встал, откланялся и удалился.

Получив в этом случае несколько неожиданный отпор, Йодль преуспел в главном: он использовал весь богатейший арсенал своих интриганских возможностей и все-таки перекрыл Роммелю доступ в Ставку. В кульминационный момент давно уже начавшегося распада военной машины рейха он стал непреодолимой преградой на пути единственного в вермахте человека, который осмеливался говорить правду в лицо, какой бы горькой она ни была. Поднаторевший в паркетных баталиях Йодль легко переиграл Роммеля, но, блокировав один путь, он помимо своей воли оставил открытым другой – путь борьбы с диктатором и его бездарными или же воистину не ведающими, что творят, приспешниками.

РОММЕЛЬ И МАНШТЕЙН

Роммель и его единомышленники прекрасно понимали, что дальше так продолжаться не может. В конечном итоге Гитлер оказался несостоятельным политиком и военачальником, ничего хорошего нельзя было ждать и от его окружения. Но кто начнет действовать и что получится в результате этих действий? Это были главные темы многочасовых дискуссий. Сошлись на том, что в настоящий момент только военные круги обладают реальной силой и только они в состоянии противостоять ошибочному военно-политическому курсу диктатора. Была сформулирована и главная политическая идея антиправительственного заговора – сделать все возможное, чтобы уберечь немецкий народ от полного фиаско в этой злосчастной войне.

В вечерних застольях принимал участие и генерал-фельдмаршал Манштейн, прибывший в Ставку для обсуждения планов летнего наступления 1943 года с Гитлером. Когда летом 1942 года Гитлер снял начальника генштаба генерал-оберста Гальдера из-за концептуальных разногласий по русской кампании, многие прочили на этот пост блестящего Манштейна. Однако фюрер отклонил подходившую по всем параметрам кандидатуру, и в этом проявилось его негативное отношение к сильным и ярким личностям. Говорят, что Гитлер произнес:

– Он действительно лучший, но мы не можем находиться рядом друг с другом больше трех дней. Дело заканчивается грандиозным скандалом…

Манштейн показался диктатору слишком самостоятельным, слишком критичным и слишком здравомыслящим человеком. Гитлер выбрал Цайцлера, с которым, как он считал, ему будет легче управляться. Фюрер всегда предпочитал окружать себя бесхребетными истуканами с лакейскими душонками, чтобы не «травмировать» свое сверхэгоцентричное сознание.

Насколько же другими критериями руководствовался в выборе министерских чинов досточтимый Бисмарк в благословенной памяти имперские времена. Перед отъездом из Берлина в Петербург служивший в то время послом Бисмарк пожаловался принцу-регенту Вильгельму, будущему кайзеру, на вопиющую некомпетентность чиновников царского двора. «Зачем вы мне это рассказываете? Вы что, нашли свободные уши?» – грубо оборвал его регент. «Хочу напомнить вам, ваше высочество, что даже прусский ландрат не сможет управлять округом без расторопного секретаря. Монархи тоже не в состоянии управлять страной, не покидая своих покоев. Фридрих Великий, например, тщательно относился к подбору своих министров и остерегался назначать бездарных…» – ответил Бисмарк.

Манштейн занимался подготовкой нового танкового наступления на Восточном фронте, и у него возникли серьезные разногласия с фюрером по поводу боевого применения бронетанковых войск. Гитлер требовал стопроцентного сосредоточения техники на направлении главного удара, Манштейн же намеревался придать только некоторую часть танков первому эшелону наступающих армий, а основные бронетанковые силы должны были атаковать из второго эшелона, завершая и расширяя прорыв боевых порядков русского фронта. Манштейн прекрасно понимал: если в этот решающий для рейха момент сложившееся на фронтах положение не будет оценено должным образом и самым срочным образом не будут сделаны надлежащие выводы, то уже очень скоро ситуация выйдет из-под контроля и станет непредсказуемой.

