Текст книги "Только не лги!"

Автор книги: Лорин Батлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

17

– До сих пор не могу поверить! – воскликнула Фредерика. – Бертолд пригласил тебя на свидание, а ты согласилась! Я заметила, что за последнюю неделю ты стала лучше относиться к нему. Я всегда знала, что ты в его вкусе, но даже не надеялась… не ожидала… – Она присела на край кровати Хилды и приложила ладонь к сердцу. – Да, такого я не ожидала.

Хилда, прихорашивавшаяся у зеркала, обернулась к Фредерике.

– И сейчас не стоит питать слишком уж большие надежды, – осторожно предупредила она. – Бертолд есть Бертолд.

– Но он тебе нравится, правда?

– Да, нравится.

– И, похоже, очень нравится. – В глазах Фредерики появился лукавый блеск. – Мой сынок в сексуальном плане просто зверь.

– Это уж точно, – согласилась Хилда и почувствовала, как по спине пробежала дрожь.

Слово «зверь» как нельзя лучше подходило к тому, как вел себя Бертолд прошлым вечером. Стоило только Фредерике переступить порог дома, как он тут же набросился на Хилду. Слава богу, что Петл в это время спала наверху.

– Мы не пойдем в кровать, – прорычал Бертолд и, подойдя к Хилде сзади, крепко обнял и впился губами в ее шею.

Действительно, в этот вечер кровать им не понадобилась. Перемена места действия вызвала у Бертолда и перемену в желаниях. Ему внезапно захотелось от Хилды большего. Удивительно, но и Хилду охватило желание выполнять все его прихоти.

Ее до сих пор изумляло, как охотно она делала то, чего раньше даже в мыслях не могла допустить. И подобная раскованность вызывала у нее необычайное возбуждение, пока Бертолд занимался с ней любовью в экзотических позах и в самых различных местах гостиной. Она вела себя просто бесстыдно.

Но даже сейчас, все еще ошеломленная воспоминаниями, Хилда не чувствовала смущения. Потому что любила Бертолда. А разве можно стыдиться, когда любишь?

Но любит ли ее Бертолд?

Он этого не говорил. А если бы и сказал, то разве она поверила бы? Мужчины часто обманывают. Для них главное секс, а не любовь. Этому Хилду научили многочисленные «односторонние» любовные связи Флоры.

Однако нельзя отрицать, что она питает надежду. Как и Фредерика. Но следует быть осторожной и не позволять своим чаяниям заходить слишком далеко.

– Как я выгляжу? – поинтересовалась Хилда.

– Прекрасно, – похвалили Фредерика. – Просто замечательно!

Хилде и самой казалось, что выглядит она неплохо. У нее было мало нарядных вещей, обычно она не вылезала из джинсов и футболок, однако те, которые имелись, были самого лучшего качества.

Сейчас на ней было черное платье из не мнущегося материала – узкое, облегающее фигуру, с глубоким круглым вырезом, короткое, но не слишком. В сочетании с черными туфлями на высоком каблуке и серьгами с горным хрусталем платье выглядело превосходно.

– У Бертолда потекут слюнки, когда он увидит тебя, – предупредила Фредерика. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Что вы имеете в виду?

– Дорогая, мой сынок не сможет долго изображать из себя джентльмена в обществе такой красивой женщины.

– Фредерика, мне двадцать шесть лет, и я прекрасно отдаю себе отчет в своих действиях.

– Но все же будь осторожна, дорогая. Я не хочу, чтобы ты испытала разочарование. Иногда мужчины ведут себя как жуткие эгоисты, говорят женщинам, что любят их, а на самом деле стремятся только затащить их в постель.

Хилда вздохнула.

– Вы правы, Фредерика. Совершенно правы.

– Твоя мать считает тебя неисправимым распутником.

Бертолд медленно опустил на стол бокал с вином и внимательно посмотрел на любимую женщину. Сегодня вечером Хилда выглядела особенно красивой, особенно желанной. Приехав с работы домой, Бертолд просто поразился переменам в ее внешности. Так преобразиться можно было только ради любимого мужчины.

Бертолд и сам в обеденный перерыв отправился в магазин и купил себе новую одежду. Понимая, что плохо разбирается в моде, он попросил элегантно одетого продавца помочь выбрать что-нибудь не слишком вызывающее и в то же время модное. Раньше Бертолда совершенно не заботило то, как он выглядит, однако ради Хилды он хотел быть неотразимым. Черт побери, хотелось, чтобы при виде его у Хилды перехватило дыхание!

