Текст книги "QUINX, или Рассказ Потрошителя"

Автор книги: Лоренс Даррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Так появилась небольшая монография, своего рода мемуары, написанные в Вьенне. Монография называлась «Мемуары ПП», и на нее покровительственно, но дружественно отозвался сам Персуорден.)[139]139
  Персуорден – один из персонажей «Александрийского квартета».


[Закрыть]

– Потом мне несколько месяцев, – добавил Сатклифф, – все ночи напролет снилось, как я мою руки, поливая себе из серебряного кувшина под лай толпы нечесаных недочеловеков!

К началу чаепития прикатил старый «даймлер» с принцем, за рулем сидел Кейд. Он заезжал на деревенскую почту и привез кучу писем, присланных с центральной почты в Авиньоне, которая еще только-только начала налаживать работу. Среди конвертов с незнакомыми именами был один желтый конверт, подписанный «Служба Ее Величества» и адресованный Смиргелу. Оказывается, он не назвал прокурору свой истинный адрес, а дал этот, лорда Галена, с коим успел подружиться. В конверте был тот самый волшебный документ, которого Смиргел нетерпеливо ждал и который должен был удостоверить его непричастность к деяниям нацистов. Смиргел всхлипнул, вскрыв конверт. Потом он нежно обнял Кейда и расцеловал его в обе щеки. Вытащив заветную бумагу, Смиргел закричал:

– Слушайте все, это удостоверение моей невиновности – отныне я чист от грехов и вновь могу начать нормальную жизнь, как всякий обычный гражданин! Ах, вы и представить себе не можете, что это для меня значит! Что же касается сокровищ, то можем приступать к поискам хоть завтра. Но сначала надо составить подробнейший план действий.

К удивлению всех присутствовавших, Смиргел упал на колени и произнес благодарственную молитву.

Глава седьмая
Что бы ни было

БЛЭН: Признайтесь, вы ревновали: вам не понравилось, что я вздумал от вас ускользнуть?

CAT: Признаюсь. Мне стало обидно, когда вы скрыли правду. Ведь я отлично знал, что вы не в Сиене, не в Венеции и не в Афинах…

БЛЭН: Да. Мы спрятались в Камарге, в маленьком домике, который нам сняла Сабина. После того знаменательного купания, после поцелуев, после того как я проснулся, мне вдруг стало ясно, что давно задуманная книга почти сформировалась в моем воображении. Можно уже говорить о сроках. Констанс не даст мне лентяйничать. Ну а мы сделали то, что сделали бы все любовники на нашем месте. Мы скрылись ото всех. Я не хотел, чтобы вы заглядывали мне через плечо. Поэтому и заморочил всем голову – насчет нашего местопребывания.

Тишина и жара – что могло быть лучше? А вечером к нам приходили цыгане или одна Сабина. Они приводили с собой белых лошадей, небесных лошадей, стремительных, как экспромты Шуберта, и безупречных, как наши поцелуи. И те несли нас через рвы, каналы и озера в розовато-лиловую пустыню заката; Сабина молча скакала между нами, готовая ответить на все вопросы, надо только уметь правильно их задавать. (Мужчина – это земля, женщина – небо: мужчина – разум, женщина – интуиция.) Несколько раз за ночь мне казалось, что я почти умираю от любви, потому что у меня надолго останавливалось сердце, мне казалось, что я вхожу в полумрак вечности и парю в некоем состоянии мистической предопределенности! Великий талант – молчание, это всем известно. Но кому оно под силу? С каждым оргазмом становишься ближе к будущему, вкушаешь немного бессмертия, вопреки себе самому. Мне хотелось не просто рассказать правду, но хотя бы немного освободить роман от пут причинности, я надеялся добиться этого с помощью беспорядочного и бессвязного повествования, внушенного противоречивыми озарениями – любовью, так сказать, с первой вспышки интуиции, нашей с Констанс любовью. Вы всегда говорили, мол, это невыполнимая задача, но чем больше риск, тем слаще возможная победа! Такова парадоксальная природа человеческого сердца. Поначалу я не хотел ею обладать, я не смел этого хотеть, потому что между нами слишком много было недосказанного и недопонятого. Этого никогда не было бы в книге, если бы не было прочувствовано, так сказать, наяву. Она делала мне массаж спины, и, пока ее руки исцеляли мою плоть, мы часто вспоминали прошлое, и однажды она призналась, что всегда любила меня!