Роммель рассказал фельдмаршалу о своей встрече с фюрером, во время которой он намекал последнему на необходимость коррекции внешнеполитического и военного курсов. На прямо поставленный вопрос, как он представляет себе дальнейший ход войны, Гитлер давал либо уклончивые ответы, либо вообще никаких. Он рассказал Манштейну и о своем глубоком разочаровании в ближайшем окружении Гитлера и его способности положительно влиять на ход событий. Раньше он и представить себе не мог, как глубоко в общество проникли метастазы гестапо. Об этом он тоже говорил фюреру, утверждая, что необходимо категорически пресечь злоупотребления властью со стороны этой зловещей организации, иначе парализованная страхом нация будет просто не в состоянии выиграть войну. Ну, а особое недовольство Гитлера во время этой беседы вызвало критическое отношение Роммеля к тотальной мобилизации и призыву на воинскую службу «зеленой» молодежи.

Уже после войны фрау Роммель рассказала о том глубочайшем потрясении, которое испытал ее супруг в связи с капитуляцией Сталинградской армии. Гитлер, ожидавший от Паулюса «достойного немецкого офицера поступка», однажды заметил:

– Его ждали горние выси Валгаллы, но он выбрал подвалы Лубянки…

Услышав эти слова диктатора, Роммель внутренне содрогнулся и замолчал…

В узком кругу близких ему людей маршал часто вспоминал эти слова и всегда говорил, что понимает и одобряет действия Паулюса. Если бы «приказ фюрера» не отозвал его из Африки и ему удалось уцелеть в ходе жестоких боев, он бы как Паулюс разделил горькую участь своих солдат во вражеском плену:

– Чтобы сдаться в плен вместе со своей армией, требуется куда больше мужества, чем просто пустить себе пулю в лоб…

Беседы с Гитлером часто перерастали в яростные споры на повышенных тонах, и о них становилось известно ближайшему окружению фюрера, которое уже очень скоро стало сомневаться в непременной в этих кругах внешней «верноподданности» Роммеля. Ходили слухи, что «серый кардинал», Борман, уже внес фельдмаршала в свои «черные списки». Эти бесплодные разговоры укрепляли Роммеля в мысли, что Гитлер на самом деле не тот человек, за которого его выдает пропаганда, что он вместе со всем немецким народом заблуждались относительно истинного содержания личности фюрера. Лимит доверия иссякал и росла убежденность, что есть только один способ спасти нацию от гибели…

Роммель подробно и обстоятельно ввел Манштей-на в курс своих бесед с фюрером и настойчиво рекомендовал ему при случае попытаться продолжить их с диктатором в том же духе – духе лояльной эволюции режима. Разработанная кружком Роммеля программа-минимум предполагала незамедлительную отставку Геринга, Кейтеля и Йодля; расформирование ОКВ, создание нового генштаба сухопутных войск и частичное переподчинение люфтваффе генштабам армии и флота. Программа не вызвала возражений Манштейна, и он изложил ее во время встречи с Гитлером. По словам фельдмаршала, знавший содержание разработок Роммеля в общих чертах, фюрер вначале воспринимал его слова спокойно, потом вспылил и в конце концов прервал аудиенцию.

Офицерская «фронда»[22]22
  От франц. «fronde», буквально – праща; общественные движения 1648–1653 во Франции против абсолютизма и правительства Мазарини, включавшие в себя различные социальные слои. (Прим. перев.)


[Закрыть] предполагала, что после свержения Гитлера пост рейхспрезидента должен по праву принадлежать «Гинденбургу 2-й мировой войны», Эрвину Роммелю. Маршал отклонил это лестное предложение – всю жизнь он сторонился политики и утверждал, что «ничего в ней не понимает».

Через два или три дня после первой неудачной беседы с Гитлером Манштейн снова появился у Роммеля. На этот раз они решили действовать поочередно: вторую попытку предпримет Манштейн, а на следующий день, в который уже раз, Роммель. После очередного фиаско маршалы решили искать выход из положения в обход Гитлера. Они придерживались точки зрения, что фюрера не следует отстранять от власти – его пыл нужно немного остудить, заставить действовать под контролем и добиться от него выполнения программы-минимум в интересах дальнейшего ведения войны и во избежание катастрофы для немецкого народа. Уже тогда Роммель думал о возможности контакта с западными державами.

