Текст книги "След Кайова"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Глава 8

Фланаган присоединился к нашему столу, довольный появлением компании. Его работа редко предоставляла возможность общения и требовала своеобразного мужества. Он целыми днями просиживал у телеграфного аппарата, причем револьвер всегда лежал в нескольких дюймах от его руки, а обрез и винчестер стояли неподалеку.

Дважды он оказывался совершенно отрезанным от мира: первый – когда индейцы сорвали провода на медные украшения, а второй – когда бизон вздумал почесаться о телеграфный столб.

Кого только не было на Западе! Д'Артагэ и Мегари окончили колледж. Первый учился в Париже и Квебеке, последний – в Дублине и Лондоне. Роди Линч все образование получил на спине своей лошади. Я ни разу не видел, чтобы он читал газету. Что касается Батери Мэйсона, то он вырос в трущобах Нью-Йорка и подался на Запад, потому что именно туда направлялось большинство искателей приключений. Оставшись на новых землях, он больше походил на человека с Запада, чем его кровные жители.

Галардо – случай особый. Его семья переехала в Нью-Мексико с первыми поселенцами. Они открыли школы еще до того, как капитан Джон Смит высадился в Вирджинии, и у них уже выросли дети, когда пассажиры «Пилигрима» сошли на берег в Плимут-Рок. В свободное от работы на отцовском ранчо время Галардо несколько лет посещал церковную школу в Санта-Фе.

Окинув взором стол, я радовался, что такие люди сидели рядом.

– Фланаган, – обратился я к связисту, – ты хорошо знаешь свою железную дорогу. Помоги найти место на подходе к станции, скажем, с достаточно крутым подъемом, где движение поезда замедляется и мы могли бы сесть в него на ходу.

– Сожалею, но на расстоянии, которое вам удастся покрыть за имеющееся у вас время, такого участка нет. По крайней мере, я не могу припомнить ничего подобного.

– А почему бы не на станции, – предложил Мегари, – когда они будут выходить из поезда.

Конечно, при высадке всегда возникает неразбериха. Ею можно воспользоваться, но все же риск оставался велик. Несомненно, кое-кто не успеет толком проснуться, но многие смогут за себя и постоять, и как только завяжется перестрелка, первые быстро очухаются и придут им на помощь. Мы можем серьезно покосить их ряды, но не победить. А всем известно, как тяжело выбраться из перестрелки, коль скоро она началась…

Меня мучили сомнения относительно того, что нам лучше предпринять.

Никто не хотел продолжать разговор, и, поужинав, я вышел на улицу.

Было очень тихо. Несколько сверчков пели в траве около здания. Побродив вокруг, я заметил недалеко от станции сложенные стопкой шпалы, подтянулся и уселся сверху. Оставалось очень мало времени, а я совсем не представлял себе, как вести сражение.

Если наемникам, остановить которых мы приехали, удастся проскочить мимо нас и попасть в город, придется отступить и забыть о военных действиях. Уже сейчас там, в городе, наши друзья сражались насмерть, поскольку горожане наверняка попытались перерезать заграждение в наше отсутствие.

Те, кто остался с Кэйт, так же, как и те, кто был со мной, боролись за нашу честь. Так уж было заведено в этой стране: нанимаясь на работу, погонщики не только выполняли ее, но и участвовали во всех сражениях своей команды. Жизнь не давала им другого выбора, и каждый знал, что во всем может положиться на тех, с кем работал и на кого работал. Ввязавшись в эту войну, они надеялись на меня, я же все еще не знал, что делать.

А там, где-то в темноте, далеко отсюда, но с каждой минутой приближаясь, мчался поезд, который вез смерть. Так или иначе, я должен принять решение.

Однако мучился я безрезультатно – план не выстраивался, и постепенно мысли мои потекли в другом направлении. Снова и снова я возвращался к тому холодному утру в Техасе, когда на рассвете, стоя около костра, где особенно остро чувствуется запах обуглившегося дерева, смешанного с дымом горящих веток и ароматом кофе, Кэйт заявила, что никуда не поедет, потому что пришла сюда, чтобы поселиться.

