Текст книги "Адское ущелье"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ГЛАВА 4

Ростбиф [60]60
  Ростбиф – поджаренный кусок говядины, вырезанный из хребтовой части туши.


[Закрыть] из конины. – Лошадь секретаря суда. – В салуне. – Бесплатная выпивка для героев дня. – Боб рассказывает о своих приключениях. – «Телеграфом до востребования». – Серьезнее, чем кажется. – Столкновение с ирландцем. – Оскорбление. – «Желторотик» и бородач. – Суровое, но справедливое наказание. – Незнакомец.

Даже опустившийся североамериканец относится с большим почтением к закону. Именно поэтому одному человеку, что представляет официальную власть, но не имеет организованной вооруженной силы, удается поддерживать порядок на огромной территории, населенной по большей части своевольными и малоуправляемыми людьми.

Это, конечно, не означает, что здесь, в местах, где цивилизация соседствует с дикостью, не случается прискорбных происшествий. Однако даже самый незначительный чиновник всегда найдет поддержку среди жителей и так или иначе добьется торжества правопорядка.

Уважение к праву простирается настолько глубоко, что придает силу решениям выборного магистрата [61]61
  Магистрат – городское управление, отправляющее функции правосудия и прокурорского надзора.


[Закрыть].

Боб Кеннеди, получив покровительство шерифа на тридцать шесть часов, мог считать себя в полной безопасности – конечно, при условии, что не примется вновь за прежние делишки.

Казалось, ковбою пошел впрок жестокий урок тайного трибунала Гелл-Гэпа.

Вся компания распила бутылку старого шерри, причем был здесь и секретарь суда, чью лошадь Боб позаимствовал для бегства. Настроенный вполне миролюбиво, чиновник вслед за шерифом принял предложение Боба отобедать в ближайшей гостинице.

Как и в других приграничных местностях [62]62
  В данном случае имеется в виду граница между США и Канадой.


[Закрыть], на стол подали отвратительное мясо, жаренное на сале – излюбленное блюдо американцев, – в сочетании с не менее ужасным пеклеванным хлебом. Хозяину пришлось изрядно побегать. Выдающиеся персоны – шериф, секретарь, Боб и трое братьев, чье появление в Гелл-Гэпе стало главным событием дня, – привлекли массу любопытных. Посетителей собралось вчетверо больше обычного.

Несмотря на обилие скота, в Дакоте редко едят парное мясо, но ради такого исключительного случая подали бифштексы – самые настоящие бифштексы, но только по виду смахивающие на почерневшие подошвы башмаков, политые желтым жиром.

Канадцы отнюдь не были гурманами, однако, привыкнув к сочному мясу диких животных, лишь поморщились и, невзирая на молодой аппетит, не притронулись к жаркому с противным запахом пригорелого жира.

– Хелло, Джонни, мой мальчик, как вам эта говядина?

– О! – ответил Жан не без лукавства. – По всему видно, что это говядина для кавалеристов.

– Что вы хотите сказать?

– А то, что когда она бегала на четырех ногах, то ходила под седлом.

– Неужели это конина?

– Во всех отношениях выдающаяся кляча, уж поверьте мне!

– Именно так! – раздался насмешливый голос за соседним столом. – Чужестранец прав. Джентльмены, мы лакомимся той самой кобылой, на которой бежал Боб.

– Это ваша лошадь, секретарь!

– Именно она! – продолжал говоривший. – У нее была сломана нога. Пришлось пристрелить бедняжку выстрелом в голову и привезти сюда… А уж здесь старушку разделали на куски. Отличный получился ростбиф!

Ответом был взрыв хохота. Среди бурного веселья, под крики «Ура!», стали поднимать тосты за здоровье шерифа, Боба, секретаря и даже почившей коняги… Затем побили немного посуды – к ликованию корреспондента «Гелл-Гэп ньюс», который собирал материал для местной хроники.

Хозяин, получивший изрядный доход, наотрез отказался от предложенного Бобом шиллинга, который, разумеется, был извлечен из кошелька Жана, ставшего казначеем новоявленного содружества. Шериф и секретарь пили, не отставая от других, горланя и хохоча, как простые ковбои.

