Текст книги "Десять миллионов Красного Опоссума (с илл.)"

Автор книги: Луи Анри Буссенар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава IX

Среди австралийской пустыни. – Природа пятой части света. – Растения и животные. – Птицы. – Каменистая пустыня. – Ночлег. – Лес без тени. – Адская жара. – Волнение Тома. – «Ваи-ванга», или птичье дерево. – Безрассудная отвага Кирилла.

Странное путешествие! Удивительный край! Мы ехали уже 25 дней, и огромное расстояние в 800 верст отделяло нас от Мельбурна. Купер-Крик, могила славного Бурке, осталась позади нас в 60 верстах. Мы вторглись в такую страну, где не ступала еще нога ни одного европейца. И тут, и далее, на 1000 верст пред нами, лежала девственная австралийская пустыня…

Непроницаемый покров, застилающий таинственный материк, стал наконец мало-помалу подниматься передо мною. Наши европейские взгляды понемногу стали свыкаться с австралийскою природою и ее странностями. Мы уже освоились с тою мыслию, что здесь каждый шаг может сбить с толку любого натуралиста-классификатора, и бросили все попытки точно определить здешнюю фауну или флору. Казалось, здешняя страна капризна, как дитя. Нельзя установить никакого правила, никакого порядка, – это обширный хаотический пандемониум, где природа всеми силами как будто сопротивляется совершенствованию. Оттого и животное и растительное царство здесь как бы остановилось в своем развитии, сохранив допотопный вид.

Растения здесь почти исключительно однодольные или тайнобрачные, то есть самые простые в растительном царстве; но зато они достигают огромных размеров, например, встречаются папоротники в 150 футов!

Животные – только травоядные и принадлежат к разряду сумчатых, то есть имеющих прибрюшную сумку, куда они прячут своих детенышей. Все они отличаются причудливыми формами тела, как, например, кенгуру или утконос, наполовину зверь, наполовину утка.

Большая часть птиц имеет такой же странный вид. Окраска, величина, голос – все сразу отличает их от европейских собратьев, все поражает натуралиста. Здесь ара – величиною с курицу, лебеди – черные, казуары – хотя птицы, но не летают. У этих странных птиц самки кладут только яйца, а самцы высиживают и выкармливают детенышей.

Эти заметки я делал у подножия огромного дерева, удивительные листья которого не могли дать нам здесь ни малейшей тени. Мы уже два дня как вступили в знаменитую каменистую пустыню, где только и попадаются подобные деревья. Однако усталость заставила нас довольствоваться этим местом для лагеря. Заморив голод сухою говядиною, мы поудобнее завернулись в свои плащи и улеглись спать.

Усталость заставила нас довольствоваться этим местом для лагеря

Веселое щебетанье птиц разбудило нас на рассвете. Минуты через четыре все было собрано, и наш караван отправился в путь. Жгучий жар скоро сменил довольно ощутимую свежесть прошедшей ночи. Едва солнце появилось на горизонте, как мы уже почувствовали себя словно у пылавшего костра. Три часа продолжалась мучительная пытка: мы просто горели от жары, наши животные чуть не падали от усталости, а нам все не встречалось ни листка зелени, ни малейшей тени. Ни одно дуновение ветра не шевелило листья странных деревьев, словно это были окаменевшие отростки. Листья у всех них были прикреплены к ветвям острием вниз и обращены к солнцу ребром, так что все солнечные лучи, нисколько не задерживаясь, падали на наши бедные головы. Адская жара доводила нас до полного изнеможения.

Наконец мы вышли на одну прогалину. Огромное дерево, гигант между прочими, гордо возвышалось здесь посредине и, – благодарение Небу! – имея обыкновенные листья, обещало нам отрадную тень. Мы готовились тут расположиться.

Но что сделалось с Томом? Он кричит, машет руками, волнуется. Не поражен ли он солнечным ударом?

