Текст книги "Красный оазис"

Автор книги: Луиджи Мотта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава X. Разведка Блевио

Выстрелив в Мизру, Али-бен-Али не терял времени: как змея, он скользнул вдоль ствола пальмы и бросился бежать, укрываясь среди кустов. Падение тела Мизры вызвало вполне понятное замешательство среди беглецов. Только один Раймондо Дарти успел заметить, и то с опозданием, бегство араба. Вскинуть к плечу верное ружье и выстрелить было делом одного мгновения.

– Эх, досадно! – проворчал берсальер следом за выстрелом. – Промахнулся! Стоило после этого моему начальству давать мне первый приз за стрельбу. Небось, Блевио – тот не промахнулся бы.

На самом деле, осыпая себя упреками, Раймондо был не совсем прав: выстрел его не достиг больших результатов, но и не пропал даром. Пуля нагнала бегущего сенуссиста и ранила его, правда лишь слегка и сравнительно безвредно в верхнюю часть правой ноги. Араб пронзительно взвизгнул, схватился за пораненное место обеими руками и, улепетывая, бормотал:

– Аллах! Что же я теперь буду делать? Мне необходимо спешить с известием к Осману-паше.

Потеря крови из раны мало-помалу ослабила силы Али. Араб замедлил шаги и с трудом дотащился до одного из своих логовищ, где жила одна из шести или семи его старых жен. Это была старуха негритянка. Али постоянно бил несчастную черную женщину, грозил продать ее на рынке, грозил убить. А теперь ему пришлось прибегнуть к ее же помощи. И негритянка с великим терпением промыла рану мужу, залила ее каким-то чудодейственным бальзамом. А когда сваленный лихорадкою Али метался на своем ложе, та же негритянка не спала несколько ночей, терпеливо переворачивая метавшегося в забытьи Али на левый бок.

Поднялся Али, еще бледный, исхудалый, ослабевший, на четвертый день. Рана его тем временем порядочно зажила. Во всяком случае, дело явно шло к выздоровлению. И тогда Али, торопясь наверстать потерянное время, отправился, прихрамывая на обе ноги, в главный турецкий лагерь с запоздалым докладом Осману-паше о результатах разведки. И идя, Али с досадою поглядывал на встречавшихся всадников, бормоча:

– Будьте вы прокляты. Вам хорошо сидеть на лошади или на верблюде, а мне торопиться надо, а я иду пешком… А кто виноват? Разумеется, женщина. Но подожди ты, Марика. Я вымещу на тебе все, что терплю по твоей милости…

На путешествие до лагеря Османа-паши сенуссист употребил целые сутки. Во всяком случае, он до лагеря добрался. Уж и это одно было большим успехом…

Но посмотрим, как жилось в эти дни другим героям нашего повествования.

Беглецы все эти дни ютились в том же Красном оазисе, неподалеку от разрушенного марабута и от турецкого лагеря.

Был с ними и Мизра: пуля Али не убила его, а, к счастью, только слегка ранила, и Руджеро Дориа понадобилось всего несколько минут возни, чтобы привести молодого араба в сознание, промыть и перевязать его рану, или, вернее сказать, царапину на голове.

Однако последствием раны Мизры было появление у него лихорадки. Лихорадка отняла у него все силы. Таким образом, не желая бросить Мизру на произвол судьбы, его спутники оказывались на время прикованными к Красному оазису. Убежище оказывалось и безопасным, и до известной степени комфортабельным, потому что беглецы устроились в одном из покинутых фондуков. В припасах не было недостатка. Тайар каждый день отправлялся на разведки и ухитрился даже проникнуть в турецкий лагерь, откуда принес кое-какие вести о пропавшем Блевио.

– Я видел берсальера, – говорил он, – но только издали. Боялся приблизиться к нему…

– И хорошо сделал! – одобрил его лейтенант Дориа.