Когда обед близился к концу, к Бобу подошел хозяин ближайшего салуна и с таинственным видом сообщил, что если компания отправится ужинать к нему, то гостям будет бесплатно подано столько спиртных напитков, сколько может вместить в себя человек.

До своей казни Боб никогда не становился центром подобного внимания. Он охотно принял любезное приглашение, и вся публика переместилась в кабак, на дверях коего тут же появился транспарант с извещением о грядущем празднестве.

Боб стал героем дня. Он веселился от души, сыпал забавными историями, поглощал спиртное в неимоверных количествах, но головы не терял и рассказывал «выдающимся согражданам», как Джон, Джеймс и Фрэнсис получили его тело «телеграфом до востребования».

Это словцо имело бешеный успех: оно передавалось из уст в уста и дошло наконец до репортера; тот, подхватив его на лету, умчался в редакцию, чтобы тут же вставить в свежий номер газеты.

Тем временем шериф, пользуясь ситуацией и имея в виду близкие выборы, старался завоевать популярность и расширить круг своих сторонников. Его должность считалась весьма завидной, ибо не только давала большую власть, но и сулила изрядный доход. Конечно, ей сопутствовало много сложностей: шерифу надлежало быть и судебным исполнителем, и комиссаром полиции, и следователем, а при необходимости и палачом. Именно поэтому государство отпускало немалые деньги тем, кто нес столь тяжкое бремя. Оно платило и за опрос свидетелей, и за организацию поимки преступника, и за его доставку в место заключения, и за его казнь. В первый же год шериф Гелл-Гэпа получал не менее сорока – сорока пяти тысяч долларов, весьма приличную сумму для чиновника низшего ранга.

Только Жан, Жак и Франсуа смертельно скучали. Они чувствовали себя чужаками в шумном сборище, их оглушили гам и крики, причем выдающиеся граждане, перепившись, орали, как простые смертные. Юноши задыхались от табачного дыма и спиртных паров, а к напиткам почти не притрагивались. Единственным их желанием было распрощаться с этой сутолокой и продолжить поиски, так некстати прерванные из-за акции по спасению этого захмелевшего ковбоя, болтливого и грубого, который, похоже, совершенно забыл о них? А они-то думали о своем погибшем отце, о селении, предательски отданном врагу, о негодяе, что сделал их сиротами, а дело метисов обрек на поражение. И молодые люди страдали, ощущая себя во власти отвратительной толпы, оскорблявшей дорогие им воспоминания.

Канадцы намеревались при первом же удобном случае ускользнуть по-английски, не прощаясь, и укрыться в долине, где на них не глазели бы, как на некую диковину.

Но Боб словно прочел их сокровенные мысли. Проворно выскочив из круга слушателей – почти настоящего полковника, краснорожего судьи и многочисленных профессоров без кафедры и дипломов, – он подошел к бедным братьям, которые с потерянным видом взирали на двуногий зверинец.

– Хэлло! Что такие невеселые? Не привыкли? Ерунда, сейчас все будет хорошо… надо только пропустить стаканчик виски!

Выговорив это заплетающимся языком и развязным тоном пьяного, Боб понизил голос и добавил уже серьезно, обращаясь главным образом к Жану:

– Джонни, держитесь! Не сомневайтесь, я помню о вас. Скажите-ка, мой дорогой, как зовут того, кого вы разыскиваете. Вы рассказали мне обо всем, но имени не назвали.

– Его зовут Туссен Льбе, – глухо ответил Жан, глотая звуки на манер орлеанских деревенских жителей.

– Туссен Льбе, – повторил Боб, стараясь воспроизвести произношение Жана.

– Иначе говоря, Лебеф, но у нас в Канаде говорят Льбе.

– Хорошо! – вскричал Боб, переходя к прежнему тону. – Эти парни скромнее девиц! Я знавал скотниц более развязных, чем они… но это пройдет!

И ковбой вернулся к оставленным собутыльникам, чьи глотки изрыгали всякую чушь, одновременно поглощая спиртное.

Братья поняли, что Боб не столь прост, как видится. Он с упоением играл свою роль, получая огромное удовольствие и целиком отдаваясь ей, как это свойственно американцам. Было ясно, что ковбой старается выведать все что можно об их враге.

