Текст книги "Умри, если сможешь (СИ)"
Автор книги: Лучан Борисов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Бельё у неё оказалось чёрного цвета, именно такое нравилось Кириллу.
– Терпеть не могу спонтанный секс, – проворчала Жанна, когда всё закончилось. Не вставая, она пошарила по столу в поисках салфеток, и он подвинул к ней коробку.
Несколько мгновений она смотрела на испачканную салфетку, а затем бросилась в душевую.
– Жанна, что случилось? – встревожился Кирилл, видя, что она долго не выходит.
– Ничего! – девушка так шарахнула дверью, что он едва успел отскочить.
– Жанна, в чём проблема? – забеспокоился он, видя, что она упорно молчит, сидя на диване.
Она подняла на него глаза.
– Рябов, я думала, что ты уже взрослый мальчик и знаешь, что такое презервативы. В общем, имей в виду, если наш перетрах будет иметь последствия, готовься стать отцом-одиночкой.
– Ну а если я предложу тебе руку и сердце? – сдержанно вопросил Кирилл.
– Тогда покупай кольцо и вручай как положено, – спокойно ответила Жанна и достала сигареты.
– А как же Белозёрский? – не удержался Рябов от вопроса, что не давал ему покоя.
Она щёлкнула зажигалкой и прямо глянула на него.
– Это моя проблема, тебя она не касается. Не беспокойся, я справлюсь. В конце концов, у вас с ним практически равные шансы. Встреть я тебя раньше, чем его, и тебе вообще было бы не о чем беспокоиться.
«Лжёт», – не поверил живущий в Кирилле контрразведчик. Но человеку свойственно надеяться на лучшее, за исключением совсем уж отъявленных пессимистов, а Рябов пессимистом не был.
Глава 15
ГЛАВА 12. Убийство несостоявшегося Нобелевского лауреата. Знакомство с Василием Пупкиным
«Чёртова прогностика!» – поморщился Андрей, когда обнаружил, что вновь стоит на Невском проспекте опустевшего Питера, причём находится у Аничкова моста, а не в районе Александровского сада как это было в прошлые разы.
Несмотря на сумерки раннего утра, видимость была отличной и ему подумалось, что причиной тому новый чип. И тут до него дошло, что он не ощущает присутствия Слоневского. «Лев Моисеевич?» – позвал он, но учёный не откликнулся.
«Брр! Холодно! – Андрей зябко передёрнул плечами. – Интересно, почему каждый раз меня выбрасывает в будущее ранней весной?» Угрозы в окружающем мире он не чувствовал, но почему-то ему было не спокойно. Неожиданно он понял, что всегда ощущал незримое присутствие Слоневского; более того он был для него такой же опорой, как он сам для сына во время его комы. «М-да, незадача! На этот раз я здесь один, без няньки. Как бы не наломать дров и не застрять здесь навсегда», – мелькнула у него тревожная мысль.
Тем не менее он был полон решимости выяснить, какая именно катастрофа разразилась в мире и из-за чего именно. Впрочем, относительно последнего у него не было сомнений, что затравкой всему послужило изобретение Слоневского.
«Проклятое желе!» – с раздражением подумал Андрей. Затем он вспомнил, что обязан флуорисциту тем, что жив до сих пор, и призадумался. До этого его не интересовало, что представляет собой чип, созданный на основе так называемой тёмной материи, а по сути совершенно неизвестной субстанции, которая по прикидкам учёных составляет больше девяноста процентов вещества Вселенной. Каких-либо внятных предпосылок не было, но отчего-то у него возникло ощущение, что это не просто саморазвивающийся материал, которому суждено заменить собой строительные и прочие материалы.
– Слишком уж у тебя заковыристое происхождение, дружище, – произнёс Андрей вслух, чтобы отогнать ощущение, что он остался один в целом мире. – И да, спасибо, что каждый раз спасал меня, в какой бы жопе мира я ни оказался, – добавил он и замер, ожидая сам не зная чего.
Чуда не случилось: чип не поддержал беседу.
– Ну вот, а мне уж стало казаться, что ты разумен, – пробормотал он и зашагал к квартире Слоневского, которая находилась в начале Невского проспекта. Он привык руководствоваться внутренним компасом и не задавался вопросом, зачем туда идёт.