И Бертолд добился своего. Но вместе с восхищением его новым обликом к Хилде вернулась тревога, вызванная недостаточным доверием к Бертолду. Подобное состояние совершенно отличалось от ее вчерашней раскованности. Она вела себя просто невероятно, была страстной до бесстыдства, полностью доверилась ему. И у Бертолда появилась надежда, что подобное поведение Хилды означает, что он пробудил в ней нечто большее, чем просто сексуальное желание. За этим наверняка последует любовь, надеялся он.

И вот, похоже, его надежды рушатся. И все из-за его матери, которая, по идее, должна бы поощрять их с Хилдой отношения, а не мешать им. Бертолд решил, что, вернувшись домой, поговорит с матерью, пока она своими разговорами не натворила чего похуже.

– Наверное, это все из-за отца, – осторожно возразил он. – Но мама ошибается. Я не распутник, а просто дурень, который наконец-то очухался.

– Что ты хочешь этим сказать?

Бертолд устремил на Хилду твердый взгляд и решил все выложить смело и без обиняков.

– Я собирался сказать тебе об этом несколько позже, но дело в том, что я влюбился в тебя. Бесповоротно.

У Хилды был такой вид, что, казалось, она готова упасть в обморок. Руки сильно задрожали, и немного вина из бокала выплеснулось на белую льняную скатерть.

– Ты… ты шутишь, – пролепетала она дрожащим голосом.

– Нет. Я уверен в этом с прошлого понедельника, когда ты пришла ко мне в кабинет. Но тогда я решил, что слишком рано говорить тебе о своей любви. Хотелось добиться от тебя взаимности. Но, судя по твоему лицу мне этого не удалось.

– О нет! – вскричала Хилда, и сердце Бертолда радостно прыгнуло в груди. – Тебе удалось. Я… люблю тебя. И тоже поняла это в понедельник. Я просто не могла поверить… или надеяться… что и ты любишь меня. Но ты уверен, Бертолд? Я хочу сказать…

Бертолд протянул руки через стол и взял ладони Хилды в свои.

– Абсолютно уверен. Я готов для тебя на все, – пробормотал он, думая о том, как обманул Хилду, признав свое отцовство.

Ну, не совсем обманул, тут же мысленно поправил себя Бертолд. Я действительно питаю к Петл самые нежные чувства.

Почувствовав прикосновение к плечу, Бертолд нехотя выпустил ладони Хилды и с раздражением обернулся. Перед ним стоял официант с подносом, на котором был телефон.

– Простите за беспокойство, мистер Кертис, но вас просят к телефону. Леди утверждает, что это очень срочно.

Очень срочно? Бертолд взял трубку, подумав, что единственный, кто знает, где он проводит сегодняшний вечер, это мать.

– Бертолд Кертис, – резко бросил он.

– Ох, Бертолд, я так рада, что дозвонилась до тебя! Ужасно волновалась, что вы могли пойти в какое-то другое место.

Бертолд насторожился, уловив в голосе матери панические нотки.

– Что случилось, мама? – спросил он и тут же услышал резкий прерывистый вздох Хилды.

Они смотрели друг на друга, пока Бертолд с нарастающей тревогой выслушивал сбивчивые объяснения матери.

Петл проснулась около девяти, и Фредерике показалось, что девочка заболела. Кашляла, слегка поднялась температура. Фредерика дала ей парацетамол, как и велел врач. Но к десяти часам у ребенка затруднилось дыхание. Перепуганная, что это может быть аллергическая реакция на прививку, Фредерика позвонила доктору Фарману. Тот сказал, что на аллергическую реакцию не похоже и посоветовал отвезти девочку в ближайшую больницу. А в больнице только взглянули на Петл, как тут же отправили ее в отделение интенсивной терапии.

Господи, взволнованно подумал Бертолд, если что-то случится с Петл, Хилда этого не переживет!

– Мы срочно выезжаем в больницу, – заверил он мать, поднимаясь из-за стола.

Хилда уже стояла, теребя в руках сумочку. Бертолд взял ее за локоть и быстро повел между столиков.

