Текст книги "Приключения знаменитых первопроходцев. Северный полюс"

Автор книги: Луи Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Луи Буссенар
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЗНАМЕНИТЫХ ПЕРВОПРОХОДЦЕВ
СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС.  На русском языке публикуется впервые.


[Закрыть]

ГЛАВА 1

Первые открытия в Арктике. – Пифей. – Скандинавы. – Эйрик Рыжий. – Братья Дзено. – Баренц. – Ченслер. – Гудзон.

Наши далекие предки имели весьма смутные представления о северных районах Европы, или гиперборейских странах, как они именовали их. Тем более поразительны подробные знания некоторых из этих мест, добытые отдельными мореплавателями.

Ошибочно полагать, что жители солнечных земель – финикийцы, греки, карфагеняне, – испуганные туманами, холодом и снегом, поворачивали назад, лишь завидев первые плавучие льдины в северных водах. Если бы античных мореходов влекло только желание выгодно обменять товары на сырье, а не героизм, они и тогда решились бы пройти за Геркулесовы Столбы[1]1
  Геркулесовы Столбы – античное название Гибралтарского пролива. Согласно легенде, великий герой древности Геракл (лат. – Геркулес) поставил по обоим берегам пролива по огромной скале в память об одном из своих подвигов (современные скалы Гибралтар и Сеута). Эти-то исполинские скалы и стали называть Геркулесовыми Столбами (или Столпами); позднее название перешло и на сам пролив, соединявший Средиземное море с Атлантическим океаном и долгие века служивший границей обжитого средиземноморскими народами мира.


[Закрыть], где их поджидало полное опасностей неведомое.

Судя по всему, они посещали острова к северу от Великобритании, побережье Швеции и берега Балтийского моря. Эти страны, несомненно, изумляли их, а порой и ужасали, не говоря уж о трудностях подобных переходов на кораблях того времени.

Среди предшественников современных мореплавателей с большим почтением отметим одного грека, а точнее колониста – Массалиота Пифея, жившего в четвертом столетии до Рождества Христова. Во-первых, он значительно опередил свою эпоху по части научных познаний, во-вторых, снаряженный в далекий путь греками, жившими на территории современного Марселя, действовал и в интересах чистой науки, и в коммерческих интересах благосклонных кредиторов.

Пифей являлся не только искусным и бесстрашным мореходом, но и настолько выдающимся астрономом, что смог определить широту родного города с точностью, отличающейся всего на несколько секунд[2]2
  Секунда – здесь: шестидесятая часть градуса широты, составляющая чуть меньше двух километров.


[Закрыть] от вычислений современных географов.

Он прошел вдоль средиземноморских берегов Испании, миновал пролив, обогнул, вероятно, Галлию, затем Англию, обследовал острова Касситериды и достиг острова Туле, то есть, как считают, Исландии. Одним из доказательств реальности столь дальних путешествий служит его описание полярного дня, когда солнце не заходит за горизонт. Трудно выдумать подобное явление тому, кто никогда его не видел. «В этих краях, – писал он среди прочего, – уже нет ни собственно земли, ни воздуха, ни моря; только что-то вроде загустевшей кипени из всех элементов, похожей на мягкую и пористую субстанцию, называемую морскими легкими и почти непреодолимую». Отдав должное воображению уроженца средних широт и естественному для предка современных марсельцев пафосу, нетрудно распознать в этой странной картине смешение туманов, снегов и полурастаявших льдов, дрейфующих в сумрачных арктических морях.

Естественно, Пифей не заслужил признания современников, относившихся к его рассказам, как к фантазиям. Но что более серьезно, Полибий[3]3
  Полибий (ок. 201–120 до н. э.) – древнегреческий историк, автор «Всемирной истории в 40 книгах», из которой полностью сохранились пять первых глав.


[Закрыть], а после него Страбон[4]4
  Страбон (ок. 63 до н. э. – ок. 20 н. э.) – древнегреческий географ и историк.


[Закрыть] и много лет спустя испытывали к описаниям марсельского первопроходца непонятное для таких умов презрение. Это пренебрежение непостижимо и несправедливо, поскольку далекие потомки подтвердили точность наблюдений древнего мореплавателя и почтили его память. Пифей заслуживал лучшего хотя бы потому, что, возможно, именно он первым предположил связь морских приливов и отливов с движениями Луны. Кроме того, Пифей знаменит своими скрупулезно точными наблюдениями за высотой нашего светила во время летнего солнцестояния, сделанными при помощи гномона[5]5
  Гномон – древнейший астрономический инструмент, состоящий из вертикального стержня на горизонтальной площадке; по длине и направлению отбрасываемой стержнем тени определяют высоту и азимут Солнца.


