Текст книги "Жила Комстока"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Глава 24

Это был конец идиллии. С момента их приезда в Гануоллоу и до той страшной ночи на Миссури все происходило словно в сказке. Отец, обычно тихий и неразговорчивый, часами рассказывал о работе в шахте, о мореплавателях, скалистых берегах Корнуолла. Вэл никогда и не думал, что отец знает так много историй. Некоторые из них он рассказывал Грите.

Отца он потерял той ночью, а не позже, когда тот погиб с оружием в руках. Он потерял его тогда же, когда и мать, потому что с ее смертью душа словно покинула Тома и он стал похож на свечу, задутую ветром. Да, он шел через прерии и пустыню все эти месяцы, но это была всего лишь его телесная оболочка. После смерти матери отец стал суров и резок, его снедала тоска одиночества, и он лишь временами будто бы оживал, пытаясь сердцем дотянуться до сердца сына, но это ему редко удавалось. Оба они хотели быть ближе друг к другу, но не могли. А потом, в той яростной, неравной схватке отец ушел от него навсегда, забрав с собой двоих убийц. Осталось пятеро… нет, он не должен возвращаться к этому. В конце концов, кто-то из них мог уже покончить счеты с жизнью. Но один явно где-то поблизости. Или не один? Его выслеживали, пытались застрелить, и вот теперь кто-то намеревался уничтожить его, начинив скважину порохом, тщательным образом все спланировав.

– Ну, я пошел, – заспешил Клайд. – Жаль, что не могу отблагодарить вас как следует.

Тревэллион махнул рукой:

– Да бросьте вы.

– Я обязательно верну деньги.

– Отдадите, когда будет возможность.

– Могу я хоть что-то сделать для вас? Какую-нибудь весточку передать во Фриско?

Тревэллион подумал с минуту, с томлением в сердце попытавшись представить себе Гриту, потом покачал головой. Нет, не может быть. Просто не может быть. Кто он такой? Да никто. То, что маленький мальчик держал когда-то в своих объятиях испуганную девочку, теперь не значило ничего. Несомненно, она все забыла. Ну что ж, так даже лучше. В конце концов, он не имеет права на нее, не имеет права надеяться, что она помнит его. Они встретились в последние уходящие мгновения той жизни, которой нет возврата.

Как-то раз одна женщина, жена его знакомого, сказала ему: «Трев, мне кажется, ты уже родился старым». Может, и так.

Дэйн Клайд подошел к двери.

– Когда мы будем играть здесь, мистер Тревэллион, приходите на спектакль. Я ведь, знаете ли, неплохой актер… правда, никак не мог приспособиться к здешней жизни.

– Никто из нас не может, – улыбнулся ему Тревэллион, – хотя в этом-то, наверное, и состоит ошибка. Ведь люди, Клайд, не просто сколачивают себе состояние, они трудятся, переживают, ищут путь. Они не только мечтают об успехе, а добиваются его. И с этого момента я намерен поступать так же.

Клайд ушел. Он направился к гостинице, где собирался сесть на дилижанс, следующий во Фриско.

Тревэллион встал, проверил револьвер, подозревая, что он ему скоро понадобится, и отправился в кондитерскую. Рядом с Мелиссой сидел лощеный, одетый с иголочки молодой человек. При появлении Вэла Мелисса переменилась в лице, словно ее поймали за руку в тот момент, когда она тайком таскала сладкие булочки.

– Трев, вы помните Альфи?

Вэл даже не сделал попытки улыбнуться.

– Мы мало знакомы, но думаю, что помню.

– А что, по-вашему, может сделать человек, застигнутый врасплох и абсолютно безоружный? – спросил Альфи с вызовом.

Вэл вспомнил дуэльный пистолет.

– Думаю, не многое.

Он выбрал себе столик, и почти сразу же перед ним возникла фигура незнакомца в безупречно скроенном коричневом костюме.

– Мистер Тревэллион, насколько мне известно, вы предъявили права на участок, относящийся к владениям «Соломона».

