Текст книги "Ваш скандальный нрав"
Автор книги: Лоретта Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Лоретта Чейз
Ваш скандальный нрав
Пролог
Мне нужен герой…
Лорд Байрон, «Дон Жуан», песнь первая
Рим
Июль 1820 года
Она поднималась по лестнице в свою спальню, разбрасывая на ходу предметы одежды.
Марта Фейзи двигалась очень быстро. Пристально глядя на Джеймса, она поднималась вверх, ни разу не споткнувшись, не пропустив ни единой ступени. Когда она со смехом сорвала с себя маску и вуаль, на ее смуглом лице мелькнула белозубая улыбка. Потом настала очередь плаща и полупрозрачной изысканной сорочки из тонкой ткани, державшейся лишь на нескольких лентах и завязках.
Изумруды – тяжелое ожерелье с крупной подвеской, которая покачивалась между ее грудей, подходящие к нему серьги и браслет – Марта оставила на себе.
Джеймс замедлил шаг, чтобы расстегнуть жилет. Сбросив его с одного плеча, он снова стал подниматься вверх следом за ней с выражением того же сдержанного любопытства, которое он придал своему лицу для того, чтобы проглотить наживку.
Привыкшая получать все, что хочет, Марта не смогла противостоять вызову, и Джеймсу не пришлось прикладывать слишком больших усилий, чтобы стать для нее желанным. Будь у него выбор, он не прикоснулся бы к ней и лодочным шестом. Ну а поскольку выбора не было, Джеймс просто решил не скрывать своей неохоты. Как он и ожидал, это лишь подхлестнуло Марту, задев ее самолюбие.
Конечно, следует признать: она весьма привлекательна. Джеймс слышал, что лорд Байрон даже написал о ней стихотворение, правда, не для публикации. Марта принадлежала к тому типу женщин, которыми он восхищался. Смуглая, страстная – поэт назвал бы ее «великолепным животным».
А вот самому Джеймсу такие женщины не слишком нравились. Ему был уже тридцать один год, и Марта была далеко не первой страстной, жадной и опытной любовницей в череде его заграничных любовных похождений. Однако если ему доведется пережить эту историю, то она станет последним его приключением. Ну и само собой, если он не переживет ее, что весьма вероятно, то исход будет тем же самым.
«Как бы ни повернулось дело, я окажусь в выигрыше», – подумал Джеймс.
Но если он провалит свою миссию, то его ждет медленная и мучительная смерть. Его не будут вспоминать как героя. Никто не узнает, что он умер, пытаясь спасти мир. Возможно, не найдут даже его тела – или того, что от него останется.
«За этого чертова кровавого короля и эту чертову кровавую страну», – проговорил про себя Джеймс, закрывая за собой дверь. В последний раз.
Джеймс снял с себя жилет и бросил его вместе с сюртуком на стоявший возле двери стул. Он продолжал наступать, а она теперь медленно отступала к кровати.
Без сомнения, путь был ей знаком, и она уверенно двигалась даже в темной комнате, хотя вообще-то было не совсем темно. Должно быть, слуги приготовились к их приходу, потому что свечи в подсвечниках были зажжены. И вероятно, они предполагали, что она вернется не одна, потому что горело только две свечи. Именно так, по их мнению, должна выглядеть интимная обстановка.
Их света было достаточно для того, чтобы он смог разглядеть ее сверкающие белые зубы, когда она приоткрыла рот. Света хватило и на то, чтобы в изумрудах запылал зеленый огонь и сверкающей радугой вспыхнуло множество мелких бриллиантов, которые окружали их. Но даже без света Джеймс смог бы почувствовать, где находится Марта. Запах ее духов заполнил собой всю комнату: слишком приторный, сладкий, напоминающий аромат увядающих роз.
Марта провела ладонями по своей высокой упругой груди, по округлым бедрам. Она была сложена восхитительно и прекрасно сознавала это.
– Видишь, я ничего от тебя не скрываю, – проговорила она. – Я полностью раскрылась перед тобой.