С этого момента они немного успокоились, и шумная вакханалия приобрела некоторый смысл в их глазах. Канадцы так и остались бы сторонними наблюдателями и как-то примирились бы с происходящим, если бы не назойливость бородатого оборванца, говорившего с сильным ирландским акцентом. Он уже некоторое время крутился возле них, желая во что бы то ни стало с ними выпить.

Ирландец едва вязал лыко, как и подобает уроженцу «Сестринского острова» [63]63
  «Сестринский остров» – шутливое название Ирландии, находящейся на одном из двух Британских островов.


[Закрыть], и с пьяной тупостью повторял одно и то же:

– Эй, чужаки, выпейте со мной… что-нибудь эдакое! Коктейль, а? Не хотите? Тогда джина… Нет? Ну, так виски!

– Нет, спасибо, нам не хочется, – поочередно отвечали ему братья.

– Может, вам заплатить нечем? Не смущайтесь… я при деньгах… поставлю, если у вас в карманах ветер гуляет… Я люблю помогать бедным… Янки вас ни за что не угостят, а я человек щедрый… Я из королевского рода… Чего смеетесь? Мое имя Патрик О’Брайен! [64]64
  О’Брайен – распространенная в Ирландии фамилия, ее носили в том числе многие борцы за независимость страны.


[Закрыть]

– Слушайте, вы, наследник ирландского престола, – вспылил наконец Франсуа, – пейте себе на здоровье, если вам так хочется, и оставьте в покое тех, кто в этом не нуждается!

– Арра! – завопил пьяница. – Он оскорбил меня! Американец уже всадил бы вам пулю в лоб за упрямство! Но я человек терпеливый… Выпьете со мной?

– Нет! – ответил Франсуа со спокойствием, удивительным для его возраста.

– Во второй раз спрашиваю: выпьете? – произнес ирландец, и тон его внезапно стал угрожающим.

– Не стоит усердствовать.

– В последний раз спрашиваю!

– Вы стойте на своем, не так ли? Ну и я также. У меня нет никакого желания глотать всякую дрянь ради вашего каприза. Не стану пить, и не просите!

– Бедарра! – взвыл ирландец, хватаясь за кобуру. – Я тебе голову проломлю, желторотый!

Франсуа, стремительно протянул руку через стол, ухватил ирландца за бороду в тот самый момент, когда пьяница выхватил кольт. Взревев от боли и унижения, Патрик наставил револьвер на Франсуа, но тот свободной рукой перехватил ствол и спокойно произнес:

– Я часто слышал, что во хмелю люди делают глупости… Нечего баловаться с оружием в таком состоянии. Дайте сюда пистолет. Я верну вам его завтра, когда проспитесь.

Клокоча от ярости, глубоко уязвленный, Патрик О’Брайен пытался вырваться, с пеной на губах изрыгая кельтские [65]65
  Кельтские – ирландцы говорят на одном из языков кельтской группы.


[Закрыть]ругательства:

– Бедарра! Я сниму скальп с этого молокососа! Щенок от белого кобеля и краснокожей суки!

Услышав это, Франсуа изменился в лице, побледнел.

– Скажи, младший, – вмешался Жан, такой же бледный и спокойный, как Франсуа, – может, мне выкинуть этого пэдди вон?

– Нет, позволь, я сам разберусь с ним.

– Будь по-твоему, младший, – уступил Жан. – Но я пригляжу, чтобы никто не сунулся к тебе сзади.

Столкновение привлекло внимание присутствующих, и шум вдруг затих. Все взоры обратились на Франсуа, а тот, по-прежнему держа правой рукой за бороду потомка ирландских королей, левой легко обезоружил его.

Более рассудительные одобряли действия юноши, восхищаясь его хладнокровием и силой. Другие осуждали за отказ от предложенной выпивки – любой американец счел бы подобный поступок серьезным оскорблением. И, естественно, всюду уже заключались пари на исход схватки.

– Отпусти меня, мер-р-р-завец! – рычал ирландец.

Но юноша, не обращая внимания на эти вопли, лишь сильнее сжал бороду противника, приподнял его без всяких усилий на вытянутой руке, как держат напакостившую кошку, и подержал несколько секунд в этом смешном положении, а затем отвесил пару увесистых оплеух.