[Закрыть] значительной величины. Эти наблюдения легли в основу учения о вековом уменьшении наклона эклиптики[6]6
  Эклиптика – большой круг небесной сферы, по которому происходит видимое годичное перемещение центра Солнца.


[Закрыть], которое в наши дни окончательно подтверждено. По словам Гиппарха[7]7
  Гиппарх (II в. до н. э.) – древнегреческий ученый, один из основоположников астрономии и математической географии.


[Закрыть], он первым из греков понял, что Полярная звезда находится вовсе не на полюсе; Плиний и Плутарх[8]8
  Плутарх (ок. 46–126) – древнегреческий писатель, автор содержащих большой фактический материал «Сравнительных жизнеописаний» выдающихся греческих и римских деятелей.


[Закрыть] писали о том, что Пифей заметил связь, существующую между приливами и временем прохождения Луны через меридиан.

Как бы то ни было, Пифей не заслужил признания при жизни, и эра открытий замкнулась более чем на четыре века. И когда наконец люди снова решились выйти на просторы Атлантики, то не без опаски и чрезмерной осторожности, чего нельзя сказать об отважном первооткрывателе античной Туле. Знания древнего ученого, дошедшие до нас в основном благодаря трудам Полибия и Страбона, были утеряны для его соотечественников, которые могли бы извлечь из них немалую пользу. Оттого же, что Пифей не высаживался на арктических землях, он не становится менее знаменитым ученым и неустрашимым пионером; под таким титулом он, несомненно, заслуживает особого упоминания во главе славного списка героев и жертв полярных экспедиций.

Миновала долгая череда веков, прежде чем стали заметны серьезные, реальные усилия, направленные к расширению обитаемых земель на Крайнем Севере. Оставив без внимания старинные легенды, лишенные какой бы то ни было достоверности, а потому недостойные изложения в солидном труде, мы начнем повествование с IX века, то есть перенесемся через тринадцать веков от Пифея в эпоху переселений и открытий скандинавов, или, если угодно, норманнов.

Благодаря совокупным исследованиям датских ученых, объединенным и блестяще представленным господином Габриэлем Гравье, секретарем Руанского географического общества, мы достаточно хорошо знаем этот в каком-то смысле героический период арктических путешествий, и не остается ничего лучшего, как проследить за событиями по труду господина Габриэля Гравье, из которого мы сделаем немалые заимствования[9]9
  Gravier G. La découverte de l’Amériquse par les Normands au dixième siècle (Открытие Америки норманнами в X веке). – Примеч. автора. Современный отечественный читатель имеет возможность ознакомиться с гораздо более качественным историческим трудом, автор которого участвовал в отыскании поселений норманнских мореходов в Северной Америке: Ингстад X. По следам Лейва Счастливого. Ленинград, Гидрометеоиздат, 1969.


[Закрыть].

Первым отважным мореходом, который бросил вызов наводящему ужас Ледовитому океану, был норвежец Отер; описание его походов сохранилось в летописях времен царствования короля англосаксов Альфреда Великого. Отер, или Оттар, владел богатым княжеством на крайнем севере Норвегии. Нам известно, что он обладал бесчисленными стадами оленей, не чурался охоты на тюленей и китобойного промысла и обожал мореходное дело. Особенно интересной деталью является тот факт, что он предпринял свое великое путешествие из чистой любознательности, вне всяких меркантильных соображений. Он прошел вдоль берегов Норвегии, Финмарка[10]10
  Финмарк – самая северная провинция материковой Норвегии, выходящая к Северному Ледовитому океану.


[Закрыть], Лапландии, пересек Белое море до устья Северной Двины, то есть обогнул Европу по маршруту, который Ричард Ченслер[11]11
  Ченслер Ричард (или Ченслор, год рождения не установлен – 1556).


[Закрыть] повторил только шесть веков спустя.

В то время как Альфред Великий внимал из уст самого Отера рассказ о его приключениях в стране льдов, началась колонизация Исландии норвежцами. Смутно известную во времена Плиния, а затем забытую Исландию вновь открыл в 861 году норманнский пират Наддод[12]12
  Наддод, по более современным источникам, был фарерским поселенцем, которого буря отбросила к Снёланду в 867 году.


[Закрыть], обследовавший вулканическую поверхность новой земли и назвавший ее Снёланд, то есть страна снегов. Несколько лет спустя еще три норвежца – Флуки-Рафна, Херьольф и Турольф – прибыли с Фарерских островов, чтобы обосноваться на острове Наддода вместе с домашней живностью. Естественно, они пережили здесь очень суровую зиму, и скот пал из-за недостатка кормов. В 873 году Ингольф, также норвежец, невзирая на мрачные описания Флуки-Рафны, вернувшегося на родину после неудачной попытки, окончательно обосновался на острове, названном Флуки-Рафной Исланд, или Землей Льдов. Вскоре сюда переправились многочисленные его последователи, и новую территорию быстро колонизовали. К 930 году вся пригодная к обитанию часть страны была заселена, и Исландия превратилась в довольно процветающую республику.