Судя по ее произношению, большую часть жизни Марта провела на юге Италии и была мало – очень мало! – образована. Джеймс заметил и легкий акцент – без сомнения, родом она была с Кипра. Несмотря на то что его – как и ее – прошлое было весьма смутным, он говорил на итальянском – языке его матери – безупречно. А поскольку Джеймс унаследовал от матери черные курчавые волосы и точеный римский профиль от деда, Марта и не догадывалась, что он был не только сыном английского вельможи, но и агентом правительства его величества.
Одним словом, Джеймс Кордер был еще большим обманщиком, чем его очаровательная партнерша. Хитрость состояла в том, чтобы она об этом не догадалась.
– Не совсем, – ответил он, расстегивая брюки. – Твои камни великолепны, однако твоя красота не нуждается в дополнительных украшениях, и тебе это известно.
Он уж не стал говорить о том, что массивные украшения только мешали во время соития. «Из-за них можно и без глаз остаться», – мысленно сказал он.
Марта рассмеялась.
– Ну вот, наконец-то ты мне льстишь, – промолвила она. – Я уж думала, что никогда не услышу от тебя ничего подобного.
Джеймс перешагнул через упавшие на пол брюки.
– Зрелище, открывшееся моему взору, возбуждает мой язык, – сказал он.
– Отлично, – проворковала Марта, опуская глаза. – Но насколько я вижу, возбужден не только твой язык, но и твой дружок.
Конечно, еще бы он не возбудился! Одно дело его отношение к ней, а другое – его мужские чувства. Ведь что ни говори, а она восхитительна. Настоящая женщина!
Расстегнув серьги, Марта положила их на столик у кровати. Затем, сняв браслет, она уронила его рядом с ними.
Джеймс стянул через голову рубашку.
Марта возилась с застежкой ожерелья.
– Позволь мне, – проговорил он.
Застежка была очень старой – вероятно, еще той, которую прикрепил к нити ювелир, сделавший украшение, поэтому с ней надо было обращаться очень бережно и при этом внимательно следить за тем, что делаешь. Это ожерелье предназначалось не для обычных вечерних выходов, а для событий государственной важности. Его изготовили для королевы более двухсот лет назад. Его нынешние владельцы, изгнанные Наполеоном, вынуждены были спрятать свои драгоценности и сбежать в безопасное место. Сокровища направлялись к месту хранения под охраной двух надежных слуг, когда Марта с двумя сообщниками, переодетые в монашеские одеяния, похитили их.
Однако возраст украшений, их история никак не вязались с ней! Марта Фейзи выросла на улице, она в полном смысле слова была аморальной особой. К красивым мужчинам она испытывала слабость, а к драгоценностям – страсть.
Это все, что Джеймсу было о ней известно. Впрочем, для той работы, которую он должен был выполнить, ему и не следовало знать больше.
Забрать камни, выбраться из ее дома, передать камни их законным владельцам – вот его часть работы. Остальным пусть занимаются дипломаты.
Изумруды были небрежно брошены на столик у кровати, а Джеймс переходил к своему делу. Хотя правильнее было бы сказать – не к делу, а к битве.
В конце концов, он простой солдат, хотя армия, на стороне которой он воюет, никем не признана. Никто не приколет ему на грудь медаль за выполнение задания, никто не упомянет его имя в депеше.
А вот если он не будет очень осторожным, никто не спасет его.
«Поэтому, Джейми, мой мальчик, что бы ты ни делал, – советовал он себе, – будь предельно внимательным».
А потом он дал девушке то, чего она хотела, и при этом потрудился на славу. Как бы ни относился Джеймс к своей работе, он был в состоянии доставить удовольствие красивой и страстной женщине, как это сделал бы на его месте любой другой мужчина.
Когда она была удовлетворена – хотя бы на некоторое время, – Джеймс прошептал:
– Я умираю от голода. А ты?
– Да, – ответила она шепотом. – Нам надо выпить вина, поесть… И тогда мы вновь наберемся сил. Колокольчик для вызова слуг рядом с тобой.
– Пускай слуги спят, – сказал Джеймс. – Я и сам найду, чем подкрепиться.
Марта рассмеялась.
– Да уж, не сомневаюсь, – заметила она. – Едва увидев тебя, я разглядела в тебе охотника.