Что я мог возразить такой женщине? Однако я пытался.

– Миссис Ланди, – говорил я, – посудите сами. Вон там, совсем рядом, пролегает тропа команчей, по ней они совершают рейды в Мексику. Апачи считают эту страну своей. Поверьте, здесь не место для одинокого мужчины, не говоря уже о женщине с подростком.

– Мы собираемся остаться, – невозмутимо ответила она. – Здесь наш дом.

Дом? Они поселились в тощей долине с торчащими ребрами камней, одолженной у неведомых созданий ада.

Здесь имелась вода, здесь росли трава и тополя, шелестящие своими листьями, но больше здесь положительно ничего не было. На сотню миль ни одного белого человека, и только Богу известно, где можно повстречать первую белую женщину.

Со временем можно, конечно, починить сожженный домик и часть начатого еще ее мужем каменного загона. Но этого мало.

– У вас симпатичный мальчуган, – продолжил я атаку, заходя с другой стороны. – Ему нужно получить образование.

– У меня неплохое образование, – отвечала она, – и я смогу обучать его.

– Вам придется забыть о красивых нарядах, балах и вечеринках, о женских разговорах.

– Мне будет всего этого не хватать.

– Если вам потребуются деньги, – начал я осторожно, – то…

– Нет, – твердо отрезала она, – нам не нужны деньги. У меня есть немного, дело не в них. Мы выбрали наш путь, мистер Дюри, и мой муж предпочел это дикое место. Но здесь есть, где добыть скотину. И еще. Какое-то время никто не станет оспаривать нашу собственность. А потом мы будем готовы претендовать на нее сами.

– Если вы обещаете простить мою дерзость, я вынужден сказать: вы либо очень мудрая и бесстрашная женщина, либо идиотка.

И она впервые улыбнулась мне самой очаровательной улыбкой, какую только можно представить.

– Мне бы очень хотелось это узнать, мистер Дюри. Очень хотелось.

Дикого скота вокруг действительно бродило много. Я не мог себе представить женщину в роли ковбоя. Бросать лассо, вязать и клеймить диких быков и бизонов – занятие для настоящих мужчин с волосатой грудью и дублеными руками. Так я ей и сказал.

Она холодно посмотрела на меня, как не умел смотреть никто другой, и спросила:

– А ваша грудь как, мистер Дюри?

Я ничего ей не ответил, но заметил:

– Вам нужен дом. Для этого вы выбрали не очень подходящее место.

– Знаю, – спокойно ответила она. – Мой муж плохо разбирался в таких вещах, но он очень старался. Думаю, проще критиковать, чем помогать.

Восхищаясь ее стальными нервами, я был чуть-чуть озадачен ее поведением. Что могло выковать такую женщину?

Женщину? Она выглядела совсем девчонкой.

– Извините меня. Я никуда не спешу и готов помочь, пока вы не найдете работников.

Казалось, Кэйт осталась довольна.

– Неужели вы останетесь, мистер Дюри?! – воскликнула она.

Оба мы прекрасно знали, что пройдет чертовски много времени, прежде чем ей удастся нанять кого-нибудь в такой глуши. Месяцами или даже годами мог никто не пройти мимо.

– Том, – весело крикнула она брату, – принеси-ка, дружок, еще дров. Я приготовлю свежий кофе для мистера Дюри.

Пока она варила кофе, я разведал окрестности, и вскоре мое уважение к ее мужу стало возрастать. Выбранное им место оказалось чрезвычайно удобным во многих отношениях. Хотя дом располагался так, что его невозможно было оборонять, но рядом имелись вода, пастбище, дрова, и с соседнего небольшого холма открывался хороший обзор на всю округу. На его вершину я и отправился.

На холме площадью приблизительно в акр возвышалась огромная куча валунов. Между ними пробивался источник с кристально чистой водой. Я нагнулся попить, и мне в лицо повеяло холодным, приятным ветерком: довольно сильный поток воздуха исходил из щели между камнями и встречался с небольшим водопадом, образованным чистым источником.