Так норвежцы преодолели самый трудный этап на пути в Гренландию. Хотя первооткрыватели Исландии и видели мельком берега этой американской земли, но по доброй воле никто не отваживался к ней даже приблизиться. Только трагические обстоятельства заставили Эйрика Рыжего, опасавшегося мести за убийство, покинуть Исландию, что и послужило началом массового переселения на таинственные берега. Случилось это в 983 году. Эйрик направился на запад, обнаружил на 64° северной широты восточный берег Гренландии, проследовал вдоль него к югу, обогнул мыс Фарвель и остановился в заливе, который он назвал Эйриксфьорд; позднее на западном берегу, признанном им куда более гостеприимным, он основал поселение Братталид. Он набрал колонистов, и в 985 году тридцать пять кораблей взяли курс на Гренландию. К несчастью, две трети эмигрантов не увидели новую родину, расписанную Эйриком как землю обетованную. Ужасная буря пустила ко дну двадцать одно судно из тридцати пяти. Тем не менее освоение продолжилось, и западное побережье Гренландии до 73-й параллели усеяли датские и норвежские укрепления; по крайней мере, так гласит руническая надпись на камне, откопанном на этой широте и датированном 1135 годом.

Лейв, один из сыновей Эйрика Рыжего, узнав о том, что Бьёрн Херьюлфсон, унесенный течением, обнаружил сушу на юге, отправился в экспедицию вместе с самим Бьёрном и тридцатью пятью матросами. Он нашел вышеупомянутые земли и назвал их Хеллюланд[13]13
  Хеллюланд переводится как «Валунная земля» (точнее: «Бесплодная страна с каменными плитами»).


[Закрыть] и Маркланд: то были Лабрадор, Ньюфаундленд и Новая Шотландия. Проследовав вдоль побережья, он дошел до территорий современных штатов Массачусетс и Род-Айленд, поднялся вверх по реке, называемой сегодня Покассет-Ривер, и построил на ее берегах жилище, где путешественники перезимовали. Обнаружив по соседству дикие виноградники, он окрестил этот край Винланд, а весной вернулся в Братталид на корабле, груженном плодами благодатной земли.

На следующий год брат Лейва, Турвальд, продолжил его дело; он пережил зиму в том же, никем не тронутом убежище и продвинулся летом 1003 года до Лонг-Айленда, то есть до того места, где сегодня гордо возвышается Нью-Йорк. Но жестокое обращение с местными эскимосами стоило ему жизни. Он погиб в бою и был похоронен на полуострове Кейп-Код. Его спутники вернулись в Гренландию в 1005 году.

Третий сын Эйрика, Торстейн, отправился в путь вместе с женой, прославленной старинными исландскими легендами красавицей по имени Гудрид, с целью привезти домой останки брата. Двадцать пять моряков составляли его экипаж. Встречные ветры отнесли корабль почти к Полярному кругу; Торстейн вскорости умер, а команда, лишившись капитана, сочла за лучшее вернуться в Гренландию.

Его вдова вышла некоторое время спустя замуж за норманна по имени Турфинн Карлсэвн, который решил повторить героический путь сыновей Эйрика. Экспедиция состояла на этот раз из трех кораблей с экипажем в сто шестьдесят человек и пятью женщинами, включая Гудрид. Турфинн прибыл в Винланд и в течение четырех лет тщательно изучал этот край. Следуя вдоль берега на юг, он достиг устья Потомака и познакомился со страной, названной Ибритраманноланд, или Землей Белых Людей (видимо, людей в белых одеяниях). Скорее всего, это современная Каролина, Джорджия или даже Флорида, где находились, как говорят, ирландские колонисты.

В общем, не вызывает никаких сомнений, что в XI веке, за пятьсот лет до Колумба и Кабота, норманнские пионеры побывали на северо-восточном побережье Америки. Как говорит господин Вивьен де Сен-Мартен, для них это было всего-навсего несколькими островами дальше в огромном северном море, где они в течение многих веков обживали архипелаг за архипелагом – Оркнейский, Шетландский, Фарерский, затем Исландию и Гренландию – и не находили ничего особенного в открытии пары, тройки новых земель; они не сознавали ни важности, ни последствий этого события, и познания, которые подарил им случай, утратились так же, как и появились, не оставив после себя ничего, кроме легенд. В общем, эти нечаянные открытия скандинавов никоим образом не умаляют славы Колумба, не имевшего никаких сведений о них, и не наносят ни малейшего ущерба гению великого генуэзца. Они не имели никакого отношения к космографическим исчислениям, послужившим отправной точкой для экспедиции Христофора и открытия Нового Света.

