Текст книги "Феерия для другого раза I"

Автор книги: Луи Фердинанд Селин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Нужно, чтоб все поросло быльем!

Ах я был доволен свои жильем… если говорить о месте моего пребывания… в полном смысле слова! Я видел все судна входящие в порты! Динан!*[219]219
  Порт Динан находится на южном берегу города.


[Закрыть] Сен-Винсент! представьте! и меблированная комната без блох!.. без блох в Сен-Мало! Это чудо!.. никто не устоит перед очарованием изумрудной бухты!.. полное упоение!.. разноцветье!.. необузданность моря!.. но блохи – истинная кара!.. после трех дней на пляже все тело покрывается волдырями, вы уже не жилец! У меня был друг, послушайте, Ребелль его звали, князь Ребелль!*[220]220
  Князем Ребелль Селин называет Андрэ Дезарруа, высокопоставленного чиновника (тот был смотрителем Национального музея Люксембургского дворца), с которым Селин был знаком с 1934 г. Дезарруа занимал апартаменты в Сен-Мало в 1941 и 1943 гг.


[Закрыть] Могу сказать, что никогда не видел такого прекрасного местечка, как его летняя резиденция… четыре стильные комнаты, чистый Ампир! морской Ампир! и как это вписывалось в крепостную стену!.. окна на Форт-Насиональ!.. все на виду: Ране… горизонт… Сен-Каст… Фреель!..

Но и там та же мерзость! блохи!.. спина, икры, внутренняя сторона бедер, и все заканчивается нарывами! сплошные нарывы, он страдал, но не желал покидать эту красоту!.. нарывы становились все серьезней и серьезней… люди смеялись при встрече с ним… над тем, как он неистово чешется! оригинал! И при этом монокль… достоинство! и гордая поступь!.. поднимаясь и спускаясь по улице, по единственной улице, Сен-Венсен, он шагал, гордо откинув голову… в конце концов он умер… в сентябре, в день равноденствия… от сепсиса… гнойные раны… Я твердил:

– Избавьтесь от них, князь!

– Я больше не ощущаю их укусов!..

Его заели блохи! Князь, конечно же, просто кишел паразитами, но все божьи создания таковы! ну, например, птицы! Я наблюдал чайку, которая остервенело чесалась на крыше длинного навеса, там, под окнами!.. благородная птица! а с другой стороны высилось Казино! она делала сотню шагов, как Ребелль, сотня отпечатков лап… она не улетала ловить рыбу… она бросалась на рыбьи внутренности, гнилье в ящиках, на отходы… короче говоря, чайка на пенсии… ночами, мне рассказывали, она с большим трудом вскарабкивалась по стене… пристраивалась в нише фальшивого окна, которое, будь оно настоящим, выходило бы на Казино!.. на самом верху… там она спала…

Я думаю о повсеместно расплодившейся халтуре! о последних днях, о зажигалках!..*[221]221
  Осада и бомбардировки Сен-Мало продолжались с 6 по 14 августа 1944 г. Именно тогда вспыхнувший пожар, причины которого так и остались невыясненными, уничтожил большую часть древнего города.


[Закрыть] мы похожи на загнанных животных… здесь с нами действительно покончено… тут нужен был бы феникс!.. только подумайте, феникс!.. в наше время фениксов не бывает… Сен-Мало тоже нет!.. ни Тодта,*[222]222
  Инженеру Фрицу Тодту и компании, носящей его имя, было поручено правительством Рейха строительство дорог по всей Германии начиная с 1933 года, а затем, в 1938 г., вообще все строительные работы. Именно поэтому они использовали солдат на строительстве «Атлантического вала».


[Закрыть] который все подготовил! Ах, это очень грустная история!.. Я вас огорчил… не надо!.. Я вам расскажу другую!.. скажем, веселенькую… Преподобный епископ де Ла Серизей как-то, возвращаясь с Собора… очень надолго задержался в Риме… Ах, как он был рад вернуться! Он подскакивал в коляске… он был в таком возбуждении: «О, хвала Господу! О, хвала Небесам! Вот счастье! Ах, Мало! Ах, я вновь тебя вижу, мой возлюбленный город!»

И плюх! Он падает замертво! от волнения!

Вы скажете, что это противоестественно!.. с епископом де Ла Серизеем не случился бы инсульт, возвратись он сейчас!.. он бы ничего не увидел!

– Нужно все восстановить! – как они повсюду кричат…

Предатель, который позволяет себя избить! Создатели здания, комитеты Общественного Кирпича, те, кто строят укрепления, те, что плюются повсюду огнем! хорошо! хорошо! я с ними! Воссоздадим, создадим, во имя Господа! Я с теми, кто восстанавливает, заново отстраивает города, крепостные стены, жилища, курятники, кладет бутовый камень, кирпичи, жернова, строит куличики из песка… Произведения из любого дерьма! Любое усилие отбивает во мне охоту! Я не спрашиваю имени тех, кому я жму руку! «Он нам помогает! и я тоже!» Да здравствует взаимопонимание! керамика и черепица! камни! цемент! раствор! даже с теми, кто все это разрушил, я очень хочу быть в согласии! Вот какой я реконструктор! Но мое прошлое – «ордер на арест»!.. Это можно как-то уладить!.. все, что вы соорудили мне во славу!.. «Фердинанд – Конвульсиант!» чтобы увеличить продажи моих книг, да еще в инфляцию! вальс миллионов читателей! Я стану богатым! книготорговцы не знают, что делать… так как сорок миллионов французов во Франции (и более восьмидесяти в колониях) требуют по два! по три экземпляра «Феерии» каждый!.. (раскупаются, как машины в Америке)… Тут мне внезапно является Исайя… у него четыре книги в портфеле… четыре «Феерии»!.. там, в тюрьме… он меня умоляет, чтоб я подписал их!.. нельзя больше откладывать!..

– Мой самолет! ваш самолет! – кричит он.

Он приходит прямо ко мне.

– Ах, дорогой мэтр, я хочу вас обнять!.. вот ваш документ!.. подписан – заполняйте сами!

– Мой ордер?… мой ордер?…

Я придираюсь.

Но вам наплевать! наплевать!

Заставить бы его снять штаны! и оп! с! и поглубже!

– Да здравствует Фердинанд! Да здравствует Колонна! Да здравствуют все удостоверяющие Печати! Да здравствуют фонари!

Вот его точные слова!

Да здравствуют уличные фонари! теперь моя очередь! Любовь! Любовь! Свобода!