«С первого взгляда, которым мы обменялись на лионском причале перед тем, как плыть по Роне. И вот, увы!» – цитирую я самого себя.

Действительно, увы, потому что я был слишком юным и слишком трусливым. И если даже понял, насколько важен был тот самый первый взгляд для меня, то уж точно не думал, что он что-то значил для нее. Однако мое обожание, наверное, как-то на нее повлияло, потому что вся наша последующая жизнь, наш длинный путь друг к другу были предопределены тем взглядом! Старик Шекспир был прав – или это Марло? Ах, разве кто-нибудь влюблялся иначе, не с первого взгляда? Оглядываясь назад, я радуюсь тому, что был неопытен и трусоват и ничего не испортил какой-нибудь дуростью, потому что она тоже была совершенно неопытна физически, хотя, конечно же, психологически была совершенно взрослой и осознавала, насколько непросто наше положение. Невежество – большое несчастье. А тут еще война, нам пришлось расстаться. Молодые не властны над своей жизнью. Так что стоило подождать. Тайна – нечто большее, чем обыкновенная загадка, и преждевременный брак может превратиться в нечто вроде интеллектуальных детских яселек.

Из записной книжки Сатклиффа

Femme à deguster CAUCHEMAR

Mais pas à boire COUCHEMAR

Нотте à delester CACHEMERE

Mais pas à croire COCHEMUR[140]140
  Женщина – лишь пригубить слегка КОШМАР
  Не напившись вволю КОШМА
  Мужчина – оболванить дурачка КУШ-МИР
  И даже приголубить – но не боле КЫШ-МОР (фр.).


[Закрыть]

БЛЭН: Там, на берегу тихих лагун, скача по розовато-лиловым в вечерний час пескам, осиянным святыми Мариями, я понял истинный смысл любви и любовного соития. «Мода меняется, и свобода женщины уже не оспаривается. Женщина соскочила с крючка. – Так говорила Сабина, когда неспешной рысью ехала между нами по краю шумевшего моря. – Новые влюбленные станут, наконец, философами, – задумчиво говорила она. – Они постигают самих себя в любовной близости и обоюдном оргазме. Никто даже и не заметит, что они умирают от одиночества».

CAT: Дон Жуан? Нет, Дон Жуан – новый герой. Вы будете бродить в раздумьях и выглядеть так, словно вашу простату хорошенько помассировали гномы. А когда умрете, то вас отнесут прямиком в уголок поэтов в Аббатстве.[141]141
  Имеется в виду Вестминстерское аббатство, где похоронены многие выдающиеся личности. (Прим. ред.)


[Закрыть] И на дощечке напишут: «Обри не всегда был себе лучшим другом и порою достигал таких интеллектуальных высот, что враги его были просто счастливы. Наконец, измученный всезнанием, он, подгоняемый собственным бздением, отправился в Рай».

Попробуй напиши книгу, если персонажи постоянно норовят поменяться ролями, подменить друг друга! И еще по-своему истолковать основные события! Бороться с этим бессмысленно, вот и получается, что мы фальсифицируем истинную реальность, что-то прибавляем. Вселенная играет, вселенная всегда лишь импровизирует!

…Сатклифф спросил:

– Кому об этом известно? Вы должны сказать – на благо истины.

– Догадайтесь сами.

– Сабине?

– Да. Я кое-что узнала, гуляя по берегу или находясь в душной часовне, где стоит черная восковая фигура святой Сары, посылающей колдовские чары сквозь чад от зажженных свеч. Понимаете? Нет сутр, нет молитв, никаких литературных поделок, над которыми надо рвать на себе волосы. Желание к желанию, нужда к нужде, как слюна, попадающая на раскаленное железо. Вы раскаливаете черную куклу, и она отвечает на любые вопросы, которые не касаются прошлого и будущего! Со мной история особая: я немного мошенница и чужая. Почему? Потому что я была с ними из любопытства – а это совсем не то. Надо родиться одним из них. Так что пришлось мне оставаться как бы снаружи – неравнодушной наблюдательницей. История идет себе и идет вперед, но цыгане – неосознанно – подчиняются не ей, а звездному ритму, они ни в чем не принимают участия, они, так сказать, просто наблюдают. Они отказались «классифицировать» импульс вселенной, в отличие от евреев, навязавших бытию выгодные им законы, чтобы получать доход. Сейчас, когда происходит постепенный упадок детерминистского христианства, начинаешь думать, может быть, Ницше был прав, утверждая, что историческая роль еврейства заключается в том, чтобы отпереть ворота крепости, изнутри – древняя интеллектуальная пятая колонна радикализма всегда наготове и со своим мессианским фанатизмом потрясает основы традиции и стабильности. Так было с готами, и теперь то же самое они проделывают с нами. Разделяй и ной![142]142
  Обыгрывается латинское выражение «разделяй и властвуй». (Прим. ред.)


