Текст книги "Амена (СИ)"

Автор книги: Лора Вайс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Наутро проснулись от того, что сверху на нас вылилась порция росы, накопившейся за ночь. Эфин наклонился надо мной и поцеловал, стирая рукой капли воды с груди и живота. Я не хотела покидать это дерево, не хотела спускаться и идти туда, где придется забыть обо всем, или притвориться, что решила забыть. Когда все же оделись и приготовились к спуску, Эфин посмотрел на меня:

– Я готов тысячу раз умереть, лишь бы провести время с тобой еще раз, моя жизнь превратилась в ничто после твоего ухода в Мазарат.

– Самое печальное, Эфин то, что я люблю тебя. Но что нас ждет? Что ждет крианку и номара?

– Не знаю, но ради тебя я готов на все. Та ночь, которую провел с номаркой была каким-то наваждением, проснувшись утром, я не смог ничего вспомнить.

– Та ночь в прошлом, так пусть там и остается. Тебя же ждет будущее.

– Без тебя это не будущее, а  изо дня в день повторяющееся пустое настоящее.

– Не говори так, тебе пора завести семью, родить детей, тогда все встанет на свои места.

Он лишь закрыл глаза и глубоко вздохнул. А что еще я могла ему сказать? Что брошу все и паду к его ногам в то время, как он вступит в союз с другой женщиной, или буду изредка встречаться с ним в темном лесу, чтобы провести ночь? Вряд ли. Спустя два года готова была бы простить ту связь, если бы Эфин перед всем Тароном признал меня как единственную жену и ввел в свой дом, но он ни слова не сказал об этом, продолжая гнаться за каким-то мифическим уважением и поощрением со стороны Совета, который сам же и создал.

Через час мы снова брели по берегу, к концу дня должны были достигнуть стен Тарона. Я не хотела идти туда даже в качестве гостьи, поэтому решила по прибытии сразу взять аттарина и отправиться домой. После проведенной с Эфином ночи почувствовала себя в очередной раз раздавленной, но не из-за того, что жалела о произошедшем, а от того, что  это было лишь воспоминанием о прошлой жизни, которое я должна в очередной раз спрятать глубоко в душе. Он всю дорогу держал меня за руку, я же  не смела ее забрать, пусть хотя бы недолго мы побудем влюбленной парой.

К вечеру впереди показались темные стены города, Эфин сразу ускорил шаг, но я что-то почувствовала, что-то, что заставило остановиться и осмотреться вокруг:

– Почему ты остановилась?

– Я не знаю, что-то внутри говорит не идти туда.

А через мгновение мои глаза снова засияли особым светом, и я уже была в центре Тарона, там повсюду стояли чистокровные, часть солдат окружила кого-то на площади, как только подошла ближе, то увидела Эфина, стоящего на коленях с завязанными за спиной руками. Вокруг собрались номары, они смотрели на своего Лидера, но не делали и шага, а спустя секунду из толпы в сопровождении нескольких чистокровных вышел Фарон и, проследовав к брату,  нанес ему удар в живот, от чего тот упал, отплевываясь кровью.

Когда же связь со Скайрой прервалась, я посмотрела на Эфина и, схватив за руку, сказала:

– Мы не пойдем в город! Надо немедленно скрыться в лесу.

– Что?! Что ты видела?

– Боюсь, ты уже не Правитель Тарона.

– Это что еще за чепуха?

– Если ты войдешь в ворота, то немедленно окажешься в лапах чистокровных, которые сейчас заполонили улицы города, а знаешь, кто стоит во главе? – Эфин не понимал меня. – Фарон! Он сейчас там и только ждет момента поквитаться с тобой.

– Этого не может быть! Фарон хоть и полон ненависти и желает господства, но он не пойдет на такое! Это против закона крови.

– Ты продолжаешь жить как в тумане. Неужели тот случай с нападением тумо и непослушанием чистокровных ничему не научили тебя? Фарон давно жаждет сместить тебя. И как ты думаешь? Откуда в лесах вдруг появились тумо в таком огромном количестве? Твой брат пытается дискредитировать и  уничтожить тебя. Сейчас он в городе, который у него в плену, а смешанные тебе не помогут.