Ох, вот зануда, наконец-то он меня покидает!.. соблюдать предписания, больше мне нечего делать!.. явился без телефонного звонка, убийца!.. без всяких задних мыслей «приперся» в Бурже!.. цветы!.. О, я не вернусь на Монмартр! Я бегу прямо в Ренн, в Сен-Мало… Я нахожу Эйнара в слезах, так сказать, выплакавшего все глаза… сидящего на корточках на своих развалинах… он ворошит пепел… уже годы, как он роется там… копает… он мало что находит… осколок флакона, ножку стола… Это был его «музей и бистро»… клавиша от пианино!.. «Сюркуф», не так ли, навигация, абордаж, море пламени, которое он покинул!.. Эйнар, он снова заливается слезами!.. пнуть бы его, чтобы вырвать из мира видений!..

– Усадьба, быстро! – командую я! – у кромки волн!.. это еще не конец, не дно бутылки, чтобы взбалтывать остатки! Возрождения жажду! обновления!

Я хочу обрести пристанище любой ценой!

У него оно уже есть, на дне бутылки, бутылок! он их выгреб из мусора… у него такой вид, будто он хочет расставить их на воображаемой полке… донца бутылок отваливаются… Ах! Ах! Ах! как он ахает, мой «душка» Эйнар!*[223]223
  Архитектор Ив Эмар (у Селина Эйнар-Перо) купил в Сен-Мало деревянный дом Дюге-Труэн, называемый Абордаж, стоящий на улице Корн-де-Серф, который, как оказалось, хотел купить и Селин. В 1939 г. Эмар переделал его в бар-музей, посвященный пиратам-корсарам. Этот дом был полностью разрушен при бомбежке в августе 1944 г. В одном из первых писем из Дании к Мари Канаваджиа Селин ее спрашивает: «Стоит ли еще старинный Абордаж, музей Дюге-Труэна? Это на улице Сен-Венсен?»


[Закрыть] мое «Mum»!*[224]224
  «Мит» – измененное Селином название известной марки шампанского «Mumm»


[Закрыть] мой «Сен-Жорж»! последние «ночи»! последние «ночи»!.. Давай! наподдать бы ему, нерешительному! две газовые плиты! две фаянсовые ванны! две горничные, чтобы отворять мне двери!..

Я все больше расхожусь в своих аппетитах!

– Два гаража для четырех велосипедов! Ключи в руке на Пасху! Договорились! двенадцать миллионов за каждый день опоздания! и без блох!

Вот так, по-настоящему решительно!

– Все из гранита! – добавляю я. – Ты строитель или разрушитель?…

И мебель, конечно! украли! благосостояние!

У меня больше нет никакой мебели! они забрали стулья! комоды, балдахины!.. судебные исполнители, бунтовщики, к тому же сентиментальные любители сувениров… кровати, простыни, это ужасно!.. три массивных стола эпохи Генриха I, которые были бы бесценны в Зале!.. То, что можно унаследовать, не дожидаясь моей смерти… Да уж! смерть, после всего пережитого!.. мое наследство доступно всем… об этом пишется в «объявлениях»… кровать моей матери, Маргариты, ее украли и пустили с молотка! у них все полномочия!

Один выход! вырваться на улицу!..

О, но я застрял в стойле! дорога продолжается! и музыка!.. я раскрываю карты, вытаскиваю три туза! кормушка, в которой я устроил кровать! в яслях! вся стена в печатях! нечто среднее между бетономешалкой и гробом!.. из бетона или из кирпича? Я не знаю! Неискоренимый! Что они вырвут у Домэнов? Я их и там достану!..

Что до моей военной медали, то поговорим о мужестве и жандармах, шишках и болтунах… один из них, мой дядя Артур*[225]225
  Речь, без сомнения, идет о дяде Селина по материнской линии Луи Гийу, которого Селин выводит под именем Эмиля (в тексте – Артура). Гийу родился в 1874 г., следовательно, указание на «семьдесят восемь лет» относит нас к 1952 г., т. е. к году, когда Селин заканчивает первую часть «Феерии».


[Закрыть] (семьдесят два года), пришел требовать, «чтоб я его больше не носил»!.. как он мне написал, мол, я не больше, чем вонючая свинья, «достоин» звания героя 14-го и 39-го, я позорю Канцлера, Знамя, я осквернил свои раны, и чтобы у меня отобрали пенсию и украли все до нитки!..

С ненавистью общественности не шутят! бдительность, даже стоя одной ногой в могиле, однако с расстояния в тысячу пятьсот километров они видят мою желто-зеленую ленту!..*[226]226
  Это желто-зеленая лента – на нее крепилась медаль, полученная Селином на войне.


[Закрыть] вопят, как мяукающая от страха кошка! Они увидели тень! мою тень!

– Это он!.. на помощь, доги!.. полицейские! сумасшедшие! отщепенцы! отлученные от церкви! набрасывайтесь на призрака!

Им всем обещана гильотина, вешатели, послы, обвинители, лгуны, и бравада! наглость! Генрих IV! восемь! двенадцать! чемпионы микрофонов! стальные голоса!.. Они боятся только астробомб! О, но как они предусмотрительны! как трусливы! в ужасе, что вы их растопчете, задушите!.. Они уже в Нью-Мехико!.. Зебры стратосферы!..

– Этот дезертир, удар «Кометы»!*[227]227
  Испытательный полет самолета «Комета», первого реактивного самолета, предназначенного для перевозки пассажиров, был произведен в октябре 1949 г.


[Закрыть] он высаживает вас в Лабрадоре, спасатель Беконли-Брюйер, заводов «Грам и Бром»,[228]228
  Поль Клодель после ухода на пенсию с дипломатической должности в 1935 г. состоял членом административного совета заводов «Гном и Рона», которые занимались производством авиационных двигателей. Во время войны эти заводы работали на Германию и поэтому были национализированы в 1945 г. Судебное разбирательство над их руководителями завершилось вынесением оправдательного приговора.


[Закрыть] «Кодекса Чести», предприятий «Патри-Мин-де-Рен»… А списки, которые он хранит в патронташе! чертежи новой Триумфальной Арки!.. «нож гильотины» подвешен под сводом!.. две тысячи отрубленных голов за раз! Хлоп! да уж, вот это прогресс со времен площади Конкорд! Вы не современны! Тем хуже для вас!