– Вот так! – проговорил он под бурное одобрение публики. – Если вам мало, приходите завтра. Получите вдвойне. Вы назвали меня молокососом… Мне и вправду всего шестнадцать лет, и я не обиделся на это… Но иногда молокососы имеют преимущество, мистер бородач. И если вы еще раз посмеете оскорбить меня, я сниму с вас скальп.

Эти слова, встреченные громовой овацией, Франсуа произнес со спокойствием и достоинством, не лишенным некоторого лукавства, – удивительными для мальчика. Впрочем, по силе и решимости он ничем не уступал мужчинам.

Протрезвевший ирландец обвел блуждающим взором смеющиеся лица и понял, что потерял всех своих сторонников. Однако ему хотелось, чтобы последнее слово осталось за ним.

– Мальчишка заплатит мне за это! – крикнул он, пятясь к дверям. – Посмотрим, так ли он ловок в обращении с пистолетом или карабином.

– Дуэль? Это мне подходит! – воскликнул Франсуа. – Можно прямо сейчас, если желаете… Почтенные джентльмены посторонятся направо и налево. Я верну вам револьвер, но постарайтесь никого не задеть.

– Завтра… когда будет светло, – пробурчал Патрик, припертый к стенке предложениями Франсуа.

– Друзья, – вмешался Боб, выныривая из толпы, – оставьте ирландского ублюдка и послушайте меня. Человек, о котором вы говорили, еще утром был в Гелл-Гэпе.

– Это точно, Боб?

– Я совершенно уверен. Трое джентльменов из моих знакомых видели его и перекинулись с ним парой слов. Он здесь по делам, связанным с приисками. Никто не знает, покинул ли он город, но в любом случае далеко уйти не мог.

…Воспользовавшись паузой, ирландец трусливо выскользнул из салуна и побрел по улице, осыпая грязными ругательствами своего молодого, но опасного противника.

Неожиданно перед ним вырос какой-то высокий человек и положил ему руку на плечо. Незнакомец стоял у самой стены, слившись с темнотой, и отсюда мог видеть и слышать все, что происходит в салуне.

Приняв его за вора, Патрик О’Брайен уже готов был завопить, призывая на помощь.

– Тихо! – прошипел незнакомец, догадавшись о намерениях ирландца. – Я – ваш друг.

– Но кто вы?

– Еще раз говорю, друг! Потому что смертельно ненавижу тех, кто посмеялся над вами.

– Правда?

– Сомневаетесь? Идемте со мной, и вы все узнаете.

ГЛАВА 5

Два негодяя. – Клевета. – Двести долларов! – Человека убивают за грош. – Негостеприимная встреча. – О глупости черни. – Наследник ирландского престола принимается за работу. – Добровольное отступление. – На берегах озера. – Лок-хаус. – Боб возвращается в Гелл-Гэп.

На свежем воздухе Патрик О’Брайен протрезвел окончательно. Таинственный спутник повел его в сторону долины, по течению реки. Прибрежные пески несли на себе следы деятельности золотоискателей.

Было пустынно. В эти часы жители города либо разбредались по салунам, либо запирались дома, пытаясь заснуть, несмотря на крики подгулявших пьянчуг и духоту жаркого лета.

– Нас никто не услышит? – спросил незнакомец, чья высокая фигура четко выделялась на фоне звездного неба.

– Мы одни, – ответил ирландец, стараясь разглядеть лицо собеседника.

– Что вы делаете в Гелл-Гэпе?

– Работаю на приисках за неимением лучшего. Когда удается намыть золота, пью. Когда не везет, берусь за любое дело.

– Словом, любите хорошо выпить и не любите много работать?

– Похоже, что вы знаете меня с колыбели.

– Прекрасно! Думаю, мы договоримся. Судя по вашим жизненным принципам, вы именно тот человек, который мне нужен. Готовы вы взяться за нетрудную и прибыльную работу?

– Еще бы!

– Сколько вы зарабатываете промывкой песка?

– От шести до восьми долларов в день. Каторжный труд: на солнцепеке, кожа воспаляется, ноги кровоточат, горло забито пылью…

– Вы получите столько же, но за гораздо более легкую работу.

