Текст книги "Цыганская кровь"

Автор книги: Лора Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Лора Морган
Цыганская кровь

1

Тори уставилась на мужчину, возникшего на пороге ее дома. Он был в темных слаксах, подчеркивавших стройность его фигуры, кремовой рубашке с расстегнутым воротом и желтом спортивном пиджаке. На вид ему было лет тридцать пять. Опершись о дверной косяк, незнакомец стоял, слегка отвернув голову и глядя в голубое осеннее небо, на фоне которого эффектно вырисовывался его красивый профиль. Он был высокого роста, с густыми медно-рыжими волосами и необычными зелеными глазами.

Она никогда его раньше не видела.

– Выходи за меня, и я увезу тебя в далекие края! – бодро произнес незнакомец.

Только этого ей и не хватало сейчас, в столь неудачно начавшееся утро. Измученная бессонной ночью, Тори через силу попыталась представить себе, как она выглядит и как он ужаснется, когда повернется к ней и увидит перед собой незнакомую женщину, да еще в таком виде. На ней был старый купальный халат, стоптанные тапочки, на мокрых волосах – тюрбан из полотенца. В левой руке она держала кофейник, шнур которого волочился по полу.

– Готова выйти хоть за первого встречного, если он сообразит, куда я задевала кофе, – произнесла она.

Мужчина резко повернулся и, взглянув ей в лицо, отпрянул от неожиданности.

– Кто вы такая, черт побери?

– Меня зовут Тори, – вежливо ответила она.

– А где же Анжела?

– Если вы имеете в виду ту леди, что жила здесь раньше, то она уехала. Сожалею, что именно мне выпало сообщить вам об этом, но у нее медовый месяц. Кажется, она проводит его на Бермудах.

– Как они посмели! Жениться в мое отсутствие! – Его возмущение было очевидным, но непонятным для нее.

– Не кажется ли вам, что это обычно касается только двоих – жениха и невесты?

– Да, но и еще одного замечательного человека. Черт! Почему они мне ничего не сообщили?

– Ничего не могу вам на это ответить.

Он замолчал, опустив голову, но вдруг заметил кофейник в ее руке и оживился:

– О, что я вижу! Кофе? Спасибо, я бы не отказался.

Тори машинально отступила назад, и он вошел в дом. Она подумала, что надо вызвать полицию, но телефон еще не успели подключить, к тому же в мужчине не было ничего угрожающего.

Она тяжело вздохнула и закрыла за ним дверь.

Он уверенно направился на кухню – очевидно, ему приходилось бывать здесь раньше. Лавируя между не распакованными ящиками и коробками, он продолжал говорить все тем же жалобно-негодующим тоном, нимало не смущаясь, что его слушателем был совершенно незнакомый человек.

– Они могли бы меня разыскать. Ведь не на Луне же я был, а на земле, хоть и в пустыне. Разве я виноват в том, что шейху понадобился еще один самолет, а посол поднял шум? Разве я виноват, что буквально всем потребовалось покинуть Ближний Восток в один и тот же день, и мне пришлось лететь зайцем на военном самолете, перевозившем молоко? Или в том, что по прибытии на последний аэродром, уже в Вашингтоне, все захотели улететь в тот же день, и мне пришлось одолжить самолет у Боба? Скажите, в чем я виноват?

Это прямое обращение к ней вывело Тори из полузабытья, и она попыталась вдуматься в то, что он сказал.

– Д-да… нет, конечно, вы ни в чем не виноваты. Да и кому бы пришло в голову обвинять вас в чем-то? – Она взмахнула рукой и только тогда почувствовала, что все еще держит в руке пустой кофейник. – В-вот… ну как я приготовлю кофе без зерен?

Он взял у нее кофейник и стал наполнять его водой, продолжив с мрачным видом:

– И достанется же мне от Филиппа! Я его знаю.

– Филипп? – Это имя о чем-то напомнило ей. – Это муж Анжелы?

– Совершенно верно, к тому же он мой брат. – Говоря это, он сунул руку в стоявший рядом какой-то ящик и, словно по мановению волшебной палочки, вынул оттуда банку кофе.

– Вот ваш кофе. Что ж, теперь вам придется выйти за меня замуж.