– Мы уходим, – бросил он официанту. – Срочное семейное дело. Пусть метрдотель, как обычно, пришлет мне счет.

– Что-то с Петл, да?! – с тревогой спросила Хилда, когда они вышли из ресторана. – Она заболела?

– Да.

– Что с ней?!

– Не знаю. Она кашляет, и ей тяжело дышать. Может астма, или что-то в этом роде.

– Боже мой…

Бертолд успокаивающе обнял Хилду за плечи.

– Только не паникуй. Мама отвезла ее в очень хорошую больницу – Святой Марии, на Прайд-стрит. Все будет в порядке.

– Как ты можешь так говорить? Ребенок может умереть!

– Не умрет, – пробормотал Бертолд, открывая перед Хилдой дверцу машины.

Это была кошмарная поездка. Хилда сидела молча, с мертвенно-бледным лицом, а мысли Бертолда путались, перескакивая с одного на другое. Он волновался не только за женщину, которую любил, но и за ребенка. Ведь Петл такая маленькая и так дорога им всем. Нет, Господь не заберет ее. Нет…

Когда они уже подъезжали к больнице, Бертолд впервые в жизни готов был заключить сделку со всемогущим Богом.

Господи, спаси невинное дитя, и я… я…

А что я? – подумал он, испытывая отвращение к самому себе. Стану хорошим мальчиком? Буду по воскресеньям посещать церковь? Скажу Хилде правду, что Бернард Шеридан не делал никакой операции? Что я специально обманул ее, стараясь убедить в том, что я хороший человек и хороший отец?

А какой смысл в подобном признании? Хилда разлюбит меня, а я этого не перенесу.

Но ведь нельзя строить отношения на лжи и обмане, возразил внутренний голос.

Черт побери!

Фредерика ждала их у дверей главного входа и выглядела сильно постаревшей.

– Это я во всем виновата! – выпалила она. – Наверное, Петл проснулась раньше, чем я услышала ее плач. Но я разговаривала по телефону и находилась довольно далеко от детской.

– Фредерика, не вините себя ни в чем, – тихо промолвила Хилда. – Никто не виноват.

– Где она?! – вскричал Бертолд.

– Пойдем, – сказала ему мать.

Она повела их какими-то коридорами, в пустоте которых тревожно отдавались их шаги. Наконец все трое вошли в палату, где малышка Петл лежала, подключенная к кислородному аппарату и опутанная массой проводов.

Хилда разрыдалась, и Бертолд успокаивающе обнял ее за плечи. Сердце его буквально разрывалось на части.

Медсестра, стоявшая рядом с кроватью, поспешно вытолкала их из палаты.

– Вы родители? – спросила она уже в коридоре.

– Это опекунша Петл, – пояснил Бертолд, поскольку Хилда, рыдавшая у него на груди, не могла вымолвить ни слова. – Мать ребенка умерла, а я отец девочки, – добавил он, подумав, что дальнейшие объяснения сейчас ни к чему.

– А я ее бабушка, – вмешалась Фредерика. – Это я привезла ее сюда.

– И слава богу, что вовремя, – заметила медсестра. – Жалко бедняжку! У нее бронхит. Сейчас ей уже гораздо лучше, дышать легче, но предстоит трудная ночь. Врач скоро вернется и еще раз осмотрит ее, а вы постарайтесь не волноваться. Хорошо, что у нее нет аллергии на пенициллин. Конечно, он полностью не уничтожает вирус, но все же это лучший антибиотик для повторных инъекций. Правда, после бронхита бывают осложнения в виде пневмонии, особенно в таком раннем возрасте.

– А откуда вы знаете, что у девочки нет аллергии на пенициллин? – поинтересовался Бертолд.

Сестра удивлено посмотрела на него.

– Это записано в ее карте. Когда ее привезли сюда, карту заполнили с чьих-то слов.

Бертолд вопросительно посмотрел на мать. Та пожала плечами.

– Я не говорила, что абсолютно уверена в этом. Просто сказала, что у ее отца нет аллергии на пенициллин. Да и в семье подобного не замечалось.

– Мама, ради бога! – взорвался Бертолд. – А что, если я не отец Петл? Ты же знаешь, стопроцентной уверенности у нас нет.

Хилда подняла на Бертолда заплаканные глаза.

– Но Бертолд… Кто же еще может быть ее отцом?