Колонизация Гренландии, начатая Эйриком Рыжим, успешно развивалась, что подтверждают многочисленные развалины от мыса Фарвель до Упернавика. Но, к сожалению, не так уж долго. В 1261 году гренландские поселения вместе с Исландией отошли к Норвегии, и вскоре новые власти довели их до разорения, раздавив колонистов непосильными налогами. Правда, упадок происходил достаточно постепенно, настолько выносливы и живучи оказались наследники непобедимых викингов. Агония, вызванная нелепым управлением новой метрополии, продолжалась почти три века, примерно до 1340 года. Именно в это время исчезли последние представители гренландцев скандинавского происхождения. Теперешние обитатели древней «Зеленой земли» Эйрика Рыжего пришли гораздо позже, во времена датского правления, и никакого родства с норманнами не имеют.

Интереснейший документ, относящийся к концу XIV века, описание и карта путешествия братьев Никколо и Антонио Дзено[14]14
  Дзено Никколо́ (ок. 1326 – ок. 1402) – венецианский мореплаватель; на родине был известен не столько путешествием в полярные страны, сколько успешным командованием республиканским флотом в многочисленных вооруженных столкновениях. Его брат Антонио (умер до 1403 г.) особого влияния на дела Венецианской республики не имел, единственное в истории упоминание о нем – участие в полярном путешествии. Впрочем, уже в XIX веке большинство исследователей крайне критически относились к упоминаемому автором плаванию, первые сведения о котором были опубликованы только в 1558 году Никколо́ Дзено-младшим, правнуком знаменитого мореплавателя; считается, что большую часть книги, включая описания будто бы посещенных братьями земель, Никколо́-младший просто-напросто выдумал.


[Закрыть], проясняет многое в норвежском наследии и проливает новый свет на разведанные тогда северные районы.

Братья Дзено, выходцы из влиятельной и благородной венецианской семьи, внесли в историю имя своей родины. Их старший брат, Карло, великий адмирал, несколько раз выручал Республику в критических ситуациях. Никколо, средний брат, превзошедший старшего в завоевании почестей, обожал, как и многие другие его соотечественники, дальние плавания. Он снарядил корабль и отправился на север от Гибралтара. В водах Англии его настиг сильнейший шторм, который отнес судно далеко на север. Никколо пришлось пристать к одному из Оркнейских островов, где был ласково принят местным князем, которого он называет Дзикми; этот Дзикми доверил ему сначала командование кораблем, а через два года и всем своим флотом.

Тогда Никколо вызвал своего младшего брата Антонио, и они вместе помогли Дзикми в завоевании «Фрисланда», вероятно – Фарерских островов. Продолжая плыть на север, венецианцы посетили Исландию и восточный берег Гренландии. Здесь неподалеку от 69-й параллели они обнаружили рядом с источником теплой воды колонию, основанную скандинавскими монахами. Хотя в наше время не найдено и следов этого монастыря, любопытно сопоставить с этим фактом, указанным в донесении Антонио Дзено, встречу капитана Гро[15]15
  Гро Вильгельм Август командовал датской экспедицией 1828–1829 годов.


[Закрыть] с несколькими сотнями кочевников определенно европейского типа в тех же широтах, но уже в 1828 году. Кто эти кочевники? Далекие потомки колонистов Эйрика, ставшие постепенно такими же дикими, как эскимосы, с которыми они делят жалкое существование? Вполне правдоподобное предположение, тем более что так происходило и во многих других точках земного шара, где белые люди жили среди первобытных народов, переняв их образ жизни, но не смешиваясь с ними.

За этой плодотворной на результаты экспедицией последовала другая. Толчком послужили рассказы старого финского моряка, который взялся проводить братьев Дзено к неведомым землям. Путешественники потерпели неудачу, и Антонио, после того как с большим трудом привел обратно остатки флотилии, скончался подле князя Дзикми.

Никколо еще четырнадцать лет оставался во владениях князя – благодетеля и друга братьев. За это время он написал множество писем Карло, великому венецианскому адмиралу. Несколько этих писем, найденных позднее в архивах семьи, а также карта, где рукой Никколо очерчены морские берега к северу от Шотландии и к западу от Норвегии, были опубликованы[16]16
  Карта, о которой идет речь, была опубликована в 1558 году Н. Дзено, правнуком знаменитого мореплавателя. Как выяснили современные исследователи, карта эта оказалась подложной. Именно с нее перекочевали в картографический мир никогда не существовавшие земли: Фрисланд, Эстланд, Эстотиланд.