– Но вы же не сделали мне предложения, – возразила она. – Его манера без конца менять тему начинала ее забавлять.

– Хорошо, я исправлюсь и сейчас же сделаю это. Прошу вас, будьте моей женой.

– Нет-нет, благодарю. Я не привыкла выходить замуж за незнакомых мужчин. – Облокотившись на кухонный столик, она с улыбкой наблюдала, как он помешивает ложечкой кофе. Ей вдруг стало очень весело. – А что, вы часто делали предложение невесте своего брата, или решились только сегодня? – насмешливо спросила она.

– Часто. Так уж сложилось. Начиная с того дня, как я впервые ее увидел. Я сказал тогда Анжеле, что, если Филипп еще не опередил меня, я предложу ей выйти за меня замуж. Она ответила, что это не должно меня останавливать, и я сделал ей предложение. Она его отвергла, но сказала, что это для меня полезная практика. Вот я и продолжаю делать ей предложения. Я и сюда пришел с одним из очередных творчески продуманных предложений, – закончил он самодовольным тоном.

– Н-но… как бы поделикатнее выразиться… ваш брат не возражает против таких экспериментов?

– Конечно же, нет. Анжела никогда его не оставит. И он сказал однажды, что, если бы я вздумал похитить Анжелу и умчать ее с собой в ночь, он бы пристрелил меня как бешеную собаку. Да, вот такое джентльменское предупреждение.

Тори старалась уследить за ходом мысли своего собеседника, но ничего не могла понять. Одно лишь было ясно: она на удивление спокойно воспринимала своего незваного гостя. Возможно, просто потому, что не выспалась.

– Если Филипп – ваш брат, то вас, наверное, зовут Йорк.

– Девон Йорк, – уточнил он. – А вас – Тори?

– Тори Майклз.

– Ну вот и познакомились. Кстати, какого цвета ваши волосы?

До нее не сразу дошел его неожиданный вопрос, она молча наблюдала, как он расставляет чашки – и где только он их разыскал?

– Что? Мои волосы?

– Просто я вижу фиолетовое полотенце у вас на голове, а какого цвета ваши волосы – не видно, – извиняющимся тоном объяснил он.

– Фиолетовое? Почему фиолетовое? – пробормотала Тори, смутно припоминая события этого невероятно сумбурного утра. Да… Она действительно полезла в ящик с полотенцами и достала одно из них, наверное, действительно оно было фиолетовым.

– Какие же они у вас? Черные? – пытался он угадать.

– Да-да, черные… Кстати, у вашего брата темные волосы, – неожиданно вырвалось у нее.

– Да, совершенно верно. И у моей сестры тоже. Но у нас в роду был рыжеволосый шотландец и, вероятно, именно во мне проявились его гены. Атавизм – так, кажется, это называется. А какие у вас глаза? Серые? Зеленые?

– Обычно они серые, – сказала она рассеянно, потому что в ту минуту представила себе высокого темноволосого Филиппа и жизнерадостную брюнетку Анжелу. Они казались очень влюбленными друг в друга… Кажется, он что-то сказал о генах. Что это с ней, в самом деле?

– Сколько вам лет?

– Двадцать семь. Это что, допрос? – оборвав себя на полуслове, резко спросила Тори.

– Но я же пью ваш кофе.

– Пока еще нет, и потом – что из этого?

– Должен же я хоть что-нибудь знать о женщине, у которой пью кофе, да еще делаю ей предложение.

За всю свою жизнь Тори не слышала ничего подобного и решила промолчать. Неожиданно он засмеялся, и смех его был таким обезоруживающе искренним, что у нее отчего-то перехватило дыхание. Внутренний голос недовольно говорил ей, что не следовало открывать ему дверь.

– Что, не везет вам с самого утра? – весело спросил он.

Неожиданно Тори охватило постепенно нараставшее в ней все утро чувство обиды и жалости к самой себе. Она забыла, что перед ней чужой человек, ей захотелось поделиться с ним, и она начала свою маленькую повесть об утренних несчастьях. Сначала она говорила, словно через силу, но постепенно перестала сдерживать себя и уже не могла остановиться.

