Текст книги "Адское ущелье"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ГЛАВА 2

«Джентльмен» еще теплый. – Операция, противоположная предыдущей. – Энергичные, но, судя по всему, бесполезные меры. – Вполне естественное недоумение джентльмена. – Знакомство. – После бегства из Батоша. – Первый след потерян. – В Гелл-Гэпе.

– Скоро мы будем на месте, как думаете?

– Наверное, скоро, милый Франсуа. – Здесь нет дороги, но телеграфная линия приведет нас в Гелл-Гэп, это уж точно…

– Боже! Какая даль…

– Неужели утомился, малыш?

– Ты смеешься надо мной, Жан, да и Жак тоже. Вы же знаете, что я не чувствую усталости, впрочем, как и вы… Просто хочется побыстрее оказаться в лагере рудокопов и приступить наконец к делу.

– Терпение, младший, – прервал его Жан.

– Тебе хорошо говорить, терпеливый папаша…

– Только выдержка приводит к успеху. Так говорил наш бедный дорогой отец. В этом сила индейцев. Поскольку мы – метисы, то должны обладать этим качеством в гораздо большей степени, чем наши сводные братья белые…

– Жан прав, – вмешался в разговор Жак, доселе хранивший молчание, – спокойствие и неторопливость должны заменить нам опыт, а он появится, боюсь, не скоро.

– Нам предстоит чертовски сложное дело…

– Искать иголку в стоге сена, как говорит старинная французская пословица…

– Не только искать, но и найти!

Внезапно Франсуа приподнялся на широких деревянных стременах, приложил руку к глазам козырьком и воскликнул:

– Черт побери! Что это болтается на столбе?

– Кажется, человек…

– Повешенный!

– Ну, – бесхитростно подвел итог Франсуа, – наконец-то мы оказались в цивилизованном государстве.

Братья пришпорили лошадей – мощных приземистых канадских полукровок.

Через две минуты они рысью подъехали к телеграфному столбу, где висел Боб Кеннеди с петлей на шее.

Легкий ветерок перебирал провода, покачивая тело, отчего казалось, будто в казненном еще теплится жизнь.

Юные путешественники так и подумали. Они, оставаясь в седлах, задрав голову, приоткрыв рот и прищурившись, смотрели вверх, не зная, как поступить.

– Честное слово, – произнес Франсуа, скорый на решения, – надо бы снять его. Если он жив, попробуем спасти… если мертв… по крайней мере нам не в чем будет упрекнуть себя… Любое человеческое существо заслуживает к себе уважения.

– Будь по-твоему, малыш! – одобрил Жак.

– Что ж, делайте, как решили. Только вот не будет ли у нас из-за этого неприятностей в городе? – спросил Жан, у которого природное бесстрашие сочеталось с известной долей предусмотрительности.

Не вдаваясь в дальнейшие дискуссии, Франсуа направил лошадь к столбу, встал в седле и, не снимая карабина, принялся карабкаться вверх, цепляясь руками и ногами с ловкостью гимнаста.

Он добрался до мертвеца. Глаза Боба были широко раскрыты, изо рта вывалился распухший синий язык.

– Он еще теплый! – с удивлением воскликнул Франсуа.

– Что ж, в таком случае надо его отвязать, – рассудил Жан, одобряя решимость младшего брата.

– Веревка закреплена внизу… Распутайте узел и придержите свой конец… Этот джентльмен… Лучше, чтобы его приземление было не слишком стремительным.

Жан слез с лошади и исполнил распоряжение брата. Мистер Боб Кеннеди, покинув воздушное пространство, плавно опустился к подножию импровизированной виселицы.

– Нет никаких сомнений: джентльмен жив, – уверенно заявил Жан.

Тем временем Франсуа легко соскользнул вниз. Смелые охотники и опытные воины, юноши привыкли к неожиданностям, что подстерегали на каждом шагу полукочевой жизни. Их нисколько не смущала и не пугала необычная задача.

Джентльмена, или, как с изрядной долей иронии любят говаривать наши крестьяне, «мосье», проворно раздели до пояса и уложили на спину.

– Нужно как следует растереть его! – решительно сказал Жак, тогда как Жан, взяв лассо, стал изучать петлю, – Кровь потечет по жилам, и он придет в себя.

