Текст книги "След Кайова"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 6

Теперь, возвращаясь в лагерь на холме, я пытался вспомнить, где бы я мог встретить Франка Шеллета. До поездки в Европу едва ли. А может, он знал меня через третье лицо, своего родственника, например, с которым я где-то познакомился?

В лагере все спорили о том, когда Макдональд с Шеллетом позвали на помощь.

– Они наберут кого-нибудь из лысоголовых, – предположил Харви Нугент. – Там, на берегах Миссури, немало парней, готовых пострелять за деньги.

Кэйт Ланди ждала меня в своем фургоне, ветер дул ей в лицо, играя неподобранными прядями волос. Не случись с ней такой беды, она выглядела бы великолепно. Даже среди самых красивых женщин Англии и Европы, она занимала бы не последнее место.

– Что они собираются предпринять, Кон? – спросила Кэйт.

– Важнее то, что мы собираемся предпринять и как действовать. Нам придется перехватить поезд по дороге и отправить этих ребят туда, откуда они приехали.

– Они будут драться.

– Безусловно, если мы дадим им такой шанс.

Все наши парни горели желанием ввязаться в драку. Я видел это. И в равной схватке не побоялся бы выставить их против любой компании, где угодно. Но мы были очень рассредоточены: Прист и Нэйлор – в новом городе, Краснокожий Майк где-то на маршруте собирал людей. Построив ограждение, мы оказались разделены неприятелем надвое, к тому же приходилось постоянно его охранять, в противном случае горожане тут же обрезали бы всю проволоку.

Наш отряд уже успел завернуть несколько стад, и я мог себе представить, какой эффект это произвело в городе. Нашлись бы такие, особенно из числа недолюбливавших Макдональда и его компанию, которые бросили бы все и уехали, но сам Эрон Макдональд не отступил бы никогда.

– Попробую их завернуть, Кэйт, – решил я. – Возьму несколько ребят, и мы отправим их обратно прежде, чем они будут готовы драться.

Я выбрал Д'Артагэ, француз мог пройти сквозь огонь и воду, и взял еще Мегари, Роди Линча, Галардо и Батери Мэйсона. Мы должны были справиться.

На охрану такого длинного ограждения нашей команды явно не хватало. Часовые стояли слишком редко по периметру территории. Парней из города никто из нас не считал ни дураками, ни слабаками. К тому же большинство из них вложило деньги в дома и имущество, так что им было что терять.

– Нам придется смириться с тем, что они уничтожат часть нашей ограды, – поделился я своими размышлениями с Кэйт.

Ее лицо стало еще более суровым, поскольку она тоже была воином и в ней гнездилось не меньше упрямства, чем в Макдональде.

– Когда мы уедем, они, скорее всего, предпримут настоящую атаку, – продолжал я, – и численное превосходство будет на их стороне, так что сними людей с охраны. Собери их на одной стороне города, хорошо окопайтесь и будьте готовы выстоять. Возможно, они попытаются занять тот скалистый холм с остроконечной вершиной. Днем изгородь оттуда хорошо простреливается. Пусть влезут и сидят там до моего возвращения.

Дело усложнялось тем, что мы не знали, что замышлял Макдональд, но мой опыт подсказывал – лучше переоценить противника, чем недооценить.

Днем Кэйт Ланди передала инициативу ведения боя мне, только иногда делая разумные замечания и давая советы по существу. За весь период нашего знакомства мне никогда не приходилось видеть ее такой, и, как ни велико было мое восхищение этой мужественной женщиной, сейчас оно стало еще больше.

Я ночевал неподалеку от ее медицинского фургона и знал, что из ночи в ночь она часами не смыкала глаз, в ее окошке подолгу горел тусклый свет, и временами слышались глубокие скорбные вздохи. Она осталась совершенно одна: муж погиб давно, и вот теперь не стало Тома. Для нее они были всем. Вокруг них Кэйт создала свой мир. Если ей и удалось построить ранчо на голом месте и довести его до процветания, то все только ради Тома, а не для себя…

Во мне возник крохотный росток страха, который с каждым днем усиливался: что она будет делать и что станет с ней, когда кончится эта война?

В те первые годы нам приходилось со всем управляться вдвоем, хотя Том и стал нам помогать очень рано. Вместе мы восстановили сожженную индейцами хижину, выстроили защитный бруствер и в целях безопасности вырубили заросли вокруг усадьбы, привели в порядок ручей, выложили камнем канал, подводящий воду к самому дому, и соорудили каменный загон.