– Блевио – любимец паши Османа, – продолжал Тайар. – Паша осыпает его подарками, потому что Блевио, который теперь называется Си-Саидом и выдает себя за турка, спас ему жизнь. Живет Блевио в доме, в котором, только на другой половине, помещается Марика…

– Слава Аллаху! – воскликнул Иза. – Твой воин, о друг, освободит мою дочь…

– Дай-то Бог! – ответил задумчиво Дориа. – Блевио – малый шустрый и предприимчивый. Я щедро награжу его, если он освободит Марику и если всем нам удастся спастись.

– А я засыплю его золотом! – обещал Иза.

– Странно одно, – продолжал лейтенант, – почему Блевио не постарается дать нам знать о своих планах… Ну да с этим приходится покуда мириться…

Таким образом, наши беглецы заняли выжидательное положение, возлагая все свои надежды на Блевио Блеви.

Но что же делал предприимчивый берсальер, поселившийся в лагере своих смертельных врагов?

Тайар не ошибся, сказав, что Блевио, сделавшийся фаворитом Османа-паши, поселился в том самом фондуке, в котором была заключена пленница. Но солдату все никак не удавалось улучить случай, чтобы переговорить с девушкою: пленницу хорошо сторожили доверенные слуги Османа, а кроме того, в одной комнате с Марикою и ели, и пили, и спали две старые служанки, которые не спускали с Марики глаз, боясь обещанной Османом жестокой расправы.

Блевио придумывал всяческие способы, вплоть до употребления украденного у шейха Ибн-Талеба волшебного порошка. Но присутствие служанок в комнате Марики препятствовало этому: усыпив их, Блевио одновременно усыпил бы и девушку. Увезти ее сонною было крайне затруднительно, потому что вокруг фондука кишели солдаты. Оставалось положиться на помощь случая и собственной сообразительности. А тем временем Блевио зорко следил за всем происходившим в фондуке.

Было одно обстоятельство, которое серьезно пугало его: с первого же дня пребывания в фондуке он заметил, что Осман дважды в день посещает пленницу и ведет с нею долгие разговоры. Обыкновенно при этих посещениях пленницы пашу сопровождал знакомый Блевио, конюх из Стамбула по имени Мабрук. Но турок не показывал и виду, что знаком и дружен с Блевио.

«Что нужно здесь старому шайтану? – тревожно допытывался у самого себя Блевио. – Боюсь, как бы этот ястреб не зарился на нашу голубку. Но я скорее горло ему перерву, чем допущу его овладеть Марикою».

Как-то улучив момент, когда паша прошел в комнаты Марики, Блевио изловил Мабрука и, сунув ему пару серебряных монет, расположил конюха к откровенности. Рассказ конюха подтвердил опасения Блевио:

– Раньше, – говорил конюх, – Осман-паша и внимания на девушку не обращал. Он хотел отдать ее за кого-нибудь из офицеров или даже подарить шейху Ибн-Талебу.

– А теперь?

– Молодой араб, которого паша сделал офицером, по имени Мизра, сын контрабандиста Мукдара, загадочно исчез – кажется, бежал к гяурам со своим отцом. Сенуссист Али отправился на розыски его и тоже пропал. А что касается шейха Ибн-Талеба, великого мудреца из Египта, – то он сильно повредил себе внутренности, когда упал с лошади в день прибытия. Должно быть, у него порвались кишки или печенка…

«Подай ему, Господи!» – подумал Блевио.

– Словом, врачи говорят, что шейх едва ли скоро встанет.

– Подай ему, Господи!

– А если и встанет, то будет ходить скрюченным в три погибели до скончания дней своих.

– Подай ему, Господи!

– Что ты шепчешь, о любимец паши? – заинтересовался конюх.

– Не обращай внимания! – успокоил его Блевио. – Я питаю нежные чувства к этому святому старцу и поэтому творю заклинания…

– Ага! Это хорошо! – одобрил наивный конюх. – Ну так вот – на что же скрюченному в три погибели шейху такая молодая красавица, как наша пленница?

– Разумеется, не нужна! – поторопился согласиться Блевио. И про себя добавил: «Хоть бы он издох поскорее, отравитель…»

А конюх продолжал:

– Ну и вот мысли великого Османа-паши обратились в другую сторону: он удостоил Марику своей собственной благосклонности.

