Текст книги "С попутным ветром"

Автор книги: Луис Ламур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Рэйф Лекенби здесь?

– Да, здесь. Он попал в серьезную передрягу, бежал и вместе с ним кое-кто из его ватаги. У меня тоже были неприятности – из-за него, конечно.

– В таком случае брось его и живи сам по себе.

– Легко сказать! Он убьет меня так же, как и тебя... У тебя единственный выход – беги! Беги, пока он не узнал, что ты здесь!

– Пойди к нему и скажи, что видел меня. Передай ему, что я буду рад встретиться с ним, где он пожелает.

– Не валяй дурака! Он главарь самой большой шайки негодяев в Лондоне. Вокруг него собрались воры, карманники и разбойники со всего света!

– Тогда мы, без сомнения, вскоре встретимся, – возразил я, – потому что я часто хожу по улицам Лондона, а у нас еще не закончена старая дуэль.

– Он лучший фехтовальщик в Англии, а может быть, и во всей Европе! Я не имел ничего против тебя тогда и не имею сейчас, но знай: Лекенби – сущий дьявол!

– А почему ты сам не уйдешь от него?

Несмотря на впалые щеки и измученные глаза, это был красивый парень. Он печально покачал головой:

– Он отыщет и убьет меня, а я не хочу умирать. – Он вздохнул. – Хотя, может быть, это было бы и лучше. Ты не знаешь его. Он никого не выпускает из рук – ни друзей, ни врагов.

Когда он ушел, Джекоб Биннс посмотрел на меня своими мудрыми глазами.

– У тебя страшный враг, парень, я слышал о нем. Не рассчитывай, что ты справишься с ним в одиночку. – И, поколебавшись, продолжил: – Тэтт, отправляйся в эту таверну, – и он написал мне название на клочке бумаги, – и передай записку Роберту Грину.

– Это драматург?

– Да, драматург. Это высокий, красивый человек с рыжей бородой. Беспутный, любит выпить, но очень талантлив, хотя и растрачивает свое дарование зря. Он действительно очень способный и умный человек. Не говори ему ничего о своем прошлом до того, как мы встретились на Гебридских островах. Лучше всего пусть он думает, что Гебриды – твоя родина. Расскажи ему про Лекенби. Но прежде упомяни, что ты от меня, а то он вообще может отказаться с тобой говорить, да еще и нагрубит. Человек он непредсказуемый и резкий.

Джекоб вручил мне записку такого содержания: «Если не миновать схватки, то пусть дерутся один на один. Скажи Боллу». Подписано было просто – Биннс. Но ниже подписи была изображена какая-то фигура, заключенная в треугольник.

– Не теряй времени, – посоветовал Биннс, – и не пытайся избежать встречи с Лекенби – все равно тебе от этого не уйти.

Странно, но в эту минуту я не думал ни о Рзйфе Лекенби, ни о грозящей мне опасности, а только о нем, об этом старом человеке, вместе с которым я недавно едва не погиб в море.

Кто же такой Джекоб Биннс?

Глава 18

Я пришел в таверну «Бел Саваж» на улице Ледгэйт-Хилл. Роберт Грин сидел в зале за столом один. Перед ним стоял пустой стакан и наполовину опорожненная бутылка. На нем был зеленый камзол, на голове – плоский берет из зеленого бархата. Лицо у него слегка покраснело от выпитого.

Когда я вошел, он поднял на меня глаза, хотел было что-то сказать, но я уже прошел через зал и подошел к нему вплотную.

За другим столом, в десяти футах от Роберта Грина, сидело четверо молодцов разбойного вида. Один из них – тощий, со свирепым выражением на физиономии – внимательно разглядывал меня.

Я положил перед Грином записку Биннса. Когда он понял, что я направляюсь к его столу, его лицо исказила неприязненная гримаса, – видимо, он был в раздраженном состоянии духа.

– Я от Джекоба Биннса, – сказал я.

Лицо Грина мгновенно изменилось – я еще никогда не наблюдал такой быстрой смены выражения. Он прижал записку к столу ладонью и другой рукой ткнул на скамью напротив.

– Садитесь, – буркнул он.