Это было бы крайне печально. Все с сожалением смотрят на беднягу. Один майор, зная хорошо своего слугу, не разделяет общего мнения. В голову его приходит мысль о том, что, верно, случилось что-нибудь неладное. Он командует «стоп!» и подъезжает к Тому. Тот отчаянно жестикулируя указывает на дерево, предмет наших мечтаний, и произносит несколько малопонятных для нас слов, что производит, по-видимому, сильное впечатление на майора.

– Что за причина остановки, майор? – спрашиваю я, уставши ждать. – Скорей к тени, к тени: мы умираем от жары, особенно мисс!..

– Очень жаль нашу милую девушку, но здесь невозможно сделать привала, а нужно как можно скорее бежать.

– Бежать!.. Зачем?

– Вы знаете, как называется это дерево? Ваи-ванга. Понимаете, ли, ваи-ванга?

– Ничего не понимаю, – откровенно сознался я.

– Да это «птичье дерево»!

Я расхохотался.

– Милый друг, здесь все деревья птичьи.

– Я никогда раньше не видел этого растения, но хорошо знаю его репутацию по рассказам охотников. Они не преувеличивают. Видите сами, в каком возбужденном состоянии мой Том!

– Э! Я вижу пред собою только одну большую крапиву (Urtiga gigas), по-моему совершенно безвредную, хотя ожог ее и не особенно приятен…

– Скажите – смертелен.

– Ну, это вы преувеличиваете.

– К сожалению, нет. Это дерево хорошо известно австралийским натуралистам. Его называют «птичьим деревом» потому, что всякая птица, которая коснется его смертоносных листьев, в одно мгновение падает мертвою.

– Черт возьми! Да вы шутите?

– Время ли шутить? Посмотрите, сколько маленьких скелетов валяется кругом дерева: это все его жертвы!

– Нужно, значит, отказаться от тени и опять возвратиться в пекло? – проговорил я с неудовольствием.

– Нужно поскорее ехать.

Дерево-людоед

Я подошел к удивительному дереву и с любопытством натуралиста, нашедшего диковинку, принялся рассматривать это дитя австралийской природы.

– Глупости! – раздался голос за мною. – Это все бабьи сказки. Ну видано ли, чтобы дерево сожрало целого человека? Еще какую-нибудь пичугу – можно поверить. А то… Нет, я пойду, лягу там!

Это говорил Кирилл, мой Фома неверующий. Он приближался твердыми, уверенными шагами.

– Берегись! Если случится с тобою беда, я буду безутешен.

– Что вы?! Бояться пустой травы! Э, как вас напугал черномазый! По мне – это все выдумки. Смотрите!

И, соединяя слово с делом, мой Кирилл храбро схватился за один из широких листьев, висевших в 5 футах от земли. Но не успел он докончить своих слов, как всею массою тела тяжело упал на землю.

Глава X

Смертоносное растение. – Черный эскулап. – Удивительное лекарство. – Спасение. – Мы въезжаем в лес. – Загадочное происшествие. – Вайненд. – Странное существо. – Меткий выстрел. – Обманутый лакомка. – Плотоядное растение. – Рискованный опыт. – «Ой, ой! Больно!» – Съеденный ара. – Глупый край.

При виде безжизненного тела друга у меня вырвался отчаянный крик: я думал, что все кончено… Все потеряли голову, только Тому не изменила его самоуверенность. По его энергичному знаку мы вынесли бедного малого из зловредной тени. Смертоносный лист остался в его конвульсивно сжатых пальцах. Тогда старик, обернув материей свою руку, предохраняясь от ядовитых прикосновений, осторожно вынул этот лист и далеко отбросил его. После этого мы раздели больного донага. Странно: на теле не было никакой раны.

Это любопытное явление сильно поразило меня. Тщетно я искал объяснения ему, – ни прочитанные книги, ни прежняя моя практика не могли дать его. Раны не было, однако матовая бледность покрывала всю левую сторону тела. Вся она была холодна, бескровна и бесчувственна, будто подверглась действию анестезирующего вещества.