– Ах, чтоб ему пусто было. Скрючило бы его почище, чем Ибн-Талеба. Сгинь он в тартарары, как Али!

– Ты все творишь благочестивые заклинания? – осведомился конюх. – Да исполнятся все желания твои, о друг и покровитель.

– Да, было бы недурно! – отозвался Блевио.

– Но девушка глупа, как ослица, упряма, как верблюдица, и зла, как змея, – продолжал конюх выкладывать свои сведения об отношениях между Марикою и Османом. – Можешь себе представить, о друг… Она осмеливается отвергать любовь, предложенную ей Османом!

«Молодец девка», – подумал Блевио. А вслух вымолвил:

– Неужели? Быть не может!

– Если я тебе говорю, так, значит, это чистейшая правда, – обиженным тоном возразил конюх. – Мои слова, как слова Корана… Покуда Осман надеется кротким словом убеждения подействовать на нее. Но, может быть, великодушное долготерпение его скоро истощится…

– И что будет тогда? – затаив дыхание осведомился Блевио.

Турок пожал плечами.

– Ты не знаешь еще Османа-пашу! – вымолвил он. – Это истинный турок до мозга костей… Он ни перед чем не остановится. Он и то жалуется: говорит, что девушка, должно быть, околдовала его. Мысль о ней отнимает у него сон, покой, аппетит.

– Хоть бы ты, старый черт, с ума спятил! – пробормотал Блевио.

– Ты опять творишь заклинания? – осведомился конюх.

– Разумеется!

– Да сделает Аллах так, как ты желаешь… Но я продолжаю. Итак, паша думает, что девушка его околдовала. И он уже один раз спрашивал меня. Просил у меня совета…

– У тебя? – несколько удивился Блевио.

– А то что же? – не моргнув глазом ответил конюх. – Он чтит меня больше, чем родного отца. Он со мною обо всем советуется. Потому что знает: мои слова, как слова Корана. Ибо я мудр. Этого ведь не скроешь…

– Истинно ты мудр, о Мабрук!

– Видишь?! – обрадовался конюх. – Даже ты признал, наконец, мою высокую мудрость…

– Признал, признал!

– Так вот, паша спрашивал уже однажды у меня совета: что ему делать с девушкою, которая осмеливается отвергать его любовь?

– А ты что ему посоветовал, мудрый Мабрук?

– Я? Я ему посоветовал: позови двух курбаши, пусть они хорошенько исполосуют эту гусыню кнутами. Тогда она сделается как шелковая…

Блевио едва удержался от желания размозжить голову «мудрому» Мабруку.

– И как же паша принял твой совет? – осведомился он.

Мабрук замялся. Но потом откровенно признался:

– Паша сказал: «Ты – ишак, Мабрук?»

– А еще?

– Что он сказал еще? Ах, да! Он сказал: «Твое дело чистить навоз в конюшне. На это твоего ума хватает. А больше нет…»

– Неужели так и сказал?

– Ты опять сомневаешься в моих словах? – обиделся Мабрук.

– Ей-богу, нет! – успокоил его Блевио. – Но я хотел узнать, не сказал ли Осман еще чего-либо относительно девушки?

– Он сказал: «Если эта гордая гурия не хочет подчиниться моей воле, то я избавлюсь от ее злых чар, приказав задавить». И он, он способен на это. Ты его еще не знаешь, друг мой!

– Если не знаю, так насквозь вижу! – пробормотал берсальер.

А в то время как они беседовали, в той половине фондука, где находился гаремлык, разыгрывалась бурная сцена: Осман-паша, красный, как рак, осыпал угрозами Марику.

– Ты отказываешь мне в любви! – кричал он. – Ну, так знай же: ты – в моей власти. Я когда-нибудь потеряю терпение и раздавлю тебя, как червя.

Глава XI. Обман раскрыт

– Я раздавлю тебя, как червя! – кричал Осман, угрожая непокорной Марике. И этот крик был так громок, что каждое слово его услышали и Блевио, и Мабрук. Блевио всполошился, думая, что при таких условиях дело может кончиться катастрофою, и порешил, будь что будет, немедленно вмешаться. Он направился к гаремлыку. Мабрук последовал за ним, подстрекаемый любопытством.