Вэл посмотрел на него и, ни слова не говоря, налил себе кофе.

– Мистер Тревэллион, вы не слышите? Я обращаюсь к вам!

– Слышу, – ответил Вэл, не поднимая глаз. – Только не считаю нужным отвечать.

– Мистер Тревэллион, – незнакомец начинал выходить из себя, – мое имя Питер Метески, я адвокат и представляю интересы владельцев «Соломона».

– Замечательно. Приятно узнать, что вы не безработный.

– Вы, похоже, не отдаете себе отчета в том, что земля, которую вы застолбили, принадлежит «Соломону». – Вэл продолжал молча пить кофе. – Мистер Тревэллион, насколько я понял, вы действуете совместно с неким Уильямом Крокеттом!

Посмотрев в холодные голубые глаза адвоката, Вэл улыбнулся.

– Да, я застолбил упомянутый вами участок и завтра утром приступлю к его оценке. Моя заявка вполне законна, она зарегистрирована. – Он указал в другой конец комнаты. – Можете пойти и сесть там или вовсе уйти. Я не приглашал вас к себе за стол.

– Молодой человек, боюсь, вы просто не знаете закона…

– Если вам угодно говорить о законе, – перебил его Тревэллион, – рекомендую вам обратиться к Биллу Стюарту. Он представляет мои интересы.

При упоминании этого имени Метески вздрогнул. Стюарт не только считался одним из двух или трех лучших адвокатов Комстока, но и отличался крутым нравом.

– Я знаком с мистером Стюартом, – возразил Метески, – но поговорить хочу с вами, а не с ним!

Вэл стал. Он был на дюйм пониже адвоката и фунтов на тридцать меньше весил.

– Мистер Метески, думаю, в этой комнате не найдется свидетелей. – Пока он произносил эти слова, все мужчины и женщины, сидевшие в кондитерской, повернулись к ним спиной. – И наше дело останется между нами. Так что ваш столик вон там, на другом конце комнаты. А если вам не нравятся наши порядки, я с удовольствием помогу вам оказаться за пределами города, а если угодно, то и провожу до Калифорнии.

Метески с минуту колебался, потом повернулся на каблуках и направился к выходу. В дверях он обернулся и с яростью выкрикнул:

– Да пошел ты к черту!

– Прошу прощения, – невозмутимо ответил Тревэллион, – только вместе с вами. – И снова сел.

К нему подошла Мелисса.

– Ваш кофе остыл. Я принесу вам другую чашку.

Из кондитерской он вышел поздним вечером, с минуту постоял, раздумывая. По обеим сторонам улицы теперь высились стройные ряды зданий, из освещенных окон доносились звуки фортепьяно и банджо. Возле гостиницы «Вирджиния» солидный господин во фраке помогал роскошно одетой даме подняться в экипаж, а мимо них в промокшей, запачканной одежде, с обеденными судками в руках возвращались с работы горняки. Позвякивая шпорами, проскакал всадник на низкорослой лошадке. По дощатой мостовой прогуливались биржевые дельцы, игроки, бродяги и прочий всевозможный люд, и каждый из них не просто слонялся в толпе, а, вероятно, преследовал какую-то свою, особую, корыстную цель. Некогда пустынный горный склон превратился в большой город, где ни днем ни ночью не затихала жизнь, бунтовавшая под непрекращавшийся грохот молотов и компрессоров. Время шло, а город продолжал расти и строиться.

Вэл вошел в тень, завернул за угол кондитерской, остановился и прислушался, потом направился вверх по улице и возле салуна «Ведерко крови» снова немного постоял.

Он чувствовал, что каким-то странным образом отдален от происходящего. С одной стороны, он являлся как бы его частью и в то же время ловил себя на том, что смотрит на все глазами постороннего.

Внезапно перед ним выросла фигура. На лице незнакомца была повязка, прикрывавшая то, что, по всей видимости, являлось сломанным носом.

– Ты Тревэллион?

Вопрос не понравился Вэлу.

– Если и так, то что?