[Закрыть] Тогда как в понятиях чисто философских нет и намека на избранничество или обособленность. Для нас, цыган, и Гитлер и Сталин – дети Ветхого Завета, которые проводили в жизнь кровавую программу, во славу Молоха. Слава богу, ничего нельзя сделать, чтобы ускорить ее неизбежный конец и превращение в нечто новое, в еще какую-нибудь чудовищную затею! Люди начинают думать по шаблону, копируя друг друга. Мы имеем полное право винить христианство за смятение в наших мыслях. А что же цыгане? Цыгане не сделали даже попытки нажиться на трагедии своего заточения в концентрационные лагеря, в отличие от евреев. Они предпочли молчание – ни единого стихотворения, ни единой песни, ни единой протестующей фразы в их фольклоре! Просто поразительно! Все как прежде – плетение корзин, воровство, предсказания. Игра судьбы!

– Ах, вот об этом-то я и хочу поговорить! – воскликнула Констанс. – Мне это кажется ложью. В последний раз, когда мы приезжали сюда, у всех нас были впереди разные судьбы, предсказанные разными колдуньями. Но скажи, Сабина, ведь должно же быть нечто общее?

Дочерна загорелая женщина покачала головой и улыбнулась.

– У нас столько же судеб, сколько в арбузе косточек. Так сказать, in potentia.[143]143
  Потенциально (лат.).


[Закрыть] И никто не знает, какая из них прорастет – сбудется. Но как только что-то происходит, человек делает вид, будто все было очевидно с самого начала. Порою и предсказательница оказывается права, то есть правильно выбирает из возможных вариантов! У человека много судеб, в том числе и эта: вы могли умереть при родах. Обри догадывался об этом, хотя он не предсказатель – достаточно прочитать черновик его романа. Другой вариант: ребенок может умереть одновременно с матерью – это увидела наша таборная Мать. Это может произойти из-за какого-то несчастья, скажем, землетрясения. У всех вас, то есть у всех нас столько же судеб, сколько песчинок на берегу.

А в вашем ближайшем будущем, Обри, я увидела кое-что очень любопытное. Она вдруг обрела в вас любовь, хотя боялась, что ее больше не будет, так как потеряла всякую надежду на то, что вы очнетесь, выйдете из своей затянувшейся комы. Ей вдруг стало ясно, что если она предъявит на вас права, рискнет всем, то вы оживете, возродитесь. Ее вдруг настигло некое озарение, она осознала предназначение оргазма – со всей женской безжалостностью; она предугадала ваше метафизическое страдание, и отзывалась на него, чтобы подчиниться и постичь – именно это она старается сделать. Вы оба понимаете любовь как созидающую йогу – речь идет о ребенке, да-да, в вашем сознании ребенок, вот что говорят мне карты. Вам, конечно, известна старая провансальская поговорка: сделать ребенка может каждый, но главное сделать осмысленным его взгляд (fait parfaire le regard). Она свидетельствует о том, что народ прозорлив. Ребенок, зачатый благодаря обоюдному оргазму, будет умным и добрым. Констанс хочет спасти вас!

Наверняка, так оно и было, хотя бедняжка Констанс, будучи психоаналитиком, объясняла все иначе и не без чувства вины:

– В данный момент я беру на себя роль мужчины, подавляю тебя, чуть ли не кастрирую, но все это только ради того, чтобы ты ответил мне всем своим существом. Понимаешь, ты все еще не отошел от шока, полученного из-за взрыва, ты все еще мысленно съеживаешься, словно ты боишься, как бы твоему искалеченному телу не причинили боль. Но мне-то известно, что рана залечена, и если тебе еще не даются кое-какие движения, это не значит, будто тебя опять подстерегает боль. Тебе все доступно, и нечего раздумывать и сомневаться. Этой ночью я в первый раз почувствовала, что ты контролируешь себя. Сабина права, мы приближаемся к обоюдному контролю над нашими ощущениями.