[Закрыть]. Несмотря на неточности в месторасположении указанных на карте земель, они легко узнаваемы. Так, на северо-западе от Шотландии отмечен большой остров – Фрисланд, давший пищу многим ошибочным предположениям и спорам. На самом деле это Фарерский архипелаг, многие местные названия совпадают с картой венецианца. Эстланд, между Фрисландом и Норвегией, – это Шетландские острова. К северу от Фрисланда расположена Исландия, а над ней на севере и на западе нависает Гренландия, ясно обозначенная в форме гористого полуострова, с названиями по обеим сторонам водных потоков и мысов, и под двойным именованием Гроландия и Энгронеланд. И наконец, к югу от оконечности Гренландии – два острова, выходящих за рамки карты, Эстотиланд и Дросео, описываемых иногда под именами Хеллуланд и Винланд.

Однако, несмотря на то что труд братьев Дзено представляет огромный интерес, было бы не совсем правильно представлять эти экспедиции, особенно вторую, как еще одно открытие Америки в XIV веке.

После братьев Дзено и до настоящего времени скандинавы уже не предпринимали более попыток, направленных на завоевание Арктики.

Зато эстафету полярных исследований подхватили англичане, снискав на этом поприще немалую славу.

Первое путешествие Христофора Колумба в 1492 году приковало внимание всей Европы. Лихорадочное возбуждение вызвали чудесные открытия великого мореплавателя. Венецианский торговец, обосновавшийся в Англии, Джованни Кабот[17]17
  Кабот Джованни род. около 1450 г., ум. в 1498 г.


[Закрыть], или Джон Кабот, как его называют британцы, задумал отыскать на севере или северо-западе путь в Катай (Китай) и в «Индию», найденную Колумбом в тропических широтах.

Кабот легко добился от Генриха Седьмого высочайшего дозволения отправиться от имени короля Англии на открытие «всех земель, морей и заливов на западе, востоке и севере». Четыре корабля, оснащенных богатейшими купцами Бристоля, вышли в море весной 1497 года. Джон Кабот привлек к участию в своем предприятии сына Себастьяна[18]18
  Кабот Себастьян род. в 1477 г., ум. в 1557 г.


[Закрыть]. Следуя на запад-северо-запад между пятидесятой и шестидесятой параллелями, 24 июня того же года он достиг, по всей видимости, побережья Лабрадора между 56 и 57° северной широты. Судовые журналы и карта Кабота, к несчастью, утрачены, и нам так недостает сведений об этой первой экспедиции!

На следующий же год Себастьян Кабот, не откладывая, вновь отправился в путь. Он значительно продвинулся к северу по сравнению с предыдущим путешествием, пройдя до точки, расположенной на шестьдесят седьмом с половиной градусе, то есть на северной оконечности Девисова пролива. Возвращаясь на юг, он открыл Ньюфаундленд, названный им «Терра ди Бакалауш», или Тресковой землей, и спустился вдоль побережья до 35° северной широты, то есть оказался всего в пяти градусах от Флориды. Недостаток провианта заставил его повернуть назад. Таким образом, пока Колумб совершал свое третье путешествие, честь открытия восточных берегов Америки от Девисова пролива до Флориды завоевали отец и сын Каботы.

Почти полвека спустя, а точнее через сорок восемь лет, в 1546 году, семидесятилетний Себастьян Кабот на регентском совете Эдуарда VI предложил снова начать поиски пресловутого прохода в Китай, но не на северо-западе, а на северо-востоке. Карта Птолемея, единственная, из которой в то время черпали сведения об этих районах мореходы, подсказывала эту идею. Проект Кабота получил пылкое одобрение, и два корабля под командованием Хью Уиллоуби и Ричарда Ченслера вышли из Лондона в 1553 году и повторили маршрут Отера, осуществленный шестьюстами годами ранее. Судно сэра Хью затерялось у берегов Лапландии, возможно, экипаж погиб от холодов и недоедания вместе с капитаном. Более удачливый Ченслер продолжил свой поход на север, прошел в Белое море и высадился в Архангельском (Архангелогородском) порту. Узнав, что эти края подвластны Великому князю Московскому, чья резиденция находилась довольно далеко от Архангельска, в большом городе внутри страны, он пожелал ему представиться. Ченслер прибыл в Москву, был обласкан Иваном Васильевичем и заключил с великим князем, первым удостоившимся царского титула[19]19
  Иван IV Грозный возложил на себя царскую корону еще в 1547 году, то есть до прибытия англичан, однако в дипломатической переписке иностранцы неоднократно величали царем и его отца, великого князя Василия III.