Я взобрался на вершину и осмотрелся. Несколько валунов имели практически плоские вершины. В двух местах поверхность холма глубоко изрезали трещины, одна из которых спускалась к костру, где хозяйничала Кэйт Ланди.

Я уже тогда знал, где мы будем строить дом. Но нам предстояла нечеловечески трудная и тяжелая работа.

Может быть, я нашел как раз то, что мне теперь больше всего нужно? Меня давно утомили бесконечные дороги, гнавшие меня вперед и вперед, с тех пор как я пересек Рио-Гранде. Я уезжал и Мексики, и на моей совести было убийство.

Нам повезло, потому что большая часть припасов, которые Ланди привезли с собой в Биг-Бэнд, сохранилась. К ним я вскоре добавил тушу молодой телки, а потом – оленя. Кое-что из инструментов валялось вокруг.

Время шло. Мы никого не видели, и это оказалось как раз на руку, потому что нам приходилось очень много работать.

На лугу рядом с тополиной рощей, где имелось озерцо со стоячей водой, я устроил загон, наспех оградив его поваленными тополями, валежником и валунами. Затем выследил несколько диких бизонов и загнал их туда. Лучших животных отбирал на племя, а клеймил всех, которых удавалось поймать лассо. Каждое утро и вечер понемногу строил дом, а Том мне помогал. Я хотел возвести стены вокруг источника и использовать близлежащие валуны.

Три просторные комнаты и смотровая башня размещались на самих валунах, а все остальное – вокруг с трех сторон. Четвертой стеной служил отвесный склон почти в сорок футов – ровный, гладкий камень, где даже зацепиться не за что.

Две недели ушло у меня на строительство первой комнаты, и когда она была готова, мы переехали туда, хотя я и Том продолжали спать снаружи под открытым небом.

Ломом, а потом взрывчаткой, я расчистил каждую пядь земли в пределах ружейного выстрела из нашего дома, для точной стрельбы измерив шагами расстояние до разных объектов. Используя природные трещины в холме, построил крытый проход к стойлу и загону внизу.

К тому времени как мы наняли нашего первого работника, мексиканского ренегата, бежавшего из-за границы, строительство второй комнаты нового дома уже подходило к концу. Старая хижина превратилась в кузницу. Был готов и каменно-саманный загон. Между делом мы собрали стадо в тридцать голов племенного скота, которое держали на лугу.

Мексиканец первым заметил команчей. Отряд из дюжины воинов беззаботно скакал привычной дорогой, не ожидая никого встретить.

В тот момент, когда их заметил мексиканец, они тоже увидели его и открыли стрельбу. Он повернул лошадь и бешено погнал ее к ранчо. Индейцы пристрелили лошадь, но ему удалось спрыгнуть невредимым и прикончить одного из них, когда воины перезаряжали оружие, стоя над ним. Но тогда уже мы с Кэйт вступили в бой и прикрывали его отступление к дому.

Это была первая из девяти стычек с индейцами в тот год, и нам пришлось отвести место под кладбище для павших воинов. К концу года на нем уже поднялось семь холмиков, и индейцы время от времени навещали их – иногда поутру мы находили их следы. Каждая могила метилась победным колышком или оружием убитого. Периодически мексиканец пересекал Рио-Гранде и после одного из таких походов не вернулся. Мы так никогда и не узнали о судьбе этого хорошего человека.

К концу второго года с нами трудились уже четверо ковбоев, и среди них Краснокожий Майк. Кэйт нашла его на тропе к Соломенному Дому, когда он выбирался из реки. Он страдал от трех пулевых ран трехлетней давности.

Мы принесли его домой, залечили раны, и он остался. Майк никогда не пытался объяснить их происхождение, а мы не спрашивали. В то время подобный вопрос в этой стране относился к разряду неприличных.

Тогда на нашем кладбище покоилось уже тринадцать индейцев, и мы стали редко встречать их вокруг. По крайней мере, апачей.

Апачи оставили нас в покое, после того как я выручил Альвино, окруженного с четырех сторон команчами в Пойнт-Гап. Его лошадь погибла, и они оставили его без воды на едва прикрытом кустарником склоне с тремя патронами и дюжиной стрел. Он был у них в руках – это знали как они, так и он сам.