– Тебе просили передать: Ваггонер снова в городе.

– Спасибо.

Человек с разбитым носом скрылся в толпе. Просили передать. Кто? Вероятно, кто-то из доброжелателей. Вот теперь понятно, чьих это рук дело – набитая порохом скважина. Ему нужно убить Ваггонера, или тот убьет его. Другого выхода он не видел. Его вынуждали к тому, чего он не желал. Он устал убивать, устал бороться. Ему хотелось просто трудиться, разрабатывать свой участок. Что ж, все это ждет его, только сначала…

Он повернулся и пошел домой. Подойдя к хижине, еще раз обернулся на освещенный огнями город.

Ему надо больше быть похожим на остальных. Ведь они по крайней мере знают, к чему стремятся. Задача у всех простая – добывать руду, зарабатывать деньги, строить, улучшать жизнь. Вот хотя бы этот город, который растет, изменяется и уже даже влияет на судьбу Сан-Франциско. Он уже состоялся. Здесь делаются большие деньги, совершается настоящий переворот в горнорудном деле, люди созидают, не стоят на месте… И кто знает, каково предназначение этого нескончаемого движения вперед? А он? Что же он? Он разрывается между стремлением действовать, использовать свои знания и силы и давнишней ненавистью, памятью о ненаказанном зле, которое будет порождать другое зло до тех пор, пока не исчерпает себя.

Он достал карту города и снова принялся изучать ее. Теперь у него было несколько удачно расположенных участков, а кроме того, доля в бизнесе Мелиссы и Джима Ледбеттера.

Следующий шаг – оценка участка рядом с «Соломоном». Если он окажется богатым, то тем самым будет нанесен удар Уиллу Крокетту.

Выйдя на рассвете из хижины, Вэл увидел сидевшего на земле с винтовкой в руках Кристиана Тэпли.

– Привет! Вот подумал, что тебе нужен помощник, пока ты будешь работать. Охрана, так сказать.

Тревэллион поприветствовал его.

– А как же твоя работа?

Тэпли улыбнулся.

– Я рассказал хозяину о своих намерениях, а он оказался другом Уилла. Просил передать тебе наилучшие пожелания и сказал, что если тебе нужна помощь, то он готов прислать рабочих.

– Спасибо. Это лишнее.

– И вот еще что, – сообщил Тэпли. – Я как раз проезжал мимо, когда отправлялся дилижанс, и видел, как Хескет садился в него – поехал во Фриско.

Хескет поехал в Сан-Франциско? Новость поразила Тревэллиона. Может, решил разделаться с ним чужими руками, от греха убраться из города? Но какой в этом смысл? Во всем городе не найдется и десятка людей, знавших об их вражде. А что ему известно о Хескете? Да ровным счетом ничего, кроме того, что тот, воспользовавшись своим положением, выбил почву из-под ног своего хозяина, человека честного и порядочного. И все же Тревэллион забеспокоился. Хескет не станет предпринимать бессмысленных шагов и, похоже, принадлежит к тем, кто всегда хорошо знает, что делает. Так зачем же ехать в Сан-Франциско, когда столь важный кусок владений уходит у него из рук? В этом нет никакого смысла. Должно быть, Хескет что-то задумал. Раз он покидает город в такой момент, значит, на это есть причина, и довольно веская.

Охранник на «Соломоне» только взглянул в их сторону, отвернулся и потерял к ним интерес. Вэл не намеревался проводить основательных работ и обнажать породу. Для этого потребовалось бы время и снаряжение. Сейчас ему надо сделать хоть что-то, чтобы закрепить свое право на владение участком. Богатая руда если и имеется здесь, то залегает на глубине нескольких сотен футов. Такова картина на «Соломоне», на других приисках и во всем Комстоке. Если он ошибается, то все его знания ничего не стоят.

Работая, он пытался представить себе все возможные причины внезапного отъезда Хескета в Сан-Франциско, но так и не пришел ни к какому выводу. Оперевшись на лопату, Вэл попробовал обсудить это с Тэпли.