– Прошлой ночью мне пришлось спать на полу, на матраце, ведь я добралась сюда только к полуночи, и оказалось, что рабочие ушли, не установив кровать, а под рукой у меня не было никакого инструмента, чтобы сделать это самой. Я долго не могла заснуть, а в семь часов зазвонил будильник, который находился в ящике у самого уха. Я вскочила как ужаленная… Во-первых, в незнакомом доме жутко одной, а кроме того, в темноте я наступила на собственную простыню и, запутавшись в ней, упала на ящик с книгами. Мне удалось выключить проклятый будильник, но больше я уже не заснула. Тогда я решила принять душ. Я повернула кран – и на меня хлынула ледяная вода, а я не люблю холодной воды. Когда я его выключила, то минут десять искала полотенце, так что я, наверное, простудилась, и теперь заболею воспалением легких. К тому же вся моя одежда еще не распакована. Мой фен для сушки волос перегорел. Из обуви я нашла только эти тапки…

– Как все это забавно…

– А на лестнице я чуть не свернула себе шею. Потом заблудилась и не могла отыскать кухню, и больно ударилась о дверь – было темно, а во всем доме не установлено ни одного выключателя, и ранним утром здесь совершеннейшая темнота. Я полчаса искала кофейник, а кофе так и не смогла найти!

На последнем слове голос Тори задрожал и оборвался. Видно было, что все эти неприятности совершенно выбили ее из колеи. Она глубоко вздохнула, но тут заметила, что он с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Да, не везет мне этим ранним утром, мистер Йорк, – с горечью заключила она.

– Девон Йорк, – вежливо поправил он ее.

Но она не обратила на это внимания и продолжала:

– Мне было так плохо, что я позволила незнакомому человеку, какому-то сумасшедшему, вероятно, отпущенному из лечебницы на выходной, войти в мой дом и нести всякий вздор: насчет его невестки, разных шейхов и послов в пустынях, насчет полета зайцем в транспортном самолете и – в довершение всего – разрешила ему варить кофе на моей кухне!

– Но вам просто необходимо выпить чашечку кофе, – пробормотал он, борясь со смехом.

– Да, но у меня нет молока. – Тори произнесла это таким тоном, словно это была последняя капля, переполнившая чашу ее терпения. – А я ненавижу черный кофе!

– Мы что-нибудь придумаем. – Он подал ей свой белоснежный носовой платок. – Вот, возьмите.

Тори вытерла глаза и взглянула на своего гостя.

– Я вовсе не плачу, – взяв себя в руки, сухо сказала она. – И хватит, черт побери, жалеть меня.

– Я и не думал жалеть вас. Но давайте подумаем, что тут можно сделать.

Она чувствовала себя настолько обессиленной, что не вникала в его слова и промолчала.

– Здесь два выхода: либо вы полностью доверяетесь мне и опираетесь на мое плечо, которое просто создано для несения тягот повседневной жизни, либо вы сейчас садитесь поудобнее, а я приготовлю столь необходимый для нас обоих завтрак.

– Неужели вы умеете готовить? – удивленно спросила Тори, чувствуя, что этот тип начинает ее интересовать.

– Конечно, умею.

– Надо же. – Она неожиданно икнула, но при этом так посмотрела на него, будто это сделал он, и, рассерженная, вызывающе сказала: – Не нужно мне ваше плечо.

– Я просто уничтожен. Подождите секунду. – Он исчез в направлении гостиной, но вскоре вернулся. В руках у него было мягкое и удобное, обитое бархатом кресло. Под мышкой он нес подушку. – У вас не слишком много вещей, – заметил он.

– У меня никогда раньше не было своего дома.

Тори смотрела, как он ставил кресло в углу просторной кухни.

– Здесь оно не смотрится, – сказала она.

– Мы отнесем его назад, когда закончим завтракать. Садитесь.

Тори сочла за лучшее не спорить. Она опустилась в кресло и плотно запахнула халат, вспомнив, что он держался только обтрепанным поясом, а под ним не было ничего.

Девон пододвинул ящик с надписью «Книги», положил на него подушку и вдруг, не говоря ни слова, сгреб руками ее ноги и положил их на подушку.