Я развлекаюсь, я вам рассказываю, подбрасываю подробности… а тот, кто рядом… за моей стеной, он не шутит!.. мой сосед-каторжник!.. просто он бьется головой об пол! Бууум! и снова! Он опять орет! грохот!.. Ах, голова! это навязчивая идея! он сотрясает стену, заметьте! Он меня считает подозрительным типом? шпионом? подлецом?…

Это ужасно, обнаружить в ком-то такую ненависть… в придачу к Заседателю, негру, Гортензиа из Посольства, есть еще некто, кто меня ненавидит…; приговоренный к смерти из 16-й… «он ненавидит всех французов!» так он орет… он служил в батальоне NSKK,*[229]229
  Аббревиатура NSKK является сокращением Nationalsozialistisches Kraftfabrer-Korps (нем.) и обозначает Национал-социалистический моторизированный корпус.


[Закрыть] армия Геринга… ему оторвало уши где-то возле Буржа… он ненавидит меня лично!.. эти, отсюда, приговорили его к смерти, его скоро расстреляют… и больше он не будет вопить… мне плевать на его ненависть!.. меня убивает ненависть Франции… Они бы во Франции меня сожгли, не только палестинцы,*[230]230
  Палестинцы, в данном случае, синоним евреев.


[Закрыть] но и коренные французы! Фаригу, Дондюран, Дюмэн!*[231]231
  Аналогичное перечисление «французских» фамилий уже встречалось в полемическом отрывке в памфлете «Безделицы для погрома».


[Закрыть] Меня и мои книги!.. вроде приличные люди, с достатком, да что там, богачи!.. Они мгновенно возбуждаются, эти коренные французы! Они бросают в костер своих братьев… на радость туристам, ох уж это превосходство иностранцев, они наслаждаются, нажираются, радуются нашей боли! – не хотят уезжать! «Утка с кровью» – иллюстрирует их пристрастия, а уж «француз в кровавом соусе»! даже способ убийства смакуют! пресса! огонь! Мадмуазель Жанна д'Арк прошла через это! Об этом говорят снова! облизываются! Руанское сведение счетов!

– О, но есть же искренние! содрогающиеся от ваших несчастий!

– Замолчите! эти самые страшные! Они хотят вас увидеть распятым! искололи, кастрировали, вывернули кишки наружу!.. вот доказательство того, как они ко мне относятся! письма! которые я получаю: «Трус! Каналья!» и так они меня называют… как бы мне их заставить страдать, моих почитателей! компромисс и т. д.

Я так же утратил надежду, как и мои приятели! нечего и думать! и похоже… их столько же, сколько и убийц! однако упреки еще не закончились!

Министры, судебные исполнители, сборщики налогов, эротоманы, ослы, сестры милосердия, все собрались в этих стенах!.. последствия!..

Наблюдая здесь, в моем погребе… за преступлениями, слыша потоки упреков… Боже, какая горечь!.. что я твержу… Друг мой, постой, вернись за мной!.. Ты дул не в ту дудочку!..*[232]232
  Это легенда о флейтисте из Гаммельна, который избавил свой город от крыс, увлекши их в море игрой на флейте. Но когда музыканта обидели старшины города, он с помощью своей флейты увел из города всех детей. Этот народный сюжет использован Гете и братьями Гримм в «Немецких сказках».


[Закрыть] не тех крыс увел… если б ты играл правильно, ты бы привлек к себе внимание настоящих людей, опьянил бы своим творчеством элиту, настоящие сердца… направить все это на танки, на убой, на зажигалки, в прокатный стан для утилизации потрохов, прав человека и братства! у тебя не слишком много было орденских ленточек, галстуков, контрактов и печенья!.. была б дыра в Железном занавесе! входил бы и выходил бы, как встарь… ты выбрал не то направление!

Пока я тут думаю… вспоминаю… они сперли мою медаль… три магических слова! «больше нет медали!» пусть бы они меня огрели по раненой голове, тогда я бы больше не нес чепуху, как в настоящий момент… я бы больше никого не видел в своих стенах… ни того, другого, внезапно появляющегося, Гортензиа, предлагающего мне жопу Людовика XV! Я бы был нормальным, меня бы хватило надолго!.. Я бы писал оды, как Сибуар,*[233]233
  В этом отрывке собраны различного рода нападки на Клоделя. Речь идет об оде под названием «Слово к Маршалу», написанной 27 декабря 1940 г., которая была зачитана в «Большом казино» Виши в мае 1941 г. Она была опубликована в 1945 г. в сборнике «Стихотворения и речи в течение Тридцатилетней войны», где соседствует с одой «Генералу де Голлю», написанной в Париже 28 сентября 1944 г. Клодель сопровождает эти стихи следующим примечанием: «Я сохранил ее как возвышенный памятник Наивности и Лжи в одном лице. Дата написания этого стихотворения служит ему оправданием, так как по радио было объявлено, что 23 декабря Пьер Лаваль был арестован и сослан». Дата написания, уточненная корреспондентом агентства «Ава» (январь 1941 г.), свидетельствует об ином: «Я могу только аплодировать той чистке, которая была произведена маршалом Петэном <…>. Франкмасонство, алкоголизм, разводы и профессиональный парламентаризм стали чумой Франции». («Фигаро», 17–23 января 1941 г.). Следует отметить, что в 1952 г. Клодель ознакомился с «Феерией», на что отреагировал достаточно резко в письме к Гастону Галлимару.


[Закрыть] я бы тоже подписывал поэмы Штюльпнагелю,*[234]234
  Карл Генрих фон Штюльпнагель (1886–1944) – командующий немецкими оккупационными войсками в период с 1942 по 1944 гг.


[Закрыть] и сочинил бы кучу «атласных туфелек»… «раздулся бы» в тюрьме, как Caca (200)…*[235]235
  Образ Саса, навеян Саша Гитри, который участвовал в движении Сопротивления, был арестован, но, по правде сказать, провел в тюремном заключении не более двух месяцев, что подробно описал в книге «Шестьдесят дней тюрьмы».


[Закрыть] я восхвалял бы старую гвардию Филиппа, как Одюк…*[236]236
  Одюк – подразумевается Андрэ Моруа, здесь Селин намекает на его социальный статус – Герцог («Duc» по-французски). В «Мемуарах» Моруа вспоминает, что часто встречался с маршалом Петэном во французском Бюро информации в Соединенных Штатах. В первом издании своих «Мемуаров» (New-York, Editions de la Maison française, 1942) он уточнил, что это был тот самый маршал, что однажды предложил поддержать кандидатуру Моруа на выборах во Французскую академию на место Рене Думика.


