Текст книги "Цыганская кровь"

Автор книги: Лора Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

6

Немногим более часа прошло с тех пор, как Тори и Девон приземлились на Бермудах. За это время они успели наполнить баки горючим и благополучно взять на борт самолета двух Йорков – Филиппа и Анжелу.

Девон сказал Тори, чтобы она вытянула ноги и немного отдохнула, пока он сходит за братом и невесткой, потому что им тут же предстояло лететь обратно. Паспорт у нее был с собой, но никто его у нее так и не спросил. Во время стоянки она решила прогуляться по бетонированной дорожке аэродрома и посмотреть, как происходит заправка. Когда Тори вернулась, все уже находились в самолете. Ей было несколько неловко, и в то же время забавно видеть, как они внимательно разглядывают ее.

Компания все время острила и веселилась – особенно когда Филипп, явно шутя, объявил, что они с женой надоели друг другу, а Анжела в ответ попросила у Девона разрешения пересесть к нему в кабину летчика. Таким образом Тори осталась в небольшом, но роскошно отделанном салоне вместе с Филиппом.

Тори подождала, пока они не взлетели, расстегнула ремни и повернулась к Филу с милой улыбкой. Она сразу же поняла, что привязанность Девона к брату была взаимной, а также и то, что Филипп специально устроил так, что они остались с ней наедине, чтобы выяснить, что представляет собой женщина, у которой роман с его братом.

– Ты начнешь меня расспрашивать прямо сейчас или немного подождешь? – сухо спросила она его.

Филипп смутился.

– Неужели мое любопытство так очевидно?

– Да, очень. – Она улыбнулась. – Но это даже лестно. Ты в самом деле так беспокоишься о своем брате?

– Мы оба заботимся друг о друге, – сказал он уверенно.

Тори молча посмотрела на него. Сходство братьев было несомненным: они были одного роста, у обоих те же зеленые глаза под широко разлетающимися бровями, упрямый рот и решительный подбородок. Правда, Филипп был не рыжим, а темноволосым, и глаза имели более темный оттенок. И если в нем отсутствовала свойственная его брату притягательная, хотя и скрытая, внутренняя сила, то она компенсировалась какой-то особой просветленностью и добродушным обаянием.

– Я думаю, что при таком отце вам это было просто необходимо, – произнесла она после паузы.

Филипп удивленно взглянул на нее:

– Девон тебе рассказал об этом?

– Да.

Он тихонько присвистнул, а потом удивленно произнес:

– Это с ним впервые.

Под его пристальным взглядом Тори ощутила некоторую неловкость и попыталась замаскировать ее шуткой:

– Твои слова звучат так, будто я – последняя в длинной очереди его женщин.

– Да нет же, совсем нет, Девон не такой. Он быстро обзаводится друзьями, но работа занимает в его жизни большое место. А потом появилась… – Он внезапно остановился.

– Лайза, – спокойно подсказала ему Тори.

– Да, и это тоже, – пробормотал Филипп, очевидно, не ожидавший, что Девон рассказал ей и о Лайзе. – Да… Она была ему не пара. Девон понял это очень быстро – мой брат вовсе не идиот. Но это не прошло бесследно, сделало его осторожным. Он чертовски устал, отстаивая право на собственный образ жизни. – Филипп вздохнул и продолжил: – Лайзе его работа казалась неинтересной, и она не скрывала своего мнения, очень ревниво относясь к тому, что он полностью отдавал себя делу, которое, как считала Лайза, отнимало его у нее. Она была не из тех женщин, кто готов, упаковав спальный мешок, пойти за мужем хоть в пещеру, хоть на край света. В остальном, насколько мне известно, их отношения были нормальными. Лишь работа Девона стала камнем преткновения. – Филипп пожал плечами. – Что касается отца, то здесь все было сложнее, потому что и Девон, и отец знали, что брат был прирожденным спортсменом.