– Я и сама могла бы это сделать, – прошептала Тори, испугавшись интонации своего голоса.

– Доставьте мне это удовольствие. – Его слова прозвучали очень серьезно.

Потом он отошел от нее и начал искать в ящиках посуду и продукты. Тори не знала, должна ли она воспрепятствовать тому, что он хозяйничает в ее кухне, но все еще не могла прийти в себя. Для нее было так непривычно, что кто-то заботится о ней, и она не знала, хорошо ли это. Особенно предложение подставить свое плечо, на котором можно поплакать, – оно было таким заманчивым.

Это встревожило ее. Да, действительно, утро въедалось не из приятных, и предыдущие недели тоже были нелегкими. Ведь то, что она сказала Девону, было правдой: она в принципе никогда не плакала, во всяком случае, когда кто-нибудь мог это видеть. И вообще она была очень способной, разумной, знающей свое дело женщиной – по крайней мере, все так о ней говорили. «Для художницы», добавляли они при этом, что ее ужасно злило.

– Это годится вместо молока? – В руках у него были пакетики сухих сливок.

Как он смог их отыскать? – с легкой досадой подумала Тори. Может быть, он из породы людей, сделавших девизом своей жизни лозунг скаутов «Будь готов!»? После всех своих утренних потрясений она не склонна была к каким-то действиям, и активность нового знакомого раздражала ее.

– Я займусь этим сама, – ответила она ему довольно резко.

– Превосходно, – отреагировал он.

Было очевидно, что ее слова не произвели на него никакого впечатления. Он спокойно налил кофе, вежливо спросил, как она любит: с сахаром или без, и подал ей чашку. Потом спросил, как ни в чем не бывало:

– Итак, вы приехали этой ночью?

– Угу. – Тори с удовольствием отпивала из чашки бодрящий напиток и смотрела, как гость переставляет вещи, освобождая место у плиты, чтобы приготовить завтрак.

– Откуда вы приехали?

– Из Аризоны, – ответила Тори, уже начавшая привыкать к его манере задавать краткие вопросы.

– Там очень красивая природа.

– Да, очень.

– Почему же вы уехали оттуда? Или, может, я слишком любопытен?

Тори хотела было сказать, что она уехала с Запада потому, что ей надоело писать пустыню, но вместо этого предпочла ответить на его второй вопрос.

– Конечно же, вы очень любопытны. Но, вероятно, это у вас в характере.

– Похоже, вы правы. – И прежде чем она успела что-то ответить, весело продолжал: – А что вы думаете о Западной Виргинии?

Тори подумала, что любопытству этого человека нет предела, но покорно ответила:

– Там красиво. Я очень люблю горы.

– Я тоже. Вам что: яичницу, яйца всмятку или в мешочек?

– М-м, наверное, яичницу.

– Прекрасно. Как бы я ни старался, у меня всегда получается только яичница.

– Зачем же тогда спрашивать?

– Я хорошо воспитан.

Тори вздохнула и сделала еще один глоток. Она сидела в кресле и наблюдала за тем, как Девон ходит по кухне. Ее чувство формы, цвета, пластики не могло остаться безучастным к неосознанному изяществу его движений и мужественной красоте его худощавой фигуры.

Тори заставила себя отвести от него взгляд и уставилась в чашку. Нет уж! Она никогда больше не попадется в эту ловушку! Правда, два года работы над пейзажами пустыни помогли ей заживить раны, но она не хотела рисковать с таким трудом достигнутым ею покоем – и из-за какого-то портрета, тем более мужского!

Чтобы отвлечься от своих мыслей, Тори предложила:

– А теперь расскажите мне о себе. Это будет справедливо.

– Идет, – ответил он добродушным тоном. – Что бы вы хотели узнать?

– Расскажите, что хотите сами.

Девон перевернул кусочки бекона и начал разбивать над сковородой яйца.

– Ну что же… Рост, вес, номер военного билета?

– Очень остроумно, – проговорила она.

– Извините… – На мгновение он задумался, а затем, поймав на себе ее изучающий взгляд, серьезно произнес: – Мне очень хочется вам рассказать что-нибудь действительно интересное, чтобы в следующий раз вы приняли мое предложение. Что, если бы я был похож на Джеймса Бонда?