– Ладно, не беспокойтесь, – торопливо оборвала их препирательства медсестра. – Девочке еще не кололи никаких антибиотиков. Мы ждем результатов анализа крови. Я сделаю пометку в карте, но советую вам все же поговорить с врачом. А теперь извините, мне надо вернуться к пациентке.

Медсестра поспешила в палату.

Заметив, что мать и Хилда выжидающе смотрят на него, Бертолд пробормотал:

– Я просто хотел сказать, что мы не можем быть абсолютно уверены, пока не будут готовы анализы ДНК.

– Нет, Бертолд, ты можешь быть уверен, – решительно заявила Фредерика. – У меня появились новые факты, полностью устраняющие сомнения по поводу того, кто отец Петл. Вчера вечером мне позвонила Алексис. Я хотела извиниться перед ней за то, что отменила свое приглашение на ужин в прошлую пятницу, и рассказала о Петл. А потом она призналась мне, как любит детей и как их ненавидел Бернард. Он даже сделал себе операцию… чтобы не иметь детей. Эту, как ее?.. Ватек… вакек…

– Вазектомия, – подсказал Бертолд, надеясь, что его голос не выдал ошеломления, которое обрушилось на него подобно лавине.

– Да, верно! Так что видишь, сынок, Бернард просто не мог быть отцом Петл.

Бертолд так сильно изменился в лице, что Хилда даже обеспокоенно поинтересовалась его самочувствием. Он зажмурился, затем открыл глаза и внимательно посмотрел на нее. Мысли лихорадочно крутились в его голове.

– Ты только что по-настоящему осознал это, да? – тихо спросила Хилда. Ее прекрасные глаза были полны слез. – Тебя поразила мысль, что там лежит твоя дочь?

Боже мой, подумал Бертолд, если бы она только знала!

– Да, – выдавил он из себя, и мысли его вернулись к крохотному существу, лежавшему в палате.

Бертолд и до этого момента считал, что заботится о Петл, однако осознание того, что она его плоть от плоти, породило чувства, о которых он и не подозревал. Его тревога усилилась тысячекратно, боль все сильнее и сильнее сжимала сердце, хотелось даже кричать от боли.

Боже, я должен сделать что-то, чтобы девочка поправилась, чтобы вернулась домой! Я даже готов сказать Хилде правду, если это поможет.

А кто знает? Вдруг поможет?

– Я… мне надо поговорить с тобой, Хилда, – напряженным голосом сказал Бертолд. – Мама, извини, но ты не оставишь нас на несколько минут наедине?

– Пойду посижу с Петл, – сказала Фредерика.

– В чем дело, Бертолд? – спросила Хилда, когда они остались вдвоем.

– Я должен сказать тебе кое-что. Нечто очень важное.

– Что?

– Я солгал тебе.

Хилда прижала ладонь к горлу.

– Солгал? Ты… хочешь сказать… что не любишь меня?

– Нет-нет. Разумеется, я люблю тебя. Люблю так сильно, что именно поэтому и солгал. Насчет вазектомии.

– Но, Бертолд… какой в этом смысл? Я ничего не понимаю.

– Когда я сказал тебе, что Бернард сделал вазектомию, то был убежден в тот момент, что он отец Петл. Но я уже так сильно полюбил тебя, что решил воспользоваться любыми средствами, лишь бы завоевать твою любовь. Я выдумал историю с вазектомией и объявил Петл своей дочерью потому, что думал – это поможет мне завоевать тебя.

– Так значит, ты только сейчас действительно убедился, что она твоя дочь?

– Да.

– И ты все время притворялся, изображая любящего отца?

– Да. Нет. То есть… немного. – Бертолд вздохнул. – Но мою вину смягчает то, что я по-настоящему полюбил этого ребенка. И все же понимаю, что поступил нечестно.

– Опасный и неискренний, – пробормотала Хилда, уставившись в пол.

Но тут она вскинула голову и, нахмурившись, стала вглядываться в лицо Бертолда, словно пытаясь понять еще что-то.

– А почему ты признался мне сейчас? Мог бы и не делать этого.

Он пожал плечами, чувствуя беспомощность и отчаяние.