[Закрыть], торговый договор от имени своего правительства и Лондонской торговой компании.

Сразу после возвращения Ченслера Лондонская торговая компания снарядила еще один корабль, чтобы дополнить открытия предыдущей экспедиции. Получив новое задание, братья Барроу[20]20
  Стивен и Уильям Барроу.


[Закрыть] в 1556 году прошли дальше на восток от Белого моря и обследовали всю часть Ледовитого океана, что омывает Самоедский берег к западу от Урала. От дельты Печоры они повернули к острову Вайгач и южной оконечности Новой Земли, и только жестокие морозы помешали им пройти через Карский пролив[21]21
  Русские поморы, задолго до иностранцев вышедшие на просторы Белого моря, называли этот пролив Карские Ворота.


[Закрыть].

Честь обойти вокруг Новой Земли принадлежит нидерландским мореходам; сбросив испанское ярмо, голландцы всеми силами стремились развить собственную торговлю. Поскольку амстердамские купцы жестко соперничали с лондонскими негоциантами, они также задумали найти пресловутый северный путь в Китай и Индию. Командование первой экспедицией вверили Корнелису Корнелисзону Наю, но настоящим главой предприятия явился Виллем Баренц, уже известный по нескольким путешествиям в Арктику. Отважный и опытный мореплаватель стал капитаном одного из четырех судов исследовательской эскадры, которая вышла в море в 1594 году.

Обогнув Нордкап и Лапландию, разведчики вышли к Белому морю. Затем два корабля под предводительством Корнелисзона направились к острову Вайгач, в то время как Баренц, также на двух судах, взял курс на Новую Землю. Он первым обследовал весь западный берег острова на протяжении в шесть географических градусов, вплоть до мыса Нассау на широте в 76°25′[22]22
  29 июля 1594 года. В. Баренц открыл крайний северный мыс Новой Земли под 76°59′ сев. ш., назвав его Ледяным (теперь этот мыс носит имя Карлссона).


[Закрыть]. Непогода заставила его повернуть на юг, и он воссоединился с Корнелисзоном, прошедшим обратно через Вайгачский пролив[23]23
  Русское поморское название этого пролива – Югорский Шар.


[Закрыть], после разведки берега, поворачивающего на юго-восток. На самом деле, в этой части побережья образуется Карский залив[24]24
  Когда-то поморы называли этот залив Карской губой, теперь это Байдарацкая губа.


[Закрыть], предшествующий устью Оби. Но, введенные в заблуждение очертаниями берегов северной Азии на карте Птолемея, голландцы решили, что они дошли до начала прямой дороги на Катай. Они поспешили вернуться, чтобы принести в Голландию радостную новость. Баренц встретился с ними в Белом море, и эскадра взяла курс на родину.

Вторую, еще более значительную экспедицию возглавил Баренц. Но поскольку опыта плавания в арктических водах тогда явно не хватало, флотилия слишком поздно отошла от острова Тессела – 2 июля 1595 года. В результате Баренц в районе острова Вайгач увидел непроходимые льды. Он пытался бороться со снегом, туманами и яростными северными ветрами, но тщетно; пришлось вернуться в Европу.

Неласковый климат едва знакомого нового региона несколько охладил пыл трезвомыслящих практичных голландцев. И все-таки на следующий, 1596 год, на этот раз уже в мае, вновь два корабля под командованием Баренца вышли в путь с твердым намерением попытаться пройти по более высоким широтам.

Это необыкновенно отважное путешествие внушает восхищение. Корабли одним броском преодолели огромное расстояние до восьмидесятой параллели, почти не отклоняясь от меридиана Амстердама! Они обнаружили скопление островов, покрытых остриями пиков и ледниками, – то был Шпицберген![25]25
  По меньшей мере за полвека до Виллема Баренца на Шпицбергене побывали русские поморы, которые называли этот архипелаг по-своему: Грумант.


[Закрыть]

Капитан второго судна Ян Рип предложил идти на восток прямо по этой высокой широте, но Баренц нашел более надежным спуститься на юго-восток к Новой Земле. Эта часть пути также прошла благополучно, и голландцы вскоре опознали мыс Нассау и пошли дальше на восток. Но тут поднялись ледяные восточные и северо-восточные ветры, которые несли целые горы льда и не позволили идти дальше. Окруженная со всех сторон льдами, угрожавшими раздавить корабль, экспедиция не смогла даже повернуть обратно. Пришлось решиться на зимовку в этом унылом краю, самую жестокую, какую только можно представить. Что Баренц и его экипаж претерпели от мороза и различных болезней в течение следующих десяти с половиной месяцев, превосходит всякое воображение, а история навигации не знает ничего более мрачного. На берегах Новой Земли, в заливе, названном голландцами Ледяной Гаванью, они провели ужасную зиму; нельзя не восхититься веселым нравом, дисциплиной и самообладанием неунывавших моряков, построивших дом из плавника, принесенного течениями, и корабельных досок. Койки расположили вдоль внутренних стен жилища, а бочку превратили в ванну. Снег нисколько не мешал зимовщикам; наоборот, сугробы, наметенные бешеными метелями даже поверх крыши, защищали от потери тепла.

