Текст книги "Девочки с Венеры, а мальчики… с дуба рухнули?"
Автор книги: Луис Реннисон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Луис Реннисон
Девочки с Венеры, а мальчики… с дуба рухнули?
Бог Любви пришел и… эээ… снова удалился
Воскресенье, 18 июля
У меня в комнате
18.00
Сижу у окна и взираю на чужой праздник жизни.
Кто бы мог подумать, что все обернется полной парашей? Мне всего четырнадцать, а на мне уже можно ставить крест, и все из-за родителей.
Я сказала маме:
– Если в твоей жизни все закончено, не фига на мне отыгрываться.
Мама злится и все время поправляет лифчик, как метательница диска на старте. Хорошо, что еще диска нет, а то бы он точно в меня полетел.
Господи, какая несправедливость! Они хотят разлучить меня с друзьями, оборвать мою любовь и заслать меня в какую-то там Киви-гоу-гоу-ландию (См. «Джорджиальные словечки»).
Я сказала маме все, что про нее думаю, а она обозлилась и крикнула:
– А ну марш в свою комнату!
– Ах, так? Ну и прекрасно. Я ухожу, и знаешь почему? Потому что ты испортила мне жизнь!
Я ушла и хлопнула дверью. Пусть ей будет стыдно.
А мне ничего не оставалось, как лечь в постель.
19.00
Ах, Робби, Робби, где ты теперь?
Вообще– то Робби в походе. А без него тут такое…
Хорошо еще, что я успела стать его девушкой.
19.15
Робби ждет большой удар: через неделю меня увозят к черту на куличики.
19.18
После стольких стараний – полный облом. Сколько косметики было изведено, сколько денег выклянчено, сколько каблуков истоптано, только бы «случайно» попасться на глаза моему Богу Любви. А сколько бессонных ночей провела я в мечтаниях, и все псу под хвост. Мы с Робби дошли уже до шестого пункта по шкале поцелуев. Он только дозрел, чтобы встречаться со мной, несмотря на разницу в возрасте, и вдруг мама подкидывает такую подлянку – купила билеты до Новой Зеландии.
Я вся изревелась, и мой нос, и без того большой, набух от горя. И в лучшие-то времена он не радовал меня, а теперь и просто побил все рекорды носатости.
21.00
Я этого не переживу.
21.10
Когда не хочется жить, время ползет медленно.
21.15
Надела темные очки, чтобы спрятать зареванные глаза.
Очки мне купила мама – пусть даже не подлизывается, все равно мне жизнь испортила. Но я все-таки их взяла. Поеду в них в страну вечно зеленых киви. Нормальные очечки. Я в них как французская актриса из одной мелодрамы – она там без конца целуется с Жераром Депардье, а потом они расстаются, и героиня курит сигареты «Galoise» и плачет.
Я подошла к зеркалу… как же фамилия той французской актрисы, у нее еще такой хриплый трагический голос, как у меня после рева:
…Она была всего лишь подросток (грассируя)… и родители (ударение на последнем слоге) увезли ее в NouvelleZelande (1)1
Новая Зеландия (фр.)
[Закрыть]
Merde! (2)2
Проклятие! (фр.)
[Закрыть]
Услышав, как мама поднимается наверх, я юркнула под одеяло…
Она приоткрыла дверь и говорит:
– Джорджи, ты спишь? Я молчу. Пусть мучается.
– Сними очки, – сказала мама, – а то ослепнешь…
Она что, медик? Она такой же медик, как наш папа – «оч. умелые ручки». У него руки-глюки (См. «Джорджиальные словечки»).
Видели бы вы построенный им сарай! Он обрушился в тот самый момент, когда туда вошел дядя Эдди.
Я провалилась в тревожный сон, а потом из соседского сада послышался ор и грохот. Что там у них? Урожайная страда на ночь глядя? Никакого сочувствия к чужому горю! Меня так и подмывало крикнуть из окна: «Эй, вы! Копайте потише!»
Но я молчу – у меня горе.
Полицейский рейд
Ну очень интересно
00.10
В дверь позвонили: я вылетела на лестницу и свесилась вниз. Мама, как была в одной сорочке, пошла открывать. А у нее все просвечивает, и груди на блюдце. Никакой гордости у женщины.
На пороге два полицейских: у того, что повыше, подраны штаны, и на вытянутой руке он держит мешок, в котором что-то дрыгается.
– Это ваш котяра? – говорит он взбешенным голосом, хотя полицейские обычно очень вежливые.