Около памятника Екатерине Второй по его спине пробежал ледяной холодок – предвестник грядущих неприятностей. К тому же с некоторых пор ему чудилось чьё-то присутствие. Когда периферическое зрение словило странную зелёную вспышку, он резко обернулся. Но сколько он ни вглядывался в быстро редеющую предутреннюю мглу, всё напрасно. Вокруг не было ничего живого, за исключением птиц и мелкой живности, в основном, крыс и кошек, что шустрили в поисках пищи.
Андрей зябко передёрнул плечами, хотя ему было не холодно, скорей, наоборот, спина взмокла от напряжения. Он сдёрнул было шлем с головы, но холодный ветер заставил его передумать. «Чёрт! Не зря мама говорила, что ничто так не напугает, как собственное воображение. Или дело всё же в чипе?» – он сплюнул горечь, скопившуюся во рту, и вновь зашагал по Невскому проспекту. Боковым зрением он ещё несколько раз замечал зелёные вспышки, но больше не обращал на них внимания, решив, что это фокусы нового чипа.
С мокрой спиной он начал вскоре мёрзнуть, поэтому зашагал быстрей, а затем и вовсе перешёл на бег. В общем-то, спешить было ни к чему, но его нервировало запустение, воцарившееся в родном городе.
Отдышавшись перед парадной, ведущей в квартиру Слоневского, он толкнул дверь и взбежал на второй этаж. Слой пыли на лестничной площадке по-прежнему был не тронут, но на этот раз ключи не торчали в замочной скважине.
Ни на что особо не надеясь, Андрей сунул руку в карман, хотя помнил, что отдал ключи сыну. Вопреки ожиданиям, они вновь оказались у него. Он не стал задаваться вопросом откуда они взялись, как и о том, почему для прогулок по постапокалиптическому будущему ему каждый раз выдают солдатскую форму. Воспользовавшись ключами по назначению, он шагнул внутрь квартиры и ощутил, что там кто-то есть. Правда, это не вызвало у него тревоги.
«Видимо, свои», – решил Андрей. Тем не менее он был тёртым калачом и всё же держал оружие наготове. Бесшумно ступая, он толкнул дверь кухни.
Вид Раменской, сидящей за столом, неприятно его удивил. «Чёрт! Что-то интуиция капитально начинает меня подводить», – подумал он, насторожённо глядя на неожиданную гостью.
– Что, Белозёрский, судя по вашей недовольной физиономии, вы не ожидали меня здесь увидеть, – усмехнулась она.
– Верно, – признался Андрей. Отправив автомат за спину, он отодвинул стул и сел напротив. – Как вы здесь оказались? – требовательно спросил он.
– Вас же не удивляет присутствие моего мужа в ваших видениях, так отчего вы удивляетесь мне? В конце концов, у нас с ним равные права на изобретение флуорисцита.
– С чего вдруг? Конечно, если речь не о совместно нажитом.
– Нет, не о нём. Я равноправный партнёр по созданию флуорисцита… – на лице Раменской промелькнула досада. – Вообще-то, как химику, идея принадлежит мне, а Лев больше по технической части, но я не умаляю его вклад. Без его участия флуорисцит вряд ли был бы создан.
– А Слоневский с вами согласен?
Раменская пожала плечами.
– Мне всё равно. Я знаю себе цену.
– Значит, нет, – резюмировал Андрей и смерил её взглядом. Чутьё говорило ему, что она не лжёт. – Скажите, в той тетрадке, что нашёл отец Слоневского, химические формулы принадлежали вам? – что-то надоумило его спросить.
– Да, – ответила Раменская. – К тому времени меня уже упекли в сумасшедший дом, – она грустно улыбнулась. – Окружающие посчитали, что мои бредни о тёмной материи уже выходят за рамки здравого смысла. Возможно, пиши я фантастические романы, мне бы сошло это с рук, но тогда графомания ещё не настолько была распространена. В общем, если бы не Лев, я действительно сошла бы с ума. Это он вытащил меня из Кащенко.
«И всё же вред был уже нанесён», – подумалось Андрею.