Тори напряженно вслушивалась в его слова, чувствуя, что в устах Филиппа картина получается несколько иной. Девон никогда не говорил о том, что он прирожденный спортсмен.

Филипп задумчиво продолжал:

– Он мог бы заниматься любым видом спорта, Но его сердце не лежало к этому делу. Ему не хотелось быть самым быстрым бегуном или самым искусным игроком в футбол или бейсбол. Для Девона спорт был источником физических упражнений и забавой, тогда как отец считал это серьезным делом. Девон даже отказался от тренировок каратэ, занявшись главным образом его теорией. Именно после того, как Девон завоевал черный пояс, у них и произошел разрыв – потому что отец настаивал, чтобы брат принял участие в соревнованиях.

– Разве ваш отец не понимал, что Девон – блестяще и разносторонне одаренный человек? – спросила Тори, не в силах понять, как кто-то, а тем более родители, может не считаться с живым интеллектом, светившимся в зеленых глазах Девона.

– Это просто не принималось во внимание, – объяснил Фил. – Для отца всегда была превыше всего готовность к борьбе, дух соревнования.

Тори беспокойно заерзала в кресле. Она не хотела этого слышать, это причиняло ей боль. Боль за Девона. Ведь детские переживания – самые глубокие и длительные, и она страдала из-за того маленького мальчика, который не соответствовал требованиям своего отца. Но также Тори не хотела задуматься о том, почему все это она принимает так близко к сердцу.

– Но теперь они ладят?

– Да, вполне, – удовлетворенно сказал Филипп, и Тори с некоторым испугом обнаружила, как схожи даже интонации братьев. – Мы же теперь взрослые люди. Правда, нам не очень часто удается видеться, так как мы живем далеко друг от друга.

Она поглядела в окно.

– Тори, – обратился к ней Филипп.

– Что, Филипп? – Она обернулась, выжидающе глядя на него.

Он улыбнулся ей, но глаза его оставались серьезными.

– Я знаю, что, возможно, спрашивать об этом бестактно и банально, но…

– Ты хочешь, наверное, спросить, какие у меня виды на твоего брата?

– Да, что-то вроде этого.

Тори заговорила, медленно подбирая слова.

– Прежде всего, Филипп, я хочу Девону добра. Я не хочу, чтобы ему приходилось беспокоиться о том, что я имею что-то против его профессии. Я считаю, что у него замечательная работа. Что же до остального, я просто не знаю, что и сказать. Ведь я тоже боюсь ошибиться.

Филипп совсем не удивился:

– Я так и думал. Это видно по твоим настороженным глазам.

Тори решила придать беседе более непринужденный характер.

– Боюсь, что это твое наблюдение мне не очень нравится, – быстро ответила она.

Филипп решил ей подыграть.

– Носи темные очки, – с серьезным видом посоветовал он.

– Сдается мне, что и это не спасет от проницательности Йорков, – резко, словно поставив точку, ответила Тори.

Филипп рассмеялся, и в дальнейшем разговоре они уже не касались серьезных тем.

Вскоре Филипп прошел к Девону, в нос самолета, а его жена вернулась на свое место рядом с Тори.

Анжела была симпатичной брюнеткой с живыми карими глазами и легким, жизнерадостным характером. Невысокого, как и Тори, роста, Анжела в отличие от нее быстро двигалась и быстро говорила. Усаживаясь в соседнее кресло, она тяжело вздохнула.

– Скоро мы должны быть в Майами, если только Фил нас не погубит.

Тори удивленно спросила:

– Разве самолет ведет Фил? У него есть права вождения?

– В том-то и дело, что нет. Он незнаком даже с азами самолетовождения, – беспечно ответила Анжела. – Девон сейчас как раз обучает его этому. Будем надеяться, что они станут соблюдать предельную осторожность.

Вдруг Тори осенило:

– А ведь, наверное, мы пролетаем где-то вблизи от Бермудского треугольника?