– Эээ… – мычит мама. Я сбегаю вниз.
– Добрый вечер, констебль, – говорю. – А этот кот, он размером с Лабрадора?
– Пожалуй, – отвечает полицейский.
– Он такой пятнистый, и одно ухо рваное?
– Эээ, да, – кивает он.
– Ну, тогда это точно не наш.
Я думала, получилось смешно, а констебль нахмурился:
– Деточка, нам не до шуток.
Мама опять начала цокать языком, качать головой и поправлять грудь под рубашкой. Омерзительное зрелище. Я думала, что констебль скажет ей: «Мадам, подите и накиньте что-нибудь на себя», а он даже глазом не повел.
– Этот ваш кот, – сказал констебль, – терроризирует соседей. Он загнал их в теплицу, они едва выбрались. А потом он начал гоняться за их пудельками.
– Ничего удивительного, – отвечаю я. – С ним такое бывает, потому что в нем течет кровь дикой шотландской кошки. Иногда он слышит зов предков, и тогда…
– Тогда держите его на привязи, – оборвал меня полицейский.
Потом он долго разглагольствовал про общественный порядок, и у меня было время подумать о своем, о девичьем. Когда констебль умолк, я сказала:
– Послушайте, мои фазер-мазер заставляют меня ехать в Вангамата, а это на другом конце света, в Новой Зеландии. Вы смотрели сериал «Соседи» (См. «Джорджиальные словечки»)?
Тогда вы меня поймете. Спасите меня. Мама сердито посмотрела на меня и сказала:
– Джорджия, прекрати, и так тошно.
– Мы вас серьезно предупреждаем, – сказал полицейский. – Держите кота в узде, иначе мы будем вынуждены принять строгие меры.
И тут моя мамочка стала улыбаться как идиотка и накручивать локон на палец:
– Ах, мне так неловко, что мы доставили вам столько хлопот. Не желаете пройти и выпить чашечку кофе?
Ужас. Теперь полицейские подумают, что у нас не семья, а бордель какой-то. Но, представьте, инспектор расплылся в улыбке и говорит маме:
– Вы очень любезны, мадам, но нам пора. Мало ли еще в городе других опасных котов и людей.
Я многозначительно посмотрела на рваные штаны констебля и взяла из его рук дрыгающийся мешок.
Когда полицейские ушли, мама начала рвать и метать, угрожая выкинуть Ангуса на улицу.
– Отлично, мамочка. Ты лишаешь меня самого дорогого. Сначала любимого парня, потом любимого кота. Ты эгоистка. Я не могу бросить Робби. Он секс-символ и требует постоянного контроля.
Но мама молча ушла к себе в комнату.
Ангус гордо вылез из мешка и пошел на кухню подкрепиться. Он урчал как пушистый мотор и был очень доволен жизнью. Потом на кухню приволоклась Либби – в пижамке и со своим любимым «одеялком» – это она так называет мамин старый гигантских размеров бюстгальтер. Подгузник у Либби сполз, проник под штанину и превратился в пухлый наколенник. Не хватало еще, чтобы она тут наложила в штаны.
– Либби, пойди к маме, пусть она поправит тебе подгузник, – говорю.
– Плахой мальчик, – сказала мне Либби, поцеловала Ангуса в нос и потащила его к себе в комнату.
И как он ей такое позволяет, ума не приложу! Он мне вчера чуть руку не откусил, когда я хотела помыть его миску с остатками еды.
Понедельник, 19 июля
11.00
Я в полном ауте. Прошло уже полтора дня с тех пор, как мы поцеловались с Б.Л, и у меня началась поцелуйная ломка* (См. «Джорджиальные словечки») – губы сами собираются бантиком.
Как бы мне увильнуть от поездки в Новую Зеландию? Я уже начала принимать меры – устроила голодную забастовку (не считая одного «Джемми Доджерс») (См. «Джорджиальные словечки»).
14.00
Звонит телефон. Мама орет из ванной:
– Джи, сними трубку. А я ей в ответ:
– Можно быть чистым снаружи, но грязным внутри!
– Джорджия, сними трубку! – сердито повторяет мама.
С трудом поднимаю себя с кровати, плетусь вниз к телефону:
– Алло, отель Разбитых Сердец слушает. А в ответ только треск, шипение и завывание…
– Алло! Алло! – ору я.
И вдруг откуда-то издалека доносится:
– Черт!