Прочитав записку, он снова взглянул на меня. Я обходительно, как учил меня Биннс, изложил свое дело. Он слушал внимательно. Я готов был поспорить на все свое состояние, что, когда я закончил, он сумел бы повторить все сказанное мною слово в слово.

– Значит, Лекенби. – Он поднял палец, и к нам тут же подсел один из молодцов с соседнего стола.

Грин кратко представил его:

– Каттинг Болл, он выполняет всякие поручения.

– Вы знаете Рэйфа Лекенби? – спросил Болл. – Вы встречались с ним?

– Да, встречался, но не здесь – далеко отсюда. Мы дрались с ним на дуэли, – ответил я.

– Дрались на дуэли? И вы остались живы?

– Да, дрались, и вначале я успешно оборонялся, но потом он стал брать верх. Он, наверное, прикончил бы меня, если бы я не свалился с крутого и высокого обрыва. Дело было в горах. Чтобы добраться до меня, ему потребовалось бы идти кружным путем, и я успел убежать.

– Говорят, он никогда не оставляет в живых человека, если уж взялся за него.

– Тогда мне просто посчастливилось. Скоро он узнает, что я здесь, и сразу же начнет меня искать. Мы снова будем биться.

– Чего же вы хотите от меня? Что я могу сделать?

– Чтобы никто в нашу драку не вмешивался.

– Ну а как быть с ним? Вы же признались, что он сильнее вас.

– Я стал старше и многому научился. Теперь он едва ли меня одолеет.

– Я бы не поставил на вас и пенни, – сказал Болл. – Я видел его в бою и должен признать: никогда не встречал лучшего бойца, хотя сам я его не люблю и был бы рад, если бы его убили.

Грин криво улыбнулся.

– Болл не любит его, потому что он отнял у него власть. А лев оставляет шакалам только объедки.

– И все же я готов биться с ним, если потребуется, – настаивал я. – Я многому научился с тех пор, как мы с ним встречались, кроме того, вырос и стал сильнее.

– Но он тоже вырос и стал сильнее. – Болл смерил меня критическим взглядом. – А у кого вы учились?

– Меня учил Фергас Макэскилл.

Каттинг Болл присвистнул.

– А, сам Макэскилл? Великолепный боец, может быть, самый сильный. Не знаю только, хороший ли он учитель. Иногда превосходные фехтовальщики не могут объяснить своим ученикам, как они это делают. Вы фехтовали с ним?

– Мы с ним фехтовали несколько месяцев подряд.

– Тогда вы, вероятно, хорошо фехтуете, но это еще ничего не значит. Мало быть храбрым и обладать искусством фехтования, нужно знать, что может задумать ваш противник. Например, такой человек, как я, – он улыбнулся, показав плохие зубы, – не станет сражаться так, как дерутся дворяне. Есть множество обманных и коварных приемов... мне все они известны.

– Тогда научите меня.

– Я не учитель, но у меня есть подходящий человек. Он мастерски владеет искусством фехтования, к тому же знает немало всяких каверзных штук. Он португалец, двадцать лет жил в Индии, Китае и Вест-Индии.

Я вновь обратился к Грину.

– Я считаю для себя большой честью, – сказал я, – беседовать с вами. Я слышал о вас как величайшем писателе Лондона.

Он взглянул на меня, и, видимо, прежнее раздражение вернулось к нему.

– Я? Нет. – В его голосе прозвучала нотка горечи. – Возможно, когда-то... впрочем, не знаю. Сейчас появились новые авторы. – Он помолчал минуту. – Слишком много новых писателей. Растут как грибы после дождя. И большинство из них – полные невежды, абсолютные ничтожества!

Я начал было что-то говорить, но тут же прикусил язык. Пусть остается при своем мнении. И уж, во всяком случае, не следует говорить, что я тоже намереваюсь писать, хотя и не считаю себя писателем.

Он последними словами ругал английских читателей, издателей, театральных менеджеров, Издательскую компанию и то, как она ведет издательское дело.