– Вам жаль меня? – догадалась Раменская и скривила губы. – Терпеть не могу, когда меня жалеют. И вам это тоже не сойдёт с рук. Думаю, вы уже догадались, что я мстительна. Я никогда не прощаю тех, кто переходит мне дорогу. И не важно сделано это осознанно или по недомыслию.
– Чем же я перешёл вам дорогу? – поинтересовался Андрей.
– Вы покусились на самое дорогое, что есть у меня. Вы хотите отобрать у меня дочь.
Он смерил собеседницу долгим взглядом.
– Странная у вас любовь. Вам плевать, что Жанна может погибнуть в зоне СВО, но вы ревнуете её к мужчине.
– Любовь, вообще, странное чувство, – парировала Раменская. – К тому же, что бы вы ни думали, я не диктатор. Дочь свободна в своих поступках. Просто я знаю, что с вами она будет несчастна, и хочу уберечь её от ошибки.
– Я уже вам говорил, что нам не быть вместе.
– Вопрос в том, можно ли вам верить.
Андрей заколебался, а потом всё же сказал:
– Это обещание я дал не вам, а мирозданию, поэтому можете не переживать.
– Мирозданию? – переспросила Раменская и сухо рассмеялась. – Думаете, я куплюсь на такие глупости?
– Для вас глупости, для меня реальность, с которой нужно считаться, – сдержанно проговорил Андрей.
Раменская с любопытством посмотрела на него.
– Вы это серьёзно?
– Серьёзней некуда, – ответил Андрей. – И давайте закроем эту тему. Я не собираюсь выслушивать ваши измышления. – Он помолчал. – Людям кажется, что мирозданию на них наплевать, поэтому можно творить, что угодно. Но это не так. Мы все в одной лодке под названием «Земля». Если кто-то из идиотов начинает её слишком сильно раскачивать, беда грозит всем. Вот вы и ваш муж хоть на минуту задумались, к чему может привести ваше открытие?
– Кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
– С кем вы собираетесь пить шампанское, если на планете никого не останется? – вопросил Андрей и с удивлением посмотрел на Раменскую: – Разве Слоневский вам не сказал, в каком направлении развиваются события?
– Чушь! – уверенно проговорила она. – Если вас послушать, то учёных нужно сжигать на кострах, чтобы они не смели делать никаких открытий.
– Это было бы самое умное со стороны человечества. А то все боятся всякого рода диктатур, хотя они, как правило, временное явление, а так называемый прогресс принимают на «ура», и он идёт непрерывно. При этом редко кому приходит в голову, что даром ничего не даётся. Экологический баланс на планете, благодаря которому мы существуем, это шагреневая кожа, и с каждым вмешательством в естественный ход вещей она уменьшается. Мы рубим сук, на котором сидим. Но даже те, кто это понимает, не в силах остановиться.
Раменская презрительно фыркнула.
– Прогресс не остановить.
– В том и проблема, – ответствовал Андрей. – Пока изменения не столь критичны, хотя горы химикатов и радиоактивные отходы уже сожрали немало жизней. Но флуорисцит станет последней каплей.
– Плевать! – нетерпеливо воскликнула Раменская. – Я должна получить мировое признание, и я его получу. Нобелевская премия мне точно светит.
– Это всё, что вас заботит? – недоверчиво вопросил Андрей и она засмеялась.
– Да, мой милый наивный мальчик! Это всё, чего я хочу. Сомневаешься? Зря! Такие, как я, не лгут… – она сделала паузу и ядовито добавила: – Когда в этом нет особой нужды. Скоро ты будешь мертвее мёртвого, так какой смысл лгать?
– Абсолютно никакого, – подтвердил Андрей и, метнувшись к Раменской, молниеносным движением свернул ей шею.
Она так и умерла с презрительной улыбкой на губах.
***
Прогностика сменилась реальностью, и Андрей с трудом разлепил глаза. Судя по тому, что захватчики не обращали на него внимания и о чём-то озабоченно переговаривались, у них произошло нечто экстраординарное. Наконец врач-азиат заметил, что он пришёл в сознание, и сказал об этом старшему группы.
Хоук глянул на пленника, и они вдвоём подошли к нему.
– What is his condition?
– Satisfactory.
