Текст книги "Один из нас. Вояж, вояж"

Автор книги: Лоран Графф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

41

На этих выходных в квартиру Паскаля въехал новый жилец. Парню лет тридцать, вроде одинокий. Мебели немного.

Я зашел в уже ставшее родным туристическое агентство «Астролябия» по поводу своего короткого визита в Лондон. Рекламная акция закончилась. Предложение было действительно в течение весенне-летнего сезона. Каталоги поменяли, и сейчас пришло время программы осень-зима. «Не страшно. Тогда в следующий раз. Спасибо». Я ушел, прихватив с собой новый каталог.

42

Отпраздновали уход на пенсию Эженио. Он воспользовался случаем, чтобы представить свою новую жену. Каждый по-своему проводит время! Он путешествует за счет своих женщин, меняя их в среднем раз в десять лет. Впрочем, у него неплохой вкус.

Перед уходом он подарил мне набор отверток. «С того самого дня, как ты сюда устроился – Богом клянусь! – я уверен, что однажды ты еще всех нас удивишь». Я пожелал ему спокойной пенсии. «За меня не беспокойся, старик. Жизнь продолжается, это прекрасная и удивительная штука!»

У меня такое впечатление, что я не старею: мне все так же тридцать. Я осознаю прошедшие годы, события, которыми они были отмечены, но я в них практически не участвовал, так что они прошли бесследно и никак на мне не отразились. Мне часто говорили, что я похож на медведя, если так, то я медведь в спячке, все жизненные системы которого погружены в сон в ожидании светлых дней.

Мне уже удается продержаться под водой две минуты. Две минуты тишины – остановка, пауза, словно передышка.

43

Все произошло довольно быстро: квартира продана, и меня просят покинуть жилплощадь. Дали три месяца на переезд – медведя выставляют за дверь его берлоги.

Куда мне идти? Искать новую квартиру, заново где-то селиться, привыкать к месту – мне это претит. Вот, оказывается, насколько я привязан к двум своим комнатам. Бесполезно сопротивляться, все равно привязываешься к месту. Со временем пускаешь корни. Я хожу из спальни в кухню-гостиную с потрясающей, безошибочной проворностью и гибкостью кошки: я дома. С закрытыми глазами я разогреваю в микроволновке китайский рис, время выверено с точностью до секунды, и приступаю к поеданию, щелкая пультом телевизора. В полнейшей темноте я встаю, умываюсь, одеваюсь, потом выхожу на улицу, не задев ни одного угла. Свои сорок пять квадратов я меряю шагами с легкостью и точностью акробата на канате. Нужно видеть, как я передвигаюсь в этих четырех стенах – настоящий балет! Мне наверняка будет их не хватать, здесь я жил, эти стены оберегали меня более двадцати лет!

Эта квартира была моим космическим кораблем, летучей крепостью, подводной лодкой, шлюзовым отсеком. Покидая ее, я теряюсь, падаю, тону. Жизнь упорядочивает самое разное содержимое: от необъятной вселенной до сокровенной мысли. Эта квартира как раз и была мерилом моего существования, ни большая, ни маленькая. Конечно, однажды я бы уехал, но по собственной воле, в назначенное время, а не так, когда ни с того ни с сего тебя выставляют за дверь. Я окажусь со своим чемоданом на улице. Что я буду делать?

Я шатался из комнаты в комнату, как неприкаянная душа. А ведь это подходящий случай, чтобы уехать по-настоящему, как только окажусь на улице, продолжить движение и не останавливаться.

44

Я позвонил в «Эммаус» [7]7
  Французское благотворительное общество.


[Закрыть], грузовик ждет внизу. Я сказал парням забирать все, мне ничего не нужно. «Все? Даже шмотки? И куда вы так поедете?» Я перебрал одежду, оставил только то, что вошло в чемодан. «Скажите, под стопкой одежды я нашел нож, его тоже забрать?» Я уже не грущу, что вынужден покидать квартиру и лицезреть разбросанные вещи, я решился. Напротив, мое состояние напоминает эйфорию, я счастлив и бодр. Хотя и причин-то нет.

Последний раз все осмотрел. На полу в беспорядке валялись груды туристических каталогов: Доминиканская республика, Австралия, Япония, Юго-Восточная Азия. В пустой квартире они выглядели как брошенное на пол прощальное письмо без адреса. Я закрыл входную дверь на ключ. Спустился по лестнице. Проверил, не завалялись ли какие письма в почтовом ящике. Вышел на улицу с чемоданом в руке. Стояла хорошая погода. Я уехал.