Это голос моего отца (я еще называю его фати (от немецкого «фатер»). Фати звонит нам из Новой Зеландии, и, как всегда, он не в духе.
– Джорджи, что ты кричишь? У меня чуть барабанные перепонки не лопнули.
– А ты что молчишь? – возмущаюсь я.
– Неправда, я с тобой поздоровался.
– А я не слышала.
– Потому что ты кричала.
– Я не кричала, а говорила «алло», – огрызнулась я. – Я не могу одновременно говорить и слушать.
– А вот у нормальных людей это получается.
Ну вот, опять пошло-поехало, все у него не так.
– Мама в ванной, – говорю я.
– Ты хоть меня узнала? Помнишь меня?
– Помню. Ты такой… толстопузик со смешными усами.
– Джорджи! Ты меня удивляешь. Не груби отцу и позови маму. И чему вас только в школе учат!
Я убрала трубку от уха и крикнула:
– Мутти, там какой-то дяденька звонит, утверждает, что он мой фати, но что-то я сомневаюсь, уж больно он ворчит.
Мама вышла из ванной в трусах и лифчике, волосы мокрые. Да-а, ну и грудь у моей мамочки, как ее не заносит на поворотах.
– Предупреждаю, что у меня трудный возраст, который называется нежным, – говорю я и передаю маме трубку. И под ее сердитый взгляд ухожу к себе и слышу:
– Здравствуй, любимый. Что? Да знаю… Да, я знаю… И не говори. Теперь понимаешь, каково мне с ней? Просто кошмар…
Очень мило. Между прочим, никто не просил производить меня на свет. Да и появилась-то я только потому, что мои родители… Даже представить противно.
У меня в комнате
14.10
Их разговор слышен даже отсюда:
– Я знаю, Боб… Я знаю, знаю… Знаю… И о чем это они? Я кричу из комнаты:
– Предупреди его, что я никуда не поеду!
Наверное, отец услышал мои слова, потому что в трубке раздался громкий писк. Ну и буйный же у меня папочка. Однажды я потихоньку добавила в его пиво «Лагер» пену для бритья, но отец не понял юмора, орал как резаный: «Дура!» и все такое. Он что, не понимает, как это отразится на моем здоровье и что потом ему же придется выложить за лечение кучу бабок. Если только я прежде не склею ласты.
14.30
Упорно не снимаю пижаму, слушаю грустную музыку.
На пороге нарисовалась мама:
– Можно?
– Нет.
Но она присела на краешек кровати и погладила мою ногу.
– Ууу… – протянула я и отвернулась.
– Солнышко, – сказала мама, – да, у тебя трудный возраст… Но это шанс, понимаешь? У твоего отца все пойдет по-другому.
– Что у него пойдет по-другому? Он что, похудел? Или сбрил усы? Нет. Он все равно останется толстым и усатым, тебя же это устраивает. Так что пускай возвращается.
– Джорджия, не груби, это не смешно.
– Очень даже смешно.
– Нет, не смешно.
– А кто смеялся, когда Либби назвала соседа дрочилой?
– Либби всего три года, и она не знает значения всех слов, для нее оно такое же, как «папа», например. Слушай, постарайся воспринять нашу поездку как приключение.
– Это как если бы я пошла в школу и попала под автобус?
– Ну да… Черт, да нет же! Джорджи, пожалей ты свою мамочку.
Я промолчала.
– Пойми, наш папа не может найти здесь достойной работы. А ведь он должен думать о своей семье.
Я все молчала. Горестно вздохнув, мама ушла.
Жизнь – голимая жестокость. Разве она не видит, что мне ну никак нельзя сейчас уезжать? Конечно, не видит, она же глупая. Умом я точно не в нее, со своими хорошими отметками по… эээ, ну ладно, проехали. Зато мама от души наградила меня «лохматобровым» геном. Она сама без конца выщипывает свои брови, чтобы одну сплошную бровю превратить в две, и меня обрекла на пожизненное выщипывание. В прошлом году я случайно сбрила брови, и они растут теперь с удвоенной силой. Если ими не заниматься, они так попрут, что станут препятствием для глаз. А Джаске повезло – у нее аккуратненькие бровки.
И уж коль речь зашла о наследственности, боюсь, что мама наградила меня еще «большегрудым геном». Моя грудь растет как на дрожжах, и я того гляди догоню маму, и на меня все будут оглядываться.