Взгляды женщин на мгновение встретились. Анжела первой пришла в себя и, нервно смеясь, повторила:

– Надеюсь, они будут предельно осторожны. А почему ты именно сейчас сказала об этом?

– Просто потому, что это только что пришло мне в голову.

Анжела посмотрела на нее испуганными глазами.

– Думаю, что никто не верит в этот дьявольский треугольник. Интересно, а мы – верим?

– И мы не верим.

– Ох, ну ладно, давай не будем волноваться. – Анжела заставила себя улыбнуться. – Расскажи о себе. Ты еще не заарканила Девона?

Тори готова была услышать что-либо подобное, и вопрос не застал ее врасплох, поэтому она довольно спокойно ответила:

– Нет, не думаю.

– А он еще не завоевал твое сердце?

– Тоже нет, – ответила Тори, хотя и не слишком была в этом уверена.

– Так, так… – засмеялась Анжела.

– Почему ты смеешься? – возмутилась Тори.

– Прости, но меня удивляет, что ты так уверенно говоришь. Мне это так знакомо! – мягко, стараясь ее успокоить, сказала Анжела.

– Знакомо?

– Просто пять месяцев назад я говорила примерно то же самое.

– Мне кажется, что эти Йорки… с ними никогда нельзя быть спокойными.

– Ты права, – подхватила Анжела. – И что хуже всего – если бы мы сказали им о том, как много они причиняют волнений и тревог, их бы это поразило и заставило страдать.

Облокотившись на ручку кресла и опершись подбородком на руку, Тори задумчиво глядела на облака за бортом самолета.

– По крайней мере, мы знаем, чего ждать от этих парней, – заговорщически подмигнув, фыркнула Анжела. – Бедные мы, бедные!

Тори ответила ей веселой улыбкой:

– Прекрасно! А за все мы должны благодарить эмансипацию, которая освободила и нас, и их. Теперь мы можем быть сильными, а они имеют право быть чувствительными. Как все странно перемешалось!

– И никаких правил игры!

– Да, да. Два миллиона лет человечество вырабатывало разграничение ролей между мужчинами и женщинами, и вот одно-единственное поколение сумело стереть его. Ты не думай, меня полностью устраивает традиционное распределение, но к чему мы пришли сейчас? Наши бабушки точно знали, чего им ждать от жизни. Им это могло нравиться или не нравиться, но они знали, какая миссия им отведена. Теперь посмотри на нас. Наши женщины осуждены на комплекс неполноценности. Мы чувствуем себя виноватыми, если делаем карьеру, и если ее не делаем – тоже. Виноваты, когда рожаем детей и отказываемся от имиджа супервумен, и тогда, когда не рожаем детей.

Мало того, что нашим сознанием манипулируют средства массовой информации и политики, так, кроме всего прочего, мы сами разрываемся между тем, что должны собой представлять, и тем, кем мы хотим быть. Наши бабушки находили защиту в своих мужьях, а нам приходится самим об этом беспокоиться. – Тори вдруг закрыла глаза и замолчала. – К чему это я все говорю? Наверное, на меня подействовал шум моторов. Я тебе надоела, наверное?

– Нет-нет, – возразила Анжела. – Но почему тебя так волнует эта тема?

Тори взглянула на сидевшую рядом с ней женщину, чувствуя исходящую от нее доброжелательность. Тори была благодарна ей за то, что у нее хватило терпения и такта выслушать ее сбивчивое теоретизирование.

– Я часто думаю о том, как нелегко быть женщиной. Не существует никаких правил на этот счет. Мне кажется, что я просто не вписываюсь в такую жизнь. С одной стороны, я не хочу следовать традиционной роли женщины, быть всего лишь виноградной лозой, вьющейся вокруг мужчины, живущей только эмоциями и действующей только исходя из своих чувств. Но в то же время не хочу быть такой свободной, чтобы ощущать себя никому не нужной.