– Headache, – пожаловался Андрей.
– Говорите по-английски? – поинтересовался Хоук, заложив руки за спину.
– Ага, говорю, – подтвердил Андрей. – А что делать? Вы же своим языком засрали весь мир.
– Зато ваш скоро вымрет, – спокойно парировал американец.
– Не дождётесь.
– Дождёмся.
– Мечтать не вредно.
– Вот именно. Особенно, когда мечты осуществляются.
Виду Андрей не показал, но уверенный тон американца его покоробил, причём настолько, что он с трудом подавил всколыхнувшееся раздражение. «Чёрт побери нашу пропаганду! Вот как нужно работать! Чтобы не только дураки, но и умники верили, что их государство – лучшее в мире», – с досадой подумал он.
– Не расстраивайтесь, мистер Белозёрский, – угадал его мысли Хоук – Америка была, есть и будет великой страной, а вот ваша – это ещё большой вопрос. Впрочем, нет никакого вопроса. России больше не быть великой державой.
Выведенный из себя Андрей скрипнул зубами.
– Понятно. Пойдёте на любые подлости, но не дадите нам подняться.
– В политике нет подлых методов, есть только удачные и неудачные решения по подавлению противника. Понимаю ваше возмущение, но расслабляться нельзя, даже если он уже повержен и перешёл в разряд потенциальных, – у Хоука слегка дрогнули уголки губ. – Я тут ознакомился с вашим чрезвычайно секретным досье и, знаете, я впечатлён. Столько успешно проведённых операций, как у вас, нет ни у кого, кто занимается подобного рода деятельностью. Так что я не ожидал, что вы настолько наивны во взглядах на жизнь. Тем не менее имейте в виду, что у нас и для вас найдётся место. И хотя миссис Раменская, перед тем как скоропостижно скончаться, поведала нам, что ваша удача – это результат вживлённого чипа, лично мне всё равно. Вы полезны, значит, вы нам подходите.
– И во сколько вы оцениваете мою голову?
– Не беспокойтесь. На жизнь вам точно хватит и даже останется.
Андрей сделал вид, что раздумывает.
– Нет, не пойдёт. Вы тоже заставите меня убивать, а мне это уже опостылело.
Цэрэушник усмехнулся.
– Вы рассчитываете на протекцию Лапочкина, но не учитываете степень его уязвимости.
– Думаете, можно манипулировать им при помощи семьи? Вы ошибаетесь. Он из старых кадров и, следовательно, на первом месте у него интересы государства.
– Вы, русские, слишком много говорите о преданности родине, а на деле предаёте её каждом шагу. Мистер Белозёрский, откройте глаза, ваши ровесники, не колеблясь, торгуют ею оптом и в розницу. Ну а Лапочкин просто раб взрастившей его системы…
– Тсс! – Андрей поднял руку, призывая оппонента к молчанию. – Вы не против, если Михаил Николаевич присоединится к нашей беседе?
– Что? – Хоук резко развернулся и тут в бок ему упёрлось дуло пистолета.
Врач-азиат, от чьих гражданских повадок не осталось и следа, бросил на него выразительный взгляд.
– Без глупостей! – предупредил он и вежливо добавил: – Агент Хоук, давай обойдёмся без лишних телодвижений. Стрелять не имеет смысла. Дом окружён, вам не прорваться.
И в самом деле, подвальное помещение, служившее Раменской прозекторской, бесшумно заполняли бойцы, в которых Хоук опознал элитный российский спецназ. Сопротивляться не имело смысла и он, выругавшись, отдал приказ не стрелять.
– Не расстраивайтесь, Джон, – похлопал его по плечу подошедший Лапочкин. – У вас не было ни единого шанса на успех. Так что давайте найдём более подходящую обстановку и немного побеседуем.
Перед уходом он бегло глянул на Андрея, лежащего на прозекторском столе, и кивнул оперативнику, исполнившему роль врача.
– Если требуется, окажите ему помощь и отправьте домой, – распорядился он.
– Так точно, товарищ генерал!
Когда они остались наедине, оперативник с бесстрастной миной на лице вколол Андрею лекарство и тот, спустя пятнадцать минут, почувствовал себя значительно лучше.