Пару лет назад мы плыли на пароме во Францию, мама стояла у парапета и смотрела на воду. А папа ей сказал:
– Дорогая, отойди от края, ты представляешь угрозу для навигации. (См. «Джорджиальные словечки»).
17.00
Мне в голову пришла гениальная идея. Простая, как кактус. Я попрошусь остаться, чтобы следить за домом и Ангусом, а то мало ли что – воры, поджигатели, сквотеры (3)3
Сквотеры – люди, незаконно вселяющиеся в чужое жилище.
[Закрыть]…
Или придут какие-нибудь анархисты и измалюют все стены черной краской, а потом доберутся до соседских пуделей, и тогда в сравнении с ними мой Ангус покажется им ангелом…
Что ж, пойду и порадую маму своим решением. Пообещаю ей подойти к охране дома со всей ответственностью. Другая отмазка – могу сослаться на нашу замечательную систему образования, какую поискать. И еще скажу:
– Дорогая мамочка, это очень ответственный момент в моей школьной карьере. Меня вот-вот возьмут в хоккейную команду.
Хорошо, что мама не знает моих годовых оценок. Увидев их, я ужаснулась, и мне пришлось подделать мамину подпись.
17.05
У нашей классной мисс Хитон по прозвищу Ястребиный Глаз явно проблемы с воображением. Она написала в дневнике: «На уроках ведет себя как ребенок». Ха, я и есть почти ребенок. А всего-то и было – изобразила паралич челюсти.
17.10
Когда мама уедет, я буду устраивать вечеринки. Но прежде нужно составить список, кого приглашать.
Секс– символы
Робби… Пожалуй, и все.
Из девчонок
Рози, Джулз, Эллен… Можно пригласить и Джас. При условии, что она будет хорошо себя вести. А то в последнее время она, прям, как Алиса из Туниса (См. «Джорджиальные словечки») – забросила лучшую подругу и вздыхает по своему Тому.
Просто знакомые
Мэбс, Сара, Абби, Фэбс, Хэтти, Бэлла – короче, нормальные девчонки, с ними можно общаться, но примерить мамину кожаную куртку я бы им не дала.
Пожалуй, к списку еще можно добавить кое-кого из мальчишек.
17.20
Можно даже позвать Свена, хотя он ужасно танцует. Ну и других знакомых, кто не безынтересен сам по себе (и особенно с подарками).
17.23
И уж кого я точно не позову, так это П. Грин. Даже близко не подпущу. Если меня и в следующем году посадят с ней за парту, я свихнусь. Она ужасная и помешана на хомячках.
Так, кого еще вычеркиваем? Макрель (См. «Джорджиальные словечки») Линдси, потому что она встречалась с Робби. Я девушка добрая и не хочу, чтоб она от горя отбросила ласты, видя, как мы с Робби обнимаемся и целуемся. Или не дай бог она меня убьет из ревности, и вечер будет испорчен.
Так, кого еще я не хочу видеть? Джеки с Элисон, эту наглую парочку. Им по нулям – они ужасно вульгарные.
21.10
Смотрю в окно и вижу большеротого Марка Большая Варежка. Он куда-то намылился со своими дружками. Господи, все кругом общаются, а моя лучшая подруга про меня забыла. И все из-за парня.
Как мелко.
А вдруг БЛ передумает со мной встречаться из-за моего большого носа?
21.15
Звонит Джаска. Спасибо, что хоть на минуту оторвалась от своего Тома и вспомнила про меня.
– Ты сказала маме, что не хочешь в Новую Зеландию? – поинтересовалась она.
– Я пыталась, но она никак не реагирует, хотя я ей все объяснила – про переходный возраст и про зарю женственности.
– Про какую еще зарю?
У нее что, тыква вместо головы?
– Объясняю, если не поняла. Помнишь, Джас, что нам сказала высокочтимая Спичка, отпуская нас на летние каникулы? Она сказала: «Девочки, вы находитесь на заре женственности, а продолжаете рисовать веснушки на носах. Это не смешно и лишено всякого женского достоинства».
– А по-моему, веснушки – это смешно, – заявила Джас.
– Я тоже так считаю.
– Зачем тогда Спичка так сказала?
– Джас…
– Что?
– Умолкни.
21.30
Либби пришла ко мне в постель и положила мне под бок Барби в скафандре и Томаса-Паровозика. Острые ручки Барби больно упираются мне в спину, но я терплю. Интересная компания получается – словно я сама большая игрушка и лежу с другими игрушками в общей коробке. Либби трется своим носом о мой – она увидела по телевизору, что так целуются эскимосы. Мне больно, нос у меня стал красный, и я говорю:
– Либби, хватит, я тебе не эскимос.