– Убей меня, – отвечала Осману гордо девушка. – На это ты способен. Ты храбр, когда приходится воевать с женщинами и детьми…

Странная мысль зародилась в мозгу Блевио. Он толкнул неплотно притворенную дверь, как буря ворвался в комнату и схватил Марику за плечи, яростно рыча:

– Убью тебя. Задушу тебя. Разорву на клочья зубами!

А в то же время глаза его смеялись и он подмигивал Марике. Та мгновенно опознала его, но, сообразив, в чем дело, притворилась смертельно испуганною.

– Как ты смеешь противиться, великому Осману?! – рычал Блевио. – О несчастная! Как ты смеешь оскорблять самого храброго из воинов нашего повелителя султана? Да знаешь ли, что за это нет достойной для тебя казни, презренная? Дайте мне нож! Я сейчас зарежу ее!

Имитация была так совершенна, что испугала далее самого Османа. Вместе с Мабруком паша оттащил свирепствовавшего Блевио от Марики и принялся успокаивать его.

– Вижу, как ты близко к сердцу принимаешь мои интересы, – говорил Осман, – но я еще не решил, как поступить с этою непокорною рабынею. Оставь ее на время в покое, друг. Если я порешу казнить ее, я прибегну к твоей храброй помощи. Но теперь не трогай ее… Твой гнев может убить ее. Посмотри, как то краснеет, то бледнеет ее лицо. Она до того испугана, что, кажется, близка к помешательству… А я никогда не забуду твоей преданности мне, юноша! Я вижу, что я не ошибся, поселив тебя в одном доме с этою глупою и не желающею понять своего счастья женщиною. Теперь я исправлю свою ошибку: я именно тебе поручу надзирать за нею. Береги ее. Я должен удалиться. Вернусь только завтра утром!

И Осман ушел. А Мабрук остался: паша приказал ему быть помощником Блевио в деле надзора за Марикою.

При создавшихся условиях Блевио не представилось ни малейших затруднений переговорить с Марикою с глазу на глаз и с нею вместе выработать план побега.

– Нам надо оттянуть время! – говорил Блевио Марике. – Бежать днем – немыслимо: нас изловят сейчас же. Поэтому надо дождаться вечера. Если этот турецкий осел явится завтра утром – притворись, что ты смягчилась, приласкай его…

– Не могу! – с отвращением ответила Марика.

– Хоть двумя-тремя словами. Вы, женщины, – мастерицы на этот счет… А к вечеру я узнаю пароль, припасу коней, и ночью мы сбежим.

– Каким образом?

– При помощи сонного порошка, который я раздобыл.

И Блевио рассказал Марике, как надо действовать с сонным порошком. Он передал ей один из пакетиков вместе с бутылочкою противоядия.

Несложную инструкцию Марика немедленно затвердила, и Блевио мог быть уверен, что девушка исполнит все как следует.

– Смотри же! – предупредил он ее, уходя. – Не испорти всего нашего плана излишнею поспешностью… Ты пустишь порошок в ход только вечером и только тогда, когда я свистком дам тебе знать, что пришел момент.

Утром следующего дня Блевио вновь навестил Марику – вместе с Мабруком – под предлогом принести из сада ворох цветов, чтобы убрать комнату в честь прихода Османа-паши, и успел шепнуть девушке пару слов, что все идет благополучно.

Полчаса спустя пожаловал и сам Осман-паша. Он казался мрачным как туча: его огорчил ряд сведений об успехах итальянской армии, о подчинении итальянцам целого ряда племен. Это настроение не обещало ничего хорошего злополучной пленнице. Но миг – и картина изменилась как по волшебству: Марика с очаровательною улыбкою на устах пошла навстречу пораженному Осману и спросила:

– Простишь ли ты меня, мой владыка и повелитель?

– Как… как… как… Что это значит? – даже попятился Осман, не веря своим ушам и глазам.

– Это означает, – продолжала Марика, – что твой любимец, который грозил меня зарезать, убедил меня.