– Это не мой тип.

– Тогда, может быть, Горацио Хорнблоуэр?

– Терпеть не могу его.

– А как насчет Скарлета Пимпернелла?

– Тоже нет.

– Хитклифф?

– Слишком меланхоличен.

– Тогда остается только Дон Кихот.

Тори оторвала глаза от чашки.

– Сейчас вы действительно кое-что мне рассказали о себе. Вы либо часто смотрите старые фильмы, либо многое читаете.

Он усмехнулся.

– И то, и другое.

– И все же почему бы вам не рассказать мне, кто вы, не прибегая к героям книг и кинофильмов?

– Ну, если вы так настаиваете…

– Да, настаиваю.

– Хорошо. Только запомните, что вы сами об этом попросили.

Она вздохнула:

– Расскажите мне о себе, иначе я могу подумать, что вы – одно из видений моего кошмарного утра.

– Ладно, слушайте. Мне тридцать два года. Я холост, материально обеспечен. Ем почти все, ночью никогда не перетягиваю одеяло на себя и не отказываюсь выносить мусор. Умею застилать постель, не разбрасываю по полу своих носков и не просиживаю у телевизора за спортивными передачами. Как вам уже известно, я могу готовить и вообще не нуждаюсь в том, чтобы меня обслуживали. Кроме того, я прекрасно мою посуду. Короче, – он усмехнулся, – я превосходный кандидат в мужья.

Опершись на низкий подлокотник кресла и подперев рукой подбородок, Тори пристально смотрела на него. Потом спросила серьезным тоном:

– Тогда, черт побери, почему вы еще резвитесь на свободе?

– Сам не знаю, – ответил он с той же серьезностью. – Думаю, потому что еще не нашлось женщины, которая смогла бы оценить мои достоинства.

– Но я имела в виду совсем не то, о чем вы мне сейчас поведали.

– Просто я слишком прямо иду к своей цели.

– Боюсь, вы зря потратили на меня время.

– Неужели вы дали обет одиночества? – Он с сомнением поднял брови.

– Что-то вроде этого.

– Может быть, стоит что-нибудь изменить?

– Не надо беспокоиться, – отрезала она и, не дожидаясь его ответа, спросила как бы невзначай: – А чем вы занимаетесь? Вы ничего не сказали об этом.

Он сразу помрачнел.

– Это тайна. Предлагаю вам разгадать ее. Постарайтесь найти верный след.

Тори задумалась.

– След? Но кто и на кого здесь охотится? – спросила она вежливым тоном.

– Я – на вас. – Его слова прозвучали неожиданно тепло.

2

Тори задумалась, внимательно наблюдая за ним. Мужчина, которому пришло в голову сказать то, что она услышала, женщине, выглядевшей как жертва стихийного бедствия, явно ненормален. Она решила отделаться шуткой.

– Я не могу допустить такой охоты, когда у меня пусто в желудке, – мягко возразила она.

– Хорошо, сейчас мы это уладим, – весело ответил он, продолжая орудовать у плиты.

Поскольку Тори еще не приобрела кухонного стола, они завтракали за импровизированным столом, устроенным из ящиков. Девон Йорк продолжал ее расспрашивать, и их разговор представлял собой нечто вроде своеобразного диалога.

– Вы любите домашних животных?

– Да, очень.

– У вас есть какое-нибудь животное?

– Нет.

– Под каким знаком зодиака вы родились?

– Господи, вы снова за свое.

– Но, согласитесь, что ваши односложные ответы не слишком содержательны. Так какой у вас знак?

– Телец.

– Теперь меня не удивляют ваши краткие ответы.

– Что вы хотите этим сказать?

– Все Тельцы таковы. Тихие, спокойные, они предпочитают односложные ответы. – Он задумчиво изучал ее. – Вообще-то я удивлен тем, что вам удалось немного расслабиться, у вас в самом деле было отвратительное утро.

– Да, это так.

Он усмехнулся:

– Но теперь вы обрели прежнее равновесие.

– Да, начинаю приходить в себя. Кстати, какой у вас знак?