В окрестностях бродили большие стада диких лошадей и бизонов. С утра до позднего вечера мы выслеживали, ловили и клеймили их. Неподалеку, в долине, на тучных лугах паслось наше собственное небольшое стадо, в котором мы оставляли лучших племенных животных.

По вечерам Кэйт давала Тому уроки. Иногда в этих занятиях принимал участие и я.

Теперь мы сидели вокруг костра и обсуждали тактику предстоящих сражений. Перехватить поезд решили на небольшой станции с цистерной для воды, с которой Дельгадо отправлял телеграммы. На операцию отводилось три-четыре дня, поскольку следившие за ними горожане, несомненно, скоро бы засекли наше отсутствие и не упустили бы случая напасть на ослабленный отряд.

– Не беспокойся, мы справимся! – заверил Харви Нугент.

Не могу сказать, что Харви был мне особенно симпатичен, но, уважая его воинское мастерство, я предпочитал видеть его на своей стороне. У таких парней, как он, конечно, хватило бы мужества выстоять… Но мне так хотелось, чтобы Краснокожий Майк прямо сейчас, когда мы ужинали, показался на вершине холма вместе с подкреплением, за которым его послали. Нам очень не доставало их.

Еще не взошло солнце, когда я остановил коня около медицинского фургона, чтобы попрощаться с Кэйт. Она вышла, протягивая ко мне руки.

– Кон… Кон… Я никогда не умела сказать, как тебе признательна. Мне все не удавалось начать… но для меня так много значила твоя поддержка.

Мы давно знали друг друга, и только однажды я слышал подобные слова раньше. От внезапно нахлынувшего волнения я ничего не мог ответить.

– Сделаю все, что смогу, Кэйт, – выдавил я наконец и добавил: – Береги себя, Кэйт. Макдональд не посмотрит, что ты женщина. Джон Блэйк назвал его инквизитором. Он прав, ему чуждо сострадание.

– Хорошо, Кон.

Грубый, исполосованный многими боевыми шрамами, Нугент, человек, живший чтобы сражаться, стоял рядом. Я знал, что взявшись за работу, он делал ее на совесть и не был способен на предательство.

– Не беспокойся, Дюри, – сказал он, – мы не собираемся так просто расставаться с победой.

– Это на тебя похоже! – В ответ на мои слова в его глазах блеснула искорка благодарности. – Я бы не решился уехать отсюда, если бы не знал, что ты здесь.

Он с удивлением посмотрел на меня, плюнул и грубо поторопил:

– Хватит, ребята, болтать, вперед! С нами ничего не случится.

Мы взяли по две лошади на человека, чтобы быстрее добраться до цели, и отправились вверх по тропинке, которая вела из лагеря. Чтобы не высветить свои силуэты на фоне звездного неба, придерживались оврагов и балок. Проехав пару миль, выбрались из оврага и направились на восток.

Ехали тихо, стараясь не поднимать пыли, чтобы не выдать себя, поскольку в окрестностях могли встретиться их дозоры, и даже если сама пыль была бы не видна, ее запах оставался бы в воздухе. Мы, шесть закаленных в боях воинов, направлялись навстречу с врагом, о численности которого ничего не знали, кроме того, что она определенно превосходила нашу собственную.

Сколько раз такие парни, как любой из нас, здесь, на Западе, выходили победителями в бесчисленных, всеми забытых, никем не описанных боях! Однажды я повстречал плоский камень, на котором была нацарапана история пяти человек, отважившихся бросить вызов западным горам в поисках золота. Пятерка зашла слишком далеко. В тот момент, когда появились завершающие строки надписи, трое из них уже погибли, а двое доживали свои последние минуты. Их имена записаны на том камне, но кто вспомнил когда-нибудь этих людей? Остались ли у них родственники, друзья? Кто ждал их возвращения? Узнал ли кто-нибудь, что произошло на самом деле? А сколько еще подобных моментов кануло в Лету не увековеченными в камне историй, участники которых не нашли и нескольких минут, чтобы оставить свое посмертное послание потомкам?

Те, кто ехал сейчас рядом со мной, были сродни героям всех древних войн со времен сотворения мира, преследовавших свою удачу до кровавого конца или тяжелой победы. Даже в свой последний час я не мог бы пожелать себе лучших компаньонов.