Что ж, так оно и есть.
Джеймс встал с кровати. Его панталоны лежали под рукой – он заранее постарался положить их так, чтобы потом не искать. Джеймс натянул их на себя, затем нашел на ощупь свою рубашку. Стоя спиной к Марте, он, встряхнув, надел ее, умудрившись при этом ловким движением забрать со столика драгоценности.
Дальше все оказалось до смешного просто. Из-за полога она не могла видеть дверь и стул, на который Джеймс бросил свой жилет и камзол. Схватив вещи, он выскользнул из комнаты.
Другой человек на его месте отложил бы побег до того мгновения, когда она заснет. Но Джеймс поступил, как посоветовала бы ему леди Макбет: «Если это надо сделать, то лучше уж сделать это быстро».
Стало быть, двигаться ему следует как можно быстрее. Марта сразу заметит, что изумруды пропали, и, надо думать, ее реакция будет ужасной. Последний мужчина, который вызвал ее гнев, был лишен мужского достоинства. Джеймс тоже лишится его, но только по кусочкам.
Скорее всего на бегство у него есть считанные мгновения. Вероятно, всего несколько секунд.
Он бросился вниз по лестнице.
Одна секунда. Вторая. Третья. Четвертая. Пятая. Шестая. Седьмая…
– Остановите его! – раздался сверху ее вопль. – Поймайте его! Сломайте ему ноги!
Едва Джеймс успел спрыгнуть с лестничной площадки, как какой-то громила высоченного роста и крупного телосложения стал подниматься по ступенькам. Джеймс в один миг перегородил ему путь, вытянув вбок напряженную руку. Слуга слишком поздно увидел ее. Он налетел на мускулистую руку Джеймса, и тот резко ударил его по горлу. Слуга полетел вниз по ступенькам и упал, ударившись головой.
Сверху Марта закричала по-гречески своим слугам, чтобы они не убили Джеймса. У нее появились новые планы.
Над головой Джеймса просвистел нож.
Марта, грязно ругаясь, орала, что именно она с ним сделает, какие части его тела отрежет первыми.
Обежав недвижимое тело упавшего слуги, Джеймс помчался в холл, к выходу из дома.
Тут дверь с треском распахнулась, и другой слуга бросился ему навстречу. Джеймс снова воспользовался тем же приемом с напряженной, как камень, рукой, только на сей раз удар пришелся в грудь негодяю. Его колени подогнулись, и он осел на пол, а затем упал на спину.
Джеймс слышал, как слуга взвыл от боли. Должно быть, он что-то себе сломал.
Но его крики ничего не значили для Марты.
Джеймс несся вперед, и уже через миг ему удалось выскользнуть из дома.
В мгновение ока его фигура растворилась в ночной мгле.
Глава 1
Вы видели гондолу, без сомненья.
Нет? Так внимайте перечню примет:
То крытый челн, легки его движенья.
Он узкий, длинный, крашен в черный цвет.
Два гондольера в такт, без напряженья,
Ведут его – и ты глядишь им вслед,
И мнится, лодка с гробом проплывает.
Кто в нем, что в нем – кто ведает, кто знает?
Лорд Байрон, «Беппо»
Венеция
Вторник, 19 сентября 1820 года
Пенисы. Повсюду.
Франческа Боннард задумчиво осматривала потолок.
Век или два назад семья Нерони буквально помешалась на декоративной лепнине. На стенах и потолках палаццо, который она арендовала, царил настоящий разгул гипсовых драпировок, цветов и фруктов. Но больше всего Франческу восхищали крылатые младенцы – путти. Они так и ползали по потолку, приподнимая гипсовые портьеры, прячась в их складках, невесть что разыскивая. Они так и льнули к рамкам потолочных картин и к золотым медальонам, висевшим над дверями. По количеству они во много раз превосходили четырех гипсовых женщин с обнаженной грудью, стоявших по углам, и четырех мускулистых мужчин, которые поддерживали потолок.
Все младенцы были мальчиками, причем обнаженными. Таким образом, над головой можно было увидеть огромное количество маленьких пенисов – около сорока, по последним подсчетам, хотя, кажется, сегодня их стало еще больше. Интересно, они размножаются спонтанно или их появление – результат вольных шалостей гипсовых мужчин и женщин, которые они позволяют себе, когда дом погружается в сон?