Горько усмехнувшись, она продолжала:

– Знаешь, Анжела, я не хочу пускать Девона в свою жизнь. Не хочу снова чувствовать свою уязвимость и зависимость. Дело не в том, что я не доверяю Девону, порой мне кажется, что ему я верю больше, чем самой себе. Но я знаю, что, если он станет мне по-настоящему дорог, а потом все рухнет снова, во второй раз мне с этим не справиться. Я привыкла быть одна, а если я свяжу с ним судьбу, мне придется заново учиться быть одинокой.

– Ты и вправду думаешь, что могла бы жить одна? – В голосе Анжелы слышалось участие.

Тори на минуту задумалась, выглянула в иллюминатор и только потом ответила:

– В физиологическом смысле… возможно, и нет. Может быть, он останется со мной, и мы захотим быть вместе. Но на эмоциональном уровне я все равно буду одинокой. Я не знаю, как найти к нему подход, мне страшно даже подумать об этом. Страшно, что он не ответит мне тем же или окажется не таким, каким я себе его представляю.

– Кто не рискует – тот не выигрывает.

– Да, конечно. – Тори глубоко вздохнула. – Но я не уверена, что хочу рисковать; нет, я знаю, что не хочу. – Она энергично покачала головой и вдруг улыбнулась подруге: – Забавно, не правда ли? Как все перепутано и как все сложно! Или это только у меня так?

– О, не только у тебя. – Анжела с сочувствием взглянула на нее. – Когда я окончательно поняла, что влюбилась, и решила сказать Филу об этом, знаешь, как это выглядело? Я билась в истерике, ругалась и плакала, разве что не бросалась на него с кулаками. Фил растерялся, не зная, что делать: успокаивать меня или бежать куда подальше, – со смехом закончила она.

– Он все же сделал правильный выбор.

– Да, сейчас я тоже так думаю, но в ту ночь я не вполне была в этом уверена! – весело закончила Анжела, но потом продолжила более серьезным тоном: – Знаешь, Тори, ты очень правильно рассуждала о выборе, о том, стоит ли связывать с кем-то свою жизнь. Но, если подумать, для выбора у нас не слишком много возможностей. И, кроме того, есть еще и сам Девон. Для него ведь это в какой-то степени тоже риск. А если, когда он наконец решится рискнуть, рядом с ним окажешься не ты?

В салон вошел Филипп, и его появление спасло Тори от необходимости ответить Анжеле, чему она была очень рада – ибо у нее не было ответа.

Филипп приветливо улыбнулся Тори:

– Девон зовет тебя, он хочет, чтобы ты была рядом с ним – как он выразился, на счастье.

Тори поднялась с кресла, все еще продолжая обдумывать последние слова Анжелы, очень важные для нее.

Взглянув на мужа, Анжела быстро спросила:

– Что-то случилось?

– Просто погода портится, – беззаботно ответил Филипп.

Обе женщины переглянулись, а Анжела встревожено проговорила:

– Не будем забывать, что мы находимся в районе Бермудского треугольника.

– Я не знал, что ты так суеверна, – довольно резко бросил муж ей в ответ.

Анжела нахмурилась:

– Остается надеяться, что через несколько лет кто-нибудь не прочтет запись этого разговора в книге знаменитых последних слов.

Тори поспешно направилась в кабину пилота, предоставив супругам обсудить этот вопрос наедине. Пристегнув ремень безопасности, она села в кресло второго пилота и с тревогой взглянула на Девона.

– Может, стоит подумать о завещании? – пошутила она с напускной веселостью.

Он ободряюще улыбнулся:

– Все будет хорошо. Дела обстоят лучше, чем может показаться, поверь мне.

Тори посмотрела вперед – и у нее чуть не перехватило дыхание при виде открывшейся глазам картины. Прямо перед ними громоздились тяжелые грозовые тучи. Они полностью заслонили солнце, время от времени в них сверкала молния. Зрелище было до невероятности жутким. Тори не могла припомнить, чтобы ей приходилось видеть что-либо подобное, и, когда она заговорила, в ее голосе были испуг и растерянность.

