Текст книги "Виконт-бродяга"
Автор книги: Лоретта Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Однако и тогда никто не предпринял попытки вызнать, что именно эта странная молодая женщина делает в величественном городском особняке графа Эндовера. А Кэтрин не сомневалась, что безупречно элегантный хозяин наверняка считает гостью странной, учитывая те огорчённые взгляды, которые он время от времени бросал на её серое платье.
Но что бы граф ни думал про себя, он оставался образцово вежлив и был вполне очарователен. За ужином говорили о политике, а после – о книгах. Лорд Эндовер быстро распознал в гостье немалый интерес к литературе.
Ненавидя в душе собственную трусость, Кэтрин никак не могла заставить себя заговорить о предмете, который в разговоре был так учтиво обойдён стороной, хотя и моргала всякий раз, как хозяин обращался к ней «мисс Петтигрю».
«Должно быть, это графиня сдержала своё слово», – рассуждала Кэтрин, пока Молли расчёсывала ей волосы. Как и говорила ранее леди Эндовер, обсуждение сего вопроса было отложено до завтра. Кэтрин просто мечтала, чтобы до тех пор удалось хоть немного побыть в мире и покое и наконец решить, как же ей поступить. К несчастью, Молли, стоило ей только войти в комнату, принялась болтать без умолку.
По большей части о лорде Рэнде, в которого горничная, как сама она, не стесняясь, призналась, была по уши влюблена.
– Нет, я ж знаю, что он в жизни на меня не глянул… да и не станет вовсе. Но ведь и кошка может смотреть на короля, – пояснила Молли, заметив изумлённое выражение на лице Кэтрин. – Как-то её сиятельство взяла меня в картинную галерею, где я влюбилась в изображение чужеземного господина, одежды на котором было столько, что не стоит о ней даже упоминать, – клочок ткани, не больше. Но коль он и сам был лишь нарисован на клочке ткани, то, мне кажется, в этом нет никакого вреда. Так же и с ним… с милордом Рэндом, то есть… похож на огромную красивую статую и потому онне станет приставать к девушке – не больше, чем статуя стала бы. Не то что некоторые, о которых я могла бы порассказать: если хоть только улыбнёшься им самую малость, у них тут же словно вырастает ещё дюжина рук, я вам говорю.
Попытки Кэтрин отвлечь Молли от обсуждения блуждающих рук, принадлежащих мужчинам всех сословий, привели лишь к дальнейшим повествованиям о её кумире. Если верить Молли, он вернулся в Англию только полтора года назад, когда погиб его старший брат.
– Так или иначе, не такое уж это было долгое путешествие, мисс, но суть в том, что он нисколечко не собирался возвращаться назад, потому как у него там уже была любимая, и он хотел жениться на ней и остаться там навсегда, жить среди диких индейцев.
– Полагаю, – еле слышно отозвалась Кэтрин, – та леди передумала.
– Говорят, скорее, лорд Сент-Дениз передумал за неё. Моя матушка – а она состояла при леди Сент-Дениз ещё раньше, чем её сиятельство вышла замуж, – была в доме, когда мистер Макс вернулся. Матушка говорила: он так громко спорил с отцом, что слышно было даже на конюшнях, все в доме слыхали, как он вопил, будто его батюшка послал той девушке деньги, чтобы разлучить их. Не то чтобы это было неправильно – вы же знаете, она была никем, да притом иностранкой. Мистер Макс… его милость, то есть… ведь не мог же он привезти с собой какую-то бедную фермерскую девушку, чтобы она предстала перед королевой, правда же?
Учитывая то, что уже успела узнать о своём спасителе, мисс Пеллистон не сомневалась, что лорд Рэнд вполне способен представить фермерскую дочку ко двору – будь она даже в деревянных башмаках. Ведь представил же он графине Эндовер девушку, подобранную в борделе.
– Думаю, положение оказалось бы весьма неловким, – произнесла Кэтрин. – Особенно теперь, когда наши государства в состоянии войны [26]26
Имеется в виду Англо-американская война 1812–1815 гг.
[Закрыть].
Молли, не имевшая ни малейшего представления о международной политике и искренне считавшая, что Соединённые Штаты находятся где-нибудь в Китае или Африке, благоразумно предпочла оставить это замечание без ответа.
