Текст книги "С попутным ветром"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

На некоторое время в лагере воцарилось молчание. Затем гигант резко повернулся к испанцам спиной и сделал знак двум стоявшим рядом вооруженным матросам.

– Они не должны покидать лагерь, – распорядился он. – Не спускайте с них глаз, если хоть один сбежит...

Он не закончил фразу, но, похоже, они и так поняли, что им грозит в таком случае. Не обращая внимания на Гвадалупу, гигант пересек поляну и подошел к Арманду и Фелипе.

– Вы разговаривали с этим англичанином? – спросил он.

– Да.

– Откуда он здесь взялся?

– Его бросили на берегу. Он сошел с судна вместе с матросами, чтобы набрать воды, на них напали индейцы. Его товарищей убили, судно ушло, а он остался здесь, – сказал Арманд.

– Ах, вот оно что! – Гигант помолчал, как будто обдумывая то, что услышал. – Этот капитан... что он за человек?

– Похож на джентльмена и, если я не ошибаюсь, владеет шпагой.

– Ты хочешь сказать, что у него была шпага? – спросил гигант с долей презрения в голосе.

– Я сказал, он владеет шпагой. Это выдают его манеры, то, как он держится, его движения.

– Да? Ты в этом разбираешься?

– Да, разбираюсь. Я работал в оружейной мастерской в Толедо, делал клинки и видел немало искусных бойцов – мастеров своего дела.

– Мастер шпаги. Ладно, пусть так. Он капитан? Капитан чего?

– Не знаю.

– Что было дальше?

– Он пошел на берег. Думаю, хотел посмотреть – нет ли поблизости какого-либо судна. И не вернулся.

– Он искал просто судно или галион?

– Не знаю.

– Итак, он не вернулся. Может быть, он присоединился к другим, что прячутся здесь поблизости? Он спрашивал о галионе?

– Нет, – соврал Арманд. – Он знал лишь то, что мы спаслись с тонущего судна, и больше ничего.

Гигант повернулся к Фелипе.

– Он говорит правду?

– Да, думаю, что так все и было. Он был голоден и хотел только, чтобы ему дали поесть.

– Почему ты так думаешь?

– Мне тоже приходилось голодать, сеньор. Я обратил внимание, как он смотрел на костер, на котором готовилась пища, и как жадно ел. Он был голоден, сеньор, хотя заявил, будто эти земли, – Фелипе обвел рукой вокруг, – его владения.

Гигант переменил тему разговора:

– А где сейчас «Сан Хуан де Диос»?

– Не знаю. Нам приказали спустить шлюпку. Когда я оглянулся... судно еще держалось на воде. Где и когда оно затонуло, никто не знает.

Гигант, кто бы он ни был, по-видимому, хорошо знал, чего хочет.

Меня охватило беспокойство. С таким человеком шутки плохи. Очевидно, он обладает превосходными источниками информации. Но где же его собственное судно, если, разумеется, оно у него было?

Он отдал какое-то приказание, и несколько человек отошли от костра.

– Нам лучше уйти отсюда, – прошептал Терли, – Думаю, они собираются обыскивать местность.

Мы стали отходить, стараясь не выдать себя шумом. Когда мы добрались до небольшого холма, с которого впервые увидели костер, я оглянулся.

Испанцы все были на месте, но появились новые лица. Теперь у костра было по крайней мере человек двадцать.

Что-то в наружности гиганта тревожило меня – все время казалось, будто я уже когда-то видел его. И новый персонаж – он лежал на земле спиной к нам – показался мне знакомым.

Внезапно до нас снова донесся громкий голос предводителя:

– Никто – ни мужчины, ни женщины – не должны покидать лагерь без моего разрешения. Вы поняли? Любой, будь то мужчина или женщина, кто попытается уйти, немедленно умрет. Я не шучу. За вашу жизнь я гроша ломаного не дам. – Он щелкнул пальцами.

В ответ раздался сильный и ясный голос дона Диего:

– Сеньор, если кому-нибудь из нас вы нанесете малейший ущерб, я позабочусь, чтобы вас отправили на виселицу, а вместе с вами и ваших товарищей. – Он помолчал и спросил: – Вы знаете, кто я?