– В чем? – удивлялся все больше и больше султан.

– В том, что любить тебя – огромная честь для меня. Но… но простишь ли ты мне те дерзкие речи, которые ты слышал от меня за эти дни?

– Прощаю, прощаю! – пробормотал Осман.

– В честь твоего прихода я убрала комнаты цветами. И лучшую розу я припасла для тебя…

Она подала Осману-паше роскошную пунцовую розу. Старик машинально взял цветок и вдел его себе в петлицу.

– Об одном прошу! – продолжала девушка. – Не торопи меня. Дай мне несколько успокоиться. Мои мысли еще идут вразброд.

– Хорошо, хорошо! – расчувствовался Осман. – Если ты опомнилась, то ведь и я не зверь же, в самом деле! Успокойся. Я навещу тебя сегодня вечером.

Молния блеснула в глазах Марики, но она справилась с собою и покорно ответила:

– Я буду ждать тебя!

День пролетел как сон. Приближался вечер.

По плану Блевио надлежало сделать следующее: когда Осман придет вечером, Блевио зажжет один из пакетиков волшебного сонного порошка на своей половине, и усыпит этим Мабрука и остальных слуг. Затем он свистком подаст сигнал Марике. В комнате ее будут гореть свечи. Девушка подпалит второй пакетик, и тогда непробудным сном заснет паша. Заснут и служанки, сторожащие Марику. А тогда, закутавшись в бараканы, беглецы покинут фондук, проберутся до ближайшей рощи, где их уже будут ждать оседланные лошади, – и пусть на другой день, очнувшись от волшебного сна, паша ищет и прекрасную пленницу, и своего верного фаворита…

План казался обещающим верный и полный успех. Но…

Но за два часа до того времени, когда обыкновенно навещал Марику Осман, целый отряд конницы и пехоты окружил фондук, и паша бурею ворвался в помещение в сопровождении кучки солдат.

Пораженный неожиданным приходом Османа, Блевио окаменел на месте.

– Это – гяур? – услышал он гневный голос Османа.

– Да, да, повелитель! – злобно и радостно выкрикнул скрипящий голос, и Али-бен-Али выдвинулся из-за спины паши. – Это – христианская собака, шакал, крокодил, сын летучей мыши и паука. Я узнаю его. Я его видел несколько раз. Это ничтожество – родной брат того другого ничтожества, того проклятого итальянского щенка, покрытого коростою с ног до головы, который, не сразившись со мною лицом к лицу, не смея взглянуть мне в глаза, предательски подкрался ко мне, когда я стоял на молитве Аллаху, и нанес мне семьдесят семь ран. Одну – в сердце, три – в грудь…

– Взять гяура! – распорядился Осман.

Не успел Блевио опомниться, как десятки рук легли на его плечи, свалили, связали.

– Мабрук! – позвал паша своего премудрого конюха.

– Что прикажешь, повелитель? – еле вымолвил трясущийся со страху конюх.

– Стащи гяура в какой-нибудь подвал и запри его там. Береги его как зеницу ока: если он сбежит, ты расплатишься за него собственною головою!

Мабрук взвалил Блевио на плечи и кряхтя потащил его в подвал.

Покончив с Блевио, Осман, еще более распаленный гневом, ворвался в комнату Марики, швырнул к ногам девушки уже увядшую розу, получением которой был так доволен утром, и крикнул:

– Я раскусил тебя, змея! Ты сговорилась с гяуром, который осмелился под чужою личиною прокрасться в дом мой. Но теперь все раскрыто. И я присуждаю тебя к смерти.

Марика, видя, что все погибло, призвала к себе на помощь все свое мужество и с гордою улыбкою ответила:

– Так что же? Я и раньше знала, что ты – палач и живодер… Могила мне слаще твоих объятий…

– Ладно, если так. Посмотрим, покажется ли тебе такою сладкою та могила, которую я тебе приготовил… Раньше, чем зарыть тебя в землю живою, я дам тебе случай наглядеться, как будут умирать твои родственники… Верный Али раскрыл их убежище и завтра днем изловит их всех, как кроликов, в их норе…

У Марики вырвался крик отчаяния. Полученный удар превышал силы бедной девушки. Как подкошенная она упала на пол.