За три года жизни в Венеции Франческа побывала во множестве помпезных домов. Ее жилище выиграло бы приз за декоративные излишества. И это не говоря уже о количестве репродуктивных органов младенцев мужского пола.
– Не стоит мне так раздражаться из-за них, – промолвила Франческа, – но они же отвлекают. Когда гости приходят ко мне в первый раз, они большую часть времени ошеломленно глазеют на стены и потолок. Подумав как следует, я пришла к выводу, что Данте придумал свой «Ад» после визита в палаццо Нерони.
– Да пусть глазеют, – заметила ее подруга Джульетта. Положив локоть на подлокотник, она подперла подбородок рукой и задумчиво посмотрела на потолок. – Пока твои гости рассматривают путти, ты можешь преспокойно рассматривать их самих, что из вежливости не могла бы делать в другое время.
Девушки представляли собой чудесную пару: Франческа – высокая и очень красивая; Джульетта – маленькая и тоже довольно милая. Лицо сердечком и невинные карие глаза делали ее похожей на девочку-скромницу. Однако в свои двадцать шесть она была всего на год младше Франчески. И в тысячу раз опытнее ее.
Франческе было известно, что никому не придет в голову назвать ее милашкой. Черты лица она унаследовала от матери, и наиболее выразительными были ее глаза – необычного зеленого оттенка, миндалевидной формы. Густым каштановым волосам она была обязана своей бабушке-француженке. Остальное досталось ей от сэра Майкла Сондерса, ее негодяя-папаши, и его предков. Франческа, как и все Сондерсы, была высокой, особенно по сравнению с другими женщинами. Несколько лишних дюймов вдохновляли карикатуристов, которые во время бракоразводного процесса то и дело рисовали ее, подписывая под картинками «Амазонка» или «Великанша».
Она развелась с лордом Джоном Боннардом – он недавно получил титул барона и теперь именовался лордом Элфиком – пять лет назад. И вот уже пять лет, как Франческа оставила позади всю ту чушь, которую люди именуют любовью; не думала она и о мужчинах. Теперь она могла с гордостью демонстрировать свое великолепное тело и одеваться так, чтобы подчеркивать каждый его изгиб.
Когда-то мужчины предавали, бросали и больно ранили ее.
Теперь все это в прошлом.
Теперь они молят ее обратить на них внимание.
Этим вечером некоторые из них придут к ней именно с этой целью. Поэтому Франческа принимала свою подругу здесь, а не в более маленькой и уютной комнате, примыкавшей к ее будуару, расположенному в другой части палаццо. Та удобная, почти свободная от путти гостиная была предназначена для интимных встреч, и ей еще предстояло решить, кого из пришедших сегодня гостей она удостоит чести пригласить туда.
Франческа не спешила делать выбор.
Она лениво встала с дивана – в такой позе, которая привела бы в ужас ее гувернантку, – и медленно подошла к окну.
Канал, на который выходило окно, – не самый главный венецианский, не Большой канал, – был одним из самых больших в лабиринте второстепенных каналов, пересекающих город. Большой канал был недалеко, зато ее канал пролегал в одной из самых тихих частей Венеции.
Правда, этот день тихим было не назвать – за окном по балкону барабанил дождь, а при порывах ветра он начинал стучать в стекло. Франческа посмотрела на улицу и… заморгала.
– Бог ты мой, кажется, я вижу признаки жизни на противоположной стороне, – проговорила она.
– В Ка-Мунетти? В самом деле?
Поднявшись, Джульетта присоединилась к подруге.
Сквозь потоки дождя они увидели гондолу, которая подплыла к дому, стоявшему на противоположной стороне узкого канала.
Франческа знала: словечко «ка» в Венеции употребляли вместо полного слова casa – дом. Когда-то давно лишь Дворец дожей называли палаццо, а все остальные дома именовали просто casa. А сейчас любой дом любого размера – и большой, и маленький – мог называться палаццо. Дом напротив, без сомнения, величал себя именно так. Со стороны канала он был похож на жилье Франчески – с водными воротами, которые вели к холлу на первом этаже, балконным дверям второго этажа, над которым возвышался более скромный третий этаж. Величал постройку чердак для слуг.