– Я не верю, ты явно что-то задумала.

Тогда я отвернулась от него и приготовилась уйти:

– Мне жаль тебя, Эфин. Можешь идти туда, но в таком случае я прощаюсь с тобой навсегда.

Направившись в сторону леса, видела, как он стоит в полной растерянности и не знает, что делать дальше. Однако я не успела дойти до джунглей, как Эфин нагнал меня и остановил:

– Постой. Я верю тебе, просто не могу поверить в то, что брат предал, а Совет бездействовал в момент захвата.

– Не стоило ждать от них помощи, смешанные теперь такие же, как и многие из нас, они не имеют кровной связи, боятся потерять то, что у них есть, и не будут умирать за своего Лидера, а чистокровные давно уже находятся во власти Фарона.

– Получается, что наследник Танафера и Правитель Тарона – изгой. Здешние леса кишат этими тварями, а безумный братец взял в руки бразды правления, ты хоть представляешь, что теперь будет?

– Могу представить. Они начнут тотальный захват земель. Неужели у номаров больше нет союзников? Тех к кому бы ты смог обратиться за помощью?

– Увы, но нет. Единственное, нам надо идти в Мазарат к твоему отцу и попытаться что-то придумать.

– Да, если только Фарон не опередил нас. Знаешь, когда он пришел к нам, чтобы заручиться поддержкой, то хотел получить меня в обмен на то, что не будет трогать Мазарат.

– А вот этому не бывать! – глаза Эфина буквально налились кровью, и он готов был раздробить рукоятку меча, которую сжал со всей силы. – Сначала пусть убьет меня.

Мы отправились в путь, тумо еще не  добрались до этой части лесов, поэтому решили идти всю ночь, не останавливаясь, дабы не терять драгоценного времени. Добравшись до Мазарата к утру, немедленно пошли к моему отцу. По дороге я все рассказала встретившему нас Минекая, когда же зашли в дом и поднялись в Зал Советов, то там уже собрались все благородные мужи, а отец что-то яростно пытался им доказать. Но, увидев меня, он отбросил все и подошел, чтобы обнять:

– Ты цела и невредима! Дочка! – его глаза казались такими болезненными, а лицо было бледным как никогда.

– Что с тобой, отец? Ты плохо выглядишь.

– Неважно, главное, что ты здесь, – затем он повернулся к Эфину. – Спасибо, что вернул ее.

– Не за что, – он ответил сухо и чувствовал себя опозоренным, так как стоял один среди крианцев.

Я же снова обратилась к отцу:

– Фарон был здесь?

Тогда Правитель отошел в сторону и посмотрел на меня с тяжестью в глазах:

– Был. И очередной раз выставил условия. Но боюсь, теперь я не в силах отказать ему. За ним вся армия.

– Каковы же его условия? – спросил Эфин.

– Амена! Это единственное условие, выполнив которое, мы сможем избежать рабства.

– Да что ты такое говоришь?! – я смотрела на него и не понимала такого пессимизма. – Наша армия достаточно сильна, чтобы сдержать их.

– Какая армия?! – отец начал кричать. – Армия юнцов и девиц против такого разрушительного полчища из смешанных, чистокровных и тумо?!  Мы падем в первой же схватке! И еще! – отец посмотрел на Эфина. – Фарон просил, чтобы мы выдали низвергнутого Правителя, если только тот появится у наших ворот, но этого я делать не буду. Ты благородный воин и всегда держал слово, поэтому уходи.

Эфин резко развернулся и подошел к отцу:

– Интересно получается, я как последний трус бегу, а вы отдадите свою дочь брату?! И все! Великий Нитте снова спас свой народ?! С чего ты взял, что Фарон сдержит слово?!

– Ему нужна Амена, он сдержит обещание именно из-за нее.

– А кто вам сказал, что я отдам ее?! Она моя жена и будет со мной!