Краснокожий Майк и я направлялись на юг, перейдя через Торнилло-Крик, а Пойнт-Гап-Хиллс оставался у нас справа. Мы собирались остановиться на ночлег возле ручья, текущего у основания Пуллиам-Блаф, когда до нас донесся звук первого выстрела. Через минуту раздался еще один.

Альвино предпринял отчаянную попытку прорваться, но она провалилась. Мы подоспели как раз вовремя, и я сразу же узнал его необычную походку, так как часто играл и дрался с ним в Сьерра-Мадре, когда был пленником. Сын апача и пленной мексиканки, он вскоре стал лучшим воином племени. Еще мальчишкой сломал ногу, она неправильно срослась и была короче здоровой.

– Индейские разборки, – прокомментировал увиденное Краснокожий Майк. – Не стоит вмешиваться.

– Это Альвино, – сказал я, – он был моим другом, когда мне нужен был друг. Мой долг отплатить ему добром.

Мы ввязались и отбили его, а когда он увидел меня и узнал, где я живу, набеги апачей на ранчо «Тамблинг Б» прекратились.

Такого не свойственного индейцам благородства я предвидеть не мог. Несмотря на мексиканскую кровь, Альвино с головы до ног оставался индейцем. Мы дали ему лошадь и поскакали обратно на ранчо, где я подарил ему пони из нашего собственного, хоть и небольшого, одомашненного табуна.

Команчи по-прежнему не давали нам терять бдительность, так что спокойная жизнь нам не грозила. Думаю, в некотором смысле апачи считали меня за своего, по крайней мере, за воина, и гордились моими победами, считая своим учеником.

Всего несколько месяцев прошло после того, как закончилась война между Штатами, когда я появился в лагере Кэйт Ланди и сделался ее старшим работником. И только почти через десять лет мы заявили о собственности на полмиллиона акров пастбищных земель и наше клеймо на тысячах голов скота по всей стране.

Но в некоторых отношениях я знал Кэйт не лучше, чем при нашей первой с ней встрече.

Однажды, через несколько недель после того, как я отбил Альвино у команчей, она спросила меня:

– Что ты сказал про меня апачу? Я слышала, как он тебя спросил.

– Он хотел знать, ты моя женщина или нет.

Последовала продолжительная пауза, и наконец она спросила еще раз:

– И что же ты ему ответил?

– Я ответил, что это так. Он не понял бы другого ответа.

Она опустила глаза.

– Нет… нет, думаю, ты ошибаешься.

Много воды утекло с тех пор, но моя память хранила все в мельчайших подробностях. Размышляя над этим сейчас, я не приблизился к разрешению моей проблемы. Но воспоминания об Альвино натолкнули меня на мысль о том, как апачи подошли бы к решению задачи с поездом, начиненном пятьюдесятью головорезами. Они непременно проникли бы в поезд, когда его пассажиры спали, и неожиданно напали бы. Решение самое простое, но, но словам Фланагана, здесь не было удобного места, чтобы на ходу незаметно проникнуть в поезд. Говорил ли он правду? Или только предполагал, что такого места нет?

Фланаган, безусловно, настроен дружески. Я верил в его искренность. Но он работал на железной дороге и должен был защищать ее интересы.

На нашем месте апачи залегли бы в засаде, дождались момента, когда все враги покинут поезд, и неожиданно напали бы на них, равномерно распределившись между станцией и салуном.

Поднявшись, я обошел все вокруг. Для внезапного нападения укрытия хватало: старая конюшня, сам салун, вагоны на запасном пути, стога скошенного на лугу сена.

Когда я вернулся, Галардо, Мэйсон и Д'Артагэ спали на полу, завернувшись в свои одеяла. Фланаган собирался уходить.

– Ирландец, – подошел я к нему, – ты ведь не станешь телеграфировать на соседнюю станцию, чтобы предупредить тех людей, правда?

– Мистер, это ваша война – не моя. Вы сами в нее ввязались. Если ваши действия не связаны с нанесением ущерба железной дороге или пассажирам, меня это не касается.