– Как бы там ни было, я знаю, он ничего не забыл, – продолжила горничная, – потому как за последние полгода и словом не обмолвился с графом Сент-Дениз… как, впрочем, и со всеми остальными. До сегодняшнего дня, я имею в виду. Ба! Да у меня просто ноги подкосились, когда я зашла в гостиную и увидала, что он сидит там, болтая как ни в чём не бывало с её сиятельством, словно и не пропадал никуда, а её сиятельство удивлена не больше, чем если б так оно и было.
Тщательно расчесав волосы гостьи, проведя по ним щёткой положенные двести раз – Кэтрин считала, полагая, что это поможет ей успокоиться, – горничная отступила, дабы полюбоваться плодами своих трудов:
– Какие роскошные волосы, мисс. Говорю вам, когда я впервые их увидала, то решила, придётся провозиться всю ночь: кудри обычно так спутываются, но ваши мягкие, как у ребёнка. Да такого красивого цвета. Некоторые бы много за них заплатили.
Мисс Пеллистон вопреки воле была погружена в размышления о невзгодах, выпавших на долю лорда Рэнда. Но вдруг внезапно Кэтрин оторвалась от своих раздумий.
– Заплатили? – переспросила она. – Не деньгами, разумеется? Или ты просто хотела сказать, что кто-то позавидовал бы?
– Каштановые волосы, конечно, не редкость, но не такие лёгкие, мягкие и кудрявые, как ваши. Ох, думаю, многие хотели б иметь такие, мисс.
– Хочешь сказать, для париков? Но ведь они, несомненно, вышли из моды много лет назад.
– Но это не значит, что все перестали пользоваться шиньонами. Мусье Франсува, что причёсывает её сиятельство, мог бы порассказать вам об этом. Я не еёимею в виду, – торопливо поправилась Молли. – Каждый волосок на голове миледи её собственный, и никаких папильоток [27]27
Папильотка (фр. papillote) – кусок бумаги, на который навертывают или в который вкладывают свернутые в кольцо волосы для того, чтобы они завились.
[Закрыть]. А теперь, мисс, может, принести вам добрую чашку тёплого молока?
Кэтрин вежливо отказалась.
– По правде говоря, думаю, вам стоит согласиться, мисс. Том сказал, вы почти не притронулись к ужину, и простите, что говорю это, но, если станете продолжать в том же духе, от вас останутся только волосы да глаза.
Тронутая такой заботой Кэтрин уступила, хотя, когда молоко принесли, не смогла заставить себя проглотить его столько, чтобы действующая из лучших побуждений горничная осталась довольна. Размышляя о внезапно открывшейся перед ней возможности, мисс Пеллистон слишком разволновалась, чтобы думать о пище, и вероятность превратиться в одни только волосы и глаза нисколько её не тревожила.
* * *
– Ну что, Эдгар, – заговорила графиня, стоило лишь мужу, устроившись среди подушек, взять с ночного столика книгу, – как, думаешь, нам с ней поступить?
– Сжечь её платье, – ответил он. – Оно пугает меня до полусмерти. И сделать что-нибудь с волосами. Этот узел – преступление против природы.
– Значит, ты считаешь, нам следует оставить её у себя?
– Да мы просто обязаны, – раскрыв книгу, проговорил его сиятельство. – Дочка Пеллистона как-никак.
Леди Эндовер, тоже уже было удобно угнездившаяся на подушках, подскочила, как ошпаренная:
– Что? Кто?
– Сколько раз просить тебя, Луиза, не делать таких резких движений? Из-за тебя я потерял место, где читал.
– Прекрати дразнить меня, скверный ты человек. Так говоришь, ты знаешь её?
– Лично – нет. Кажется, её матушка, приходилась двоюродной или троюродной кузиной моей матери. – И он вновь обратился к барду [28]28
Бард из Эйвона – так именуют У. Шекспира (по названию родины Шекспира – Стратфорда-на-Эйвоне).
[Закрыть].
– Эдгар!
– Да, моя драгоценная?
Леди Эндовер вырвала книгу у мужа из рук:
– Если ты немедленно мне всё не объяснишь, я порву эту чёртову штуку на кусочки.
Граф тяжело вздохнул.
– За все десять лет мне так и не удалось научить тебя терпению. В самом деле, что значит жалкое десятилетие по сравнению с целыми веками нетерпеливых Дэмоуэри? Видимо, ты твёрдо намерена ударить меня по голове произведением несчастного Уилла, если я не смогу удовлетворить твоё всепоглощающее любопытство. – Он с грустью взглянул на постель.