– Ты считаешь, он все-таки что-то задумал? – спросил тот. – Хескет хитер. Что правда, то правда.

– Беспокоит меня Уилл Крокетт, – заметил Тревэллион. – Лучше бы он показался здесь. Не могу поверить, что он вот так взял и все бросил.

– Да, странно. Вряд ли бы он поступил так, имея такую долю в прииске. – Тэпли поднял глаза, словно осененный какой-то догадкой. – А что, если он подался на поиски оставшихся акций? Люди поговаривают – они-то как раз и могут решить все дело.

– Похоже, никто понятия не имеет, кому они принадлежат, разве что только самому Уиллу известно, где их искать.

– Часть акций продавалась на Востоке. Их судьба – потемки.

Вдруг на склоне появился всадник. Поравнявшись с ними, он резко остановил лошадь и крикнул:

– Война! Форт-Самтер горит!

Тревэллион бросил лопату.

– А где это Форт-Самтер? – спросил он.

– По-моему, где-то недалеко от Чарльстона, – ответил Тэпли и сплюнул. – Так я и знал. Как только избрали этого Линкольна, я сразу почуял, чем все кончится. – Он посмотрел на яму, вырытую Тревэллионом. – Главное – работа начата. В любом суде это будет достаточным доказательством. Пойдем-ка теперь в город да послушаем, что говорят. Должно быть, и Поуни приедет. – Он оглянулся по сторонам. – Веришь, Трев, там, дома, меня всегда интересовало, что в других краях делается. Только теперь я вот что скажу: издалека-то все по-другому смотрится. Будто совсем иной мир.

– Только не для Терри, – заметил Вэл. – Для него огонь и дым все равно что свежий воздух.

– Ты будь с ним поосторожней. Он стреляет отлично. Люди поговаривают, еще похлеще Лэнгфорда Пила.

– Да мне-то что? Я в такие игры не играю. Я вообще с трудом понимаю, ради чего все это затеяли.

– Мы все играем в эти игры, – возразил Тэпли. – И ты тоже.

Часть третья

Глава 25

В безмятежном изяществе «Уинз-Бранч», что на углу Вашингтон и Монтгомери, Грита Редэвей казалась самой изящной и безмятежной. Необыкновенно живая и грациозная, она вызывала всеобщее восхищение.

Сидевшего с нею за столиком незнакомца ей представил Том Мэгуайр, самая влиятельная фигура в театральном мире Сан-Франциско.

– Мисс Редэвей, он хочет встретиться именно с вами, – улыбнулся Мэгуайр. – Не с какой-нибудь другой актрисой, а с вами. Он друг одного нашего инвестора, который, откровенно говоря, мне не очень-то нравится, и я не доверяю ему, но о его друге, этом Хескете, – это он хочет встретиться с вами – мне ничего не известно. Я только прошу вас побеседовать с ним, за чашкой чая например. Вот и все. Это было бы очень любезно с вашей стороны. Он с приисков, а…

– С приисков?

– Из Вирджиния-Сити. Перспективное место. Мы сами скоро открываем там театр.

– И он искал встречи со мной?

– Да, с вами. Только с вами. Нам известно, как вы относитесь к подобным предложениям, и посоветовали ему пообщаться с какой-нибудь другой актрисой, но он не согласился и захотел говорить только с вами и ни с кем другим.

– Что ж, я встречусь с ним. За чашкой чая в «Уинз-Бранч».

– Благодарю вас. – Мэгуайр пожал плечами. – Вы просто сняли камень у меня с души. Ведь тут дело вот еще в чем. Этот инвестор, о котором я вам говорил, вкладывает деньги в наши постановки, и потом, у меня с ним есть и другие дела. Холст, веревки, вся закулисная техника – все это я покупаю у него гораздо дешевле, чем где-либо в другом месте. Нам выгодно иметь с ним дело. – Он помолчал, потом прибавил: – Хотя… Только пусть это останется между нами, меня удивляет, как он приобретает товар, если продаёт так дешево.