Гигант снял шляпу с головы и поклонился.

– Кто же этого не знает, дон Диего? Но позвольте напомнить вам, что море широко и, если есть судно, можно отправиться, куда угодно. Я выберу такой курс, куда вы за мной не последуете и где вся мощь Испании не более чем пустой вздох. Я поступлю так, как будет мне угодно, дон Диего, я с легкостью перережу вашу благородную глотку и скормлю вас рыбам, если только захочу. Вы хорошо поняли меня, дон Диего? Здесь вы никто и ничто! Запомните это! Здесь вся власть принадлежит мне, и только мне!

Мы потихоньку удалились и вышли на поросший кедром холм, откуда открывался вид на залив.

От «Сан Хуана де Диос» не осталось и следа.

То ли он наконец затонул, то ли его отнесло еще дальше и он опять сел на мель до нового прилива? Я внимательно осмотрел все вокруг, но судна так и не увидел.

Мы спустились с холма и углубились в густые заросли кедра. Скоро мы набрели на углубление у подножия дерева, хорошо укрытое густыми ветвями. Вероятно, это когда-то была берлога медведя. Тут было достаточно просторно, и мы удобно устроились. Я развязал полу рубашки, вынул сухие галеты, и мы с Терли разделили их по-братски. Наступила ночь, и мы улеглись спать. Терли, привыкший ночевать в лесу, сразу же заснул, а я долго лежал без сна, весь во власти воспоминаний юности. Не знаю, почему они вдруг сейчас нахлынули на меня, но, лежа на спине и глядя на вершину кедра, вдыхая ароматный запах хвои, я мысленно перенесся в прошлое, в годы своего детства.

Мой отец был образованным человеком, у него были мягкие манеры и тихий приятный голос. Как и я, он любил гулять по пустынному берегу моря и карабкаться на скалы. Часто он рассказывал мне о милезских племенах, пришедших в Ирландию из Испании много-много лет тому назад, о том, что ирландцы назывались тогда скоттами – по имени милезской королевы Скотты. Она была дочерью фараона, повелителя Египта. От него я услышал сказания о Конне – герое Ста Битв, о древних королях, царивших в Таре[5]5
  Тара – священная столица древней Ирландии, воспетая в ирландских сагах.


[Закрыть], и о жрецах-друидах, учителях и советниках королей.

Он рассказал мне легенду о том, как датчане основали город Дублин. На гэльском наречии это звучало как Дуб-Линн, то есть Черный пруд.

Однажды утром отец взял свой посох и сказал мне:

– Пойдем, мальчик, я тебе кое-что покажу.

И он повел меня по берегу моря, а затем мы поднялись наверх, на скалы, где неожиданно вышли на ровную площадку с развалинами древних стен.

– Когда-то здесь стоял замок, – сказал он, – нечто вроде крепости. Он господствовал над дорогой с моря. – Он показал рукой. – Но обычно неприятель нападал не с западной стороны, а с восточной. Сейчас нам тоже угрожает опасность.

– Нам?

– У нас с тобой древнее имя, сын мой. Наше имя это священный символ, этот символ живет уже много-много лет. Наступит день, и враг снова придет сюда. Поэтому тебе надо отправиться в безопасное место.

– Но я хочу остаться с вами, я тоже буду сражаться, я могу.

Это, конечно, было преувеличением: хотя я и умел ездить верхом, стрелять, фехтовать и биться на палках, до сих пор мне приходилось драться только на кулаках с деревенскими мальчишками.

– Нет... твой долг не сражаться, а бежать отсюда. Когда-нибудь потом ты вернешься и предъявишь права на то, что тебе принадлежит. Нельзя допустить, чтобы наш род исчез, даже если для этого тебе придется какое-то время скрываться. Этот замок был возведен из огромных бревен. Дважды его разрушали, а потом он был сложен из камня. И опять его разрушили, и вновь он был восстановлен. Как видишь, сейчас он снова лежит в руинах. Но мы еще живы. Когда-нибудь ты вернешься сюда, мой сын.

Прошло всего несколько лет, и отца убили наши вековые враги, а я стал изгоем, который не мог появиться ни в одном графстве Ирландии.