Наконец мне удалось ускользнуть. Болл вышел вместе со мной на улицу. Несколько минут он внушал мне, что я должен избегать такие-то и такие-то заведения, что мне надо вообще затаиться, пока я не освоюсь в Лондоне как следует. Совет был дельный, и я решил ему следовать. По улицам Лондона валила толпа: потные люди толкали и давили друг друга. В толкотне различались открытые простодушные физиономии жителей окрестных деревень, дерзкие и хитрые лица горожан, высокомерных кавалеров в бархате и кружевах, правда, иногда кружева на поверку оказывались не первой свежести, а бархат – потертым. Многие несли на плечах тяжелый груз. Всадники с трудом прокладывали себе дорогу среди пешеходов, нимало не заботившихся о своей безопасности. Когда я возвращался в свою гостиницу, я старался держаться поближе к стенам домов.

Но, наблюдая за жизнью улицы, я все время размышлял о том, какое магическое действие произвело на Грина имя Джекоба Биннса. Стоило Роберту Грину, желчному, насмешливому, услышать имя Биннса, как он мгновенно превратился в участливого слушателя. Это произвело на меня впечатление. В Европе существовало много тайных обществ, в том числе весьма могущественных, – не является ли Биннс членом одного из них?

В гостинице, как всегда, была тишь и благодать, но меня снедала тревога. Может быть, я боялся Рэйфа Лекенби? Подумав, я решил, что это не так. Я часто вспоминал ту страшную ночь в горах, когда потерпел поражение и спасся лишь по чистой случайности... Здесь, в Лондоне, нет скалы, с которой можно было бы свалиться и таким образом спасти свою жизнь. Нет, в следующей дуэли я буду задавать тон, и, клянусь Богом, я должен ее выиграть! Однако если я стал лучше фехтовать, то и Лекенби, конечно, за это время тоже усовершенствовал свое искусство. К тому же он успел не раз подраться всерьез на дуэли, я же фехтовал с учителем, у меня была всего лишь учебная практика. Учебный бой – это только учебный бой. Дело принимает совсем другой оборот, когда человек обнажает шпагу, чтобы пролить кровь.

Я разрывался в сомнениях. Они неустанно терзали мой мозг, как я ни старался от них отделаться. Я твердил себе, что добьюсь победы; но ведь тогда я потерпел поражение, хотя тоже считал себя искусным бойцом.

Я заперся в своей комнате – спал, читал, ел и опять спал. Меня обуревали мысли не только о Лекенби с его гнусной шайкой, но и о необходимости найти себе место в этом мире. У меня пока еще были деньги, но деньги быстро таяли. Необходимо было найти какой-то способ пополнить свои сбережения.

Наступил вечер, я спустился в зал и обнаружил там Тости Пэджета. Он махнул мне рукой, и я подошел к его столу.

– Ха! Ты здесь! А я уж боялся, что Лекенби насадил тебя на острие своей шпаги. Ты видел его?

– Нет, не видел и пока не хочу видеть. Я буду с ним драться, когда наступит для этого время. А пока я занят другим. Ты знаешь издателя по имени Ричард Филд?

– Знаю. Он недавно появился в Лондоне, но уже основал свое дело. Мне кажется, он человек порядочный. А что ты собираешься предпринять?

– Мне нужно немного подзаработать. Деньги быстро тают, а у меня их совсем немного. Я не писатель, не драматург и не поэт, но пару слов могу связать, мой отец много писал и поощрял мои литературные опыты. Может быть, мне удастся чего-нибудь достичь в этой области, пока я не найду более подходящего занятия или места.

– Места? Забудь об этом. Если у тебя нет друзей, которые замолвили бы за тебя словечко, никаких шансов сделать карьеру нет и быть не может. Слишком мало мест и слишком много претендентов. – Он пожал плечами. – Впрочем, может, ты и заработаешь пенни-другой своим пером, Бог знает, как мало в мире истинных талантов. У Грина есть талант, но он растрачивает его понапрасну неумеренными возлияниями; то же относится и к Марло[15]15
  Марло Кристофер (1564-1593) – английский драматург, предполагаемый соавтор У. Шекспира в некоторых ранних пьесах.


[Закрыть], который недавно приехал из Франции. Про него говорят, что он шпион. Однако не спешите обвинять его в этом, потому что он прекрасно владеет шпагой. Недавно его пришлось упрятать в тюрьму, чтобы он там поостыл, так как он по дороге домой несколько раз избивал полицейских.