Франсуа немедленно взялся за дело, и скоро грудь несчастного покрылась неравномерными багровыми пятнами.

– Эй, старший, – окликнул брата Жак, – что-нибудь интересное обнаружил?

– Да нет! Просто работа никудышная… веревка слишком новая, не намылена… петля широка… Джентльмену повезло.

– Твоя очередь, Жак! – сказал, задыхаясь, Франсуа. – Уф! Я больше не могу. Давай! Натирай так, чтобы клочья полетели!

Франсуа хватило на десять минут. Жак продержался пятнадцать.

– Ну и ну! – вскричал он в притворном возмущении. – Даже не дернулся! А по цвету уже смахивает на освежеванную тушу.

– Если ты выдохся, братишка, я тебя сменю.

– Давай! Может быть, тебе больше повезет. А у меня уже руки отваливаются.

Жан стал неистово надраивать по-прежнему неподвижное тело. Прошло двадцать минут. Пот струился по сосредоточенному лицу «уголька», а на коже пациента проступила кровь.

– Битый час бьемся, работаем, словно нам обещали платить по двадцать пять франков в день, а он лежит бревно бревном!

– Погоди, брат! Нет, я не ошибся! Он вздохнул…

– Не может быть!

– Точно! Он дышит… только слабо…

– Пусть глотнет чего-нибудь покрепче…

– У меня во фляге сливовая водка.

– А по-моему, надо вложить трут между пальцами и поджечь. От этого даже мертвый встанет.

Сказано – сделано. Несколько ударов огнива по кусочку кварца, и трут, затрещав, вспыхнул между пальцами, связанными той самой веревкой, что послужила для казни.

Одновременно Франсуа, с силой разжав зубы, влил Бобу в рот с полпинты [48]48
  Пинта – в данном случае американская мера жидкостей, чуть менее 0,5 л.


[Закрыть]водки.

Ко всеобщему удивлению, кадык на шее умирающего дернулся, показывая, что водка прошла вовнутрь.

– Братья, дело идет на лад! – радостно крикнул Франсуа.

Обгоревшая кожа задымилась, распространяя отвратительный запах паленого мяса. Внезапно Боб вырвался из сильных рук молодых людей, вскочил, словно подброшенный электрическим зарядом со всей телеграфной линии Гелл-Гэпа, но тут же снова рухнул, ругаясь, как пьяный матрос.

– Проклятье! Канальи решили сжечь меня живьем!

– Не надо нервничать, – примирительным тоном заметил Жан, не удержавшись, впрочем, от улыбки. Он был чрезвычайно доволен результатами оздоровительного массажа и применения жестокого, но действенного средства – тлеющего трута.

– Мы – ваши друзья, иначе не стали бы снимать вас с виселицы… Видите эту веревку? На ней вас вздернули…

– Вздернули? Черт меня побери, если я помню хоть что-нибудь!

– Ну, в жизни часто случаются вещи, о которых лучше не вспоминать.

Мистер Боб, все еще туго соображая – в чем, конечно, не было ничего удивительного! – с изумлением уставился на своих юных спасителей. Он заметил их высокий рост, необычно длинные волосы, добродушные загорелые лица, открытый взгляд, одежду из оленьей кожи с бахромой и ухоженное оружие. Было видно, что он силится вспомнить, где мог их видеть, но без особого успеха.

– Не старайтесь… вы нас не знаете. Мы – братья, метисы из Канады. У нас дела в Гелл-Гэпе. А вы – первый из его обитателей, кого мы встретили… правда, высоковато вы забрались. Мы решили воскресить вас… и нам это удалось! Не сердитесь, что наши средства оказались чересчур сильнодействующими. Обстоятельства этого требовали: ваше состояние было довольно-таки плачевным.

– Ничего не помню! Я ехал верхом… лошадь упала на меня… я потерял сознание… и вот теперь вижу вас.

– Пока вы находились без сознания, вас подобрали и вздернули. Возможно, обморок спас вам жизнь.

– Как бы то ни было, друзья, я должен поставить за вас свечку… Кроме шуток! Я вам чрезвычайно признателен, слово Боба Кеннеди… это мое имя! Поверьте, это совсем немало – признательность Боба Кеннеди! Вот увидите… Я сделаю для вас все, даже если вам вздумается захватить в плен американского президента…

– О, не следует преувеличивать, – возразил Жан, – эту маленькую любезность мы оказали бы любому.