– Касается ли это лысоголовых?

– Когда они покинут поезд, – ответил он, – я перестану нести за них ответственность. Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь кому-нибудь из них.

– Если тебе когда-нибудь вздумается стать ковбоем, приезжай на ранчо «Тамблинг Б». Мы всегда найдем для тебя место.

Он ушел, и я не стал его задерживать. Мегари стоял в дозоре, а Роди Линч присоединился к нашей компании. Им нечего было сказать, но я знал, что волновало каждого. Они хотели знать, каковы наши планы, а я пока ничего определенного не мог им сказать.

И вдруг я понял, как мы будем действовать.

Глава 9

Появились уже первые звезды, когда свисток паровоза огласил пробуждающуюся прерию и покрытые невысокой травой холмы. Огромный старый бизон, полуслепой от нависавшей на глаза шерсти, поднял свою огромную голову и тупо уставился куда-то в темноту. Из его широкой груди вырвался громкий, вопросительно-вызывающий рев.

Через некоторое время вдалеке, между холмов, мелькнули огни поезда, и уже можно было различить мерный грохот колес. Снова раздался гудок паровоза.

Состав приближался. Замедляя ход, заскрипели тормоза, и он с грохотом покатился вдоль платформы.

В окне телеграфного офиса, закрытом сеткой от мух, горел свет, но в салуне было темно, и только фонарь над входом тускло освещал небольшой полукруг у самой двери.

Отяжелевшие от неспокойного сна на узких диванах вагона пассажиры выходили на платформу, протирая глаза, оглядываясь и недоверчиво всматриваясь в непривычную темноту.

Наконец их глаза рассмотрели намек на гостеприимство в слабо освещенной светом дежурного фонаря еле различимой вывеске над дверью, на которой ясно были видны только четыре буквы, но пятую недвусмысленно подсказывала им обостренная дорогой интуиция: «А Л У Н».

– А вот и он, ребята! Пойдемте, пропустим по маленькой! – раздался чей-то призывный клич, и толпа ринулась в отделяющую ее от салуна темноту.

Но часть пассажиров оставалась еще на платформе, пытаясь разобраться, куда их занесло, прежде чем присоединиться к товарищам.

Кто-то согнулся и, прикрыв ладонями лицо, заглянул в окно станции.

Тот первый уже добрался до салуна и принялся колотить в дверь.

– Эй, вы, там! Открывайте!

Ответом на его стук была тишина.

Вдруг кто-то непривычно громко звучащим в тишине голосом произнес:

– Эй, смотри, что-то горит!

Как по команде вспыхнул ближний стог сена, огромный столб пламени взметнулся вверх, сначала охватив сухую траву у основания, а затем быстро завладев ею со всех сторон. Парни пораскрывали рты, изумленные неожиданным развитием событий.

В этот самый момент у них за спиной послышался зловещий звук передернутого затвора и предупреждение. Я произнес его достаточно громко, чтобы все хорошо расслышали мои слова:

– Ребята, если вы не хотите умереть не сходя с места, бросайте оружие и поднимайте руки вверх!

Повернись к нам лицом после разглядывания ярко пылающего стога, они были бы мгновенно ослеплены и не смогли бы отыскать цель.

Мы взяли их тепленькими, и они все поняли. Будь на их месте люди менее искушенные, кое-кто заплатил бы своей жизнью за неосторожность, но как настоящие военные люди они умели признать поражение в безвыходной ситуации.

Нас было только трое, но двое держали в руках обрезы и кольты, а с такого расстояния кара за неповиновение стала бы ужасной.

Батери Мэйсон и Д'Артагэ находились у поезда, где взяли последних задержавшихся на платформе наемников. Так мы без единого выстрела обезоружили тех парней, которые, как я опасался, могли уничтожить нас. Подобные операции производили апачи, чему я несколько раз оказывался свидетелем.

Собрав их оружие, мы погрузили его в фургон с продовольствием и боеприпасами, привязав к нему и лошадей. Запас седел, привезенный ими, бросили в прерии, а остальное оставили в салуне.