Сам я не хочу ничего другого, кроме как заработать на кусок хлеба. Как только смогу, займусь каким-нибудь стоящим делом. С меня уже хватит.

А что ж? Это ведь раньше только аристократы шикарно одевались, а теперь жена любого лавочника ходит разодетой в шелка и меха. Времена меняются, Тэтт, но к лучшему или к худшему, кто скажет?

Я заметил в противоположном конце зала человека, который внимательно разглядывал меня; когда наши глаза встретились, мы оба отвели взгляд. Это был жалкий, похожий на крысу парень с землистым цветом лица и прилизанными волосами. Я снова почувствовал на себе его взгляд и сказал об этом Тости.

– Похоже, это один из прихвостней Лекенби, – предположил он. – Рэйф повсюду рассылает своих соглядатаев, чтобы они вынюхивали то, что может быть ему полезно, и подслушивали – нельзя ли чего-нибудь украсть.

Когда я опять посмотрел в ту сторону, крысоподобного типа не было. Я вздохнул с облегчением, мне захотелось встать и уйти, однако я заставил себя остаться на месте. Из чистого упрямства я заказал нам с Тости еще эля.

Долго ждать не пришлось. Дверь внезапно распахнулась, и вот он собственной персоной – Рэйф Лекенби! Он стал крупным, сильным мужчиной – крупнее и сильнее, чем был тогда. Изменилось и выражение лица – от мальчишества не осталось и следа; его сменила надменность и грубая сила.

Он быстро огляделся, наши глаза встретились. Я встал и жестом пригласил его на свободное место за нашим столом.

Он подошел, не сводя с меня глаз: видно, рассчитывал запугать меня. Но я ничуть не испугался. Я, может быть, и глуп, но запугать меня не так просто. Носком сапога я подтолкнул к нему стул.

– Садись! – сказал я, стараясь говорить спокойно. Меня переполняло ощущение внутренней легкости и решимости. – Ты проделал длинный путь от болот Галлоуэя! И, слышал, стал еще большим мерзавцем. Уже не нападаешь на одиноких странников, а занимаешься грабежом и воровством. Это правда?

Он взглянул на меня, но, казалось, мои слова вовсе его не рассердили.

– Слишком много говоришь, – сказал он. – А ведь я могу укоротить тебе язык.

– Однажды ты уже пытался это сделать, – сказал я по-прежнему спокойно, – но, хотя я и предоставил тебе полную возможность поупражняться на себе, из твоей затеи ничего не вышло.

– Поупражняться? – Он сделал знак слуге. – Мне нужно было убить тебя тогда.

– Да, – согласился я, – потому что теперь ты не сможешь этого сделать, разве что натравишь на меня Шайку своих головорезов.

– Нет, этого я делать не стану, – возразил он. – Я хочу сам. Я давно дал зарок доставить себе это удовольствие.

Слуга быстро принес заказанный эль. Глаза у него от страха округлились. Было ясно, что он знает, кто перед ним.

Лекенби пил, не обращая внимания на Тости.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– То же, что и ты: гоняюсь за фортуной, – сказал я. – Но не посягаю при этом на чужую собственность.

Это нисколько его не задело. Мои колкости оставляли его совершенно равнодушным, он просто пропускал их мимо ушей.

– Это не то место, где есть смысл искать удачи, если только у тебя нет собственного состояния, – сказал он. – Разве что завербоваться во флот, если хватит смелости.

– В другой раз, – сказал я. – А сейчас я намерен пожить в Лондоне. Я найду себе здесь занятие и посмотрю, что из этого выйдет.

Мы продолжали разговаривать спокойно и непринужденно, словно и не были заклятыми врагами. Однако я прекрасно понимал, что у него на уме. И он не пытался развеять мои опасения. Я вдруг почувствовал, что ему хочется поговорить о его родных местах, и завел речь о Шотландии.

Он слушал меня, а взгляд его блуждал по залу.

– Может, съедим чего-нибудь? – неожиданно спросил он.

– Что ж, – ответил я, – почему бы и не поужинать с человеком, которого я намереваюсь убить.

Он рассмеялся непринужденно и искренне.