– Итак?
– Я повстречал её за несколько месяцев до благословенного дня нашей свадьбы…
– Эдгар!
– Десять лет назад. Наши семьи никогда не были особо близки, но Пеллистон славится своими гончими, и я решил приобрести пару в подарок твоему отцу.
– И ты узнал её спустя десять лет?
– Она очень напоминает свою мать, особенно похожи глаза – просто невероятные, совсем как у Элеанор.
– Не удивительно, что ты ни о чём её не спрашивал. Я ожидала увидеть, как ты оттачиваешь на ней своё тонкое искусство, вытягивая из бедняжки любые сведения, пока сама она того даже не осознаёт. В таком случае меня удивляет, что она не узнала тебя, – нежно проворковала графиня, любуясь чёрными волнистыми волосами мужа и классически вылепленными чертами его лица.
– Отец её в тот раз созвал кучу дружков, бесчинствовавших по всему дому. Так что ей, думаю, мы все казались одной шумной толпой нежеланных гостей. Кроме того, она глаз не спускала со своего папаши. Я счёл её интригующей. Держалась она тогда в точности, как сегодня: чопорно и любезно, но с этим едва сдерживаемым неистовым выражением во взгляде. Я всё ждал, что она вот-вот взорвётся. Но этого не произошло, хотя отец её постоянно к тому вынуждал.
– И, видимо, вынудил наконец.
– Да. Если поведение Пеллистона в тот день можно назвать обычным для него, то не удивлюсь, коль скоро он решил выдать дочь за одного из своих неотёсанных приятелей. Однако я мало что о них знаю. А вспомнил, по сути, лишь потому, что моя дорогая матушка обратила моё внимание на сообщение о женитьбе Пеллистона в газете. Он со своими похождениями как раз был у меня на слуху, когда я встретил эту девушку сегодня.
– Если отец её и впрямь такой людоед, каким ты его рисуешь, то я могу понять вымышленное имя, – сказала Луиза, – но тогда откуда эта железная решимость вернуться домой?
– Нет смысла разбираться в этом прямо сейчас. Завтра мы тактично объясним, что нам всё известно. Я напишу её отцу.
– И что скажешь?
– Ну, что ты желаешь вывезти мою кузину в свет. Раз уж провидение… в лице твоего брата… привело мисс Пеллистон к нашей двери, мы вполне можем приютить её. Я не слепой, Луиза. Тебе же не терпится прибрать девочку к рукам. Думаешь, у неё хорошие задатки?
– О да. Как удобно, что она оказалась родственницей, пусть и дальней. Мои мотивы покажутся самыми что ни на есть благородными. Как предусмотрительно со стороны Макса, не правда ли, дорогой?
Глава 6
Лорд Рэнд с отвращением взирал на тёмную, мутную жидкость в стакане, протянутом камердинером.
– Что за помои? Ты же не думаешь, что я стану это пить?
– Настоятельно рекомендую, милорд. Гарантированно устранит последствия.
Виконт был уверен, что не последствия – так лечение точно прикончит его. Нащупав стакан, он поднёс его к губам и, зажав нос, опрокинул в себя содержимое.
– Тьфу, – прохрипел страдалец. – Ничего омерзительнее не приходилось глотать за всю мою жизнь.
– Да, милорд, боюсь, что так. Однако я подумал, что вам потребуется быстродействующее укрепляющее средство, потому как графиня Эндовер просила как можно скорее явиться к ней.
– Она может отправляться к чертям, – простонал его милость, падая обратно на подушку.
– Она прислала это, – проговорил камердинер, протягивая записку.
Лорд Рэнд закрыл глаза.
– Что там написано?
Блэквуд развернул листок бумаги и громко прочитал:
– «Кэт сбежала. Немедленно приезжай».
Виконт выдавал поток красочных ругательств, пока камердинер был занят тем, что готовил принадлежности для бритья.
– Да, совершенно верно, сэр, – согласился Блэквуд, когда хозяин остановился, дабы перевести дух. – Ваша ванна готова, и я достал коричневый сюртук с бежевыми панталонами.
* * *
Чуть позднее лорд Рэнд ворвался без доклада в комнату для завтраков в Эндовер-Хаусе, где граф с графиней, сидя рядышком, склонились голова к голове, внимательно читая нечто, на поверку оказавшееся весьма длинным посланием.