– Так ты действительно врач? – не выдержал он, видя, что оперативник упорно молчит.
– Я и есть врач, – последовал невозмутимый ответ.
– Ври больше, – не поверил Андрей и оперативник бросил на него насмешливый взгляд.
– А ты слышал, что талантливые люди талантливы во многом? – сказал он снисходительным тоном.
– Понятно. В команде Лапочкина, как и следовало ожидать, обретаются одни вундеркинды. – Андрей сел и окинул его придирчивым взглядом. – Всё равно врёшь. Самое большее тебе двадцать два, а врач – серьёзная профессия, там опыт нужен, которого у тебя в силу возраста с гулькин нос.
Оперативник ухмыльнулся.
– У меня папа хирург, так что я с младых ногтей в профессии, – сообщил он доверительным тоном.
– А мама не иначе как актриса, – поддел его Андрей и добавил: – Это объясняет твои таланты. Даже я купился, решив, что ты гражданский.
– Вообще-то, ты угадал. Моя мама действительно играет в театре, – оперативник тепло улыбнулся. – Театр крошечный, народу в него ходит мало, но она очень гордится тем, что она актриса.
– Да? – Андрей пошевелил пальцами ног. Онемение, к его облегчению, прошло и он встал. – И как тебя звать-величать, богемное дитя со склонностью к садизму? – поинтересовался он.
– Василий Пупкин, – ухмыльнулся оперативник и он бросил на него укоризненный взгляд.
– Тебя в детстве не учили, что врать нехорошо?
– Учили, – с грустью признался мнимый Васька Пупкин. – Но я патологический лгун, вот меня и попёрли из медицинского. Видите ли, я слишком драматизирую, ставя диагнозы, отчего пациенты либо впадают в депрессию, либо не воспринимают их серьёзно. Хорошо, что Михаил Николаевич разглядел мои таланты и пристроил к делу. – Он протянул руку. – Вообще-то, я Эльдар Рязанов.
Андрей тряхнул его ладонь.
– Вот что ты всё время врёшь? Самому не надоело?
– Ей-богу! Это мои настоящие имя и фамилия, – сказал парень и состроил печальную физиономию. – Знаю, знаю! Можешь не приводить мне дурацкую байку про глупого мальчишку-пастуха и волков.
– Ладно, выдай мне что-нибудь из шмоток, а то мне уже начинает казаться, что больничная рубашка скоро станет моей повседневной одеждой.
Пупкин-Рязанов развёл руками.
– Где я тебе её возьму? Я же не бутик с одеждой.
– Надо же, а я так надеялся, – съязвил Андрей и направился к ближайшему шкафу.
Когда он выдвинул ящик, Пупкин-Рязанов сдавленно хрюкнул. Это оказался холодильник, предназначенный для трупов.
Глава 16
ГЛАВА 13. Вам и не снилось. Оружие массового поражения. Завещание
В поисках одежды Андрей поднялся наверх, в жилую часть дома. При этом Пупкин-Рязанов неотступно следовал за ним.
– Кстати, что случилось с Раменской? – спросил он сопровождающего.
– Сердечный приступ. Так бывает. Человек вполне нормально себя чувствует, а затем несколько мгновений и нет его.
– Неужели не смогли откачать?
– Она была в своей комнате. Когда обнаружили, было уже поздно.
– Понятно. А где Слоневский?
Пупкин-Рязанов пожал плечами.
– Последний раз, когда его видел, он сидел рядом с ней и плакал.
– Чёрт! Где он?
– Вторая комната по коридору. Да ты не переживай, за ним присматривают.
– Ну хоть на это у вас хватило ума, – успокоился Андрей, но всё же ускорил шаг.
За несколько шагов до комнаты, где находился убитый горем Слоневский, он остановился. Внезапный выброс адреналина сказал ему, что там кроется опасность. Он повернулся к спутнику и, призывая его к осторожности, прижал палец к губам.
Пупкин-Рязанов отреагировал мгновенно. Насмешник-мальчишка, вышедший было на первый план, вновь уступил место опытному оперативнику. Знаками он показал, чтобы Андрей держался в стороне и, нацепив на лицо серьёзно-доброжелательную мину, застегнул врачебный халат, который по-прежнему был на нём, а затем взялся за ручку двери.