– Ей-богу, мне нравится твое хладнокровие! – Он пристально посмотрел на меня. – А может быть, это только бравада? Хорошая мина? – Он снова вгляделся в меня и как будто удивился. – Нет, ей-богу, мне кажется, ты в самом деле веришь, что сумеешь меня одолеть. И это после того, что произошло тогда! – Он подозвал слугу и заказал ужин на троих, проявив щедрость и широту. – Еще чуть-чуть, и я бы проколол тебя насквозь, – сказал он, – и вдруг ты провалился невесть куда. Я был уверен, что это случайность, но, может быть, это был искусный трюк, чтобы удрать.

– Удрать? – удивленно спросил я. – Рэйф, я просто не хотел тебя убивать. Я люблю хорошую драку на шпагах, и ты дал мне прекрасную возможность поупражняться, какой у меня давно не было. Я тогда не собирался убивать тебя, оставил это на другой раз и надеюсь, такой случай скоро представится.

Он усмехнулся.

– Ты, право, пожалуй, даже нравишься мне, черт тебя побери, – сказал он. – Ну, хорошо, ешь. Это произойдет не сегодня и не здесь. – Он посмотрел на меня через стол, положив сильную руку на его край. – Занятно, что ты выбрал эту таверну, единственное место, где даже я не решусь тебя убить.

Это удивило меня. «Почему здесь невозможно убить человека? – подумал я. – Что в этом заведении такого, что не позволяет ему осуществить свое намерение?» Однако я не стал его об этом спрашивать. Если он заблуждается, мне выгоднее, чтобы он продолжал оставаться при своем мнении.

– Здесь очень удобно, – спокойно ответил я, – и ко мне здесь относятся очень дружелюбно.

– Да, наверняка это так и есть. Здесь тебе гораздо лучше; чем на пустошах, когда я принял тебя за простого бродягу. Видишь ли, сюда мало кто приходит и еще меньше таких, кому здесь позволяют остаться. И мне хотелось бы знать причину, почему это так, – продолжал он со все возрастающим раздражением. – Здесь скрывается какая-то тайна. Говорят, тут никогда не бывает никаких скандалов! Решительно никаких!

– Ты можешь проверить, – сказал я.

Он покачал головой.

– Нет, не хочу. За всем этим скрывается какая-то сила, и я хочу подчинить ее себе. Но прежде я должен разузнать, что это за сила. Возможно, за этим стоит сама королева? Не думаю. Какая-то тайная папистская группировка? Опять-таки вряд ли. Маловероятно, что это заведение пользуется покровительством какого-то большого вельможи. Я пытался разведать что к чему, ведь каждый вор и карманник знает, что это заведение следует обходить стороной. Я должен разобраться в причинах этого. – Он быстро взглянул на меня. – Если ты объяснишь мне, в чем тут дело, я заплачу тебе, и щедро заплачу. – Он улыбнулся плотно сжатыми губами. – Я согласен даже оставить тебя в живых.

– А может быть, – сказал я, – люди просто не хотят привлекать к себе внимания. Хотят жить спокойно и незаметно, оставаясь самими собой.

Он снова бросил на меня испытующий взгляд.

– Может быть... но почему? Вот это я и хотел бы узнать. И потом, кто посещает это заведение? И почему ты оказался здесь? Ты мог бы рассказать мне, если б захотел, – сказал он раздраженно. – Как получилось, что ты, только что явившись в Лондон, принят здесь, а я, известный всему Лондону человек, сюда невхож?

Его сомнения пробудили и мое любопытство. Действительно, почему я оказался здесь? Кто же такой этот загадочный Джекоб Биннс?

Глава 19

Уединившись в своей комнате, я сел за стол и стал размышлять, что бы такое написать, чтобы заработать немного денег. Разумеется, я не был писателем и не мечтал им стать, но ведь многие были нисколько не лучше, я по крайней мере владел словом, и в памяти у меня были когда-то услышанные ирландские саги.

Во времена моего деда жил один ирландец – вор и бродяга, о котором было сложено немало легенд. Я, правда, не мог сделать своего героя ирландцем. Англичане были совсем не расположены читать ирландские повести, когда у них дела в Ирландии шли так плохо. Поэтому я превратил своего героя в цыгана и, используя рассказы Кори, а также собственный опыт дорожных приключений, написал новеллу. Моего героя звали Дембер, и я назвал свое произведение «Веселый Дембер».