Загнав наемников в толстенную конюшню, мы оставили их под присмотром Д'Артагэ, Галардо и Батери Мэйсона.

Охрана должна была кормить неудачливых вояк из их собственных припасов, а по истечении четырех дней потихоньку уехать. Фланаган и хозяин салуна могли освободить их из конюшни, когда им вздумается.

Линч правил фургоном, когда мы отправились назад в лагерь. Нам пришлось всю ночь провести в дороге, и, поскольку мы выехали поздно, луна успела опуститься, прежде чем мы достигли города.

Я замедлил темп, чтобы фургон смог поравняться со мной.

– Роди, – сказал я, – сделай широкий круг и отправляйся в лагерь. Если услышишь выстрелы или почувствуешь неладное, притаись до рассвета. Мы сами тебя найдем.

– Поезжайте вперед, – ответил Роди. – Я сумею за себя постоять.

Но он выглядел взволнованным.

Вместе с Мегари мы галопом поскакали через низину. Меня больше всего беспокоила полная тишина и отсутствие света костров. Но, подъехав ближе, мы увидели, что город был просто залит светом, как случается только вечерами, Когда прибывает очередное стадо.

– Кон! – Мегари схватил меня за руку. – Смотри!

Перед нами лежал мертвый бизон… под ним другой – всего пять или шесть.

Вдруг Мегари выругался и развернул лошадь. Картина открылась ужасная: клубки колючей проволоки, трупы животных, поломанные столбы и вспаханная земля.

Должно быть, стадо на всем ходу налетело на изгородь и наши ребята открыли по нему огонь, чтобы повернуть или остановить разъяренных животных.

Я похолодел от ужаса. Мурашки забегали по спине. Первый раз в жизни я почувствовал настоящий ужас – отчаянное, непреодолимое чувство страха перед тем, что тот, кого вы любили, уничтожен, навеки вычеркнут из жизни. Я знал: у человека, застрелившего Тома Ланди за то, что тот пошел на свидание с девушкой, не дрогнет рука убить его сестру.

Мы медленно повели лошадей к холму, отчаянно надеясь услышать окрик часового. Но его не последовало.

Ошарашенные увиденным, мы поднялись на холм. Здесь тоже валялись туши бизонов – настоящий курган из тел мертвых животных, – а под ним покоился остов того, что некогда было медицинским фургоном Кэйт.

– Кон, – полным отчаяния голосом позвал Мегари, – здесь тело!

Мы подошли и низко склонились над трупом.

– Холодный, – прошептал он. – Умер уже давно. – Мегари встал. – Это Вил Джойс, один из людей Полока.

Спешившись, я пошел рядом с Мегари, и чуть дальше мы нашли Вана Кимберли. Ван был одним из наших ребят, который остался с Тодом Муллоем прикрывать отступление Тома из города в день его разговора с Линдой Макдональд.

Мы нашли мертвую лошадь, остатки нашего костра и не сколько скатанных обгорелых постелей. Горожане прогнали взбесившееся стадо по нашим заграждениям и через сам лагерь. Они ехали следом и добивали тех, кому удалось уцелеть.

На дальнем склоне холма мы нашли другого парня из компании Полока, которого удалось узнать только по «Ленивой Р» на кобуре. Стадо затоптало его насмерть.

– Ее здесь нет, Кон, – сказал Мегари тихо. – Она спаслась.

– Возможно.

– Нет смысла искать кого-то с другой стороны города. Если бы там кто-то оставался, они продолжали бы сражаться.

– Макдональд мог уже скрыться в темноте.

– Мы услышали бы выстрелы, Кон. Сражение закончилось несколько часов назад.

Он был, конечно, прав. Если кому-нибудь из наших и удалось остаться в живых, то они наверняка ушли.

Но куда? Конечно же в новый город Хикамор. Там были Прист и Нэйлор с остальными ребятами из полоковской команды.

– Кон… они грузят фургоны. – Мегари пытался рассмотреть, что происходит в городе. – Я вижу, как двигаются фонари.

– Уезжают?

Мегари медлил, как бы проверяя догадку.