– Благодарю вас, мистер Мэгуайр.

Грита сочла этот намек тонким предостережением и решила держаться осторожно. В конце концов, она встретится с этим человеком всего-то один раз и больше никогда его не увидит.

Грита была любопытна, но сейчас ей, скорее всего, хотелось отдаться волне событий. С раннего детства она мечтала попасть в Сан-Франциско, и вот она здесь. Ее не покидало предчувствие, что приезд сюда как-то повлияет на ее судьбу.

В последнее время ей часто вспоминался разговор с Рэчел в Париже.

– Вы действительно очень и очень способная, – сказала тогда Рэчел. – В некотором смысле вы даже лучшая из нас. Но ведь вы не хотите стать настоящей актрисой. Вы играете с какой-то непринужденной легкостью, вам не хватает осмысления роли, вы не продумываете ее.

– Это не так.

– Возможно. Но выглядит это именно так. Просто вы, моя милая, должны наконец решить, чем заниматься. Если вы не хотите быть актрисой, тогда кем? Станете любовницей? Это, знаете ли, тоже спектакль, только никогда не знаешь, как долго он продлится, так что лучше припрятать драгоценности на черный день. – Рэчел посмотрелась в зеркало и, нахмурившись, приложила палец к губам. – Но ведь вы и этого не хотите. Тогда богатый муж. А почему бы и нет? Мужчин много, правда, лучшие из них всегда оказываются женатыми. Вот что! Вам нужно поехать в Америку! А там сбежите с каким-нибудь лихим ковбоем, про которых пишут в книжках. Или с владельцем золотоносного прииска.

– А я собираюсь в Америку.

– Знаю. Вы говорили об этом. Я тоже поеду, наверное, в Нью-Йорк. Эта шведская певица пользуется там огромным успехом.

– Дженни Линд? Но, Рэчел, она совсем другая, вы так не смогли бы… И потом, этот человек, который вез ее туда, этот П. Т. Барнум, говорят, он с большими странностями.

– Барнум? По-моему, он не имеет отношения к театру. Кажется, у него выступают всякие карлики и великаны и даже слоны? Какой же это театр?

– В своем деле он мастер и знает, как заставить людей раскошелиться. Это ведь тоже искусство.

Рэчел махнула рукой, желая вернуться к прежней теме.

– Все-таки поговорим о вас, Грита. Не о Грите-актрисе, а о Грите-человеке, женщине. Что вы собираетесь делать?

– Давно, когда я была еще девочкой, мы собирались в Калифорнию, но так и не добрались до нее. Вот и хочу теперь поехать.

– Но зачем?

– В сущности, я и сама не знаю. Чувствую какую-то незавершенность, несбыточность. Ведь это была мечта, и теперь мне хочется собственными глазами увидеть ее воплощение.

– А что потом?

Грита дернула плечиком.

– Вернусь в театр… О, право, не знаю!

– А я чувствую, что есть там один человек. Он ждет вас.

– Да как же такое может быть? Ведь я попала в Америку ребенком!

– И все же, поверьте, есть там один человек, – продолжала Рэчел. – Просто должен быть.

Прошло много времени, и вот она здесь, в Калифорнии, в Сан-Франциско, в «Уинз-Бранч».

К столику подошел человек в сером костюме, худой, со слегка вьющимися светло-каштановыми волосами, зачесанными на косой пробор, серо-голубыми глазами и бородой, аккуратно подстриженной на манер Ван Дейка. Незнакомец поклонился.

– Мисс Редэвей? Меня зовут Элберт Хескет.

Грита предложила ему сесть.

– Хочу прежде всего поблагодарить вас за то, что согласились встретиться. Когда я услышал, что вы в городе, сразу захотел увидеться с вами.

– Мистер Мэгуайр говорил мне о вашем знакомстве с ним.

– Мы и в самом деле знакомы. У меня горнорудный бизнес, и мне приходится часто приезжать сюда по делам. – Он посмотрел на нее, и Грита почувствовала нечто странное в его взгляде. – Вы прежде бывали в Америке?