– Что надо делать?

– Прежде всего подчиняться моим приказам.

– Это зависит от того, что вы прикажете.

– Верно! Вас зовут Патрик О’Брайен… так вы сказали этому молодому негодяю, который обошелся с вами… э… несколько невежливо, да еще при большом стечении народа.

– Я дал клятву, что сниму с него скальп! И пусть мне придется всю жизнь пить только воду, если я не сделаю его черепушку гладкой, как тыква!

– Вы – тщеславный хвастун и враль, как все ирландцы!

– Джентльмен!

– Не валяйте дурака! Этот юнец положит вас одной левой. Уж я-то знаю канадцев.

– Что дальше?

– Не ищите с ним ссоры… от вас мокрое место останется. В разобранном виде вы мне не нужны.

– Но такое оскорбление можно смыть только кровью!

– Вы смоете, а заодно выполните мое поручение. Моя ненависть сильнее и имеет давнюю историю. Не знаю, каковы планы этой троицы и подозрительного типа, с которым они снюхались, но я не желаю, чтобы они задерживались в Гелл-Гэпе. Нужно скомпрометировать их и сделать невозможным дальнейшее пребывание здесь. Кража лошадей или что-нибудь в этом роде… Вряд ли удастся подвести их под петлю, для этого нужно застукать на месте преступления… Но пусть они будут изгнаны отсюда вместе с этим проклятым ковбоем. Вот этим вы и должны заняться, дражайший мистер О’Брайен!

– По правде говоря, это проще пареной репы, джентльмен. Достаточно пройтись по салунам и щедрой рукой заплатить за выпивку всем жаждущим…

– Для этого нужны деньги, не так ли?

– В высшей степени справедливо замечено. И… это все?

– Это только начало.

– В самом деле?

– Вас все еще мучит жажда?

– Ваша милость изволит смеяться надо мной?

– Ничуть. Идите по салунам и наймите шестерых или семерых лихих ребят… головорезов, которым все нипочем. У вас должны быть приятели такого сорта.

– За полчаса я могу собрать двадцать человек.

– Остановимся на семи. Вы, их начальник, будете восьмым. Заманите канадцев в ловушку… желательно подальше от города, чтобы шериф не смог вмешаться.

– И?

– Убейте их. Вот вам две пачки – каждая по сто долларов. Получите столько же, когда представите несомненные доказательства, что с молодыми мерзавцами покончено.

– Двести долларов! Дьявольщина! Вы удивительно щедры, хозяин. В этих местах человека могут убить за грош.

– Я поручаю вам трудное дело и хочу, чтобы оно было хорошо выполнено.

– Поработаем на совесть, хозяин, не сомневайтесь.

– И не вздумай обмануть меня. Мои люди умеют идти по следу, а скальпировальным ножом владеют виртуозно.

– Будьте спокойны. Здесь в дело вступают две мощные силы: ненависть и деньги. Где я смогу найти вас в случае надобности?

– На двери вашей халупы нарисуйте голову быка [66]66
  Фамилия Лебеф по-французски означает «бык» (le boeuf). (Примеч. перев.)


[Закрыть]и тем же вечером приходите к телеграфному столбу, на котором повесили Боба Кеннеди. Там вас будут ждать – или я сам, или человек от меня. Можете ему смело доверять. Равным образом, если вы понадобитесь мне, я нарисую голову быка на ваших дверях, и встреча состоится там же.

– Договорились.

– А теперь прощайте. Ждите новых распоряжений. Идите направо, а я сверну налево, и, если вы дорожите своей шкурой, не пытайтесь выяснять, кто я такой.

Пока ирландец и незнакомец плели заговор против канадцев и их друга Боба Кеннеди, в салуне завершалась грандиозная попойка, устроенная в честь последнего.

Поздно вечером вся компания отправилась к шерифу, причем юноши не смогли скрыть вздоха облегчения. Они были совершенно измучены и, проведав лошадей, улеглись спать в деревянной пристройке наподобие крытой веранды.

На закате следующего дня истекал срок, предоставленный шерифом Бобу Кеннеди. Ковбой хорошо знал нрав своих сограждан и понимал, что отсрочка даже на один час совершенно невозможна.