– А, вот и ты, Макс, – произнёс лорд Эндовер, подняв на виконта слегка нахмуренный взгляд. – Похоже, наша гостья сбежала. Очевидно, – спокойно продолжил он, не обращая внимания на грозовые тучи, омрачившие чело его шурина, – она ускользнула сразу, как только Джефферс отпер двери – прежде чем остальные в доме поднялись.
– Дьявол, так почему вы ещё здесь вместо того, чтобы искать её?
– Потому что ждали тебя, – пояснила леди Эндовер. – Эдгар уже отрядил почти всю мужскую прислугу прочёсывать улицы, так что не нужно бросать такие сердитые взгляды. Да сядь ты уже, Макс. Вероятно, ты сможешь помочь. Мы как раз перечитываем её записку в надежде обнаружить хоть какой-то намёк на то, куда она отправилась.
Лорд Рэнд выхватил письмо и начал читать.
– Ох, чёртова маленькая дурочка, – покончив с чтением, пробормотал он.
– Мне бы хотелось, чтобы ты более уважительно отзывался о моей родственнице, – проговорил граф. – Полагаю, ты хотел сказать «бедное заблудившееся создание».
– Родственнице? Проклятье, о чём ты толкуешь?
– Она моя кузина… по крайней мере, если память меня не подводит, её матушка приходилась двоюродной или троюродной кузиной моей матери… но лучше тебе уточнить у мамы. Когда дело доходит до двоюродных кузин и прочей седьмой воды на киселе, я совершенно не могу сосредоточиться.
Лорд Рэнд резко сел.
– Её зовут, – вмешалась Луиза, – Кэтрин Пеллистон… не Петтигрю. Эдгар говорит, что её отец – барон Пеллистон из Уилберстоуна.
– Так зачем эта маленькая лживая с…
– Если упорно станешь продолжать оскорблять мою кузину, Макс, я буду вынужден вызвать тебя на дуэль, что было бы весьма прискорбно, потому как ты гораздо лучший стрелок, а Луиза, думаю, уже успела ко мне привыкнуть.
– Твоя кузина может отправляться ко всем чертям, – отрезал лорд Рэнд. – Да как посмела она притворяться бедной маленькой учительницей, делая из меня дурака…
– Полагаю, так же, как ты – притворяться неким неотёсанным деревенщиной, – перебила его сестра.
– Вероятно, – предположил граф, – мисс Пеллистон боялась, что ты станешь удерживать её ради выкупа, если узнаешь, кто она на самом деле. Ведь ты, я так понимаю, тоже не назвал себя, а Пеллистон богат, как Крез [29]29
Крез (др. – греч. Κροίσος, Крес; 595–546 до н. э.) – последний царь Лидии в 560–546 до н. э. из рода Мермнадов.
[Закрыть]. В любом случае я намерен расспросить Молли, как только она оправится от истерики. Составишь мне компанию, Макс?
Лорд Рэнд продолжал сварливо утверждать, будто ему плевать на какую-то избалованную дебютантку, притом весьма неблагодарную, не говоря уж о том, что она просто маленькая невоспитанная зануда. Зять его не обращал никакого внимания на сию противоречивую критику характера юной леди и её мотивов, равно как и на пространные рассуждения о возможных несчастьях и заслуженном конце. Дождавшись, пока виконт закончит нести бред, лорд Эндовер лишь вежливо кивнул, затем встал и вышел из комнаты. Шурин с ворчанием последовал за ним.
Виконт Рэнд, будучи слишком беспокойной особой, не имел чрезмерной склонности к самоанализу. Но и глупцом его тоже нельзя было назвать, что мог бы подтвердить его учитель в Итоне и оксфордские преподаватели – хотя некоторые и весьма неохотно. Потому он смутно догадывался, что его обличительная речь против мисс Пеллистон могла показаться не вполне ею заслуженной.
Хотя, как справедливо заметил Эдгар, у Кэтрин и не имелось причин доверять ему настолько, чтобы назвать своё настоящее имя, лорд Рэнд всё равно чувствовал себя преданным, что само по себе было странно. Избранное им отношение к жизни делало Макса, по его собственным словам, «толстокожим». Даже дезертирство Дженни не смогло проникнуть сквозь непробиваемую броню его цинизма – он слишком привык к тому, что его карьера и друзья куплены настырным отцом. Разумеется, он тогда чудно повздорил со стариком, но в душе не почувствовал ничего, кроме приступа глубокого разочарования в своих американских друзьях.