Но он-то знал, что благодарить за эту любовную науку надо прежде всего Аффада.

CAT: Ну да, тут нужно действовать осмотрительно, без сноровки и хлеб не испечешь! Постепенно овладевая искусством амнезии оргазма, расширяя его ареал в сознании, мы прибавляем осмысленности в глазах будущего младенца. Добровольным расширением сознания вы постепенно совершенствуете свою смерть, ту смерть, которую он унаследует от вас. Стоит вам все это осознать и действовать соответственно, и вскоре вы поймете, что стресс исчез, как и все сомнения. Вы сразу станете тем, кто вы есть на самом деле, и все благодаря ей, а она тоже обретет себя, благодаря вам! Однако констатация ваших чувственных побед не должна звучать как constatation de gendarme,[144]144
  Констатация факта полицейским (фр.).


[Закрыть] или Сатклиффу придется восстанавливать баланс в записных книжках, которые, возможно, когда-нибудь унаследует Трэш. Все эти жалкие возгласы восхищения, клише страсти! (После близости продемонстрируйте ему свое удивление – это мой совет молоденьким невестам.)

Но как можно не восхищаться золотистым телом Констанс, припорошенным пылью с арены для боя быков и забрызганным золотыми веснушками?

Прелестна, словно юная тигрица,

Одна стоит под жаркими лучами,

Как кошка в течке, от желанья злая,

От пламени в крови почти больная.

Веснушек россыпь золотом искрится…

БЛЭН: Почему это у смерти должна быть монополия, а? // faut peaufiner la réalité, faut bricoler dans l'immédiat![145]145
  Нужно тонко отделывать реальность, нужно работать сейчас! (фр.).


[Закрыть] Зачем оставаться жертвой грубых желаний? Что же до любви, как своего рода военного искусства, то вам следует прочитать мое новое исследование личности Клеопатры, тогда узнаете о ее тайных уловках. Она умащала груди перед близостью, а Антоний покрывал медом свой боевой инструмент! Нежное прикосновение языка – такая напасть, как истерия, не может быть результатом страстных, бесстыдных поцелуев соперничающих мужчины и женщины. Новые любовники стали философами и не уступают друг другу в одиночестве, которое они внушают. Невероятная печаль становится все богаче, а любовь, похоже, ничего не получает. Происходит нечто прежде не виданное!

Эти философские соображения звучат крайне поучительно, и, честное слово, многие из них могли бы безнадежно испортить любовную близость в полной неги ночи под звуки джаза, долетающие из-за подсвеченных деревьев. К чему тут мудрствованья? Неужели нельзя ограничиться нежными, будоражащими, немудреными плотскими ласками? О той замечательной девушке, которую Блэнфорд сам придумал, он написал в книге: «Мужья пытались окольцевать ее, словно дикого лебедя, а она послушна лишь закону тяготения, переменам времен года, она летит то на север, то на юг по зову крови, избегая хоженых дорог и оседлых мужчин. Я всегда отыскивал ее в пустынных местах, рожденную морским приливом, одинокую, мою возлюбленную и мою подругу, само совершенство. По вечерам при свете одной свечи мы едим оливки и пьем холодное вино».

БЛЭН: Когда Сатклифф родился, было время дурных предзнаменований. Мой врач сказал: «Он наверняка умрет молодым, потому что напрочь лишен чувства юмора». Однако его французская нянька (муза?) наклонилась над его кроваткой и прошептала: «Они все принесли подарки, кто шпоры, кто колыбельку, Зевс – выжималку для чеснока, Венера – зажим для крайней плоти из чистого золота, предвещающий любовь без помех. А теперь представь: белая грудка цыпленка, пропитанная ароматом черных трюфелей, разрисованная их кусочками, как брюшко форели; горшок с черными ароматными оливками, плотно уложенными и любующимися собственным густым темно-золотистым маслом, pâté de foie gras.[146]146
  Паштет из гусиной печенки (фр.).


[Закрыть] Признайтесь, дорогой, у вас уже эрекция!» Démon du Midi[147]147
  Демон Юга (фр.).


[Закрыть] схватил его за волосы и избавил от воскресной участи.[148]148
  Намек на героя детского английского стишка про Соломона Гранди, который родился в понедельник, а в воскресенье был уже похоронен. (Прим. ред.)


[Закрыть]

Пить кровь в обычае у недоносков-христиан,

Так есть, так было до Потопа у землян.