Однако Ка-Мунетти вот уже почти год оставался необитаемым.
– Я вижу только одного гондольера, – промолвила Франческа, – и, кажется, двух пассажиров. Из-за этого проливного дождя больше ничего не разглядеть.
– Похоже, багажа у них нет, – добавила Джульетта.
– Багаж могли выслать вперед, – сказала Франческа.
– Но в доме совсем темно.
– Значит, они еще не наняли слуг.
Семья Мунетти, уезжая, увезла с собой слуг. Мунетти не были богаты, как большая часть венецианской знати, поэтому либо Венеция оказалась слишком дорога для них, либо они сочли правление австрийцев слишком утомительным. Поэтому, вслед за владельцами палаццо Нерони, предпочли сдать свой дом иностранцам.
– Странное время года для того, чтобы ехать в Венецию, – заметила Джульетта.
– Возможно, именно мы сделали это время модным, – улыбнулась Франческа. – Впрочем, скорее всего, будучи иностранцами, они просто не знали, какая здесь сейчас погода.
Все, кто мог себе это позволить, уехали из Венеции еще в летнюю жару. Они разъехались по своим виллам на материке в июле и не намеревались возвращаться в Венецию до Дня святого Мартина 11 ноября – официального начала зимы.
Франческа уехала из Миры, с виллы графа Маньи, после ссоры, касающейся гостя из Англии, лорда Квентина. Здесь, в собственном доме, она могла ни с кем не разговаривать. Правда, Франческа никогда не рвалась в сельское уединение. Она предпочитала жить в городе. Бывало, она скучала по Лондону, но далеко не так, как вначале. Хотя она ни за что не призналась бы кому-то, что вообще тоскует по Англии.
В комнату вошел слуга, чтобы накрыть стол к чаю.
– Арнальдо, вы ничего не слышали о Ка-Мунетти? – полюбопытствовала Франческа.
– Вчера поздно вечером прибыл багаж, – ответил Арнальдо. – Но небольшой. Они наняли гондольера, Дзеджо, – он кузен жены кузена нашей кухарки. По его словам, новый хозяин связан с семьей Альбани. Он хочет учиться с армянскими монахами – как ваш друг лорд Байрон.
Приподняв брови, Джульетта посмотрела в глаза Франческе. Они рассмеялись.
– Байрон учился у армянских монахов, – сказала Джульетта, – но монахом он не был.
– Но все же всего двое слуг… – пробормотала Франческа, наблюдая за тем, как открылись водные ворота.
– Не исключено, что новый жилец – венецианец, – вымолвила Джульетта. – А они слишком бедны, чтобы держать нужное количество прислуги. Лишь иностранцы да шлюхи могут себе позволить нанять полный дом слуг.
Арнальдо вышел, и разговор продолжился на английском.
– Должно быть, мой новый сосед – скупой иностранец, – предположила Франческа. – Или отшельник.
– В любом случае он не для нас.
– Нет, конечно, Боже ты мой! – взорвалась хохотом Франческа.
Ее смех был известен ничуть не меньше, чем ее необычная внешность, а то и больше.
После того как развод отлучил Франческу от респектабельного общества, ей пришлось учиться обхождению с мужчинами. Однако обучение шло быстро. Фаншон Нуаро, ее парижский учитель, говорил, что у нее прирожденный дар.
Самый важный урок, который получила Франческа, был урок того, как разговаривать с мужчинами. Или, что гораздо важнее, как их слушать.
Но когда Франческа Боннард смеялась, мужчины слушали ее всем своим существом.
– Когда ты смеешься, – говаривал ей лорд Байрон, – у мужчин перехватывает дыхание.
– Лучше бы им в это время перехватывать свои кошельки покрепче, – отвечала ему она.
И тогда смеяться начинал он – хоть и довольно уныло, потому что это было правдой.
Франческа Боннард была куртизанкой, причем такой дорогой, что лишь немногие мужчины могли купить ее. И лорд Байрон не принадлежал к их числу.