– Квигл-квогл-угу, – отвечает сестренка на самодельном эскимосском языке.
Что вообще происходит с моей жизнью?
22.00
Смотрю в окно – там светят звезды. Вспоминаются все люди, которые были в истории человечества – ведь им тоже было грустно, и они тоже просили Боженьку, чтобы он им помог. Я упала на колени, угодив в тарелку с бутербросным сандвичем (См. «Джорджиальные словечки»), оставленную мной на полу. Именно так, с коленями, упертыми в тарелку, я слезно молила: «Прошу тебя, Господи, пусть прямо сейчас зазвонит телефон, и пусть это будет Робби. Если это случится, обещаю, что стану ходить в церковь каждый день. Спасибо, Господи».
Полночь
Всевышний Фати меня не слышит. Какой смысл молиться, если ничего не происходит. Завтра куплю фигурку Будды.
Время не терпит. Может не стоит тратиться? Помолюсь Будде заочно.
Только я не знаю ни одной буддийской молитвы. Надеюсь, Будда говорит по-английски или, во всяком случае, умеет читать мысли – какой-никакой Бог, работа у них такая.
1.30
Давненько я не молилась Будде (было дело, целых полчаса потратила). Не буду растекаться мыслью по древу, попрошу только самое главное, а именно:
1. Чтобы на мое пожелание остаться дома и присматривать за котом, мама ответила мне: «Конечно, солнышко».
2. Чтобы мне позвонил БЛ (Бог Любви).
1.35
Думаю, этого достаточно. Про нос распространяться не буду (мне бы, конечно, его поменьше и не картошкой), про грудь тоже (и ее бы поменьше). Иначе придется молиться всю ночь, и Будда решит, что я обнаглела – из молодых да ранних.
Вторник, 20 июля
10.00
Если наш Бог меня все же не услышит, превращу свою комнату в буддийский храм.
А за окном птички поют, солнышко светит… И все это, видно, не для меня.
Вон сосед играет со своими собаченциями, его лысина отбрасывает солнечные зайчики.
Ой, мамочки! Из садового сарайчика показался Ангус – высматривает свою добычу. О вкусах не спорят, конечно. Кто-то любит говядину, крольчатину, а мой кот предпочитает пуделятину. Пока соседи не вызвали полицию, нужно спасать его – бежать на улицу и выманивать оттуда сосиской.
Что за жизнь, даже помолиться спокойно не дадут. Далай-ламе хорошо, у него наверняка нет такого кота, и папа его не поперся в Киви-гоу-гоу-ландию. Интересно, а как зовут папу далай-ламы? Папа Лама?
Надо же, моя жизнь идет под откос, а я еще умудряюсь шутить.
10.36
Не поняла. На мое предложение остаться в Англии мама расхохоталась и велела собирать чемодан.
Депрессия меня настолько доканала, что я рухнула на кровать. Мама без конца заглядывает в мою комнату и повторяет: «Собирайся!» Как будто ничего не произошло. А когда я сказала, что уже собралась, заставила меня встать и открыть чемодан. И тут она взорвалась:
– «Мужчины с Марса, женщины с Венеры» (4)4
Книга Джона Грея.
[Закрыть], щипцы для загибания ресниц, два бикини и кардиган? И это все?
– Я все равно никуда не буду ходить. И мне плевать на новозеландских овечек, сердце мое разбито.
– Тогда зачем тебе бикини?
– Из соображений здоровья.
– Это как?
– Ну как, из-за разбитого сердца у меня пропадет аппетит. И только солнце спасет меня от рахита – мы на биологии проходили.
– Но там сейчас зима.
– Так я и знала.
– Ты ведешь себя глупо.
И тут вся моя боль выплеснулась наружу:
– Это ты мне говоришь, что я веду себя глупо? А кто тащит меня незнамо куда и незнамо зачем?
От волнения мама аж вся зарделась:
– Неизвестно зачем? Там нас ждет папа!
– Я бы перебилась.
– Джорджия, ты говоришь ужасные вещи! – И мама вылетела из комнаты.
А я расплакалась. Если я и веду себя ужасно, то кто в этом виноват? Разве можно на меня так давить? И что отцу не сиделось дома, куда его понесло? Все подростки доводят своих родителей прямо с доставкой на дом. А мне для этого нужно ехать к черту на рога.