Холмам и прериям, по которым пролегал наш путь, не было конца. Всю ночь напролет, пока рассвет не залил небо красным светом, мы не покидали седел. В полдень, когда солнце палило вовсю, въехали в крошечную ложбинку между холмами и, пока один из нас стоял в дозоре, быстро сменили лошадей и отправились дальше. О поезде, который вез наемников Макдональда и Шеллета, я надеялся разузнать у телеграфиста.

Наконец мы добрались до станции, остановились и незаметно, не приближаясь, разведали местность. Никаких подозрительных следов не обнаружили. Но что-то все же не давало мне покоя. Я нервничал. Большая неосторожность считать противника глупее себя. Макдональд и его компания уже знают о нашем отсутствии. Следовательно, уже готовятся напасть на лагерь или передислоцируют свои силы. Людей у них достаточно. Боеприпасов, в том числе и пороха, не занимать.

Они могли пойти дальше – попробовать отрезать и уничтожить нас. Однако я сомневался, что им была известна причина, заставившая нас исчезнуть. Макдональду вряд ли пришло бы в голову, что шесть человек способны отважиться остановить пятьдесят или даже больше вооруженных головорезов.

Роди Линч отделился, чтобы провести более глубокую разведку вокруг станции. Галардо направился в другую сторону, где-то, замкнув окружность, они должны встретиться. Остальные дождались, пока парни скрылись из виду, и поскакали к станции.

Телеграфистом здесь работал худощавый, жилистый молодой ирландец с лицом, напоминающим карту его собственного острова. Ему едва перевалило за двадцать, и вокруг него царила язвительная шальная атмосфера, которая была мне по душе.

– Мегари, – позвал я, – похоже, для тебя есть работенка.

Мегари спешился и медленно вошел в станционное здание, а мы поскакали к стойлу позади салуна, где и оставили лошадей.

Станция строилась с тем расчетом, чтобы служить одновременно фортом. Конюшня представляла собой наполовину блиндаж, наполовину землянку. Сделали ее надежно. Второй этаж салуна нависал над нижним подобно блокгаузу, так что никто не мог атаковать окна или двери, не будучи замеченным сверху. В полу второго этажа имелись бойницы, которые позволяли вести огонь прямо по атакующему дверь неприятелю. С выступа возле одной из бойниц спускалась веревка, на которой висела высохшая рука индейца, напоминавшая мне историю ее появления.

Во время очередного нападения один индеец, надеясь открыть дверь, просунул руку в бойницу, пытаясь нащупать ручку. Руку тут же отрубили и повесили в назидание остальным. Никто больше не пробовал повторить опыт.

Большой зал салуна пустовал. Только хозяин, выполнявший функции бармена, стоял, склонившись за стойкой, и изучал газету месячной давности.

– Прочитал ее уже третий раз, – тоскливо сообщил он. – Больше читать нечего. Я запомнил все этикетки на банках и бутылках в этом доме.

– У меня в сумке есть одна книжка, – утешил я его, – могу оставить тебе.

– Это случайно не новелла из серии «Пони экспресс»? Я без ума от них. Очень захватывает. – Он выставил несколько бутылок. – Факт, я бы с удовольствием почитал одну из них. Мне пока не представился случай спасти белую арийскую женщину от краснокожих. Если на то пошло, я только однажды видел здесь белую женщину, но даже индеец не стал бы на нее нападать.

– В конце концов, все выдумки, – улыбнулся я.

– Ладно, зато интересно. К тому времени, как до меня дойдет, что они нафантазировали и как должно быть на самом деле, здесь вырастет город и дети пойдут в школу.

– Думаешь, это когда-нибудь случится? – спросил Д'Артагэ.

– Почему бы и нет?

– Как твой бизнес? – поинтересовался я.

– Шутить изволите? За три месяца не видал и дюжины посетителей. Нет бизнеса, просто нет никакого бизнеса. Но должно наладиться… когда начнется перегон скота.

– Я не заметил ни души в окрестностях, – осторожно начал я. – Кто забредает в такие места?

Бармен погладил усы.

– В основном тот, кто работает с проволокой… Сейчас должны появиться посетители. Какая-то война начинается где-то на западе. Вы, ребята, если хотите пострелять, езжайте туда. Да, позавчера приехал человек, спрашивал о ганфайтерах. Фланаган, внизу на станции, обещал телеграфировать, чтобы прислали наемников.

Д'Артагэ удивленно покачал головой.