В этот момент в зал вошли стражники, они обнажили мечи и окружили Эфина, он в свою очередь также вытащил меч. Я не могла допустить того, чтобы сейчас пролилась чья-то кровь, поэтому встала рядом с Эфином и заговорила со стражей:

– Что вы делаете? Я Предводитель армии наравне с Минекая, и я ваш Духовный Лидер! Как смеете вы – свора Тарийских собак, идти на поводу у этих трусов, – и указала на благородных мужей, которые сыграли не последнюю роль в таком решении. – Мы можем драться и можем победить, если используем мой дар! С нами Эфин, а он знает все слабые и сильные стороны номаров. Или вы предпочитаете сидеть в тени Фарона и ждать, когда он наиграется в любовь к крианке? Я не вещь! И я не позволю управлять и распоряжаться своей жизнью. Учти отец, стоит только твоим стражникам сделать хоть шаг, я убью каждого из них, и мы уйдем вдвоем, тогда у тебя не останется ни одно козыря против Фарона!

– Что ты такое говоришь, дочь?! Не хочешь ли ты сказать, что заодно с этим номаром, который использовал тебя и бросил?!

– Эфин мой муж, ты лично скрепил наш союз печатями предков, так что не стоит попирать закон. И еще, не забывай ту участь, которая выпала критти, изгнавшим Кумеро, они пали из-за своей трусости и самоуверенности. Хочешь ли ты такой же судьбы крианцам?!

Отец еще какое-то время молчал, затем поднял глаза и произнес:

– Что же ты предлагаешь? Чего предлагаете вы оба?

Тогда выступил Эфин:

– Надо готовить армию, я расскажу все, что должны знать воины о тактике сражения номаров. У нас есть шанс на победу только в том случае, если Амена будет рядом и сможет предвидеть действия Фарона и его войска.

После сегодняшнего дня мы начали активно готовиться к предстоящему сражению, ведь Фарон не будет долго ждать, он либо получит то, чего хочет, либо пожелает раздавить Мазарат. Воины усиленно готовились, они проводили целые сутки в тренировках, оставляя немного времени лишь на сон и еду. Эфин и Минекая разрабатывали план, я помогала им, но больше времени проводила среди солдат, наблюдая за их боями. Также посещала кузницы, где мастера выплавляли десятки мечей, изготавливали луки и стрелы, а еще особое оружие крианцев –  лотты, небольшие мешочки из кожи, наполненные смесью, которая взрывалась при соприкосновении с твердой поверхностью, мы привязывали их к стрелам, чтобы у врага не оставалось шанса выжить.

 Когда же наступала ночь, то я проводила ее рядом с мужем. Пусть остальные и смотрели на меня с сожалением, но нас это не волновало. Решив для себя, что надо успеть прожить это время как можно лучше, перестала обращать внимания на предрассудки и былые страхи, полностью отдавшись воле чувств. Эфин был со мной рядом в одной постели каждую ночь, он любил меня и также перестал думать о том, что нас могло ждать дальше. Мы всегда были рядом друг с другом, когда происходили беды, было ли это нападение Карукка или сражение с группой тумо у стен Тарона. Печально, если нас объединяет только горе и войны, ведь так хочется однажды проснуться и увидеть его рядом, чтобы он никуда не уходил, и я бы не стояла перед постоянным выбором.

В таких стараниях прошло около месяца, Фарон продолжал укреплять свою власть, наводя ужас на жителей Тарона, как доносили наши шпионы, а Эфин продолжал натаскивать крианцев. Периодически он в составе группы воинов отлавливал блуждающих по лесу тумо, чтобы тренироваться на живом примере. Крианцы еще никогда так не сражались, они наконец-то познали вкус настоящего и беспощадного боя. Как было известно, тумо плохо ориентировались на воде и в тумане, поэтому наши алхимики создали специальное вещество, которое образовывало плотную туманную завесу и расползалось на несколько сотен метров, это должно было помочь. Однако оставались еще чистокровные, которых не так-то просто сбить с толку, они проворны и сильны, но на все воля Скайры, если нам и суждено одержать победу, то так оно и будет.