– У меня возникла сумасшедшая мысль, что, возможно, меня наказывает Бог, и я смогу спасти Петл, если расскажу тебе правду. А потом, нельзя строить отношения на лжи и обмане. Я не хочу огорчать тебя, как мой отец огорчал мать. Мне надо, чтобы ты доверяла мне, уважала меня. Я не желаю расставаться с тобой. Не только на какое-то время, но и до конца жизни.

Хилда смотрела на Бертолда, и эти секунды показались ему вечностью. А затем она сделала нечто такое, отчего Бертолд едва не лишился разума. Хилда обняла его и сказала:

– Не надо волноваться, Петл поправится. А я доверяю тебе и уважаю, и тоже не желаю с тобой расставаться. До конца дней своих.

18

Хилда сидела в тесной комнатке приемного покоя, сжимая ладонями пластмассовую чашку с кофе. Бертолд сидел напротив, упершись локтями в колени и положив голову на сцепленные ладони. Фредерику после долгих уговоров отправили домой отдохнуть.

– Мама, нам только еще не хватает, чтобы и ты заболела, – сказал Бертолд после того, как они втроем всю ночь просидели у кроватки Петл.

Сейчас время уже приближалось к полудню, и они покинули палату, чтобы выпить кофе.

– Бертолд, перестань терзать себя, – попросила Хилда.

Ей казалось, что она прекрасно понимает нынешнее состояние Бертолда. А может, она и не понимала. Хилда любила Петл, но не была ей родной матерью.

Бертолд выпрямился, и Хилду ужаснул его вид.

– Думаю, тебе тоже лучше поехать домой, – предложила она. – Тебе надо немного поспать.

– Господи, да я не смогу уснуть, пока не буду знать, что Петл вне опасности!

Сейчас Хилда ничуть не сомневалась в любви Бертолда. Просто удивительно, на какие ухищрения он пошел, чтобы завоевать ее. И какая ирония судьбы: придуманная им ложь оказалась правдой! Да, жизнь бывает непредсказуемой. Кто бы мог поверить, что Хилда полюбит отца дочери Флоры, мужчину, которого, даже еще не зная, уже презирала.

А может, в этом нет ничего непредсказуемого? Может, все предопределено?..

Хилда была поглощена своими мыслями, когда в приемном покое появилась улыбающаяся медсестра, приставленная к Петл.

– Хорошие новости. Девочке уже гораздо легче дышать. Температура спала, и сейчас Петл проснулась. Может, кто-то из вас хочет покормить ее?

Забавно было наблюдать, как Бертолд и Хилда наперегонки бросились в палату. Бертолд на несколько секунд опередил Хилду, но она не обиделась. Ей было очень приятно наблюдать, с какой любовью и нежностью этот огромный мужчина заботится о своей маленькой дочери. Сердце Хилды затрепетало, когда Бертолд тайком смахнул слезу, а потом прижал к себе Петл с таким видом, словно она была для него величайшей в мире драгоценностью.

Бертолд поднял голову и их взгляды встретились. Хилда улыбнулась.

– Я позвоню Фредерике, ладно?

– Да, конечно.

По пути Хилда зашла в туалет и обнаружила, что ее менструальный цикл в очередной раз не дал никаких сбоев. И это было хорошо. Бертолд сейчас настолько занят заботами о дочери, что какие-то новые проблемы могут помешать ему.

Когда вечером они возвращались из больницы домой, Бертолд завел разговор, которого Хилда ждала.

– Я думаю, нам надо пожениться, – без обиняков заявил он и добавил, не дав своей избраннице времени опомниться: – И прямо сейчас постараться подарить Петл братика или сестренку.

Хилда лишилась дара речи.

– Сейчас я понял, как много упустил из всего того, что связано с Петл, – продолжал Бертолд необычайно серьезно, – и хочу теперь своими глазами увидеть рождение моего сына или дочери. Хочу вместе с тобой выбирать имя ребенку. Каждому.

Хилда с трудом сглотнула слюну.

– Каждому? И сколько их будет?

Бертолд улыбнулся.

– Только не говори мне, что ты боишься. Ты же храбрая и решительная женщина. Никогда не забуду, как ты смотрела на меня, когда впервые появилась в моем кабинете. И позже, когда я приехал с работы домой. Так что тебя не испугали мои слова, да?

Хилда улыбнулась. Если бы он только знал…

– Я должна что-то ответить? – спросила она.

– Может, ты скажешь мне: да, да, да?