Папа в одном месте, мы в другом. Да я практически сирота. Ну если не считать мамы, бабушки с дедушкой, кузена Джеймса и прочих.
13.00
Пришла Либби. Осторожно, чтобы не расплескать, принесла блюдце с молоком. И при этом урчит.
– Спасибо, Либби, умница, – сказала я. – Поставь молочка, Ангус вернется с охоты и попьет.
Но Либби подошла и поставила блюдце на стол. Потом обняла мою голову и стала гладить по волосам. У меня слезы так и потекли.
– Пусть я несчастна, – сказала я, – но я сделаю все, чтобы ты была счастливой. Я махну на себя рукой и стану как буддийская монашка. Чтобы тебе было хорошо, я согласна даже носить плоскую обувь и эти жуткие оранжевые одежды.
И тут Либби наклонила мою голову к блюдцу и сказала:
– Пей, Джорджи, пей молочка.
Может, она еще погонит меня спать в кошачью корзину? Либби давно пора в детский сад, ей просто необходимо общение со сверстниками.
Говорят, до Новой Зеландии лететь целые сутки.
18.00
За окном раздался рев мотора – это приехал на своем довоенном драндулете дядя Эдди. Он забирает к себе Ангуса. Как же я буду жить без моего пушистого дуралея? Я не могу без него, а он без меня, потому что только я знаю все его заморочки. Например, он любит, когда я волоку по полу связку сосисок: а потом Ангус нападает на них из-за занавески, это заменяет ему охоту. А если он поймает мышку, нужно дать ему наиграться. Разве мой дядя с планеты чудиков способен понять кота?
Он приехал в кожаных штанах и куртке, как заправский мотоциклист. Сняв шлем и обнажив череп, сказал мне:
– Привет, как жистянка?
С чего мама решила, что этот лысый пряник способен справиться с Ангусом? Во-первых, сначала его нужно еще поймать и засадить в переносной домик. Пусть попробует.
18.30
Я в глубокой тоске. Разлука с родиной продлится несколько месяцев – я буду скучать по девчонкам и потеряю своего парня. Моя хоккейная карьера тоже пойдет прахом, потому что новозеландские маори вряд ли играют в хоккей. У них там принято играть в… эээ… короче, мы этого еще не проходили.
18.35
А часики– то тикают… Это как ожидание собственных похорон, или когда лежишь в реанимации.
Позвонила Джаске – мне нужно узнать, не получил ли Том весточку от своего старшего брата. Но чтобы выудить эту информацию, нужно проявить интерес к ее личной жизни.
– Привет, Джас! Как у тебя с Томом?
– Ой! – радостно захихикала Джас. – Мы тут вчера так смеялись, Том рассказывал, как у них в магазине…
– Слушай, он тебе ничего интересного не рассказывал?
– Ой, кучу всего интересного. – И она замолчала.
– Джас, и что? – Я просто в бешенстве!
– Ну… он сказал, что они подумывают расширить ассортимент молочной продукции.
– Джас, я у тебя спрашиваю про интересное. Меня интересует интересное, как, например, не упоминал ли Том про своего брата?
Джас немного обиделась, но говорит:
– Погоди минутку. А потом я слышу:
– Том! Ты разговаривал с Робби? Слышу, как Том кричит в ответ:
– Нет! Он же ушел в поход!
– Я это знаю, – говорю я Джаске.
– Она это знает! – кричит Тому Джас.
– Кто она? – интересуется Том.
– Джорджия.
Потом я слышу, как с первого этажа подключается Джаскина мама:
– А почему Джорджия интересуется Робби? Разве она не летит в Новую Зеландию?
– Летит! – кричит Джас. – Но ей очень хочется до отъезда увидеться с Робби.
– Джас, Джас, – увещеваю я. – Я только хотела узнать, когда он возвращается из похода, а ты обсуждаешь со всеми мою личную жизнь. Ты еще на улицу выйди.
– Я просто хотела помочь, – обиженно говорит Джас.
– Нет уж, спасибо.
– Ну как хочешь.
– Замечательно. Джас растроенно сопит.
– Джас?
– Что?
– Что ты молчишь?
– Ну ты же сама сказала не надо. Убить ее готова.
– Спроси Тома, когда вернется Робби.
– С какой стати? Ладно…
И слышу:
– Том, когда возвращается Робби?
– Как, разве не Робби встречался с Линдси? – снова встревает Джаскина мама.
– Ну да, – кричит Том, – только теперь он встречается с Джорджи.