Все шло своим чередом, единственное, что начало беспокоить, это постоянные недомогания, которые случались по утрам. Во время видений случались обмороки, а во время долгих тренировок начинал болеть живот и спина, я же не придавала этому большого значения, продолжая заниматься с солдатами. Но спустя еще месяц все усугубилось, стоило совершить резкое движение, как боль пронзала все тело, застревая где-то в пояснице, а после видений начиналась лихорадка, которая длилась около суток. Эфин и Минекая иногда замечали как я ни с того ни с сего сажусь на землю, подгибаю колени и опускаю на них голову. Однако вскоре снова поднималась и начинала тренировку, только более медленными темпами. Эфин периодически подходил, пытался узнать в чем дело, но я по-прежнему скрывала свой странный недуг. Однажды вечером, лежа в постели стала ощущать судороги, они начинались в кончиках пальцев ног и медленно поднимались наверх, из-за них не могла уснуть и боялась, что Эфин заметит, поэтому медленно вставала и, претерпевая жуткую боль, уходила в сад, где оставалась до раннего утра.

И если мой номар не мог понять всего происходящего, то Минекая все понял и во время очередной тренировки подошел ко мне:

– Что с тобой происходит, Амена?

–  О чем ты? Со мной все в порядке.

– Не лги мне, я еще пока не ослеп и не настолько стар, чтобы не замечать твоих мучений.

Тогда я села на бревно, отложила меч и посмотрела на него глазами полными боли, потому что все тело разрывалось на части.

– Мне плохо, отец, иногда кажется, что умираю. Эта боль терзает изо дня в день, а ночами сводят сильнейшие судороги, от которых темнеет в глазах и не хватает воздуха.

– И когда это началось?

– Два месяца назад, сначала было не так тяжело, но вот последнее время… – Эфин все это время посматривал в нашу сторону и замечал, как я стискиваю зубы и зажмуриваю глаза.

– Отчего же ты молчала, дитя? Ты больна, и тебя необходимо показать лекарю.

– Нет, нельзя. Они запретят тренироваться и уложат в постель. Сейчас нет времени на лечение.

– Даже не спорь со мной, ты верно смерти хочешь?

Но в этот момент боль окончательно подавила и, не выдержав, я закричала. Минекая резко вскочил и успел взять под руки, чтобы не дать мне упасть, Эфин подбежал, бросив все дела, его глаза наполнились страхом:

– Что с тобой, Амена?!

Я же не могла говорить, набрала побольше воздуха и пыталась справиться с болью, но тогда ответил Минекая:

– Она больна, причем давно. Как только ты мог не заметить этого, ты же спишь с ней в одной постели?! – Наставник негодовал и смотрел на него со злостью и презрением. – Вы номары настолько черствы, что даже не способны видеть муки той женщины, которая лежит рядом.

Но Эфин ничего не ответил, ведь Минекая был прав, он не смог рассмотреть моей боли, хотя вины его в том не было, я тщательно скрывала свой недуг. Теперь же все стало ясно, а болезнь стремительно убивала. Эфин взял меня на руки, и они направились в лазарет, где лекари уложили в постель своего Оракула. Другие два крианца выгнали Минекая и Эфина за двери, после чего принялись за меня. Они сняли все одежды, затем принялись осматривать руки, ноги, спину, подбираясь к животу, после чего я потеряла сознание.

Когда же пришла в себя, то больше не ощущала прежней боли, она все еще была, но не такая сильная. Лекарь Катар подошел к постели и сел рядом:

– Еще бы чуть-чуть и ты говорила бы со Скайрой, смотря ей прямо в глаза.

– Что со мной? Чем я больна и излечимо ли это?

В этот момент Катар засмеялся, положив холодную тряпку мне на лоб:

– Да, ты немного больна, но этот недуг пройдет через шесть – семь месяцев.

– О чем вы?!

– Эх, Амена, Амена, ты совсем забыла о том, что все еще являешься женщиной и еще можешь рожать детей! – он потряс за руку и с улыбкой произнес. – Ты ждешь ребенка.

– Что?! – из моих глаз потекли слезы от услышанного и было не ясно, то ли от радости, то ли нет. – Но почему же я так страдаю?!

– А вот это обратная сторона. Ты слишком много тренируешься, твой организм перенапряжен и может потерять дитя. Еще бы немного и началось бы кровотечение, тогда мы не спасли бы тебя.