– Я просто погонщик, еду на юг встретить стадо, которое где-то задержалось. А где можно найти наемников, если мне вдруг понадобится? Может быть, в Техасе?

– Дьявол, не нужно так далеко ходить! Миссури, Арканзас, восточный Канзас – там предостаточно парней, которым все равно, в кого стрелять. Возьми, к примеру, Миссури. Тамошние охотники на белок застрелят любого – только раскошеливайся. Или компания Джеймса. У него много молодчиков, которые то приходят, то уходят. Ты найдешь там столько, сколько тебе нужно. Времена суровые – засуха. Но эти ребята халтурят, а не фермерствуют. А теперь еще Джассе. Не знаю, заработал ли он хоть один честный доллар. Занимался конокрадством еще до того, как связался с Квантрелом.

Д'Артагэ описывал глазами круги, а я молчал. Дай ему выговориться, и этот человек сам расскажет все, что нам нужно знать. Неожиданно мне в голову пришла мысль.

– Пойду принесу тебе книгу, – сказал я и вышел.

Мегари стоял возле станции и разговаривал с Фланаганом. В конюшне я достал из седельной сумки засаленный томик Карлиля «Французская революция». Книги в наших краях – большая редкость. Эту я привез из Англии, но уже дважды прочел ее. К тому же, такой подарок не был слишком большой ценой за дружбу нужного человека в нужном месте. Из конюшни вновь внимательно осмотрел окрестные холмы. Хоть они и не предвещали ничего дурного, я не доверял им ни на грош.

Батери Мэйсон стоял на углу здания.

– Не теряй бдительности, – предупредил я, – у меня нехорошее предчувствие.

Станция располагалась на ровной площадке, которая плавно поднималась к холмам в четверти мили от нее. Такая местность весьма обманчива, хоть кажется открытой и лишенной неожиданностей. Слишком понадеявшись на ее безопасность, можно потом сильно раскаяться. Мне приходилось оказываться в подобных ситуациях.

Вернувшись в салун, я застал бармена за уборкой. При виде книги его физиономия расплылась в счастливой улыбке.

– Ну, наконец! Какая замечательная книга! Благодарю вас, мистер! Премного вам обязан! – Он с восхищением повертел ее в руках и затем покачал на ладони, чтобы оценить ее вес. – Ну, наконец, – повторил он задумчиво. – Должно хватить на год или почти на год.

– Это и в самом деле замечательная книга, – порекомендовал я.

Он перевернул несколько страниц.

– Ого! Так я и думал! Очень много длинных слов и некоторые из них я еще не встречал! Да, это мне нравится. Восхищаюсь писателями, знающими так много слов… Пока догадаешься, что они означают! Книга послужит мне вдвое дольше. Спасибо еще раз, сэр!

Батери Мэйсон показался в двери.

– Кон, – позвал он, – сюда едут!

Глава 7

Для меня характерно жить настоящим моментом, причем осознание действительности увеличивалось с каждым чувственным восприятием. Нет сомнений, отчасти этим качеством наградила меня природа, но Джим Сазертон также внес ощутимый вклад в его формирование.

Он так жил и часто жаловался, как мало людей, которые на самом деле живут настоящим. По его словам, большинство существуют в пропасти между воспоминаниями и ожиданиями, но никогда не наслаждаются сиюминутным мгновением.

Несмотря на мою природную склонность жить настоящим моментом, именно замечания и собственный пример Сазертона развили ее во мне.

Теперь, ступив за порог салуна на яркий солнечный свет, я на минуту остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к смене освещенности. Стоя на крытой веранде, я смотрел вниз на серые доски, щели, щепки и ощущал теплоту солнца, слышал тишину и звук капающей воды, просачивающейся из цистерны в корыто, приготовленное железной дорогой для проезжающих путников. Наконец я поднял взгляд и подошел к Мэйсону, стоявшему на крыльце.

Воздух был удивительно чист. Где-то далеко на фоне голубого неба клубилось облачко пыли. Плавные переливы невысоких холмов казались мягкими из-за нежной зелени молодой растущей травы. Чувствуя тяжесть револьвера на поясе, солнце, согревающее мои плечи, я прищурил глаза, наблюдая за всадником на далеком холме.

С ним, кроме мула, которого легко узнать по походке, никого не было. Солнечный зайчик блеснул на стволе его ружья.