И хоть виконт убеждал себя, что причин тревожиться из-за мисс Пеллистон у него гораздо меньше, но всё равно тревожился. Он волновался за неё… она ведь такая невозможно наивная… а он ненавидел волноваться и потому был просто в ярости.
К несчастью, Молли оказалась совершенно бесполезной, что отнюдь не улучшило его настроения. Когда её спросили, о чём они беседовали с гостьей, болтливая горничная вдруг словно язык проглотила. Ведь не могла же она признаться, что в ярких подробностях обсуждала личную жизнь лорда Рэнда. Молли так переживала из-за своей неосмотрительности, что весь остальной разговор просто вылетел у неё из головы.
– Неужели она ничем не выдала своих намерений? – терпеливо расспрашивал граф. – Может, казалась расстроенной или испуганной?
– О нет, – ответила Молли. – Да и не особо она была разговорчива. Очень скромная, милорд. Даже когда я восхитилась её волосами, она будто бы не поверила мне, бедняжка, – добавила горничная, в то время как глаза её наполнились слезами. – А ведь это никакая не лесть. Такие они были мягкие и кудрявые и расчёсывались легко, словно шёлк.
– Хватит вести себя так, будто она умерла, – рявкнул Макс, вновь выходя из себя при виде слёз, струящихся по круглому розовощёкому лицу горничной.
Но тут поспешно вмешался граф.
– Хорошо, Молли. Спасибо тебе, – произнёс он, похлопав девушку по плечу. – А теперь иди умойся и возьми себя в руки. Ты же не хочешь огорчить её сиятельство.
Молли послушно вытерла глаза передником и, не осмеливаясь даже мельком взглянуть на своё божество, присела в реверансе и поспешила из кабинета.
– Итак, – подытожил лорд Рэнд, – мы только потеряли время. Я собираюсь проверить постоялые дворы.
– Но без денег она не сможет сесть в дилижанс, Макс.
– Это знаем мы с тобой но онадостаточно наивна, чтобы сдаться на милость возницы. Маленькая идиотка готова поверить каждому.
С этими словами он гневно затопал прочь.
* * *
В это самое время «маленькая идиотка» как раз пыталась понять, как же она ухитрилась заблудиться в двадцатый раз всего за одно утро. Модистка очень внятно разъяснила ей, где находится заведение месье Франсуа. Во всяком случае, тогда ей всё казалось понятным. Беда в том, что из-за стольких поворотов, стольких переулков и дорог, улиц и мостовых и стольких людей, каждый из которых советовал обратное тому, что говорил предыдущий, Кэтрин уже не была уверена, приблизилась ли она к цели своего путешествия хоть на шаг.
Кэтрин устала, проголодалась, чувствовала себя несчастной и желала лишь одного – присесть. Но ведь не может же леди вот так запросто плюхнуться на пороге сапожной мастерской! Благодаря краже у неё персикового муслина да ещё нескольких вещиц, Кэтрин смогла уложить весь багаж в одну единственную коробку, которую и перекладывала теперь из одной руки в другую, попутно пытаясь расправить онемевшие плечи.
– Есть пенни, мисс? – осведомился детский голосок у неё за спиной.
Кэтрин оглянулась. С серьёзным видом на неё уставился какой-то грязный мальчуган.
– Нет, – ответила она. – Ни фартинга.
Мальчишка пожал плечами и, повернувшись к ближайшему фонарному столбу, в сердцах пнул его ногой.
– Не думаю, – проговорила Кэтрин, – что ты знаешь, где найти месье Франсуа?
– Ничё я не знаю. – Нахмурившись, он вновь пнул фонарный столб.
– Ничего не знаю, – машинально поправила Кэтрин себе под нос. – Неужели никто в этом городе не может разговаривать, не коверкая при этом язык?
Она подавленно осмотрелась вокруг.
Ну где же эта мерзкая парикмахерская?
Сорванец проследил за её взглядом:
– Вы ж не чокнутая, правда?
Кэтрин встретила его испытующий взгляд и вздохнула.
– Пока нет, но, вероятно, скоро стану. Никто, – устало продолжила она, – ничего не знает. А если и знают, и соизволяют поделиться сведениями, то облачают их лишь в самые что ни на есть таинственные формулировки. С тем же успехом они могут говорить по-турецки – всё равно не понять их диалект и жаргон.