Моя мать была из рода Туата де Дананн, он правил Ирландией еще до прихода милезцев. Представители этого рода были мудрые и сильные люди, известные своей приверженностью искусству и науке. Вот почему мой род пользовался в стране двойной славой и мое имя было известно по всей Ирландии.

Тяжелые испытания выпали мне за годы скитаний. Трудности начались с первых же дней, как только я сошел на берег Англии. Жители деревень враждебно смотрели мне вслед, собаки лаяли и бросались мне под ноги, норовя укусить. Но как ни страшно мне было, я не оборачивался, пока не выходил из деревни в поле.

В тот день я переночевал под каменной стеной и поутру двинулся дальше. Еды, которой я запасся, хватило на один день. Я долго шел пустынными проселочными дорогами, пока не выбрался на грязный большак, который вывел меня к таверне. У меня было немного денег, а мой желудок настоятельно требовал пищи, но я опасался, что одинокий странник в таком юном возрасте может вызвать нежелательное любопытство. Однако я так проголодался, что все же направил свои стопы к двери таверны.

Это было внушительное заведение со стенами, обшитыми тесом, обширным двором и конюшнями. Я вошел в зал, заглянув по пути на кухню. Там блестели ряды медных кастрюль и бронзовых подсвечников, возле большого очага на полках стояла посуда.

Видно, в это время было мало путников, потому что в зале находилось всего четыре человека. Пожилой, но крепкий мужчина с седоватыми волосами и добрыми голубыми глазами бросил на меня быстрый взгляд. Двое других – по-видимому, местные жители – сидели на скамье и пили из одной кружки, как это было тогда заведено. Четвертый – рано поседевший, стройный и красивый мужчина с тонкими чертами лица, как будто высеченного из мрамора, таким оно было бледным и лишенным всякого выражения, тоже окинул меня взглядом, но тут же отвел свои огромные, очень темные глаза и больше не обращал на меня никакого внимания.

Несколько ночей я спал не раздеваясь, мое платье было испачкано и помято. Должно быть, я выглядел не слишком хорошо, потому что хозяин таверны, дородный мужичище с грубой внешностью, подойдя ко мне, бросил:

– Эй, у нас не...

Я был еще очень юн, но недаром вырос в замке.

– Живо подайте мне эля, – надменно сказал я, – и хлеба с сыром. А если у вас есть бифштекс – еще лучше. – Я показал на пустой стол возле пожилого господина. – Подайте сюда, – велел я и, не оборачиваясь, подошел к скамье и сел.

Хозяин заколебался – его смутила моя манера обращения, так не похожая на поведение деревенских мальчишек. Он начал было что-то говорить, но я резко оборвал его:

– У меня нет времени, меня ждут.

Он вышел из зала, а ко мне подошла служанка. Бросив на меня любопытный взгляд, она вытерла стол салфеткой и поставила передо мной кружку эля.

– Одну минутку, сэр, я сейчас принесу остальное, – сказала она, а затем тихонько добавила: – Если вам нечем заплатить, лучше поскорей уходите. Хозяин грубый, жестокий человек.

Я бросил на стол золотую монету. В тот же миг хозяин подошел к столу и протянул к ней руку.

– Оставьте ее на месте, – сказал я. – Когда я закончу, вы возьмете с меня то, что нужно.

Красивый человек в голубом камзоле повернулся и посмотрел на меня. Меньше всего я хотел привлекать к себе внимание, но и не желал тушеваться перед наглецом и дать себя ограбить. У меня было очень мало денег, каждый пенни на счету.

Хозяин таверны отошел от стола – лицо и шея у него побагровели от ярости: сопливый мальчишка и смеет так разговаривать с ним! Если бы не присутствие других людей, он расправился бы со мной по-свойски. По моим манерам он заключил, что я не простой человек, и трусливо предпочел не нарываться на неприятности.

Вскоре мне принесли еду, и я стал не торопясь есть. Еда была вкусная, а эль превосходный. Спустя некоторое время мой пожилой сосед встал, слегка кивнул мне и вышел. Через некоторое время я услышал скрип колес и увидел в открытую дверь, как от ворот отъезжает крытый фургон, запряженный ослом. Рядом с фургоном шагал возница, а за ним бежала крупная собака.

Ко мне снова подошел хозяин.