Схватив бывший при нас спирт, я принялся энергично растирать пораженные участки, но без видимого результата. Однако биение, хотя и слабое, сердца не лишало меня надежды. Растирание продолжалось, но холодный пот начал уже прошибать меня при виде безуспешности всех стараний. Куда же это девался Том? Вот уже двадцать минут, как он пропал. Что делать! Все мои знания оказывались бессильными!..

Вдруг короткий горловой звук заставил меня поднять голову: предо мною стоял старый Том с пучком трав в руках. Взяв горсть травы, он разжевал ее и выплюнул сок на пораженные места, которые затем принялся сильно растирать. Я помогал ему но мере сил. Бедный старик жевал до изнеможения, пока не истощились у него слюнные железы. Зеленоватый сок тонкими ручейками тек по членам Кирилла, грудь которого слегка заколыхалась. Со своей стороны я производил искусственное дыхание. Потом, желая помочь более ощутимо, я тоже схватил горсть принесенной травы и доверчиво положил ее в рот, но сейчас же с криком выплюнул. Из каких адских веществ Том составлял свое лекарство? Мне казалось, что это был самый крепкий кайенский перец. Я поспешил выполоскать поскорее свой обожженный рот. Между тем на Тома жгучее вещество, по-видимому, не производило никакого действия. Он хладнокровно продолжал жевать и выплевывать слюну.

Наконец, благодаря нашим усилиям, больной открыл сначала один глаз, затем другой и сделал несколько слабых движений. Чтобы ускорить его выздоровление, мой черный эскулап растер на ладони остаток своих растений и, приготовив что-то вроде пластыря, облепил им всю больную часть тела. Потом он попросил у меня сигаретку, закурил ее и уселся на корточки пред больным, бормоча какие-то непонятные слова.

– Что это ты говоришь?

– Хорошо будет, если твой будет растирать.

– Да? Так давай же!

С этими словами я поднял пластырь, под которым наш больной кричал, как бесноватый.

Следствием своеобразного пластыря и наших вторичных растираний было то, что больные места на теле Кирилла покраснели, точно у вареного рака. Но, о Гиппократ! Зато какой результат! Больной делает движение, старается приподняться…

– Друг, – нежно обратился к нему тогда Том, подавая свою чудесную траву, – скушай ее!

– Слышишь ли, Кирилл? Он просит тебя пожевать травы. Возьми же!..

– Ох! Ох!

– Ну же, бери скорей!

– Хорошо… давайте… но… оденьте меня!..

Эта просьба, произнесенная слабым голосом, невольно заставила меня улыбнуться. Мы удовлетворили его желание и потом отнесли под деревья, неподалеку от наших беспокоившихся друзей.

– Лучше ли тебе? – обратился я, наклонившись к больному.

– Немного. Я все еще чувствую слабость в ногах, но это пройдет. Да что за черта я жую? – продолжал он более твердым голосом, – как будто похоже на щавель.

– Как? Тебе не жжет рот?

– Нет.

– Так жуй больше.

Я посмотрел повнимательнее на растение. Его красная нервация и длинные листья сразу открыли, что оно из рода кислицы (Oxalis). Его удивительный сок, очевидно, служил противоядием ужасному растению.

Благодаря искусству Тома Кирилл наконец встал на ноги. Его благодарности избавителю от смерти не было конца. С чувством пожимая руку черного врача, он тут же снял с себя свои серебряные часы и отдал их удивленному Тому. С тех пор луковица Кирилла болталась на шее австралийца между его амулетами и ожерельями. С этих же пор дружба до гроба соединила старика туземца и моего верного товарища.