45

В центре города я нашел гостиницу «Надежда», не очень дорогая, то, что надо. В начале мне было трудно приспособиться, прижиться. Но мало-помалу я привык. Вот уже четыре года, как я здесь обитаю. Номер 11, второй этаж. Я договорился с хозяином, что буду платить помесячно за полупансион. Окно выходит на улицу, в районе довольно много торговых комплексов. Несколько лет назад неподалеку отсюда располагался магазинчик «В тропиках». Теперь это лавка готовых блюд. Над кроватью я приклеил скотчем карту полушарий. И часто смотрю на нее.

Пенсия мне по душе, я не скучаю. Продолжаю два раза в неделю ходить в бассейн. Я немного сократил дистанцию, перешел к тысяче двумстам метров, это 48 бассейнов. А еще я занимаюсь ходьбой. Прогуливаюсь по окрестностям, покидаю пределы Кана, иногда добираюсь до устья Орна, рядом с Мервилем. Купил шагомер, порой набегает до сорока километров. Чувствую себя хорошо, я в форме. Люди с трудом верят, что я на пенсии: «Не может быть! Вы шутите!»

В полдень я обедаю вне дома. По очереди посещаю разные заведения в центре города: китайский ресторан, турецкий или индийский. Я сдружился с официантом из «Тадж-Махала» по имени Али. Он с воодушевлением рассказывает о своей стране, он родом из Бомбея. «Ты так любишь путешествовать, тебе нужно поехать в Индию. Это самая красивая страна в мире! Mother India!» Язашел в книжный, купил путеводитель. И правда, выглядит соблазнительно. Я прочел там, что в Индии серьезные проблемы с питьевой водой, поэтому, настойчиво рекомендуется запастись очистительными препаратами (Micropure)или пить воду только из бутылок известных марок (Saam Water, Simla). Явсе записываю.

В семь тридцать я обычно уже за столиком гостиничного ресторана. На ужин суп или салат и десерт. Потом поднимаюсь в свой номер посмотреть выпуск новостей. Сразу после них идет художественный или документальный фильм. У меня ощущение, что я живу в зале ожидания.

На моем счете накопилось двести пятьдесят тысяч евро. Еще немного, и я мог бы оплатить поездку на Луну!

46

С тех пор как я перестал работать, в казино больше не заходил. Ушел я скромно, без торжеств: сунув письмо об увольнении в карман, попрощался с г-ном Лопесом и персоналом. «Значит, все? Это была последняя смена. Ладно, до свиданья, Патрик». Мне пришлось привыкнуть к новому ритму жизни, я стал лучше спать. «Делайте ваши ставки, господа! Ставок больше нет!» Я столько раз повторял эти фразы, что они до сих пор все еще звучат в моей голове, для крупье это как стук отбойного молотка.

Я освободил чемодан и сложил туда деньги. Получился ковер из купюр, заботливо собранных в пачки. Директор банка лично вручил мне мои сбережения, немного обеспокоенный: «Вы уверены, что правильно поступаете?» В своем номере я любовался богатством, что скопил за свою жизнь, переполненную всевозможными намерениями. Купюры выглядели так здорово: я их гладил, трогал, теребил, нюхал. Настал вечер, я закрыл чемодан и оделся. Достал тот самый льняной костюм. Вышел из гостиницы. Завидев меня, хозяин удивился: «Вы съезжаете?»

В казино я спросил г-на Лопеса. «А, Патрик! Какой сюрприз! Чем обязаны вашему визиту?». Я открыл чемодан: «Я пришел играть». Пришлось объясняться, а то он заподозрил что-то неладное, смотрел на меня с подозрением. Потом он решил меня образумить, я сразу его остановил: «Пожалуйста, г-н Лопес. Я хотел бы пойти поиграть». Какой-то новенький, незнакомый мне служащий казино, проводил меня к столу с рулеткой. Мой бывший напарник, с которым я работал последнее время, уважительно приветствовал меня. Подошло несколько любопытных. «Делайте вашу ставку, месье». Я все поставил на 11, мой номер в отеле. Г-н Лопес в последний раз строго посмотрел на меня. «Ставок больше нет!»

47

Среда.

Бассейн. Одна минута сорок восемь секунд под водой и 1050 метров.

Обед в «Тадж-Махале»: шишкебаб, рис басмати.

После обеда взялся за книгу Жана-Мари Лаклавтина. Достал ее из чемодана, открыл и стал читать. Двенадцать страниц.