Тем временем на противоположной стороне канала
Из всех городов мира она должна была приехать именно в этот.
Страшно неудобно!
Не говоря уже о том, что здесь очень сыро.
Гондола Джеймса отправилась в путь с материка под дождем и плыла по Большому каналу под таким яростным ливнем, что пришлось закрыть окна пассажирской каюты. А сквозь рейки жалюзи были различимы лишь силуэты домов да каменные набережные. До него не доносилось ни звука – лишь дробь дождя по каюте и палубе гондолы.
Можно подумать, что это и есть тот потусторонний мир, в существование которого верили его римские предки. Словно он плывет по Стиксу среди теней умерших.
Этот полет воображения долетел до земли или, скорее, воды, когда Джеймс услышал эхо ударов весел о воду под мостом. Через мгновение гондольер объявил:
– Мост Риальто.
Гондольера звали Дзеджо. На первый взгляд венецианец казался слишком юным для того, чтобы везти кого-то куда-то, слишком красивым, чтобы заниматься физическим трудом, и слишком невинным, чтобы его воспринимали всерьез. Вероятно, именно из-за внешности знакомые Джеймса и считали Дзеджо наиболее удобным проводником по Венеции. Потому что на самом деле ему было тридцать два года, он был далеко не невинен, и к тому же они уже нанимали его ранее.
Дзеджо был высоко почитаемым местным агентом. Более того, он стремился стать венецианской версией Джеймса Кордера.
Бедняга!
Свернув с Большого канала в какой-то узкий водный переулок, а затем – еще в один, они наконец оказались возле Ка-Мунетти.
– Ах, Венеция! – оглядываясь по сторонам, протянул выбравшийся из каюты Джеймс. Зрелище было невеселым – дома и гондолы казались лишь темными силуэтами в серой дождливой мгле. – Отличное место, надо сказать. Для сырости.
Его слуга Седжуик пробормотал что-то в ответ. Это был невысокий паренек – настолько неприглядный, что люди старались не замечать его. И это было их первой ошибкой, а порой и последней.
– Что ты сказал, Седжуик? – переспросил Джеймс.
– Я сказал: «Как мне хочется оказаться в Англии», – отчетливее проговорил Седжуик.
– Кому бы не хотелось? – пожал плечами его хозяин. Конечно, в Англии еще холоднее, да и солнца там не больше, но это же Англия, в конце концов, а не очередная чертова страна, полная иностранцев.
Впрочем, Джеймс здесь не был полноценным иностранцем. Его мать состояла в родстве с доброй половиной известных итальянских семей, и ее предки были не менее знатны, чем предки его отца, лорда Уэствуда.
Однако Венеция – это не Италия.
Венеция – это… Венеция.
Гондола остановилась около водных ворот, и Джеймс посмотрел на дом на противоположной стороне канала. Ее дом.
А она – это Франческа Боннард, дочь бессовестного мошенника, покойного сэра Майкла Сондерса; бывшая жена так называемого столпа нравственности лорда Элфика, в настоящем – самая дорогая шлюха в Венеции.
Может, кто-то бы возразил, что последний титул нынче не был слишком большим достижением, каким был бы, скажем, три века назад. Ведь Венеция прославилась на весь свет в последние десятилетия. А эта Боннард имела репутацию самой дорогой потаскухи не только в Венеции, но, возможно, и во всей Италии и, очень возможно, на всем материке.
Вот только какими ветрами королеву куртизанок занесло в Венецию – вот в чем вопрос… Легендарный город обнищал, множество знатных семей покинуло его, а ручеек стремившихся сюда гостей совсем обмельчал.
Почему она не осталась в Париже, где три или четыре года назад достигла небывалой славы и где могла выбирать себе жертвы среди многочисленных представителей знати? Или почему она не в Вене? Или, на худой конец, не в Риме, не во Флоренции?
Рано или поздно он обязательно ответит на эти вопросы. Лучше бы как можно раньше. Потому что у него есть планы, которые она нарушила.