– Надеюсь, это не ураган?

– Да нет, просто область низкого давления. Вот черт, мы не можем подняться над грозовым фронтом, и он слишком обширен, чтобы обойти его стороной. Так что ничего не остается, как лететь сквозь него.

– Это ужасно!

Девон снова улыбнулся:

– Не беспокойся. Бывало и хуже.

– Правда? И когда же это было? – Тори старалась не думать о быстро надвигавшемся на них грозовом фронте.

– В прошлом году, и в этом же самом месте. Бобби понадобилось прилететь ко мне на раскопки – я был тогда в Центральной Америке. Когда он собирался вылететь отсюда, оказалось, что его пилот заболел. В общем, Бобби спросил меня, могу ли я сесть за штурвал самолета и доставить его домой. Это был ад кромешный. Там прошел настоящий муссон. Весь наш раскоп, древние развалины – все вокруг промокло и раскисло. Еле взлетели – но все же я справился!

Тори прервала его:

– Что происходит? – спросила она, вздрогнув, потому что они начали входить в штормовую зону, и дождь яростно забарабанил по поверхности самолета. – Хотя нет, не отвечай, тебе ведь необходимо сейчас сосредоточиться на приборах, – поспешно добавила она.

– Ничего особенного не происходит, – спокойно произнес Девон и, перехватив ее недоверчивый взгляд, засмеялся: – Я серьезно. С нами все в порядке. – Обратившись к приборной доске, он внес какие-то поправки в курс самолета и продолжил свой рассказ: – Хочешь знать, что было потом? Примерно на полпути через Мексиканский залив нас угораздило встретиться с одним из мощнейших ураганов, которые разразились в прошлом году. Если бы перед вылетом мы поинтересовались погодой в этом районе, то могли бы обойти его стороной, но никто в той глуши и не подумал предупредить нас о подобной возможности. И все же мы прошли…

С минуту Тори не могла выговорить ни слова, почти завороженная фантастическим зрелищем грозы и сверканием молнии, то и дело пронзавшей облака, которые сами почему-то выглядели очень мирно и были похожи на большое грязновато-серое одеяло, окутавшее самолет. Но сильнейшие электрические разряды и беспрестанно ливший дождь создавали мрачное настроение.

Тори заговорила – скорее для того, чтобы скрыть свой страх.

– Бобби тоже интересуется археологией?

– Это его хобби. Он ежегодно организует одну-две экспедиции.

– Я еще раньше хотела спросить тебя, – Тори повернулась к Девону, чтобы видеть его лицо, – почему Бобби с такой готовностью всегда одалживает тебе свой самолет?

– Мы с ним друзья, – ответил Девон.

По некоторым ноткам в его голосе Тори поняла, что он о чем-то умалчивает. Любопытство заставило ее почти забыть про ураган.

– Но ведь дело не только в этом, не так ли?

Девон пристально посмотрел на нее и молча, словно не слыша ее вопроса, занялся приборами.

– Девон, значит, я права, и дело не только в дружбе?

Он заерзал в своем кресле и пробормотал:

– Ты мне просто не поверишь.

– Но отчего же? – ее еще больше разбирало любопытство.

Наконец, вздохнув, он ответил:

– Бобби считает себя моим вечным должником.

– Как интересно! Почему же?

Девон нехотя процедил сквозь зубы:

– Да все из-за того проклятия.

Тори удивленно захлопала ресницами:

– Какого проклятия? – Она на мгновение задумалась, потом, словно припоминая что-то, спросила: – Это что-то вроде проклятия гробницы Тутанхамона?

– Да, нечто в этом роде, но связанное не с египетскими пирамидами, а ацтекскими, – сказав это, он смутился и покраснел так, что Тори засмеялась, глядя на него, но тут же подавила смех. – A-а, понятно.