По разработанному плану заговорщики намеревались захватить территорию штаб-квартиры силами верных им войск и немедленно арестовать Геринга, Кейтеля и Йодля. Потом фюрер должен был утвердить обширную программу преобразований в стране. Вплоть до принятия и подписания законопроекта Гитлером функции военного комиссара должен был возложить на себя Эрих фон Манштейн. Роммель был убежден, что Адольф Гитлер, лишенный «ядовитого жала» и возможности влиять на ход военных событий, будет не опасен и может остаться на посту главы государства. Маршал считал такое решение единственно приемлемым, так как стремился избежать раскола в обществе и гражданской войны.

Манштейн еще раз попытался пробиться на прием к Гитлеру, но получил отказ. В кругу единомышленников Роммеля воцарилось тягостное уныние, как вдруг, между 1.30 и 2.00 ночи, фон Манштейна срочно вызвали по телефону в Ставку.

ОТСТАВКА МАНШТЕЙНА

Обескураженный и огорченный Манштейн вернулся из Ставки около пяти утра. Благодаря достоверным свидетельствам высокопоставленного офицера генерального штаба, присутствовавшего на этой встрече, я восстановил ход этой важной для всех действующих лиц моего повествования беседы. Фон Манштейн провел с глазу на глаз с Гитлером свыше двух часов. С самого начала фюрер уверил его в том, что он может выражаться открыто, без обиняков и не опасаясь возможных последствий. Гитлер даже запретил протоколировать беседу (случай для него неслыханный!), чтобы придать ей «большую доверительность». Манштейн начал крайне резко, невзирая на лица, излагать суть выработанной вместе с Роммелем программы. Он высказался о коррумпированности партаппарата, некомпетентности ближайших военных советников… Гитлер молча слушал – не прерывая, не возражая и не высказывая своей позиции. Внезапно он поднял руку, дал маршалу знак остановиться и произнес:

– Фельдмаршал фон Манштейн, наши точки зрения расходятся по основополагающим моментам. По некоторым причинам я не могу отказаться от раз и навсегда избранной линии. Я не могу выполнить ваши требования и не принимаю ваших условий. Само собой разумеется, что вы утратили мое доверие. Я обещаю проследить, чтобы уход в почетную отставку был подготовлен в соответствии с вашими заслугами перед рейхом…

Ровно через 8 дней после этой встречи Манштейн был отстранен от должности.[23]23
  30 марта 1944 года в Оберзальцберге получил «Дубовые листья» к «Рыцарскому кресту» из рук фюрера и отправлен в отставку.


[Закрыть] Так Гитлер завел его в тупик, лишил реальной власти и возможности взаимодействия с Роммелем согласно запланированной ими операции. Фон Манштейна подкосила эта неудача, и в дальнейшем он отказался от каких-либо контактов с Роммелем. Под предлогом уточнения позиций на театре военных действий Роммель в последний раз попытался связаться с опальным фельдмаршалом через некоего офицера генштаба. Манштейн не выказал ни малейшего интереса к этой встрече, тогда уже Роммель начал относиться к нему с подозрением. В то время Роммель не мог действовать в одиночку, оставшись полководцем без полков и фельдмаршалом без армии.

История с Манштейном не прошла бесследно для подорванного здоровья Роммеля – фобии превратили его жизнь в сплошной ад. После каждого нового расквартирования он приказывал проверять помещение на предмет обнаружения подслушивающих устройств. Маршал справедливо опасался слежки, даже не сомневался в том, что находится под наблюдением гестапо или СД.

В начале июля 1943 года штаб-квартира была переведена в Берхтесгаден, а Главный штаб сухопутных войск остался в Восточной Пруссии. «Рабочий штаб» Роммеля перебрался вслед за Ставкой фюрера и размещался в одной из казарм местечка Франкентрупп под Берхтесгаденом. Роммель по-прежнему занимался вопросами Средиземноморья и дважды в день присутствовал на оперативных совещаниях при фюрере. Утренние совещания начинались в 11–11.30 утра и продолжались до обеда, около полутора часов. Вечерние начинались между 20.00 и 20.30 и обычно продолжались два часа, но очень часто обсуждение ситуации на аренах военных действий заканчивалось и заполночь.