– Ты торопишь меня, как обычно. Торопился затащить в постель, теперь торопишь с замужеством и детьми.

– Торопливость – это когда не уверен. А когда уверен, это называется решимостью. Так ты согласна, дорогая?

– У меня голова идет кругом.

Бертолд усмехнулся.

– Так согласна? На замужество и детей?

– Наверное, придется согласиться. Бог знает, к каким хитрым уловкам ты можешь прибегнуть, если я откажусь.

– И ты выбросишь таблетки, которые принимаешь?

– А ты не думаешь, что следует подождать до свадьбы?

– Нет, черт побери! Зная мою маму, на приготовления к свадьбе уйдет целая вечность. Будет настаивать на белом платье, на венчании и всем таком прочем. А я хочу от тебя ребенка, Хилда. И как можно скорее.

Она подумала, что Бертолд действительно человек действия.

– Ладно, я согласна.

Бертолд расплылся в улыбке.

– Ты моя любимая женщина.

– Да. А ты мой любимый мужчина.

– На всю жизнь, дорогая.

У Хилды защемило сердце от искренности, прозвучавшей в голосе Бертолда, и от любви, которой светились его глаза.

– А что скажет твоя мама?

– Да она с ума сойдет от счастья.

– Я просто не верю своим ушам! – вскричала Фредерика, услышав новость. – Еще неделю назад вы друг друга терпеть не могли. О, я поняла, вы делаете это ради Петл, да?

Бертолд обнял Хилду.

– Мама, – с укоризной промолвил он, – неужели ты действительно думаешь, что я могу жениться ради чего-то, а не ради настоящей любви?

– Ну… есть у меня некоторые сомнения, – не сдавалась Фредерика.

– Я люблю Хилду. А она любит меня, правда, дорогая?

– Да, безумно люблю, – подтвердила Хилда.

И все же Фредерика выглядела не такой счастливой, как они предполагали.

– А где вы будете жить? – робко поинтересовалась она.

Хилда опередила Бертолда, не дав ему раскрыть рот.

– Конечно же, здесь. Если вы не возражаете.

– Думаю, я смогу это пережить, – заявила Фредерика, пытаясь спрятать свою радость.

– Да, но смогу ли я? – пробормотал себе под нос Бертолд.

Во вторник Бертолд поехал на работу очень рано, потому что намеревался присутствовать на рабочем месте только до обеда. Петл выписывали из больницы, и он хотел сам забрать ее. Бертолд обнаружил, что сейчас ему трудно сосредоточиться на биржевых котировках и на падении цен на промышленные товары, но заставил себя сделать это. В конце концов, теперь он несет ответственность не только за себя, Хилду и Петл, а и за будущих детей.

Подумать только! Если бы не испорченный презерватив, он мог бы так и не познать радости отцовства. Не говоря уж о любви. Уму непостижимо, как он мог жить до тридцати трех лет без любви!

Хилда оказалась потрясающей женщиной. Ради семьи она согласилась пожертвовать карьерой актрисы. Без какого-либо нажима с его стороны она решила, что будет растить Петл и их будущих детей.

Но Бертолд вовсе не собирался держать ее под замком. Если Хилде когда-то захочется вернуться на сцену или на телевидение, он охотно поддержит ее. Ведь у такой красивой и эмоциональной женщины, как Хилда, вполне может появиться желание как-то реализовать свои творческие способности. Ладно, там будет видно!

Радостные мысли Бертолда нарушила Лизелотт, которая принесла утреннюю почту.

– Вам бандероль, мистер Кертис. – Секретарша положила на стол пакет. – С пометкой «лично».

– Спасибо, Лизелотт.

Нахмурившись, Бертолд уставился на пакет. Затем пожал плечами, вскрыл его и выложил содержимое на стол.

Это был ежедневник, на вид довольно новый, с цветами на обложке. К нему прилагалось письмо.

«Уважаемый мистер Кертис. Вы просили меня сообщить, если я вспомню что-то из моих разговоров с Флорой. Ничего нового я не вспомнила, но несколько дней назад я по просьбе домовладельца убирала ее квартиру к приезду новых жильцов и обнаружила под матрасом этот дневник. Думаю, вы найдете в нем необходимые сведения о том, кто настоящий отец ребенка. Ваша Пайети Селби.»

Бертолд уставился на ежедневник с таким видом, словно перед ним лежала болотная гадюка.