– Я знаю цену такой любезности и не собираюсь переплачивать. Отныне ваши друзья – мои друзья, ваши враги – мои враги. Я буду помогать вам во всем, мистер… мистер? Как вас зовут?

– Жан.

– Жан… а дальше?

– Жан де Варенн. Мы – сыновья старого Батиста, соратника Луи Риля.

– А, так вы герои Батоша! Все газеты взахлеб писали о ваших подвигах… Даже наш листок «Гелл-Гэп ньюс» целых две недели трубил…

– Мы сделали все, что могли, но, к несчастью для нашего дела, Батош пал…

– Ну, не все потеряно… Луи Риль еще держится.

– Его армия тает с каждым днем, и запасы на исходе.

– Э… а могу я узнать, что привело вас сюда?

– Братья, – обратился к младшим осторожный Жан, – можем мы довериться джентльмену?

– Нам нечего скрывать.

Жан повернулся к ковбою:

– Мистер Кеннеди…

– Зовите просто Боб. Мне так больше нравится.

– Я хотел спросить, в состоянии ли вы выслушать. Вам, должно быть, чертовски не по себе… все-таки виселица. А потом, вы, наверное, хотите есть и пить… И еще: тем, кто вас повесил, – не придет ли им в голову фантазия вернуться и полюбоваться плодами своего труда?

– Быть повешенным дважды за один день? Сомнительно! – возразил Боб, дав свое толкование знаменитой юридической формулы «non bis in idem» [49]49
  Никто не должен отвечать дважды за то же самое (лат.).


[Закрыть]– что до моих переживаний, голода и жажды, то для настоящего ковбоя это пустяки. Кроме того, я пообедал незадолго… до происшествия.

– Тогда слушайте. Наш отец был фермером, как говорят у нас в Батоше, что в округе Саскачеван, канадской провинции Манитоба. Отец чтил законы, никого не обижал и работал до седьмого пота. Мы тоже старались как могли. Ферма досталась нам от предка, французского дворянина родом из Орлеана. Нам и в голову не могло прийти, что кто-то может претендовать на землю, обработанную Жан-Батистом де Варенном, главой нашей семьи. Труды многих поколений ведь чего-то стоят, не так ли? И вдруг являются неведомые нам люди, посланные английской королевой, – из тех, кто наградил нашу добрую Канаду смешным именем Доминион, – и начинают говорить, что эта земля нам не принадлежит. Неслыханная наглость! Сначала мы только посмеялись. Но их число росло, они решили выгнать нас силой. Тогда мы рассердились всерьез, взяли винчестеры, оседлали наших полукровок и дали бой этим англичанам…

– Браво! – восторженно крикнул американец.

– Но эти люди словно сорная трава: чем больше рвешь, тем гуще растет… Они приходили сотнями, затем тысячами, а следом шли солдаты, чтобы защищать их. Тогда нашим вождем стал Луи Риль. Он смело сражался и не раз бил англичан. Увы! Батош пал из-за предательства. Нашелся негодяй, польстившийся на деньги… О! – воскликнул Жан, клокоча от ярости. От его привычного спокойствия не осталось и следа. – Меня трясет, когда я вспоминаю об этом, а перед глазами встает кровавая пелена! Этот трус бежал, спасая шкуру. Знал, что мы будем мстить. Он пытался взорвать нас, а потом, когда враг вошел с его помощью в Батош, предательски убил нашего отца выстрелом в спину.

– Проклятье! – чертыхнулся Боб. – Вот мерзавец! С каким удовольствием я снял бы с него скальп!

– Мистер Боб! Десять тысяч долларов, которые он украл у нас, станут вашими, если вы поможете разыскать его.

– Я это сделаю, Жан, клянусь! Но запомните раз и навсегда: не желаю слышать о деньгах. Знаете ли вы, где укрылся этот негодяй?