– Бедненькая Линдси! – слышу я Джаскину маму.
Нет слов!
– Передай Джорджии, – кричит Том, – что Робби вернется в следующий понедельник.
Господи, в следующий понедельник! Я этого не переживу. К тому времени я уже буду в окружении новозеландских аборигенов. Я раздавлена горем, но не хочу расстраивать Джас, поэтому говорю:
– Конечно, я могла бы посмеяться над собой, но я так долго добивалась Робби. И вовсе не потому, что он из «Стифф Диланз», ты ведь знаешь. Я целый год ждала, чтобы он меня поцеловал, и это произошло. Мне было так хорошо, даже поджилки тряслись. Как ты думаешь, я его не очень шокировала, когда у меня отвалился клок волос?
В трубке послышался стук, шуршание, а потом Джаскино чавканье.
– Джи, что ты сказала, повтори? Пока вы перекрикивались с Томом, я тут бутербродик навернула.
Qu 'est ce que te point? (5)5
Что все это значит? (фр.)
[Закрыть]
19.30
Я больше не верю Джаске. Она резко упала в моих глазах. Это как в Библии про одну мадам, ставшую проституткой. Джас умерла для меня. Даже имени ее знать не хочу.
21.00
Звонит телефон. Несусь стрелой вниз.
Это Рози, Эллен, Джулз и Та, у которой нет имени (т. е. Джас). Девчонки набились в телефонную будку и хотят, чтоб и я пришла. Рози говорит мне, причем с китайским акцентом:
– Выходи-цу на улицу-цу.
Чтобы мое горе не бросалось в глаза, я накрасила ресницы и намазала губы помадой. Мутти с дядей Эдди при деле – они ищут Ангуса, чтобы затолкать его в переносной домик. Я знаю, что Ангус скрывается у меня на шкафу: он случайно выдал себя, уронив мне на голову кусок скумбрии.
Вот и пускай обыщутся его. Кто-то занимается киднепингом, а они – котнепингом…
На больных, конечно, не обижаются, но я скажу. Дядя Эдди похож на огромное яйцо в кожаных штанах. Однажды он приперся к нам с бочонком пива, и они с мамой его вылакали. Дядя Эдди заснул прямо на лужайке, упав лицом в траву. Тогда я нарисовала на его лысом затылке рожицу, причем несмываемыми чернилами. Ха-ха. Но дядя Эдди все равно на мне отыгрался – подъехал на танцпол на своем драндулете и ко всем приставал, где, мол, я, – будто он мой бойфренд…
Жизнь странная штука. Еще недавно я целовалась с секс-символом и дошла до шестого уровня по шкале поцелуев… И вот уже тебя увозят в страну вечно-зеленых киви. Нормальный у них там отдых – принимают грязевые ванны и едят жареные личинки сырной мухи. (Не верите? А это так – сама прочитала в брошюрке про Новую Зеландию). Какое свинство! Или, как любят говорить французы, le gran de le porker!
21.30
Когда я подошла к телефонной будке, девчонки все еще были там. С трудом приоткрыв дверь, Джулз сказала:
– Bonsoir, lа petite (6)6
Привет, моя маленькая (фр.)
[Закрыть] белая ворона.
Я протиснулась к ним, и мы были, как сельди в банке. Рози умудрилась высвободить одну руку и протянула мне фотку, сделанную в автомате.
– Это тебе на память.
На снимке были мои подруги – Рози, Джулз, Эллен и Та, у которой нет имени, только вместо носов у них были бумажные клювы, выкрашенные в черный цвет. Это они так ворон изображали. А на, обороте было написано:
Дорогая наша белая ворона! Это тебе КАРРтинка на память. КАРРоче, возращайся сКАРРей.
Я чуть не расплакалась:
– Девочки, спасибо.
Потом возле будки нарисовался Марк и сказал, что ему нужно срочно позвонить. Он стоял и лыбился, глядя, как мы с трудом выбираемся наружу. Даа, ну у него и варежка. Слава богу, что я с ним не целовалась.
– Ну что? – сказал Большая Варежка таким тоном, словно мы тут все лесбушки.
А, все едино! Жизнь-то моя закончена…
Мы с девчонками взялись за руки и пошли к моему дому. А Джас я руки не подала, потому что она меня достала. На газоне возле моего дома валялись садовые перчатки с оторванными пальцами. Значит, дядя Эдди все-таки умудрился засунуть Ангуса в переносной домик.