– Стрелец, – как всегда весело ответил он. Сама не зная почему, она повторила это слово про себя, словно стараясь его запомнить.

– А чем отличаются Стрельцы?

– Своим обаянием. – Сказав это, Девон встал и отнес тарелки в раковину.

Она заметила с сарказмом:

– Да, от скромности вы не умрете.

Он открыл воду, продолжая убирать со стола.

– Конечно, нет. Рыцарю с робким сердцем никогда не покорить прекрасную даму.

– Вы снова за свое?

– Но я всегда такой.

Тори вздохнула. Она наблюдала, как Девон закатывает рукава рубашки – пиджак он сбросил на ящик еще раньше – и погружает руки в мыльную пену. Она поймала себя на мысли о том, в какой позе могла бы написать его, и тут же сердито отогнала ее прочь. Но у нее буквально чесались руки, ей хотелось немедленно сделать набросок углем или карандашом.

– Вы так рассматриваете меня, – заметил он.

– Просто рассматриваю сердце, изображенное на вашем рукаве, – спокойно объяснила она.

Он застенчиво улыбнулся:

– В мире нельзя спрятать две вещи: любовь и кашель.

– Вы сумасшедший.

– О, меня еще и не так называли.

– Наверное, они хорошо вас знали.

– Вот это да! С вашими односложными ответами и остротами вы просто неподражаемы!

– Что поделаешь – опыт, – словно со стороны услышала собственный голос Тори. – Опыт общения с мужчиной, достаточно острым на язык, чтобы обрезаться самому, – закончила она раздраженно, возмущенная собственной неспособностью отделаться от болезненных воспоминаний.

Неожиданно Тори поймала на себе испытующий взгляд его зеленых глаз. Взгляд был так красноречив, что она поняла, что готова переменить свое мнение о Девоне Йорке. Вот еще один субъект, который достаточно остер на язык, чтобы порезаться самому, подумала она и вдруг ощутила, как всю ее наполняет усталость. Девон быстро заговорил. В его глазах не было и следа поразившей ее проницательности, они снова искрились весельем.

– Я оттачиваю свое остроумие на бессловесных животных, – важно сообщил он. – Таким образом, я кажусь самому себе сообразительнее, чем на самом деле.

Эта чушь так поразила Тори, что, не успев напустить на себя равнодушный вид, она не выдержала и рассмеялась.

Он очень обрадовался ее реакции и, смешно взмахнув посудным полотенцем, отвесил ей низкий поклон со словами:

– Выходите за меня замуж, я вас очень прошу. – И добавил серьезным тоном: – Мне необходим ваш смех, и вы удивительно умеете слушать.

Тори молча смотрела на него.

– Я жду ответа, – напомнил Девон.

– Но у меня есть условие. – Тори помедлила и почти нежно сказала: – Я готова выйти за вас, если четвертого июля, в День независимости, в Майами выпадет снег.

– Ничего не скажешь, очень остроумный отказ.

– Я подумала, что он должен вам понравиться.

Девон задумчиво потер переносицу.

– У меня такое чувство, – сказал он, – что все это начинает походить на какое-то состязание.

Тори вдруг охватила досада. Что она наделала, зачем только впустила в свой дом этого Девона Йорка?

– Скажите, а вам не нужно возвращаться обратно, в свою пустыню? – осторожно спросила она.

Он улыбнулся:

– Нет, не нужно.

– А как же ваша работа?

– У меня гибкое расписание.

– Уж не рассчитываете ли вы поразвлечься здесь во время своего отпуска? – жестко спросила она.

– Мне бы такое и в голову не пришло.

Тори подозрительно уставилась на него.

– Я вам не верю.

– Я заметил, что вы вообще очень недоверчивы.

Она резко возразила:

– Я не слишком хорошо, знаю вас, чтобы доверять, но вполне достаточно, чтобы опасаться.

– Весьма вам благодарен за это признание.

Тори сделала вид, что не заметила его иронии.

– Хорошо. Возможно, у вас действительно много свободного времени, но мне совершенно необходимо заняться делами: распаковать вещи, привести в порядок дом – и потом приняться за работу.

– Чем вы занимаетесь? – поинтересовался он.