В совершенно неподвижном воздухе легко улавливался запах пыли даже в этом – улицей его не назовешь – узком пространстве между салуном и станцией. Вокруг нескольких зданий простиралась открытая всем ветрам местность, по которой медленно двигалась единственная точка – одинокий путник.

Батери Мэйсон неожиданно выругался и спросил:

– Кон, ты, кажется, знаешь почти всех любителей мулов?

– Только не здесь.

Но, приглядевшись, я вдруг узнал незваного гостя.

Это был Хобак. Он ехал по краю холма, чтобы выиграть время. Мурашки побежали у меня по спине, как если бы я услышал, что кто-то прошелся по моей могиле.

Опустив на мгновение глаза, я увидел муравья, борющегося с крошечной, но намного превышающей его самого былинкой. Батери высунулся из-за угла салуна, и я догадывался, какие мысли родились у него в голове…

К нам не спеша приближался Датчанин – Билл Хобак.

Мы не посылали за ним. И поскольку он вряд ли бы стал праздно слоняться по окрестным холмам, должно быть, его наняли Макдональд и Франк Шеллет. Макдональд мог и не слышать о Датчанине, значит, идея принадлежала Шеллету.

Снова Шеллет. Кто же он в конце концов?

Ни мне, ни Батери Мэйсону не стоило объяснять, кто такой Датчанин. Известный охотник на людей, выслеживал и хладнокровно убивал свои жертвы, убивал за наличные. Так обычно охотятся на бизонов или оленей. Он выслеживал, убивал и затем получал свое вознаграждение.

По рассказам у костра я знал о способности Датчанина при необходимости исчезать из виду. Про него ходили легенды, как про быстрого и меткого стрелка из любого вида оружия, каждый выстрел которого нес смерть. Отлично владея револьвером, он, однако, больше полагался на ружье или обрез, которые обычно везде носил с собой.

Никто не считал, сколько человек он отправил на тот свет. Вероятно, даже он сам. Ведь какой мясник станет вести счет разделанным тушам?

В том, что он уже заметил нас, я нисколько не сомневался. Однако Хобак продолжал следовать прежним курсом, приближаясь к станции.

Неожиданно меня обуял приступ беспокойства. Где Роди? Где Галардо?

Батери подумал о том же.

– Выстрелов не было, – заметил он, – но ребята уже должны вернуться.

С нашего места слышалось тихое бормотание, доносившееся с перрона, на котором стояли Мегари и Фланаган. Тоже заметив всадника, они наблюдали за ним, поскольку во всем необъятном ландшафте он был единственным движущимся объектом.

– Его появление – всегда загадка, – сказал Мегари. – Мне больше по душе остаться наедине с пумой в темной клетке.

– Ты его знаешь?

– Не хочу знать. Но однажды в Колорадо я слышал, что он был где-то рядом. – Мегари спустился с платформы и неторопливо направился через улицу. Подойдя к веранде, он спросил: – Знаешь, какие у него контакты? Любой труп с дыркой от пули… любой из тех, кого он собирался достать… и получить за него свои деньги.

Мое внимание снова перешло на всадника. Убив двух подонков, расправившихся с Сазертоном, я выполнил свой долг, мстя за смерть моего друга и работодателя. В этой стране принято защищать каждого члена команды, в которой ты работаешь. Датчанин представлял собой совсем другое, и я собирался приказать кому-нибудь прикончить его или сделать это сам.

Он должен был умереть, и умереть немедленно, поскольку мы могли никогда его больше не увидеть… но он наверняка не потерял бы нас из виду. Один за другим мы отправлялись бы на тот свет. Этот киллер опаснее команчей.

Может, он еще не знает, что мы здесь? Скорее всего. Неожиданно для себя он попался в ловушку.

Теперь его уже можно было хорошо разглядеть. Хобак оказался старше, чем я думал. Выглядел на пятьдесят или даже больше. Невысок, с худым угловатым лицом и очень холодными, колючими глазами.

Он подъехал к салуну, спешился, привязав мула к бревну, оглядел нас и вошел в зал.

Мегари зашевелился за моей спиной.

– Кон, мне нужно поговорить с Фланаганом, – шепнул ковбой. – Он хочет связаться с диспетчером и попытаться что-нибудь узнать.

Когда я вновь вошел в салун, Хобак стоял у стойки бара. Его обрез висел за спиной прикладом вверх на уровне плеча, а ствол свободно покачивался около правой руки. Я впервые видел, чтобы ружье носили таким способом.