Мне эта жажда крови непонятна,

Меня б стошнило, вероятно.

По мне уж лучше жажда жить,

Чтоб ничего не упустить!

Мозг человека никогда не отдыхает, он всегда на волшебной частоте любви.

CAT: Формула как будто получается такая: petit talent et gros cul.[149]149
  Маленький талант и большой зад (фр.).


[Закрыть] Любимый, словно целая конюшня лошадиных задов, начищенных так старательно, что в них отражаются улыбки конюхов. Их клеймят. Их клеймят. Вам пора принести собственный хлыст. Вот так обычно делают джентри. У нас и наших белых палеолитических лошадей все по-другому. Они ведут себя, как домашние любимицы, и обретаются на свободе, как только с них снимают седло, всегда нам улыбаются и трясут длинными белыми гривами, словно покинули свою привычную среду и больше не подчиняются порядку, предписанному им природой.

Подумать только: сперма стариков творит не стариков, а грудных младенцев, которые вырастут и станут отцами церкви, кипящими в параноидальной ярости сурового Бога. Жажда магических законов. Шизоидные состояния – это неясно выраженный мистицизм. Кундалини, дремлющая в подсознании, случайно задетая и пришедшая в движение, как еще не включенный мотор; она является из беспечных размышлений, беспечных желаний.

БЛЭН: Для принца искусство – это реальность на плоской поверхности – артефакт без объема, без глубины. Оно не выдержит основательного дознания. Осыпая его вопросами, вы рискуете проткнуть ими холст и угодить в ничто: или во все! Есть границы даже для всего. Bien sûr que поп,[150]150
  Конечно, нет (фр.).


[Закрыть] как говорят французы, используя таинственное буддистское двойное отрицание. Что до женщины, то она – духовная разведчица, она ищет тропу во владениях плоти, она – заместитель, первый помощник капитана, и разделяет с ним ответственность.

Когда принц случайно услышал слова Констанс: «У нас теперь получается человек плохого качества, для которого мудрость приравнена всего лишь к информации!» – он был очарован и попросил, чтобы она дала ему несколько уроков этнологии. Вместе они стали посещать интернациональные собрания и внимательно сравнивали культуры, стараясь отыскать нужную ниточку, которая приведет к чему-то исторически значимому. Некоторые символы выступали из общего ряда и как будто помогали понять нечто важное. Например, страдающий Прометей. Он стоял на скале, повернувшись к ней лицом, когда стервятники слетались и клевали его печень; а страдающий христианин был повернут спиной к кресту, он раскинул руки, наподобие радиоантенны, с венком из дикой акации на голове… Два разных подхода к человеческому страданию! Профессор сказал: «Стремление к саморазрушению, видимо, свойственно более одаренным нациям и народам».

У принца даже вырвался тогда нетерпеливый возглас – у него появилось ощущение, что им не удастся таким образом найти искомое. К тому же гадалки предсказали смерть принцессы, и он уже мысленно рисовал похоронный кортеж – длинную процессию едущих друг за другом «роллс-ройсов», которая растянулась километров на восемнадцать на залитой солнцем дороге между Каиром и Александрией. Скрипучие мельничные колеса Египта – это его цикады. Скоро он вернется к ней, к той, без которой не мог представить свою будущую жизнь. «C'est une affaire de tangences»[151]151
  Здесь: «главное – осязать» (фр.).


[Закрыть] – заметил кто-то в разговоре с ним на коктейльной вечеринке на озере Мареотис. И вот теперь вместе с мыслью о ее смерти эхом билась у него в голове мысль о том, до чего скучны все остальные женщины, до чего убоги все эти его кутежи! Они были предательницами и показывали ему своих лилейно-белых кавалеров, «шишек», вот и все! (Величина гипотенузы в Пифагоровом треугольнике равна пяти.)[152]152
  Имеется в виду так называемый «египетский треугольник» с соотношением сторон 3:4:5. (Прим. ред.)


[Закрыть] Однако он должен быть справедливым. Кое-кто научил его тонкостям, которые помогли любовным отношениям с женой, а одна такая была… раздвинув ноги, она открыла ему секрет пирамид и… ну да, энтропии тоже. Но существует и закон обновления, который в достаточно короткое время может оспорить необратимость процесса – реальность смерти, неизбежность старения человека.

– Я хочу, чтобы ты произвела на свет ребенка, твое дитя, это великое испытание, – сказал он Констанс.