– Это вовсе не смешно, – многозначительно произнес Девон, справившись со смущением. – Конечно, мы не верим в силу проклятия.

– Конечно, – подхватила Тори.

– Считаем это смешным предрассудком.

– Да-да, но все-таки расскажи. Ты что, спас Бобби от какого-то проклятия? Как это было?

Девон вздохнул.

– Я действительно спас его, но всего лишь от падавшего на него огромного каменного идола, который размозжил бы ему голову, если бы не я. Бобби же решил, что это было проклятие Богов, и только я не дал ему свершиться. Теперь мы часто вспоминаем тот случай.

В эту минуту самолет затрясло, сильнейший ветер стал бросать его из стороны в сторону, так как машина вошла в самый эпицентр грозы, и это заставило их забыть и про чудесное спасение Бобби, и про проклятие. Было темно, как глубокой ночью, сверкали молнии, а гром заглушал рев моторов.

Следя за тем, как Девон справляется с приборами, Тори неожиданно вспомнила ту ночь, когда они гадали на картах, и прошептала почти неслышно:

– Гроза… Опасность.

Девон серьезно посмотрел на нее – он тоже вспомнил то гадание, в котором он видел нечто большее, чем простую забаву, и сказал:

– Это удивительно, как в тебе сильна интуиция.

Тори смутилась:

– Простое совпадение.

– Неужели? – Девон взглянул на нее – ему был виден лишь ее профиль. – Я никогда особенно не верил в интуицию, никогда не считал, что мне самому придется испытать что-то подобное. Наверное, все дело в том, что я ученый. Но, встретив тебя, я понял, что существует внутренний голос, что есть такая вещь, как ясновидение, позволяющее проникнуть в суть вещей, и это поразило меня. Конечно, кое-что вполне можно объяснить разумными причинами. Например, твои картины. То, что я в них увидел, возможно, увидели и другие. Но в этих картинах есть еще нечто, рассказывающее о тебе самой. Например, именно с их помощью я понял, почему ты такая осторожная и недоверчивая.

Тори знала, что должна что-то сказать, но предательский комок в горле помешал ей это сделать. С трудом справившись с волнением, она наконец проговорила:

– И почему же?

– Потому что ты не доверяешь своим чувствам и собственным эмоциональным оценкам.

Вокруг них бушевала гроза, но Тори знала, что ее внутреннее смятение объяснялось не только этим.

– Эмоции только мешают понять истинное положение вещей.

С минуту Девон молчал, потом тихо заговорил:

– Эмоции необходимы, Тори. Одни лишь логика и разум при отсутствии эмоций способны превратить жизнь в холодное существование. Тебе известна концепция «инь-ян»?

Она кивнула:

– Да. Это выражается символически в виде круга, пересеченного кривой: одна часть пассивное начало, женское, другая – активное, мужское.

– И это означает, – уверенно продолжал Девон, – что ни одна из этих частей в отдельности целостностью не обладает. Мужчина и женщина не были созданы для раздельного существования. Я никогда не понимал, что во мне живет интуиция, пока не встретил тебя. Пойми же, что твоя жизнь будет неполной, если в ней не будет места интуиции, эмоциям.

Тори слушала его, не прерывая, и размышляла над тем, что он сказал. Снаружи бушевала фантастически прекрасная, и в то же время грозная стихия, и на душе у нее было неспокойно.

Она так и не нарушила молчания, пока они не приземлились в Майами, оставив шторм далеко позади.

Обе пары обедали вместе. Они очень спешили, потому что у них было мало времени, и сразу же после обеда их самолет покинул город, уже зажигавший вечерние огни.

Тори понравились обед и дружеская атмосфера за столом, однако ей постоянно приходилось делать над собой усилие, чтобы не погрузиться в длительное молчание. Она знала, что отчасти причиной такого состояния были утомительные часы полета, но в то же время понимала, что беспокойство и рассеянность объяснялись более глубокими причинами.