[Закрыть] как папский зуав?… рантье, который знает толк в «Фигаро»? святой Франсуа Бестелесный?…*[237]237
  У Селина установились, не сказать близкие, но добрые отношения с Франсуа Мориаком, единственным, наверное, кроме Сартра, из упомянутых в «Феерии для другого раза» французских писателей. Мориак, казалось, испытывал особый интерес к Селину, о чем свидетельствует его статья 1932 г. о романе «Путешествие на край ночи», и, если верить Селину, даже нанес ему визит в сопровождении Рамона Фернандеса. На статью Селин ответил письмом, в котором установил дистанцию между ними и отсутствие каких-либо разногласий. Позднее в Дании Селин читал статьи Франсуа Мориака, который после войны, работая в «Фигаро» (там он начинал еще в 1936–1937 гг.), стал выразителем идей, созвучных идеям движения Сопротивления. После четвертой статьи в подобном духе охваченный гневом Селин отослал ему коротенькую записку оскорбительного содержания. Он вновь и вновь обвиняет Мориака в «тартюфстве». Упоминание романа Ф. Мориака «Фарисейка» в «Феерии I» не случайно. В январе 1950 г. накануне суда над Селином Жан-Габриэль Даранье написал Мориаку письмо, умоляя его вмешаться, но Мориак отказался.


[Закрыть] на что бы я еще мог претендовать?… заменить Петэна на острове Ре,*[238]238
  Маршал Петэн замаливал свои грехи на острове Иль д'Йе.


[Закрыть] прожить до ста лет, как он?… Главное, правильно сыграть на дудочке!.. Я бы ходил на коктейли к Леви…*[239]239
  Поль Леви – владелец канала «Передачи, которые стоит послушать», защищал Селина на протяжении всех тех лет, которые тот провел в Дании.


[Закрыть] никто бы не украл мою кровать, черновики моих пяти романов, уважение генерала Бена, звание Магистра Почетного легиона…*[240]240
  В период с 1944 по 1954 гг. Великим Магистром ордена Почетного легиона был генерал Блош-Дассо, брат известного промышленника Марселя Дассо.


[Закрыть] красивые мечты!.. не унесли бы ключ от подвала с углем… да, на улице Гавено, я вам признаюсь во всем, у меня его было запасено больше тонны… никакой особо нежной любви, которая бы связывала меня с… мадам Туазель…*[241]241
  Здесь впервые упоминается консьержка, хотя в дальнейшем, во второй части «Феерии», ей будет отведена значительная роль. Этот образ отмечен «настоящей страстной любовью».


[Закрыть] Ну поднимусь я туда? и что? Я бы всем помешал!.. Я бы смутил умы… сознание моих друзей полностью заполнено «моими преступлениями»… они бы меня убили… Ах, какие удобства? я не нашел бы ничего из домашней утвари!.. ни подстилки… ни единой грелки… ни кастрюли… Представьте!

– Ах, кастрюли! это какая-то мания!

– Да нет! Нет же! это мое ремесло! кипятить шприцы! в Бларингеме, от меня нельзя отрезать Бларингем, все хотят лечиться! они сдыхают! они, оказывается, не знали! им наплевать на «умные мозги», которые от подобных выдумок корчатся в эпилептических конвульсиях! Я консультировал больных в гостиничном номере в Бларингеме. О гнилое здание, с переполненным сортиром,*[242]242
  О туалетах отеля «Ловен» смотри роман «Из замка в замок».


[Закрыть] дерьмо, просачивающееся в коридор! Это уже была не жилая комната… «Для беженцев»! так они говорили… повсюду «беженцы», эти свиньи. Не было более омерзительного хлева! смешались расы, черные, желтые, голубые! врач не врач! нет ничего более гнусного… «Беженец»!.. дурной взгляд, зловонное дыханье! черт те что, живые мертвецы… и двуличные! жалкие клоуны! «Беженец»!

Так вот, я консультировал в этой комнате всех больных, валяющихся на полу, изнуренных, обессиленных… ни единого стула!.. а тревоги?… (ночи проводили в окрестных лесах…) самые тяжелые больные на кроватях… кровати, смешно сказать, только матрасы! разодранные! голые пружины!

Вот появляется тетка! Ах, великий и могучий Красный Крест! Ах, огромная накидка! Ах, седые волосы! Ах, торжественная поступь! тон! жест! государыня!

– Доктор Селин! доктор? это вы? просите у меня все что хотите! в какой нищете я вижу вас! это ужасно! это невероятно! у меня все полномочия! все полномочия! Давайте! Мадмуазель Геринг!.. Позвольте вам представить!.. сестра маршала!..*[243]243
  У Геринга было две сестры: Ольга и Паула, которым было пятьдесят пять лет в 1945 г., и обе они были замужем за врачами. Ничего не известно о случайном появлении одной из них в Зигмарингене. В романе «Север» появляется образ брата Геринга, психиатра, хотя на самом деле психиатром был племянник Геринга.


[Закрыть] Давайте! Просите! все что хотите!

– Мне бы хотелось получить кастрюлю, мадмуазель!

– Уже, бегу! сейчас ее принесу!

Она убегает… Больше я ее никогда не видел… То же самое повторилось бы на Монмартре… в Сартрувиле… Пьерефитт или Уй… допустим, я возвращаюсь…

– Кастрюлю!

Все будет кончено!.. (После атомного взрыва я имею в виду.)

– Я – г-н Цезарь, собственной персоной! Я – госпожа Королева*[244]244
  Прозвище Королева объясняется той магической силой, что приписывалась мадам Жорж Бидо, урожденной Сюзанне Борель, жене дипломата, которую одна сатирическая газетка назвала «бюстгальтер Жоржа», в смысле – «поддержка Жоржа» [По названию предмета дамского туалета: soutien-gorge – франц. доел, «поддерживающий горло», «бюстгальтер».].


[Закрыть] под вуалеткой… Что вам угодно?

– Кастрюлю!

– Где ваша душа?… – сразу же драматические нотки!.. – и все же!

«Королевство за коня»!..*[245]245
  «Королевство за коня!» – восклицание Ричарда III в последней сцене исторической драмы Шекспира «Ричард III»


[Закрыть] это звучало… но «Европу за кастрюлю»?

– А клистиры? Когда я две недели страдал от запора, я бы целый мир отдал за клистир! Ах, какой эгоизм!..

Вы отвлеклись несколько? Это так, маленькие анекдоты!

– А в Люнебурге[246]246
  Люнебург – имеется в виду концентрационный лагерь.


[Закрыть] как с вами обходилась шпана?