И она торжественно, точно оракул, спросила:

– Даже несмотря на то, что – и тебе это отлично известно, – любовники страшные эгоисты?

– Даже несмотря на это! Вопреки этому!

Блэнфорд обнял Констанс, эта ласка все еще была непривычной благодатью для их незрелых сердец и беспокойных мыслей. Он произнес с тайным лукавством:

– Во имя этого будущего я навеки твой.

Оба знали, что уже произошло нечто, и остается лишь отважно жить дальше, ожидая свершения. Реальность слишком безнадежна, чтобы кто-то мог в нее верить; поэтому она предпочитает появляться в вечернем платье – уже в виде Истории!

Мужчины плотоядны и глупы,

Им не любовь нужна, а похвальбы,

Рожденные Первичным криком пола.

Точно лунатик, в мрак кромешный

Бредет наш горожанин хилый,

Проклятым естеством гоним, без сил,

Мечтает о красотке самой нежной…

Ну а получит то, что заслужил:

Невзрачную жену и дом постылый.

CAT: Когда всадники ехали по деревенской улице, три их фигуры отражались в витринах магазинов; золото ее загара сверкало в обрамлении белокурых волос. Этот победный блеск красноречиво говорил о ее намерениях. Жизнь без страха все равно что жизнь без полного осознания реальности – ее ценности. Мужчины, не познавшие страха, не могут быть мудрыми. Ах! Я за мужчин, которые понимают, что реальность последовательно опережает существующие интеллектуальные формулировки. Порою волей-неволей замечаешь, что мир иногда очень похож на обыкновенный фермерский двор, а люди, которые там толкутся, скорее крякают и хрюкают, чем разговаривают. Онтология – наука о бытии! Возможно, наша цивилизация – первая, в отличие от прежних, не может определить, в науке или в искусстве заложены ответы на вопросы. Наука и искусство, видимо, порождены разными центрами в организме животного по имени человек. Теперь мужчина в состоянии познать самого себя с помощью некоего религиозного опыта, но оставаясь при этом мужчиной. Если же женщина хочет получить религиозный опыт, она вынуждена отвергнуть свое женское начало, превратившись в монахиню. Бывает ли улыбка без кота? Не уверен. Недавно один самоубийца написал: «Покидая вас, я получаю весь мир!» На обед он обычно ел лобстеров, нежных, как христианские младенцы, очень легкая еда, но перегруженное сознание ничем не лучше перегруженного кишечника – кое-что надо отдать! А потом – вот вам пожалуйста!

Когда они сделались любовниками, их объятия словно бы стали продолжением их мыслей, и Блэнфорд окончательно убедился, как велика ее власть над ним. Это немного его пугало, так как он понимал, что позднее ему придется отобрать у нее власть, лишить ее господства – господином должен быть мужчина. А ей и не нужно было никакой власти. Она лишь пыталась пробудить его, чтобы он почувствовал себя уверенным, осознал свою ответственность. Теперь они мало разговаривали. Долгие молчаливые прогулки верхом вдоль берега моря были в высшей степени благотворными, укрепляющими. Их маленькая таверна была, как всегда, ужасна; в ней подавали жесткую ослятину, плохо приготовленную, политую прогорклым маслом, да еще совершенно остывшую. Эту таверну следовало бы переименовать: не «Мистраль», а «Кровавая зубочистка». У хозяина были мертвые, как у мухи, глаза. Вступать с ним в споры не имело смысла, он все равно ничего не понимал. А вот вино у него было чудесное, из Сен-Сатюрнена. Неожиданно приходили мысли о сути всего происходящего. «Oui, en toi j'ai bien vendangé ma mère!»[153]153
  Да, с твоей помощью я снял хороший урожай со своей матери! (фр.).


[Закрыть] – сказал он ей. Это было самое искреннее объяснение в любви, и она именно так его восприняла, ведь она была настоящей фрейдисткой, или казалась такой!

Вот так они скакали в полном единении душ. А прожорливое море вылизывало край береговой линии, и еще оно вгрызалось и вгрызалось в берег, сужая песчаные просторы, простиравшиеся к горизонту, где костистые контуры дюн нежил синий-пресиний окоем неба. В конце концов она убедила его в том, что любовники те же философы, и им необходимо воспринимать время через тончайшую призму их любви. От этого они иногда становились немного занудами.