– И как же быть? – я начала осознавать, что чуть не убила своего ребенка, пока таилась и по своей глупости не шла в лазарет. В то же время понимала, что сейчас я не могу быть в стороне.

– Тебе больше нельзя тренироваться и тем более, участвовать в сражении. К слову, Эфин все еще здесь, я могу позвать его, и ты обрадуешь своего номара.

– Нет! Только не это! Он не должен об этом знать! Скажи ему, что я просто подхватила сезонную лихорадку.

– Хорошо, как пожелаешь. Только учти, никаких боев.

И Катар вышел на улицу, я же поняла, что не хочу ничего говорить Эфину, вдруг ко мне снова вернулся страх. А что если он снова уйдет, снова предаст или не захочет этого ребенка, ведь его по-прежнему ждет невеста в Тароне. В голове все закрутилось, и радость перепуталась с печалью. Пока лежала и пыталась собраться с мыслями, в покои зашел Эфин, он присел рядом:

– Почему ты ничего не сказала мне?

– Прости, думала, что вскоре пройдет, а из-за перенапряжения болезнь затянулась.

– Лекарь сказал, что тебе больше не стоит тренироваться, так что отныне будешь сидеть подле меня и как всегда говорить под руку, – он улыбнулся и, наклонившись вперед, нежно поцеловал.

– Я согласна, – но мои глаза все еще были полны печали, так как в глубине души хотела ему сказать и увидеть его радость, однако разум запрещал.

Выйдя из лазарета через три дня, все еще не могла поверить в то, что внутри меня теплится новая жизнь, я еще не ощущала его или ее, но каждую ночь стала класть руку себе на живот. Когда Эфин целовал меня, спускаясь все ниже, то сердце замирало от мысли, что ношу его ребенка. Все вдруг перевернулось в одночасье, больше не хотелось думать о предстоящем сражении, о Фароне и его стае, обо всем, что заставляло страдать. Во мне проснулась женщина, желающая сохранить жизнь своего ребенка, во что бы то ни стало и отвести его от беды. Я каждый раз смотрела на Эфина и про себя рассказывала ему о малыше, поэтому зачастую не слышала, о чем он мне говорит. Он же видел мою отрешенность и погруженность в какие-то мысли, видел, как я периодически улыбаюсь сама себе, как что-то тихо шепчу, но не мог понять, отчего я так изменилась.

Минекая тоже заметил странности, происходящие со мной, а я буквально разрывалась изнутри в желании рассказать о себе, поэтому не выдержала и в один из дней подошла к Наставнику, отведя его в сторону:

– Минекая? Я хочу что-то сказать тебе, но это большая тайна, поэтому надеюсь на молчание.

– Разве я когда-нибудь подводил тебя? – он улыбнулся и похлопал себя по груди.

– Конечно, нет.

– Тогда рассказывай. Я уже давно заметил, как ты тихо радуешься, так что не затягивай, расскажи старику о большом секрете!

– Я беременна.

После этих слов Минекая резко подорвался и обнял так крепко, что у меня захрустели кости:

– Так вот в чем все дело! Вот откуда взялся тот недуг! Как же я рад за тебя, – затем Минекая стал серьезнее. – А Эфин знает? Ведь, если знает, то я не вижу у него счастья на лице.

– Нет, не знает. И пока ему не нужно знать. Я боюсь повторить прошлые ошибки, тем более, сейчас неспокойное время и мы не знаем, чего нам ожидать от завтрашнего дня.

– Мне кажется, ты боишься не этого, а того, что он вернется в Тарон к своей номарке.

– И это тоже, – в этот момент мои глаза наполнились грустью и улыбка пропала.

– Одно хочу сказать тебе! Не бойся и не переживай, с тобой всегда буду я. Если меня не убьют однажды в бою, – он снова усмехнулся. – И если Эфин не совсем черствый сухарь, то он будет с тобой и своим ребенком, а если окажется наоборот, то ты все равно останешься победительницей, ведь иметь рядом маленький комок счастья, созданный из твоей плоти и крови, это всегда Победа. Поняла?

– Да.