– Вы были в Люнебурге? В Люнебурге сплошь ходячие мертвецы! вы приехали их заменить?… мстители, замещающие, перемещающие, это одно и то же!.. иллюзионисты Истории! Этот парень, освобожденный от воинской повинности (каким образом?), номер 2 перед войной, надрывающий кишки в поспешном драпе в 39-м, умоляющий о помиловании, вот он, извергающий молнии Страшного Суда, жалкий тип, самоутверждающийся в убийствах, отправляющий вас к праотцам! на каторгу! и т. д.!.. чистейшая подлость! о справедливости суда можно судить по тому, как он важно восседает!.. Нечего сказать!.. лотерея!..

Люнебург, скажу я вам!.. там были и проститутки, в Люнебурге,*[247]247
  Существование в нацистских лагерях смерти блоков, где промышляли проституцией, подтверждено документально. Примером может служить книга Примо Леви «Если это мужчина».


[Закрыть] не только трупы!

Ужас из-за этого был полный!.. На протяжении всего этого чертового средневековья излюбленным местом для занятий любовью были кладбища!.. эти пугающие места обыватели избегают, и под тенью людского почитания совершается масса шалостей! И напрасно! напрасно! Людская память и уважение ничего не стоят!.. для меня же реальны только клизмы и естественные надобности! без клизмы через две недели я бы помер… и они мне ее поставили, но такую горячую, что я орал как резаный…

– А в Клюни?

– Точно! точно! я стенаю, меня лелеют! Ну а вы-то, вы были в Клоно?[248]248
  Клоно – Селин подразумевает Клюни.


[Закрыть] А в Чаде?…*[249]249
  Намек на Конго и Чад, на события, связанные с колониальными войнами в Африке.


[Закрыть] вы там были в разгар боев? и в какой личине, мадам! Эти прокаженные! амебы! мухи цеце! повсюду буйволы! крокодилы! вампиры!.. А я вот, раз мы уж об этом заговорили, вас в Камеруне *[250]250
  Немецкие войска были выбиты из Камеруна в 1916 г. соединенными франко-английскими войсками. Однако неопределенно-личная конструкция фразы заставляет думать, что эти события происходили до приезда молодого Луи Детуша, чье пребывание носило исключительно экскурсионный характер.


[Закрыть] не встречал! Эти вундеркинды, любимчики! не со вчерашнего дня! с рождения! вы даже себе не представляете! в 17-м! вы еще не родились! хи! хи! хи! Сколько фрицев мы укокошили! 60 градусов на солнце! О-ля-ля, все в белых шлемах! Ко мне, Бобийо!*[251]251
  Сержант Бобийо – знаменательная личность среди героев Селина. В 1888 г. на пересечении бульваров Ришар-Ленуар и Вольтер сержанту Бобийо воздвигнут памятник. Селин снова возвращается к этому образу в романе «Из замка в замок», в эпизоде, рассказывающем о том, что он видел Бобийо в спектакле на «Ипподроме», посвященном взятию Пекина: «<…> взятие приступом тонущих в пороховом дыму деревянных укреплений!.. и бум!.. залп по меньшей мере двадцати пушек!.. одновременно!.. сержант Бобийо, в окружении сотни бульдогов!.. он вырывает у них флаг!.. и устанавливает наш, трехцветный! втыкает его в кучу их трупов! в самую гущу!..» Это же представление, но уже без образа сержанта Бобийо, описано во второй части «Феерии». В одном из писем 1940–1944 гг. Селин пишет: «<…> я себя почувствовал сержантом Бобийо первый и единственный раз – дурацкое ощущение». Знал ли он, что до поступления на военную службу в колониальную армию Бобийо писал романы и пьесы для театра?


[Закрыть] Саворнян! Шануан!*[252]252
  Саворнян де Бразза (1852–1905) и Жюль Шануан (1835–1915) – две знаменитости, принимавшие участие в колониальных войнах, сначала в Африке, а затем в Китае, но не обладавшие, с точки зрения Селина, выразительностью героического образа, которая была присуща Бобийо.


[Закрыть] На помощь! Честь имею! Рио Криби, я совсем один! Бикобимбо!*[253]253
  Бикобимбо (Бикимимбо в романе «Путешествие на край ночи») – название фактории, которой Луи Детуш управлял в Камеруне в 1916–1917 гг., Криби – тоже название камерунского поселка.


[Закрыть] Если б я вам объявил все свои звания, все свои звания! которых больше нет! вы бы хлопнулись в обморок со стыда! да еще засунули кляп в пасть! у вас больше нет башки! я вам ее оторву! ваш столик! вместе с мраморной столешницей! Я разнесу «Кафе дю Коммерс»! вы прощаете мне мою злобу! какое лицемерие!.. Я из мистиков, которые не платят по счетам… «Неблагодарные» Дарио повсюду!.. Без Дарио ничего бы не было! торговцы в табачных лавках Ножен-сюр-Лиса… гром Господень, они восстали!..

Они мечут в вас молнии с высоких кафедр Судилищ!.. те, что были рады подметать террасы… официанты… подметальщики… мечтающие продавать пылесосы… стричь собак… нет больше кузенов Дожей, моя дорогая мадам! Они вас малость подозревают… они бунтуют! барабаны бьют «общую тревогу»! башня!.. тысячи палачей! повсюду неблагодарные Дарио!.. «Рыцари Гордой свечи»… О, таинственный и ужасный культ!.. Я знаю один карьер по дороге в Монтрей, где они «возжигают» свои свечи… молятся в полночь… произносят заклинания… они разоблачают Дарио… секундочку!.. его бюст, его усики… О тайный и ужасный культ! Тамплиеры середины 20-го века!.. черт! я разболтался!.. я никогда не вернусь к своему рассказу!.. тем хуже!..

Но все-таки, может, вернемся?…

– О, вас немедленно повесят! как если бы вы участвовали в возведении «Атлантического вала»…*[254]254
  Проект «Атлантический вал» был разработан немцами в целях защиты от войск союзников.


[Закрыть] построили два-три аэродрома… вы могли бы ссылаться на Лаваля… но вы никого не предали, не продали… даже не подписали ни единого прошения? немного печатались в Zeitung?*[255]255
  Zeitung (нем.) – газета. Селин, избегавший печататься в какой бы то ни было коллаборационистской прессе, переписывался с журналистами, его письма зачастую публиковались в газетах.


[Закрыть] Никто вас не спасет!