Паша повернулся и вышел из гаремлыка. Через минуту топот копыт известил об его отъезде.

Мудрый Мабрук поместил пленного Блевио в одном из погребов обширного фондука. Боясь упустить пленника, он поминутно наведывался к нему. Приходил и ощупывал кандалы на ногах и веревки на руках заключенного. На первых порах все попытки Блевио сговориться с испуганным до полусмерти конюхом оставались безрезультатными. Но мало-помалу испуг прошел. Не особенно охотно, но Мабрук стал отвечать на вопросы Блевио. И берсальер построил на этом план своего спасения.

– Слушай, друг Мабрук! – сказал он. – Я всегда считал тебя за мудреца высшей марки…

– Я таков и есть на самом деле! – гордо выпрямился скромный Мабрук. – Сам паша слушает всех моих советов…

– Ну вот, – продолжал Блевио. – Я продолжаю считать тебя мудрейшим из людей.

– И ты не ошибаешься.

– Одно плохо: ты – беден…

– Да, я не богат! – признался Мабрук. – Паша куда щедрее на палочные удары, чем на золото…

– Я умру! – продолжал Блевио грустно.

– Да, друг. Паша тебя не помилует!

– И со мною погибнет мой великий секрет.

– Какой?

– А могу ли я тебе довериться, друг?

– Как самому пророку! – заверил конюх.

– Я… я умею делать золото! – чуть слышно вымолвил Блевио.

– О, Аллах! – воскликнул Мабрук, у которого дыхание прервалось.

– Клянусь! – продолжал грустно Блевио. – Но я унесу в могилу мой секрет…

– Аллах! – запротестовал Мабрук. – Зачем тебе делать такую гнусность?

– А что же посоветовал бы ты мне сделать?

– Научить кого-нибудь делать золото!

– Кого?

– Да меня же, меня! Разве я не друг твой? Разве я не брат твой? Разве я не чту тебя, как родного отца? Разве…

– Если ты выпустишь меня на свободу…

– Н-ну, нет! Я не настолько глуп, – запротестовал Мабрук. – Я, друг, жить хочу. Осман-паша на дне морском меня отыщет… Все что хочешь – только не это.

Подумав немного, Блевио сказал:

– Ну хорошо. Освободить меня ты не можешь. Тогда ты исполнишь несколько моих просьб.

– Если они не касаются твоего освобождения, то я их исполню! – согласился мудрый Мабрук. – Например, я могу накормить тебя. Даже вина могу тебе принести, если на то пошло. Того вина, которое сам паша пьет тайком… Ибо он правовернейший из правоверных и выпивать может только тайком… Могу принести тебе хорошего турецкого табачку: того самого, который курит паша.

– И который ты у него крадешь?

– Вовсе нет, – запротестовал Мабрук. – Не краду, а просто беру, когда паша не видит. Потому что ведь мы – одно тело и одна душа. Что он, что я – даже не различишь. Его мысли – мои мысли. Его табак – мой табак!

Блевио остановил излияния Мабрука, сказав ему:

– Прежде чем будем продолжать наш разговор, я хочу доказать тебе, что я умею делать золото.

– Каким образом?

– Пойди в ту комнату, в которой я жил. Там на окне стоит цветочный горшок. Выбрось цветок и поройся в земле. Там ты найдешь двадцать пять золотых монет. Их я собственноручно изготовил в прошлую ночь.

– Куда же они годятся? – усомнился Мабрук.

– Вот тебе раз! Как это – куда?

– Ну да. На что мне фальшивые монеты?!

– Постой, не торопись. Ты же – мудр. Возьми эти деньги, отнеси их к любому меняле вашего лагеря, и потребуй от имени паши, чтобы меняла исследовал их. Скажи: паша сомневается, из чистого ли золота сделаны эти деньги. Потом приди и скажи мне, какой ответ даст тебе меняла.

Мабрук, еще раз обследовав кандалы пленника, отправился на поиски золота Блевио и объяснения с менялою.