– Ну, вот и хорошо, а теперь ступай и осторожно обходи все кочки на земле.

Минекая всегда мог меня успокоить, он единственное существо на Скайре, к кому я бежала со всех ног. Если бы подобные ему имели возможность жить вечно, ведь так не хочется отпускать  тех, кого любишь всей душой и к кому привязан всем сердцем.

На следующий день к воротам Мазарата прибыл гонец из смешанных, он передал свиток Предводителю и остался ждать ответа. Когда же послание доставили отцу, то в зале собрались все, Правитель зачитал содержимое свитка, в котором говорилось о том, что время вышло, либо отец выдаст Фарону свою дочь, либо Мазарат станет первым на пути номарских войск, который они покорят.

Отец написал отказ от своего обещания, выразив все свое неуважение к новому Правителю Тарона, таким образом, первый шаг был сделан. Как только гонец скрылся из вида, все поняли, что следующая встреча произойдет уже на поле боя, где либо мы одержим победу, либо нас разобьют, превратив в придаток, от которого будет питаться Тарон.

Глава XXIV

Великая битва

Фарон ожидал гонца  с минуты на минуту, он не мог найти себе места, так как желал только одного – взять в руки послание и прочесть о том, что Амена в Мазарате и ждет его. Номар рассчитывал на трусость и слабость Нитте, поэтому не задумывался о возможном отказе, когда же за окнами послышался топот аттарина, Фарон встал и сказал сидевшей рядом Талье:

– Иди на улицу, скорее всего это гонец. Забери послание и принеси мне.

– Хорошо, господин. – Талья отвечала чуть слышно, дабы не разгневать и без того обезумевшего Правителя.

Она вышла на порог и встретила номара со свитком в руке, взяв его, быстро вернулась в зал. Фарон в этот момент проследовал к ней и вырвал письмо, оттолкнув Талью к столу, в его глазах сверкали искры, а тело прохватывал озноб. Таким Фарона еще никто не видел, это было помешательство, от которого теперь страдал каждый житель Тарона, однако сам Фарон так не думал, ведь он мечтал, как приведет в город жену и сделает ее хозяйкой  наравне с собой.

Развернув послание, начал жадно вчитываться в каждое слово, но чем ближе был конец, тем яростнее становился его взгляд:

« Я – Нитте, Правитель Мазарата, расторгаю наше соглашение и не признаю твоей власти! Моя дочь никогда не переступит врат Тарона и никогда не станет тебе женой. Крианцы свободолюбивый народ и мы не потерпим присутствия на нашей земле такого самозванца, как ты, младший сын Танафера!»

Фарон медленно отложил свиток, подошел к столу, на котором лежал меч, схватил его и приставил к шее сидящей подле номарки:

– Ты принесла мне дурные вести, грязная тварь!

– Господин, прошу, – Талья зарыдала, не зная, куда себя деть. – Я не виновата, вы же понимаете это, – она упала на колени и склонила перед ним голову.

Но он ничего не слышал, Фарон продолжал говорить:

– Это мы еще посмотрим, кто из нас самозванец! Я лично скормлю тебя тумо, проклятый Нитте, ты еще будешь просить меня о пощаде, – затем он отошел от несчастной и принялся ходить из угла в угол. – Амена все равно будет со мной, она в Мазарате, я это чувствую.

Спустя пару часов номар созвал Совет и объявил о начале войны, результатом которой станет покорение Мазарата, а крианцы познают его гнев. Советники боялись возразить, поскольку каждый высказавшийся против, мог немедленно лишиться головы, как это и произошло с Тафиром, а семья Главы Совета была казнена на рассвете.

 Войско в составе смешанных и чистокровных находилось в полевом лагере, разбитом на равнинах близ Тарона, тумо же ожидали в лесах и были готовы к тому, чтобы начать Большую охоту.

К утру следующего дня Фарон вышел на своем коне к  бесчисленной армии и произнес:

– Сегодня вы узрите мое Величие! Я поведу вас, как когда-то это делал могущественный Танафер, номары снова будут громом и молнией этих земель и Скайра содрогнется от нашей ярости!