– Нет, Кон, думаю, они собираются войной на новый город. Слишком много ружей… каждый раз, когда кто-нибудь проходит мимо фонаря, я вижу отблеск на металле. Если им удастся уничтожить Хикамор, они поправят свой бизнес.

Сейчас нам был дорог каждый воин, а три моих лучших бойца остались охранять пленных наемников.

Наконец я принял решение.

– Мегари, возвращайся и расскажи обо всем Роди. Скажи, чтобы он подальше объехал город и направлялся в Хикамор. Он поедет один, так что пусть будет чертовски осторожен и не забывает про индейцев.

– Хорошо. – Он помедлил. – Может, мне остаться с ним? Мы могли бы использовать оружие и патроны в Хикаморе.

– Нам здесь еще больше понадобятся люди. Возьми двух лошадей и скачи быстрее ветра.

Мегари схватил свой винчестер.

– Кон… один выстрел – и погасший фонарь заставит их сильно поволноваться.

– Нет. – Признаюсь, что я сомневался, прежде чем сказать это. – Мы не воюем с детьми и женщинами. Кроме того, Кэйт так никогда бы не поступила.

Мегари знал, какие чувства я испытывал к Кэйт, но тем не менее он спросил:

– Кон, ты думаешь, она жива?

На мгновение меня опять обуял ужас, который сменился страшной волной гнева, подобного которому я еще никогда не испытывал.

– Если они убили Кэйт, – ответил я, – лично выслежу каждого из них и пристрелю на месте.

Мегари пришел в себя.

– Я поспешу, Кон, – сказал он и скрылся в темноте, оставив меня одного среди растерзанных туш несчастных животных и бойцов, отдавших свои жизни. Мы еще вернемся, чтобы похоронить их. Времени предаваться эмоциям не было, поскольку Хикамор не ждал никакой опасности.

Первым делом я спешился и сменил коня. Оружия около мертвых не нашлось, а их карманы кто-то вывернул. Но на них все же оставались ремни с патронами, которые могли нам пригодиться, и я снял их, перебросив через седло своей лошади. Сев верхом и взяв вторую лошадь под уздцы, я направился в глубь ночи.

Днем по следам я прочел бы то, что произошло на холме, во сейчас ничего не оставалось, как гнать лошадь на запад в надежде на то, что уцелевшие после нападения держали путь в том же направлении. К тому же, только оторвавшись от города на безопасное расстояние, я мог устроиться на ночлег.

Проехав четыре мили на юго-запад, я наткнулся на болото, спешился и привязал лошадь на заросшей травой луговине. Потом спрятался в зарослях высокого камыша, укутался в одеяло и, накрыв лицо сеткой от комаров, погрузился в сон.

С первыми робкими лучами я вновь был в седле. Вокруг меня бушевало зеленое море травы, по просторам которого бродили лишь бизоны да антилопы. Лишь след от саней странствующего индейца напоминал о существовании здесь человека. Я упорно продолжал свой путь к далекой линии горизонта, с тревогой посматривая на остающийся после меня след.

То там, то здесь мне попадались следы бизонов, как обычно парами или тройками животные шли на юг. В полдень я сменил лошадь, сделал пару глотков воды, откусил немного вяленого мяса и, не останавливаясь на отдых, жевал его.

С юга дул легкий ветерок, небо было кристально чистым, только барабанная дробь копыт моего коня нарушала тишину.

Оставив лошадей в ложбинке, я взобрался на холм, чтобы осмотреться.

На сколько мог видеть глаз, простиралась огромная пустыня, и только трава длинными волнами изгибалась под напором негромко посвистывающего ветра.

Если все пойдет как надо, я буду в Хикаморе уже завтра. Макдональду и его шайке с фургонами потребуется гораздо больше времени. Однако я понимал, что, скорее всего, они не станут дожидаться фургонов с припасами, которые понадобятся лишь в случае, если город не удастся взять приступом. Несомненно, вперед пойдет большой отряд всадников и с ходу начнет штурм.