Ровно в семь часов сорок пять минут договор, заключенный по обоюдному согласию между ним и шерифом, утратит силу. Тогда ни положение гостя, ни совместная попойка не спасут его от ареста, если он вздумает задержаться хотя бы на несколько минут.

Впрочем, Боб не терял времени даром, чтобы отыскать таинственного Туссена Лебефа. Однако с момента появления трех братьев этот человек исчез. Несомненно, нечистая совесть подсказала ему, что следует укрыться в надежном месте, пока опасная троица находится в Гелл-Гэпе.

Но он, безусловно, оставался в городе. Рано или поздно ему придется заплатить за все, ибо нельзя раствориться бесследно в небольшом поселении, где насчитывается всего две тысячи жителей.

К несчастью, Бобу предстояло уехать. Хотя знакомство с ним длилось всего несколько часов, братья успели понять, как трудно им будет без поддержки ковбоя. Друзья договорились, что Боб станет ждать вестей на берегу озера Дьявола – на безопасном расстоянии от города, но все же достаточно близко, чтобы в нужное время прийти на помощь братьям.

Сами же они поживут здесь, пока не отыщут своего врага.

Им не хотелось злоупотреблять гостеприимством шерифа, поэтому было решено перебраться в гостиницу.

К их удивлению, хозяин встретил естественную просьбу о предоставлении ночлега с явным смущением, хотя ему доводилось давать приют людям куда более подозрительным. Лицо его омрачилось, и, отведя взгляд в сторону, он стал жаловаться на отсутствие свободных комнат, придумывать другие отговорки, увиливать от прямого ответа, а в конце концов прямо заявил, что не может принять братьев у себя.

– Мы заплатим вперед! – нахмурясь, резко сказал Жан.

– Послушайте, чужестранец, – проговорил хозяин, которому было явно не по себе, – не уговаривайте меня. После вчерашней ночи тут многое болтают. Мне не хотелось бы разориться, а, впустив вас, я рискую остаться на пепелище. Кто знает, какие у вас дела. Я видел, чего вы стоите. Вы за себя постоять сумеете.

– Черт меня побери, если я что-нибудь понимаю в вашей болтовне!

– Вы хотя и молоды, но рассудительны, – добавил хозяин, хитро подмигивая, – однако будьте осторожны. Ваше дело может оказаться опасным.

– Шериф поручится за нас!

– Если шериф сделает это, я в полном вашем распоряжении.

Однако, вопреки ожиданиям Боба и метисов, шериф встретил их довольно холодно.

– Остаться в Гелл-Гэпе? Даже и не думайте! – заявил он напрямик.

– Но именно таковы наши намерения. И мы хотели просить вас о поручительстве.

– Невозможно! Совершенно невозможно…

– Но почему? Разве мы не в свободной Америке, стране, которая принимает всех обездоленных?

– Это всего лишь слова! В Гелл-Гэпе вам грозит опасность. Послушайте меня и уезжайте отсюда хотя бы на время.

– Это приказ или совет?

– Совет, конечно. Поверьте, я принимаю в вас участие, вы мне нравитесь, равно как и этот сорвиголова Боб. Будет очень жаль, если с вами случится беда. Кто-то задался целью выжить вас отсюда и действует с невероятным упорством, с потрясающей ловкостью. Короче, вот уже несколько часов поговаривают, что вы связаны с бандой конокрадов, которая совершает налеты на соседние ранчо. Их владельцы настолько озлобились из-за непрерывных краж, что вешают без разбора всех, кто попадается им в руки.

– Подлая клевета! Мы лишь неделю назад пересекли канадскую границу, преследуя предателя, который убил нашего отца!

– Не сомневаюсь в вашей невиновности и в благородстве ваших помыслов. Однако слухи не унимаются, и вы вполне можете оказаться в ситуации, которая едва не стоила жизни Бобу. Вам не следует здесь задерживаться. Я ничего не смогу сделать, если клеветники натравят на вас толпу. Уж вам-то это хорошо известно, не так ли, Боб?

– О, мой случай все-таки несколько иного свойства… я не святой. Но, как бы то ни было, мне стыдно за моих земляков, столь странно понимающих гостеприимство. Эх! Если бы со мной была хотя бы сотня ковбоев из Блэкхилла! Мы бы живо перетряхнули ваш проклятый Гелл-Гэп! Но на нет и суда нет! Шериф, вы были добры ко мне, и я этого никогда не забуду. Прощайте!