– Мы последовали за ним в Виннипег, куда он отправился, чтобы снять деньги с банковского счета. Ведь Туссен Лебеф стал очень богат, нажился на воровстве и предательстве! Из Виннипега он перебрался в Эмерсон. Но в Сен-Венсане на американской границе, где его хорошо знают, не появился. Затем его видели охотники у Красной реки, он ехал верхом вместе с двумя спутниками, у которых был довольно потрепанный вид. Мы потеряли след, но тут этот мерзавец неожиданно объявился в Грэфтоне. Кажется, затем он пересек Сарк-Ривер, направляясь в Гелл-Гэп… Неделю назад там видели человека, чьи приметы совпадают с наружностью того, кого мы ищем. Бот и все. Теперь мы едем в Гелл-Гэп, чтобы выяснить все на месте. Мы полны решимости, и нас ничто не остановит.

– А потом? – задумчиво спросил Боб.

– Мы отыщем его, даже если придется пересечь всю Америку… даже если мы успеем поседеть за время поисков.

– Жан, хотите совет?

– Говорите, Боб.

– Действуя так, вы ничего не добьетесь. Только время потеряете. Денег у вас много?

– На все про все тысяча долларов.

– Совсем мало, если только удача вам не улыбнется. К тому же вы очень молоды… зеленые новички! Вам ничего не добиться в этой проклятой стране! Ну, да ладно! Вы мне нравитесь… и я обязан вам жизнью, хотя она меня не очень-то балует. Мне двадцать пять лет, и я побывал в передрягах, какие вам и не снились… Я сумею заварить такую кашу, что небесам станет жарко! Моему опыту столетний старец позавидует. Решено! Я помогу вам. Едем в Гелл-Гэп.

– А если вас снова…

– Повесят? Как бы не так! Я им еще покажу.

ГЛАВА 3

Американский гаврош [50]50
  Гаврош – персонаж романа французского писателя Виктора Гюго (1802–1885) «Отверженные» (1862); в переносном смысле – уличный мальчуган, задорный, жизнерадостный и бесстрашный.


[Закрыть] .– Тяжкая жизнь маленьких изгоев [51]51
  Изгой – человек, вышедший из своего прежнего окружения и лишенный средств к существованию.


[Закрыть] общества. – На Западе. – Встреча. – Покупка лошади и снаряжения. – Ужас удачливого торговца. – Перед зданием суда. – Шериф в затруднении. – Диалектика Боба побеждает. – Под защитой закона. – Гость шерифа.

Люди, подобные Бобу Кеннеди, часто встречаются в Америке. Будучи полной противоположностью юных канадцев, он являл собой законченный тип искателя приключений на Диком Западе. Именно такими были те первопроходцы, что вытеснили индейцев.

Боб Кеннеди не имел, как говорится, ни кола ни двора, равно как и семьи. В глубинах его памяти теплилось смутное воспоминание о старике и цыганке, живших где-то в трущобах Чикаго. Они дрались денно и нощно, на голодный желудок и после обильных возлияний, не обращая никакого внимания на своих троих или четверых мальчуганов. Впрочем, Боб не был до конца уверен, что детей было четверо. Возможно, их было пятеро.

Кажется, старика звали Кеннеди, а его самого называли Робертом или, попросту, Бобом. Этим и ограничивалось его представление о священном семейном очаге.

В десять лет он бежал из дома и стал жить на улице, подобно множеству других мальчишек, чья жизнь бесконечно тяжела, а порой и мучительна. Американский бой [52]52
  Бой – буквальный перевод – «мальчик»; обычно применяется к подростку, работающему по оказанию мелких услуг на фирмах, в отелях, ресторанах и т. п.


[Закрыть]циничен и безжалостен, ему совершенно несвойственны благородство и великодушные порывы, которые отличают нашего парижского гавроша. Уличный парнишка-парижанин сообразителен, он умеет любить и ненавидеть, способен переживать минуты истинного вдохновения. Его внешний облик столь живописен, что вызывает восхищение. Этой своеобразной прелести его американский сверстник абсолютно лишен.

Боб рос, познавая различные профессии – большей частью весьма сомнительного свойства. В семнадцать лет он усвоил лишь те нравственные понятия, что исходят от полисмена или судьи. Он задыхался в бесконечной череде дней, требующих от него ежеминутных усилий, как физических, так и душевных, чувствуя себя диким зверем, загнанным в тесную клетку, и, подобно такому животному, жаждал свободы. В этой мечте заключалось его спасение.

Еще немного, и он сделался бы преступником, неисправимым головорезом, чье место лишь на скамье подсудимых и в исправительных учреждениях.