– Лев Моисеевич, я хотел спросить…
Автоматная очередь не застала его врасплох, и Андрей позавидовал скорости, с которой оперативник ушёл из-под обстрела. «Что будем делать?» – спросил он взглядом. «Уходим», – показал Пупкин-Рязанов.
– Почему? – спросил Андрей вполголоса.
На лице оперативника появилось жёсткое выражение.
– Внутри тот, кто знает меня. А кто я такой, знают только наши.
– Понятно, – кивнул Андрей. – Предательство.
– Да, – хмуро отозвался оперативник и добавил: – Я пойду разведаю обстановку, а ты жди моего возвращения.
– Хорошо.
Когда он ушёл, Андрей прислушался к себе. Удостоверившись, что чувство опасности действительно ослабло, он распахнул дверь и на всякий случай отскочил к стене.
– Лев Моисеевич! Это я, Белозёрский! Пожалуйста, впустите меня! Даю честное слово, что я один и у меня нет оружия… Лев Моисеевич! Можно я войду?
– Входите, – глухо отозвался Слоневский.
Когда Андрей с поднятыми руками просочился внутрь комнаты, он смерил его долгим взглядом.
– Согласен, печальное зрелище, но вы не бойтесь, я не свихнулся, – проговорил он всё тем же замогильным голосом.
«Очень на то надеюсь», – подумал Андрей и, опустив руки, быстро глянул по сторонам. Судя по обстановке, это была хозяйская спальня. Просторная, светлая, обставленная вычурной старинной мебелью, она была сродни царским покоям. Раменская лежала на кровати, полускрытая голубым пологом из плотного муарового шёлка, Слоневский сидел на полосатом диванчике, стоящим неподалёку. При этом он выглядел так, будто из него выкачали массу крови и вместе с ней забрали его жизненную энергию.
Вопреки словам Пупкина-Рязанова, тех, кто должен был присматривать за ним, здесь не было – ни живьём, ни трупов. Взгляд Андрея скользнул по короткой толстой трубке в руках Слоневского.
– Тех, кто стрелял, больше нет. Как говорится, прах к праху, – сказал Слоневский с холодным смешком и похлопал ладонью по соседству с собой. – Присаживайтесь, мой юный друг. Давайте побеседуем, пока есть время.
– Лев Моисеевич, не нужно отчаиваться. – Андрей собрался с духом. – Не знаю, как это вышло, но, кажется, я убил Марианну.
Слоневский выслушал его рассказ.
– Вы ошибаетесь, – сказал он. – Если хотите, можете сами посмотреть, её шея в полном порядке. Она умерла от удушья, – по его лицу скользнула тень странной улыбки. – Это я убил Марианну, а не вы. Убил при помощи акупунктуры, чтобы на её теле не осталось следов. Хотел, чтобы она была красивой даже после смерти.
С души Андрея будто упал тяжёлый камень. Одно дело убить по приказу и совсем другое дело убить по собственному почину. К тому же Марианна действительно ему нравилась, несмотря на все её заскоки и психические отклонения.
Слоневский подался вперёд и по-стариковски сгорбился. Заметив интерес Андрея к необычному оружию, он протянул ему трубку.
– Держите, это мой вам подарок.
– Спасибо. А что это такое?
– Аннигилятор. Думаю, с управлением сами разберётесь, там всё просто. Мы использовали его для уборки мусора. Оказалось, что он годится и для уборки биологического мусора.
– Классная вещь! – Андрей вопросительно посмотрел на Слоневского. – Лев Моисеевич, вы можете рассказать, что произошло?
– Могу, – отозвался Слоневский. – Только это длинная история. Хотите послушать?
– Да, – неуверенно кивнул Андрей.
– Хорошо, – глаза Слоневского сверкнули прежним озорством. – Воспитанные люди вынуждены страдать из-за своей вежливости. Но вы не переживайте, мой юный друг, я постараюсь быть предельно кратким. Обычно я не болтлив, но сегодня отчего-то тянет вспомнить былое. Так что уж потерпите немного. К тому же я не хочу, чтобы вы плохо думали о нас с Марианной.
Он призадумался.