– Я считаю «Этиологию истерии»[154]154
  Так назывался доклад 3. Фрейда (1896), в котором он впервые употребил термин «психоанализ». (Прим. ред.)


[Закрыть] величайшим документом двадцатого столетия, великой Сутрой, так сказать. И я не понимаю, почему сам Фрейд отрицает ее истинность. Это сомнение так же недолговечно, как некогда другое великое сомнение, философское отрицание («Ты отречешься от меня трижды!»), которое закончилось распятием.

Она имела в виду, что ребенок изначально будет ясноглазым, сильным, здоровым, никаких «неврозов детства» – она знала, что так будет. С другой стороны…

– Я видел сон, как будто заканчиваю книгу. Ты отправилась в Ту-Герц, чтобы прибраться там, а я поехал в Англию, желая приступить к своему опусу. А потом зазвонил телефон, и мне сообщили о твоей… Это непостижимое, уникальное слово…

– Какое?

– Нет, это надо пережить, чтобы постичь! Смерть!

БЛЭН: Твое сознание свидетельствует об историческом теперь, которое ты проживаешь, пока память вспоминает другие «теперь», блекнущие по мере того, как удаляются в предысторию, называемую прошлым. Это картины твоей земной жизни, смутные и частично совпадающие, их воспринимает индивидуум, которого мы называем словом «я». Однако… в течение нескольких лет, полагаю, лет семи, каждая клетка в теле этого «я», этого индивидуума, изменяется и даже заменяется. Мысли, суждения, эмоции, желания претерпевают ту же метаморфозу! Что же тогда такое постоянная величина, которая называется «я»? Естественно, не имя, хотя оно определяет отличие

одного индивидуума от других… Произвольная последовательность довольно бессвязных воспоминаний, которые начинаются где-то в детстве и заканчиваются потрясающим теперь, настоящим временем – временем как величиной, воспринимаемой нашим сознанием! (Несмотря на все эти каменные барьеры, я люблю тебя больше, чем себя!) Весь этот скопившийся в памяти сырой материал странным образом преображается, очищается, и мы на физическом уровне вдруг обретаем интуицию, отчасти это напоминает состояние во время медитации – когда достигнуто «пребывание в покое», как говорят тибетцы. Так творят ковчег или дом для ребенка, зачатого в любви, чтобы он плыл по водам вечной тьмы и видел все, что мы делаем, был свидетелем каждого поцелуя, которым мы обмениваемся… Когда (или если) повезет, мы достигнем такого уровня развития сознания, что ступени причинно-следственного мышления, которое предшествует этому озарению, станут ненужными, от них надо будет избавиться! Надо будет оттолкнуть лестницу, фигурально выражаясь.

Эпитафии нам Сатклифф сочинит,

Неспешные, как маятник Вселенной,

Где людские метрономы осрамит -

Ритм жизни нашей бренной.

Улыбаясь, Констанс повернулась к нему и вздохнула.

– Ты даже представить не можешь, сколько раз я бывала на грани смерти. И в конце концов установила неплохие отношения с этой уродиной! Где-то посреди кошмара приходит великолепное чувство подчиненности неизбежному. Оно, это чувство усиливающейся амнезии, настраивает тебя на ритм жизни растений. Это помогает понять, что любая любовь проходит – очевидно, что своим скверным нарциссизмом мы украшаем жалкое ничто. Слабака, капитулировавшего перед смертью, даже без всякой агонии. Лежишь в одиночестве, и благословенный паралич мыслей, все менее четких, отрешенность постепенно завладевают тобой, и убаюкивают, ведут, ведут… пока раз – и всё! Поцелуй меня. Обними покрепче. Какое-то время эхо пустоты преследует тебя потом в каждом уголке дома, невидимое, как гравитация, и такое же вездесущее, напоминая об ушедшей гостье…

Да, стихотворные эпитафии Роба, полные изначальной совершенной болезненности, развяжут наши путы и заставят нас спекулировать на образах свободной любви… Он знает, что плоть остывает так же, как глиняный горшок, в новом очаге молчания, сложенном в садах, похожих на прекрасных женщин и столь же бесполезных, как плод, висящий на дереве, но подчеркнуто учтивых в своем древнем могильном молчании.

Природу Фауст презирал,

За то наказан был, никак не умирал,

Тогда, наскучив белым светом,

В Чистилище нашел свой идеал,

Где получил все то, о чем мечтал.