Унаследованный от Магды дар внутреннего видения оборачивался для Тори беспощадным самоанализом. Она была из тех, кто постоянно прислушивается к себе и анализирует собственные мысли и чувства. Но сейчас ей и это не помогало.

Могла ли она в этот раз довериться эмоциям? Прав ли Девон, говоря о роли чувств и интуиции? Она всегда считала, что ее творчество имеет научную природу и основано, прежде всего, на логике и знаниях в области техники живописи. Девон заставил ее усомниться в этом – выходило, что интуиция в ее творчестве занимала большее место, чем ей того хотелось. Оказалось, что вопрос не так прост. Разве первоначально ее мнение и представление о Джордане не основывалось именно на эмоциях? И разве не понадобилась затем вся «наука» ее искусства, чтобы доказать ошибочность этого представления? А может быть, наоборот, она писала его портрет, пользуясь своей интуицией, составлявшей на самом деле основу ее творчества?

Тори всматривалась в тьму за бортом, время от времени ловя на себе пристальный взгляд мужчины, сидевшего рядом в освещенной кабине самолета, летевшего высоко над землей, и испытывала чувство близости, связывающее ее с Девоном. Во время полета она молчала и внешне оставалась спокойной, но внутри нее шла напряженная работа. То ли под влиянием его откровенных слов, то ли почувствовав себя освободившейся от чего-то ненужного, она вдруг ясно увидела правду, слишком сильную, чтобы можно было ее не замечать или отрицать.

Слишком поздно, говорила она себе. Поздно делать выбор, отрицать и анализировать. Поздно думать о принятии решения.

Потому что она уже полюбила Девона Йорка.

– Устала?

Его мягкий голос, в котором звучало сочувствие, заставил Тори очнуться от переполнявших ее мыслей. Повернувшись к нему, она внимательно посмотрела на Девона – странно, у нее вдруг возникло такое ощущение, будто она видит его впервые.

Наконец Тори окончательно пришла в себя, и сама удивилась тому, как спокойно прозвучал ее ответ.

– Да, немного.

– Скоро будем дома, – сказал он, и в его голосе послышалась нежность.

В его устах это слово казалось ей наполненным особым смыслом. Тори глубоко вздохнула и покачала головой, словно пытаясь рассеять туман, окутавший не только самолет, но и ее мысли. У нее это не совсем получилась, но, по крайней мере, когда она заговорила, ее слова звучали ровно и спокойно.

– Да, я думаю, что не следует забирать Виски сегодня. Мы, наверное, поздно будем дома. Подождем лучше до завтра.

– Да-да, возьмем его завтра. – Девон взглянул на Тори, чувствуя ее внутреннее смятение и не понимая, что могло ее расстроить. Хотя лицо и голос Тори выражали спокойствие, переплетенные пальцы рук выдавали волнение, которого он никогда еще не видел в ней. Когда же она посмотрела на Девона, он прочитал явную тревогу в ее глазах. Тори выглядела какой-то растерянной, и ему вдруг опять захотелось взять ее на руки и утешить. Да, она совсем завладела его мыслями, эта невероятная женщина с необыкновенными цыганскими глазами и раненой душой. Ее прекрасное лицо притягивало взгляд как магнит, само ее присутствие будоражило и волновало.

Девон никогда не считал себя слишком сдержанным, но и не видел большой заслуги в том, что не торопил ее, не старался приблизить те отношения, к которым она была готова, но не решалась перейти грань. Он знал лишь одно: ему хотелось, чтобы Тори была так же уверена в своих чувствах, как он – в своих. Что касается его – то он желал ее всем сердцем.

Девон снова взглянул на Тори, чувствуя, как его охватывает возбуждение, но тут же, безжалостно подавив его, переключил внимание на управление самолетом. Время. Всему нужно время. Отныне его задача – убедить Тори Майклз в том, что он уже вошел в ее жизнь, и неважно, сколько на это потребуется часов или дней.