Когда появление солнца обозначило наконец измученным морякам час освобождения, оказалось, что судно наполовину разломано давлением льдов и не подлежит ремонту. Пришлось его бросить и на двух беспалубных баркасах пуститься по волнам бурного моря, покрытого плавучими льдинами. Баренц не дожил до счастливого дня возвращения на любимую родину. Он слабел с каждым днем, но при этом нисколько не берегся, и ничто не говорило о близости фатальной развязки. Только сам Баренц чувствовал приближение смерти. Некоторое время спустя после начала скорбного пути по морю, получившему впоследствии его имя, Баренц, услышав, что один из матросов очень плох, сказал: «Кажется, и я долго не протяну». Один из его товарищей, историограф путешествия, Геррит Де Фер[26]26
  Записки Геррита Де Фера под названием «Плавания Баренца 1594–1597» изданы в русском переводе в 1936 году.


[Закрыть], добавляет: «Никто и не думал, что Виллем Баренц настолько болен; мы беседовали, рассматривая нарисованную мной небольшую карту нашего путешествия, и высказывали различные предложения. Затем Баренц сложил карту и сказал: “Геррит, дай мне попить!” Он выпил и вдруг почувствовал дикую слабость; глаза его закатились, и он умер настолько внезапно, что мы даже не успели позвать капитана, находившегося в другой шлюпке».

Экспедиция продолжила свой путь вдоль берегов России. Наконец, голландцы повстречали поморских рыбаков, оказавших им всяческую помощь; затем они сделали остановку в Коле и вернулись в устье Мааса только 26 октября 1597 года.

Три путешествия голландцев, завершившиеся столь несчастливо, долго не находили последователей. Но они оставили значительный след в истории навигации. Мы обязаны Баренцу открытием двух самых крупных островов арктических морей: Новой Земли и Шпицбергена[27]27
  Автор не учитывает плаваний поморов, задолго до голландцев посещавших оба архипелага.


[Закрыть]. Кроме того, выйдя на северную оконечность последнего, Баренц достиг широты в 80°11′, к которой до него ни разу не приблизился ни один навигатор, да и в наши дни это достижение ненамного превзойдено исследователями полюса.

Еще несколько слов об этой экспедиции: недавнее открытие как бы придало ей вторую жизнь. В 1871 году капитану Карлсену, норвежцу, посчастливилось найти в Ледяной Гавани домик зимовщиков, в точности такой, как его описал Геррит Де Фер; все осталось на местах – кастрюли над очагом, старинные часы, утварь, оружие, чарки, музыкальные инструменты и книги, убивавшие скуку долгими зимними вечерами и скрашивавшие двести семьдесят лет назад жуткую полярную ночь. Трогательные реликвии перевезли в Голландию, и теперь они выставлены в музее Гааги.

После славных походов голландца Баренца самыми значительными путешествиями, предпринятыми в нехоженых приполярных районах, можно считать плавания Генри Гудзона[28]28
  Генри Гудзон (правильнее – Хадсон; ок. 1550–1611).


[Закрыть]. Чтобы отыскать проход через Северный полюс, он снарядил за счет Лондонской торговой компании, ставшей вскоре Московской, небольшое судно водоизмещением в восемьдесят тонн, названное «Хоупвелл» («Добрая Надежда»), Его экипаж состоял из двенадцати матросов и одного юнги![29]29
  Двадцать второго июля 1827 года Парри дошел на санях до широты 82°45′. 3 апреля 1876 года английская экспедиция полковника Нэрса достигла широты в 83°20′26″. 26 мая 1883 года лейтенант Локвуд из американской экспедиции Грили вышел на широту 83°47″. (Примеч. авт.)


[Закрыть]

Дрожь охватывает, как только подумаешь об отважном безумце, который всерьез вознамерился пуститься в Японию прямым курсом через полюс, тем более что он и в самом деле осуществил эту затею; впрочем, Гудзон организовал свое предприятие с тщательностью и здравым смыслом, присущим современным, куда лучше экипированным экспедициям.