Он стоял полуразвернувшись, так, чтобы не подставлять спину выстрелу из-за двери. Я подошел к бару и пристроился к нему почти вплотную, стараясь не дать возможности воспользоваться оружием.

Нет смысла лукавить с подобными людьми, и я предпочел действовать напрямик.

– Хобак, – начал я без обиняков, – тебе не встретились два парня на холмах неподалеку отсюда?

Он заморгал глазами, когда я назвал его по имени, но ответил:

– Никого не видел.

– Надеюсь, что так, потому что, если ты убил их, у тебя нет шанса. – Ужас, подобно духу мертвого всадника, всегда появлялся раньше этого человека, и он привык к такому приему. Датчанин попытался что-то объяснить, но я не дал ему продолжить. – Мне известно, кто ты такой, Хобак, как зарабатываешь на хлеб и что здесь делаешь. Теперь послушай меня. Тебе платят независимо от того, кто прикончит твою жертву. Мы будем играть по твоим правилам. Если, не важно по какой причине, погибнет хоть один из моих парней, мы посчитаемся с тобой. Я сам выслежу и прикончу тебя, как ты поступаешь с другими.

Стоя у двери, Батери Мэйсон едва переводил дух, а бармен незаметно ретировался в самый дальний угол. Но Билл Хобак потерял уверенность. Не давая ему ни ответить, ни прийти в себя, я почти касался его левым боком, и он не мог поднять ствол ружья или даже свою правую руку, не уткнувшись в меня. Его левая рука лежала на стойке бара.

Он вспотел и не спускал с меня своих полных нескрываемой ненависти глаз.

– Ты Кон Дюри? – спросил он.

– Да, Датчанин, я – Кон Дюри. Тебе, наверное, говорили, что часть жизни я провел у апачей, так что прочту твой след на плоском камне и найду его по запаху.

Он подался вперед, пытаясь выиграть пространство, но я двигался вместе с ним.

– У тебя нет оснований наезжать на меня, – возмутился он. – Я ничего не сделал.

– И не сделаешь! – И тут у меня в голове родился план. – Примерно через полчаса здесь будет поезд, направляющийся на восток. Мы отправим тебя за границу.

– Как бы не так, – ответил он. – У меня…

Я ударил его в лицо, и он потерял равновесие. Его правая рука молниеносно потянулась назад, к обрезу, и его ствол взметнулся вверх быстрее, чем кому-либо удавалось вытащить револьвер. Левой рукой он перехватил ствол – я не предполагал, что такое невероятно быстрое движение вообще возможно. Однако я не уступал ему в скорости, и не успело его ружье подняться, как я отбросил ствол в сторону. Находись я на пару футов дальше, он сделал бы из меня решето. Теперь же ружье безобидно выстрелило, наполнив небольшой зал громоподобным гулом, и я снова ударил Хобака.

Мой правый кулак угодил ему в челюсть, и он растянулся на полу. В прыжке я ногой выбил ружье из его рук. Он лежал, вытаращив на меня глаза, кровь струилась из разбитой губы.

Рукоятка его револьвера торчала из-за пояса, а рука лежала неподалеку. Я стоял и ждал. Мой кольт оставался в кобуре.

– Попробуй, – сказал я. – Давай, попробуй сделать это!

Он оказался не тем бойцом, с которым я предпочел бы помериться с силами. Может, Датчанин был быстрее и точнее любого из нас, но открытый, честный бой был явно не его конек. В какое-то мгновение я подумал, что ярость заставит Хобака вытащить револьвер, но оно прошло, и его мышцы постепенно расслабились. Убийца из засады, убийца наверняка, не собирался рисковать своей жизнью.

– Мегари, – крикнул я, – скажи Фланагану, что у нас пассажир на проходящий поезд, пассажир, который поедет в вагоне для скота. – Датчанин лежал, приподнявшись на локте, и ненависть ко мне кипела в его груди. – Возьми у него револьвер, Мэйсон. Потом пойди и проверь его вещи. Мы заплатим ему, но отсюда ему придется уехать без них.

– Он купит еще…

– Нет, мы отправим его без денег. Их вышлем ему до востребования на почту в Жоплин.

Но, стоя на платформе и провожая взглядом исчезающий вдали последний вагон поезда, я совсем не был уверен, что больше никогда не увижу Датчанина. Он вернется. Я только отложил развязку.