Номары рычали и ревели, приветствуя нового Лидера, лишь смешанные стояли, молча, не желая войны, но идти против Фарона не решались, так как тумо было все равно, кого разорвать на кусочки.

– Первым к нашим ногам падет Мазарат! Я лично украшу свои покои головой Нитте, а крианцы поклонятся вам и будут кормить до скончания своих дней, будут отдавать вам своих дочерей для утех, и будут служить как ничтожные рабы. Вы заслужили этого спустя столько лет лишений и унижений со стороны Эфина! И если я поймаю брата, то одам вам на расправу! Пришло и наше время отомстить!

Армия ликовала в предвкушении крови и насилия, они готовы были на все, лишь бы начать убивать. К полудню огромное войско выступило в направлении Мазарата, за ними по пятам следовали оголодавшие тумо, жаждущие свежего мяса.

Мазарат тем временем также готовился к встрече с врагом, крианцы выстраивались в длинные шеренги и выходили в центр поля, расстелившееся в двадцати километрах от города. Часть женщин и дети остались внутри, спрятавшись в глубоких подвалах казарм, остальные вошли в ряды воинов и выступили с армией.

Эфин знал, что брат выпустит смешанных первыми, затем тумо и в последнюю очередь пойдут чистокровные, поэтому выставил вперед меченосцев, за ними лучников, которые выстроились и по правому, и по левому флангу, после чего снова меченосцев, но уже на лошадях. Он принял решение не брать Амену на бой, заставил остаться в городе. Нитте и Минекая должны были повести армию, а Эфин хотел незаметно добраться до брата и как можно скорее остановить его.

Сражение должно было произойти ранним утром, поэтому эту ночь воины провели под открытым небом в ожидании номаров. Эфин понимал, что без способностей Амены одержать победу практически невозможно, ведь как бы хорошо ни были подготовлены солдаты, номары могли раздавить крианцев одним лишь числом. Он сидел у огня, пытаясь хоть что-то придумать, но не мог, в это время к нему подошел Минекая и устроился рядом:

– Что не весел, номар? Неужели приближающиеся родственнички тебя не радуют?

– Мы не одолеем их, ты же понимаешь это? – Эфин смотрел на пламя и швырял в него камни.

– На все воля Скайры.

– Нет Минекая, чего бы ни желала Скайра, но их в разы больше. Без Амены мы не справимся.

– Тогда выведи ее на поле, – крианец слегка прищурился и посмотрел на него.

– Я не могу, она все время таится, не говорит, что с ней, однако я чувствую, что что-то не так. Она не может воевать.

– А ты не пытался выяснить причины ее секретов?

– Она молчит как рыба, лишь делает загадочные глаза и гордо удаляется прочь. Мне не дано понять эту женщину, – Эфин грустно усмехнулся.

– Просто ты не пытался, – Минекая глубоко вздохнул и улегся на траву.

После этого разговора Эфин встал и, оседлав коня, направился в Мазарат, чтобы увидеться с женой. Амена ждала его, сидя у заброшенного колодца, где они проводили много времени в последние дни. Номар прошел в сад, залитый лиловым светом, и присел на край колодца.

– Ты пришел?

– Да, и хочу поговорить.

– О чем же? – Амена сидела с закрытыми глазами и улыбалась.

– Мне кажется, что ты скрываешь от меня что-то очень важное. После того случая ты стала другой, тебе словно безразлично то, что завтра здесь прольется много крови. Я больше не вижу того стремления к борьбе, к победе.

– В жизни, Эфин, есть нечто поважнее, чем пустое размахивание мечом.

– Пустое?! Завтра мы можем проиграть, и тогда Фарон разрушит ваши жизни, а главное, завладеет тобой.  Неужели тебя не волнует это?

– Волнует. Но я же говорю, сейчас есть более важные дела.

– Да ты ума лишилась! – Эфин сердился на ее безразличие и бесконечные улыбки. – Лихорадка явно задела твой разум.

Тогда Амена открыла глаза и посмотрела на него со злостью:

– Так ты пришел, чтобы просить меня воевать?!