– Пожалуй, стоит начать с того, что мы встретились, когда нам не было ещё пятнадцати. Понимаю, это тот возраст, когда эмоции, подстёгиваемые гормонами, хлещут через край. Но кому повезло любить, тот никогда не перепутает это чувство с сексуальным влечением.
Марианна была новенькой в нашей школе. На большой перемене она вышла из параллельного класса. Тогда-то я её и увидел. А увидев, замер не в силах отвести от неё глаз. Тоненькая, с сияющим ореолом вокруг головы девочка показалась мне ангелом, спустившимся с небес. Конечно, стечение обстоятельств, но так случилось, что она стояла у окна и в это время солнце вышло из-за туч. Я не полностью видел её лицо, лишь часть нежной щеки, очерченной солнечным светом, но уже знал, что она – моя судьба.
Взгляд Слоневского ускользнул в прошлое, и оно стёрло с его лица отстранённое выражение, его глаза заблестели, и он оживился.
– Марианна не замечала, что я на неё смотрю, до тех пор, пока ржание окружающих не привлекло её внимание. Поначалу она рассердилась, я это понял по тому, как она хмурилась и сжимала кулачки, ища обидчиков. А затем мы встретились глазами и тогда случилось чудо.
Я знаю, она с первого взгляда полюбила меня. Мы оба полюбили с первого взгляда. Это было так чудесно!.. До сих пор помню, с какой сумасшедшей скоростью колотилось моё сердце, когда Марианна подошла ко мне. Она шла с таким решительным видом, что я ожидал чего угодно: выговора, слёз, даже пощёчины, но никак не поцелуя.
Обнявшись, мы стояли у всех на виду и нам не было дела ни до смеха, ни до издевательских реплик кривляющейся школоты.
Целый год мы были счастливы, несмотря на систематические проработки в учительской и нудные беседы с психологом, к которому нас заставляли ходить.
Надо сказать, что наши родители проявили больше мудрости. Они старались не вмешиваться в наши отношения. Правда, до поры до времени. Поскольку наша любовь была не только платонической и по молодости лет мы часто не предохранялись, то в шестнадцать Марианна забеременела. Вот тогда родители взялись за нас всерьёз. Всеми правдами и неправдами отец заставил её сделать аборт. И если бы только это. Сначала нас развели по разным школам и запретили встречаться. Конечно, запрет не подействовал, и тогда родители Марианны внезапно уехали, забрав её с собой. Господи! Что со мной творилось, не передать словами. Я даже не подозревал, что разлука с Марианной так на меня подействует. Поначалу я орал и метался по комнате, а затем целыми днями лежал пластом и, уставившись в потолок, обдумывал способы самоубийства. Но сколь бы ни было велико отчаяние, я ни разу не довёл дело до конца. Стоило представить, как я корчусь в предсмертных муках, и всё, моя решимость напрочь иссякала, какими бы словами я себя ни обзывал.
Не знаю, чем бы всё кончилось, если бы не наше общее с Марианной увлечение. На первом же свидании мы выяснили, что страстно любим фантастику, особенно нас завораживала тёмная материя.
Как-то раз Марианна высказала интересное предположение, как проверить, действительно ли существует таинственная субстанция или это всё бредни. И мы взялись за дело. А когда поняли, что нам не хватает знаний, взялись за учёбу. Каждую свободную минутку мы читали всё, что могли найти по интересующим нас темам. Сам диву даюсь, с какой лёгкостью в то время мы постигали науки, на изучение которых у других уходят годы, если не целые десятилетия. Конечно, поначалу мы уперлись в тупик, но затем нащупали верный путь.
В общем, когда у меня забрали Марианну, я, чтобы не сойти с ума, продолжил наши изыскания. Примерно через год отец сказал, что нашёл новую работу и перевёз нас с мамой в Петербург. Когда я был в выпускном классе, он обнаружил нашу тетрадь с записями и меня поселили в академгородке.
Всё это время я даже не подозревал, что Марианна совсем рядом.