– Тебе следовало прикончить его, – задумчиво произнес Д'Артагэ. – Когда он лежал на полу, ты мог использовать малейшее движение как повод пристрелить его. Никто не посмел бы обвинить тебя.

– Это мои проблемы, – ответил я. – Мне приходилось убивать людей, но я не палач.

Мы снова вошли в салун. Поскольку уже вечерело, заказали ужин и уселись за столик. Периодически один из нас выходил на улицу, и во время моего последнего дежурства появились Роди Линч и Галардо. При виде их у меня гора свалилась с плеч.

Небо стало кроваво-красным, и казалось, что холмы окунули в малиново-розовую краску. Потом ночь сомкнула вокруг нас свои объятия, погрузила во тьму окрестности и зажгла огоньки звезд.

– Кон, мы задержались, потому что нашли следы, – сообщил Роди, – следы одинокого всадника, но не Датчанина. Галардо первым заметил их и проследил, откуда он появился, а я – куда он направляется.

Роди Линч, следуя обходом вокруг станции в южном направлении – в восточном относительно города, – наткнулся на след большого стада бизонов. Идя по нему, встретил Галардо, склонившегося над теми же следами.

Здесь одинокий всадник встретил стадо. В противном случае ковбой вряд ли обнаружил бы его следы – их уничтожило бы следующее стадо. Но здесь оно остановилось и повернуло назад, к югу.

– К югу? – вырвалось у меня.

– Да, Кон, именно туда они и направились. И по-моему, это предвещает беду.

Одинокий всадник мог быть кем-то из погонщиков, вырвавшимся вперед, чтобы присмотреть подходящее пастбище и водопой.

– Нет, всадник – Джордж Дару, охотник на бизонов, приятель Макдональда. Его лошадь я узнаю из тысячи. У него аппалуза, в свое время он выменял ее у одного индейца, и у этой лошадки самые крохотные и красивые копыта, которые мне доводилось видеть.

– А что скажешь ты, Роди?

– Я изучал следы всю дорогу. Мы с Галардо думаем, что Дару приехал, чтобы забрать стадо.

– Забрать его в город?

– Возможно. – Он замолчал. – Кон, ты представляешь, что может сделать взбесившееся стадо с ограждением из колючей проволоки?

Конечно, он был прав. Неуправляемое, разъяренное стадо снесет нашу ограду, втопчет в землю, смешает с грязью.

– Нужно возвращаться, Кон. – Д'Артагэ побледнел. – Боже милостивый, они прогонят стадо прямо по нашим ребятам!

– Если не останутся там, где им положено быть, – сказал я, – и если они не пристрелят несколько быков для баррикады.

Но Кэйт… Имел ли я право бросить ее перед лицом такой опасности? Если мы отправимся немедленно, то обгоним стадо. Следы не больше чем двухчасовой давности.

– Фланаган идет, – предупредил кто-то, и, осмотревшись, я увидел рыжего телеграфиста, спешащего к нам через улицу.

Ухмыльнувшись, он протянул желтый листок бумаги.

– Если собираетесь драться, пропадете не за грош, ребята. В поезде пятьдесят человек и столько же лошадей. Состав появится к концу следующего дня… Они сойдут здесь. Нечего удивляться – все к тому и шло, – сказал Фланаган. – Все знают, что что-то случилось, но только всякий раз, когда пятьдесят вооруженных до зубов ганфайтеров с лошадьми грузятся в поезд, нетрудно догадаться, что кто-то выложил им немалую сумму.

– Кто они такие?

– Ребята из Озарк-Маунтинс, деревенщина из Миссури и Арканзаса.

Пятьдесят человек! Пятьдесят опытных, отлично подготовленных наемников, иначе их не выбрали бы. Они поснимают нас, как белок с деревьев.

– Кон, – прервал мои размышления Д'Артагэ, – как быть со стадом?

Я долго стоял в сомнениях и наконец решил:

– Оставим его Кэйт с ребятами. Мы приехали сюда по важному делу и доведем его до конца.

– Против пятидесяти головорезов? – возразил Д'Артагэ.

– Всего по восемь на брата, – улыбнулся Роди, – и еще двое про запас. Кон, оставишь мне одного из этой парочки, идет?

Дверь салуна распахнулась.

– Вы собираетесь ужинать? – позвал бармен. – Все на столе.

Ночь, темная и беззвездная, опустилась на прерию. Скоро завоют койоты.