– Шесть пенсов за все, – сказал он.

Красивый человек, сидевший за другим столом, чуть слышно произнес, не глядя на хозяина:

– Четыре пенса.

Хозяин вздрогнул и кинул быстрый взгляд в его сторону.

– Шесть пенсов, – произнес он шепотом.

– Четыре пенса, – повторил красивый господин.

Хозяин взял со стола золотую монету и вышел из зала. Я ждал, седой красивый господин тоже не уходил. Наконец хозяин вернулся и выложил на стол кучку монет.

– Пересчитайте, – сказал мой защитник.

– Вы думаете, я хочу обмануть этого парня?

– Да, думаю, – ответил тот и встал из-за стола. Он был невысок ростом, но строен и хорошо сложен.

Я пересчитал монеты – там было без малого полкроны. Я взял их, и хозяин неловко сунул мне в руку еще одну монету.

– Мы в расчете, – грубо сказал он.

– Ладно, – сказал я и добавил: – А эль нужно было бы еще выдержать.

Седой джентльмен вышел на улицу и сел в седло. Подняв свой хлыст в знак приветствия, он уехал. Выйдя на улицу, я поспешил в другую сторону. Не прошел я и нескольких ярдов, как два местных жителя, которые пили в таверне из одной кружки, вышли из дверей и оглядели дорогу.

Мне повезло, что они посмотрели вначале в другую сторону, так как, увидев их, я сразу понял, что они затевают, быстро нырнул в проем изгороди, побежал вдоль него, срезал угол и перелез через каменную стену.

Услышав позади крики, я понял, что меня заметили, и, низко пригнувшись, помчался назад к дороге. Я слышал, как они ломали изгородь, но я уже выскочил на дорогу, перебежал проулок и понесся в противоположную сторону.

Передо мной оказалась невысокая стена – я перепрыгнул через нее, забежал за стог сена и укрылся за стеной амбара. Но тут выскочила собака и яростно залаяла, я снова побежал, зная, что меня преследуют по пятам. Несомненно, это хозяин таверны натравил их на меня.

Хотя я и был еще очень юн, за последние месяцы я привык спасаться бегством и скрываться. Я выбежал в другой, узкий проулок и помчался по нему в прежнем направлении.

Впереди начиналась деревня, но я и сам не знал – хорошо ли это или плохо.

Прямо передо мной замаячили деревенские дома, я забежал за скирды сена и бросился вниз по склону холма, в сторону от деревни. Теперь я уже перебегал от укрытия к укрытию, постоянно оглядываясь – не появятся ли преследователи.

Они, видно, потеряли мой след, так по крайней мере мне сперва показалось. Я вышел на тропинку, которая вела из деревни. Но эта тропинка представляла собой западню: она делала петлю, огибала низкий холм и хорошо просматривалась из деревни. И вот они, мои преследователи! Они стояли впереди, и мне уже никак было не избежать с ними встречи. Они двинулись на меня.

Глава 8

Убежать от них я не мог – у них ноги были длиннее, чем у меня. Тропа была хорошо утоптана, по обе ее стороны высились каменные стены. Мои преследователи медленно наступали на меня... и тут я стремительно метнулся между ними.

Один из них схватил меня за плечо – рубашка затрещала, но я вырвался и, перепрыгнув через стену, растянулся на земле. Набрав полные горсти земли, я вскочил, сам не свой от страха, потому что они тоже перепрыгнули стену, и в мгновение ока швырнул им в глаза пригоршни пыли.

Один испуганно вскрикнул, оба закрыли глаза руками. Тем временем я схватил крепкий сук, лежавший рядом с изгородью, размахнулся и со всей силы ударил ближайшего ко мне, угодив ему в челюсть. Он свалился как подкошенный. Затем я обрушил свое оружие на второго – он в это время еще протирал глаза. Я занес над ним свою дубину, он попытался было закрыть лицо рукой, но я с силой ударил его по колену. А затем бросился бежать.

Я бежал сломя голову через луг, вдоль каких-то сараев по той же тропе. Казалось, у меня сейчас разорвется сердце. Но прямо за забором начинался лес. Перескочив через забор, я наконец остановился в изнеможении и оглянулся назад. Никого не было видно.