Прошло с час времени после этого случая, который мог иметь столь печальные последствия. Жгучий жар расслаблял до невозможности наши члены. Дыхание в груди стеснялось. Еще верста – и мы свалились бы в полном упадке сил. К счастию для нас, лес (если, впрочем, можно так назвать невероятную смесь необыкновенных австралийских растений) внезапно изменился.

Странные деревья с тонкими, проволочными листьями цвета меди или цинка исчезли. Красивые ручейки, покрытые великолепными цветами, зажурчали в высоких берегах.

– Ура! Друзья мои! – вскричал майор, давая шпоры своей лошади. – Двух дней отдыха здесь не будет много!

Наш друг был всего саженей на десять впереди нас. Желая, со своей стороны, поскорее избежать палящих лучей солнца, каждый из нас также пришпорил свою лошадь.

Но тут произошло нечто удивительное. Едва майор въехал под прохладную тень, как его лошадь задела ствол одного огромного эвкалипта; почти в тот же момент на ее круп свалился длинный кусок коры. Испуганное животное сделало ужасный скачок, так что, будь на месте майора менее искусный наездник, он был бы непременно выбит из седла. Потом скакун вдруг поднялся на дыбы, закружился, зафыркал и стрелою пустился вскачь с жалобным ржанием, закусив удила.

– Вперед, господа! – вскричал лейтенант Робертс.

– Случилось что-то странное! Вперед, не жалейте своих коней!

Мы помчались, как бешеные, за испуганной лошадью, которая уже совсем не слушалась голоса хозяина.

– Знаете что, господа? – сказал Робертс, человек необыкновенно хладнокровный и быстро реагирующий, – не пустить ли пулю в круп лошади? Это задержит ее бег.

– Берегитесь! – отвечал я. – Я не боюсь, что вы раните майора, но, если раненое животное упадет, всадник погиб.

Прошло четверть часа бешеного галопа. Расстояние между нами и майором стало заметно сокращаться. Вот уже можно было слышать его голос. Между тем его измученная лошадь начала как будто замедлять свой бег. Ее горячее дыхание, со свистом вылетавшее из ноздрей, сделалось прерывисто. Она стала поворачивать свою голову направо и налево, раза два-три споткнулась, потом вдруг тяжело повалилась набок, едва не придавив всадн’ика. К счастию, тот не потерялся и ловко выпрыгнул из стремени.

– Ах, черт возьми, майор! А вы ловко скачете!

– Право, я не знаю, что сделалось с моею лошадью: она совсем обезумела.

В то время как мы соскочили на землю, животное сделало новый прыжок и попыталось было бежать, но повод в сильной руке майора заставил ее отказаться от этой попытки.

Мы поспешили осмотреть круп животного, чтобы уяснить причину ее бешенства.

Там впилось в тело лошади какое-то мягкое, морщинистое, бесформенное, коричневато-грязное существо, которое и мучило несчастного коня.

– Ужасный зверь! – воскликнул я с отвращением.

– Вайненд, – сказал спокойно Том, вытаскивая из ножен свой длинный нож. – А, ты пила кровь господина Али. Так вот тебе!

С этими словами добрый старик разрезал странное существо по всей длине его тела. Внутренность его была вся наполнена кровью. Пять секунд спустя оно упало, как пласт, на землю.

Освободившись от своего врага, благородное животное сразу успокоилось, повернуло свою умную голову к избавителю и попыталось зализать рану на боку, откуда кровь лилась интенсивнее, чем из сорока ран.

Том и тут поспешил лошади на помощь. В то время как он смачивал ей укусы свежею водою, мы с любопытством рассматривали странное существо, трепетавшее на земле в последней агонии.

Оно имело в длину около шестнадцати вершков, четыре в ширину посредине и около двух в толщину. Эта масса, где не было ни головы, ни глаз, ни членов, представляла бесформенную мякоть, которую издали легко было принять за кору эвкалипта. Я ногою поворотил удивительное животное, и мы увидели его брюхо, вид которого вызывал смесь ужаса и отвращения.