Сожги его! – мелькнула мысль.

Но он понимал, что не может сделать этого. Надо прочитать. Чтобы все окончательно выяснить.

Спустя полчаса, он захлопнул ежедневник и замер в оцепенении. Затем медленно поднялся, подошел к окну и устремил невидящий взгляд в пространство.

Оказывается, не я отец Петл.

Бертолд глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Он не знал, как назвать то чувство, которое сейчас испытывал. Уныние? Отчаяние? Нет, эти слова не отражали точно его состояния. Скорее шок.

А затем шок сменился яростью. Черт бы побрал эту Флору, которая подцепила в пивной какого-то бродягу и не удосужилась узнать его имени! Это не помешало ей трахаться с ним в машине без презерватива! Господи, эта девка, должно быть, рехнулась!

Случилось это через неделю после того, как она переспала с ним, Бертолдом. Флора не описывала в своем дневнике буквально каждый день, да и имевшиеся записи не давали полную картину происходившего. Однако деталей хватало.

Имелись в дневнике ответы и на другие вопросы.

Обнаружив, что беременна, Флора поначалу решила, что отец ребенка Бернард, потому что он никогда не пользовался презервативами, но, когда Флора заявилась к Бернарду с этой новостью, он наорал на нее, объяснил, что не может иметь детей, и дал денег на аборт.

Далее из записей ясно следовало, что, по убеждению Флоры, отцом ребенка являлся незнакомец, которого она подцепила. Бертолд даже не рассматривался в качестве потенциального отца, потому что всегда предохранялся. Однако Флора писала, что желала бы, чтобы отцом ее ребенка был Бертолд. Ей очень хотелось полюбить такого порядочного мужчину, как Бертолд, а не такого негодяя, как Бернард.

Не имея возможности точно выяснить, кто отец ребенка, Флора решила, что будет воспитывать его одна. Ей было стыдно, поэтому она не стала ничего сообщать Хилде. После рождения Петл Флора впала в отчаяние и снова стала думать о Бернарде. Похоже, она действительно любила его. Флора позвонила в «Кертис лтд.», но ей сообщили, что Бернард погиб. И на этом записи в дневнике обрывались.

Бертолд попытался выбрать из всех этих беспорядочных признаний хоть один положительный факт. И остановился на том, что, по крайней мере, настоящий отец Петл никогда не появится и не заявит о своих правах на дочь.

Значит, я все равно женюсь на Хилде, после чего удочерю Петл, упрямо решил он. Пусть в биологическом смысле она, вероятно, и не моя дочь, но во всех остальных смыслах она будет моей настоящей дочерью.

От этой мысли настроение Бертолда улучшилось. Да, именно так он и сделает!

А как же быть с дневником? Показать Хилде или уничтожить? А вдруг осознание того, что я не настоящий отец Петл, повлияет на чувства Хилды ко мне?

И еще одна мысль встревожила Бертолда. Возможно, любовь Хилды к нему каким-то образом связана с ее клятвой позаботиться о ребенке лучшей подруги.

Бертолд надеялся, что это не так, однако прагматический внутренний голос настаивал, что такое возможно. Хилда очень любит Петл. И, может быть, готова на все ради счастья ребенка, готова убедить себя, что любит отца девочки. Или мужчину, которого считает его отцом…

Когда Бертолд приехал домой, чтобы забрать Хилду и отправиться вместе в больницу, она тут же почувствовала: что-то не так. Однако не спешила расспрашивать Бертолда, ждала, пока они останутся одни.

Бертолд не стал отрицать, что возникла проблема, а затем как-то неохотно протянул Хилде дневник.

– Это дневник Флоры, – пояснил он.

– Но Флора никогда не вела дневника!

– Похоже, начала в прошлом году.

– Как он к тебе попал?

– Помнишь уик-энд, когда я пытался выяснить, кто настоящий отец Петл?

Хилда кивнула. Она была не в силах ни отвести взгляда от дневника, ни открыть его. Волнение Бертолда передалось и ей.

– В субботу я поехал в Уайтчепел и расспросил Пайети, а потом оставил ей визитную карточку, на тот случай, если она что-то вспомнит. Вот она и прислала этот дневник мне по почте. Нашла его в квартире Флоры, под матрасом. Пайети убиралась там по просьбе домовладельца.