Я медленно побрел в глубь леса. Я был измучен и подавлен – в этой стране у меня не было никого, к кому я мог обратиться за поддержкой. И мне некуда было идти. От усталости и чувства безысходности я опустился на поваленный ствол дерева и заплакал.

Мне стыдно в этом признаваться, но так было. Одинокий и напуганный, окруженный врагами, я сидел и молча плакал. Я думал о своем дорогом отце и покинутом доме и сокрушался, что у меня нет никакого пристанища и мне не к кому обратиться за утешением и поддержкой.

– Тебе больно? – раздался детский голосок. Я вскочил, судорожно утирая слезы.

В десяти футах от меня стояла девочка, а у ее ног – огромный бульдог с устрашающими челюстями.

– Я спрашиваю – тебе больно? Сидишь и плачешь, как маленький. Разве мальчикам пристало плакать?

– Я не плакал, – возразил я. – Я просто очень устал.

– Что ты делаешь здесь, в моем лесу?

– Это твой лес?

– Да, мой, и я не приглашала тебя сюда. Я никогда тебя прежде не видела. Ты что, цыган?

– Нет, я не цыган.

– Ну и нечего задаваться! Быть цыганом не так уж плохо! Я часто вижу себя в мечтах, как я еду в большом красном с золотом фургоне, добываю пропитание по дороге. В фургон запряжены четыре белые лошади, и рядом бежит Тигр, я взяла бы его с собой...

– А кто это, Тигр?

– Моя собака. Ее зовут Тигр.

– Кошачье имя. Тигры это кошки, – сказал я снисходительно.

– Вовсе нет! Собаку тоже можно назвать Тигром! Так сказал мой папа, а мой папа знает все. Впрочем, – добавила она, – Тигр ведь не знает, что у него кошачье имя.

– Какой огромный пес! – сказал я и вежливо попросил: – Ты прости, пожалуйста, что я забрел в твой лес, мне хотелось отдохнуть.

– А ты не браконьер? Потому что если лесник поймает тебя...

– Я не охочусь за дичью, – гордо сказал я. – Извини, что побеспокоил. Я, пожалуй, пойду.

Но я не тронулся с места – мне не хотелось уходить. Прошло много месяцев, с тех пор как я разговаривал со сверстниками.

Это была хорошенькая девочка с большими темными глазами и пухлыми губками.

– Ты пришел издалека? – спросила она.

– Очень.

– У тебя разорвана рубашка, – заметила она, – и ободраны колени.

Посмотрев вниз, я увидел, что, действительно, чулок порван и колено в крови.

– Я упал, – объяснил я.

– Ты, наверное, хочешь есть? – спросила она.

– Я только что... – начал было я, но тут же осекся.

Если я признаюсь, что ел в таверне, сразу все выйдет наружу. Скорее всего владелец таверны состоит в дружеских отношениях с ее семейством: отсюда до таверны совсем недалеко. И сразу вспомнил, что меня, вероятно, продолжают искать.

– Мне пора идти, – сказал я.

– Скоро ночь, – возразила она. – Где ты будешь спать? – Она с любопытством поглядела на меня. – В стогу? Или под забором?

– Не важно, – сказал я. – Я пойду.

Я повернулся, сделал несколько шагов, остановился и сказал:

– Какой чудесный лес! Надеюсь, я не нанес ему вред.

– Ничуть, – ответила она и добавила: – Мне кажется, ты испуган или у тебя что-то неладно. Ты бы поговорил с моим отцом. Он очень храбрый. – И после паузы гордо произнесла: – Он был солдатом.

– Мне нужно идти.

Я пошел, но тут же снова остановился, увидев высокого стройного человека с приятным лицом и карими глазами.

– Я не знаю, действительно ли я такой храбрый, моя дорогая, – сказал он, – но всегда старался им быть. Кто ты, мальчик?

Я с тоской смотрел сквозь листву деревьев на тропинку, по которой недавно пришел. Мне так хотелось быть как можно дальше отсюда. У меня не было желания отвечать на вопросы и совсем не хотелось, чтобы как-то выплыла эта история в таверне, хотя я и не был ни в чем виноват.