Джеймс забрал изумруды у Марты Фейзи и вернул их настоящему владельцу. В благодарность за то, что британское правительство оказало ему эту маленькую услугу, владелец подписал один очень важный договор. Джеймса он тоже наградил, причем весьма щедро.
Предполагалось, что это была последняя миссия Джеймса. Выполнив ее, он должен был уехать к себе домой на заслуженный отдых.
Не тут-то было.
Когда водные ворота распахнулись и гондола остановилась, Джеймс пожелал про себя, чтобы бывшая жена лорда Элфика отправилась прямиком в Аид – царство теней.
Джеймс ступил на выложенную мрамором прямоугольную площадку, которая вела на первый этаж. Стены вокруг были обшиты темными деревянными панелями. Здесь было холодно, пахнущий плесенью сырой воздух тут же заполнил его ноздри.
Следом за Дзеджо он поднялся на второй этаж и оказался в просторном центральном холле. Портик тянулся вдоль всего дома.
Это помещение явно было рассчитано на то, чтобы покорять своим видом. С центральной части потолка рядком свисали великолепные люстры, ряды внушительных канделябров, стоявших на столах, вытянулись вдоль стен – все из знаменитого муранского стекла. Должно быть, когда в них зажигали все свечи, картина была потрясающей, ведь золотистые отблески начинали плясать на лепнине, стенной резьбе, скульптурах, картинах.
– И все это на воде, – проворчал Седжуик, неодобрительно оглядываясь по сторонам. – Что это за люди, которым взбрело в голову построить город на сваях, вколоченных в болотистую почву? На островах?!
– Итальянцы… – пожал плечами Джеймс. – Понятно, почему они когда-то правили миром и почему Венеция когда-то царствовала на морях. Но тебе следует хотя бы отдать должное инженерному гению строителей.
– Я отдам им должное за прямой путь к малярии, – продолжал ворчать Седжуик. – И к тифу, – добавил он, помолчав.
– Но сейчас здесь нет эпидемии, – заверил их Дзеджо. Малярия приходит летом, а тиф – весной. Зато сейчас вполне здоровая пора.
– Ну да, сейчас тут болеют только воспалением легких, – съязвил Седжуик. – Отвратительными ангинами. Туберкулезом. Всевозможными легочными недугами.
– В этом весь мой Седжуик, – промолвил Джеймс. – Всегда видит вещи в ярком свете.
Дзеджо повел их по большому холлу в боковую часть дома, где были расположены предназначенные им комнаты. Там канал заканчивался.
– Вы еще увидите, – заверил он их, – что осенью и весной в Венеции куда приятнее, чем на материке. Именно поэтому все возвращаются сюда в День святого Мартина.
Все, кроме нее.
До этого она останавливалась в Мире, на летней вилле графа Маньи, ее парижского друга и, возможно, бывшего любовника. А может, и нынешнего – слухи ходили разные. Беда в том, что в конце августа, после целой серии переговоров с лордом Квентином, начальником Джеймса, она оставила Маньи на попечение местных красавиц и со всем своим багажом отправилась в Венецию. Квентину не удалось уговорить эту леди вернуть ему некоторые письма, которые она у себя прятала; не выполнили эту задачу и его агенты, прибегавшие к более примитивным методам. Поэтому его светлости оставалось только обратиться за помощью к Джеймсу, прежде чем его дорожные сундуки были погружены на плывущее в Англию судно – прочь от конспирации, убийц и жаждущих крови потаскух. Навстречу всему хорошему.
Когда он в последний раз говорил с нормальными, уважаемыми людьми с их земными тайнами? Когда последний раз проводил время в компании мужчин и женщин, которые не скрывали бы темные стороны своей жизни? Когда в последний раз смотрел в глаза невинной молодой женщины, которая не была бы его сестрой? Джеймс не мог дать ответа на эти вопросы.
Он стал осматриваться по сторонам.
Несмотря на то что и эта часть дома изобиловала шелком, бархатом и позолотой, здесь было куда уютнее, чем в портике. И тут можно было согреться, поскольку день выдался холодным, – кто-то предусмотрительно развел огонь в камине до их приезда.
И все же атмосфера в этом доме была неспокойной.
– Все старомодное и изношенное, – заявил Седжуик, обводя комнату критическим взглядом.