Я написал эту вещь в один присест, поскольку весь материал был у меня в голове. Я писал всю ночь напролет и к рассвету закончил свой труд.

Когда за окном забрезжил утренний свет, я лег в постель и заснул, удовлетворенный, что закончил работу, хотя и не представлял себе, хорошо или плохо то, что я написал.

Но беспокойство, овладевшее мною, не позволило мне долго насладиться сном. Оно не было связано с литературными опытами. Тревожили меня мысли о Джекобе Биннсе.

Где он сейчас? Спит ли, или выполняет какую-то секретную миссию, ибо, похоже, иной у него не могло быть.

Проснувшись через час, я спустился по лестнице в зал и снова увидел там Тости Пэджета. Он сразу же обратил внимание на рукопись, которую я держал в руке.

– Вот как, значит, ты взялся за дело? – Он еще раз взглянул на мой манускрипт. – Солидно.

– Я работал всю ночь. Хочешь прочесть?

– Нет, – откровенно сказал он, – и советую тебе не показывать рукопись никому, кроме того, кто может ее купить. Мнение остальных не имеет значения. Большая часть людей не способна оценить литературное произведение, пока оно не напечатано, и лишь очень немногие – после этого. Если они пожелают читать тебя еще, прекрасно, а если обсуждают твое произведение между собой, еще лучше. Я бы предпочел иметь одно-единственное произведение, о котором бы говорили в гостиницах или возле костров, чем дюжину, которая лежала бы на пыльных академических полках.

Ты вправе задать вопрос: если я так хорошо разбираюсь в литературных делах, почему я не стал преуспевающим писателем? Действительно, я хорошо знаю, что нужно делать, могу все разложить по полочкам. Но, – и тут в его голосе прозвучала горечь, – у меня нет силы воли, чтобы довести работу до конца. Я вижу, что нужно исправить то-то и то-то, но не делаю этого. Я пытаюсь придерживаться намеченного плана, но полет фантазии уводит меня в сторону. Я собираюсь что-то сделать, говорю и думаю об этом, но не делаю ничего. Писательская профессия требует одиночества и уединения, так было и так будет всегда, а я – общественное существо, мне необходимо, чтобы вокруг меня были люди, одиночество мне ненавистно.

– Человек может быть одиноким и среди людей, – возразил я. – Одиночество – это свойство сознания. Если тебе необходимо чувствовать вокруг себя толчею, пиши здесь, в любой таверне, где угодно, но всегда оставайся сам по себе.

– Я пытался так и поступать, – сказал Тости Пэджет. – Но мои друзья требуют, чтобы я вместе с ними принимал участие в игре, или ухаживал за девушками, или же зовут в какую-нибудь другую таверну, где они встречаются со своими друзьями. – Он помолчал и, пожав плечами, продолжил: – Они насмехаются над моими занятиями, заставляют меня не портить компанию и отложить писание до другого раза.

– Они пьют, – сказал я, – и будут пить через двадцать лет тоже. Только тогда они уже не будут такими веселыми и блестящими, такими общительными, а станут ворчливыми и брюзгливыми. С годами появляется и растет разочарование. А что касается их насмешек, то есть арабская пословица: «Собака лает, а караван идет».

Тости задумчиво заглянул в свой стакан, вероятно, желая показать, что он пуст. Я заказал еще выпивки и подумал, на сколько мне хватит денег. Но Тости нравился мне. Он был для меня своего рода окошком, через которое я смотрел на малознакомый мне мир.

Потом мы поговорили о разных людях, живущих в Лондоне, о тех, кто приезжает и уезжает, о том, как найти попечителя, которому можно посвятить свое произведение с надеждой получить гонорар.

– А кому ты собираешься посвятить свой труд? – вдруг спросил Тости. – И что ты будешь писать теперь?

И правда, кому посвятить свой труд? Я никого не знал в Лондоне, и вообще мне претило искать благосклонности какого-нибудь вельможи. Однако все так поступали, и это, по-видимому, была единственная возможность добиться хоть какого-то успеха. Тем не менее все во мне противилось этому. И внезапно мне пришел в голову ответ на второй вопрос Тости: кто будет героем моего следующего произведения?