– Я проходил мимо и хотел отдохнуть, – сказал я. – Соблазнился вашим прекрасным лесом.

Он смотрел на меня пристальным внимательным взглядом. Девочка подошла к нему и взяла его за руку. Когда-то и я вот так же держал отца за руку. При этой мысли слезы снова покатились у меня из глаз, я смахнул их и повернулся, чтобы идти дальше.

– Подожди. – Он сказал это, не повышая голоса, но с такой твердостью, что я невольно повиновался. – Я спросил тебя: кто ты?

– Никто, – сказал я. – Я просто проходил мимо. Мне нужно идти.

– Куда же ты идешь? – спросил он. – Моя дочь тревожится за тебя.

– Я иду в Лондон, – сказал я в отчаянии, мечтая оказаться как можно дальше отсюда.

– Не думаю, что ты успеешь попасть в Лондон до ночи, – сказал он спокойно. – Лучше бы тебе пойти с нами.

– Я не могу.

Он молча ждал продолжения. Наконец я решился:

– Какие-то люди из таверны гонятся за мной. Они хотят ограбить меня.

– Ограбить? – Он улыбнулся. – Значит, ты богат?

– Нет. Дело не в том, сколько у меня денег. Им надо отнять все, что у меня есть.

– Кто же эти люди? – не отступал он.

Я неохотно рассказал, что произошло в таверне и как один человек помешал хозяину обобрать меня.

– У него была седая голова, хотя он был совсем еще молод.

Он нахмурился, размышляя над моими словами.

– Молодой человек с седой головой? Может быть, это был парик?

– Нет, это были его собственные волосы. И лицо у него было очень бледное, как из белого мрамора. Только глаза живые.

– И он вступился за тебя?

– Так вы его знаете?

– Нет, не знаю. Но, кажется, догадываюсь, кто это мог быть. Только каким образом он оказался вдруг здесь, в наших местах, ума не приложу. Самое поразительное, что он счел возможным заговорить с тобой и даже защитить.

– Правду сказать, он не говорил со мной.

Отец девочки не стал продолжать эту тему.

– Пойдем с нами, мальчик. По крайней мере поешь перед тем, как пойти дальше. А к тому же в доме есть добрая женщина, которая сделает что-нибудь с твоим поцарапанным коленом.

– Но если они найдут меня...

– Ты думаешь, они осмелятся явиться в мой дом? Не переоценивай их, парень. Они, конечно, воры и трусы, но не дураки... Во всяком случае, не настолько дураки, чтобы совершить такой опрометчивый шаг.

Он обернулся и посмотрел назад. Его дочь шла рядом с ним, и я зашагал за ними. Вдруг перед нами вспорхнула птица.

– Что это за птица? – спросила девочка.

– Королек, – с ходу ответил я.

– Значит, корольки водятся и в Ирландии? – спросил отец девочки как бы невзначай, и я тут же ответил:

– Да... – и осекся, сообразив, что проговорился, и тут же поправился: – И в Шотландии тоже.

Он усмехнулся, и это рассердило меня.

– Королек живет в местах, где растут хвойные деревья. Он вьет на них гнезда.

– Стало быть, ты шотландец?

Мне не хотелось лгать, но, поразмыслив, я понял, что утвердительный ответ недалек от истины: ведь когда-то давно ирландцев тоже называли скоттами.

– Это широкое понятие, – сказал я, повторяя слова своего отца. – Некоторые шотландцы происходили от пиктов, другие – от гэльских племен, а третьи... – тут я остановился и замолчал.

Мы подошли к концу дорожки – впереди была усыпанная гравием площадка, где собирались всадники перед выездом на охоту.

За ней высился господский дом старинной архитектуры – он мне сразу понравился. Вокруг росли высокие дубы и березы, за домом располагались конюшни.

Отец с дочерью направились к парадной лестнице, я оробел и отстал. Хозяин обернулся и пригласил меня следовать за ними, но я помотал головой.

– Не могу, – сказал я. – У меня грязные башмаки, и я не одет.

– Это мой дом, – спокойно ответил он. – Входи – ты мой гость.

– Я очень обязан вам, – ответил я.

Он обернулся и взглянул на меня.

– Ну, теперь, раз ты уже здесь, может быть, пообедаешь с нами?