А мы с девчонками стали обниматься и плакать. А потом я пошла домой, а Джаска кинулась мне на шею и давай причитать:
– Джорджия, миленькая, как же мы тут без тебя… Я так тебя люблю. Ну прости меня, дурынду, за то что я чавкала в трубку, когда мы разговаривали по телефону.
Среда, 21 июля
Ни свет, ни заря, т. е. 10.00
Позвонила подруге, которая безумно меня любит. Но ведет себя она так, будто она взрослая, а я нет:
– Ой, Джи, не могу сейчас разговаривать, меня Том ждет, – говорит Джаска. – Потом созвонимся. Ciao.
Ну вот, и она «сбрутилась». Никому я не нужна. Мне все в лом, а им плевать. А ведь я была душой их компании. Кажется, пора снова налаживать мосты с Богом.
14.30
Я все равно не поеду в их Новую Зеландию. Для этого им придется меня связать и нести как багаж. Или накачать снотворным.
15.00
А с мамой я не разговариваю – правда, она еще не в курсе, потому что отправилась за покупками.
15.19
Сижу у телефона и посылаю мысленные сигналы. Я где-то вычитала, что силой собственной мысли можно притянуть к себе нужные события. И вот сижу и посылаю импульс: «Телефон, зазвони…» Вот я сейчас сосчитаю до десяти, и мне позвонит Робби…
15.21
…Ладно, пусть он мне позвонит, когда я сосчитаю до ста…
15.30
…Ладно, когда сосчитаю до ста на французском. Да, я сосчитаю до ста на французском, и Бог Любви мне позвонит. Господь Бог, или кто там у них отвечает за мысленные сигналы, обязательно оценит мои знания французского. Все ужасно. Через два дня мы с Робби окажемся на разных континентах. Что там континентах – на разных полюсах! С двадцатичетырехчасовой разницей во времени и вверхтормашками по отношению друг к другу.
15.39
Когда я на французском досчитала до ста, у меня жутко разболелась голова.
Во имя всех буклей Луи Четырнадцатого! Какого черта наша «француженка» мадам Слэк заставляла разучивать нас песенку «Mon Merle a Perdu une Plume»? (7)7
Нашла я черное перо, мой черный дрозд потерял его (фр.)
[Закрыть]
Вряд ли мне это пригодится, если я окажусь в Париже одна и без денег. Даже если я спою песенку про черного дрозда, денег на хлеб я попросить все равно не смогу. К тому же у меня нет никакого черного дрозда, а если бы и был, то потерей одного пера дело бы не обошлось – Ангус не дремлет. Хотя у меня теперь и Ангуса нет – его увез дядя Эдди. Как же я скучаю по своему котику, он лучше всех. Помнится, лежу я в кровати, и вдруг он просовывает под одеяло свою мордочку, всю в птичьих перышках… Да, он любил делать мне подарки – то мертвую птичку принесет, то кусочек уха от соседского пуделя, а то свежеубиенную мышку…
15.41
Интересно было бы сочинить французскую песенку: «Вот клюв и лапки, что куда, мой верный кот сожрал дрозда…»
Звонит телефон
15.45
Благодаренье Богу! А то с горя я уже было собралась считать до ста на немецком, а с немецким у меня полный мрак.
– Джорджи, это Джас.
– А ты-то что звонишь?
– Хочу узнать, как ты.
– Смерть наступила несколько часов назад. Прощай.
Хоть обзвонись теперь! Не буду брать трубку, и все.
17.00
Ну и подруга. Даже не перезвонила.
У меня в комнате
В кровати под одеялом
22.30
Вернулись мама с Либби. Заглянули ко мне в комнату, а я притворилась спящей. Сопя как паровоз, Либби потихоньку (это она так считает) подкралась ко мне. Мама шепчет ей:
– Поцелуй свою сестренку, Либби. Она у нас в расстроенных чувствах.
Ощутив на носу мокрый засос, я подскочила как ужаленная.
– Ничего себе поцелуйчик! И что вам так дался мой нос?
23.15
После этого сон как рукой сняло. Сижу на кровати и смотрю на звездное небо. Если долго смотреть на звезды, начинаешь чувствовать себя маленькой букашкой. Это мы проходили на физике. Вселенная, она бесконечна… Герр Камьер сказал, что наверняка есть параллельный мир, где мы повторяемся. И в этом параллельном мире живет еще одна Джорджия Николсон – она сидит в кровати, грустит и смотрит на небо. Бедная девочка.