Ну конечно, Рэйф Лекенби!

Собрать материал о нем и о его занятиях нетрудно, а затем я его изображу таким, каков он есть. Он явился в Лондон и, подобно огромной пиявке, впился в тело города, высасывая из него кровь. Правда, он был всего лишь одним из многих ему подобных, но он был значительно умнее прочих и завел связи во всех слоях общества, благодаря чему быстро забрал силу и власть.

Но прежде надо продать то, что уже написано.

Я надел свое лучшее платье и отправился искать Ричарда Филда или какого-нибудь другого издателя.

Филд был молод. Он только что женился на вдове своего хозяина, у которого работал учеником. Он был честолюбив и умен. Если бы мне не удалось договориться с ним, то были ведь и другие издатели. Все издательские конторы входили в созданную в 1557 году Издательскую компанию, и никто, кроме них, не имел права заниматься печатным делом. Каждая публикация проходила обязательную правительственную цензуру, и таким образом над всей печатной продукцией осуществлялся строгий контроль.

Контора Филда находилась на улице Блэкфрайер, и я быстро добрался туда. Филд сам открыл мне дверь. Я знал, что он молод, но он вообще оказался лишь немногим старше меня. Он бросил быстрый взгляд на рукопись, которую я сжимал под мышкой.

– Раненько вы явились, – сказал он без неудовольствия.

– Одни, поднявшись с постели, предстают пред небесами, – шутливо ответил я, – а я вот предстал перед вами.

– А что у вас?

– Повесть о преступлениях на больших дорогах, – сказал я.

Он отворил дверь и пригласил меня зайти.

– А вы что, хорошо знакомы с этими делами? По виду вы джентльмен.

– У меня имеется некоторый опыт в поединках на шпагах, – сказал я. – Одним из моих учителей был цыган. Я услышал от него уйму историй. А прочее почерпнул из рассказов разных людей, с которыми встречался на дорогах.

– Садитесь, – сказал он и внимательно посмотрел на меня. – Не хотите ли выпить? – И добавил: – Вы ирландец?

– Я недавно приехал с Гебридских островов, – ответил я. – Меня иногда принимают за жителя Уэльса.

– Это не имеет никакого значения, – сказал он любезно. Он взял мою рукопись, прочел заголовок и первые фразы. – Да, вы не теряете времени даром, сразу берете быка за рога.

Он принялся читать, а я сидел молча, не желая прерывать его.

– Что ж, неплохо, – произнес он спустя некоторое время. – Неплохо. – Потом поднял глаза и спросил: – А кто направил вас ко мне?

– Полагаю, Роберт Грин... или же Тости Пэджет.

– А, Тости. – Он покачал головой. – Талантливый парень, но ни на грош упорства. Он хорошо пишет, но почти никогда не доводит дело до конца. Мечется, разбрасывается. – Он снова взглянул на меня. – Мой старый учитель Джордж Бишоп, бывало, говорил, что литературное творчество требует не только таланта, но и характера. Многих тянет на это поприще, считал он, но мало кто добивается успеха. В конечном счете все решает упорство.

Он отложил рукопись.

– Вероятно, мы сможем использовать ваш рассказ. Написано легко, живо, остроумно. – Он снова взглянул на меня своим зорким глазом. – Говорите, вы хорошо знаете жизнь на дорогах?

– Неплохо.

– Ну что ж. Похоже, так и есть. Я сам из Стретфорда и часто наблюдал жизнь цыган и бродячих торговцев. – Он постучал пальцем по моей рукописи. – Изложено реалистично.

– Так вы покупаете?

– Одну минутку! Не нужно торопиться. Вы очень нуждаетесь в деньгах?

Я пожал плечами.

– Пока я в деньгах не нуждаюсь, но я хотел бы иметь много денег.

Он улыбнулся.

– За это вы не получите больших денег. Писатели в Лондоне – нищие. Хороший драматург, такой, например, как Роберт Грин, о ком вы упомянули, получает не больше пяти-шести фунтов за приличную пьесу. А ведь он, как и Кид[16]16
  Кид Томас (1558-1594) – английский драматург.