Тори остаток полета провела в каком-то забытьи. У нее не было сил что-то решать, что-то исправлять. Когда до ее сознания дошло, что она любит Девона, наступило странное успокоение. Она разобралась в своих чувствах окончательно и поняла, что имя им было – любовь.

Приземлившись в аэропорту Хантингтона, они оставили самолет присланному Бобби пилоту, который должен был пополнить запас топлива, и на грузовике Филиппа по извилистому горному шоссе направились к ее дому.

В дороге они почти не разговаривали. Молчание затянулось, и оба уже начинали испытывать некоторую неловкость. Тори знала, что Девон нервничает, но не находила слов, чтобы объяснить ему свое состояние. Лишь когда они подъехали к дому, она нарушила молчание, пригласив его зайти и выпить что-нибудь, и затем над ними снова нависла тишина.

Стоя в гостиной перед холодным камином, Тори медленно потягивала бренди, с удивлением наблюдая, как он, явно испытывая беспокойство и неловкость, беспрестанно шагает по комнате, словно ищет и не находит чего-то.

– Мне понравилось наше путешествие, – наконец выдавила она из себя.

– Я рад, что ты поехала со мной. – Они снова замолчали.

– Что-нибудь не так? – спросил Девон, подойдя к ней.

Тори подняла голову, чтобы видеть его лицо, потом снова уставилась на свой стакан с бренди. Она понимала, что с ней происходит то же, что и с ним, но не хотела говорить о своих чувствах. Во всяком случае, не теперь. Еще не время.

– Нет, ничего, все в порядке, – проговорила она почти шепотом.

– Так-таки ничего? – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Так, теперь послушай меня. Ты обязана выйти за меня замуж. Иначе мой брат подумает, что ты просто играешь со мной.

Не отрывая глаз от своего стакана, она с легкой улыбкой ответила:

– Ты лучше вспомни Байрона: «Когда мужчина женится, умирает или обращается в индуистскую веру, он расстается с лучшими друзьями». Ты же не хочешь, чтобы это произошло?

– Байрон говорил чушь, – безапелляционно заявил Девон. – Он был злобный циник. Но ты снова уклоняешься от ответа на мое предложение.

Тори решила обернуть все в шутку и придать разговору иное направление.

– Я просто не знаю, что тебе сказать. Чтобы я могла допустить самую мысль о том, что мы можем пожениться, тебе необходимо иметь определенные качества.

– Какие же, например?

– Например, способен ли ты поймать такси, когда на улице идет дождь?

– Конечно, хотя в наших условиях для этого вовсе не надо иметь какой-то особый талант.

– Хорошо. Пошли дальше: ты оставляешь на ночь окно открытым или закрываешь его?

– Ни то, ни другое.

– Может быть, ты вовсе не открываешь окна?

– Нет, почему же: весной открываю, а осенью закрываю.

Тори постаралась придумать что-нибудь еще в том же духе – простое, и в то же время забавное, но не смогла. Слишком заняты были ее мысли стоявшим рядом человеком, слишком явственно ощущала она, как внутри нее разгоралось погасшее было пламя языческого чувства, слишком остро было осознание того, что, несмотря на ее старания превратить все в шутку, его очередное предложение причинило ей сердечную боль.

Она снова замолчала.

Когда наступившая тишина стала невыносимой, Девон после минутного раздумья заговорил. На этот раз словами Льюиса Кэрролла, процитировав строки из «В Зазеркалье»:

 
И Морж заводит разговор
О всяческих вещах.
Сначала о капусте речь,
Потом о королях,
Про рачий свист, про стертый блеск
И дырки в башмаках.
 

Тори прекрасно поняла, что он хотел этим сказать. Она уже достаточно хорошо изучила этого человека и была уверена в том, что он не успокоится, пока не раскроет причину их молчания и всей той бессмыслицы, которую они несли, чтобы его прервать.

– Пришло время выкладывать свои карты, – спокойно проговорил Девон. – Но что с тобой, цыганка?