– Но моя одежда... – продолжал я сопротивляться.

– Это можно устроить, – отвечал он. – Если разрешишь... у меня есть одежда, она тебе наверняка подойдет. Ты крепкий парень. Да, конечно, она придется тебе впору.

Принимать подаяние не в моих правилах. Я было запротестовал, но потом спохватился, что сейчас не время проявлять уязвленное самолюбие. Ведь он не милостыню мне предлагал – с его стороны это была простая любезность, и я должен именно так и воспринимать его слова.

– Ну хорошо, если это вас не затруднит...

Он сам повел меня по широкой лестнице на второй этаж в зал, а оттуда в комнату с желтыми обоями и кроватью с голубым балдахином, с массой безделушек из синего и белого фарфора.

Он открыл шкаф и вытащил рубашку, брюки, чулки и сюртук. Нашлась и пара башмаков.

– Тебе сейчас принесут воду для умывания, – сказал он. – Надеюсь, платье тебе подойдет. – Он помолчал минуту, а затем сказал: – Это вещи моего сына.

Мне хотелось расспросить его о сыне, но я промолчал, не зная, уместно ли мое любопытство.

– Он ушел в море, – сказал он тихо, – и, мы думаем, погиб.

– Точно не знаете?

– Разве можно точно знать, что произошло, когда наши сыновья уходят в море? Может быть, судно захватили пираты. Может быть, сын попал в плен. А может быть, его взяли в рабство в Африке, там немало наших людей.

– Сочувствую вам.

– Ну а теперь умывайся и переодевайся. Обед через час... тогда и поговорим. – Он повернулся, но у порога снова остановился и сказал: – Я не знаю, кто ты и откуда, и мне нет нужды это знать. Но если бы мой сын оказался в чьем-то доме, я бы хотел, чтобы о нем тоже позаботились.

Он вышел, и вскоре служанка – девушка с каштановыми волосами, которая бросала на меня любопытные взгляды, – принесла мне горячую воду и простыни.

Я вымылся и переоделся в платье, которое дал мне хозяин. Взглянув на себя в зеркало, я остался доволен своим видом, хотя был и немало удивлен: вот уже несколько месяцев я не видел своего лица. Юноша, которого я увидел в зеркале, был, несомненно, я, но сильно переменившийся – кожа у меня стала смуглой от загара, я похудел, вытянулся и выглядел значительно старше своих лет. Еще раз взглянув в зеркало, я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

И вот мы сидим за столом – отец с дочерью и я, бездомный бродяга.

Имя девочки было Эвелина, но ее звали просто Ив. Отца ее звали Роберт Вайпонт. Они жили вдвоем в этом старом господском доме, которому насчитывалась не одна сотня лет, построен он был прочно и красиво, отличался изящной внутренней отделкой.

Мы непринужденно беседовали о том о сем, и только в конце обеда хозяин спросил:

– И что же ты намеревался делать?

– Я пойду в Лондон. Это большой город, там я надеюсь устроиться.

Вайпонт покачал головой.

– В Лондоне много ребят твоего возраста – среди них есть славные парни, но большинство – негодяи. Думается, тебе там придется несладко.

– Я должен сам пробить себе дорогу. У меня нет денег и неоткуда их взять. Я могу рассчитывать только на собственную смекалку и собственные силы.

Он посмотрел на меня и слегка покачал головой.

– Ты слишком молод. Лондонские подмастерья – грубые ребята, а кроме того, чтобы стать подмастерьем, нужно заплатить.

Он подождал, пока служанка наполнит наши стаканы элем, и продолжил:

– Ты много прошел и, разумеется, сильно устал. Не окажешь ли нам честь погостить у нас несколько дней?

Я колебался. С одной стороны, мне очень хотелось принять приглашение, а с другой – я чего-то опасался. Я не знал, с кем имею дело, и, хотя хозяин производил впечатление радушного и доброго человека, я не мог быть уверен в подлинных мотивах его гостеприимства. И кроме того, жестокая изнанка жизни мне уже была хорошо знакома, в какой-то мере я свыкся с ней и боялся, что, если задержусь здесь, слишком разнежусь и потом будет еще труднее.