[Закрыть], известный драматург.

– Я не собираюсь становиться писателем, но у меня есть еще один замысел. Вы знаете Рэйфа Лекенби?

Он откинулся назад и посмотрел на меня в упор.

– Да, конечно. Разве найдется человек, хоть немного знакомый с жизнью лондонских улиц, который не знает Рэйфа Лекенби? Я не знаком с ним лично, но немало наслышан о нем.

– Я хорошо его знаю. Что вы скажете, если я возьмусь разоблачить все его мошенничества и преступления?

– Вы сами прекрасно понимаете, с кем вам придется иметь дело. Ведь Лекенби не просто мелкий воришка, а законченный негодяй, крупный преступник.

– И к тому же чертовски искусный дуэлянт.

– Да? Я слышал об этом, но не очень верил. Ходят слухи, что, едва явившись в Лондон, он убил на дуэли одного джентльмена, а другого заколол в Кенте.

– Об этом я не слышал, но знаю, что он действительно превосходно владеет шпагой.

– Вы знаете это на собственном опыте?

– Да.

– И живы?

– Это было давно и далеко отсюда. Тогда я еще не так хорошо владел искусством фехтования, как сейчас... и уцелел чудом.

– Понимаю... и однако, снова готовы рискнуть? Он натравит на вас своих людей. На вас – не на меня. Я вхожу в Компанию, и ни один человек в здравом уме на меня не посягнет. Но я боюсь за вас.

– Пусть это будут мои заботы.

Филд постучал пальцами по рукописи.

– Тогда договорились. Два фунта за эту рукопись и четыре фунта за Лекенби – если, конечно, получится правдивое повествование. Но не надейтесь, что я буду и впредь платить так много, про Рэйфа Лекенби и ему подобных вряд ли можно рассказывать до бесконечности.

– Понятно.

Он заплатил мне два фунта, которые я принял с благодарностью. Это была приличная сумма по тем временам, и она говорила о том, что он высоко оценил мой труд. Однако я не был склонен тешить себя иллюзиями. Повесть, которую я написал, была изложением тех легенд, что рассказывали своим детям поколения ирландцев, и которые были, следовательно, достоянием всех, кто их слушал. Они выдержали испытание временем, а не публиковались по причине того, что ирландская литература была под запретом. Эти истории до сих пор пересказывали в тавернах. Я мог бы продолжить эту тему, подобных легенд существовало много, – надо было только еще побеседовать с дорожными странниками и цыганами.

«Где ты сейчас, Кори?» – подумал я. Я бы с радостью еще раз воспользовался его рассказами, к тому же теперь я мог бы заплатить ему.

Присоединив два полученных фунта к своим скудным денежным запасам, я отправился в гостиницу. Неторопливо шагая по улицам, я внимательно осматривался по сторонам, но знакомых лиц не увидел. Я заметил только одного или двух мошенников, которые, видно, следили за мной. Были ли это люди Каттинга Болла или Лекенби? Или и те и другие?

Целую неделю я слонялся по разным тавернам: «Белый олень», «Красный лев», «Наяда», «Три бочки», «Золотой лев», «Голова короля Гарри», а также «Медведь» и «Разорванный флаг». Я переходил из одной таверны в другую: где выпивал стаканчик, где просто сидел и наблюдал за публикой, где угощал выпивкой какого-нибудь бродягу. И все время прислушивался к разговорам.

Как правило, я просто слушал. Но если обстановка казалась мне благоприятной, я закидывал приманку, произнося имя Лекенби, и затем наблюдал, какой это даст результат. Таким образом, я намеревался что-нибудь выудить о нем и действительно кое-что разузнал.

Оказалось, Лекенби содержит три «малины», где сбывают краденые вещи. Находились они в разных кварталах города. Ему принадлежало также несколько конюшен, где занимающиеся разбоем на больших дорогах могли получить лошадей. Он участвовал во многих преступных предприятиях и успел нажить себе в Лондоне множество врагов. Не один только Каттинг Болл ненавидел Лекенби. Нетрудно было понять, что это отъявленный мерзавец, на котором уже пробы ставить негде.