Мальчик понимающе кивнул, хотя Кэтрин не сомневалась, что это еёслова для него прозвучали по-турецки.
– Я посудил, что вы чокнутая, потому как трепались сами с собой. ОНА всегда болтает сама с собой. Правда ОНА говорит, это из-за разраженья.
– Надеюсь, ты не о своей матери отзываешься так неуважительно, – пожурила ребёнка Кэтрин.
– Моя мамка померла.
– О господи, мне так жаль.
– А мне не жаль, – последовал ужасающий ответ. – Лупила чем ни попадя… ну, когда у ней выходило меня сцапать.
– Боже милосердный!
– Ну, теперь-то она не могёт, раз это скверное пойлоеё доконало.
– О боже! И отца у тебя нет?
– Неа. Только ОНА.
Но сия странная беседа не приближала мисс Пеллистон к цели путешествия. Делать нечего – пришлось идти дальше. Кэтрин завернула за угол. К её удивлению, мальчонка побрёл следом. Очевидно, раз начав говорить, он не имел привычки прерываться и потому дружелюбно болтал, шагая рядом по улице.
Выяснилось, что ОНА – это миссиз, державшая ателье, где шили одежду для джентри [30]30
Джентри (англ. gentry) – низшее мелкопоместное дворянство в Англии, а также класс чиновников.
[Закрыть]. Если верить мальчику, этим утром миссиз разражаласьиз-за какой-то девушки по имени Энни.
Раз миссиз не парикмахер, то, определённо, ничем не могла помочь беглянке. Горло Кэтрин словно обожгло огнём. Ей хотелось сесть на обочину и горько зарыдать. Должно быть, уже миновал полдень. Если она не осуществит задуманную сделку как можно скорее, то рискует опоздать на дилижанс, который мог бы доставить её домой ещё до наступления ночи.
– Ты точно не знаешь, где найти месье Франсуа? – в отчаянии переспросила Кэтрин. – Парикмахера? Мне сказали, что он купит мои волосы… а я очень нуждаюсь в деньгах.
Сдвинув брови, мальчик внимательно изучал её блёклую шляпку.
– А-а, так вы о том мужике в парике. Зазря стараетесь. Он ушёл делать свадьбу. А у меня есть, – наклонившись, он засунул чумазый пальчик в ботинок, бывший на целый размер больше его ноги, – двупенсовик. Вот! ОНА дала мне его, чтобы я шёл и не разражалеё. Можем добыть мясной пирог.
Кэтрин потребовалась секунда, чтобы понять: маленький грязнуля предлагает разделить с ней своё неземное богатство. И когда до неё дошёл смысл этих слов, девушка растрогалась почти до слёз:
– Ох, дорогой, как щедро с твоей стороны, но вряд ли одного пирога довольно, чтобы накормить такого сильного, растущего мальчика, как ты.
– О, да ОНА даст мне чё-нить, как бросит разражаться. Я знаю место, – добавил он и заговорщицки подмигнул, действуя при этом всеми мышцами лица, что делало его похожим на гномика, – там пироги большущие, как моя голова. Да пошли уже! – нетерпеливо воскликнул сорванец, видя, что его званая гостья колеблется. – Вы, чё ль, не голодная?
Кэтрин была ужасно голодна и не могла припомнить, когда ещё чувствовала себя столь одиноко. Взглянув на круглолицего мальчишку, она печально улыбнулась.
– Да, – призналась она, – очень голодная.
Мальчик удовлетворённо кивнул и, взяв Кэтрин за руку, повёл к заведению, где можно было найти мясной пирог, «большущий, как его голова».
За едой он ещё больше разоткровенничался. Представился как Джемми и объяснил, что миссиз взяла его к себе, когда умерла мать. Эта modiste [31]31
Modiste (фр.) – модистка.
[Закрыть], поняла Кэтрин, была доброй душой, дававшей ребёнку хоть какую-то работу, лишь бы удержать его от трущоб и притонов, с которыми, как оказалось, тот был до ужаса хорошо знаком.
Джемми бегал по разным поручениям хозяйки и подметал полы, но учиться и развлекаться, главным образом, должен был самостоятельно, что и делал, бродя по городским улицами.