– О, это удивительная страна! Я почти ничего не знала о ней, пока не оказалась тут. И конечно же столько разговоров о Калифорнии!

– Да. И о ее приисках.

Кажется, он явно переигрывает. Зачем так подчеркнуто произносить эту реплику о приисках? Или ей просто померещилось?

– О приисках? – Грита сделала удивленные глаза. – А я и не предполагала, что здесь есть прииски… Я думала, золото намывают в реках при помощи каких-то лотков.

– Лотками тоже можно. Но самые богатые залежи золота находятся под землей, и до них еще нужно добраться.

– Должно быть, это очень тяжелый труд.

Грита была несколько озадачена. Она уже давно привыкла к ухаживаниям мужчин и научилась видеть их насквозь, но в этом человеке было нечто такое, чего она никак не могла уловить. Будучи профессиональной актрисой, она хорошо разбиралась в том, какие жесты и движения используют люди, чтобы обнаружить или, напротив, скрыть свои мысли.

– Вы непременно должны приехать с гастролями к нам в Вирджиния-Сити, – учтиво произнес Хескет. – Мы там так соскучились по театру. Кроме шахт и приисков у нас почти ничего нет.

– Я мало что смыслю в шахтах. Слышала истории про каких-то подземных гномов, вот и все мои познания.

Он улыбнулся.

– Никаких гномов нет. Все это небылицы и предрассудки, и только некоторые суеверные горняки верят в них. – Он попробовал свое вино, как ей показалось, весьма неохотно. – Я-то отношусь к этому прозаично. Прииски в моем понимании неотделимы от капиталовложений и, разумеется, акций. – Он помолчал, потом прибавил: – Хотя акции некоторых бывших приисков не стоят даже бумаги, на которой они напечатаны.

Она умышленно заводила разговор о театре, о Сан-Франциско, о Париже и о жизни в Вирджиния-Сити. Несколько раз ей показалось, что он пытается вернуться к приискам, но она избегала этой темы. Зачем упоминать об этих «бывших приисках» и акциях? Ведь разговор шел о другом, значит, есть у него что-то на уме.

Грита посмотрела на часы.

– О, уже так поздно! Мистер Хескет, вы проводите меня до «Интернэшнл»?

– Конечно, конечно.

На выходе они встретили Джеймса Старка с женой, остановились и немного поболтали о его постановке «Ришелье», имевшей колоссальный успех. Хескет стоял в стороне, слушал, но мало что понимал.

У входа в «Интернэшнл» она протянула ему руку.

– Приятно было познакомиться с вами, мистер Хескет. Спасибо.

– Могу я увидеть вас снова?

Она уже повернулась, чтобы уйти, потом, помедлив, проговорила:

– Возможно. Скоро у нас начинаются репетиции.

– Но… как мне…

– Спросите меня в отеле. А если хотите, можете прийти в театр. Видите ли, мистер Хескет, я почти не располагаю личным временем, все оно принадлежит театру.

Эл испытывал страшное раздражение и, пройдя полквартала, даже остановился, охваченный порывом слепой ярости. Он не выносил ни малейшего сопротивления и не терпел, когда его планы рушились по чьей-то вине.

В гостиничном номере в Вирджиния-Сити ему показалось пустяком отправиться в Сан-Франциско, встретиться там с Гритой Редэвей и купить акции, если они, конечно, у нее есть.

И вот он встретился с нею. И что? После долгой беседы так и не узнал ничего, даже не понял, есть ли у нее вообще эти акции. Все, что ему удалось выяснить из нескольких небрежных строк гроссбуха на «Соломоне», это то, что Уилл Крокетт продал часть акций кому-то, кто состоял в родстве с некоей Гритой Редэвей, и что она впоследствии унаследовала их.

Остались ли у нее эти акции или она продала их? Не исключено, что запрятала подальше за ненадобностью? И если они у нее, привезла ли она их с собой?