– Я – художница, – после небольшой паузы ответила она скучным тоном.

Он пристально взглянул на нее.

– В самом деле? И что вы пишете?

Тори снова недовольно отметила про себя, уже во второй раз, пытливый взгляд его необычных глаз.

– Главным образом пейзажи и натюрморты.

– И в большинстве этих ящиков – картины? Верно? – спросил он, взмахом руки обводя заваленную вещами комнату.

– Совершенно верно.

– О, да вы плодовитая художница.

Тори вскинулась:

– Я много работаю!

Но он уже снова переменил тему, загораясь новой идеей:

– Да ведь вам нужно помочь распаковаться!

– Нет-нет, – начала Тори, но он не дал ей договорить.

– Я могу собрать вашу кровать и расставить мебель, и никто лучше меня не умеет таскать ящики и вешать картины. Во дворе тоже много работы, а в подвале у вас протекает труба. У меня есть ключ от дома Филиппа – это недалеко отсюда, и я могу взять там инструменты и газонокосилку.

– Хватит!

Тори буквально задохнулась от внезапно охватившего ее панического ужаса. Она посмотрела на этого сумасшедшего, высокого, незнакомого ей человека и со страхом подумала, что он, пожалуй, собирается обосноваться здесь. Стараясь говорить спокойно, она все же решила его остановить:

– Видите ли, я очень ценю вашу помощь, но я привыкла сама о себе беспокоиться, и мне это нравится.

– Так было до моего появления у вас, – возразил он рассудительным тоном.

Тори боролась со своими чувствами.

– Но мне не нужна ваша помощь, – взяв себя в руки, отрезала она.

Ее слова огорчили его, но Тори не могла понять, было ли это огорчение искренним или притворным.

– Я хочу, чтобы вы позволили мне помочь вам, – произнес он печально. – Дело в том, что я сейчас совсем один, а кроме Филиппа и Анжелы, я никого в округе не знаю.

Тори чувствовала, что еще немного – и она уступит, но ничего не могла с собой поделать. И все из-за его улыбки, раздраженно подумала она, настоящей улыбки искусителя, в которой коварно соединились обаяние, неуверенность, озорство и вызов.

– Так я могу помочь? – с надеждой спросил Девон, заметив почти машинальный, безвольный жест ее руки.

Взглянув на него, она тихо, словно про себя, сказала:

– Ладно. А почему бы и нет?

– Потрясающе. Так вы Виктория?

– Что? – Она опять не понимала, о чем он говорит.

– Ваше имя – сокращенное от Виктории?

– Совсем нет.

– Интересно.

– Знаете что? – Тори потерла виски. От всего этого у нее разболелась голова. – Не могли бы вы мне оказать любезность?

– Только попросите.

– Уходите, пожалуйста.

Девон оскорбленно замолчал. Вздохнув, Тори сказала:

– Я не могу сегодня разрешить вам здесь остаться. В другой раз, возможно, но не сейчас.

Он подумал и недоверчиво спросил:

– Значит ли это, что я могу вернуться сюда к обеду?

Тори просто онемела от такого нахальства, но, взяв себя в руки, строго сказала:

– Если только принесете обед с собой или сами его приготовите.

Девон удивленно поднял брови:

– Спасибо за любезное приглашение.

– Пожалуйста. Спасибо и вам – за завтрак. До свидания.

С обычной своей веселостью Девон быстро опустил рукава рубашки, накинул пиджак и вышел, попросив на прощанье не сердиться на него.

Оставшись одна, Тори долго сидела, держа в руке недопитую чашку кофе. Машинально сделав глоток, она чуть не подавилась из-за внезапно охватившего ее приступа смеха. Прокашлявшись и перестав смеяться, Тори поднялась с кресла и поставила чашку на стол. Она думала о том, что для нее было бы лучше не продолжать знакомства с Девоном Йорком. Тори могла бы привыкнуть к нему, а поскольку она уже дважды имела возможность убедиться в том, что за внешностью этого беззаботного весельчака скрывается острый, проницательный ум, привыкнуть к обществу Девона Йорка было бы для нее в самом деле очень опасно.