Семьдесят пять или восемьдесят присосков, аналогичных щупальцам спрута, расположенные в три линии, открывались в желудке, как у пиявки, и представляли собой огромные рожки.

Том, наш старый учитель по австралийской естественной истории, объяснил нам, что это животное обыкновенно держится в извилинах древесной коры и там поджидает свою добычу, о приближении которой узнает посредством длинных чувствительных волосков, служащих его единственным органом чувств. Питается оно сладким соком молодых деревьев, кровью животных с гладкою кожею, лягушками, иногда нападает даже на туземцев, к коже которых пристает с такою силою, что только одна смерть может заставить его отпустить добычу.

Достаточно наглядевшись на отвратительное животное, мы возвратились в лагерь, где уже начали беспокоиться о нашем отсутствии. Двух подобных происшествий в одно утро было слишком много даже для таких страстных искателей приключений, как мы.

Мак-Кроули закурил свою неизменную сигару и сибаритом разлегся в тени огромной софоры с длинными толстыми ветвями.

– Жаль, нет свежей провизии, – печально произнес он с видом человека, у которого никакие нравственные потрясения не могли заглушить требований желудка.

– Нет, мой милый Кроули, неправда: ведь вам обещали на завтрак одного прелестного ара, с сочным мясом, с…

– Ах, оставьте перечислять! – воскликнул он с комическим отчаянием, – только разжигаете аппетит!.. Однако, – продолжал он, переменив тон, – какая ужасная участь ожидала, было, вашего Кирилла – быть убитым страшными иглами гигантской крапивы Urtiga gigas!

– Кстати, Робертс, посмотрите, как нежно ухаживает Том за «господином» Али! А вы хотели пустить пулю в бедное животное. Это принесло бы большой убыток.

– Стойте! Мне пришла в голову одна мысль!

– Говорите, говорите, друг!.. Какая?

– Нужно утешить Кроули; для него ведь день без жаркого равносилен потерянному.

– Ага, понимаю! Вы идете промышлять для него ара?

– Конечно.

– Робертс, – сказал Кроули, – ваша дружба отныне для меня превыше всего на земле. Благодарю и принимаю.

– Не стоит благодарности, – с улыбкою отвечал лейтенант, – поблагодарите после, когда я застрелю вам одну из тех чудных птиц, которые кудахчут на высоте 400 футов над нами!

– Идите, идите, мой друг, и да благословит вас Небо.

Мичман лениво поднялся, поправил свой головной убор и подсел к нам. Робертс ушел вперед с маленьким карабином Флетчера, с помощью которого он производил чудеса по части стрельбы.

– Если выстрел будет удачен, Робертса по праву можно назвать удивительным стрелком, – заметил Кроули.

– Дело, – хладнокровно заметил со своей стороны Кирилл, волоча левую ногу, еще не оправившуюся от прикосновения крапивы.

– Через десять секунд, господа, одна из этих птиц упадет на землю, – заявил Робертс.

– Посмотрим, – отвечал мой скептик.

Робертс, вы‘ставив левую ногу вперед, голову отклонив несколько вправо, медленно прицелился. Прошло секунды две. Вдруг легкий дымок вырвался из ружейного дула, послышался треск и шум… Испуганные птицы моментально разлетелись во все стороны. Только одна мгновение держалась еще лапками за вершину дерева, на котором сидела, затем отчаянно вскрикнула, потеряла точку опоры и стала медленно падать на землю с распростертыми крыльями.

Громкое «браво» приветствовало искусного стрелка.

– Я съем ара! – возликовал мичман.

Бедный Кроули! Между блюдом и его ртом или, скорее, между жарким и вертелом была еще целая бездна. Дичь не упала на землю: она встретила при падении широкий лист прекрасного нежно-зеленого цвета, толстый и разрезанный до половины в длину. Едва она прикоснулась к нему, как лист вдруг сомкнулся и скрыл добычу с глаз изумленного лакомки.