Не переставая изумляться столь неподходящему для ребёнка образу жизни, Кэтрин поймала себя на том, что успела поверить мальчугану собственную историю, правда, лишь самое основное, вроде похищенного ридикюля и сбежавшей подруги.
Джемми при этом кивал и выглядел настолько понимающим, насколько вообще возможно для мальчика восьми-девяти лет.
Он заключил, что новая знакомица, должно быть, настоящая простачка, раз не смогла лучше приглядывать за вещами.
– Да, – уныло согласилась Кэтрин, – я и в самом деле очень наивна.
– Ага, все эти грабёжники и щипачи могут сбыть носовой платок быстрей, чем вы вытрете нос. Странно ищо, что эта коробка до сих пор при вас.
Кэтрин посмотрела на шляпную картонку и задумалась. Раз для людей, о которых говорил Джемми, носовой платок обладал такой ценностью, то у неё непременно найдётся что-нибудь, что можно заложить, дабы оплатить проезд в дилижансе. Размышляя таким образом, мисс Пеллистон не могла не заметить тоски, с которой её юный кавалер взирал на огромное фруктовое пирожное, поданное толстому джентльмену за соседним столиком.
Открыв шляпную картонку, Кэтрин принялась рыться в содержимом.
– Как думаешь, Джемми, – наконец произнесла она, извлекая на свет божий персикового цвета ленту, – нельзя обменять её на одно из тех пирожных?
Глаза паренька округлились.
– О, ищо бы, мисс… – Но тут он взял себя в руки: – Но вы не должны.
– Ох, ну конечно, должна. Отнеси ленту своей подруге-пекарке и спроси, не согласится ли она взять её вместо денег.
С нежданным сокровищем в руках мальчик стрелой помчался к хозяйке магазина, и между ними произошёл разговор, из которого Кэтрин не удалось разобрать ни слова из-за громких голосов и грохота вокруг. Увидев, что стряпуха вопросительно взглянула на неё, мисс Пеллистон слегка улыбнулась и кивнула в ответ. Пожав плечами, повариха на мгновенье отвернулась, а затем вручила Джемми тарелку, где красовались два пышных фруктовых пирожных, при одном виде которых просто слюнки текли.
– Она сказала, – пояснил Джемми, ставя лакомство на грубо сколоченный стол, – что только попридержит её у себя, покуда вы не сможете заплатить.
Спутница его откусила лишь кусочек десерта, прежде чем заявить, что слишком сыта, чтобы как следует им насладиться. Кэтрин настояла, чтобы Джемми не позволил добру пропадать. Когда она отказалась от своей порции, на круглой мордашке мальчика появилось задумчивое выражение.
Кэтрин подождала, пока он расправится с десертом, прежде чем попросить проводить её до ближайшего ломбарда.
– Зачем? – удивился тот.
– Мне нужны деньги, – покраснев, объяснила она. – Похоже, остался единственный способ для меня раздобыть хоть немного.
К несчастью, Джемми «ничо» не знал о ломбардах, за исключением лишь, может, тех, что располагались поблизости от Петтикоут-лейн [32]32
Петтикоут-лейн (англ. Petticoat Lane) – дословно «переулок нижних юбок» – улица в Ист-Энде, издавна известная своими воскресными базарами, там в числе прочего можно приобрести дешёвую, бывшую в употреблении одежду. В XIX в. улица была переименована в Мидлсекс-стрит, но и по сей день её обиходным названием является «Петтикоут-лейн».
[Закрыть]– в районе, где, как быстро пояснил он, наивным девушкам вовсе не место. Вместо этого Джемми вызвался проводить новую знакомую к миссиз, которая могла ответить на её вопросы лучше, чем он сам.
Миссиз, судя по всему, уже прекратила разражаться, потому как, стоило Джемми переступить порог ателье, заключила его в добродушные объятия. А затем пухлая modisteсхватила мальчика за плечи и принялась слегка встряхивать, допытываясь, где носило этого бедокура, пока она места себе не находила от беспокойства. И только закончив бранить паренька и повторять, что он за маленький паршивец, она обратила внимание на молодую женщину в безвкусном сером платье, терпеливо стоящую в дверях.
И только Кэтрин шагнула внутрь, чтобы представиться и осведомиться относительно ломбардов, как тут же изумлённо вздрогнула, услышав, как Джемми объявил:
– Я рассказал ей, что Энни заболела и что вам нужна девушка. А миз нужна работа – ну, вот я и привёл её.