Хилда сглотнула слюну.

– Там есть… что-то такое, что мне не понравится?

– Зависит от того, как на это посмотреть.

– Что ты хочешь сказать?

– Просто прочти его. А потом мы поговорим.

И Хилда прочитала дневник. Сначала она ужасно разозлилась на Флору, а потом сильно опечалилась.

– О, Бертолд, – промолвила она дрожащим голосом, – ты, наверное, чувствуешь себя отвратительно.

Улыбка у Бертолда получилась грустной.

– По крайней мере, тебя, похоже, волнуют мои чувства.

– Конечно, волнуют. А как же иначе?

– А я уж подумал, что ты разлюбишь меня, когда узнаешь, что я не отец Петл.

– Бертолд, это же глупо! Моя любовь к тебе почти не имеет никакого отношения к Петл, и я полюбила тебя уж никак не ради нее. А знаешь, я то же самое могу сказать и о тебе. Возможно, твоя любовь ко мне связана с твоей любовью к Петл. И, может быть, теперь, когда ты знаешь, что не являешься ее отцом, ты уже больше не любишь Петл. Да и меня заодно.

– Но это неправда! Боже мой, не говори так!

– Тогда и ты не говори! Это оскорбляет мою любовь к тебе!

– Да, ты права. Прости меня. Я, наверное, рехнулся, когда получил этот чертов дневник. Никогда не чувствовал себя таким опустошенным и расстроенным. Но это не значит, что я перестал любить Петл. Я по-прежнему люблю ее! И мне кажется, что нам ни в коем случае не надо менять наши планы. Я остаюсь ее отцом во всех смыслах. А после того, как мы поженимся, я смогу удочерить ее. Ты согласна?

От избытка чувств у Хилды защемило сердце.

– Конечно, согласна. Ты будешь замечательным отцом.

– Уж я постараюсь.

– Бертолд… а ты подумал о том, что скажешь матери?

– Конечно. К сожалению… она должна знать всю правду.

– Она так любит Петл.

– Очень любит. И вполне естественно, что она расстроится. – Бертолд вздохнул. – Бедная мама. Она была так уверена.

– Да.

– Что ж… жизнь иногда преподносит и неприятные сюрпризы.

К больнице они подъехали в полном молчании и только, увидев Петл, воспрянули духом. К тому времени, когда вернулись домой, Хилда с радостью заметила, что подавленное настроение Бертолда улетучилось, однако глаза его все еще были немного грустными.

Наблюдая за тем, как бережно Бертолд доставал из машины ребенка, она подумала, что жизнь несправедлива. Именно Бертолд заслуживает право быть отцом Петл, а не какой-то пьяный шалопай.

Когда Фредерика вышла встречать их, все радостно улыбались. Бертолд бросил на Хилду многозначительный взгляд, как бы предупреждая: не сейчас. Она согласно кивнула, радуясь тому, что оставила дневник Флоры в машине.

Фредерика забрала ребенка у Бертолда. Глаза ее светились счастьем, когда она разглядывала личико Петл.

– Пока вас не было, звонил доктор Фарман, – сообщила Фредерика, продолжая лучезарно улыбаться. – Он позвонил в лабораторию и попросил их поторопиться с анализом, поскольку Петл заболела, а ему срочно требовалось подтверждение того, что Бертолд отец Петл. Так что результаты уже готовы.

– Сейчас уложим Петл, и я съезжу за ними, – сказал Бертолд деревянным голосом, и у Хилды сжалось сердце. – Мама, но прежде я хотел…

– Господи, да зачем тебе ездить за ними! Доктор Фарман мне все рассказал по телефону. Как жаль… – глядя на сына, Фредерика покачала головой, – жаль, что я не азартный человек, а то заключила бы пари и выиграла кучу денег.

Хилда затаила дыхание, а Бертолд превратился в статую.

– Эй, да что вы оба застыли? – встревожилась Фредерика. – Разве мы не были на девяносто девять процентов уверены в результате? Особенно после того, что рассказала мне Алексис. Конечно же, мы были уверены! И не будь ты, Бертолд, таким упрямым, я в самый первый день продемонстрировала бы тебе, как много Петл унаследовала от тебя. У нее даже есть родимое пятно Кертисов! Но вы, мужчины, всегда думаете, что знаете абсолютно все.