Конечно, он не заслуживал особого сожаления, но и не был безнадежно испорченным человеком. Его деятельная натура, находчивость, что помогала выбираться из самых сложных жизненных коллизий, даже его бунтарские наклонности могли найти себе лучшее применение.

К счастью, крупные американские города, переполняясь, словно бы выплескивают излишки населения на безграничные просторы Дальнего Запада. Ежедневно сотни таких, как Боб Кеннеди, обретают свободу в краю, где человек почти не ведает ограничений, где цивилизация и варварство переплетаются настолько тесно, что с трудом удается внести хоть какое-то подобие порядка в эту вольницу. Зато здешняя земля принимает всех. Корчевать глухие леса и осушать зловонные болота доверялось каторжникам.

Городские отщепенцы становились тут ковбоями, охраняя громадные стада полудикого скота от зверей и от разбойников с белой или красной кожей. Это ремесло требовало железного здоровья, нечеловеческой выносливости, ловкости циркового гимнаста и абсолютного бесстрашия.

Таков был Боб Кеннеди. Не лучший и не худший среди себе подобных, он был способен порой на добрый поступок, однако не знал различий между своим и чужим, был груб, плохо воспитан – точнее, совсем не воспитан – и не признавал ничьих желаний, кроме своих собственных. Жизнь его проходила в чередовании изнурительного труда и чудовищных попоек, крайняя нищета сменялась периодами безумного расточительства.

Ему ничего не стоило убить человека. По здешнему выражению, он «продырявил» по меньшей мере восемь или десять человек. Что поделаешь, горячие головы! Да и невозможно разобраться, кто был прав, а кто виноват.

Гораздо более серьезным было обвинение в конокрадстве. На границе убийство легко сходит с рук, воров же вешают беспощадно. Но Боб ни разу не попался на месте преступления. Впрочем, пусть первым бросит в него камень тот, кто, нуждаясь в лошади, поборол искушение позаимствовать ее у владельца ранчо [53]53
  Ранчо – крупная скотоводческая ферма.


[Закрыть]с двумя или тремя тысячами скакунов.

…Когда показались первые дома Гелл-Гэпа, Боб Кеннеди уже заканчивал краткое повествование своей жизни. Братья, воспитанные в строгих понятиях о чести, глубоко верующие и проникнутые духом почитания старших, были изумлены и в немалой степени смущены, ибо в их глазах многие деяния Боба выглядели просто ужасающими.

Но они чувствовали, что этот незнакомец, рассказывавший о себе с бесхитростной откровенностью, обладал бесценным опытом, какого им недоставало: молодые люди понятия не имели о порядках и обычаях, принятых в этих местах.

В интересах дела следовало воспользоваться случайным знакомством. Преодолев вполне понятное отвращение, они сочли, что в их положении не стоит привередничать. Без поддержки бывалого человека братья оказались бы совершенно беспомощными. Итак, они решили примириться с темным прошлым Боба и принять предложенную помощь, хотя смутно осознавали, что в будущем это может доставить им крупные неприятности.

Первым, кого встретила небольшая процессия, был золотоискатель, что направлялся верхом к приискам. За спиной у него болтался винчестер, а к седлу было привязано металлическое решето для промывания песка.

Увидев Боба, смело шагавшего во главе отряда, золотоискатель ошеломленно уставился на него, невольно натянув поводья.

– Здорово, дружище Пим! – насмешливо приветствовал всадника ковбой. – Хороший денек, а?

– Здравствуйте, Боб. Рад вас видеть… по правде говоря, не ожидал…

– Значит, не ожидали, дорогой Пим? Ах да! Вы ведь по-прежнему числитесь среди блюстителей…

– Чистая клевета, Боб!

– У вас прекрасная лошадь, дружище, – продолжал Кеннеди, не обращая внимания на слова золотоискателя. – Мне нужна как раз такая.

– Очень жаль, Боб, не могу вам ее подарить, – плаксиво проговорил Пим, не сводя глаз с рослых канадцев, принятых им за сообщников Боба.

– Кто говорит о подарке? – с живостью возразил ковбой. – Мне нужна лошадь. Ваша мне нравится. Сколько за нее просите?

– Сорок долларов, дорогой Боб, – ответил Пим, явно нервничая.