«Хоупвелл» вышел из Грейвзенда в мае 1607 года, 26 числа прошел в виду Шетландских островов, обогнул Шпицберген, достигнув 81° широты, и после тысячи всяческих опасностей и перипетий 13 июня оказался у берегов Гренландии. Далее Гудзон намеревался вернуться в Англию, обогнув северную оконечность Гренландии через пролив Девиса, но по сильному сверканию льдов на северном горизонте понял, что здесь ему не пройти. На обратном пути он обнаружил до тех пор неизвестный остров, который окрестил Tushes de Hudson[30]30
  Клыки (или Зубцы) Гудзона – по характерной форме двух вершин (одна из которых – вулкан Бьёрнебергет), составляющих остров.


[Закрыть]. Несомненно, это остров, незаслуженно названный позднее по имени голландского капитана Яна Майена, якобы заметившего его некоторое время спустя, в 1611 году[31]31
  В 1607–1614 годах остров Ян-Майен шесть раз открывали и по-новому называли английские, французские и голландские китобои. К сказанному автором надо добавить, что Гудзон не смог определить точное положение острова, отчего слава первооткрывателя на этот раз ушла от него.


[Закрыть].

В 1608 году Генри Гудзон организовал еще одну экспедицию, чтобы попытаться пройти между Шпицбергеном и Новой Землей. Теперь он отправился в неизвестное вместе с сыном Джоном и экипажем из четырнадцати человек. 22 апреля он покинул берега Темзы, и уже 9 июня его маленький корабль достиг паковых льдов[32]32
  Паковый лед (пак) – многолетний дрейфующий лед в полярных бассейнах, образующий крупные ледяные поля толщиной до 6 м.


[Закрыть] на широте 73°29′. Он надеялся обнаружить проход, но льды повсюду были плотными и крепкими, как скала, и ему пришлось отказаться от своего проекта. Он взял курс на восток вдоль ледового барьера, возвышавшегося по левому борту наподобие крепостной стены, и выискивал в нем хоть малейший просвет, пока не оказался у берега Новой Земли на широте 72°25′. Таким образом он убедился, что ледовая преграда между Новой Землей и Шпицбергеном непроходима, так же как та, что остановила его в предыдущем путешествии между Гренландией и Шпицбергеном.

Гудзон сделал все, что только может сделать самый смелый мореход на таком хрупком суденышке, как миниатюрный «Хоупвелл», и ни один исследователь не превзошел его в этом направлении с тех пор, как отважный англичанин повернул вспять от неприветливых берегов северных земель. Он возвратился в Грейвзенд 26 августа.

Дерзкие плавания Гудзона принесли открытия, которыми не преминула воспользоваться Московская компания, а впоследствии английские и голландские судовладельцы. Гудзон обнаружил необыкновенное скопление китов в обследованных им районах, и китобои ринулись на промысел в окрестности Шпицбергена.

Так завершились полярные исследования Гудзона.

Позже, уже прославившийся и почти великий благодаря своим первым блестящим плаваниям, свершив немало гидрографических и физических открытий, в том числе отклонение магнитной стрелки, он обнаружил на восточном берегу Америки большую реку, названную в его честь.

Это произошло в 1610 году, когда, по-прежнему неутомимый, он предпринял еще одну значительную морскую экспедицию на север Нового Света. Первым делом Гудзон обогнул Лабрадор, назвав его северо-западную оконечность мысом Вулстенхолм, затем через широкий пролив, принявший впоследствии его имя, вышел на обширную водную гладь, которую окрестили Гудзоновым заливом, хотя он вполне заслуживает называться морем. Вскоре судно Гудзона сковали льды, вынудив его зазимовать уже 10 ноября. Поначалу экипаж кормился перелетными птицами, но вскоре наступил изнуряющий голод, который едва удавалось утолить мхом и лягушками. Когда наконец начался весенний ледоход, какое-то время выручала рыбалка, но, к несчастью, недолго. В первых числах июня Гудзон разделил между членами команды остаток провианта. Его можно было растянуть от силы на пятнадцать дней! Лишения, болезни и голод – плохие советчики – возбудили безумную взаимную ненависть. Большая часть членов экипажа винила во всех бедах мужественного капитана, стоически переносившего страдания и служившего примером остальным. 21 июня разразился бунт. Особенно удручало, что главным подстрекателем заговора оказался Грин, секретарь капитана – своего благодетеля! Несчастного Гудзона связали, а затем вместе с больными и немощными спустили в шлюпку среди моря, покрытого льдинами. Им оставили охотничье ружье, несколько зарядов и минимум продуктов. Больше никто никогда не видел и не слышал о беднягах, чей конец наверняка был ужасным.