Я знаю, я знаю, что такое травля, я бывал на охоте,*[256]256
  «Я присутствовал на охоте князя Орлова и герцогини д'Юзе, она верхом, старуха с претензиями». Неподалеку от угодий Герцогини в лесу Рамбуйе находился «Улей», анархистская коммуна, основанная Себастьяном Фором. Биограф последнего дает свое видение происшествия, случившегося между непримиримыми соседями в конце охоты: «Герцогиня ходит туда-сюда, она хорошо заметна среди доезжачих, охотников и собак, пунцовая от удовольствия и от того, что оказалась под тысячами любопытных взглядов. Спектакль окончен, она направляется к сторожке егеря. Толпа, всячески выказывая ей почтение, расходится. Герцогиня исчезает. Она появляется на деревянном балконе маленького охотничьего домика. Праздношатающиеся зеваки могут увидеть ее накрахмаленный воротник, белый атласный галстук, черные одежды и охотничий нож с рукояткой из слоновой кости». Вопрос, который ставится в следующем абзаце: «Не соблаговолите ли принять оленью ногу, Герцогиня?» следует интерпретировать, исходя из контекста.


[Закрыть] когда служил «кавалеристом»… «ату его, ату»… никто не бросится защищать оленя… чем яростнее его раздирают, тем изощреннее наслаждение, больше сотни собак его терзают, сердце колотится все неистовей, и это так волнительно! Ах, какая великолепная агония!..

– Не соблаговолите ли принять оленью ногу,*[257]257
  «Нога» в данном контексте не является арготической лексемой. Речь идет об охотничьем термине, где «нога» обозначает – «конечность убитой дичи», «<…> обер-егермейстер подает им ногу <…>».


[Закрыть] Герцогиня? Вся Европа для меня – дикий лес, свора собак и загонщики… смотрите, вот доказательство – эти стены… эти всхлипы!.. а пастуший мотив!*[258]258
  Пастушьи мотивы – имеются в виду мелодии, которые играют на волынках швейцарские пастухи.


[Закрыть] я хохочу! я лаю!.. если я не последую за ними галопом… звон колокольчика! да! коровы! коровы! плачьте, оркестры! Я бы их, герцогинь, поднял на рога! сжечь, разорвать, да! кастрюля! смола! пусть их кипят! котелки! всё!

– Он нас оскорбляет, этот верзила! разрезать его! на куски! пусть висит на крюке, пока не протухнет!

Я вас слышу.

– Посмотреть, как эта тухлятина шевелится!

О, вы затыкаете нос, вам не нравится мой характер? Я не протухну так быстро… вы неправильно расценили мои прыжки!

Намедни в санчасти практиканты тоже очень смеялись… просто так… но… что с них возьмешь, молодежь!.. Они исследуют мою жопу, задний проход… я умоляю о клизме… кровь течет… они подмигивают друг другу…

– О, канцер! канцер!

Они хотели испытать мою выдержку!

Не раз, не два! палец в задницу! отковыриваю кусочек говна! и вымазываю им носы!

– Это рак? шутники! ослы! а запах? запах? специфический? это пеллагра! придурки! пеллагра!

Вот вам и образование!

И снова я им доказываю, подставляю задницу!.. они смываются!

Либо клиника есть, либо ее нет! «санитары-убийцы»! Я их оскорбляю… Они хотели меня унизить, меня, такого чувствительного! с печатью гения на челе! коллегу господина Фолле*![259]259
  Атаназ Фолле (1867–1932) – врач-фтизиатр, профессор клиники в Ренне. Селин познакомился с ним в 1919 г. во время акции по борьбе с туберкулезом, организованной Рокфеллером. (Следует отметить, что доктор Фолле умер в том же году, что и Фердинанд Детуш, отец Селина.)


[Закрыть] Который сам был учеником Бруарделя, Шарко, Лаперсона…*[260]260
  Поль Бруардель (1837–1906), известный врач-гигиенист, профессор судебной медицины. Жан-Мартен Шарко (1825–1893) – великий нейропсихиатр. В предисловии к «Смерти в кредит» Селин говорит: «…люди, поколения Шарко». Феликс де Лаперсон (1853–1937) преподавал на медицинском факультете в Париже и специализировался по офтальмологии.


[Закрыть]

Ах, адские отродья!

Они снова закрывают тяжелую дверь… краа! краак! краак!

Они насмотрелись в тюрьме всего! я остаюсь наедине со своими феноменальными соседями, объявившими голодовку! они мочатся и срут в собственные миски… они не хотят возвращаться в Россию!.. русские! Они предпочитают умереть! Что за фокусы! Разве я позволяю себе плохо отзываться о Франции?… Давайте, пошевеливайтесь! Это не может долго продолжаться! Один! Два! Три! сначала лапша! нужно, чтобы они проглотили! это мой Закон!.. а если нет, я им разъясню!.. Их свяжут, запрут на замок и заставят жрать силой! Но существует же Родина! Мишель Строгов*[261]261
  «Мишель Строгов» – пятиактная пьеса в шестнадцати картинах, написанная А. Деннери и Жюлем Верном по мотивам романа последнего, пользовалась со времени своей первой постановки и до 1939 г. огромным успехом в Париже.


[Закрыть] в Шатле, как он там говорил? «За Бога, царя и лапшу!»[262]262
  «За Бога, Царя и Отечество!» – Селин переиначивает: «За Бога, Царя и лапшу!»; лапша – диета, которую Селин назначал своим больным.


[Закрыть] Это было так ясно, так возвышенно! Эти же, гниющие тут дикари, я им верну вкус к жизни! и лапшу в глотки!.. моя мать там, в переходе Шуазель, разве она мне не угрожала лапшой!..

– Ты не хочешь есть?… ты не вырастешь!.. – и затрещину!.. Разве я могу задать трепку этим полутрупам? ну и?… несчастные люди!.. я не могу их бить!..

А вот недавних студентов-медиков я бы убил!.. это высокомерие! пацаны!.. даже не стремятся постигнуть свою профессию!.. если меня оскорбляют, я свирепею!.. Сопляки!.. учить меня диагностировать пеллагру? Я в роли ученика, боже мой! Боже мой!.. такого клинициста, такого титана духа! Они ранят меня в самое чувствительное место! Как просто! Бездари! А что касается меня, мои учителя!.. Мои учителя!.. Я не прощаю непочтительности!.. в жуткой нищете, работать на разрыв аорты, с этим не сравнятся сто тысяч брильянтов!.. играй, арфа… полутона… деликатность… светочи знаний… и смысл всего… сокровенность… премудростей, которые открыл вам почти мертвец… а его даже не отблагодарили должным образом… живых всегда попирают… плохо разбираются в смысле жизни… ах, сколько раз я терзался угрызениями совести!.. Курсиаль…*[263]263
  В этом перечислении людей, которые в разное время являлись неотъемлемой частью личной жизни Селина, первый и последний указаны под вымышленными именами-псевдонимами, которые они использовали в своих книгах, остальные три – под своими настоящими именами и фамилиями.