– Прощайте, Боб! – проговорил магистрат, протягивая руку вчерашнему висельнику и нисколько не опасаясь уронить тем свое достоинство. – Прощайте и вы, молодые люди, будьте осмотрительны. Потерпите, со временем все уладится.

Через четверть часа друзья покинули негостеприимный Гелл-Гэп. Они были огорчены неожиданным поворотом событий, но старались не показывать виду, выехав за два часа до окончания условленного срока.

Боб Кеннеди возглавил маленький отряд, так как хорошо знал окрестности молодого города. Больше часа лошади шли крупной рысью по жесткой сочной траве, которую в этих местах называли «бизонья». Вскоре путники оказались на берегу озера. В ста метрах от него стоял деревянный домик на гладкой, словно ладонь, площадке среди подстриженной и вытоптанной травы. Лок-хаус имел пять метров в длину и три в ширину. Бревенчатые стены достигали двух метров в высоту, крыша была кое-как завалена рыжеватым дерном. С правой и с левой стороны вкопаны колья с поперечинами, к ним привязывали лошадей.

Внутри дом оказался абсолютно пуст. Пять или шесть колышков, вбитых в стену, предназначались для оружия и конской упряжи. Через отверстия в крыше в домик проникали лучи заходящего солнца.

Стоял июнь. В Дакоте зимой мороз бывает до 40°, а летом температура поднимается до 40° выше нуля. Итак, по верному замечанию Боба, можно было не опасаться ночевать здесь: никто не рисковал отморозить руки или даже подхватить насморк.

Потных лошадей, покрывшихся пеной после утомительной скачки, расседлали и оставили пастись.

– Здесь мы можем чувствовать себя совершенно свободно, как дома, – объявил Боб, щелкнув несколько раз страшным ковбойским кнутом, чтобы отогнать гремучих змей, приползших сюда в поисках прохлады. – Владелец этого дома Армур был моим лучшим другом. К несчастью, его убили месяц назад во время стычки на ранчо Поркупин. Какой-то парень влепил ему пулю между глаз. Великолепный выстрел, доложу я вам! Словом, дом теперь свободен, и мы можем его занять. Здесь будет наша штаб-квартира.

– Не кажется ли вам, Боб, – спросил Жан, – что мы забрались слишком далеко от города?

– Расстояние не имеет значения.

– Хорошо вам говорить! А если негодяй ускользнет?

– Мы последуем за ним.

– А если потеряем след?

– Как потеряли, так найдем.

– Есть хорошая поговорка: лучше синица в руках, чем журавль в небе.

– Это истинная правда. Поэтому я и предлагаю вам не гоняться за журавлем, а набраться терпения и ждать. Вы рыбу ловить любите?

– Еще бы! А почему вы спрашиваете?

– А умеете?

– Черт побери! Мы же канадцы.

– Так вот, друзья мои, с завтрашнего дня вашим основным развлечением станет рыбная ловля. У меня в сумке есть несколько крючков и превосходная леска. Расскажете потом, хороша ли снасть.

– Вы смеетесь, Боб! Ловить рыбу, когда идет такая большая игра!

– Что до меня, я возвращаюсь в Гелл-Гэп, едва только стемнеет.

– Вы не пройдете и десяти метров, как будете узнаны, схвачены и повешены!

– Как только я выясню, что происходит в этой гнусной дыре под названием Гелл-Гэп, то сразу же вернусь и сообщу вам новости. Если предчувствие меня не обманывает, мне будет о чем рассказать вам. Ждите меня к завтраку – скажем, часам к одиннадцати. В этом озере водятся изумительные лобаны: поймайте двух-трех и зажарьте. А я сейчас приготовлю вам лепешки из муки на топленом сале. У меня походная сковорода. Откроем банку солонины из запасов бедняги Армура и пообедаем не хуже лордов в старой доброй Англии.

Сказано – сделано. Боб, сама пунктуальность, отправился в путь ровно в восемь часов тридцать минут, крепко пожав руки ошеломленным братьям.