Незадолго до заката я спустился в ложбинку, поросшую ивняком, где ручей образовывал небольшую заводь. Напоив лошадей, я привязал их, наполнил фляжку и вновь перебросил седло. Несмотря на усталость, решил ехать дальше. Но уже поставив ногу в стремя, услышал в кустах шорох и мгновенно оказался на земле с винчестером в руках. Однако все стихло.

Только лошади насторожились и взволнованно раздували ноздри. Вглядевшись в заросли, я заметил оседланную лошадь, щиплющую траву в пятидесяти футах от меня. Я вернулся к своим лошадям и повел их, готовый к встрече с всадником. Но когда мы появились из-за кустов, лошадь быстро подняла голову и рысью побежала к нам.

Передо мной стояла гнедая лошадь с клеймом «Тамблинг Б» из нашего резерва. Седло принадлежало Кэйт Ланди. На передней луке запеклась кровь.

У меня пересохло во рту. Подобрав поводья, я вскочил на свою лошадь и помчался вперед, таща за собой найденную гнедую. Следы вели обратно в прерию.

Светлого времени оставалось мало. Солнце быстро опускалось к горизонту, и вот-вот должны были наступить сумерки. В темноте я уже не смог бы двигаться. Пришлось бы ждать до рассвета, чтобы разобрать следы на траве.

Но лошадь сначала плелась рысью, затем перешла на шаг, потом остановилась и стала щипать траву и, только насытившись, двинулась дальше. Дикому мустангу, пойманному и объезженному нами, было не привыкать к степной вольной жизни.

Смеркалось. Я приподнялся на стременах, скользя взглядом по земле, но ничего не увидел. Никто не шел по траве, не стоял и не лежал на ней.

Вдалеке на горизонте собирались облака… грозовые облака. От духоты становилось тяжело дышать. Я ехал вдоль едва различимого следа, пока не увидел тропу – как длинная серебряная лента она лежала на земле. Пришпорив лошадь, я перешел на галоп.

Облака собирались быстро. Одно из них окрасилось отблесками далекой молнии. Если дождь пойдет до того, как я успею найти ее, он смоет все следы. На бескрайних просторах прерии отыскать Кэйт Ланди не останется никакой надежды.

Неожиданно с юго-востока появился еще один след… след трех неподкованных пони. Это значило одно – индейцы.

Подобрав узду, я осторожно осмотрелся. С тремя лошадьми и тем оружием, которое у меня было, я представлял собой Желанную добычу для любого индейца, а в этой стране, скорее всего, могли встретиться кайова – самые опасные из всех племен южных равнин.

Индейцы тоже останавливались и изучали одинокий след, на который они случайно наткнулись. Они поехали по нему, один вперед, другие в противоположную сторону. Вскоре сообразили, что идут по следу одинокой лошади без всадника.

Крепко выругавшись, я пришпорил своего коня и отчаянно погнал его в ночь, через ложбину по склону холма. Индейцы нашли след около часа назад.

Вдали раздались раскаты грома… сверкнула молния. Сильный порыв ветра прошелся по траве.

Когда я поднялся на вершину холма, передо мной предстала неожиданная картина.

Кэйт Ланди стояла одна посреди большого, ничем не защищенного участка, напротив троих индейцев. Она прямо смотрела им в лицо, а они уставились на нее. Заслышав топот копыт, все повернулись и увидели меня. У одного из индейцев позади седла болталась туша антилопы.

Замедлив шаг, с ружьем в правой руке, я спустился к ним.

Индейцы посмотрели на меня, а потом на оседланную лошадь. Каждый из них тут же понял, что это та самая лошадь, следы которой они недавно видели.

– Хо! – сказал я.

– Хо! – ответили они. Потом один из них указал ружьем на Кэйт: – Твой скво?

– Да, – ответил я.

Они с уважением посмотрели на меня.

– Смелый воин! – промычал один из них, и его глаза, казалось, почти подмигивали. – Много храбрый!

Затем, повернув своих лошадей, с гиканьем и улюлюканьем, они скрылись на равнине.

– Что ты с ними сделала, Кэйт? – спросил я.

Ее лицо было очень бледным, на левом рукаве и юбке виднелись пятна крови, поскольку рана кровоточила.