– Ну, это вы с испугу. Лошадь стоит гораздо дороже. Что ж, я назначу цену сам. Я не такой мошенник, как вы, блюстители…

Пим, заметно побледнев, сглотнул слюну. Какую шутку хочет сыграть с ним этот проклятый ковбой, кого он собственными руками повесил два часа назад?

– Скажем, так, – продолжал Боб, – за лошадь даю пятьдесят, а не сорок долларов, за седло и поводья – двадцать, два кольта – двадцать пять, винчестер – столько же… Итого: сто двадцать долларов. Подходит?

– Это слишком много, Боб, уверяю вас. Ста долларов вполне хватит!

– Еще одно слово, Пим, и я приговорю вас к ста пятидесяти!

– Ста пятидесяти – чего? – простонал Пим, совершенно сбитый с толку.

– Долларов, идиот! Ну, сходи с лошади… Так! Оружие… патроны… все на месте…

Закинув за спину карабин и засунув за пояс револьверы, Боб проворно вскочил в седло и обернулся к Жану:

– Жан, милый друг, вы при деньгах. Будьте столь любезны, одолжите мне сто двадцать долларов. Я должен заплатить мистеру Пиму.

– Охотно, Боб, – ответил Жан.

Ни минуты не колеблясь, он развязал мешок и отсчитал требуемую сумму.

– Боб… Дорогой Боб! – взмолился Пим, испуганный до того, что слезы выступили у него на глазах. – Не надо денег, я поверю вам в долг!

– Берите без всяких возражений! – приказал ковбой. – Зарубите себе на носу: я не нуждаюсь в услугах людей, подобных вам. Подарок из ваших рук оскорбил бы меня. Прощайте, господин честный человек… Вешайте людей, но не смейте оскорблять их!

Не обращая больше внимания на остолбенелого мистера Пима, Боб занял место справа от братьев, и шеренга из четырех всадников продолжала путь, вступив на главную улицу города и направляясь к зданию суда.

Гелл-Гэп уже приобрел свой обычный вид. Трупы перенесли в больницу: предполагалось похоронить их на следующий день, о чем уже был оповещен методистский [54]54
  Методисты – англо-американская секта (группа, отколовшаяся от господствующей религии), требующая особо точного («методичного») выполнения обрядов и предписания церкви.


[Закрыть]священник. Посетители салуна, пожар коего, учиненный Бобом и его друзьями, заставил прервать попойку, перебрались в соседние заведения. Ждали свежего выпуска «Гелл-Гэп ньюс», дабы заново пережить недавние драматические события.

Можно представить, какое волнение охватило падкую до сенсаций публику при виде двойника повешенного, гордо восседающего на коне рядом с тремя вооруженными до зубов большерослыми юношами в индейском одеянии.

В мгновение опустели гостиницы, салуны и даже церкви, где добровольные проповедники из числа самых рьяных верующих предавали анафеме [55]55
  Анафема – проклятие.


[Закрыть]Боба и его банду.

Толпа валила за великолепной четверкой и остановилась у здания суда, окна которого были открыты настежь.

Шериф, только что вернувшийся из служебной поездки, выслушивал доклад о происшедших событиях: убийстве своих друзей Роберта Оллингера и Уильяма Бонни, бегстве семи заключенных и казни Боба.

Услышав цокот копыт, шериф подошел к окну, и перед его изумленным взором предстал Боб Кеннеди, о чьей смерти едва успели доложить. В воскрешение казненного верилось плохо, но приходилось считаться с фактом.

Боб отвесил церемонный поклон, почти коснувшись лицом гривы лошади, а затем состоялся диалог в сугубо американском духе:

– Добрый день, шериф. Рад вас видеть.

– Взаимно. Здравствуйте, Боб Кеннеди. Чему обязан?

– Вы – настоящий джентльмен, шериф. И неподкупный человек.

– Благодарю за добрые слова, Боб, но повторяю свой вопрос. Чему обязан?

Толпа, став полукругом, будто у театральных подмостков, хранила молчание, напряженно следя за беседой. Помолчав минуту, страж порядка сказал:

– Насколько я понимаю, вы стали жертвой… э… весьма неприятного происшествия…

– Скажите прямо, шериф, что меня вздернули на телеграфном столбе граждане города, что возомнили себя хранителями закона во время вашего отсутствия.

– Не может быть! – откликнулся, еще не вполне придя в себя, шериф, а толпа одобрительно загудела.