[Закрыть] Фолле… Элизабет…*[264]264
  Элизабет Крейг, по прозвищу Императрица, которой был посвящен роман «Путешествие на край ночи», – американская танцовщица, жила с Селином в период с 1926 по 1933 гг., потом вернулась в Калифорнию. В 1988 г. ее разыскал Альфонс Жюйан, и она поделилась с ним своими воспоминаниями о Селине.


[Закрыть] Эдит…*[265]265
  Эдит Фолле (1899–1990) – первая жена Селина, они зарегистрировали свой брак в 1919 г. и развелись в 1926 г.


[Закрыть] Жанин…*[266]266
  Жанин – лондонская супруга Селина (смотри упоминание Мари-Луизы, «моей свояченицы» и ее сестры Жанин). В брачном свидетельстве 1916 г. значится ее настоящее имя – Сюзанна.


[Закрыть] это совсем не то, что сто лет одиночества в тюрьме!.. Такая дрянь как я!.. Даже Жюль, который был богом, умеет, гад, превращаться в хамелеона, полного яда… я ему что-то должен!.. признательность!.. Я заслуживаю, чтобы меня посчитали гнусным… сколько я награбил! убийца!.. как только меня увидит Харон,*[267]267
  Образ перевозчика мертвых через реку Стикс, который встречается в мифологии греков, этрусков и римлян, превращается в персонаж романа «Из замка в замок». В сентябре 1942 г. Селин даже подписывается Харон (он всегда писал «Карон») в одном из своих писем. В 1946 г. он предполагает начать «Феерию для другого раза» со слов, обращенных к Харону:
Харон торопит их, глаза его горятОт ненависти к ним, чей бесконечен ряд.Грозит веслом всем тем, кто не спешит уйти.  Иллюстрацию с гравюры Гюстава Доре, изображающую Харона, потрясающего веслом и грозящего мертвым, можно увидеть во многих изданиях «Божественной комедии» XIX века.


[Закрыть] «Подойди!..» – скажет он мне… и плюх!.. моя морда… его жезл!.. плюх! еще!.. и моя грубость прощена!.. О, надо поспешить во имя Стикса!.. Я не хочу умереть со смердящей душой!.. тухлятина – это ничего, а вот неблагодарность – это все! я хочу вновь завоевать уважение!.. уважение к самому себе!.. А сверх того и признание равных себе!.. место в Академии!.. в худшем случае!.. не важно какое!.. признание!.. блеск!.. слава!.. чтобы мои мертвые утешились хоть немного моими выходками! чуток знаков внимания… сперва от матери!.. Мне хочется, чтобы мои мертвые пересмотрели свое отношение ко мне!..

«Не такой уж и злой!» – скажут они… те, другие, были настоящими сволочами!.. страдания наполнили их жизнь горечью… иррациональной, глупой, самоуверенной… ужасы обесцветили их существование…

Пантеон? Ладно! Согласен!.. снова официальное признание!.. обесчещенный при жизни! моя улица! мой проспект!.. моего имени! О, постойте! я же не один!.. я альтруист, это мое право! Я хочу, чтобы выделили еще два миллиона улиц Для двух миллионов героев 14-го!.. и чтобы было весело!.. В веселье – моя сила!.. Они отдают себе в том отчет даже в тюрьме? Веселье – вот моя гордость!.. в камере, на скорой помощи, они меня изучают, они меня используют. Веселье! в бездне отчаяния… я излучаю веселье! обездоленные, самоубийцы, все ко мне!.. на подпитку! агонизирующие!.. похлебка, маргарин, копченая селедка… это вас насыщает? метод психологического убеждения! «Веселье прежде всего!» Я выходил большое количество собак, кошек, разных тварей!.. их нельзя сломать, они перестают есть… так же и люди… здесь, откуда я вам пишу, все – «приговоренные к смерти». Правило непоколебимо: нужно, чтоб они жрали!.. Директор рвет на себе волосы… охрана не спускает с них глаз… «Нельзя посылать скелеты на казнь»!.. Пресса, судьи, священники… о-ля-ля!.. «Необходимо, чтоб они жрали!»… Общественное мнение желает видеть жирненьких висельников!.. Мне это удается, удается…

Все дело в терпении и моих рассказах… Три мушкетера!.. волшебные три мушкетера!.. Я их пересказывал сотни раз!.. сначала на немецком… затем на пальцах… Есть слова, которые понимают повсюду… Кардинал… Букингем… д'Артаньян… Портос… ах, Портос!..

Из всей этой привилегированной публики самые норовистые и мерзопакостные те, кому колют морфий, кокаин, дают нюхать эфир!.. вот они-то действительно замкнутые, дикие, гнусные… эпилептики преступления!.. они ненавидят вас за смех… они доводят вас до смертоубийства… Они вас толкают, несчастные! с неистовой силой! их фаянсовые кувшины – в морду! и пляфф! тысячи осколков! Они промахиваются… а затем режут себе вены осколками, под одеялом… вы спрашиваете, зачем они это проделывают?… они режут себе вены!.. эгоисты… наверное, от счастья!.. Их подстилки пропитаны кровью!.. но, в конце концов, это же моя профессия! врач есть врач! У меня нет исключительных заслуг, удрученные, разочарованные, раздавленные – мое призвание! Впрочем, я талантлив и в другом! исключительно талантлив!.. устойчивая нервная система… мне холодно, я дрожу, как все, но я смеюсь!.. независимо от своей воли… персональная способность… без хвастовства… я никого не обманываю, я здесь один… только «приговоренные к смерти»… каждый в своей камере… они нас выводят на воздух… минут на десять, маленькие клетки… мы возвращаемся, я вам рассказывал, в снегу, как снеговики… нужен час, чтобы оттаять… полтора часа… Вы мне скажете: не всегда же идет снег!.. как и дождь в Руане, почти всегда!.. разморозиться – это еще что! бьет дрожь! я хохочу… мне вспоминается история… я дрожу от холода и этим пользуюсь! Я придумываю небылицу!.. бурлескную историю… если я заливаюсь слишком громко, врывается надзиратель, он не терпит, когда я смеюсь… он делает вид, что целится в меня… дерьмо! я обсираю его… он снова запирает дверь… он не понимает слово «дерьмо»… это еще одно преимущество! хотя я всегда могу посмеяться в одиночку… даже без озноба… мне мешают горлопаны… крикуны справа и слева!.. Как только меня оставляют в покое, я сразу же вспоминаю какой-нибудь анекдот… и я смакую его и помираю со смеху… Если б только они так вокруг не вопили!.. я хватаю планшет… и за дело!.. Моя «Феерия» вас подстегнет!.. потому как все продумано, не так ли!.. издатели, книготорговцы, оптовики, киоскеры!.. и прежде всего, мои авторские права! о неумолимый! Ахилл![268]268
  Имеется в виду Гастон Галлимар, в издательстве которого выходили книги Л.-Ф. Селина.