Однажды, выйдя проветрить голову, я сидел на скамейке в парке и случайно услышал разговор. Двое парней, стоящих поблизости, обсуждали достоинства девчонки, которая чуть было не покончила с собой. Как вскоре выяснилось, девушка была пациенткой Кащенко и, на своё несчастье, слишком красива, поэтому какие-то подонки периодически подкупали персонал и таскали её в злачные места. Я бы в жизни не подумал, что это моя Марианна, если бы один из них не упомянул о татуировке на её теле. В той, счастливой жизни, мы однажды увидели салон, где работал татуировщик, и решили сделать себе парные татуировки. Марианне набили звёздочки ковша Малой, а мне Большой Медведицы, и к ним надпись: «Душа и сердце на двоих». Это действительно было так, мы поклялись никогда не разлучаться и умереть в один день. «Если нас вдруг разлучат, я покончу с собой. Не хочу быть без тебя ни дня, ни часа, ни даже мгновенья. А ты?» – спросила Марианна, глядя на меня. Я испугался серьёзности её настроя и начал отговаривать, мол, сейчас не Средневековье, а мы не Ромео и Джульетта. Даже если нас разлучат, то мы, став взрослыми, будем сами решать свою судьбу. Тогда Марианна засмеялась и сказала, что, если я такой трусишка, то она оставляет на моё усмотрение жить или умереть, а лично она колебаться не будет. Затем она поцеловала меня и добавила: «И всё же, умри, если сможешь. Тогда мне не придётся превращаться в призрака, ожидая, когда ты соизволишь присоединиться ко мне».
Всё же люди – равнодушные твари, которым плевать на страдания незнакомых им людей. Вот и мне не было никакого дела до какой-то сумасшедшей девчонки, над которой издевались и насиловали. Но стоило мне узнать, что это Марианна, и я слетел с катушек. Когда подоспела полиция, я успел так измолотить парней, что было просто чудом, что я никого из них не убил.
– Если она была нормальной, то почему её отправили в Кащенко? – спросил Андрей.
Слоневский глянул на него и грустно улыбнулся.
– Виной тому наследственность Марианны. Сами понимаете, такая красота и ум не возникают на пустом месте. Это результат многовековой селекции и близкородственных связей. Думаю, вы знаете, что вырождение – бич знатных семейств. Психика Марианны не выдержала испытаний, и она сорвалась. Станислав Раменский, отец Марианны, возглавлял психиатрическое отделение в Кащенко. Естественно, под его присмотром никто не посмел бы её тронуть, но случилась беда. Его хватил удар, и он скоропостижно скончался. Мать Марианны вскоре выскочила замуж и уехала за границу. Накануне они сильно поругались, и она оставила дочь в лечебнице. Впоследствии она плакала и божилась, что на этом настоял близкий друг семьи, который занял в Кащенко место Станислава Раменского, мол, она была уверена, что с ней всё будет хорошо. Действительно, она переписала квартиру на этого подлеца с тем условием, что впоследствии он передаст её Марианне.
Выручить её из-за точения мне помог ваш бывший тесть. К тому времени наша семья подружилась с семьёй Лапочкиных. Михаил был старше меня почти на пятнадцать лет, но это не мешало нашей с ним дружбе. К тому же я знал, что он работает на Лубянке, потому бросился к нему за помощью, как только полиция меня отпустила. Впрочем, тогда была не полиция, а милиция, но это не важно.
С помощью Михаила я в тот же день прорвался к ней. Это было печальное зрелище. Марианна меня не узнала. С отсутствующим видом она бродила по палате и что-то бормотала. Когда я прислушался, то понял, что она повторяет одну и ту же фразу. Так длилось минут десять. Я стоял, не зная, что делать, а она с видом умалишённой бродила из угла в угол и монотонно твердила: «Умри, если сможешь. Умри, если сможешь, Умри, если сможешь…», а потом вдруг выкрикнула: «Я не могу! Понимаешь? Я хочу жить!» и начала биться головой о стену, тогда санитары скрутили её и привязали к койке. Моя бедная девочка! – на глазах Слоневского показались слёзы. – Она так плакала и молила её пощадить. Даже пыталась целовать им руки. И это моя гордая Марианна, которая ни перед кем не склоняла головы! Моё сердце просто разрывалось на части. Я отпихивал санитаров и кричал, чтобы они её не трогали, но тут вмешался Михаил. Скрутив, он вытолкнул меня из палаты.