– Вы не считаете этот акт законным?

– Я этого не сказал, – ответил шериф уклончиво. Для виду ему приходилось осуждать действия блюстителей порядка, но он нуждался в них, ибо никакой другой организованной силы в его распоряжении не числилось.

– Я убил… меня приговорили к смерти, а потом повесили именем закона! Ну же! Подтвердите законность приговора перед всеми собравшимися.

– Хорошо, подтверждаю! Ваша казнь, хотя и была произведена с излишней поспешностью, является справедливой и законной. Ну а теперь что вам угодно?

– Я хочу сдаться под охрану закона.

– Как это понять? – проговорил шериф, по-прежнему стоя у окна и немного напоминая порывистыми жестами марионетку [56]56
  Марионетка – театральная кукла, приводимая в действие с помощью ниток.


[Закрыть]в театре гиньоль [57]57
  Театр гиньоль – пьесы, спектакли, основанные на показе злодейств, пыток, избиений и т. п.


[Закрыть].

– Все очень просто. Следите за ходом моих рассуждений! Вы не можете отрицать, что своей казнью я искупил совершенные мной убийства. Строго говоря, я уже мертв. Если в данный момент я жив, то не по своей вине и не по вине блюстителей. Меня повесили, и я принял наказание без всяких возражений. Итак, я заплатил за все. Что вы на это скажете, шериф?

– Я полагаю, что мы имеем дело с весьма любопытным и в некотором роде уникальным казусом [58]58
  Казус – случай, обычно нелепый.


[Закрыть], доселе не встречавшимся в судебной практике.

– Ответьте прямо: если я впредь не совершу ничего предосудительного, будете ли вы преследовать меня за поступки, совершенные до казни?

– Идите к черту!

– Я остался в живых благодаря стечению обстоятельств, возникших независимо от моей воли… Я уже был одной ногой на том свете, когда пришло чудесное спасение.

– Боб Кеннеди прав, – раздался громкий голос из толпы, – нельзя дважды наказывать за одно преступление. Сам шериф признал, что казнь была законной, значит, Боб искупил свою вину. Да здравствует Боб Кеннеди!

– Ничего подобного! – перебил его другой, не менее зычный голос. – Это нечестно! Вина не искуплена до конца! Нужно снова вздернуть негодяя! Смерть Бобу Кеннеди!

Толпа разделилась на два лагеря: одни защищали ковбоя, другие требовали наказания. Спутники Боба, равно как и он сам, сохраняли полную невозмутимость, застыв, словно конные статуи.

Человеку, незнакомому с американскими нравами, могло бы показаться, что сейчас эти кричащие, жестикулирующие, возбужденные люди вцепятся друг в друга, и начнется драка. Однако они всего-навсего заключали пари. Но с каким пылом!

Отпустит ли шериф Боба или объявит повторный приговор? Будет ли ковбой ночью убит блюстителями, которые предпочитали действовать под покровом темноты? Таковы были основания для пари, и ставки делались все внушительнее.

Боб насторожился, готовясь отразить нападение разгоряченного игрока, которого могла соблазнить возможность сорвать банк одним ударом. Шериф же размышлял, пытаясь найти разумное решение сложного вопроса.

– Итак, шериф? – спросил Кеннеди, сохраняя прежнее благодушие. – Что вы собираетесь предпринять?

– Я думаю, дружище Боб, что вам стоило бы покинуть Гелл-Гэп… Я буду огорчен, если с вами случится несчастье.

– Если вы гарантируете мне защиту закона, я сумею сам позаботиться о своей безопасности. У меня есть друзья…

– Стало быть, вы хотите остаться здесь, Боб?

– Мне необходимо задержаться в Гелл-Гэпе хотя бы на сутки.

– Ну что ж! Я готов дать вам еще двенадцать часов в придачу, если вы обещаете проститься с нами послезавтра.

– Согласен! Даю вам слово, шериф.

– Взамен вы получаете мое, Боб. В ближайшие тридцать шесть часов вам гарантирована защита. Смею надеяться, что вы и ваши друзья, не откажетесь воспользоваться моим гостеприимством. Места хватит и для вас, и для ваших лошадей. Мы разопьем бутылочку шерри [59]59
  Шерри – крепкий спиртной напиток.


[Закрыть]. Не правда ли хорошая идея?