Мы единодушно расхохотались при виде смущенной физиономии нашего мичмана.

– Кроули, вам, пожалуй-таки, придется есть сушеную говядину из фуры № 2.

– Подождите! Птица еще упадет.

– Если вам доставит это удовольствие, стойте тут, а мы пойдем завтракать. Прощайте! – и мы со смехом направились к своим фурам.

– Я вас прошу, подождите пять минут, – умолял раздосадованный Кроули. – Буссенар, вы наблюдаете удивительный случай, и ваши познания в естественной истории обогатятся новыми сведениями.

– Это, господа, действительно необыкновенно, – обратился я к остальной компании, польщенный в своем самолюбии званием ученого in partitus [12]12
  Частично, в какой-то мере (лат.).


[Закрыть].– Здесь странная тайна…

– К которой я найду ключ, – заявил твердо Кроули. – Вы увидите, этот лист не съест меня.

– Не трогайте, не трогайте, сударь! – остановил его испуганный Кирилл. – Разве вам мало случая со мною? Я уверен, что если вы прикоснетесь к проклятому листу, то случится несчастие и с вами.

– Мой храбрый друг, не тратьте попусту слов; я так же упрям, как и вы. Я хочу непременно вложить руку в лист, а что из этого выйдет, увидим.

С этими словами мичман храбро опустил свой сжатый кулак на средину огромного листа, поднимавшегося на высоту человеческого роста. Явление, случившееся с ара, повторилось снова. Края листа быстро сомкнулись и сжали руку.

– Ах, это любопытно! – проговорил, не поморщившись, Кроули. – Я чувствую, словно тесная перчатка сжимает мне руку… Однако немного больно… Сильнее… Дьвольщина, моя рука немеет!..

– Ради Бога, довольно, прошу вас, – заметил я, беспокоясь.

– Постойте, друг мой, – еще немного терпения; докончим свой физиологический опыт. Когда будет время, я попрошу вас ударом сабли перерубить этот проклятый лист… Однако странно: меня жжет как бы горчичник… Сильней и сильней!.. Мне кажется, что миллион горячих булавок воткнули в мою кожу… Довольно!.. Ой, ой!.. Рубите!..

Я взмахнул саблей. Через секунду лист упал. Рука оказалась вспухшею, посиневшею. Ее жилы натянулись, как струны… Из тонких жилок растения сочилась красноватая жидкость, похожая на сок известного плотоядного растения наших стран, росянки – (Drosera rotundifolia).

Мы со вниманием осмотрели тогда дерево. Его рост, незначительный в сравнении с соседними великанами, не достигал и 60 футов. Ствола не было. Ветви, в изгибах которых помещались огромные, величиною с капустные кочаны, цветы, располагались правильными концентрическими кругами и кверху сходились в конус, увенчанный последним цветком. Разрезанные листья, толщиною с лист алоэ, походили на листья латании (Catania borbonica). Вся верхняя поверхность их была усажена многочисленными тоненькими трубочками, вроде волосков, на конце которых виднелись опаловые капли густого липкого сока.

– Кроули, – сказал я после завтрака, закурив сигару, – а ведь, пока мы рассуждали о дереве, оно, полагаю, уже скушало вашу птицу.

– Я уверен в этом. Что же делать? Надеюсь, Робертс в другой раз лучше сообразуется с местностью. Впрочем, наш опыт стоит этого.

Наше предположение оправдалось. На другой день плотоядное растение выбросило остатки своей добычи, и мы нашли на земле только скелет да часть перьев, – вот все, что осталось от ара!

– Глупый край, – бормотал Кирилл, отходя от дерева. – На что это похоже?.. Аршинные пиявки, бросающиеся на лошадей, деревья, убивающие человека, и листья, съедающие целых птиц! Глуп твой край, дружище. Том, – закончил мой неисправимый товарищ, обращаясь к своему новому другу.