В одиннадцать утра у входа раздался звонок. Тори подумала, что вернулся Девон, но она ошиблась. Открыв дверь, она увидела рассыльного, в руках у которого была огромная корзина красных роз на длинных стеблях, какие обычно дарят новобрачным. Такого количества цветов Тори никогда не видела. Еще не придя в себя от изумления, она отнесла корзину в гостиную и поставила ее на низкий столик у французского балкона, выходившего во внутренний дворик-патио. При этом она заметила, во-первых, что цветы были сделаны из шелка, и что, во-вторых, в них была вложена записка.

Это была небольшая карточка, заполненная по-мужски твердым, почти геометрическим почерком, выдававшим руку умного и практичного человека. Когда-то Тори пришлось в творческих целях, да и из простого любопытства, познакомиться с графологией, она увлекалась ею и теперь и, прежде чем прочитать записку, по привычке обратила внимание на почерк.

Тори подумала, что если бы не знала наверняка, кто написал записку, то никогда бы не предположила, что это почерк Девона Йорка. Писал явно очень умный, высокообразованный, немногословный, практичный и последовательный в своих поступках мужчина. Каждая черточка здесь дышала уверенностью в себе, твердостью, гордостью, граничащей с высокомерием, пунктуальностью, непогрешимой логикой, математическим расчетом, абсолютным самоконтролем.

В общем мало что напоминало ей в этой записке того обходительного незнакомца, который весело готовил для нее утром завтрак.

Тори нахмурилась и прочла записку. То были строки английского поэта Джона Донна:

 
Кто любит не до самого конца,
Тому подобен, кто выходит в море,
Чтоб испытать одну болезнь морскую.
 

Тори поставила карточку на полку камина и с минуту задумчиво смотрела на нее. Потом перевела взгляд на висевшее над камином зеркало.

Она увидела отражение женщины с длинными черными, как вороново крыло, волосами, свободно падающими на плечи и обрамляющими покрытое золотистым загаром лицо, придавая ему очертания сердца. На нем слишком большими казались глаза, обычно серые, которые могли быть то зелеными, то синими, то фиолетовыми, то карими. Чуть вздернутый нос тоже был очень хорош, хотя и не нравился самой хозяйке. Необычность ее внешности придавали слегка выступавшие скулы, унаследованные – так же, как иссиня-черные волосы и склонность к самоуглублению – от далеких цыганских предков.

Тори знала, что как две капли воды походит на свою прапрабабушку по отцовской линии, которая была цыганкой. Она бережно хранила ее портрет, написанный маслом, потому что чувствовала внутреннюю близость к этой женщине. Тори еще предстояло распаковать портрет и повесить его на стену.

Она снова придирчиво посмотрела на свое отражение. Как художница Тори не могла не знать, что красива от природы, но, как и всякая женщина, любила заниматься собой. Она подумала: как будет удивлен Девон, когда увидит ее снова. Жалкое, ноющее существо, каким она предстала перед ним утром, мало чем напоминало женщину, чье лицо отражалось сейчас в зеркале. Тори относилась к тем представительницам прекрасного пола, которые утром, встав с постели, выглядят отнюдь не лучшим образом. По утрам ее бледное, с безжизненным взглядом лицо никак не могло претендовать на особую привлекательность. Только после чашечки кофе и душа, походив немного по комнате, она начинала чувствовать себя по-человечески.

Это огорчало ее, потому что всю свою жизнь она старалась развеять распространенное мнение, будто бы все художники – рассеянные, вздорные существа, ведущие беспорядочный образ жизни и равнодушные к одежде. Тори гордилась своим умением логически мыслить, преданностью профессии художника, которой она занялась по призванию, и в то же время совсем не хотела быть «синим чулком».

Отступив назад, она продолжала изучать свое отражение в зеркале. Чересчур худа, критически заметила она про себя. В чем только душа держится! Хрупкость фигуры подчеркивал свитер ручной вязки из мягкой шерсти с отворачивающимся воротником типа «хомут». Тут похудеешь, подумала Тори. Напряженная работа, все время жара, к тому же она никогда особенно не заботилась о еде. Однако, несмотря на свою хрупкую внешность, Тори была сильной и настойчивой.