Ему был дарован выдающийся пенис с тремя головками – Великолепная Игрушка алхимиков.[155]155
  У алхимиков философский камень символизировала трехголовая змея (Прим. ред.)


[Закрыть] Теперь они любили друг друга, скрипя, как старые теннисные ракетки, и он с полным правом записал в дневнике, что «le temps du monde flni a commencé»…[156]156
  Время кончившегося мира началось (фр.).


[Закрыть]

Я сделал открытие, однако ничего не могу вам о нем рассказать, поскольку еще не придуман язык, которым можно это описать. Мне известно место, но не известна дорога к нему – надо плыть или лететь – и мудрецу Фаусту тоже. Что же делать? Нельзя мешкать с реальностью, живущей на краю надежды.

Трепетанье тысячи вагин

детей бесконечные крики и стоны

гудки судов морских многотонных

творцов небесной техники вздохи и рвение

искателей воды напряжение…

Все это смертельно выматывает, а теперь

надери мне задницу и назови Чомским![157]157
  Вероятно, имеется в виду американский лингвист и общественный деятель, так называемый американский диссидент, Аврам Ноам Чомский (род. в 1928 г.).


[Закрыть]

Прилагательное – оплот хорошей прозы, но поэзию оно развращает; только, конечно, не лимерик, там целая витрина отменных прилагательных. В идеале, можно написать целую книгу в этой выразительной и удобной форме, чтобы не оступиться и не угодить в медленно текущий, грязный поток воспоминаний. Хотя слишком быстрый и четкий ритм лимерика, не исключено, покажется монотонным. В более неспешной, вальяжной прозе вы можете изредка подпустить тумана в виде умолчаний. Истина – не только незнакомка, она еще и старуха… Вся реальность приснилась косматому божку, разговаривающему во сне. Eppur si muove![158]158
  «И все-таки движется» (ит.) – слова Галилея про Землю, сказанные инквизиторам. (Прим. ред.)


[Закрыть] Он выражается так, словно ему нужны заклепки для его прозы – ну да, афоризмы в качестве заклепок!

Пусть борзописцы с бархатным пером

Вздыхают о Свободе Женщин. Но стоило б потом

Спросить Богов Любви и прочих сумасбродов —

Нужна ли дамам пресловутая свобода?

CAT: Дорогой, скоро они упразднят мужчин, и вам придется подумать о должности в Банке Спермы, это самый почетный пост в табели о рангах государственного чиновника. Гарантированный личный спермовый счет, форма, как у служащих казначейства. Вы только взгляните, с какой гордостью и небрежностью они носят свою золотую цепь. По ним вздыхают девицы – те, которые ничего не знают в этой жизни, кроме пластмассовых шприцов, хорошо простерилизованных, но само «лекарство» не очень чистое, а иногда и просроченное. Для настоящего-то мужчины – раз плюнуть: небольшого куска мужского мяса достаточно, чтобы оживить Застойное Общество под председательством мадам Яичник. Укрощение строптивого, говоря точнее, блудливого.

– Божий ерш! – вскричал он. – За дамою целую даму, так что будущее не претерпит сраму!

– Констанс, ты убедила меня – наверно, мы с тобой представляем устаревший культ. (Береги жаркие искры воспоминаний, и она будет твоей – говорю я себе.) Еще не все потеряно. Я сижу в детской комнате литературы, а вокруг разрозненные детали моей будущей священной колесницы – книги, и я не знаю, как мне возродить этого рухнувшего атланта. Эти клочья вполне осмысленные, хотя нет ни одной связующей нити. Некая умная и образованная девушка, с такими же незабываемыми глазами под тенью ресниц. Тоже недовольная мелочными сделками времени, она вдруг находит простую, незатейливую любовь и радуется ей; на всех парусах она устремляется во тьму, где прячется ее великая страсть. Преднамеренная путаница деталей и событий – как раз то, что нужно. В центре узаконенного беспорядка есть ощущение некоего смысла. Клюв и девственные коготки особо прославившихся девиц. Есть среди персонажей и старики, чьи краны перекрыты – безнадежная тишина все еще удерживает их, хотя, кроме заходящего земного солнца, уже нет радостей… И любовная пуповина перерезана. Невроз – норма для культуры себялюбцев. Фрейд выставил напоказ ее корни, – так дантист своим сверлом открывает пульпу. И сразу понятно, что это больной корень виноват в несовершенных грехах! Цивилизация – это плацебо с побочным действием.