[Закрыть] пфук, болтовня!.. доллары или рубли, какая разница! Мне хочется большего, чем гонорар в валюте победителей! Ах, вы еще меня увидите в высшем свете! шикарно одетым! изысканность моих пиджаков! роскошный, как шах! ногти наманикюрены! Пираты меня обчистили, я вам рассказывал, вещи, инструменты, мебель! неистовство эпохи! Пусть «Феерия» продается! Я снова в порядке! простите! это обновление! моя усталость? пустяки! Вы остолбенеете! куда! сидеть! кухонная утварь! мои гостиные, мои горничные, открывающие дверь! и велосипед, такой легкий, что катится вперед почти без усилий, лишь мыслью и желанием, чтобы я его оседлал!.. фирма: «Неуловимый»… быстрее, чем Арлетт в спринте! вы еще увидите!.. Арлетт, она гениально жмет на педали!.. Троица Монмартра: лишь в воспоминаниях! словно ветер! ах, это она… дуновение! прошлое! восхождение!

Вы говорите: у вас будет авто! Нет! брюхатый, воняющий катафалк! Я бы никогда не ездил на катафалке! «Неуловимый»! мой велосипед! вот и все! Звонит больной? Лечу! рефлексы! икры! больные легкие! Леча других, исцеляюсь сам![269]269
  Намек на древние девизы врачей: «Светя другим, сгораю сам!», «Врачу, да исцелися сам».


[Закрыть] За один визит убиваю двух зайцев! круговорот универсального средства! костенею от ревматизма! никаких имен! я вам не открою! локти, лодыжки, как в тисках! будто специально для того, чтобы вытащить из меня признание… палач, более чем фанатичный, может обломать свои клещи о мои колени!.. О, но вот со спортом беда! щелчок! на свежем воздухе я возвращаюсь к своим тридцати годам! и к сладости сострадания!

Я самый выдающийся из уродов, посмотрите на меня, практикующие врачи! Омоложение усердием! кожа! гарант! азарт! мысль! сердце! новое существо!

Эти старички, которых возят на колясочках, обследованные на водах в Эксе, в Баньоле, воняющая мочой дрянь, артритики на костылях, подагрики, чудовищно искореженные, обмотанные платками, страдальцы в полном смысле этого слова, задыхающиеся акробаты ада, лица изуродованные страданиями, ужасные физиономии, глаза на выкате… Святой Винсент де Поль,*[270]270
  В произведениях Селина часто встречается упоминание святого Винсента де Поля. Селина он интересует как заключенный тунисской тюрьмы, как кюре, служивший в Клиши, как священник на галерах и как основатель религиозной общины сестер милосердия.


[Закрыть] восстань из мертвых, взгляни на это… «Убирайтесь, мерзостные типы! пусть он их встряхнет… Милосердие! во имя Господа! вперед! и пусть дымится человеческое мясо!»

Таковы мирские чудеса! Чудо, которое вы во мне усматриваете, – в башке!*[271]271
  Эта фраза – «Чудо <…> в башке» – перекликается со словами предисловия к «Путешествию на край ночи»: «<…> это счеты между мной и «Ними»! честно говоря… их нельзя пересказать… Они отстали от Чудес!», хотя там «Чудо» не несет значения «милосердие», как в данном отрывке.


[Закрыть] Жаль! что нельзя никому дать пинка под зад! мой скелет уродлив, он скрипит, если я его передвигаю! А ну-ка, снимите с меня эти прутья!

– На велогонку! скрипучий, ржавый, презренный!

Вот как я передвигаюсь.

Энтузиазм, Бог в нас! Я только осколок энтузиазма!*[272]272
  В записке, датированной 12 сентября 1934 г., аббат Мюнье рассказывает, что как-то во время завтрака Селин употребил слово «энтузиазм» и объяснил ему этимологию этого греческого слова, что «его очень порадовало». В 1947 г. Селин сказал Мильтону Хиндусу: «Нет больше энтузиазма (в современном понимании этого слова), а греческому пониманию «Бог в нас» вас не учу. Сейчас энтузиазм – означает нести чепуху». Любопытно, что в этом отрывке из первой части «Феерии» Селин связывает понятие «энтузиазм» с «милосердием», так же, как и понятие «чудо».


[Закрыть]

– О! да право же, он хвастает!

Это ваше суждение.

– Леча других, исцеляюсь сам!

– Он симулирует, он бредит! Его видели в Ля Ноэ!*[273]273
  Ноэ (а не Ля Ноэ) – название деревни, расположенной в верховьях Гаронны, неподалеку от Мюре, там в 1939 г. был пересыльный лагерь для евреев иностранного происхождения, отправляемых в Германию. Лагерь Ноэ прежде всего предназначался для больных и стариков. Во время Освобождения он стал лагерем для коллаборационистов. Случай, который произошел в 1948 г., а именно, попытка побега, привлек к этому лагерю внимание общественности.


[Закрыть]

– Хвастун! Давайте! карты на стол! ничего не перепутайте! может, я вспомню, кто я такой?…

– Скажи же, Святой Винсент! из Клиши! это не то, что ваши гримаски! человек, работая в поте лица на галерах, погребен в Пре! друг! каторга – моя расплата! дружище! да! друг! чертова головешка! вот ваша деликатность! можете болтать! Святой Винсент! Мы любим друг друга! вы расколошматите все без остатка! чувствительность, подумайте!.. тридцать шесть тысяч свинарников – в этом ваша сила! плюс бойни!

Архангелы смотрят на вас… они шатаются… у них опускаются крылья… В молитве «долги»*[274]274
  «И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим…» («Отче наш»).


[Закрыть] отпускают все… нужно, чтобы и я вам отпустил еще раз… Сколько я уже поменял губок! Оплатите сначала! и дорого!.. посмотрим!.. Представляю, тут я забегаю вперед, допустим, я не умираю в тюрьме… это было бы чрезвычайным счастьем, прогнивший до мозга костей, каким я себя вижу… выхожу я из тюряги… вваливаюсь к вам… первый визит!.. ваша улыбка!.. каким я вас себе представляю? под диваном, ржущим до колик над «Феерией»!.. вырывающим листы!.. сходящим с ума от наслаждения… вы корчитесь от смеха, задыхаетесь…