Спать в 23 часа.

48

Воскресенье.

Провалялся все утро до 11 часов.

Небольшая прогулка: 5 километров.

Работал над путешествием вокруг света: подготовил программу по Индонезии.

Спать в час ночи.

49

Суббота.

Прошел пешком восемнадцать километров.

Обед в «Китайском счастье».

Прочитал три страницы Лаклавтина.

Умер Джонни Холидей. Ему был 101 год. Он прожил долгую жизнь. Посмотрел по телевизору посвященную ему передачу.

Спать в полночь.

* * *

Этот день национального траура стал последней датой в подробном дневнике Патрика Перрена. Все уместилось на девяноста восьми страницах обычной школьной тетради марки «Завоеватель».

Впервые я встретился в Патриком Перреном шесть лет назад. Моя мать была почти уверена, что он не покидал Кана. Я и в самом деле отыскал его в гостинице «Надежда» в центре города. Спросил у администратора, как мне его найти, и через несколько минут он сам уже спускался ко мне. Высокий, худощавый, он был удивительно молод, бодр, подтянут, импозантен, от него веяло странным величием. Он взглянул на меня и спросил:

– Вы хотели меня видеть?

– Да. Меня зовут Симон Леблон. Вы знали мою мать сорок лет назад. Ее звали Саранья. Мы можем где-нибудь побеседовать?

Мы пошли прогуляться.

–  Как она поживает?

– Хорошо. Она вернулась в Таиланд, в Шианг-Май.

Он шел широким размеренным шагом, глядя перед собой и покачивая головой.

–  Это несколько деликатная тема… Я биолог, генетик. Некоторое время назад я совершенно случайно узнал, что мой отец мне не родной. Тогда мама рассказала мне о ваших с ней отношениях. По ее словам, вы мой биологический отец.

Патрик Перрен остановился и внимательно на меня посмотрел.

– Сын?

– Да. В этом довольно легко убедиться, если вы пожелаете.

–  Надо же! А я-то думал, что не оставил после своего пребывания на земле ни единого следа… Симон… Да, припоминаю. Я подарил тебе резинового жирафа, когда у тебя резались зубки. Ты ел?

– Простите?

– Ты голоден?

Мы пообедали в «Тадж-Махале». Он рассказал мне о том, что планирует путешествие вокруг света, работает над этим. Но из-за того, что творилось в мире, он не знал, куда ему ехать.

– Итак, значит, ты ученый?

– Да, я занимаюсь генетикой. Участвую в исследовательской программе совместно с европейским аэрокосмическим агентством.

– Должно быть, твоя мать гордится тобой. А отец?

– Он умер двадцать лет назад.

– Тебе что-то от меня нужно?

– Нет. Просто я хотел с вами познакомиться.

После обеда мы вернулись в гостиницу.

– Днем я часок сплю. Это полезно. Ты можешь приходить ко мне, если хочешь. Я никуда не денусь, если ничего не приключится.

Я приезжал к нему каждый год. Он никуда не переехал из своего 11-го номера гостиницы «Надежда». Мы вместе ели, он интересовался моей работой. «Я тоже в каком-то смысле ученый. Я специалист по промежности». Последний раз, когда я с ним виделся, он хотел показать мне место, которое нашел во время одной из прогулок. Он наткнулся на каменную скамью посреди зарослей. С тех пор он периодически приходил на ней посидеть: «Правда, здесь хорошо? Иногда я провожу на скамейке по три-четыре часа. Смотрю на пейзаж вокруг, по небу проплывают облака. И у меня ощущение, что я путешествую, уезжаю далеко-далеко». Был июнь. Я объявил ему о том, что собираюсь в экспедицию на Луну. Три месяца спустя я узнал, что он умер в своем гостиничном номере.

Перед отправкой я поместил его прах в удобную герметичную коробку. Уложил ее вместе с личными вещами. А еще взял его дневник, чтобы читать, когда нечем будет заняться. Как только я обосновался на новехонькой станции «Лютеция», где мне предстояло провести два года, я сразу попросил разрешения выйти наружу. Надел космический костюм и впервые ступил на лунную поверхность. Шел медленно и осторожно, покачивая руками в пустоте. Отойдя на приличное расстояние от поселения, я открыл коробку, и в межзвездной невесомости развеялся прах отца, останки великого путешественника, вечного мечтателя, исследователя дальних стран. Беловатое облако призрачной дымкой выплыло в космос и постепенно рассеялось.