ОПЕРАТИВНОЕ СОВЕЩАНИЕ

По свидетельству одного генштабиста из окружения Роммеля оперативные совещания в Ставке производили двусмысленное впечатление. Ежедневная рутина притупляла восприятие «старожилов», а на новичков самым удручающим образом действовала поверхностность при принятии решений, касающихся жизни десятков тысяч солдат и судьбы целых народов. Обычно совещание открывалось докладом начальника генерального штаба. В отведенные на выступление 10 минут ему по логике вещей следовало бы проанализировать общее положение на фронтах и заострить внимание присутствующих на последних оперативных сводках, но он ограничивался только Восточным фронтом. Средиземноморье и все остальные, так называемые «театры военных действий ОKB» находились в компетенции печально известного Йодля. Потом Цайцлер молниеносно справлялся с докладом о положении дел на отдельных участках Восточного фронта, а Гитлер молча сидел, низко опустив голову над столом, даже не пытаясь проявить заинтересованности. Раз за разом его здоровая рука погружалась в карман в поисках стеклянного флакона со стимулирующими таблетками. В то время фюрер уже производил впечатление тяжело больного человека. Если он говорил, то настолько тихо, что стоящий рядом с ним человек вынужден был прилагать немало усилий, чтобы попытаться хоть что-нибудь понять.

Затем к карте подходил Йодль и сообщал о развитии ситуации в Италии, Норвегии, во Франции и на Балканах. Он производил парадоксальное впечатление толкового и грамотного докладчика, совершенно не желающего глубоко вникать в суть излагаемых проблем. Он играл хорошо поставленным голосом, обрисовывал проблемные задачи, вычленял узловые вопросы, которые никто в его оперативном отделе никогда и не собирался решать. Как и старый рутинер Цайцлер, он старался как можно быстрее проскочить «сомнительные», с точки зрения тяжести создавшегося положения, места в своем рапорте и тогда сбивался на речитатив. Если не происходило ничего экстраординарного, Гитлер оставлял и это выступление без замечаний. В докладах обоих генерал-оберстов обычно содержался перечень оперативных мероприятий ближайших дней и даже часов, он-то и поступал на окончательное утверждение Адольфа Гитлера. Иногда фюрер крайне скупо консультировался с Герингом и другими участниками совещания, ограничиваясь подчас вялым движением руки или репликой «согласен», или «об этом не может быть и речи, ищите более приемлемое решение».

С докладом о войне в воздухе выступали либо Геринг, либо начальник генштаба люфтваффе, Ганс Ешонек. От ВМФ выступали Дениц или его начальник штаба. В самом конце утреннего совещания слово предоставлялось начальнику метеослужбы. В связи с перспективой ожидаемых воздушных налетов на территорию рейха его долгосрочные метеорологические прогнозы обретали особую актуальность. На этом «военная» повестка дня обычно исчерпывалась, и генералитет возвращался к прерванным делам. Выступавший в самом начале совещания Цайцлер к концу его обычно исчезал. Штабная история сохранила плоский, но не ставший от этого менее правдивым анекдот: когда на начальника Генерального штаба находила «блажь» и ему вдруг хотелось узнать о положении дел на других аренах военных действий, он использовал богатейший арсенал трюков или прибегал к помощи преданных ему ординарцев, писарей и прочих «осведомителей». Так на самом деле выглядели взаимодействие фронтов и координация боевых действий, которые значили для испытывающей постоянный дефицит сил и средств Германии куда больше, чем для богатых союзников.

Вслед за военными выступали политики и промышленники. Шпеер высказывался по проблемам вооружений, а представитель МИД, это мог быть и сам Риббентроп, излагал «актуальные вопросы немецкой внешней политики», к сожалению, как таковой на тот момент уже не существовавшей и занимавшейся исключительно мелочами. После совещания подавали обед. Гитлер обедал только в избранном кругу с получившими особое приглашение гостями.

Вечернее совещание протекало по тому же сценарию, только продолжалось значительно дольше. Вечером больше говорили о политике, а дискуссии и дебаты плавно перерастали в пустопорожнюю болтовню. Когда большая часть приглашенных покидала зал для совещаний, Гитлер мог на несколько часов остаться в узком кругу особо приближенных лиц. Только здесь диктатор «оттаивал» и вел застольные беседы на всевозможные темы.