– Вы ничего обо мне не знаете, – сказал я. – В таверне у меня произошла стычка, и это может принести неприятности вам и вашей семье. Вы ко мне очень добры, но как бы мне ни хотелось остаться, я должен следовать своим путем.

– Ну хотя бы переночуй у нас.

– Если вы так любезны, на ночь я с удовольствием останусь.

Он помолчал минуту, а затем спросил:

– Прости меня за мою назойливость, я знаю, что не должен спрашивать, но ты разбередил мое любопытство: с первого взгляда видно, что ты хорошо воспитан – ты, наверное, учился в хорошей школе?

– Школу я вообще не посещал. Меня учил мой отец.

– Ах так! Видно, он был очень образованный человек.

– Да, он читал мне Гомера и Вергилия, когда я был еще совсем мальчиком. Он учил меня истории, и не только нашей страны, но и других стран. Мы с ним любили бродить, и по дороге он рассказывал мне обо всем на свете. А кроме того, я часто слушал его беседы с гостями.

– С гостями? – переспросил Роберт Вайпонт как бы между прочим, но я почувствовал, что ему хочется больше узнать о моем прошлом.

– К нам часто приезжали гости, – сказал я, – главным образом с континента.

Я был уверен, что он догадался, откуда я родом, так как я говорил с легким ирландским акцентом.

– Это были враги Англии? – осторожно спросил он.

– Мой отец, – ответил я, – никому не был врагом и никому не желал зла. Он был ученым и хотел только, чтобы его оставили в покое.

– Я – не ученый, – сказал хозяин. – Но как бы мне хотелось им стать! У меня всегда был большой интерес к науке и страстное желание заниматься научными проблемами, но слишком долго моя деятельность была посвящена совсем другому.

Отец охотно рассказывал мне о разных направлениях своих обширных научных интересов – и разговаривал со мной как со взрослым, зрелым человеком. Мы обсуждали не только научные вопросы, но и многие другие проблемы. Часто по ночам мы выходили на берег моря, и он светил в море фонарем, указывая путь домой «диким гусям». «Дикими гусями» называли молодых ирландцев из хороших семей, которые покидали родину и нанимались на службу в армии Франции, Испании, Италии и других стран. Ирландии Англия запрещала иметь собственную армию, и, не желая служить в британской армии, ирландцы тайком бежали за море, обычно на борту какого-нибудь судна контрабандистов.

В доме отца я часто слушал разговоры о политике разных государств, о войне, о сражениях и придворных интригах, о музыке, искусстве и литературе.

«Дикие гуси» появлялись по ночам и ночью же исчезали. Повидавшись с родными и друзьями, они вновь отправлялись на войну. Когда я вырасту, думал я, я тоже стану «диким гусем».

Вайпонт был добрым человеком и желал мне добра. Он скучал по разговорам с образованными людьми, и Ив тоже. Я провел у них еще два дня, наслаждаясь прекрасным столом, приятными беседами, верховыми прогулками в обществе отца и дочери.

На третий день, когда мы спускались по лестнице, собираясь отправиться на очередную прогулку, неожиданно раздался громкий стук копыт, и во двор усадьбы ворвались трое британских солдат в красных мундирах, с ними был один из двух типов из таверны, которые пытались ограбить меня.

– Что я вам говорил? Вот же он – ирландец! – закричал этот человек, указывая на меня.

Солдаты бросились ко мне. Но я мигом вскочил в седло. С детских лет я не расставался с седлом – мой отец был завзятый наездник, и у него были прекрасные скаковые лошади. Как мне их недоставало!

Резко повернув коня, я обогнул дом, перескочил через низкую изгородь и помчался по зеленому лугу к буковой роще. Там, под прикрытием деревьев, я круто развернулся в обратную сторону, миновал скирды сена и амбар и вылетел на утоптанную дорожку. Лошадь бежала резво.

Я был разгорячен стремительной скачкой и с наслаждением ощущал, как играют подо мной мускулы лошади. Однако лошадь принадлежала Вайпонту, и я должен был ее отпустить. Тропинка, по которой я ехал, привела к глубокой канаве, за которой начиналась лощина.

Я слез с лошади и ударил ее по крупу, чтобы она бежала домой. А сам, пригнувшись, двинулся дальше.