– Нет. Мне просто непонятно такое поведение, я привык видеть женщину, у которой глаза загораются от одной только мысли о войне, у которой жажда к борьбе, к свободе. А сейчас ты просто сидишь и витаешь в облаках как, – он замолчал.

– Как кто?! Давай, договаривай, или ты струсил, номар?!

– Как бестолковая самка! Какой толк от твоего дара, если ты не можешь им воспользоваться?! – выпалил он.

– Кажется, я тебя понимаю. – Амена поднялась и вплотную подошла к нему. – Это ты боишься проиграть, боишься того, что Фарон отберет твою власть раз и навсегда! Я лишь средство! – из ее глаз покатились слезы, более Амена не сдержалась. – Убирайся Эфин, ты никогда, слышишь?! Никогда не… – однако, договаривать не стала. – Я выйду на бой! И не ради тебя, не ради твоей страсти вернуть Тарон, а ради них – крианцев, которые продолжают верить в меня.

– Это не так, Амена! – Эфин тут же попытался загладить вину, он не хотел использовать ее, он лишь хотел знать, в чем ее тайна. – Я лично запретил тебе воевать. И ты никуда не пойдешь.

– Не тебе решать, любезный муж. Это мой город, мой народ, а значит моя святая обязанность, – затем Амена заговорила тише, не замечая Эфина. – Ничего, мы выдержим, мы победим, и все будет хорошо.

Эфин пытался ее остановить, но она не слушала. Гордячка забежала в дом, переоделась и напоследок посмотрела в зеркало, но Амена смотрела не на лицо, а на живот, которого еще не было, но там внутри уже билось маленькое сердце. В ней снова заговорили боль и отчаяние, потому что тот, кого так сильно любила не смог перебороть свою жажду к власти.

Она вышла на улицу, оседлала коня и поскакала в сторону лагеря, Эфин ехал следом за ней и чувствовал, что сделал нечто ужасное в очередной раз. Стоило дочери Нитте появиться на поле, как крианцы поднялись и начали хлопать в ладоши, они радовались возвращению Оракула, единственный, кто был недоволен, так это Минекая, который немедленно подошел к ней:

– Ты в своем уме? Зачем приехала? Тебе надо быть вдали ото всего этого.

– Знаешь, Минекая, ты уже второй за этот вечер, кто беспокоится за мое душевное состояние. Быть здесь – это мой долг! Я должна помочь.

Тогда Предводитель обратился к Эфину:

– Ты ее привел?!

– Боюсь, что в том есть моя вина.

– Проклятый номар! Ей нельзя быть здесь!

– Почему же?! – Эфин встал напротив и смотрел так пронзительно, что Минекая опустил взор. – Может, ты приоткроешь завесу тайны?

– Она больна и рискует своим здоровьем, – теперь уже наставник с укором посмотрел на Амену.

– Довольно обсуждать мое состояние! Я готова сражаться и буду, хотите вы того или нет. Эфин прав, какой толк от моих способностей, если я ими так и не воспользуюсь в самый ответственный момент.

Минекая более ничего не сказал, как промолчал и Эфин. Только Амена понимала, на какой риск идет, она боялась больше всего на свете потерять своего ребенка, но если крианцы проиграют и Мазарат достанется Фарону, то она потеряет абсолютно все и видела Скайра, что ее сердце не хотело войны. Эта ночь далась крианцам нелегко, многие так и не смогли уснуть, они молились духам, просили их смилостивиться над ними и уберечь от беды.

К утру, когда солнце чуть окрасило горизонт, послышался рев горна. На Мазарат надвигалась смерть во главе с Фароном, они выстраивались в бесчисленные группы, занимая позиции на поле. Многие из новобранцев крианской армии начали переглядываться и пятиться назад, но Предводитель дал знак оставаться на местах. Амена находилась среди меченосцев на лошадях, она должна была находиться в центре войска, чтобы оставаться в недосягаемости для номаров, а Нитте и Минекая расположились по обе стороны от нее, дабы видеть подаваемые ею знаки. Эфин же переоделся в одежды крианцев, скрыв себя под броней, чтобы номары не смогли отличить его от остальных, он стоял на передовой среди пеших меченосцев и одним из первых должен был столкнуться со смешанными.