Хескет грязно выругался. Ну и что теперь? Надо возвращаться в Вирджиния-Сити, но как он уедет просто так отсюда! А что, если кто-то другой обратится к ней с выгодным предложением? Нет, он сам должен сделать это. Ему нужно узнать, есть ли у нее эти акции и, если есть, не собирается ли она их продать. С другой стороны, он открывает свои карты, и она может догадаться, что акции имеют ценность, и даже навести справки. Вспомнив Гриту, он подумал, что она, скорее всего, так и поступит.

Чем больше он думал о ней, тем больше беспокоился. Ведь это его единственный шанс. Он держит контроль над «Соломоном», он надеется стать по-настоящему богатым и влиятельным человеком. Он так тщательно разрабатывал каждый шаг, а эти десять процентов попросту могут разрушить все его планы. У него будет прибыль, но не будет контроля над прииском, не будет власти. Нет, эта женщина выводит его из себя! Ему надо взять себя в руки. Необходимо снова встретиться с нею. В конце концов, он должен заполучить эти акции. Но если она откажется продать их, что тогда? В самом деле, что тогда?

Дорога в Вирджиния-Сити стала лучше, теперь по ней ходили дилижансы, которые часто подвергались нападению. Если эти акции у нее, она, скорее всего, возит их с собой. Если ему не удастся купить их, то он по крайней мере постарается, чтобы они не попали в руки к кому-нибудь другому.

Предположим, кто-то проникнет в ее номер в отеле, тщательно обыщет все вещи, найдет акции и не тронет остального. И пройдет несколько недель, прежде чем пропажа обнаружится. Сам он за это не возьмется – слишком велика доля риска. Ему нужен вор, ловкий и искусный. И тут его осенило – Маркус Зетцев, вот кто ему поможет. Ведь он имеет дело с ворами.

Хескет старался не посвящать в свои предприятия посторонних, никому не позволяя проникать в свои мысли и планы. Он не верил никому. Маркус был единственным, к кому он мог обратиться с подобной просьбой. Их связывали общие интересы. А что, если Зетцев заполучит эти акции для себя?

На углу Хескет купил газету. В последнее время все они писали только о войне. Похоже, настали времена, когда, имея начальный капитал, ловкий человек сумел бы нажить целое состояние – спрос на металл, кожу, шерсть, продовольствие возрастал.

Ему нужно встретиться с Маркусом, наверняка тот знает кого-нибудь. И вовсе не обязательно рассказывать ему все, пусть сведет его с одним из тех, у кого покупает свои товары. Именно так и надо действовать.

В то же время ему следует предпринять еще одну попытку встретиться с Гритой. В конце концов, она привлекательная женщина.

Когда Элберт Хескет пришел на склад, Маркус Зетцев работал у себя в кабинете. Эл увидел его в открытую дверь и несколько минут наблюдал за ним из приемной. Маркус общался с самыми разными людьми, в круг его знакомых входили и обыкновенные мошенники, и даже самые опасные преступники. И он вовсе не был уверен в Элберте Хескете. Зетцев не доверял никому, с кем ему приходилось иметь дело, – ни мужчинам, ни женщинам. Обычно ему требовалось всего несколько минут, чтобы разобраться, к какому типу принадлежит тот или иной посетитель. С Хескетом получилось по-другому. То, что он вор, Маркус понял сразу. Он также понял, что это хитрый и опасный интриган. Но было в этом человеке еще что-то, чего он никак не мог уловить. Иногда Хескет выглядел вполне безобидным, но Зетцев подозревал, что это настоящая акула.

Поднявшись из-за стола, он подошел к двери.

– Эл? Давай заходи!

Хескет застыл на месте от подобной фамильярности. Да как смеет этот выскочка, этот… Он взял себя в руки. «Не будь глупцом! – одернул он себя. – Этот человек нужен тебе».

Когда хозяин кабинета плотно закрыл дверь, гость присел на край предложенного ему стула.

– Маркус, – начал он без обиняков, – мне нужен вор.

Маркуса Зетцева просьба не удивила.