– Венеция походит на прекрасную куртизанку, которая… – Дзеджо нахмурился, подбирая нужные слова, – переживает непростые времена…
– Попала в трудное положение, – помог ему Джеймс.
– Попала в трудное положение, – повторил Дзеджо. Он вполголоса промурлыкал эту фразу несколько раз. – Поня-ятно… Вроде то же самое, да не совсем то.
Подойдя к окну, Джеймс взглянул на узкий канал. В освещенном окне дома напротив мелькнул женский силуэт. Спустя мгновение женская фигура появилась вновь и замерла в оконном проеме. Потоки дождя поглощали почти всю картину, к тому же он инстинктивно старался избегать света, да и роспись на стекле почти полностью скрывала его, но на всякий случай Джеймс отступил еще глубже в тень.
– Сегодня синьора дома, – сказал Дзеджо. Он подошел к окну. – Думаю, ее подруга тоже там. Да, это гондола синьорины Саббадин, как я и думал. Почти каждый день они вместе пьют чай. Они как сестры. Все ее друзья отправились в Венецию за мадам, потому что там, где ее нет, слишком скучно. Но мы здесь никогда не скучаем. Даже сейчас у нас есть опера, балет, мы можем смотреть пьесы. А вскоре после Рождества начинается карнавал.
Джеймс еще раз выглянул в окно.
– Седжуик, если к началу карнавала мы все еще будем в Венеции, – проговорил он, – пристрели меня.
– Хорошо, сэр, – улыбнулся слуга. – Поэтому, думаю, вам надо браться за дело немедля.
Джеймс кивнул.
– Дзеджо, выясни, куда она направится сегодня вечером. Мне нужно одеться соответственно.
– Без сомнения, в «Ла Фениче», – сказал Дзеджо.
– Да, – пробормотал Джеймс, – это же самый лучший театр Венеции. Где еще можно показать себя?
– Потому что там сегодня дают оперу Россини «La Gazza Ladra», – сообщил Дзеджо.
– «Сороку-воровку», – перевел Джеймс Седжуику, в число многочисленных талантов которого не входило знание иностранных языков.
– Она постоянно ходит в оперу, – сказал Дзеджо. – Но на всякий случай я бы уточнил эту информацию. А потом я постараюсь найти человека, который отведет вас в ее ложу и представит. Вас это устраивает?
– Я не хочу знакомиться с ней до тех пор, пока не узнаю ее получше, – промолвил Джеймс. – А для этого мне понадобится денек-другой.
– Он хочет изучить свою мишень, – пояснил Седжуик Дзеджо. – Впрочем, у хозяина никогда не было проблем с женщинами – он их отлично понимает. Не сомневаюсь, что с ней мы быстро справимся.
– Именно так, – кивнул Джеймс. Тут он увидел, что к палаццо Нерони подплыла большая двухвесельная гондола. – Кто это?
Дзеджо несколько мгновений молча рассматривал гондолу.
– Ага, знаю… – проговорил он наконец. – Он приезжает в Венецию вскоре после ее возвращения. Он – это кронпринц Джилении. Очень красив, с золотистыми мелкими кудрями. Правда, немного глуповат, но говорят, что она оказывает ему знаки внимания.
Джиления была едва заметным пятнышком на карте Европы, но в обязанности Джеймса входило знать все пятнышки до единого.
– Принц Лоренцо, – промолвил он. – Что он за человек? Мальчишка двадцати одного года?
– Со всем моим уважением к вам, хотел бы заметить, что вам было на шесть лет меньше, когда вас взяли на службу, – заметил Седжуик.
– Это верно, – кивнул Дзеджо. – Синьор Кордер – настоящая легенда. Между прочим, даже я считал его мифом до тех пор, пока не увидел собственными глазами.
– Но есть существенная разница, – сказал Джеймс, – между доставляющим кучу беспокойства младшим сыном английского вельможи и наследником одной из старейших монархий Европы. Наследников королевских семей лучше защищают, а уж наследника джиленийской королевской семьи и вовсе держат в тепличных условиях. Я, кстати, очень удивлен тем, что родители согласились выпустить его из виду.
